- Вот пусть и возвращается, откуда пришел, и там наводит свои порядке. А у нас ему делать нечего, - буркнул Чеслав, все еще поглядывая в книгу, как если бы рассчитывал на то, что там вдруг станет появляться еще какая-то информация, которая смогла бы им еще помочь. Но никакой информации там не было, все, что им оставалось – ждать рассвета и надеяться на то, что до этого самого рассвета чертов Вий здесь все не разнесет. Будь Чеслав жрецом до мозга костей, стал бы молиться о защите Мокоши и Перуна, но в текущих обстоятельствах это не казалось ему эффективным, а больше того, его вообще не в первую очередь волновало, как им дожить до утра. Что волновало в первую, так это, кто именно все-таки призвал эту тварь и кто за это ответственен. Потому что если это сделал брат, то ничего, кроме непонимания и горького разочарования Чеслав испытать был неспособен, а если Сияна, то ее хотя бы можно было заставить отозвать Вия обратно. Впрочем, если это угрожало малолетнему князю, то решение все равно было очень сомнительным. Других наследников у Мстислава не было, а погружать княжество в смуту Чеслав уж точно не собирался. Найдут способ справиться с Вием и без таких жертв. Впрочем, вероятно, следовало прежде узнать, насколько они, эти самые жертвы, были оправданы. Ведь если тогда еще княжича спасли от болезни, то принцип обмена должен был быть простым и понятным: одного мертвого за одного живого. А не бесконечное число живых за то, чтобы один некогда потенциальный мертвец продолжал жить. Или дело было в чем-то ином?

- У меня тот же вопрос к тому, кто это сделал, - ответил Чеслав вполне откровенно, потому что призывать злого духа, чтобы сохранить жизнь ребенку, на это был способен либо кто-то совсем уж отчаявшийся, либо тот, кто ничего не смыслил в магии и не мог смыслить. Впрочем, брат наместника мог относиться к обеим категориям. Потеряв двух старших сыновей, он видел свое будущее в единственном живом, а равно в надежде, что Сияна сможет понести еще раз. Теперь же Мстислав был мертв, а эта проблема легла на плечи регентского совета. Сохранить жизнь князя, вся ценность которого состояла лишь в том, что он отлично для малолетнего держался в седле, было едва ли не основной их задачей. И пока Вигмар прикидывал варианты, Чеслав в каждый из них добавлял короткую поправку: «так, чтобы Бронислав остался жив».

Ригинлейв, в это время, сидеть с закрытыми глазами и ждать неизвестно чего, нравилось не особенно. Она не понимала, что происходит, почему какой-то там Вий ходит здесь и хочет их убить, но послушно не открывала глаз, ведь супруг знал лучше, что им делать, куда идти или не идти, как вести себя в той или иной ситуации. Его объятия успокаивали, главное, что он теперь не рисковал собой и был в безопасности, насколько это вообще было возможно в текущих обстоятельствах. Княгиня молчала, но слушала внимательно, вдумчиво и настороженно. Она ничего не смыслила в магии, но она точно знала, что для защиты себя, мужа и их ребенка готова абсолютно на все, хоть всю жизнь проходить с закрытыми глазами. Но уж точно не просидеть всю жизнь в этом самом проклятом круге.

- Можно я уже открою глаза? – тихо спросила княгиня, когда между мужчинами установилась пауза. Ей тоже хотелось видеть, что происходит, хотя бы ради персональной безопасности и ради лучшего понимания. Ведь до сих пор полную картину происходящего ей так никто и не раскрыл, хотя по диалогу Чеслава и Вигмара и удалось выяснить значительную часть деталей и сути происходящего.

- Откройте, кюна. Здесь он нас не видит и здесь не может повлиять непосредственным образом. Умереть от его взгляда удастся, только если выйти из круга. Пока мы в нем, мы словно бы и не существуем для него вовсе, - пояснил Чеслав, вздыхая и кладя руки поверх собственных сапог с тем, чтобы покачаться взад-вперед пару мгновений, которые явственно выдавали, что самообладание его держится на волоске. Вий угрожал не только его жизни и жизни гостей, но и главному человеку в княжестве, а в довесок, кажется, его брат обезумел и призвал нечеловеческую тварь на землю. Простят ли им это боги? Простили ли они это ему, уже мертвому? Или это вообще была Сияна? И как им выйти из этой ситуации с наименьшими потерями? Отдавать Вию Ригинлейв Чеслав и не думал, да это и вряд ли бы помогло, но и жизнь племянника бросать на съедение не собирался.

- Боюсь, Ваше Величество, что гарпии напали на того, кто их вызвал, после разрушения алтаря, потому что они перестали быть скованными условиями договора, а призвавший не больно-то хорошо с ними обращался, - и это Чеслав понять мог, он отлично знал немало колдунов, которые относились к призванным ими существам с известной долей пренебрежения и жестокости, не считая их подобными людям, а значит, не нуждающимся в жалости, одобрении, милосердии и доброте, - Если мы разрушим алтарь Вию и лишим его ограничений, наложенных договором, то ответ на вопрос «а не станет ли хуже?» может нас всех не обрадовать, и в первую очередь, королеву, раз уж он… - Чеслав замолкает еще прежде, чем все вокруг начинает трястись, потому что не хочет пугать Ригинлейв. Но она, вставшая у самого круга и пялящаяся на страшного старика, а вместе с тем, крутя в своих пальцах Молот Тора, что висел у нее на шее, кажется скорее задумчивой, чем напуганной. Меняется это лишь с первым толчком, когда княгиня оказывается в объятиях мужа и утыкается ему в плечо, явно ища защиты и обнимая его так крепко, как могла. Но ничего страшного произойти не успевает. Лишь полки, пыль, пауки и книги приходят в движение. А когда все заканчивается, кажется, что кто-то просто навел чрезмерный беспорядок.

- Я в порядке, - тихо отзывается княгиня, посмотрев на мужа. Она аккуратно убирает с его лица следы пыли и стряхивает с плеча паука, хотя все еще испытывает к ним некоторую долю неприязни. С детства. Но когда все успокаивается, женщина снова встает у магического барьера и внимательно следит за этим странным существом.

- К полуночи он станет в несколько раз сильнее. Возможно, не настолько, чтобы треснули вековые полы княжеских палат, но… - но вообще-то они не знали точно. Раскормленный безупречными жертвами – невинными детьми – Вий мог иметь любую силу. А слаб он не был точно, судя по тому, что успело произойти за последнее время, - Будем думать, что делать, если до этого дойдет, хотя я надеюсь, что обойдется, - и для этих надежд у него не было никаких особых оснований. Но что, было бы лучше, скажи он, что в полночь они непременно умрут?

- А какова вероятность, что он в одночасье может обернуться кем-то другим? – тихо спрашивает женщина, посмотрев сначала на супруга, убеждаясь, что он не против, то она говорит, а затем на Чеслава. Тот задумчиво ведет плечом, не понимая сути вопроса, но все-таки отвечает, - Судя по всему, эта жуткая форма – его настоящая. И судя по всему, она существует материально, а не только духовно, а значит, обратиться за мгновение или даже за минуту ему не удастся. Если Вы боитесь, что он снова обернется тем псом…

- Нет, - обрывает его Ригинлейв и качает головой, - Этого я не боюсь. Но посмотрите на него. Он же тяжеловесный дряхлый старик, который передвигается с большим трудом. В довесок, ему приходится прикладывать усилия, чтобы держать веки открытыми. Мы хоть и далеко, но все-таки прямо напротив выхода, - они видели его прямо сейчас между несколькими стеллажами с книгами, - Если мы побежим, он ни за что за нами не поспеет. А после можно выбежать, закрыть дверь и нарисовать меловую черту прямо под ней. А если успеете, то и у окон. Снаружи. Он окажется заперт внутри, мы – в безопасности. А если повезет, у нас будет несколько дней форы, чтобы найти выход из этой ситуации, выставив дозоры вокруг этого крыла палат и подрисовывая мелом выходы, когда это необходимо. В довесок… - она разводит руками, давая понять, что это – лишь предположение, которое можно и не слушать от глупой женщины, - Я ведь правильно понимаю, что он ходит среди людей и собирает энергию? Запертый в одном месте без возможности найти новых жертв, он будет постепенно ее лишаться, а значит, и слабеть? И к моменту, как мы его выпустим, он уже не будет обладать такой мощью. А может быть, не будет и вообще никакой… - она говорит все это очень тихо, кротко и смущенно, а затем и вовсе опускает взгляд, - Я прошу прощения, если сказала глупость. Конечно, Вигмару и вам виднее, что делать.

