Любовь обязывала давать любимому человеку известную долю свободы, возможность выбора, даже если тебе самому от этой свободы и от этого выбора отчаянно-страшно, плохо и больно. Мысль о том, что Вигмар сейчас скажет, что, конечно же, он хочет детей настолько, что заведет себе наложницу, не была ничем обоснована. Муж даже не заикался об этом, а если и смотрел на других женщин, то Ригинлейв никогда этого не видела. Он ни словом, ни делом не давал понять, что ему мало жены, что он хочет воспользоваться правом, которое было дано мужчинам в их крае – иметь вполне открытых любовниц, детей которых можно было признать. И все же, мысль эта отчаянно пугала женщину, как если бы была озвучена не ею, а самим мужем. Как если бы ей было больно и страшно вдруг понять, что детей он желает куда больше, чем будущего с ней. Но Вигмар ничего подобного не говорил. Все, что Ригинлейв предложила, она предложила сама. Потому что любовь требовала давать любимому человеку изрядную долю свободы. И потому что княгиня хотела, чтобы муж был счастлив, даже если ей не придется разделить это счастье с ним. Хотя, пожалуй, сейчас это казалось не то, что недопустимым – вообще немыслимым.

Вот почему женщине сложно было даже доли секунды ожидать ответа Вигмара. Вот почему ей трудно было наедине со своими собственными мыслями. Вот почему она боялась сейчас увидеть в глазах супруга огорчение или разочарование. Она любила его. Она хотела быть с ним. Она не хотела никому его уступать. И она желала сделать его счастливым. И если для этого им был нужен ребенок, то ресурсы Ригинлейв вполне позволяли ей перевернуть вверх дном всю Аркону, чтобы какой-нибудь целитель исправил имеющийся у нее недуг, если такой недуг вообще существовал.

Как ни странно, но первые слова Вигмара были вовсе не о том, что следовало сказать ему раньше. Не о том, что о таких вещах договариваются не берегу и предоставляют возможность решения до заключения брака. Нет, в наивном мужском непонимании он говорил то, что сказал бы любой из этого простого, понятного и прямого, как палка, мира мужчин. Ты пила зелья против зачатия? Тогда, если мы захотим ребенка, просто начнешь пить для этого. В чем, собственно, проблема? И в иных обстоятельствах с иной женщиной это непонимание могло бы заставить рассердиться, но Ригинлейв замерла на мгновение, а затем засмеялась, чувствуя, как падает камень с души. Своей детской наивностью и представлениями о том, как просто решаются вопросы женских недугов, Вигмар был очарователен. И княгиня не могла бы не улыбнуться, даже если бы хотела. А кроме того, он обозначил это жизненно-важное «если». Если они захотят детей. Если им нужен будет ребенок. Если такая потребность возникнет. Не здесь и сейчас, не завтра, не потому что это необходимо, не потому что он мечтал об этом всю свою жизнь. Если им нужен будет ребенок, они найдут способ решить эту проблему, и то только в случае если проблема действительно существовала, а не являлась глубоко надуманной самой же Ригинлейв и давлением, которое на нее оказывали люди вокруг – и совет, и другие хэрсиры, и теперь уже вот даже и эльфы тоже. Женщина засмеялась, но из глаз ее невольно закапали слезы.

- Да, так и сделаем. Наверняка у лекарей обязательно есть какая-нибудь трава и на этот случай тоже, - отвечает она мужу, уверенно кивая, хотя и отлично зная, что не для всякого недуга можно было найти лекарство, но почему-то сейчас, хлюпая носом, Ригинлейв верит, что если им понадобится, то они непременно найдут и никто им не помешает ни за что на свете, - В конце концов, можно будет начать носить амулет, который дали мне эльфы. Наверняка они тоже кое-что смыслят в этом, - хотя об эльфах говорить хотелось и не особо, их таланты во врачевании не подвергались никаким сомнениям. Так что, может быть, это и впрямь поможет. Но вообще-то сейчас княгине кажется, что совершенно неважно, какой вариант они отыщут. Ведь отыщут обязательно.

- Не ругайся на них, - держась за руку супруга, просит ярл и качает головой, - Хорошо ведь, что мы с тобой начали этот разговор, - потому что если бы смолчали, это бы так сильно беспокоило Ригинлейв, что она надолго лишилась бы сна. Но теперь с каждым словом мужа ее отпускало, становилось легче дышать, думать, говорить и слезы очень быстро иссякли. Вигмар не хотел быть ни с кем, кроме нее. Вигмар не стремился к этому. И он готов был принять тот факт, что у них может и не быть своих детей вовсе, никогда. Для женщины этот факт не был потрясением и она не была из тех, кто считал, что предназначение женщины только рожать детей и тихо повиноваться своему мужу. Кажется, более того, она уже доказала, что это вовсе и не правда, ведь своего первого мужа Ригинлейв собственными руками отправила прямиком на тот свет. Она вполне видела их будущее с Вигмаром только вдвоем. Она даже, отчасти, желала этого будущего, но до этого разговора не в контексте детей, а в контексте желания, чтобы от них все отстали хотя бы при дворе. Да, Ругаланн пострадает, если так станется, что детей у княгини не будет. Но она все еще верна была своему слову. Если она умрет, не оставив наследников, ей сможет наследовать Асбьорн, а затем и его дети. И нет, это вовсе не было чрезмерной честью. Род Соларстейнов служил Ругаланну многие сотни лет. И никто не сможет позаботиться о нем так, как смогут владыки Йомсборга. Когда-то в будущем, если так станется, что детей у Ригинлейв и Вигмара и впрямь не будет, женщина предложит мужу брак между их племянником и дочерью Ормара. Ведь это укрепит права мальчика на престол, а равно – права их потомков. В жилах Ормара текла кровь Хорфагеров, а значит, и в жилах его дочери тоже. Это было значимо для легитимизации власти. Но пожалуй, Ригинлейв рано об этом задумалась. И пожалуй, она и впрямь верила в то, что у них с мужем будут свои сыновья, а может быть, и дочери тоже.

- Я так сильно тебя люблю, - отвечает женщина мужу, не находя других слов, чтобы выразить свою благодарность за все, что он сказал. Не находя других слов, чтобы передать ему то чувство, что сейчас заполняло ее целиком. И конечно, Ригинлейв поднялась из источника, ничуть не смущаясь собственной наготы, и села на край ванны рядом с мужем с тем, чтобы обнять его так крепко, как могла. Оставалось надеяться, что он не промокнет насквозь, ведь их путешествие только началось, а мир альвов обещал быть чудесным открытием, - Пусть Боги даруют нам детей. Но если нет, то я буду счастлива провести с тобой всю свою земную жизнь наедине, а затем вечность до самого Рагнарека в Вальгалле, - а в том, что они воссоединятся в чертогах Одина после смерти, ярл не сомневалась ни единого мгновения, - Все приходит вовремя. И любовь, и ее понимание, - она целует мужа, гладит его пальцами по щеке. Ригинлейв ничуть не сомневается в своих словах. Все произошло так, как должно было случиться. Они поженились, когда обстоятельства им позволили. И когда для них пришло время. Женщина вовсе не считала прошедшие без Вигмара годы бессмысленными, вовсе нет. Они сделали их теми, кем они оба теперь являлись, а это лишь укрепило их любовь и их веру друг в друга.

- Раз уж я все равно серьезно тебя намочила, может, примешь ванну со мной? Здесь хватит места на двоих, а твоим ранам, полученным в сражении с загорцами, тоже не мешало бы до конца зажить, - и к черту эльфов и их ожидания. Ригинлейв не волновало ничего, кроме мужа сейчас. А он был рядом, и она хотела, чтобы он забыл обо всех неудобствах, что причиняют даже зажившие раны.

Подпись автора

Ригинлейв никогда не думала и даже не пыталась размышлять над тем, что было бы, если бы они с Вигмаром поженились еще давно, например, придумав, как прикончить Святогора в ночи, чтобы никто ничего не заподозрил, или вообще поженились бы, будучи еще подростками. Не думала, потому что это все равно уже не случилось, да и не могло случиться в ту пору. Дочь ярла и будущего ярла ни за что бы не выдали замуж за младшего сына хэрсира, у которого не было особых шансов тоже стать хэрсиром. Признаться, ее и за хэрсира бы выдали только в случае, если бы она не претендовала на наследование престола своего отца, а в условиях, в которых находился Горм, безупречным вариантом для нее стал бы другой князь или хотя бы княжеский наследник. То, что Горм согласился выдать ее за Святогора было причиной для возмущений не только потому что отигнир было четырнадцать лет, что по меркам Ругаланна – сущий пустяк, но и потому что беловодский ублюдок не был ей ровней ни по титулу, ни по статусу, ни по древности и значимости своего рода. Это не вызвало громогласных осуждений и брошенных на тинге обвинений в нарушении сословных ограничений только по одной причине: за Святогором стоял Великий князь. Что стало бы, даже если бы Ригинлейв и Вигмар сбежали и поженились бы, следуя детской вере в то, что с уже свершившимся браком никто и ничего не сделает, и представить было страшно. Не только их отцы были бы в невероятной ярости, но и каждый хэрсир, сын хэрсира и просто добрый воин вполне себе решился бы бросить вызов Вигмару, а Вигмар в силу своего характера, ни за что бы не отказывался. И это только если Горм не убил бы его на месте, а Ригинлейв не запер бы в ее покоях до конца своих дней, пока ей не пришлось бы стать ярлом, если бы вообще пришлось.

Иными словами, все в их истории было правильным. Порой, ужасающим, отвратительным, трудным и болезненным, но правильным. Ригинлейв не могла стать женой Вигмара раньше. Ригинлейв вообще могла никогда в жизни не стать его женой, потому что в ее представлениях после замужества за Святогором так было бы лучше для всех. Для княгини, которая не будет вздрагивать всякий раз, как слышит мужскую поступь в своих покоях и для ее супруга, который будет вынужден смириться с тем, что в нем всегда видят мерзавца, убийцу, насильника и узурпатора, даже если это не имело к нему никакого отношений. Но с Вигмаром Ригинлейв не вздрагивала. И она не видела в нем Святогора, потому что не хотела бы увидеть ни за что на свете, но равно потому что он почти не давал ей поводов мыслями возвращаться к первому браку. И разве это не было подтверждением того, что их союз был благословлен богами, предками, но главное – их любовью?

- Я и не хотела, - улыбнувшись мужу, отвечает Ригинлейв, снова опускаясь в теплую воду, - Мысль о замужестве вызывала у меня не отторжение – самый настоящий ужас. Совет нередко намекал мне, а иной раз прямо говорил о том, что брак после окончания войны не подлежит обсуждениям, ведь он необходим для династии и Ругаланна, но я думала, что усыновить какого-нибудь ребенка или родить бастарда – вариант куда лучший, чем новое замужество. А когда ты предложил мне стать твоей женой, я… - она рассмеялась и покачала головой, - Моей первой мыслью вообще было сбежать немедленно и больше не видеться с тобой хотя бы пару лет. Потому что я не боялась тебя, но я и не представляла тебя на месте моего мужа, как не представляла и никого другого. Ужас первого брака все еще преследует меня, но ты стал тем, кто развеял много моих страхов и опасений. Боги даровали мне то, о чем я не смела даже мечтать. Не просто новый брак, но любовь и уважение в этом браке, - она потянулась к мужу и поцеловала его, - Ради этого стоило пройти все испытания. И я бы прошла их снова, если бы пришлось, - и быть может, была бы в этот раз умнее, не стала бы ничего ожидать, а прикончила Святогора, пока он спит. К драугам все правила и обычаи. Если так нужна была именно голова ублюдка, то голову бы она потом отрубила, чтобы предоставить в качестве доказательства всем сторонникам законной власти.

О чем подумал муж, Ригинлейв отлично понимает. Они были в разлуке достаточно долго, чтобы успеть соскучиться, и теперь, когда женщина чувствовала себя достаточно хорошо, она вполне могла позволить себе подумать о том, чтобы разделить с супругом радость любовных утех, пусть даже и не в их мире. Наверное, в этом даже было, что-то интригующее и заставляющее ощущать желание сильнее. Эльфы будут наблюдать? Как они с супругом уже успели понять, они в любом случае будут, с этим ничего не поделать, так не все ли равно? И не проблема ли это тех, кто наблюдает? Так что женщина весьма охотно ответила на поцелуй Вигмара, обняв его одной рукой за шею, а другой скользнув по его телу. И кто бы мог подумать, что все испортит эта их луна, так не вовремя осветившая ступени? И так ли обязательно было слушать эльфийский наказ и вылезать именно сейчас? Не подождет ли это еще немного? Но Вигмар, кажется, был серьезно настроен, и Ригинлейв не стала настаивать, а вместо этого, приблизившись к нему еще на мгновение, она игриво поцеловала его за ухом и легонько прикусила мочку уха, - Скоро вернемся на хутор и наверстаем все упущенное за прошедший месяц. Обещаю, - прошептала женщина, улыбнувшись, а затем коротко поцеловала мужа в губы, - И никакие эльфы нам не помешают.

- Думаю, что нам стоит хотя бы пройтись по улицам. Помнишь, мы хотели построить новую усадьбу на Мелфьорде? – вряд ли супруг и впрямь начал строительство без нее и вряд ли имел четкий план действий до наступления лета, - Архитектура эльфов удивительна. В основном, конечно, потому что она выстроена из подаренных им украшений, - женщина смеется, обнимая Вигмара за шею, пока он выносит ее из ванны, - Но все-таки, может быть, мы сможем присмотреть, что-нибудь и для себя тоже? И тогда у тебя будет самая удивительная усадьба во всем Ругаланне, такой еще точно никто не видел, - придется где-то купить много белого камня, а еще объяснить зодчему, что именно от него требуется, но Ригинлейв была уверена, что это не станет большой проблемой. Пригласят архитектора их Хольмгарда. Если уж он разбирался, что и как строить в столице, разберется и тут.

Эльфы не торопились появляться, а Ригинлейв не торопилась одеваться, позволив себе еще несколько мгновений объятий мужа, лишь после облачаясь в нижнее платье и во все многочисленные слои одежды, которые требовал от нее не только этикет, но и сезон тоже, ведь в Ругаланне все еще было прохладно. Лишь когда княгиня почти закончила и повернулась к супругу, прося его помочь ей со шнуровкой, в небе вновь появились искрящиеся крылышки эльфов, и вскоре маленькие существа уже взирали на них с нескрываемым любопытством.

- Вам стало лучше, ярл? – спросила переливистым мелодичным голоском Флора, - Целебный источник исцеляет все раны, даже душевные, но если провести в нем слишком много времени, исцеление будет… Буквальным. Вы просто забудете все на свете, даже как вас зовут, - отчего ей это кажется очень смешным и эльфийка хихикает, в то время как Ригинлейв переглядывается с мужем и мысленно благодарит его за бдительность. Только потери памяти ей не хватало для полного счастья.