Подпись автора

Ригинлейв была смущена. И тем, что осмелилась что-то предлагать, и одобрением Вигмара тоже. Она чувствовала себя так, будто сделала что-то непозволительное, но все уже свершилось, обратно пути не было, а супруг вовсе не рассердился на нее и совсем даже не счел ее план хоть сколько-нибудь глупым. Даже более того, он на этот план согласился, полагая, что сидеть в круге и ждать свою судьбу – не самая лучшая идея из тех, что могли бы быть предложены. По Чеславу же видно было, что он колебался. Наверняка у плана этого были свои недостатки с магической точки зрения, но никакой план не был так тяжел и ошибочен, как тот, что говорил, что они должны ждать утра, надеясь на то, что Боги над ними смилуются. А потому, поколебавшись всего пару мгновений, Чеслав поднялся на ноги и кивнул головой, соглашаясь и с планом Вигмара тоже. Да, они сбегут отсюда, а если получится, то успеют заблокировать окна и двери мелом, и Вию придется сидеть в библиотеке и разносить ее, мучаясь от того, что и укрыться после крика петуха ему тоже будет негде. Это и впрямь лишит его части энергии, а значит, возможно, поумерит его пыл. Если все так, как говорит княгиня, и они успеют добежать, успеют закрыть окна, успеют защитить княжеские палаты от разрушения.

- Хорошо. Я поняла. Мы справимся, - она неуверенно улыбнулась мужу, тихо радуясь тому, что очередного желания рискнуть собой у него не возникло, а значит, они оба будут в полной безопасности и совсем скоро. Поднос загремел, старик и впрямь, насколько мог быстро, но все-таки двинулся в сторону звука. Тяжелые веки его были закрыты в это самое мгновение, не оставляя возможности для какой бы то ни было опасности. Он, было, дернулся, словно ощутив присутствие людей, стоило им выйти за пределы круга, но действовал все так же медленно и настороженно: прислушался, принюхался, развернулся. Но к моменту, как решил снова открыть глаза, дверь уже закрывалась за Вигмаром, Чеславом и Ригинлейв. Княгиня и испугаться-то толком не успела, бежать было всего ничего, а если старик и успел, что-то понять, то жирная меловая черта не позволяла ему теперь выйти и последовать за ними.

- Быстро! Я налево, а вы направо до конца коридора, выйдете на улицу и первые же окна будут вести в библиотеку, - с этими словами Чеслав разламывает мел и дает им половину. Стоять и ждать он явно не намерен и стремительно следует заранее оговоренному плану. И ему, как мужчине, конечно, виднее, но Ригинлейв не понимает, куда они торопятся. Ведь старик был медленный, слепой, пока его веки закрыты, и едва ли способен броситься в окно немедленно и освободиться. Скорее он будет пытаться подступиться к двери, пока не поймет, что это все без толку, а потом еще будет ползать по библиотеке в поисках окон, если вообще поймет, что они там есть. Сообразительность и удаль – не то, что отличало этого странного духа. Неотвратимость смерти от одного лишь взгляда – быть может, но ведь вряд ли это на самом деле имело такое огромное значение теперь, когда они были далеко.

- Пойдем? – предлагает женщина мужу. Идут они быстро, но все-таки не бегут. А когда оказываются на улице, единственная их задача – не встретиться с Вием взглядом через окно. И с этой точки зрения было бы лучше вообще на время закрыть ставни с тем, чтобы не позволять никому, кто будет сторожить библиотеку, стать жертвой чудовища. Но распоряжалась в этом месте не Ригинлейв, и по этому вопросу она старалась помалкивать с тем, чтобы никого не смутить, не сбить с толку и не показать, что она воспитана недостаточно, чтобы держать свои мнения при себе.

Они встречаются с Чеславом, успев прорисовать чуть меньше окон, чем он сам. Наместник кажется запыхавшимся, но Ригинлейв с Вигмаром – ничуть. Окна они обвели старательно, от мела мало, что осталось, но оставшийся кусок княгиня все-таки вернула Чеславу, - Кажется, он остался внутри, - выдыхает мужчина. И ему нет нужды сомневаться. Скользящую вдоль окон тень мало, кто мог бы не заметить. К тому же, что она даже теперь выглядела весьма угрожающей, - Прикажу закрыть ставни, не заглядывая в окна, -  поняв, о чем думают гости, говорит мужчина, жестом предлагая князю с княгиней войти в палаты. Здесь же он ловит первого попавшегося слугу и раздает четкие инструкции, после чего строго велит привести ему всех жрецов, что были. Во-первых, они должны что-то придумать, а во-вторых, им с их магическими силами было куда как проще сторожить Вия, чем простым смертным. Чеслав же отдает приказ к библиотеке после закрытия ставней не подходить и вообще держаться от нее, как можно дальше. Он не таит и говорит прямо: часть княжеских палат захвачена темными силами и никто не должен испытывать влияние их на себе, потому что влияние это было смертельно.

- Полагаю, что и вам, Ваши Величества, будет безопаснее вернуться в охотничий домик, - кланяясь и соблюдая должную вежливость, выпроваживает их Чеслав, - Мне предстоит поговорить с князем и его матерью, они – главные сокровища Дубровиц, и мой долг защитить их во что бы то ни стало, так что, возможно, они тоже временно покинут столицу, но вместе с вами их размещать мы не станем из соображений безопасности, - и из слов наместника остается неясным, заботился ли он о Ригинлейв и Вигмаре, зная, что Вий нацелен на князя, или заботился ли он о князе и его матери, зная, что Вий пожелал жизнь кюны и ее наследника. В любом случае, он был прав. Им было безопаснее подальше от этого места и чудовища.

- Сопровождающие вас проводят. Обычно в предместьях Стародуба безопасно, но сами видите… - они видят. Черт знает что творится в этом их Стародубе. Так что, может быть, сопровождающие были и не лишними, - Завтра мы постараемся найти алтарь и решить, что с ним делать. Может быть, возвращение детей их матерям, даже мертвых мертвым, решит хотя бы эту проблему, а может быть, князь и прав, и нам стоит его разрушить. В любом случае, если вы пожелаете уехать, никто не посмеет вам препятствовать или вас осуждать. Это не ваша… Война, - он усмехается, явно недовольный подобранным словом, - Но у меня, если позволите, будет просьба, кюна Ригинлейв, - он смотрит на женщину, но она тушуется, чувствуя себя неловко, и обращает взгляд к мужу, словно желая, что бы ни попросил Чеслав, чтобы он принял решение за них обеих, - Не могли бы вы проделать обратный путь через покойниц? Они наверняка уже домывают склеп и будут рады вашему одобрению, но еще… - он улыбается, словно извиняясь, - Но еще, не могли бы вы спросить их о том, не знают ли они, где находится алтарь и что именно угрожает князю в связи с появлением Вия? – то, что угрожало ему что-то действительно плохое, Чеслав не сомневался. И хотел защитить племянника, в том числе и потому что это был его князь.

Подпись автора

В иное время и иная Ригинлейв непременно сказала бы, что они никуда не поедут, что они остаются и непременно помогут Дубровицам разобраться с их бедой. Просто потому что случись нечто подобное в Ругаланне, и она хотела бы, чтобы нашелся кто-то, кто решит им помочь, если они сами не будут справляться. И вообще-то, Чеслав в свое время показал, что он готов прийти на помощь законной княгине Ругаланна, даже если все вокруг считают законным правителем ее мужа-ублюдка. А потому, с точки зрения ее настоящей, им следовало здесь остаться и помочь Дубровицам во что бы то ни стало. Конечно, не ценой собственных жизней и не ценой жизни их сына, но Вий ведь все равно уже на них нацелился. Так был ли смысл бежать? Вот только нынешнюю Ригинлейв такие мысли не посещали. Она очень боялась за мужа, за сына и за себя, но как хорошая жена, отлично знала, что решение все равно принимать Вигмару. И если он считал, что до утра они никуда не поедут, значит, так оно и должно было быть.

- Да, конечно, берите, - Чеслав без тени сомнения протягивает мел князю, а затем кивает головой, - До утра точно ничего не случится. Даже если он вырвется, то лесной домик под защитой, ни Вам, ни королеве ничего не грозит, это – надежная магия, - он говорит твердо и уверенно, так что причин сомневаться в словах наместника нет никаких. В том числе и потому что он, конечно же, не желал никакого зла ни Ригинлейв, ни Вигмару, ни их ребенку, ни Ругаланну. Никаких личных счетов у них не было, да и Дубровицы всегда поддерживали добрые отношения с севером, хотя бы потому что рабы здесь были нужнее намного больше, чем в любом другом княжестве, - Что ж, полагаю, что желать доброй ночи будет излишне, - Чеслав совсем без веселья усмехается, - Но пусть она хотя бы будет спокойной и вас ничто не тревожит. Утро вечера мудренее. Постараюсь, что-нибудь разузнать и придумать, - с этими словами он провожает их до выхода из княжеских палат, а сам идет контролировать исполнение приказов. Хватит им уже тех жрецов, что не успели и не смогли заклясть Вия именами Богов.

- Вообще-то пожелать доброй ночи было бы просто вежливо, - пробормотала Ригинлейв, на самом деле, надеясь, что ночь и впрямь пройдет без каких-либо сложностей. Хватит им на сегодня впечатлений. После всех увиденных чудовищ, пожалуй, можно было уверенно сказать, что Вий – не самое худшее из того, что они успели узреть, но кто знает, может быть, они еще не видели его силу в полной мере, не оценили ее и ему было, чем их удивить? Думать об этом было неприятно, но Ригинлейв знала, что предупредительность в текущих обстоятельствах была куда более полезна, чем беспечные надежды на то, что все образуется как-нибудь само. Не образуется. И именно поэтому они отправились в склеп снова.

- Они славно постарались, - довольно улыбается Ригинлейв, полагая, что по большей части тут все-таки была заслуга покойниц, хотя вход и довелось отмыть ее служанкам, которые наверняка с дикими воплями сбежали, стоило им только узреть, кто им помогает. Ну и зря. Девочки были хоть и мертвые, а все-таки очень деятельные, о чем и сообщали ей теперь наперебой, вместе с тем, жалуясь, что жрец, который должен был отслужить по ним заупокойную, так и не пришел. И увы, княгиня отлично знала причину,  - Он сам умер, Вий убил его одним взглядом, когда мы были в библиотеке. Но завтра я разберусь с этим и обещаю, что наместник обязательно пришлет кого-то еще! – успокаивающе кивает Ригинлейв, и покойницы ей, отчего-то, верят, по всей видимости, найдя в ней единственного человека, с которым можно поговорить и которому можно довериться, - Я обещаю, мы все сделаем, как нужно, чтобы вы с вашими детьми могли отправиться с загробный мир ваших богов. Вам не придется оставаться здесь… В таком виде, - а вид и впрямь был очень жуткий. Но получив обещание, покойницы унимаются на мгновение, а затем будоражатся вновь, заполняя все вокруг своей трескотней, пытаясь ответить на вопросы Вигмара. Кажется, после смерти они равно хорошо понимали вообще на любом языке, потому что поверить в то, что рабыни знали общий, было сложно. Но оно определенно было к лучшему, так как рассказать им, судя по всему, и впрямь было что.

- Они не знают, где именно находится алтарь, потому что его специально расположили в тайном месте, где-то внутри Стародуба, - переводит Ригинлейв мужу, а затем выслушивает возмущение от покойницы, - Как же он может тебя понять, если он живой, а ты – мертвая?! – закатив глаза, спросила княгиня у той, которой супруг велел говорить, - Это потому что я ношу Сигмара, а Сигмар волшебный, - как ни в чем не бывало пожимает плечами Ригинлейв, после чего все покойницы замирают, а затем вновь начинают галдеть, - Тихо-тихо! Я знаю, что он хочет получить меня и моего ребенка. Ничего у него не выйдет. Во-первых, потому что мы победим его раньше, а во-вторых, потому что ни я, ни этот ребенок не принадлежим вашей вере, меня защищают наши Боги и не дадут меня в обиду, - уверенно говорит княгиня, глянув на мужа, и думая, что первым, кто не даст ее в обиду, будет именно он.

- Говорят, что будут защищать нас. И еще говорят, что хотя они не знают, где алтарь, мертвые их дети тянут их к себе, а потому, они смогут найти его по зову, - правда, для этого им придется прогуляться вот такой веселой компанией по всему городу, и кто знает, как это подействует на горожан, - А еще говорят, что болезнь княжича с Вием не связана, что какая-то их сестра… Его заколдовала, - женщина пожала плечами и уточнила, что же все-таки будет с княжичем, если Вий до него доберется, - Пока Вий связан договором и забирает всех детей вокруг, он не может притронуться к княжичу. Но как только договор будет разорван, для него князь станет все равно, что обычный ребенок, которого можно будет забрать в уплату договора. То есть, он попросту высосет из него жизнь, - Ригинлейв поежилась при этих словах, - Если же Вия отправить туда, откуда он пришел, то князь проживет ровно столько лет, сколько ему отведено договором за каждого принесенного в жертву ребенка, - и сколько именно это лет – три или тридцать три – знал только сам Вий и тот, кто заключил контракт.

- Не уверена, что не зная, сколько проживет их князь, они решатся отправлять эту тварь восвояси, - и весьма вероятно, что в таком случае им с Вигмаром придется это сделать.

Подпись автора

Покойницы ответили на все их вопросы, и хотя были готовы еще поболтать, Вигмар на это настроен не был. Ну и ладно. В конце концов, много общаться с кем-то, кроме мужа, было плохой затеей. Вдруг он решит, что она уделяет ему недостаточно внимания? Так что, помахав своим новым знакомым рукой, княгиня последовала за мужем, оставляя покойниц наедине с самими собой. И кажется, судя по тому, что теперь склеп нравился им еще больше прежнего, ведь он был чист и красив, танцевать они собирались теперь до самого утра. Да что там? Ригинлейв и сама была бы не прочь потанцевать, если бы это не сочли предосудительным.

В доме люди выглядят напуганными, очевидно, уже встретившись с покойницами, но спрашивать Ригинлейв о чем бы то ни было, не берутся, а вместо этого тащатся к жрецу за защитными амулетами, между собой обсуждая, что в Дубровицы больше ни ногой. Дикий край с разнообразными странностями их определенно не обрадовал и теперь имел возможность забрать у Видина пальму первенства по худшему месту, куда можно было продать рабов. Да, в Видине с ними обходились жестоко и считали за дешевые вещи, которые можно выкинуть, утилизировать или просто не замечать, но там, по крайней мере, не приходилось соседствовать со злыми духами и ожившими покойниками. А здесь…

Впрочем, слушать этого Ригинлейв не намеревалась. Так что тотчас же позвала к себе служанок и велела готовить ее ко сну. И с этим они справлялись, как водится, очень хорошо, к тому же, что княгиня была очень уставшей, и единственное, что добавляло ей энергии – видеть, что муж наслаждается приготовленной едой. А значит, завтра нужно будет приготовить что-то еще, не менее вкусное, что-то, что порадует Вигмара. Сама женщина голодна не была, так что странно и необычно для себя она попросила лишь кубок вина покислее, хотя прежде ее за такими предпочтениями не замечали, зная, что она любит и чтобы сидр был послаще, и чтобы вино особенно не кислило. Что ж, все менялось: и поведение Ригинлейв, и ее предпочтения. И кажется, это уже вообще никого не удивляло.

Стоит голове княгини коснуться подушки, а ей самой – пожелать мужу добрых снов и поцеловать его в щеку, как она засыпает глубоким и спокойным сном, в котором нет ни тревог, ни сновидений. Тем сложнее оказывается проснуться и не начать жаловаться на то, что хочется поспать еще немного, а может быть, и очень даже много, ведь женщина успела устать за вчерашний день почти безмерно. Но она все-таки поднимается, будит служанку, умывается и позволяет себя одеть, осекаясь на том, чтобы не замотаться платком так, чтобы не было видно лица. Вигмар ведь просил вести себя так, будто она не смущалась своего положения королевы и не давала местным подумать, что лояльна их порядкам. Значит, следовало до особых распоряжений идти по пути этого плана.

Рассвет еще толком не задался, когда они оседлали лошадей и снова направились к склепу. Он теперь даже не выглядел зловеще, а свечи, что оставили служанки, еще не успели догореть и в полное отсутствие ветра горели ровно, освещая дорогу внутрь. Дорогу, которая стала уже привычной.