- Согласно легендам Ругаланна, в Альвхейме правит господин Фрейр, а по иным источникам – Велунд. Это правда? И если правда, то можем ли мы с ними увидеться? – пожалуй, очень дерзкий был вопрос. Увидеться с Богами. Мыслимо ли? Но Ригинлейв казалось, что раз уж они все равно здесь и уже перешли границу реального, можно попробовать еще немного, - И еще, Флора. Скажи, пожалуйста, ваши архитектурные проекты… Есть ли возможность адаптировать их под Мидгард? Мы бы хотели построить нечто подобное…

- На Мелфьорде, где Вам очень понравилось, когда хэрсир Вигмар пригласил Вас туда перед свадьбой, - захихикала одна из сестер, и Ригинлейв смутилась снова. Залившись краской, - Да, - подтвердила она, коротко кивнув.

- Увидеться с нашим господином не получится. Его не только нет в Альвхейме сейчас, но и встреча смертных с Богами в этом мире может быть для вас опасной. Будет лучше, если это когда-нибудь и произойдет, то в Мидгарде, - задумчиво отвечает Флора, не такая уж глупая, как ее пытался представить отец, - Но… Что до нашей архитектуры, то я могу проводить вас к нашему зодчему. Может быть, он сможет помочь.

Подпись автора

Ригинлейв вежливо здоровается с местным зодчим, вертит головой во все стороны, разглядывая его макеты и миниатюры, и воистину поражаясь фантазии и умениям местных мастеров, если они могли не только изобразить такое, не только сделать в крошечном размере, который подходил только для комаров, но и построить на самом деле. Княгиня мало, что понимала в архитектуре и строительстве, годы войны и рассказы ее советников научили ее только отчасти разбираться в вопросах обороны и осады тех или иных крепостей, так что она наверняка и совершенно точно знала только одно: она желает, чтобы Фоборг был местом безопасным для их семьи, для Вигмара, для обитателей усадьбы. Предыдущая, обращенная в пепел, была построена еще по старым образцам, едва ли имея право называться крепостью. В Йерринге вообще была только одна настоящая крепость – на самой границе, и принадлежала она матери. Брускеруд в годы их мятежа сыграл огромную роль, будучи надежным пристанищем для всех мятежников, для всех тех, кто искал помощи и защиты. И хотя Ригинлейв не планировала допускать нужды в подобном в ближайшее время, будет хорошо, если дом ее супруга станет такой же неприступной твердыней, но вместе с тем той, что будет нравиться им обоим и вызывать желание посещать это место.

Ярл очень любила Хольмгард. Столица была связана с обилием теплых детских воспоминаний, со многими друзьями, со многими победами, со многими уроками. Она принадлежала ее роду на протяжении очень многих лет, и эту связь Ригинлейв тоже чувствовала, почти осязала всякий раз, когда задумывалась об этом. И крепость, и город были известны ей в каждой мелочи. Она была привязана к этому месту, она была рада всякий раз в него возвращаться, и она старалась сделать все, чтобы Вигмар тоже начал ощущать хотя бы малую толику той любви к Хольмгарду, которая заполняла женщину целиком. И все же, столица, какой бы прекрасной она ни была, не являлась проектом, возможностью и чем-то новым. Ригинлейв могла вписать в структуру города или крепости пару новых башен, могла расширить или сузить ров, могла заставить перестроить ворота или изменить их с мужем спальню. И в этом была своя прелесть. Но создание чего-то уникального, чего-то с самого начала, чего-то, чему дадут начало только они двое и что останется на века – эта идея захватывала женщину. Она старалась всякий раз одернуть саму себя, напоминая, что Йерринг принадлежит Вигмару и он должен решать, что там будет и как именно, но не всегда это давалось ярлу легко. И не потому что она была ярлом, а потому что она была женой.

Осторожностью и бережностью к своим крошечным конструкциям мужчина не отличался. В некотором смысле, даже напротив. И Ригинлейв испытывала чувство легкой напряженности, ведь ей казалось, что все эти строения, даже в миниатюре, были удивительными и невероятными чудесами мастерства, а значит, с ними никак нельзя было обращаться подобным образом. Но княгиня молчит, а вместо этого смотрит на попеременно представляемые варианты. Толком она не успевает рассмотреть ничего, так что хорошо было, что Вигмар остановил эльфа прежде чем тот придумал и решил показать, что-то еще. Они ведь только начали, а уже имели три разных варианта. К чему было торопиться?

- Я думаю, что такие масштабные строения – отличный вариант. Как ты считаешь? – спрашивает она супруга, желая, чтобы он сделал выбор сам, - Крепость на утесе, пристань неподалеку дадут возможность этому месту стать крупным торговым и транспортным центром, безопасным и надежным, это привлечет людей, наверняка вскоре Мелфьорд станет не одиночной крепостью, а городом. Только если ты захочешь, конечно, - потому что как хэрсир, Вигмар мог вообще прогонять всех, кто вздумал бы поселиться рядом, если ему хотелось, чтобы новая столица его удела была тихой и мирной, а не шумной и полной людей.

- А из всех вариантов мне больше всех понравился первый. А тебе? – эльф пыхтит под ухом, явно собираясь возразить, но не торопясь вмешиваться в разговор двух супругов, - Особенно это красиво, - она проводит пальцем по высокому мосту между башнями, находя в этом какое-то особое изящество. Привычно, строения в Ругаланне были этого изящества напрочь лишены, исполняя совсем иные функции, и наверное, Ригинлейв тоже следовало думать совсем об ином, - Наверное, такое и впрямь лучше у нас не строить. Не потому что невозможно, - и она выразительно посмотрела на зодчего, - А потому что оборонять такой замок может оказаться непростой задачей хотя бы потому что вокруг нет стен, а первый же заряд из требушета обрушит башню от самого основания, - впрочем, может быть, им не стоило загадывать так далеко? При жизни Ригинлейв никакой войны больше не будет, Мелфьорд никто не осадит, а значит, они могут позволить себе нечто прекрасное просто потому что оно прекрасное, а не потому что стойкое и неприступное.

- Рациональнее и надежнее всего будет второй вариант, - толстые тяжеловесные стены, такое же центральное строение, большой внутренний двор, в котором можно будет разместить важные технические и хозяйственные строения. Эта крепость не будет такой же красивой, но в ее могуществе и твердости не усомнится никто, а любой нападающий дважды подумает перед тем, как на самом деле нападать.

- Но третий вариант сочетает в себе все преимущества! – наконец, не выдержав, заявляет эльф и начинает крутить миниатюру из стороны в сторону, показывая все достоинства предложенного строения. Заткнуть зодчего оказывается не так уж просто. Уж больно сильно он хочет показать, что прав и что точно знает, что им там, в этом их Мидгарде, будь он неладен, подойдет больше всего.

[b]- Даин! [/b]– наконец, осекает его Ригинлейв, - А жить мы тоже будем в башне? Здесь же башни, башни, одни только башни, даже донжон в виде башни и такой маленький! – эльф точно теряется под напором, начинает, что-то лопотать себе в оправдание, а Ригинлейв в очередной раз одергивает себя, напоминая, что решать должен Вигмар, а значит, она сама должна воздержаться от комментариев категорично отрицательного характера. Сама женщина любила простор. Чтобы коридоры не были крошечной узкой полоской, в которой не разойтись двоим, а лестницы не представляли собой бесконечную спираль, если упадешь с которой, то точно свернешь себе шею. Но у Вигмара могли быть другие представления о том, как надо. И следовало дать ему решать, а не самой спорить с эльфом.

- Скажи лучше вот, что, - обращается женщина к эльфу, сама дивясь своей наглости, - Если мы найдем здесь у тебя подходящий проект, ты сможешь хотя бы ненадолго прибыть в Ругаланн в нормальном… Большом виде, - и эльф поджимает губы, явно недовольный такой характеристикой, - Чтобы научить наших зодчих, чтобы скорректировать проект в соответствии с местностью и чтобы помочь началу строительства. А мы взамен… Предоставим вам достаточное количество строительного материала. Я видела, у вас в ходу розовый кварц, горный хрусталь и янтарь. Мы добудем и передадим их столько, что хватит на пару городов. Как думаешь, можно это устроить? – да, пожалуй, стоило быть поскромнее в запросах, но они зашли уже достаточно далеко, так что почему бы не рискнуть еще. Судя по тому же, как Даин задумался, идея вовсе не претила ему категорически.

- Строить в ближайшее время нам все равно не из чего, проектов на ближайшее время ни меня, ни у моих подмастерьев нет. Чтобы сделать нас… Такими же как вы в Мидгарде, придется попросить благословения нашего господина, но я думаю, что это вполне возможно, да. И тогда мы сможем выстроить у вас там почти любую крепость, - он решительно вздергивает подбородок, вызывая у княгини улыбку. Она подходит ближе к мужу и берет его за руки, заглядывая в глаза.

- Что ж, выходит, осталось только выбрать.

Подпись автора

План их на глазах обрастал подробностями, уточнениями и деталями. К делу активно присоединился Вигмар, увидев потенциал у проекта, который понравился Ригинлейв, и вот муж уже представлял себе, как будет выглядеть его крепость, что можно сделать, чтобы она могла выдержать осаду и как именно надлежит ее строить. Опыт женщины в этих делах был совсем не велик, однако, она верила супругу и зодчему, так что если они говорили, что совместить твердыню и изящный, воздушный, светлый замок было возможно, значит, так оно и есть. И это радовало княгиню, заставляя ее чувствовать предвкушение от возможности взглянуть на еще одно чудо эльфийского мастерства, только теперь уже в их мире. Подумать только! То, что многим казалось просто детскими сказками, обещало стать реальностью для них. Реальностью, скорее всего, отнюдь не быстрой, но от того не менее впечатляющей. Ведь одно то, что они знали, каким будет Мелфьорд, когда все будет закончено, дарило Ригинлейв воодушевление, сильнее которого она давно уже не испытывала. Новые начала захватывали ее, а необычные вещи, явления, чужое мастерство, оживляли эмоции и чаяния, которые женщина давно считала утраченными, или похороненными под руинами той Ригинлейв, которая еще не знала бед.

- Скажу, что ты это отлично придумал. И если все выйдет, то у тебя будет самая прекрасная усадьба, - если такое грандиозное строение вообще можно было назвать так скромно, - Во всем Ругаланне. Я буду очень рада, - она улыбнулась мужу, в половину уха выслушивая болтовню эльфа обо всех технических деталях. Нет, наверное, подобный проект и не мог бы быть простым, ничего подобного женщина вовсе и не ожидала, но все-таки ей очень хотелось, чтобы у них все вышло и не через двадцать лет, а немного побыстрее. Магия эльфов, особенно в идее перетаскивания гигантских камней из каменоломен, наверняка должна была им в этом помочь. Или хотя бы попытаться, насколько подобное вообще было допустимо с учетом того, что альвов собирались пустить в Мидгард. Вдруг вообще так станется, что эльфам нельзя давать основы своего мастерства людям? С другой стороны, так много разных предметов из этого мира было у героев древности, да и не только древности, что было странным теперь ограничивать их не в магически полезных вещах, а в строениях, единственная магия которых, заключалась в их невероятной красоте.

- Спасибо, мы будем ждать, - отвечает женщина мастеру, смотрит на мужа, убеждаясь, что он не хочет уточнить ничего более, а затем выходит на улицу, - Ты только подумай! У нас в Ругаланне будет строение, которое превзойдет по своей красоте и силе все прочие, и никогда не сможет быть никем повторено! – в почти детском восторге говорит мужу Ригинлейв, а затем радостно смеется и целует его в щеку. Эльфы довольно наблюдают за общением супругов, из-за чего княгине кажется, что у них здесь не то любовь была под запретом, не то ее столь явные проявления, не то еще что-нибудь подобное. А может быть, до определенного возраста эльфы хранили целомудрие и потому так интересовались чужой личной жизнью? Прожить двести лет и ни разу не познать душевного любовного терзания, пожалуй, и впрямь было непростым испытанием. А раз так, то и сердиться на этих странных маленьких существ, вестимо, не стоило вовсе.

Вернуться домой теперь и впрямь было самое время. Ригинлейв кивает в подтверждение слов мужа, а затем переглядывается с ним и пожимает плечами. В твердости руки Вигмара она не сомневалась, в силе его меча тоже, а равно и в силе своих представлений о местной магии. Все здесь было странным, так что если эльфы говорили, что он перерубит ясень пополам, значит, наверное, так оно и будет. И спрашивать у них что-то, уточнять и убеждаться в правоте собственных мыслей, не имело никакого резона. Эти маленькие существа только и умели, что хихикать над ними, как над малыми детьми и вести себя так, точно Ригинлейв и Вигмар должны были сами понимать, что именно происходит и как это отразится на них самих. Но княгиня ничего не понимала, а домой уже хотелось, так что, недолго думая, женщина кивнула.

- Значит, Альдеринг, - улыбнулась она, - Мы подозревали, что с мечом Вигмара, что-то особенное произошло, но и подумать не могли, что его выковали эльфы, конечно же, - признается она вполне честно, испытывая теплые воспоминания о той истории, о том их неожиданном приключении и знакомстве, которого Ригинлейв в ту пору не видела таким, каким оно оказалось. Кто бы мог подумать, что вздорный мальчишка, вздумавший ее напугать, когда-нибудь станет ее мужем? И кто бы мог подумать, что она будет любить его больше всех иных живых существ на земле?

- Не потеряйте, хэрсир, он вам еще понадобится, - эльфийка подмигивает мужчине, а затем достает красивый яркий мешочек, высыпает ее на руку, и не спрашивая ни о чем, просто выдувает ее на Ригинлейв, а затем на Вигмара. Женщина успевает закашляться, попытавшись возмущенно отмахнуться от неизвестной субстанции, но ей в одночасье становится не до этого. Они в самом деле взмывают в воздух, точно как эльфы, в то время как девушки беззаботно хихикают, глядя единовременно на восторг и растерянность ярла. Но возмутиться она тоже не успевает, потому что забавные маленькие существа с крылышками перестают хихикать, хватают их с Вигаром за одежды и вовсе не лгут: в самом деле относят их в таком виде к ясеню, а затем посыпают очередной порцией порошка, так что вскоре князь и княгиня стоят на ногах.

- О таком лучше предупреждать, - многозначительно выражает свою мысль Ригинлейв, но уже понимает, что в случае с эльфами это дохлый номер. Они вообще не восприимчивы ни к каким замечаниям и критике, заведомо считая, что если ничего не знаешь – слушай, что тебе говорят. Впрочем, это сейчас женщину волнует меньше всего. Ясень перед ими хоть и не кажется непобедимым исполином, все-таки был вполне внушительным деревом, которое может быть несколько сложновато прямо-таки разрубить пополам. Но Ригинлейв никаких сомнений не выражает и рядить не собирается. Вместо этого она уверенно смотрит на мужа, улыбается и кивает ему, - Один удар. Ты справишься, - она коротко касается его плеча, а затем отходит в сторону. Эльфийки тоже явно готовятся к представлению, замерев в трепетном предвкушении.