Новые «подруги» уже ждали. И даже попытались привести себя в какой-никакой божеский вид, кажется, кто-то даже попытался постирать платье. Надо же, они были мертвыми, а все равно оставались людьми и женщинами. Ригинлейв не нашла ничего лучше, чем помочь каждой с нарядом и внешним видом, хотя одна очень расстроилась, когда на гребне осталась не пара волосинок, а вся копна. Утешив покойницу тем, что смерть не щадит никого и в этом нет ее вины, княгиня посмотрела на Вигмара почти извиняющимся взглядом, - Подожди немного, они смущаются, - и на всякий случай, выдала каждой платок. И это было хорошо. Длинные одеяния и платки в предрассветных сумерках неплохо скрывали обнаженные черепа или усохшую и давно разложившуюся плоть. Если никто не столкнется с ними лоб в лоб, то и не узнает, что по городу бродили покойницы.

Впрочем, в городе они никого не встречают, улицы тихие и пустые, даже торговцы еще не начали готовить свои лавочки. Покойницы одна за другой шуршат платьями и идут стройным рядом, точно зная, куда именно. Судя по всему, их чувства недвусмысленно и явно направляли их в нужную сторону. И чем дольше они шли, тем лучше Ригинлейв понимала, что они идут к княжеским палатам. Надо бы было остановить девушек, да только они ведь сами просили найти алтарь. Остановились покойницы, только завидев стражу. Да не какую-то, а ту самую, что Чеслав выстроил у библиотеке, велев наблюдать за Вием и не давать ему выйти. Стража не дремала, вокруг расхаживали жрецы, и хорошо, что покойницы поняли, что возможно, им теперь лучше повременить с тем, чтобы двигаться дальше. Вот только куда?..

- Просто скажите мне, что алтарь не в библиотеке, - просит Ригинлейв, хмурясь. И алтарь оказывается не в библиотеке, вовсе нет. А в каком-то тайнике, что располагался за ней. И это было плохо. Очень-очень плохо. Им предстояло не только разогнать охрану, но еще и что-то сделать с Вием. И что именно, Ригинлейв пока не имела никакого понятия.

- Они говорят, что алтарь где-то там, под библиотекой или за ней, - переводин княгиня Вигмару, - Это значит, что мимо Вия нам не пройти. Что же теперь делать? – да и вообще им сначала предстояло пройти мимо стражи, а не мимо Вия. И как они решат эту проблему, помилуйте Боги?! Женщина хотела спросить о плане мужа, вот только не успела. Четыре их сопровождающих из целой толпы, что пришла сюда, обладали решительностью куда большей, чем можно было себе предположить. Они что-то прокоцали своими челюстями, а затем с немыслимой для человека скоростью ринулись вперед, не щадя ни костей, ни иссохшей плоти. В полумраке они выглядели еще более жутко, так что когда из под платка появилось уродливое, изъеденное тленом лицо, первый же попавшийся жрец, вместо того, чтобы использовать магию, заорал во всю глотку и ринулся прочь со двора. Следом, привлеченные воплями, взглянув на «гостей» ринулись и стражники тоже. Судя по всему, они ожидали опасности изнутри, но никак не ждали ее извне, а потому, появление покойниц привело их в состояние шока. Лишь двое попытались оказать сопротивление. Жрец-менталист, однако, не смог забраться в мертвую голову покойницы, чтобы ей приказывать, был укушен в ногу и с криками «подождите меня!» поковылял в сторону товарищей, не будучи, тем не мене, никем преследуем. Проблемы обещают возникнуть только со жрецом-ведьмаком, явно намеренным остановить покойниц при помощи огня, так что на одной из них все-таки загорелось платье. И пока другая помогала его потушить, третья впилась своей челюстью жрецу прямо в зад, от чего тот заорал, и опасаясь быть съеденным, побежал следом за теми, кто оказался умней. Побежал, однако, он так резко, что челюсть покойной, так и осталась у него на одной из половин задницы, сжимая так сильно, что особых надежд на спасение не оставалось. Тем приятнее было наблюдать потом, как челюсть скачет обратно к хозяйке по земле, отпугнув неожиданного и грозного врага.

- Для мертвых они неплохо справляются, - говорит Ригинлейв, подмигнув одной из покойниц, - Но как насчет Вия?

Подпись автора

План был чудной, и в иное время Ригинлейв возразила бы, что девочки могут пострадать, да вот только они уже пострадали, уже были мертвыми, так что, какая, в сущности, разница? Княгиня все равно намеревалась неизменно сдержать свое слово: заставить жрецов отслужить по мертвым женщинам и их детям молебны, которые были приняты в Алатыри, и похоронить их должным образом. В Ругаланне, конечно же, это было бы ритуальное сожжение тел на кострах, но здесь, как слышала Хорфагер, все было, порой, иначе. Так что, как лучше, сами же жрецы и решат, а она проследит за тем, чтобы имена этих страдалиц не были преданы забвению, как не была предана забвению и принесенная ими, пусть и невольно, жертва. Ведь хотя Ригинлейв и не была пока матерью, она с ужасом представляла, что стало бы с нею и как бы она пережила тот факт, что ее ребенка отберут у нее и принесут в жертву ради того, чтобы жил другой ребенок. О, она бы не просто рассердилась, она бы сделала все, чтобы принявший такое решение, расплатился за него. И с этой точки зрения, напасть на Вия для них, наверное, было сродни возмездию. Ведь хотя и не он убивал детей, все-таки жертвы приносились ему, а значит, он был повинен. И покуда это было так, впиться в старческую плоть иссохшими челюстями, было, по крайней мере, очень даже справедливо. А если Вий сумеет превратить этих женщин в пепел и прах, то так тому и быть. Они с Вигмаром все равно освободят их души и отправят в мир посмертия Алатыря, сдержав свое слово. А это уже будет намного больше, чем кто угодно сделал для них в этих Дубровицах.

Дважды просить покойниц не потребовалось. Они были вполне согласны с планом, потому что понимали, что реализация этого плана ведет не только к избавлению от Вия, до которого им, видимо, не было никакого дела, но и к их собственному освобождению, равно как и к освобождению их детей. Ведь энергию их жизни Вий уже получил, а значит, ни тела, ни души ему нужны уже не были. Все равно ведь те, кто был посвящен в Алатырь, не мог быть в царстве мертвых чужого Бога. Кем бы ни была у них в Троте Хель, но даже она не отдала бы своего мертвого абы кому. Вряд ли здесь было так же. Оставалось надеяться, что матери и их дети смогут обрести мир, покой и любовь после смерти, раз уж с ними обошлись так жестоко и несправедливо при жизни. Ригинлейв этого очень хотелось бы, ведь они помогали им с Вигмаром намного лучше, чем справился бы с этим, кто угодно в Дубровицах. И если поначалу покойницы лишь держали Вия, то чувствуя, как под ногами у них начинает трястись земля, они, недолго думая, впились в него своими зубами. И еще прежде, чем они с мужем успели шмыгнуть в подземелье под библиотекой, послышался дикий, ужасающий и нечеловеческий вопль боли, от которого пробирало до самых глубин души.

Ригинлейв торопливо спустилась следом за покойницей, прихватив с собой факел со стены библиотеки. Но стоило ей почувствовать тошнотворный запах, как она встала на месте, как вкопанная. Нахлынувшие ощущения невозможно было контролировать. Княгиня вспоминала вдруг все: и вонь, что стояла в ее покоях после того, как Святогор исполосовал ей спину, а снадобья с острова Туманов едва-едва держали ее в мире живых, и чудовищный запах горелой плоти в Йерринге, и разложения после битве при Хольмгарде, когда умерших было столько, что валькирий на поле видели еще пару дней, и голова ублюдка-мужа в мешке, от которой несло похлеще, чем здесь. И все это приводило Ригинлейв в одинаковый ужас, а равно заставляло чувствовать, как мерзкий липкий страх ползет мелкими мурашками по спине, мешая связно думать и действовать. И кто бы мог себе представить, что первой ее чувства поймет покойница, начав гладить княгиню по спине и указывая ей, что та может остаться у выхода, чтобы не идти к алтарю. Как ни странно, но мертвая женщина не боялась увидеть там тело своего ребенка, словно уже приняла это и смирилась с произошедшим, а от того не боясь взять мертвого отпрыска в свои руки, а отчаянно желая соединиться с ним.

- Нет-нет, всего минуту, одну минуту, - говорит Ригинлейв, опираясь ладонью о стену и давя позывы тошноты, - Я пойду с вами. И мы вытащим оттуда всех ваших детей, никого не оставим, я обещаю. Вы уйдете в ваш мир мертвых все вместе. И там для вас не будет больше несправедливости, боли и страданий. Я обещаю. Скажи… Скажи, как звали твоего сына. Я велю упоминать его во всех молитвах, что служат в главном храме Стародуба с тем, чтобы не было ему горестно и боязно в мире мертвых, а было светло и тепло вместе с тобой, - Ригинлейв через силу улыбается, надеясь, что своей нелепой слабостью не раздражает мужа, но все равно не будучи в силах ничего поделать. Ей нужна была передышка. И испарина, выступившая на лбу, была тому недвусмысленным доказательством.

У княгини уходит какое-то время, прежде чем она берет себя в руки и все-таки решается шагать вглубь подземелий. Запах здесь все усиливался и усиливался, так что когда они, наконец, дошли до круглого широкого помещения, никакого удивления в том, чтобы встретить здесь высокие расписные столбы, уходящие в самый свод и изображающие неизвестные лики, для Ригинлейв не было. Она закашлялась, распрощавшись с собственным нехитрым завтраком, вытерла рот платком и вытянула руку с факелом вперед. И картина, что ждала их, была воистину ужасающей. Не только потому что столбы-идолы изображали мучения живых существ, а в центре красовался уродливый чур самого Вия, подсвеченным каким-то жутким голубоватым светом, не только потому что деревянные панно по стенам изображали другие лики неизвестных Богов, но в первую очередь потому что тела детей, в большинстве своем, не успевшие истлеть, лежали здесь в строгой педантичной очередности, изображая какую-то причудливую геометрическую форму. И тел этих было, мнится, намного больше, чем Ригинлейв ожидала увидеть, хотя почти четыре десятка покойниц должны были подготовить ее к этому зрелищу. Но прижимая руку к животу, где все еще был живой Сигмар, княгиня не могла с собой ничего поделать. Одолевший ее стопор, был стопором ужаса и непонимания, страха и величайшего горя, которое она понимала, потому что тоже готовилась стать матерью.

- Что за чудовище могло совершить такое? – прошептала она, посмотрев на мужа, и чувствуя, как слезы жгут глаза, - Это непостижимо, Вигмар. Тот, кто это сделал, не должен жить, не должен быть прощен Богами, не должен… - она не договорила и громко всхлипнула. А следом за ней всхлипнула и покойница тоже. Склонившаяся над телом своего ребенка женщина, больше не выглядела, как облезлый труп. В свете странного свечения, что исходило от идола Вия, она выглядела обычной человеческой женщиной, горько рыдающей над телом своего дитя. Рыдающей не потому что он был мертв, а может быть, и поэтому тоже, но в первую очередь, потому что сколько ни старалась, она никак не могла сдвинуть его с места – тело ребенка будто бы приросло к полу, и не двигалось ни на сантиметр, как бы та ни старалась. Ригинлейв неуверенно прошла вперед, опасаясь задеть кого-нибудь другого, а потом опустилась на колени рядом с двумя покойниками. Слезы хлынули из ее глаз.

- Мне так жаль, Златослава. Очень жаль. Жаль, что мы не оказались здесь раньше, чтобы помочь тебе и твоему сыну. Жаль, что не смогли защитить вас. Но я обещаю сделать все возможное, чтобы найти виновного… - роняя слезы на пол и на тело ребенка, Ригинлейв всхлипнула и утерла нос рукой, - Наказать его… И позволить вам обрести покой. Я знаю, у вас есть милосердные Боги, которые примут вас в мире мертвых, где вы не будете ни в чем нуждаться, где вы сможете продолжить жить, где вам не будет больно и страшно… - признаться, Ригинлейв и в голову не приходило, что ее печаль, ее переживания, ее плач по незнакомым ей людям, пусть даже матери и ребенку, будут иметь какое-то значение. Слова ее и слезы шли от сердца, а не от разума. И тем страннее было, что земля под этими слезами вдруг перестала быть каменной хваткой для тела ребенка, а размягчилась и тот оказался в руках матери, заставив ее ахнуть и перестать причитать. Наверное, все дело было в том, что неоплаканные и никому ненужные дети были скованны какой-то черной магией, а искреннее сочувствие и боль постороннего человека их освободили. И в таком случае, это было еще печальнее. Ведь сложно было найти жестокость большую, чем не дать ни в чем не повинной душе покоя ни в мире живых, ни в мире мертвых, а равно не испытать по этому поводу ни тени сожаления и сочувствия.

Подпись автора

Ей и правда не нужно было оставаться здесь больше. Ей вообще не нужно было сюда приходить и видеть все это, но теперь поздно было думать. И покуда муж просил вернуться наверх, как бы ни тревожилась за него Ригинлейв, ослушаться его она не могла. Где-то глубоко внутри прежняя Ригинлейв говорила, что все они делают неправильно, что она не должна уходить, а он – сжигать это место со всеми детскими телами, которые они обещали вернуть покойницам. Но голос ее сейчас был слишком слабым, чтобы воспротивиться, и потому, кивнув головой, женщина молчаливо согласилась с просьбой мужа и было собиралась уже направиться наверх, как услышала встревоженный и напуганный голос Чеслава, который просил помочь ему с покойницами. Оно и не удивительно, они ведь его не знали, а настроены сейчас были очень агрессивно. И признаться, как женщина, но и как мать, Ригинлейв отлично их понимала, хотя бы потому что боль, одолевавшая их, оказалась отчасти знакомой и ей тоже – стоило княгине увидеть все эти детские тела внизу. И все же, Чеслава следовало спасти, пока Вигмар будет уничтожать это темное святилище, чем бы оно ни было на самом деле. Женщине лишь казалось, или здесь в самом деле поклонялись не одному только Вию?

Как бы там ни было, а княгине пришлось поторопиться. Она решительно смахнула с лица слезы, будучи в этой самой решительности очень близкой к прежней Ригинлейв, и направилась по коридору к выходу, где слышались не столько звуки борьбы, сколько звуки попыток Чеслава убежать от покойниц. Картина, которую застала женщина, была равно смешной и пугающей. Разорванные ошметки Вия валялись в разных частях комнаты, все еще подергиваясь, но явно не будучи в состоянии снова Вием стать. В этом женщины постарались на славу. Чеслав же, что убегал от них, периодически вскрикивая, кажется, был готов выбиться из сил, но сама картина мертвого кошмара его не особенно удивляла, видимо, как жрец, он еще и не то в свое время успел увидеть. Как бы там ни было, а появление Ригинлейв немного укротило пыл мертвых женщин, потому как большинство из них остановились и воззрились на княгиню пустыми провалами глаз.

- Ваши дети там, внизу. Все они, - на этом можно было закончить, ведь Ригинлейв ожидала, что в это же мгновение все покойницы ринутся к Вигмару с тем, чтобы найти тела и забрать их, - Но какая-то черная магия удерживает их там и не дает оторвать их от земли. Только Златославе удалось это, когда я заплакала над ее ребенком, - и почему это было именно так, Ригинлейв никакого понятия не имела, - Вряд ли вам удастся вот так просто их забрать. Но мой муж собирается сжечь там все, и может быть, после того, как идолы сгорят, ваши дети смогут освободиться, - вряд ли в помещении без должного количества воздуха, плохо проветриваемом и сыром, можно было ожидать, что тела подвергнутся столь сильному огню, что забирать потом будет совершенно нечего. Кости не особенно хорошо горели, а огромного пожара там ожидать не приходилось. Да и была ли нужда сжигать все? Разве алтарь или святилище не перестанет функционировать само по себе, стоит уничтожить один из основополагающих элементов?

- Не получится, - глухо заявил Чеслав, помотав головой из стороны в сторону. Впрочем, заключение его не особенно понравилось покойницам, так что он тут же получил тычок в плечо, - Эй, это вообще-то очень невежливо! Может быть, ты и перестала быть наложницей моего брата, но субординацию надо соблюдать! – поучительно говорит он мертвой девушке, отряхивая плечо с некоторой брезгливостью. Та несогласно клацает челюстью, утверждая, что если уж его семья была повинна в ее смерти и смерти ее ребенка, значит, они кое-в-чем вполне могли уступить, и приличия – одно из первых, - Темное святилище там стоит, питая Вия, да, но разрушать его имело смысл, только пока он не набрал сорок жертв и не вошел в свою полную силу, обретя физический носитель, - Чеслав покосился на то, что теперь называлось «физическим носителем», - А он набрал. По году за каждый год жизни княжича. И по договору, чем больше жертв будет принесено, тем больше он проживет, хотя максимальный срок ограничивался девяносто девятью годами. Больше Мокошь не плетет ни для кого, а он итак играл с ее нитью, - кто? Вий или тот, кто заключил контракт? И выходит, оба они боялись Богини судеб? Так не надо ли было Мокоши, в таком случае, самой явить себя и дать всем здесь понять, чего они стоят, не позволяя творить такие непотребства?!