Все, что успевает заметить Ригинлейв, когда меч сталкивается с деревом – яркую, искрящуюся всеми переливами вспышку прямиком из ясеня. Она выглядит удивительно, но еще прежде, чем княгиня успевает раскрыть рот и что-то сказать, ей кажется, что ее утягивает в мощный водоворот. В этом водовороте она видит смеющихся эльфиек, растерянное лицо мужа и его меч. И это все. Потому что стоит Ригинлейв моргнуть, как она чувствует свежий холодный ветер, а раскрыть глаза, так и звездное небо. И, конечно же, танцующих вокруг эльфов, которые, что-то пищали своими голосками, но теперь уже было не разобрать, потому что они с мужем вновь стали большими. Почему-то тошнило и слегка ломило кости. Кажется, их выплюнуло из портала слегка жестковато. С недовольным стоном Ригинлейв села на земле и грозно потрясла пальцем перед существами, что разразились очередным хихиканьем.

- Вот, кажется, мы и вернулись, - выдала она на выдохе, посмотрев на мужа, - Ты как? – сама она была точно лучше, чем когда они отправлялись, но точно хуже, чем когда только вылезла из источника, - Как бы там ни было, а это… Просто… Просто удивительно!

Подпись автора

- А мне понравилось, - заявляет Ригнлейв, улыбаясь, и поднимаясь с помощью мужа на ноги. Пару мгновений голова слегка кружится и ее пошатывает, но это лишь от падения и резкого подъема, пожалуй, никаких других причин для этого нет, потому что чувствует женщина себя прекрасно, а в свете всего, что они узнали, выяснили и получили в Альвхейме – еще и очень воодушевленной перспективами. Нет, не только похода, но и постройкой усадьбы, их с Вигмаром будущего и даже, как ни странно, его меча. Как можно было предположить, что вещь эта настолько волшебная, что даже происходит не из их мира? Это не могло прийти женщине в голову ни единого мгновения, а теперь выходило, что они тогда не только победили дракона, но еще и обрели магический артефакт, что было сравнимо с божественным благословением или чем-то вроде того. Ригинлейв теперь ощущала еще большую гордость и радость от своего подарка. Тогда, конечно, она меньше всего думала о его значительности, она просто не хотела оставлять своего друга по несчастью без оружия перед лицом смертельной опасности, но то, что прошли годы и то маленькое приключение стало для них чем-то куда более значительным, поражало воображение и заставляло женщину даже ощущать немного гордости по этому поводу.

- Невероятное путешествие. И невероятно то, что это оказалось так легко, да еще и с такими возможностями, - следовало признать, что эльфы оказались к ним удивительно дружелюбны, открыты и расположены. Жрецы так много рассказывали об их опасности, зловредности и жестокости, несравнимой с людской, потому что людские ограничения были им непонятны, что после этого путешествия Ригинлейв была близка к тому, чтобы признать, что некоторые служители культа и впрямь дармоеды, как любил говорить Вигмар. Что они вообще знали, если на самом деле эльфы показали им свой мир, исцелили княгиню, так еще и обещали прислать своих мастеровых?! Это вообще казалось нереальным, немыслимым и странным. Но если окажется правдой, то восторгу ярла не будет никакого предела, - Путешествие было удивительным, но ни одно, даже самое удивительное впечатление не пересилит мое желание быть с тобой этой ночью и любой другой, - шепчет она в ответ, а затем смеется в ответ на возмущение мужа поведением эльфов, которые явно одобряли такое завершение ночи князей и княгиней. Странно было думать, что целому эльфийскому народу может быть интересна их личная жизнь и их занятия. Но раз так, значит, они все равно не были вольны с этим ничего поделать, а потому Ригинлейв и не собиралась. Вместо этого она куда охотнее посвятит время мужу, их близости, их любви и утолению той тоски, что возникла за время их размолвки. Размолвки, которая уже казалась далеким прошлым, но которая по факту завершилась совсем недавно.

Возвращение на хутор вовсе не было ни опасным, ни сложным, только тревожным – не для них, а для ульфхеднаров, которые были убеждены, что потеряли ярла, а значит, в лучшем случае, им крепко влетит за недосмотр от Халбранда. Брат все еще не сдавался, пытаясь обеспечить ей должную безопасность, и убедить его в том, что Ригинлейв способна защитить себя самостоятельно, а в Ругаланне ей поистине не может ничего угрожать, было невозможно. Кажется, он до сих пор не простил себя за ранение, которое княгиня получила перед боем, и кажется, он до сих пор был в моменте, когда она чуть не умерла. Даже странно, что он отпустил ее сюда, не поехав вместе с ними, но если бы узнал, что его люди вновь упустили Ригинлейв и не обеспечивали ей должную безопасность, вне всякого сомнения, он придушил бы их собственными руками, - Я ему не скажу, - обещает женщина, подмигивает одному из ульфхеднаров, от того тот смешно смущается, вытягивается, как струна, но стоит княгине с князем зайти в дом, он тотчас же покидает его, оставляя только несколько слуг, отлично зная, что Ригинлейв с Вигмаром нужно уединение, а им всем нужно следовать рекомендациям хустру Рангрид и дать супругам побыть наедине столько, сколько им будет необходимо после долгой разлуки. И это ненавязчивое участие матери в их жизни в иное время могло бы напрягать Ригинлейв, но сейчас она была благодарна за то, что все знают, что нужно делать, а ульфхеднары не стоят под дверьми их спальни, готовые отражать неведомые угрозы, которых, и в этом женщина была абсолютно уверена, здесь не было вовсе.

Плащ Ригинлейв падает на пол, когда она откалывает фибулу, и служанка стремительно убирает его, а следом и туфли, которые княгиня тоже снимает, не находя необходимым ходить в обуви по застеленном шкурами деревянному и теплому полу. В доме натоплено, очаг полыхает мирным и спокойным огнем, здесь тихо, несмотря на скорый рассвет, чисто и уютно. Атмосфера вполне располагает к тому, чтобы провести время наедине друг с другом и служанки, что поспешно проверяют, даже не готовят, ведь не было сомнений в том, что все давно готово, спальню, ничуть не отвлекают. Они лишь зажигают свечи в комнате и занавешивают единственное маленькое окно, чтобы утренний свет не мешал уединению князя с княгиней. Теперь еще и с тем, чтобы эльфы не пялились на них через окно, но это известно лишь им двоим с Вигмаром, и пусть так оно и остается.

- Уверена, они поняли твои намеки и впредь будут деликатнее, - хотя в том, что не станут рассказывать мужу о том, что наблюдают за ними постоянно, и в момент их близости тоже. Но Боги свидетели, сейчас Ригинлейв совершенно все равно, она отвечает мужу на поцелуй, тянется еще за одним, чувствуя, как одни только эти самые поцелуи подогревают в ней желание. Служанки расторопны, так что вскоре за ними закрывается дверь, а та из них, что остается, только и успевает, что помочь госпоже снять верхнее платье и так же незаметно раствориться в рассвете, получая возможность отдохнуть в доме прислуги, ведь в ней ярл и ее муж не буду нуждаться еще достаточно долго. Дом был полностью в их распоряжении, и сама возможность остаться с мужем наедине, не думая больше о том, что кто-то ожидает, нужно, что-то немедленно решить, куда-то идти, а в коридоре уже скопилась очередь из просителей, давала Ригинлейв блаженное ощущение отдельного мира, где были только они с Вигмаром, их желания и их собственное время, неограниченное ныне ничем. Они уже сделали достаточно. Они уже спасли Ругаланн. Они имели право побыть только вдвоем.

Ярл целует мужа снова, на этот раз куда более уверенно и настойчиво, выражая, как сильно она скучала и как сильно она желала его. Для этого больше не нужны ни слова, ни витиеватые фразы. Только тепло прикосновений, близость тел и жар поцелуев. Снимая с мужа рубаху с тем, чтобы отбросить ее на пол, Ригинлейв покрывает короткими поцелуями его шею, плечи и грудь, скользя руками по коже. Она не тянет его в спальню – к чему спешить, когда у них в распоряжении целый дом и бессчетное количество времени? Вместо этого Ригинлейв упирается спиной в стену, обнимая Вигмара за шею и вновь приникая губами к его губам, вовлекая его в терпкий поцелуй их страсти, коим она недвусмысленно выражала все то, чему не хотела сейчас искать никаких слов.

Подпись автора

Находясь в Хольмгарде одна долгие недели, Ригинлейв думала, что так сильно не хватать Вигмара ей, наверное, больше не будет никогда. Если он вернется, то она попросит его больше не оставлять ее одну так надолго. А если не вернется, то придется учиться жить без него, это не будет простым, но со временем эта тоска, эта боль, это острое желание быть рядом с ним, непременно станет слабее. А значит, те самые дни, которые она жила в столице без него, были самыми худшими. Но так ли это на самом деле? Этот вопрос Ригинлейв задала себе лишь сейчас, когда каждое новое прикосновение мужа, близость его тела, его поцелуи, пробуждали в ней чувства и ощущения, которые она так долго пыталась прятать, не давая им взять над собой верх. И в эти мгновения их томной близости, их неспешного, тягучего удовольствия, тлеющего огня, который вот-вот должен был сорваться в бушующее пламя, ярл чувствовала тоску по мужу, как сильно она по нему скучала, как сильно желала быть рядом с ним, особенно остро. Скучала не только по прикосновениям и поцелуям, по огню, что охватывал все тело, заставляя выгибаться и навстречу ласкам, и навстречу поцелуям, кусая губы в попытках сдержать хриплые вздохи и чуть слышные стоны, скучала по самой возможности Вигмара быть рядом с ней. Говорить, обсуждать планы на будущее, находить общие занятия и даже просто, не видевшись весь день по какой-то причине, спрашивать, как прошел день и что нового в нем было. Эти простые человеческие радости не были им доступны, и только сейчас Ригинлейв осознавала, насколько сложно, невыносимо это было. И вряд ли один день, проведенный даже в порывах страсти и любовной близости, был способен всецело это изменить. Княгине нужно было больше. Времени, ласк, разговоров, планов, мыслей и просто прикосновений. Она скучала невыносимо сильно. И сердце, бешено бьющееся теперь в груди, было тому самым лучшим подтверждением из всех доступных.

Ригинлейв совершенно все равно, где именно они будут заниматься любовью. Возьми ее Вигмар хоть у этой самой стены, в спальне, на полу, на столе, или где бы то ни было еще, желание ее сейчас столь же нестерпимо, как и его. Не имеют значения места, имеют значение только они двое, только их страсть, только их возбуждение, захватившее теперь целиком и полностью, отдающееся ожогами каждых новых прикосновений, которые они дарят друг другу, поцелуев и объятий, которых не хотелось размыкать ни на секунду. Ригинлейв стонет под ласками мужа, что готовят ее к первым мгновениям их долгожданной близости, ерзает по деревянной плоскости стола, проклиная камизу, которая прежде оставляла место воображению, а теперь лишь мешалась, вынуждая тратить драгоценные секунды на то, чтобы поднять ее достаточно, чтобы она не была такой явственной помехой. Одежда теперь вообще кажется излишней, как тогда, в их первый раз на «Кабане», когда и раздеться было нельзя, и одетым оставаться – невыносимо. По счастью, теперь они были не на палубе корабля, а в теплом и пустом доме, где могут наслаждаться друг другом столько, сколько хватит сил, не опасаясь ни чужих домыслов, ни осуждения, ведь они были мужем и женой, на пути у отношений которых не встало даже трижды проклятое Беловодье, что уж говорить о каком-то никчемном куске одежды?

Ригинлейв сладко стонет, едва ощутив мужа в себе. Ловит раскаленный воздух губами, замирая в первых секундах наслаждения не только физического, но и вполне ощутимого эмоционального, потому что их любовь теперь делает эту близость куда как острее, удовлетворяя не только физические потребности, но и утоляя тоску, взращенную непременным желанием увидеть, прикоснуться, заговорить, обменяться взглядами. Женщина подается вперед и целует мужа – неторопливо, глубоко, страстно, подтверждая равно свое нетерпение и свое знание того, что никто их не побеспокоит, никто им не помешает, никто больше не отвлечет их друг от друга, по крайней мере, в ближайшие дни.

Сокрушительное удовольствие под ласками мужа, его нетерпеливыми толчками, не заставило себя долго ждать. Блаженное наслаждение заставило княгиню застонать, запрокинув голову, не сдерживая себя ни капли. Даже если их слышал кто-то за пределами дома, кому вообще было какое бы то ни было дело до того, как краснеют служанки и силятся сохранить самообладание ульфхеднары, с куда большим удовольствием оказавшиеся бы сейчас со своими женами, или на худой конец – все теми же служанками, рабынями или горожанками, не жадными до женской ласки? Ригинлейв, глубоко дыша, откидывается на спину, упершись на локти, прикрывает глаза и на какое-то время отдается неге и кратковременной усталости. Она неторопливо и мягко отвечает на поцелуй мужа, касается пальцами его щеки, а затем вновь садится с тем, чтобы удобнее было смотреть мужу в глаза, ловить его слова, поцелуи, прикосновения и жар его тела.

- Это было непередаваемо… - она улыбается, затем игриво кусает мужа за губу и скользит пальцами по его груди, - Как же мне хорошо с тобой… - шепчет Ригинлейв, обнимает Вигмара и прижимается губами к его щеке, все еще чувствуя отголоски пережитого наслаждения, - Я безумно по тебе скучала… Не уходи так надолго больше. Хольмгард без тебя пуст и мне… - она чуть отстраняется, вглядывается ему в глаза, - И мне без тебя тоже пусто. Я скучала по нам. По возможности говорить с тобой, обнимать тебя, делить с тобой постель и отведенное нам время. Не хочу даже думать о возможности нового расставания и о том, чтобы так надолго остаться без тебя, - где-то в груди еще болело от этого их расставания, от недомолвки, от непонимания, от многих неверно подобранных слов. Женщина обещает себе, что впредь будет с ними осторожнее. Но сейчас в ее взгляде – бесконечная любовь и привязанность к мужу, а равно столь же бесконечное желание быть с ним так долго, как им отвели норны.

- Люблю тебя, - она целует его за ухом, - Люблю тебя, - в шею, - Люблю тебя, - на пару мгновений задерживается на плече, а затем, наконец, соскальзывает со стола и идет к кувшину с вином на маленьком столике в углу. На ходу Ригинлейв стягивает с себя нижнее платье, оставаясь одетой только в рассыпанное золото собственных локонов, переливающихся в свете огня очага. Княгиня наливает по кубку вина себе и мужу, а затем возвращается к нему и протягивает один, делая пару глотков из своего.

- Я тосковала по тебе. И нуждалась. И всегда буду.

Подпись автора

До Вигмара Ригинлейв и не подозревала, что способна на такую сильную любовь. Она привязывалась к людям, многих из них она называла дорогими себе, и так оно и было, вне всякого сомнения, ведь даже после пережитых боли, предательства, страха и ненависти в браке с беловодцем, женщина не очерствела настолько, чтобы начать видеть в людях лишь средство достижения своих целей. Она любила мать, давно мертвого отца и еще более длительно мертвого брата, она любила Хельгу, как свою подругу и Халбранда, как своего названного брата. Она любила Асхильд и Асбьорна – любила, заботилась и делала все, чтобы в этом жестоком мире они не чувствовали себя покинутыми и лишенными самых простых радостей только потому что были мертвы их родители. И все же, настоящую любовь Ригинлейв познала в тот день, когда призналась самой себе и Вигмару в том, что давно уже должно было стать очевидным: она любила его. Всем своим сердцем и всей своей душой. Любила его любовь к Ругаланну, воинскую доблесть, смелость, преданность, принципиальность и лояльность идеалам, в который он верил. Любила его вспыльчивость, конфликтность, эмоциональность, излишнюю, порой, самостоятельность, которая доставляла ей неприятности. Любила его в хорошем настроении и плохом. Любила, когда он вот так смотрел на нее, но любила и когда он на нее сердился. Любила, даже когда чувствовала себя виноватой перед ним. Любила, когда он не хотел ее видеть и уязвлял ее, как ярла, которая приехала мириться, несмотря на свой титул, но была отвергнута. Просто это чувство отныне не было связано ни с какими событиями вообще. Ригинлейв просто признала в себе это чувство, жившее в ней уже давно. Признала и нашла в этом свое счастье, которое не хотела теперь отпускать, и которое сейчас переполняло и ее саму, и весь дом, принадлежавший только им двоим и никому больше.

Она охотно отзывается на призыв мужа, делая еще пару глотков из кубка и отставляя его на стол с тем, чтобы сесть к Вигмару на колени, поддаваясь его игривому настроению, его ласкам и его словам о том, что ей не придется больше по нему скучать, потому что они будут вместе. Она тепло смеется в ответ на его похвалу, ничуть ее не смущаясь, вглядывается в глаза и подставляет лицо его поцелуям, находя в этом особенное удовольствие, выраженное не столько в физическом наслаждении, сколько в той уютной близости, что оно давало, - Пусть так и будет. Хочу быть самой красивой, самой веселой и самой хорошей для тебя, - улыбается Ригинлейв, скользит пальцами по плечу мужа, а затем целует его в угол губ, проявляя свою к нему нежность и тепло, от которого сжимало сердце.

- Еще нет, но уверена, ты мне непременно расскажешь, - смеется княгиня, хотя Боги свидетели, ей было довольно того, что они могут вот так сидеть, говорить, касаться друг друга и наслаждаться обществом, которое еще недавно было невозможным, а теперь казалось необходимым, как сам воздух. От этого чувства воистину захватывало дух и билось быстрее сердце.

- Что ж, - очень серьезно говорит женщина, вглядываясь в глаза супруга, - В таком случае знай, что нам придется потратить здесь недели перед набегом, потому что я не готова отказаться от тебя раньше ни на одну минуту, - она улыбается и в подтверждение своих слов целует мужа и обнимает его за шею, наслаждаясь равно его близостью и теплом его кожи, - Так что, возможно, мы даже чуть опоздаем к Даину. Но обязательно обсудим с ним план усадьбы. Она должна быть великолепной. И я буду очень рада разделить ее с тобой всякий раз, когда ты сочтешь это уместным, - после уединения супруга в Фоборге и думать не хотелось о том, что он может уехать туда один снова, но во-первых, княгиня отлично знала, что каждому нужно личное пространство, сохранение личных интересов и возможность иногда побыть одному, это вовсе не обижало ее, ни как любящую женщину, ни как жену, а во-вторых, даже если так станется, что у Вигмара вновь появится повод желать быть вдалеке от нее – хоть Ригинлейв и пообещала самой себе, что такого не случится – пусть это не будет едва живой временный дом, который не только не был комфортен, но и был попросту опасен даже в случае нападения разбойников, не говоря уже о теперь эфемерных, а тогда вполне реальных, врагов. Неважно, в мире они и идиллии или ссоре. Ярл желала, чтобы муж ее был в безопасности. Ведь они помирятся в любом случае. Но за это время с ними обоими не должно случиться ничего дурного.

- Возраст Асбьорна это вполне ему позволяет, думаю, что идея прекрасная, - она целует ладонь мужа, гладящую ее по щеке, а затем и впрямь задумывается на счет Асхильд, полагая, что оставлять ее одну, когда они все уплывут в набег, будет не просто несправедливо, но и попросту жестоко к ней. Какие подарки ни пообещай, какие слова ни скажи, а все равно оставишь маленькую девочку в обиде на то, что ее бросили самые близкие и родные люди, которых она очень любила и которые уж точно не должны были ее так предавать и так с нею поступать. И Ригинлейв не собиралась. Во всяком случае, точно не раньше, чем убедится, что Асхильд вовсе не останется не обиженной, ни брошенной, ни преданной своей же семьей.

- А что если… - женщина замолкает на пару мгновений, прижавшись к груди мужа щекой и успокаиваясь биением его сердца прямо под ухом. Она скользит пальцами по его коже, но какое-то время мысли ее далеки отсюда, - Что если мы вовсе не оставим ее скучать одну в усадьбе и вовсе не предадим ее чаяния и стремления? – Ригинлейв помнит себя ребенком. Помнит, как грустно ей было, когда все уходили в набег, братья тоже, а она оставалась одна в Хольмгарде и занималась какой-то скукотищей – учила буквы, цифры и карту Ругаланна. Хвала Богам, что родители все-таки заставляли, а то быть ей теперь ярлом-неучем, не знающим ни своего края, ни своих подданных, ни обычаев, ни нравов родной страны.

- Что, если мы просто доверим ей что-то более ответственное? – воодушевляется княгиня, - Ведь князя и княгини не будет в столице. Кто будет ее защищать? И кто будет управлять делами, командовать советниками и разрешать дела города? – ясное дело, что Рангрид, но мать легко уступит «влияние» девочке. И с тем, чтобы ее занять, и с тем, чтобы научить, и с тем, чтобы мягко направить, - Кто, наконец, объедет с визитами бондов, соберет жалобы и отреагирует на них? Кто будет принимать свободных жителей Ругаланна и выслушивать их просьбы в медовом зале? Кто, наконец, будет носить мой княжеский венец и сидеть на престоле Хольмгарда? Ясное дело, что чрезмерные порывы Асхильд чуть перенаправит Рангрид, но в остальном, вряд ли со столицей и Ругаланном что-то случится из-за того, что им управляла двенадцатилетняя девочка. Посидит в совете, поколотит казначея деревянным мечом, послушает нытье бондов, навестит хэрсиров в паре десятков новых платьев, проследит за строением храма Фригг, испрыгает нам всю кровать в княжеских покоях, перемеряет все мои украшения, прикажет «украсить» престол петроглифами, изготовить себе три десятка игрушек и заколок. Поучится управлению усадьбой на примере самой большой из них во всей стране. Мать поможет, объяснит и расскажет. В будущем ей, в любом случае, это пригодится. Да и впечатлений наберется на месяцы вперед, так что как бы Асбьорну не пришлось ей завидовать, - Ригинлейв улыбается, поднимая вопросительный взгляд на мужа, - Как думаешь, это достаточно ее увлечет? Может мы позволить себе такую шалость на время отсутствия?

Подпись автора

Все слова и мысли Вигмара были удивительным образом созвучны с ее собственными. Ригинлейв не хотела с ним расставаться, не хотела его оставлять, не хотела быть одна в Хольмгарде, как он не хотел быть один в Йерринге. И сейчас, когда тепло, а не боль переполняли сердце женщины, она хотела сотню раз повторить, что мужу никогда не придется быть там одному. Что на длинном мосту, опасно свесив ноги вниз, сидеть они будут вместе. Что все обзорные площадки обязательно посетят месяц за месяцем, ведь с любовью Ригинлейв к закатам и рассветам, которые привели ее в чувства после потери сестры, на каждую обзорную площадку уйдет отнюдь не один день. Что она будет всякий раз радоваться, приезжая в усадьбу Вигмара, как радовалась, когда они ехали в Ростунгхейм, а Вигмар показывал все, что он любит дома и все, что ему нравилось. И теперь княгине казалось, что не так уж и невозможно, что если они сами выстроят Мелфьорд, он тоже с течением времени станет дорогим местом для супруга. Нет, для них обоих. Как что-то, что они создали вместе. Придумали, устроили план, как это реализовать и построили крепость, которая, как символ их двоих, простоит на этом месте веками, намного переживет их самих, и навсегда войдет в историю Ругаланна, как величие их любви, величие Ругаланна и Величие их семьи, и совершенно неважно, кто и какую фамилию в этой семье носит.

- Я разделю с тобой и Мелфьорд, и с радостью буду смотреть за поселением, что раскинется под ним, я увижу с тобой тысячи рассветов и закатов, я буду наблюдать красоту этого места и любить его, как твой… - она улыбнулась и осеклась, - Как наш с тобой дом. Он займет в моем сердце место ничуть не меньше Ругаланна, но, конечно, намного меньше, чем занимаешь ты сам, - женщина целует супруга куда-то в шею, прижимается к нему, ловя тепло его тела и кожи. И в эти мгновения ей так хорошо рядом с ним, ей так спокойно, ей так радостно от того, что они снова вместе. И ссора оказывается где-то далеко позади. Так далеко, что это уже, вроде бы, и неважно вовсе, - После того нашего разговора, - который, быть может, и не следовало вообще вспоминать, хотя бы потому что он причинил им обоим слишком много боли, - Я думала, что я вообще больше никогда не поеду в Фоборг, даже если мы помиримся, - а в ту пору в этом на самом деле были обоснованные сомнения, - Но теперь идея Мелфьорда захватывает меня так сильно, что я жду прибытия эльфов, как дети ждут подарков на Йоль, - смеется Ригинлейв, стирая последние капли сомнения одним тем, что могла теперь смеяться над ссорой и всем, что было с нею связано, - Уже представляю, каким большим, высоким и величественным он будет. Нам обязательно понравится, - Вигмар мог, пожалуй, не согласиться. Ведь женщина отлично знала, что ему нравился Ростунгхейм и что ее подарок в виде своего удела вовсе его не радовал. Муж воистину был бессребреником, далеким от идей власти и от стремления к ним. И тем больше вызывал желание дарить и отдавать ему. Не только, как жена, ведь для этого Ригинлейв хватало ее бесконечной любви к нему. Но и как ярл тоже, ведь она нечасто встречала людей, которые были бы ей безоговорочно верны и при этом следовали своей искренней привязанности, а не своей жажде, что-то получить взамен.

- Я так сильно тебя люблю, - отвечает Ригинлейв, чуть приподнимается и гладит мужа по щеке в ответ на его признание о том, что мир ему нужен только с нею, - И всегда буду рядом, - ведь мыслями своими женщина была с ним и в Фоборге тоже. Мыслями тревожными, но от того не менее значимыми. Муж был ей дорог. Она не желала терять его. И в ту пору не было ничего важнее. А теперь не было ничего важнее их двоих и их семьи, в которую, конечно же, входили и Асбьорн с Асхильд.

Признаться, Ригинлейв приятно было, что муж советуется с ней в отношении племянников. Она не была им кровной родственницей, но зная, что они пережили, как пережили и многие дети Ругаланна, старалась сделать все возможное, чтобы смягчить последствия потери деда и родителей не только подарками, которые княгиня не переставала отправлять по всему северу, но и участием, заботой и любовью, которую ярл испытывала. Да, во многом, потому что это были люди, дорогие самому Вигмару, но вместе с тем и потому что очарование Асбьорна и Асхильд подкупало, и потому что они с детской непосредственностью принимали ее расположение и даровали свое в ответ. Ригинлейв старалась не перегибать палку, ведь дети были вверены их дяде их матерью, отцом и дедом, но ей нравилась возможность общаться с ними, участвовать в их воспитании и делать все возможное, чтобы в новом Ругаланне они нашли свое место, а их родителям и предкам не было никакой нужды о них тревожиться, потому что они с Вигмаром за ними присмотрят и ни за что не допустят, чтобы случилось хоть что угодно дурное.

В походе за Асбьорном они будут наблюдать все время, хирдманы и ульфхеднары в этом помогут. Асхильд в Хольмгарде уж точно ничего угрожать не могло вовсе. Здесь и без того не обижали детей понапрасну, а уж племянницу ярла никому не пришло бы в голову тронуть даже пальцем, особенно, когда Ригинлейв официально заявит двору, что девочка теперь за ярла. Мудрое наставничество Рангрид не позволит случиться непоправимым ошибкам, к тому же, с матерью Асхильд была знакома еще с Брускеруда и всегда отзывалась о ней тепло и без намека на какой-либо негатив. Ригинлейв знала, что детей не обижали в обители матери. Потому что мать была воплощением любви и милосердия Фригг. И многие из тех, кто пережил мятеж и быстро забыл его, пережили и забыли именно благодаря Рангрид.

- Ничего страшного, я сторгуюсь с ней за гору пирожных, - смеясь, обещает Ригинлейв. Она и впрямь надеялась, что Асхильд понравится эта идея, а то, что она будет пару месяцев ставить Хольмгард на уши, так это вообще ничего страшного. Переживут, привыкнут и справятся, - И мне нравится, когда ты так говоришь обо мне… Нравится, быть их родственницей, не чужим человеком и женщиной, которой позволено о них заботиться. Для меня большим удовольствием стала возможность быть не только твоей женой, но и частью твоей семьи, - она улыбается мужу, хотя по первости не понимает о каких шалостях он говорит. Поцелуи вовсе не кажутся шалостью, а лишь доставляют удовольствие, как и любое прикосновение мужа, но щекотка едва ли была ожидаемой. И щекотки княгиня боялась, да еще как.

- Эй! Такие игры против правил! – хохочет она, силясь увернуться от пальцев мужа и избежать щекотания, - Я с детства боюсь щекотки! – добавляет она, смеясь, визжа и пытаясь уклониться. Так можно было дождаться и того, что ульфхеднары прибегут, чтобы убедиться в том, что с Ригинлейв все хорошо, а убедившись – смутиться, ведь предполагаемые для князя с княгиней занятия точно не подразумевали визга и хохота на весь дом, - Нравится, нравится, только пусти! – просит Ригинлейв сквозь смех и, наконец, вскакивает с колен мужа, отходя всего на шаг и силясь восстановить сбитое в хохоте дыхание, - Какое возмутительное… Неуважение… К своему ярлу, Вигмар! Разве можно приводить княгиню в такое состояние своим мальчишечьим хулиганством?! – она пытается изобразить серьезный тон, но вместо этого не сдерживает еще пару смешков, прежде чем успокоиться окончательно и всецело.

Успокоившись, но не спустив с губ улыбку, женщина повернулась к Вигмару, накрутила прядь волос на палец, прикусила губу и поманила мужа к себе, вместе с тем отступая к шкурам неподалеку от горящего, но не пылающего очага, - Идем. Я порадую тебя другими шалостями. Они порадуют нас обоих.