- Вот, - Чеслав протягивает Ригинлейв прежде запечатанный княжеской печатью конверт, открывает его и бегло читает строки, написанные ныне павшим князем, - Он сам во всем сознался, вложив это в свои дневники. Видимо, полагал, что в будущем его рассудит сын, который проживет долгие-долгие годы и не посмеет судить отца за убийство братьев и сестер. Но наш юный князь никогда ничего об этом не узнает, я об этом позабочусь, - досада в словах Чеслава звучит недвусмысленно. Кажется, первый, кто взялся судить павшего князя, оказался не его сын, а его брат. И признаться, Ригинлейв отлично его понимала. Она бы и сама никогда не простила подобного, не забыла и не проигнорировала даже в отношении близкого родственника.

- Алтарь не сгорит, святилище не может быть уничтоженным, пока мы не разорвем контракт… - заключает Чеслав, а Ригинлейв поднимает на него удивленный взгляд.

- Как контракт может действовать дальше, если одна из сторон, что его заключила – уже мертва? – недоуменно спрашивает женщина, разводя руками, - И если мы его расторгнем, то… Князю останется жить сорок лет? – грустно, конечно, но вообще-то не так уж и мало. Многие не доживали до сорока шести и без магического контракта. Войны, болезни, случайности убивали их намного раньше, так что юному князю, может быть, и повезло. За это время он вполне успеет жениться, завести детей и править какое-то время. Так что, может быть, и не стоило ему сочувствовать.

- Да, сорок лет спокойной жизни без риска умереть, но в сорок шесть он скончается и никто не сможет его спасти, - задумчиво произносит Чеслав, и княгиня ожидает от него, что как дядя, Чеслав взбеленится, не желая такой предопределенности для племянника, но он, как ни странно, остается спокоен, - Не такой уж малый срок, не так ли? Да еще и с гарантией точно дожить до этого возраста. Считаю, что мы ничем не ущемим его, если не продолжим приносить жертвы, а просто изгоним Вия. Принесенные жертвы уже принесены, срок отмерен, обратно это не вернуть, но я не собираюсь идти по пути брата ради того, чтобы продлить жизнь племянника в обход веретена Мокоши и дальше. Пусть сам отвечает за… - он делает неопределенный жест рукой, - За все это.

- Мудро. Но вопрос в том, как нам разорвать контракт. Твой брат итак уже мертв. Если этого недостаточно, то… Чего достаточно? И вот еще… Ты уверен, на счет Вия? Если князь сейчас болен, то выходит, что свою часть сделки он не исполняет? – болен, впрочем, лишь ментально. Здоровью его ничто не угрожало. Могло ли быть так, что это не считалось Вием за нарушение контракта?

- Я думаю, что Вий сейчас, не получая жертв, переключился на самого княжича, потягивая его жизненную энергию на голодовке, как брал себе жертвы до этого по всем Дубровицам. Но когда мы разорвем контракт, сочтя условия его исполненными, он отстанет от князя, а все это безумие будет закончено. Либо… - он вздыхает, разводя руками, - Либо дело вообще не в Вие, а в нездоровье разума князя. И тогда с этой бедой нам придется разбираться уже позднее. А что до разрыва контракта, то мой брат – не колдун. Он был инициатором, но заключил его вовсе не он сам. Нужно найти того, кто это сделал и заставить его положить этому конец. И возможно, это не будет так уж просто… - а что тут вообще бывало простым за последнее время, спрашивается.

- Нужно сказать Вигмару.

Подпись автора

- Я… - Ригинлейв поднимает глаза на мужа, но глаза эти полны непонимания вопроса. Почему он вообще спрашивает ее о том, что она думает? Она думает так, как он думает, а все рассказанное лишь пугает ее, не давая в полной мере понять, есть ли ей вообще здесь еще место или лучше вернуться в охотничий домик и приготовить мужу, что-нибудь вкусное, чтобы когда он разберется со всеми этими проблемами, он мог хорошо поесть и хорошо отдохнуть. Что она вообще могла знать о происходящем? Какие решения она могла принимать? Почему Вигмар вообще думал, что она может их принимать? Звучало, как полнейший вздор и нелепость. И поэтому вопрос на какое-то мгновение выбил у Ригинлейв почву из-под ног, заставив в буквальном смысле остолбенеть, но затем разум каким-то странным образом нашел ответ. Муж просто проверяет ее и одергивает. Слишком много на себя взяла, слишком сильно увлеклась ситуацией, а не им и их общими нуждами. И в этом он был прав, - Я не знаю. Давай, сделаем так, как ты сочтешь нужным, - да, вот это был правильный и разумный ответ, подобающий жене князя. Она вообще слишком далеко тут зашла, да и нужна была только потому что по какой-то счастливой случайности могла общаться с покойницами.

Хотя вообще-то Ригинлейв задавалась теми же вопросами. Как они вообще могут отыскать того, кто заключал контракт? На его месте сама княгиня бежала бы из Стародуба сразу же после смерти князя. Нет, не только из страха какого-либо наказания, но и просто из понимания того, что сотворила. Не только подвергла опасности целый город, но и принесла в жертву детей и их матерей. Разве Боги за такое прощают? Разве после этого вообще можно было продолжать служить любым Богам? Да, в Ругаланне такой человек попал бы в Хельхейм, как и многие невиновные, кому предстояло обрести мир и покой в загробной жизни. Но там для них готовился не мир и покой, а пасть змея, в которой они будут гнить и мучиться за то, что сотворили. И для того, чтобы себе же не напоминать о свершенных преступлениях и заведомо предопределенном будущем, разумнее всего было бежать, куда только глаза глядят, и постараться надеяться, что жизнь будет настолько длинной, что перспектива смерти и пребывания с Богами и мертвыми успеет показаться иллюзией, далекой и нереальной. И если совершивший это злодеяние был того же мнения, то его вообще было искать? На каком краю света? И было ли возможно найти? А если и найдут, то как узнать, что это именно он? Вряд ли такими делами было принято хвастаться. И вряд ли кто-то пожелает напрямую ответить на вопрос «а вы убивали сорок женщин и детей, принося их жизни в жертву Вию?». Ведь не найдется такого человека и такого общества, которое примет это. Даже в Дубровицах, где, казалось, удивляться вообще ничему не стоило. Хотя, с другой стороны, как раз и в Дубровицах такое приняли бы с наименьшей вероятностью, ведь их обычаи уж точно не подразумевали таких зверств.

К счастью, пришедшая мужу в голову идея звучала куда как правдоподобнее. Да, эти женщины уже так во многом им помогли, может быть, помогут и теперь, в этих предстоящих поисках. На то, что супруг рассердился на регента Дубровиц, Ригинлейв не обратила никакого внимания, как и на вырвавшуюся грубость. Ведь дела мужчин едва ли могли хоть прямо, хоть косвенно касаться ее самой. Так что нечего было лезть. Регент тоже как-то поник и не стал отвечать, видимо, отлично понимал, что князь прав. Искать виновного вот так просто – все равно, что искать иголку в стогу сена. К счастью для них всех, покойницы посовещались и решили, что можно попробовать отыскать виновного, ведь он носил на своих руках кровь их детей, а раз они чувствовали их тела, значит, могли почувствовать и их убийцу. Материнские сердца, порой, творили удивительные вещи, и женщины эти вскоре доказали им правоту этого суждения, направившись куда с решительностью, что была достойна настоящих воинов, а не рассерженных и скорбящих мертвецов.

Горожане вели себя вполне ожидаемо. Шарахались от них, орали, иные – падали в обмороки, а иные бормотали молитвы. Да, пожалуй, лучше бы им было не появляться в Дубровицах после этого происшествия ближайшие лет десять, не меньше. В противном случае, существовал риск, что их встретят с лопатами и вилами, а то и факелами и кострами. Но сейчас Ригинлейв не боялась. Просто поспевала за Вигмаром, который, в свою очередь, шел за покойницами. А те, судя по всему, и впрямь что-то чувствовали, потому что лишь изредка останавливались, прислушиваясь к самим себе и друг к другу, а затем шли дальше. Шли со знанием дела. Шли, чтобы найти убийцу своих детей.