Подпись автора

Долгая и счастливая жизнь и впрямь была у них впереди. Ригинлейв верила в это и теперь, когда им ничто не угрожало, когда все, что могло уничтожить их в одночасье, осталось в прошлом, а все кошмары начали забываться, она знала, что так и будет. Да, они с Вигмаром проживут долгую, удивительную и счастливую жизнь. Не без споров и ссор, не совсем без обид и тревог, но все-таки полную любви, взаимного уважения и тепла, которое сейчас переполняло сердце княгини, исцеляя ее подобно тому, как физические ее раны исцелил волшебный эльфийский источник. И пусть все, что мешало им, останется позади. И пусть любовь их и впрямь продлится до самого радужного моста, чтобы вместе с ними быть запечатленной в вечности. Глупо, наверное, было думать об этом вот так и прямо сейчас. Ведь у них было долгое и счастливое будущее, реализация всех их больших планов, а смерть… Нет. Они не будут ее бояться. Но они не будут и желать ее слишком уж скоро.

И сейчас, смеясь и кривляясь, они воспевали жизнь. Полную, счастливую, яркую и лишенную всех тех страхов и тревог, которые они вместе пережили еще со времен мятежа. Ригинлейв чувствовала себя счастливой в каждом мгновении, и была благодарна Вигмару за это, потому что никто не мог сделать ее счастливее, никто не мог понять, почувствовать и разделить ее ощущения так, как мог только он один, - Так уж и любое? – спрашивает она его, не скрывая улыбки, - Помнится мне, что хэрсир Йерринга, будучи еще хэрсиром Йомсборга, не больно-то отличался послушанием и готовностью принять от своего ярла наказание, даже если оно не было таким уж страшным, - смеется она, помня, как Вигмар поник, едва она сказала ему, что тот пойдет к жрецу просить выявить порчу. Хвала Богам, что они сходили вдвоем, потому что проклятие и впрямь нашли, и ничего хорошего им всем это не сулило. Даже если магическое воздействие распространялось только на Вигмара, это было важно и для Ригинлейв тоже. Уже тогда. Ведь она боялась его потерять, хотя еще и не понимала причину для этого. Боги свидетели, они были так слепы, что пророчицу следовало поблагодарить одно только за то, что она позволила им обоим прозреть и увидеть друг друга не ярлом и хэрсиром, а двумя любящими людьми.

- Не волнуйся, эти шалости тебе наверняка понравятся, - с хитрой улыбкой обещает Ригинлейв, - Они точно приятнее визита в храм к жрецу за снятием порчи, - она снова легко смеется, давая понять, что это не станет поводом для их спора о ценности жрецов, потому что княгиня явно не о том сейчас намеревалась думать и вовсе не к тому привлекала внимание. К счастью, Вигмар хорошо ее понял в очередной раз, и еще прежде, чем женщина успела склониться к мужу сама, он уже держал ее в своих руках, располагаясь на шкуре, а ее располагая на себе. И теперь прикосновение теплой кожи, близость мужа, возможность вновь касаться его, смотреть ему в глаза и чувствовать его поцелуи – все это распаляло женщину, как если бы не было первой краткой вспышки удовольствия, в котором Ригинлейв нуждалась и по которому скучала в отсутствие Вигмара.

- Да, эти. Ты такой догадливый, - в полголоса произносит ярл, а затем игриво кусает мужа за губу, прежде чем вовлечь в неторопливый, глубокий поцелуй, явно не походящий на шалость, но от того не менее приятный теперь, когда им и впрямь не нужно было думать ни о чем, кроме как друг о друге, о том, как доставить друг другу удовольствие и сделать этот день поистине незабываемым. Они заслужили это после всего, через что прошли за последний месяц. И неважно, шла ли речь о сражении у Хольмгарда и в Эгедале, или об их ссоре, которая по степени разрушительности для Ригинлейв была сравнима с самой настоящей войной.

Но сейчас это все теряло свое значение. Прикасаясь губами к коже супруга, скользя руками по его телу и ощущая его пальцы, сжимающие ее бедра, она не думала ни о чем, кроме них двоих, их чувств, их ощущений, их наслаждения друг другом. Наслаждения полностью отличного от того, что они испытали на палубе корабля. Тогда Ригинлейв еще могла попытаться убедить себя в том, что все случившееся – попытка удовлетворить то бесконечное пламя чувств, что они испытывали после всего, что прошли вместе. Убедить себя в том, что это ничего не значит или хотя бы значит не так уж много. Тогда это была поспешная страсть людей, которым не должно было быть вместе. А теперь? А теперь это была любовная близость супругов, осознавших ценность друг друга и заключивших брак не по настоянию кого бы то ни было, а только по собственному желанию. И кажется, это и другие желания владели ими сейчас целиком. И как бы хороша ни была близость на «Кабане», сейчас она ощущалась и была совсем иной. Куда ярче, куда глубже, куда приятнее, хоть и лишенной интриги секретности. Ярл не могла проводить время со своим хэрсиром, предаваясь сиюсекундной страсти. А вот жена с мужем могли. И не сиюсекундной, а той, что обещала продлиться до тех самых пор, пока они не наверстают упущенное в полной мере.

Поцелуи, касания, взгляды – все сейчас имело значение и подогревало огонь. И в какой-то момент подогрело его настолько, что Ригинлейв приподнялась над Вигмаром, не желая и не видя никакой нужды, чтобы терпеть еще. Опустившись на мужа сверху, княгиня издала тихий стон, поначалу упершись ладонями в грудь мужчины. Она сделала всего несколько движений, прежде чем потянуть его к себе, чуть меняя позу с тем, чтобы иметь возможность смотреть мужу в глаза, целовать его то в губы, то за ухом, то в шею, тем временем совершая плавные, почти дразнящие движения бедрами, какое-то время лишь распаляя их обоих еще больше, доводя возбуждение не до искр, но до яркого жадного пламени. Но вечно так продолжаться не могло, так что спустя какое-то время неспешных движений, Ригинлейв, наконец, стала куда как смелее в стремлении достигнуть пика наслаждения и дать испытать его мужу. Долгие поцелуи сменились поверхностным и прерывистым касанием губ, а тихие стоны стали острее и громче, пока тело, наконец, не охватило волнами удовольствия, заставив на несколько секунд замедлить движения и раствориться в ощущениях. Но лишь с тем, чтобы следом коснуться кожи мужа чередой поцелуев и дразнящих укусов, и продолжить движения бедрами, позволяя и ему познать блаженство их близости.

Ригинлейв шумно дышит, уткнувшись Вигмару в шею и скользя пальцами вдоль его позвоночника. После пережитого удовольствия мгновения томной неги кажутся особенно приятными, дополняя собой совсем недавние яркие впечатления, и Ригинлейв не хочется ни отпускать мужа, ни даже шевелиться какое-то время, - Самая приятная… Из известных мне шалостей.

Подпись автора

Удовольствие, испытываемое женщиной в близости с Вигмаром всякий раз имело самые разные оттенки. Оголенной страсти, чуткой нежности, беспредельного желания, любовного томления… И всякий раз эти оттенки дополняли собой физические ощущения, делая их близость еще более острой и еще более потрясающей. Как было и теперь, ведь Ригинлейв впервые утоляла не только свое желание, но и свою тоску по мужу, как и обещала, наверстывая все упущенное ими время. И ей приятно слышать слова мужа, приятно знать, что наслаждение они делят на двоих, приятно думать, что она была в его жизни женщиной, близость с которой превосходила любой другой его опыт и любую другую привязанность. Глупо и странно было думать об этом, пожалуй, ведь они не были подростками, ведь они оба уже были женаты и замужем за другими людьми, и все же, Ригинлейв нравилось полагать, что она занимает особенное место в жизни Вигмара. И его нельзя было сравнить с местом никакого другого человека, который когда бы то ни было существовал в жизни супруга.

- В таком случае, смертным теперь придется обходиться без любви, красоты и наслаждения, потому что вся моя любовь и красота только для тебя, - смеется Ригинлейв и коротко целует мужа в губы, устраиваясь у него в объятиях, - Ни с кем и никогда мне не было так хорошо в моей жизни, Вигмар, - тихо говорит она, кладя руки на грудь мужчины. Ригинлейв говорит вовсе не только об их физической близости, а о тех чувствах, которые она испытывает к мужу, о той привязанности и любви, которая была между ними. И хотелось верить, что будет всегда. В этом смысле, у княгини не было большого количества хороших примеров. Она стремилась к тому, чего когда-то достигли ее родители. Отец и мать никогда не любили друг друга, но то уважение, которое они испытывали, то почтение, которое сохраняли, казалось женщине наивысшей добродетелью в браке, ценной намного больше, чем была ценна даже самая большая любовь. Наверное, ей так казалось, потому что они со Святогором не имели шанса на подобное даже в самом начале. Он не смотрел на нее не то, что как на женщину, просто как на человека, видя в Ригинлейв лишь средство достижения своей цели. Она презирала его за то, что он не понимал севера, за его жестокость и за то, что женился на девочке, которой едва исполнилось четырнадцать лет. Он называл их дикарями, но сам был дикарем. И Боги свидетели, Ригинлейв была бы счастлива и благодарна, если бы они могли просто уважать друг друга. Но они не могли. А о любви княгиня никогда даже не мечтала.

А теперь она любила мужа так сильно, что порой сложно было выразить это словами. И любовь эта была удивительной, ни на что больше не похожей и преображающей жизнь. Будет ли так всегда? Будет ли она чувствовать это день ото дня до самого конца их жизни? Сейчас Ригинлейв казалось, что иначе и невозможно, а дальше… Дальше покажет время. Правда же заключалась в том, что и Фригг, и Фрейе ярл была благодарна за то, что они дали ей познать удивительное чувство, в которое раньше Ригинлейв и не верила вовсе. Брак казался ей обязательством, а стал незаменимой частью жизни, без которой женщина этой жизни попросту не видела.

Тепло мужа, его объятия, сама возможность быть рядом с ним, безопасность и уединенность дома создавали атмосферу удивительного уюта, в котором минуты легко превращались в часы. Лежать рядом с Вигмаром, слышать его дыхание и не нуждаться ни в чем больше – это было особым удовольствием, которое княгиня постигала теперь сполна. Ей не нужно было никуда торопиться, ей не нужно было ничего говорить. Муж был рядом, весь мир – невероятно далеко, а у них, казалось, оставалось бессчетное количество дней и часов, чтобы провести их на этом самом хуторе. В мыслях своих Ригинлейв не задумывалась ни на секунду о голоде, о жажде, об усталости, о чем бы то ни было еще, а потому, вопрос Вигмара в первое мгновение застает ее врасплох и только после, женщина понимает, что и впрямь не против разделить трапезу с мужем, потому что она тоже голодна – с последнего приема пищи прошло уже много времени, а у эльфов они ничего не ели, ведь им никто ничего и не предлагал, несмотря на предупреждения.

Ригинлейв садится на полу, потягивается и рукой приводит волосы в сравнительный порядок, конечно, далекий от тех причесок, что ей плели служанки и рабыни. Но в этом, кажется, теперь не было никакой нужды, ведь сейчас перед мужем не было нужды соблюдать никакие формальности. Она любила иной раз нарядиться к какому-нибудь их совместному выходу или поездке, визиту или приему гостей, радуя глаз, сделать прическу, надеть украшения, но сегодня лучшим ее украшением будет нагота и золото волос, рассыпанных по спине и плечам. А может быть, и не только сегодня, ведь у них было еще много дней на хуторе и вряд ли после всего пережитого их решится, кто-то потревожить.

Женщина смеется, услышав ругань мужа на эльфов, а затем поднимается и идет собирать украшения с тем, чтобы надежно запереть их под замок в шкатулке. Подарок мужа был ей очень дорог, так что, случись, что альвы украли бы его, пришлось бы отправиться за ним в альвхейм снова.

Их и впрямь не тревожат. Ни когда Ригинлейв с Вигмаром завтракают, утоляя голод уже совсем иного толка, чем прежде, ни когда они в очередной раз занимают себя долгими разговорами и о чем-то важном, и обо всякой ерунде, ни когда они вновь предаются любовным утехам, дойдя до спальни только к вечеру, и с намерением в самом деле отдохнуть, потому что никаких сил уже не оставалось.

Дни на хуторе отличаются от дней в Хольмгарде, и прежде это очень беспокоило бы княгиню, потому что до замужества она видела себя ответственным ярлом прежде женщины, у которой есть потребности человеческого толка, но теперь ничто Ригинлейв не беспокоит. Ее занимает только Вигмар и возможность быть с ним, говорить с ним, просыпаться с ним в одной постели и придумывать, чем бы им заняться сегодня. Чувствует себя княгиня отлично, ранение едва ли напоминает о себе, и хотя она все еще спит дольше обычного, бледность ее вскоре проходит, аппетит возвращается, а целитель по-настоящему падает без чувств, когда навещает их на четвертый день и видит, что рана полностью затянулась. Он бормочет что-то о том, что княгиню не иначе как исцелила сама Эйр, потому что не существовало магии и отваров, которые исцеляли бы людей в одночасье. Женщина смеется и велит лекарю помалкивать при дворе, чтобы ни одна живая душа не вздумала нарушить их с Вигмаром уединения. Ведь пока все думали, что княгиня больна и не способна сейчас заниматься государственными делами, никто не лез к ним с мужем, не участвовал в их жизни, не требовал от них решения дел государства, а равно возвращения в Хольмгард, в то время как возвращаться Ригинлейв пока совсем не хотелось.

Все точно становится, как было прежде. Они ездят по окрестностям, смотрят места, которые княгине знакомы еще с детства, проводят время наедине, бегают под дождем, как дети, под растерянные взгляды служанок и снисходительную улыбку старого управителя, который почти не появлялся у них на глазах, но умудрялся делать так, чтобы пребывание князя и княгини на хуторе было для них в радость. И для Ригинлейв оно на самом деле в радость. Она даже не думает о проведенных днях и о днях, которые у них еще остались. Просто наслаждается обществом мужа и радуется каждому новому дню наедине с ним. Так что, когда один из ульфхеднаров сообщает, что на холме со стороны Хольмгарда едет одинокий всадник в боевом облачении, княгиня даже на мгновение теряется. Одинокого всадника рассматривать, как угрозу, не имеет смысла, но почему кто-то потащился на хутор в пасмурную, дождливую погоду с молниями, грозой и колесницей Тора, то и дело едущей по небу, ярл не знает тоже. Они-то с Вигмаром весь этот день проводят в тепле у очага, пьют теплый ягодный напиток и рассказывают мрачноватые и жутковатые истории из детства, а значит, никого и не ждут. Но стоит всаднику подъехать и снять капюшон, как Ригинлейв безошибочно узнает в нем кузена, глядя на него прямиком из окна.

- Ормар приехал, - сообщает женщина мужу несколько растерянно, пожимает плечами и велит слугам подать на стол и подбросить дров к очагу, чтобы хэрсир просох после долгой дороги, в погоду, в которую и собаку-то на улицу не выгоняли. Не выгонит и она. Не только потому что он был кузеном и членом совета, но и потому что Ормар был одним из тех, кто спас их в битве при Хольмгарде и сам был ранен, пусть и не так тяжело. За это ему можно было простить визит без предупреждения, даже если он разбивал их уединение с Вигмаром.

Кузен грозно стучит в дверь перед тем, как войти, что для него не особенно свойственно, но кажется, даже Ормар понимал, что будет не самой лучшей идеей просто завалиться внутрь, понимая, что его не ждали и что супруги могут быть заняты отнюдь не подготовкой к приему гостей. За эту проявленную деликатность Ригинлейв была благодарна, позволила служанке открыть, но и сама вышла встречать кузена тоже. Выглядел он во всполохах молний за спиной, как гость из другого мира. И только ироничная, в чем-то даже нахальная улыбка выдавала в нем все того же кузена. Переступив порог, он снял плащ, передал заботу о нем на попечение услужливой и молчаливой служанки, а сам шагнул вперед.

- Ваши светлости, - громко произнес мужчина, - Рад вас видеть. А ты неплохо выглядишь для умирающей, сестра, - он хохотнул, подмигнул Ригинлейв, протянул руку для приветствия Вигмару, - Не иначе, как хэрсир и впрямь хорошо о тебе заботится, раз ты так скоро идешь на поправку. Мое почтение твоему терпению, друг, - и с этими словами, мужчина хлопнул Соларстейна по плечу, не уточняя, когда именно они успели стать друзьями. Лишь после этого он раскрыл объятия для кузины, и женщина коротко обняла Ормара, поежившись от того, каким холодным он был – видимо, ехал напрямую, либо не заглядывая в Хольмгард вовсе, либо не оставаясь там настолько долго, чтобы успеть прогреться и высушиться.

- Проходи. Продрог до костей. Садись к очагу поближе, сейчас подадут ужин, - Ригинлейв понятия не имела, зачем кузен приехал, но раз он был здесь, следовало проявить должное гостеприимство, и как к путнику после долгой дороги, и как к родственнику, и как к верному хэрсиру. Дважды просить Ормара не приходится. Он вытаскивает из-за пазухи сверток и протягивает его кузине, а затем идет внутрь хорошо знакомого ему дома, - Твои любимые лимоны в сахаре. Заезжий торговец привез не дальше прошлой недели. Если они радуют тебя так же, как радовали в детстве, это точно поспособствует твоему выздоровлению, - он, конечно, еще не знает, что ярл вполне себе здорова, но трогательную заботу Ригинлейв все равно отмечает, обмениваясь взглядами с мужем и лишь затем проходя следом за кузеном.

- Что, даже не спросите, какого драуга я приперся, когда весь двор в Хольмгарде только и говорит о том, что князя с княгиней нельзя беспокоить и вообще лучше не дышать в сторону хутора? – он хитро смотрит на супружескую чету, пока Ригинлейв садится рядом с мужем на лавку у стола, откладывая подарок в сторону, - Если хотите знать, то там предположения одно другого хуже. И большинство из них сходится в том, что ты при смерти и поэтому хочешь побыть с мужем до самого конца. Кажется, Лейринг даже пару раз взболтнул, что ты уже умерла, а Вигмар просто это скрывает, - и хотя Ормар вновь смеется, по одному его взгляду понятно, что Лейринг взболтнул такое не пару раз, а всего один, после чего из него мигом выбили дурь.

- Но приехал я не поэтому. Ты заявила набег и велела всем готовиться, и уехала. Тебя нет уже больше недели. Мы, конечно… Готовимся. Но к чему, хульдра задери все эти заморские земли? Поплывем на юг, где жарко, как в заднице у Сурта? На запад, где о нас уже думать забыли? На север, морозить зад там, где инеистые великаны предпочли бы сдохнуть? На восток, где… А что вообще там на этом востоке? В общем… - он снова засовывает руку за пазуху, а затем обреченно взмахивает рукой и снимает с себя промокшую одежду до самой рубахи, оставаясь в ней одной. На стол он кладет кожаный тубус, а затем извлекает из него хоть и давнюю, но хорошо прорисованную карту, расправляет ее и разворачивает к Вигмару и Ригинлейв, - Нужно решить, куда мы пойдем. И еще нужно решить, что делать с Конгернесом до твоей коронации, - деловито сообщает Ормар, садясь, наконец, за стол, куда уже расставляли блюда к ужину и разливали подогретое вино.

- Что?.. Как… Откуда ты?.. – Ригинлейв возмущенно всплескивает руками, хмурясь.

- Узнал о том, что вы будете короноваться? – он усмехается, глядя сначала на Вигмара, потом на Ригинлейв, - Потому что я знаю тебя. Так что? Какой у тебя план? – мужчина берется за кубок с вином и отпивает из него, явно ожидая какого-то ответа. Но княгиня не собирается ничего решать, пока не поговорит с мужем и не объяснит ему суть имеющейся проблемы.

- Конгернес – это такой большой валун ярко-синего цвета, исписанный рунами. Первый Хорфагер принял на нем власть на Ругаланном. Говорили, что валун не то спустил сам Один, не то просто благословили древние жрецы, не то это был способ проверить подлинность претендента на трон… В общем, ему приписывали всякие чудодейственные свойства, он представлял собой важную реликвию для всякого, кто должен был стать правителем Ругаланна. Как ты знаешь, ни один из них не называл себя конунгом или кюной, так что формально этот булыжник – не обязательный участник коронации и принятия власти, но некоторые считают это важным, - Ригинлейв не знала, была ли она из их числа. В ее детстве о булыжнике рассказывали уже давно, как о сказке, легенде, какой-то выдумке. Она так и воспринимала это. До недавних пор.

- Ну, ты уже скажешь ему? – испытующе глядя на женщину, усмехается Ормар, и Ригинлейв бросает в него испепеляющий взгляд.

- Сразу после того, как Ругаланн оказался в составе Арконы, камень, по преданию, сжег живьем целую ветвь Хорфагеров – отца, который подписал согласие стать одним из князей, а потом умостил свой зад на булыжник, принимая «новую власть», его сына, еще одного сына, а затем трех внуков, даже совсем маленького. Власть перешла к младшему брату почившего правителя, тот на камень не садился, как ни один из Хорфагеров. Долго шла болтовня о том, что теперь все правящие Хорфагеры – правители нелегитимные, потому что их не благословили Боги, но со временем это забылось, а Конгернес стал скорее легендой и сказкой, нежели реальностью, - она укоризненно смотрит на Ормара, давая понять все, что об этом думает, - Я вот, например, вообще ни разу его не видела. И понятия не имею, где он.

- А я – видел…

Подпись автора

Конгернес весьма условно интересовал Ригинлейв. Разве что в контексте того факта, что когда-то он мог бы сослужить добрую службу и поджарить Святогора, который решил, что он здесь ярл, но теперь даже это уже не имело никакого значения и никакого отношения к реальному положению вещей. Может быть, было бы и любопытно взглянуть на этот камень с точки зрения связи с собственными корнями. В конце концов, множество Хорфагеров было короновано на нем в очень далеком прошлом, настолько далеком, что для Ригинлейв оно казалось почти нереальным. Но в остальном, практическое значение было только в том, чтобы в который раз убедить народ в значимости и законности собственного правления. Вот только сомневался ли в нем вообще хоть один человек в Ругаланне после всего, что произошло, после правления Святогора и его чудовищных преступлений против народа севера? Быть может, Ригинлейв и была несколько наивна, да вот только ей казалось теперь, что даже если бы она и не была Хорфагер, то после избавления Ругаланна от Святогора, ее бы с радостью признали ярлом. Так имел ли значение камень?

Впрочем, думая об этом, княгиня думала и о том, что отказ от его поиска, отказ короноваться именно на нем, это была, своего рода, слабость. Страх повторить судьбу своих предков, страх последовать их путем в никуда. Говорили, что камень сжег их за то, что они признали над собой иную власть, что таким образом Боги показывали свое неодобрение. И по такой логике, Ригинлейв, напротив, должна была быть признана и камнем, и Богами. Она ведь вернула свою власть, меч Хорфагеров засиял в ее руке, она освободила Ругаланн от власти Беловодья, а раз так, то и камень должен был оказаться к ней благосклонен и подтвердить справедливость ее притязаний и ее власти. Не нужно было думать «а что, если нет?». Потому что никакого «нет» не существовало. Она была княгиней по законному своему праву, она станет править Ругаланном по тому же праву, уже как кюна. Мог ли кто-то это отрицать? Вот только камень был бесстрастен, ему было все равно. Он мог сжечь ее по причинам, которые людям были неведомы. Так должна ли была Ригинлейв рисковать? Следовало ли ей идти путем древних традиций или ей надлежало заложить новые? Можно ведь было взять любой песчаник и водрузиться на него, не так ли? Проверок было уже достаточно. Княгиня прошла их все. Должна ли она была еще кому-то, что-то доказывать? Кроме самой себя?

Ригинлейв улыбается мужу и прикосновению его губ к пальцам, мягко касается ими его щеки, подтверждая его слова. Она в самом деле не видела ни одного мужчину, кроме него, и отлично знала, что даже если бы Вигмара не было, даже если бы ее сердце не было отдано ему целиком и полностью, они бы не смогли жить в браке с Ормаром. Он любил кузину, но власть любил больше. Закрыть рот и делать, что ему говорят, для него всегда было непросто. А Ригинлейв хоть и испытывала к нему известную долю привязанности, не была в этой привязанности слепа и не позволила бы ему хоть сколько-нибудь играть в ярла. Он бы не получил и половины всего того, что женщина добровольно отдавала Вигмару. Никто из их детей не носил бы фамилию своего отца и не имел бы на это ни малейшего шанса. Ормар не стал бы конунгом вместе с нею. А любая попытка влиять на ее мнение, как правителя, была бы встречена одним и тем же. Разводом. А потому… Да, кузену следовало быть счастливым в его браке со спокойной, выдержанной, основательной и мудрой женой, какая у него и была уже долгое время. Он едва ли осознавал свое счастье, видя перспективу удовлетворения своих властных амбиций через другую жену, но пока Ригинлейв могла быть спокойна, зная, что у Ормара есть семья и есть, кому присмотреть за ним.

Впрочем, сейчас мысли женщины все еще были несколько далеки от того, чтобы думать о кузене и о любых его устремлениях. Вопросы, которые он перед нею ставил, без сомнения, были очень важны и без рассуждений об их насмешливом соперничестве с Вигмаром. Вопрос набега нужно было решать и решать скоро. А потому, какое-то время женщина разглядывала карту, думая о том, насколько амбициозным в их случае будет пойти на запад. Туда, где никто еще не был, или был, но записи об этом не сохранились. Что они найдут там и будет ли такой поход успешным? Или стоит оставить его на более позднее время, когда они будут лучше подготовлены? О том, чтобы идти на юг речи не шло. Все знали, что там правят могущественные короли, какие-то даже называют себя императорами, а какие-то из них призывали северян на службу, так что во времена правления Святогора были те, кто ушли морем в гвардию тамошних правителей, не видя для себя будущего на родине. Слишком сильно пострадал Ругаланн, чтобы теперь нападать на такие земли. Север? Жизнь на Морозном была сложна. Имело ли смысл говорить о еще какой бы то ни было жизнь еще дальше на север? Что там можно было найти и можно ли было вообще найти хоть что-то? Вигмар был прав, с учетом текущих обстоятельств лучшим вариантом был запад. Ригинлейв планировала набег едва ли не как развлекательную поездку, которая позволит им обогатиться и вспомнить, кто они есть. Не было никакой нужды чрезмерного риска и поиска приключений.

- Мы отправим группу разведчиков под прикрытием торговцев на восток. Узнаем, что там есть, кроме их ароматных масел, странных фруктов и баснословно дорогих порошков, которыми приправляют еду, - задумчиво произносит княгиня, пальцем указывая на континент на востоке, - Миссия их продлится, вероятно, больше года. А мы пока отправимся на запад. Вигмар прав. Мы много раз там бывали, знаем, чего ждать, а храмы их Богов полны золота и драгоценностей. Заберем все, что сможем, и вернемся, чтобы отстраивать Ругаланн и готовиться к коронации, - она вздыхает, отрывая глаза от карты и глядя сначала на мужа, потом на кузена в явной нерешительности.

- Хорошо-хорошо, где этот чертов камень? – наконец, спрашивает женщина, понимая, что Вигмара этот вопрос не обрадует, потому что он точно не поддерживал идею увидеть на нем жену. Глупая была бы смерть – после всего, что они пережили, умереть, сев на какой-то там камень. Но и оставлять его просто так было нельзя, хотя бы потому что он был волшебным и хотя бы потому что Ругаланну была возвращена свобода. Теперь они снова могут короноваться и иметь верховную власть в своем крае. Камни или Боги, или кто угодно еще, все должны были быть довольны. А у них должна была быть эта древняя реликвия. Нельзя было просто бросить ее, даже если они не собирались на ней сидеть.

- Помните, древний храм Вотана на холме в Ивернессе? Я видел его там, на руинах. И возможно, что храм стал руинами именно благодаря этому чертовому камню, так что дважды подумай, прежде чем его тащить ку…

- Ой, как будто бы он на самом деле волшебный и на самом деле тот самый. Уверена, никого он не сжигал, никаких рун на нем нет и он ничего не может. Можно короноваться и на любом другом песчанике, - уверенно и весьма высокомерно заявляет княгиня, взглянув на кузена. Тот испытующе глядит на нее в ответ, а затем тихонько посмеивается из под кубка с вином.

- Значит, испугалась? – сузив глаза, вопрошает он, - Да ладно тебе, кому еще стать правителем Ругаланна, если не последней из Хорфагеров? – почти шепотом и явно подначивая, произносит кузен, - Не волнуйся, для меня будет большой честью сесть на престол вместо тебя, если тебя спалит камень, - он хохочет, а Ригинлейв отвечает ему высокомерной усмешкой и взглядом, которым можно было метать молнии, - А Вигмар может и не садиться вовсе. Если выживешь, коронуешь его, стоя, - кубок взмывает в воздух, салютуя князю и выдавая все то же понимание: княгиня, конечно же, коронует мужа вместе с собой.

- Дурак, - закатывая глаза, заявляет женщина, а затем смотрит на мужа, - Съездим посмотреть после того, как встретимся с архитекторами по усадьбе?

Подпись автора

Новости о том, что главный корабельщик бежал из столицы, едва узнав о том, что Вигмар им интересуется, Ригинлейв, как с ней и бывало обычно, восприняла с виду довольно бесстрастно. И только по холодному ее взгляду можно было понять, что как бы далеко тот ни сбежал, куда бы ни направился, его обязательно найдут, из под земли достанут и он ответит ей за каждую галку средств, которые ему выделяли много лет – и в мятеж, и в войну. Неважно, что именно происходило с Ругаланном. Неважно, чья была власть. Его дело было маленьким, но одновременно очень большим – не озираясь ни на какую политику, делать свое дело. Потому что север жил своими кораблями и набегами. Беловодский болван этого не понимал и даже испытывал какую-то неприязнь к морскому делу по одной ему известной причине, но даже он должен был осознавать, что вне зависимости от ситуации, рано или поздно, но ему придется переступить через свою неприязнь. А значит, рано или поздно, но даже его руки доберутся до корабельщика. И Боги свидетели, Святогор не отличался милосердием и к тем, кто ничего особенно дурного не сделал. Что бы он сотворил с тем, кто много лет воровал у него из под носа деньги и клал в карман то, что давали ему на государственные нужды, и представить было сложно. Испытывал надежды на то, что Ригинлейв не последует путем своего мужа? В этом был определенный смысл. Потому что методы Святогора ей близки никогда не были, она осознанно избегала их и противопоставляла себя супругу на протяжении многих лет. И все же, даже Ригинлейв с ее милосердием не простит подобного поведения. И никаких иных мыслей, кроме того, что корабельщик вдруг понял, что сейчас весь его обман вскроется, и потому бежал, у женщины не было. Кто вообще в здравом уме оставит сытое место в столице, если все это время выполнял свою работу исправно и ни в чем не подвел ярла, кем бы этот ярл ни был?