- Храм Велеса, - пробормотал в спину княгине Чеслав, осенился чуром названного Бога и лишь после решительно ступил вперед. Храм не выглядел величественно, как выглядели, привычно, храмы Мокоши, Перуна или Сварога. Нет, он был серым, темным и даже на расстоянии отдавал лесной сыростью. Наверное, от того, что был построен так чудно. Из земли росли, причудливо изогнувшись, многочисленные деревья, составляющие каркас строения и его своды, а все прочее было выстроено из черного мореного дуба, сочетая в себе живое и мертвое. Странно было видеть такое даже не в предместьях Стародуба, а в самом Стародубе. Все здесь было в камне, но храм поднимался прямиком из голой земли – камень закончился на предыдущей улице и начинался уже на следующей. Все напоминало кусок леса посреди города. И какая нужда была строить этот храм в городе, если до западных ворот было рукой подать, а там и до леса тоже? И тут Ригинлейв осенило…

- Стародуб? – она обернулась на Чеслава в удивлении, - От этого храма название. Вы построили город вокруг древнего храма вашего Бога? – это откровение поразило Ригинлейв, и она тут же почувствовала себя глупо. Так много знала о соседях, а такого удивительного факта никогда в жизни не примечала. И никогда не видела местный храм. Наверное, потому что своих Богов всегда хватало.

- Да, верно. Стародуб заложил один из наших предков, могущественный колдун, он же когда-то построил и этот храм, - подтвердил Чеслав. Впрочем, храм, кажется, построил все больше лес и сама природа, - Покойницы вряд ли смогут войти внутрь и даже встать на освященную землю, - и это была правда, по всей видимости, потому что все они встали на последних камнях дороги и даже не думали идти дальше, - Но здесь служат три десятка колдунов, не больше. И если один из них творил эти злодеяния, то мы непременно о нем узнаем, когда спросим их Верховного, самого старого колдуна Стародуба, - вздохнул Чеслав, и не медля, решительно направился к храму. Ригинлейв же интересовал всего один вопрос. Если местный Верховный знал о том, что случилось, не должен ли он сам был сообщить обо всем княжеской семье? Или он молчал, потому что знал, что во всем замешан князь? Но почему не захотел остановить все теперь, когда наверняка понимал, что Вий держит в страхе весь Стародуб? Вопросов было больше, чем ответов. Оставалось надеяться, что в злодеяниях и впрямь был замешан лишь один местный жрец, а не весь храм Велеса.

Подпись автора

Вообще-то идти внутрь этого храма, ожидая, что им с радостью выдадут собрата, который творил зверства, было попросту глупо и бессмысленно. Потому что если хотели бы, уже выдали бы. И потому что почти наверняка они считали это своим личным делом. Как на острове Туманов жрецов судили по их собственным законам и наказывали сообразно собственным представлениям о справедливом и божественном, так и здесь едва ли жрецы подлежали светскому суду, да и вряд ли они вообще выносили сор из своей этой странной избы, которая будто бы даже имела собственную душу и встречала их отнюдь не дружелюбно, а даже очень враждебно и неприветливо. Ригинлейв все это не нравилось. И она прежняя непременно бы возразила, сказала бы, что им нельзя внутрь, пока они не будут обладать достаточной силой, чтобы в случае чего приструнить жрецов. Ей вовсе не казалось, что авторитет Чеслава, как жреца и даже как члена княжеской семьи, будет такой силой. С чего бы это? Ведь если бы священнослужители считались с ним, они бы доложили ему сразу после смерти князя. Но нет. Они бездействовали все это время. А значит, потенциально были виновны.

К сожалению, Ригинлейв в ее текущем состоянии все мысли оставила при себе. Потому что негоже ей было вмешиваться в измышления и решения мужчин и потому что она уж никак не могла знать больше, чем они сами знали. И хотя она полагала предстоящее мероприятие достаточно опасным, правда была еще и в том, что она утешалась возможностью быть рядом с супругом в момент опасности. А то вдруг начнет раскрывать род, и Вигмар отошлет ее подальше, лишив возможности помочь ему в нужный момент. Впрочем, могла ли она ему помочь? Она ведь все еще была просто женщиной, а это намного меньше, чем можно себе было представить. Особенно в отношении происходящих странностей, в которых она, вестимо, ничего и не смыслила вовсе, а значит, и опасности себе могла попросту надумать.

Но как оказалось, тревоги посещали не только княгиню. Потому что в храм они зайти не успели, как Вигмар остановил жену и озвучил просьбу, которая заставила ее ощутить короткое желание противиться воле мужа хотя бы только потому что он хотел, что она его оставила, а она не хотела его оставлять одного ни за что на свете. И в иное время она бы никогда не ушла. Нашла бы кого послать за ульвхеднарами, или прежде вернулась за ними вместе с супругом, но уж точно не стала бы молча смотреть, как он заходит в обитель, в которой его легко и запросто могли убить, не зная, кто он, а даже если и зная, то считая, что его смерть выгоднее, чем смерть любого из их собратьев. Признаться, Ригинлейв и сама бы так считала. Смерть любого местного для нее была бы предпочтительнее, чем смерть любого ругаланнца, не говоря уже о том, что смерть хоть всех жителей Дубровиц разом была предпочтительнее, чем смерть Вигмара. И именно это деление на своих и чужих и давало Ригинлейв понимание того, как сильно они рискуют. Даже при том, что Чеслав был с ними, и вроде как, исполнял обязанности регента, пока его племянник играл в игрушки в своих покоях. Это ничего не значило. Жрецы, которые позволили уничтожать город одному злобному духу, будь он тысячу раз пришлым богом, без сомнения, могли не посчитаться и с наместником. Или даже вообще быть нацеленными конкретно на него.

- Я все сделаю, как ты сказал. Обещаю. Я быстро, - она понимает, что это важно. Понимает, что Вигмар прав. Что численное преимущество в людях, которые готовы сражаться, сейчас будет иметь воистину определяющее значение, настолько, что от этого могут зависеть их жизни. Вот только не стоило ли мужу просто подождать, пока она вернется с вооруженными людьми, которые окружат храм и не дадут никому и на секунду подумать, что они могут навредить князю или наместнику, или даже самой Ригинлейв? Впрочем, супругу, конечно, было виднее, а ей следовало просто делать то, что он говорит, и не лезть не в свое дело. Так что, ответив на поцелуй мужа, и раскрасневшись от него так, точно была девчонкой, впервые поцелованной мальчишкой, Ригинлейв кивнула и очень решительно и быстро направилась по дороге к воротам, уже вскоре переходя на бег.

- И как же это так вышло, что у могущественного жреца храма Велеса нет силы, чтобы найти управу на разбушевавшегося неместного божка? – усмехнувшись, Чеслав провел пальцами по темному дубу алтаря и развернулся к жрецу, явно ожидая от него ответа. Но ответа не последовало, потому что они оба знали: дело было не в Вие, а в чем-то другом. И лучше, если в алчности, с которой местный жрец желал, чтобы его осыпали золотом за избавление от твари, что успела погубить уже множество детских, а как теперь стало понятно, и женских душ тоже. И судя по тому, как Верховный побледнел от предложения Вигмара, идея того, как все это закончится на самом деле, его не сказать, чтобы очень сильно радовала. Не радовала совсем, если быть такими уж честными со сложившейся ситуацией.

- И с каких это пор покойницы у нас выяснять виновность жрецов взялись, а, наместник? – весьма дерзко заявил Верховный и стукнул своим посохом в дубовый пол, - Мало того, что мертвячину поганую сюда привел, так еще и выяснять через нее, кто виновен, а кто нет удумал?! – хриплые восклицания жреца привлекли внимание других жрецов, и можно было подумать, что для свершения суда им понадобится теперь вступать со всеми жрецами в конфликт, да только сведя брови к переносице, Верховный заявил иное, - Ладно, князь, быть по-твоему, - он усмехнулся в бороду, сузив глаза, - Пусть твои покойницы скажут, кто из нас виновен. Да только на всякого невиновного ты перед самим Велесом ответишь на новую луну, да не только перед Велесом, а после еще и перед регентским советом, куда я сообщу, что наместник духовенство не чтит и оскорбляет, - и судя по тому, как изменился в лице Чеслав, жрец не только был частью этого самого совета, но и имел в нем большой вес. И хотел бы, быть может, регент теперь отступить, да только понимал, что раз ситуация дошла до такого, то отступать-то и некуда вовсе. Куда они теперь отступят, когда северянин уже бросил обвинения? Можно же было иначе обойтись, но сам дал слово чужестранцу. Теперь терпи.

- А больше прочего рады будут в регентском совете узнать, что ты чужаку право решать в своем княжестве дал. Не быть тебе больше регентом, как пить дать, не быть, - и с этими словами, громко стуча посохом об пол, жрец тяжелой походкой направился к выходу, а как вышел – тотчас же на своеобразную башню поднялся, где стал звенеть в колокол, судя по всему, прежде служивший здесь набатом при нападении врагов, оповещением о пожарах и о болезнях. От того он давно не использовался, но все равно, звучал громко, звучно и звонко. И как-то… Совсем не по-человечески. От того-то покойницы и заверещали, закрыв уши руками, но ничего более с ними не произошло. Колокол, однако, созывал не только жрецов, но и жителей города. И по всему виделось, что именно Верховный суда не боялся. Но было ли так же с другими?..