- Но почему?! – вдруг воскликнула Ригинлейв в почти наивной детской обиде, - Почему он так поступил? Он же служил еще моему отцу. И тогда были корабли, были вовремя и были хорошие. Почему он теперь так сделал? – женщина нахмурилась и посмотрела сначала на супруга, а потом на кузена. Ответ напрашивался сам собой, и он не нравился княгине, что называется, совсем. Все дело было в ней. Корабельщик безразлично отнесся к ней, к ее авторитету, как ярла, и посчитал, что может творить все, что угодно. При Горме подобное было невозможно, потому что он оторвал бы голову любому, кто вздумал ему перечить, его обманывать, играть с ним в подобного рода игры. Ригинлейв считалась вполне заслуженно куда как более мягким ярлом. И по этой причине корабельщик решил, что он может игнорировать ее существование, брать деньги из казны и ровным счетом ничего не делать. И это тревожило женщину. И это же понуждало ее к мыслям о куда более жестокой расправе, чем она могла и хотела бы применить в текущей ситуации. Чтобы никому больше в голову не пришло, что Ригинлейв можно лгать и обирать ее только потому что она – не ее отец.

- Потому что годы спокойствия и стабильности при Горме не позволяли вскрыться самым паршивым человеческим качествам. Даже если он нанимал плохого мастера, тому приходилось изо всех сил стараться стать хорошим или приемлемым, потому что не существовало вероятности, что его ошибок или низкого качества его мастерства не заметят. А если Горм заметит… - Ормар хохотнул и развел руками, давая понять, что с прежним ярлом шутки были плохи и никто не рисковал лишний раз его разозлить, - А после наступило время беззакония и войны, когда непонятно было, кто именно занимал престол, корабельщика не выгнали на улицу и он остался один на один с золотом, которое ему выдавали на нужды, которое государство не испытывало. Мало, кто мог бы справиться с соблазном наложить руку на это самое золото, при этом, ничего не производя взамен, - он не добавляет снова «но при Горме такого бы никогда не случилось», потому что знает, что Ригинлейв это задевает, заставляет тревожиться и чувствовать себя не на своем месте, в то время, как место ярла всегда было ее и должно было таким оставаться. И не ей было в этом сомневаться. Хватит и того, что в этом, порой, сомневались другие, - Но есть и хорошая новость, если хочешь знать, - он развернулся к ним с Вигмаром полностью, едва убрав ноги от очага, - Ответ на вопрос «на что он их потратил?» с большой долей вероятности будет и ответом на вопрос «где его найти?». Такое количество золота непросто увезти с собой, непросто попрятать по карманам. Значит, у него либо есть дом, и не исключено, что куда как роскошнее некоторых усадьб, - Ормар ехидно глянул на Соларстейна, но ничего не добавил, - Либо семья, которая все эти средства получала. Либо, и то, и другое, - и если кузен был прав, то ничего хорошего корабельщику в ближайшее время не светило.

Ригинлейв спокойно относится к обмену любезностями между мужем и кузеном, особенно теперь, когда мысли ее мрачны и заняты тем, что у нее при дворе обитают подобного рода мастера. Она знает, что общаться, как нормальный человек, Ормар умеет довольно редко, да и не считает это необходимым, пряча за ехидством и дурацкими шуточками все то, что могло его тревожить. Так что, к разговору мужчин ярл довольно снисходительна, но она охотно жмется к мужу, кутаясь в его тепло и чувство безопасности, которое он дарил ей теперь, когда ей было некомфортно из-за полученных новостей, а вовсе не из-за того, что двое мужчин соперничают в красноречии.

Вопрос об Асбьорне, возникший из ниоткуда, кажется не к месту. С чего бы Ормару вообще об этом спрашивать и почему он помнил о том, что у Ригинлейв и Вигмара были племянники? Это заставило женщину насторожиться ровно до того момента, как она поняла подлинную причину вопроса. Ну, конечно, старшая дочь кузена тоже заинтересовалась Асбьорном, ничуть не меньше, чем он заинтересовался ею. И княгиня считала это хорошим заделом на будущее. Нет, вовсе не только потому что Асбьорн, сам не зная того, был первым претендентом на престол после Ригинлейв, а его отношения и возможный брак, пусть и в далеком будущем, с женщиной из дома Хорфагеров, мог помочь укрепить позиции и безоговорочно привлечь на его сторону отца этой самой женщины, но еще и потому что Асбьорну объективно было полезно заводить связи и устанавливать контакты с представителями других княжеств. Он был хэрсиром. Совсем юным хэрсиром. Ему предстояло немалое количество политических и социальных трудностей. Походы же удивительным образом сплачивали людей и делали друзьями тех, кого раньше и приятелями-то видеть было сложно. А потому, если племяннице понравился племянник и наоборот, то почему бы и нет?

- Глупости, - заявляет Ригинлейв, посмотрев на Ормара, - Обязательно возьми ее с собой. Если им с Асбьорном нравится общаться, проводить время вместе и даже соревноваться в стрельбе из лука, не вижу никаких причин, чтобы не поощрить эту дружбу, - Вигмар, конечно, мог быть против, но у Ригинлейв на этот счет нашлась бы пара аргументов. А мог, вообще-то, и не быть. Во-первых, потому что их насмешливо соперничество с Ормаром не имело никакого отношения к детям. Что плохого в том, что они будут общаться? В том, что Асбьорну понравилась девчонка, не было ничего удивительного, а уж о том, чтобы он не вздумал прийти к ней с предложением через пару месяцев, в Ругаланне-то они позаботятся. А во-вторых, потому что соперничество мужа и кузена не мотивировалось никакими реальными причинами. Ведь претендовать на власть кузины всерьез Ормар никогда не станет, а попытки показать друг другу, кто здесь главный не имели под собой никакого основания и были свойственны вообще всем мужчинам. Причину же соперничества за одну и ту же женщину Ригинлейв не видела и не рассматривала вовсе, а равно не верила в нее. Во-первых, она и в самом деле не видела никого, кроме Вигмара. Во-вторых, даже не думала о том, что Ормар может испытывать к ней какие-то чувства, кроме желания власти, которое он мог удовлетворить, если бы взял ее в жены. А в-третьих, она ведь уже сделала свой выбор. Зачем Вигмару было соперничать за нее с Ормаром, если вся ее любовь, все ее расположение принадлежали только ему, и только к нему княгиня тянулась и желала видеть рядом с собой? Глупости! Не может быть, чтобы за бесконечными спорами мужа и кузена стояло желание быть с нею. А раз так, то оснований для конфликта и взаимной неприязни между Вигмаром и Ормаром в реальности не существовало. Ну, и что, в таком случае, мешало общаться Асбьорну и Ингибьорг?

- Между прочим, иная дружба, заведенная в походах, приводит к весьма приятным итогам, - она улыбается и целует супруга в щеку, - И если дети хотят общаться, то я запрещаю вам им мешать. Как тетка, как жена, как кузина… - она внимательно смотрит поочередно на обоих мужчин, - И как ваш ярл, - хотя последнее, пожалуй, было значительнее всего, но наименее применимым к их текущему вопросу. Но все-таки портить детям досуг и взаимодействие Ригинлейв не желала позволять ни брату, ни мужу.

- Ну, если мой ярл приказывает, - усмехается Ормар, глянув мельком на Вигмара, как если бы хотел от него поддержки или чего-то вроде того, и вовсе не в части своего согласия, а как раз наоборот. Но Ригинлейв ответила ему таким взглядом, что если и была у кузена мысль вовлечь супруга кузины в какой бы то ни было спор, то она тотчас же покинула его голову, - У вас здесь хорошо, - переводит мужчина тему, - Понимаю ваше желание оставаться на хуторе, как можно дольше, - он поднимается на ноги, давая понять свое намерение ехать назад, - Но что сказать совету? Когда вас ждать назад? – мужчина берет из рук служанки просушенную у огня теплую одежду.

- Не раньше, чем через неделю, правда? – спрашивает она у мужа, полагая, что если ему захочется вернуться раньше, будет глупо настаивать на обратном, - В любом случае, мы совсем недалеко от Хольмгарда, так что, если что и случится, то вы в любое время можете прислать гонца. Но я уверена, что ничего не случится, - и в этом она и правда была уверена, потому что случилось уже слишком много всего, чтобы судьба подбросила им еще какую-то дрянь. Они заслужили отдых. И заслужили время, чтобы побыть наедине.

- Даже если случится, хустру Рангрид скорее напустит на нас йотунов, чем позволит вас беспокоить, - рассмеялся Ормар, надевая на себя сухую и прогретую одежду.

- Куда ты поедешь в ночь, еще и в такую погоду, Ормар? Оставайся до завтра. Места здесь предостаточно, - и в главном доме, и в хозяйственных строениях вокруг уж точно нашелся бы домишко с очагом, целой крышей и кроватью, чтобы провести время до самого утра. Никакой нужды ехать в ночь и дождь не существовало. И как гостеприимная хозяйка, Ригинлейв не могла допустить, чтобы брат уезжал вот так.

- Вот уж точно никуда не поеду, кузина. Еще не хватало, чтобы меня задрала хульдра, драуги или эльфы. В такую мерзкую погоду только они и буйствуют. Но мешать вам я тоже не собираюсь, - он спрятал пошлую ухмылку в бороде и потер ее, - Я еще по приезду приказал подготовить мне гостевой дом у самой дороги. Отосплюсь и поутру уеду в Хольмгард. Увидимся там. Надеюсь, что скоро. Должны же вы друг другу надоесть, - он хохотнул, закрепил фибулой плащ и направился к выходу, - Доброй ночи. Пусть нечисть вас не тревожит, - и не ожидая больше ни мгновения, кузен вышел за дверь, судя по звукам, торопливо направляясь в дом на окраине хутора.

- Странный он, - задумчиво произносит Ригинлейв, проводив мужчину взглядом, - И ведет себя, порой, как осел, - она многозначительно пожала плечами, - Но не волнуйся, Ингибьорг ничуть на него не похожа, - княгиня рассмеялась, целуя мужа в уголок губ.

Подпись автора

В определении Ригинлейв в отношении Ормара не было действительного и реального осуждения. Она хорошо относилась к кузену. Порой, весьма настороженно, но хорошо, потому что она знала, что он ей верен. И верила, что это было так, потому что они являлись родственниками, а кровное родство имело огромное значение в любой части Арконы. И хотя кузен, вероятно, мог бы попытаться претендовать на ее власть, мог бы попытаться забрать ее, он этого не сделал, поддержал Ригинлейв, был на ее стороне весь мятеж и всю войну, и у нее не было причин, несмотря ни на какие его странности, относиться к нему плохо. А то, что он был вечно ироничным, порой, на грани грубости, пересмешником, так к этой особенности его характера давно уже пришлось привыкнуть всему Ругаланну, хотя помнилось, еще отец Ормара говорил ему, что рано или поздно тот заплатит за свой длинный язык головой.

- Не сомневайся в нашем племяннике. Кто знает, может быть, он пойдет своими успехами в дядю и тоже в шестнадцать лет победит какого-нибудь монстра, злую ведьму или чудовище, и станет известен на весь Ругаланн, - смеется Ригинлейв, отлично помня, как Вигмара расспрашивали о его подвиге, интересовались иными его успехами и даже сочиняли драпы о том, как он победил дракона. Не хотелось бы княгине, чтобы их племянник рисковал жизнью аналогичным способом, но отрицать такую возможность все равно было нельзя. Слава же победителя дракона будет для многих достаточной, чтобы Ингибьорг согласилась стать женой Асбьорна, но вообще-то ярл тоже надеялась на то, что это не произойдет слишком рано. Восемнадцать лет? Это, чтобы дети заводили семью и детей? Вот уж точно вряд ли. И крайне маловероятно, что у них в Ругаланне.

- Но если хочешь знать, то я полностью поддерживаю твою идею не дать Асбьорну жениться рано. Это ни к чему. Ранние браки не сулят ничего хорошего. Страшно представить, что было бы, поженись мы, когда тебе было восемнадцать, - женщина качает головой, вообще-то представляя это себе более, чем просто живо. Картина была бы еще та. Бесконечное число скандалов сотрясало бы Хольмгард так, что всякий, кому пришло в голову, что эти двое в таком возрасте способны на создание семьи, мигом бы об этом пожалели. Да, Асбьорн был другим, да и Ингибьорг не была единственным живым ребенком ярла и будущим ярлом сама, но порой дело было даже не в характере, а в опыте. И пока они оба не получат свой, ни о каком брачном союзе и речи идти не могло. А впрочем, что было взять с подростков? Воспринимать их взаимный интерес, как что-то серьезное, было бы преждевременно. А если сохранят его с течением лет, то там и видно будет. В конечном счете, дочь у Ормара была не одна, сыновей тоже хватало, так что на свадьбе племянников они все побывают не единожды.

Разговор о корабеле, однако, был уже куда менее позитивным и тут же заставил женщину помрачнеть и нахмуриться. Чтобы не расстраивать мужа своим видом, Ригинлейв отошла к очагу и протянула к нему свои руки, оставаясь стоять спиной к мужу. Поведение корабельщика раздражало женщину, но вместе с тем и огорчало, и тревожило. Если это она так распустила подданных, то подобная проблема возникнет у них не в последний раз, если не сказать больше – уже возникла, просто они пока об этом были не в курсе. И это были паршивые новости, как и то, что стараниями подлеца они могли вообще не выйти в набег этим летом. Набег, который был необходим Ругаланну даже не из-за золота, его они достаточно получили в Ирии, а из-за нужды вновь почувствовать и свое единство, и свою силу, свое возвращение к прежнему образу жизни. Так что, даже если корабельщик и не понимал, что он натворил своей беспечностью, это ненадолго. Совсем скоро Ригинлейв ему все подробно и очень доступно объяснит.

- Да, напиши, пожалуйста, Халбранду. Пусть найдет мерзавца, доставит его в Хольмгард и бросит в темницу. Я решу его судьбу, когда мы вернемся, - решение этой самой судьбы было весьма очевидным и практически неоспоримым, потому что здесь воистину не о чем было спорить, - В Хольмгарде должны быть корабли еще времени правления Святогора, он использовал их для сообщения с островами. Пусть Халбранд узнает, в каком они состоянии сейчас и можно ли использовать их при набеге, - потому что творения Тормода хоть и были совершенны, их вполне могло не хватить с учетом количества желающих отправиться в набег. А Ригинлейв никак не собиралась менять свои планы из-за одного дурака, который решил, что может ничего не делать, но брать деньги из государственной казны. И если у них обнаружится хоть еще один такой, то лучше бы ему повеситься на суку до тех пор, пока руки княгини до него не добрались.

У женщины уходит некоторое время на размышления относительно того, чем им следует заняться завтра. Вариантов было бессчетное множество, а вместе с тем и очень мало. Они так много всего разного делали здесь, что казалось, будто бы занятий и не осталось вовсе. Но это, конечно, было не так, так что немного подумав, Ригинлейв повернулась к мужу и произнесла, - Ты умеешь рыбачить? Я – нет. Пойдем на рыбалку завтра? – предложение в сумме было каким-то странным, если так подумать. Ведь если ярл не умела рыбачить, то зачем же она зовет мужа развлекаться таким образом? Объяснение этому было очень простое. Ей нравилось учиться новому, новое доставляло Ригинлейв много удовольствия, и ей нравилось, когда ее учил Вигмар. Такое же занятие, как рыбалка, позволяло идеально совместить все это воедино. Близость озера даже позволит им не ехать далеко, а обернуться в несколько часов, если погода вновь испортится или Ригинлейв не понравится такого рода развлечение.

Но ей нравится. Даже несмотря на то, что встать приходится в ужасную рань, даже несмотря на то, что удочки какие-то странные, а рыбу, кажется, проще просто оглушить веслом и сварить из нее рыбный суп, даже несмотря на то, что ждать клева, порой, приходится долго. Получается у княгини не очень, но занятие кажется ей веселым, и они вовсе не возвращаются на хутор очень уж скоро. А когда возвращаются – голодные, холодные, а Ригинлейв, едва не упавшая в воду, еще и мокрая, женщина чувствует себя удивительно радостно. Она смеется, делясь своими впечатлениями и ожидая, пока  прислуга подаст ужин, и думает о том, что Вигмар прав, им стоит остаться не на неделю, а на две.

Но на десятый день их спокойного, мирного и ничуть не тревожного времяпрепровождения покой их разбивает письмо от Халбранда. Ригинлейв и сама не знает, зачем берет его, ведь все это время их делами занимается Вигмар, но сейчас он был, где-то во дворе и гонец передал письмо в руки княгини, так что, зная от кого оно и с какими вестями, женщина вскрыла его сама. Вскрыла и помрачнела, потому что ей не хотелось заниматься этим делом сейчас. Но вместе с тем, она отлично знала, что не имеет выбора. Они оба не имеют.

- Халбранд пишет, что нашел корабельщика и доставил его в Хольмгард. И что Тормод уже приехал. И что на ходу в Хольмгарде есть всего три корабля, - она понятия не имеет, много это или мало, но считает, что мало, потому что три… Три – это мало, - Еще пишет, что Ормар с Лейрингом скоро перегрызут друг другу глотки и что хустру Рангрид скоро велит проводить совет в темнице, чтобы не приходилось далеко ходить, распихивая всех по камерам, - Ригинлейв чуть огорченно усмехается, поднимая глаза на мужа, - Надо возвращаться, да?

Подпись автора

Возвращаться и впрямь не хотелось, но Ригинлейв заранее знала, что остаться на хуторе навсегда они не смогут, ведь она была ярлом, у нее были обязанности, и они требовали ее присутствия, даже если ей хотелось остаться жить на хуторе навсегда. Увы, собрать совет таким образом, чтобы они не стремились перегрызть друг другу глотки всякий раз, когда Ригинлейв отсутствовала, ей не удалось, и в такие дни княгиня особенно скучала по жесткой руке отца или по кулаку Магнуса Сурового, который мог без лишних предисловий сломать им нос, кому угодно. Но как бы там ни было, а дела требовали начинать сборы. И Ригинлейв пришлось с этим смириться, несмотря ни на что. Она лишь улыбнулась супругу, молчаливо благодаря его за поддержку, а равно объяснения, ведь корабельное дело ярлу было знакомо не очень-то, и особенно времени в том, чтобы в нем разбираться у нее до сих пор просто не водилось. Вигмар относился к этому с пониманием, и за это женщина тоже была ему благодарна.

- Так и поступим, - обняв супруга и уткнувшись носом ему в шею, ответила Ригинлейв, - Заглянем в Хольмгард на два, максимум – три дня, - и дадут Боги, никакие иные дела их не задержат, а раздать заслуженных наказаний и устроить достаточное количество выволочек княгиня успеет и за это время, - А потом отправимся на Мелфьорд. И задержимся там либо до прибытия Даина, либо столько, сколько будет необходимо для обсуждения всех деталей, если он уже там, - хитрая улыбка Ригинлейв, конечно, относилась к ее любви к этому месту. Да, Вигмару не нравился Йерринг, но сама женщина никакого негатива к нему не испытывала, даже несмотря на события прошлых лет. Даже напротив, оттуда началась их победа и очищение Ругаланна от всей скверны, что успела пустить корни в нем. А после… После Ригинлейв обрела там свою судьбу и свою любовь, стала женой Вигмара, и это был для нее очень счастливый день. Ей нравился Йерринг. И нравился Мелфьорд, и она надеялась, что настанет день, когда и муж тоже полюбит их. А пока найдет в себе силы пару дней порадоваться вместе с ней прекрасными рассветами и закатами, и видом на Рябину, что открывался с утеса.

- Я тебе верю. И пусть этот набег будет успешным, - она целует мужа, ласково гладит его по щеке и заглядывает в глаза, наслаждаясь возможностью еще совсем чуть-чуть побыть с ним рядом, пока они не вернутся в Хольмгард, где у них обоих будут дела, а уединения станет куда как меньше.

Женщина хочет предложить поехать в город завтра. Все равно один день ничего не поменяет и не повлияет значительно на ситуацию, зато даст им возможность еще немного передохнуть. Но Ригинлейв и по тону письма, и по собственным ощущениям понимает, что они итак уже задержались. Оно и неудивительно, прежде княгиня редко уезжала куда-то на многие-многие дни, да так, что до нее не мог добраться никто, а если кто-то и мог, то был вынужден ощущать себя неловко, ведь ярл отдыхала после тяжелого ранения, но вообще-то – после долгого отсутствия горячо любимого супруга, с которым ей просто нужно было позволить побыть наедине. Рангрид это понимала, некоторая часть совета – тоже. Но Лейринга, как водится, было не остановить, и не иначе как Халбранд тоже ощутил это на себе, а потому и встречал их у самых ворот в город, в чем не было никакой нужды.

Город бы привычно шумным, суетливым и занятым, но приезд ярла здесь отмечают все. И Ригинлейв улыбается горожанам, благодарит за пожелания доброго здоровья и отмечает, что нужно встретиться со старостой в ближайшее время, чтобы узнать, в чем жители нуждаются после осады. Пострадать, вероятно, никто не успел, но напугаться могли многие, особенно женщины и дети, которых переправили на ту сторону озера. Нужно было помочь вернуться тем, кто еще не вернулся. Нужно было помочь всем, кто в этом нуждался. Ригинлейв никогда не забывала ни о своем долге, ни о своем народе, помнила о них она и теперь.

Княгиня вовсе не возражает против посещения верфи. Она охотно увидит и Тормода, и его чудесные труды, которые всякий раз восхищали княгиню, даже не особо смыслившую в делах кораблестроения. Увы, корабли прийти еще не успели, но корабельщика женщина встречает тепло и с уважением. Она улыбается, благодарит его за то, что согласился прибыть, целует мужа в щеку, демонстрируя свою благодарность и ему тоже, ведь это он все устроил, как и обещал, гарантируя состоятельность их скорого похода.

- Спасибо тебе, Тормод. Я очень ценю твою отзывчивость и твою работу, - она улыбается, не торопясь сулить никакие награды не потому что считает Тормода недостойным их, а потому что ей нужно обсудить это с мужем, а прежде проверить, насколько творения корабельщика соответствуют нуждам Ругаланна. Он в любом случае получит оплату за свой труд, но если окажется, что его корабли столь же эффективны, сколь и прекрасны, он получит место корабельного мастера Хольмгарда. Но и это они сначала обсудят с Вигмаром, ведь в таком случае, корабельщика лишится Ростунгхейм.

- И тебе спасибо. Ты спас наш набег, - смеется женщина, а затем коротко целует мужа в губы, - И корабли Ставангера мы тоже возьмем, если Халбранд не будет против, - часть хэрсиров, конечно, имела собственные корабли, но часть – нет. А Ригинлейв хотела, чтобы это их приключение послужило способом отвлечься для всех, вернуло им надежду, веру в лучшее будущее и возможности, которые казались совсем уж утерянными. Для самой же княгини, как ни странно, это была возможность побывать в тех местах, где они с Вигмаром познакомились. Глупо, наверное, но женщина чувствовала потребность вернуться в то время и почувствовать себя девчонкой впервые столкнувшейся с дерзким мальчишкой, вздумавшим ее напугать и не знавшим, что она – дочь ярла.

- Поедем в замок, - после еще пары мгновений, сжав руку мужа, говорит Ригинлейв. Да, им нужно было успеть на совет, - Устрою разнос совету, приведу их в чувства, а там можно будет и собираться на Мелфьорд. И пусть Лейринг поперхнется своими подозрениями, - и хорошо еще, если он не болтал своим поганым языком о своих подозрения в своих землях, потому что слухи о смерти правителя, как правило, имеют плохое свойство перерастать в крестьянские восстания и народные волнения. Только этого им еще не хватало. А Лейринг был достаточно глуп, чтобы начать высказывать свои предположения вслух.

В замке их, как ни странно, не ожидали. Халбранд то ли не успел, то ли намеренно не оповестил о прибытии. Ригинлейв лишь на пару минут заходит в свои покои – сбросить дорожный плащ, умыть руки и лицо с дороги, надеть венец и покрыть плечи меховой мантией. Она поднимает чуть растерянный взгляд на мужа, точно чувствуя себя несколько неуютно после их долгого отдыха, но проходит это ощущение довольно быстро.

До зала совета идти достаточно далеко, так что за это время раздражение и гнев Ригинлейв успевают стать сильнее. Они с мужем чуть опаздывают, так что приходят как раз к бурным обсуждениям, где Рангрид силится всех успокоить, Лейринг полыхает глазами, Ормар рычит от негодования, казначей требует еще средств, а прочие шумят так, будто их голым задом в муравейник усадить пытаются. И если кто-то думал, что внезапное появление ярла заставит их заткнуться, то нет. Они обращают внимание на Ригинлейв только тогда, когда о ее прибытии возвещает Халбранд. И Боги свидетели, в этот момент Лейринг выглядит так, будто ему сказали, что он в одиночку идет на Беловодье.

- Ярл, - мать первая приходит в себя, почтительно склоняется и добавляет, - Рады видеть тебя в добром здравии и рады, что ты почтила нас своим визитом, - и по Рангрид видно, что она на самом деле рада. Следом за нею склоняются и другие члены совета, и лица их такие, что сразу становится ясно: Лейринг точно поделился своими идиотскими предположениями с кем-то еще, казначей не достроил храм Фригг, а новый представитель Морозного острова вообще не знает, куда себя деть, ожидая гнева. И он правильно делает, что его ожидает.

- Значит, вот так вы служите своему ярлу? – глухо, но очень твердо вопрошает женщина, вставая во главе стола и упираясь в него руками, - Вместо того, чтобы сплотиться после чудовищной угрозы, которую нам едва удалось отразить, вместо того, чтобы готовиться к набегу и искать корабли, которых у нас не оказалось, потому что ты, мелкий паршивый гоблин, - она указала пальцем на казначея и тот сжался, как будто мечтал исчезнуть. Он хорошо считал и распределял средства, следил за ними, но ошибок в последнее время стало чересчур много, - Выделял средства корабельщику, но не отслеживал его работу, вы тут устроили раздор, разброд и шатания?! – голос ее повышается, но Ригинлейв все еще не кричит.

- Ты что, пакостливый гном, - и она буквально нависает над Лейрингом, заглядывая ему в лицо, - Распространяешь вести о моей смерти при Хольмгарде?..

- Я… Я… Просто никто не видел тебя после сражения, ярл, и я решил, что твой муж захотел прибрать власть в свои руки, пользуясь отсутствием у тебя наследника, - и это заставляет Ригинлейв вздрогнуть, но сохранить лицо. Совет вечно донимал ее этим. Отсутствием сына. А теперь ее замужество отодвигало в сторону аргумент «я ведь не замужем». И все же, какого драуга он себе позволял?!

- Так ты не видел меня после сражения, Лейринг, потому что ты на него не прибыл, предпочтя отсидеться в тишине и безопасности, а потом поддержать победителя. Если бы был, то и видел, и знал, что я жива, а из Хольмгарда уехала передохнуть вместе с супругом, которого ты отныне и всегда будешь называть своим князем и признавать таковым, ты меня понял? – она снова повышает голос и Лейринг вытягивается, как струна, но не подтверждает, что понял, потому что это выше его глупой и неуместной гордости, - И если со мной, что-то случится, я буду больна, при смерти, в беспамятстве, ты будешь делать то, что говорит тебе Вигмар. А что до моего наследника, то и он у меня есть, Лейринг, - для большей части совета это вовсе не новость, так что шибко заинтересованных лиц не возникает, но лицо самого хэрсира вытягивается еще как, - После брака с Вигмаром, я усыновила нашего с ним племянника, Асбьорна Соларстейна. Мальчик станет ярлом… Точнее, конунгом Ругаланна, если я умру раньше, чем у нас с мужем появится ребенок. И я надеюсь, что впредь этого знания тебе будет доставать, чтобы впредь исполнять свои вассальные обязательства надлежащим образом, - рычит Ригинлейв, явно разгневанная и тем, как Лейринг себя ведет, и тем, что происходит в совете.

- Но ты не… Ярл, ты не можешь просто передать свою власть даже… Даже тому, кто не Хорфагер! – восклицает неодобрительно Лейринг, заставляя взгляд княгини полыхнуть молниями, - И ты не можешь требовать от нас, своих хэрсиров, чтобы мы подчинялись другому хэрсиру. Он равен нам, а не превосходит. И тебе он – не ровня! – удивительная смелость, на которую Лейринг оказывается способен, сначала вводит Ригинлейв в ступор, но затем приводит в ярость. Ее сложно было довести до состояния чрезвычайного гнева, но этот мужчина сегодня постарался.

- Ты кем себя возомнил?! – развернувшись к нему, вопрошает княгиня, извлекая «Винланд», который полыхает сейчас настолько синим светом, что можно было предположить, что он отражает гнев княгини. Напрягается весь совет, полагая, что лишить головы еще одного хэрсира будет плохой приметой, - Ты думаешь, что вправе указывать мне, твоему ярлу?! Высоко же поднялось твое самомнение, раз ты решил, что можешь перечить мне, выдавать советы и сомневаться в моих решениях! Не отрубить ли мне его вместе с твоей головой прямо сейчас? Ведь ты обыкновенный предатель, так и не выступивший на защиту Хольмгарда. А с предателями в Ругаланне разговор короткий. Короче, чем он был со Скьёльдунгом.

Подпись автора