Подпись автора

Чеслав предвидел немало неприятностей, которыми грозили ему эти попытки вывести жрецов на чистую воду. И еще больше неприятностей он предвидел, если вдруг окажется, что ни один из жрецов не виновен вовсе. Нет, не кары божественные его пугали, не Велес, который его покарает за дерзость и за то, что доверил судить чужаку, а уже названных проблем в совете, где итак их хватало, ведь за место регента представители знати готовы были перегрызть друг другу глотки, отлично зная, что могут значительно подняться, имея влияние на юного князя, а затем и доверие уже взрослого. Да, у него никогда не было сложностей с духовенством. В основном, потому что свой своего всегда поймет, а Чеслав был жрецом, колдуном, никогда не жадничал на божественные нужды, да и вообще был духовенству очень лоялен. До сегодняшнего дня. И наверное, ему стоило пресечь неделикатное поведение Вигмара, одернуть его, дать понять, что хотя устремления его верны – исполнение ошибочно, да вот только Чеслав знал и другое. Что ему давно надо было наведаться по всем храмам и потребовать от жрецов остановить смерти в Стародубе. Да, но не знал про Вия, но мог выяснить. Да, он понимал, что приструнить другого бога будет очень и очень непросто, но он ведь даже не попытался, именно, что опасаясь, что все это замарает его самого в глазах совета, духовенства и народа, а значит, и племянника тоже. Избегая решения проблемы, он довел ее до фатального итога, до предела, за которым не было ничего. Ведь известное дело, что если дети не рождаются годами, то город скоро опустеет – молодые состарятся, а новых не будет. Ему давно надлежало с этим разобраться. И теперь, памятуя о собственном малодушии, Чеслав чувствовал, что Вигмар хоть и был чересчур резок в своих действиях и суждениях, делал он то, что регент откладывал в долгий ящик, охотно списывая смерти на случайность и божественную волю, не желая принимать, что воля та и впрямь была божественной, да только к их богам не имела никакого отношения.

- Делай, что велено, - сухо проговорил наместник, готовый в любой момент вступить в неравный магический бой с Верховным храма. Долго против него он не продержится, но может быть, долго и не понадобится вовсе. Впрочем, ожидаемо, жрец обладал умом, что был способен на большее, нежели магическое нападение на наместника. Нет, он был хитер и боем в набат собирал не столько своих собратьев, сколько местных жителей, которые точно будут недовольны оскорблением, нанесенным духовенству. О, вера в Стародубе играла слишком большую роль, чтобы вслед наместнику теперь не плевалась каждая беззубая бабка. И тем хуже становилась ситуация, чем яснее им стало, кто был повинен в происходящем, потому что тот тоже дураком не был. И зная, что за черное колдовство его не пощадят свои же, призывать на помощь стал простых смертных, надеясь посеять смуту уже в их сердцах, призывая их на свою же защиту. И нужно сказать, что мертвые женщины, что клацали челюстями и возмущались, готовые разорвать жреца своими руками, играли мерзавцу на пользу. Ведь нечисть здесь была главным доказательством твоей вины, даже если ты наместник, даже если говоришь правду, даже если убежден в том виновный на самом деле перед тобой, и ты уверен в этом, как в том, что солнце взойдет утром.

Слова Вигмара пришлось переводить. Громко и звучно, чтобы слышал каждый. Простые горожане на общем говорили плохо, или не говорили вообще. Впрочем, надежд на то, что чужестранец будет услышан, у Чеслава особенно не оставалось. Он знал, что в их княжестве хуже чернокнижника мог быть только чернокнижник-чужак, а Вигмар теперь казался им и тем, и другим сразу, да еще и оскорбляющий их местного жреца и обвиняющий его в чем-то. Нет, так они далеко не уйдут. Причем не уйдут в буквальном смысле – их здесь же разорвет толпа. Вот только невдомек было наместнику, что «не уйдут» было еще буквальнее ожидаемого, ведь уже другой жрец выступил на защиту своего собрата и применил магию против Вигмара. Едва услышав его восклицание, наместник взглядом наткнулся на того, кто накладывал воздействие. И тотчас же подпалил его мантию, надеясь, что это отвлечет его достаточно, чтобы не дать убить князя.

Как раз в этот момент и довелось прибыть Ригинлейв. Она-то, может быть, и сошла с ума, да только ее увльхеднары еще нет, а потому просьбам, приказам, мольбам, или что там было у их королевы, подчинялись они безоговорочно. Потому и собрались быстро, потому и коней оседлали в одночасье, стремительно направляясь туда, куда указывала Ригинлейв, смущенная тем, что находится в обществе мужчин, когда как ей было совсем даже не положено. Но они, кажется, вообще не обращали на это никакого внимания. Зато мигом среагировали на толпу горожан, которые в суматохе все-таки решили выступить на стороне своих жрецов и бросились колотить наместника, который посмел поднять руку против жреца Велеса. В Ругаланне в правление Ригинлейв такое было немыслимо по понятным причинам, но и авторитет Горма был огромен настолько, что такой результат был немыслимым. Пожалуй, аналогичных «почестей» удостаивался только Святогор в нескольких деревнях, и жители за такое платили своими жизнями. Здесь же горожане явно не боялись последствий, убежденные в том, что действуют правильно.

- Остановите их, - испуганно попросила Ригинлейв, но на самом деле просить никого было не нужно: все итак знали, что они делают и зачем они здесь. Ульвхеднары, не обнажая мечей, стали отшвыривать горожан, а особо рьяных просто как следует огревали по голове, а затем усаживали сидеть у стены храма, с тем, чтобы никто не оказался задавлен. Ригинлейв же сразу бросилась к мужу. Бросилась, чтобы понять, что с ним, что-то не так. Она не понимала, что именно, но по его виду осознавала, что дело в каком-то злом колдовстве. В колдовстве, в котором она совершенно ничего не смыслила, а потому и не знала, что делать. На короткое мгновение отчаяние захлестнуло княгиню, но в следующее мгновение она уже пробивалась к растерянному хаосом и безумием происходящего Верховному.

- Мой муж задыхается, помоги ему немедленно! – требует она, готовая повторить на всех языках Арконы, но повторять не требуется. Верховный спешит к Вигмару, и как ни странно, но на лице его не читается и толики неудовольствия, когда он снимает колдовство с чужестранца, хотя, быть может, ему и не хотелось этого делать. Муж оседает на землю, а Ригинлейв тотчас же опускается за ним, и едва убеждаясь, что он дышит и глотает воздух губами, легко обнимает его, шумно выдыхая, - Хвала Богам, я успела, - шепчет она, с трудом сдерживая слезы.

- Прекратить! – наконец, раздается звучный голос Верховного. Тот трижды ударяет своим посохом об камень, а звук раздается такой, точно Тор стучит своим молотом. Люди замирают,  даже ульвхеднары на время теряют свой пыл, - Я сказал, прекратить! – и все затихает. Даже покойницы жмутся друг к другу, хотя казалось, что им-то до жрецов уже нет никакого дела вовсе, - Вы двое! – он мечет испепеляющий взгляд в спины жрецов, которые уже были близки к тому, чтобы удрать под шумок от происходящего, - Стоять на месте! Это последний ваш шанс рассказать, как все было, и этим, может быть, сохранить себе не жизнь, но место в чертогах Велеса, а если нет – сам прокляну… - и слова его звучат достаточно убедительно и достаточно жестко, чтобы понять, что это не было пустой угрозой.

Подпись автора

- Живой, - выдыхает Ригинлейв, обнимая, - Живой, - повторяет она шепотом, чувствуя, что и самой теперь дышать становится легче. Наверное, в этом было, что-то странное – чувствовать, что тебе физически плохо, когда физически плохо тому, кого ты любишь. Наверное, в этом было, что-то мистическое, необъяснимое и странное. Но княгиня чувствовала это именно так, всем своим сердцем ощущала мгновение до ужасающей потери, от которой она вряд ли когда-нибудь смогла бы оправиться. Чувствовала, как бешено бьется сердце в груди и как перестает иметь значение вообще все, что происходило сейчас вокруг. А впрочем, имело ли оно хоть какое-то значение с самого начала? Сейчас женщине казалось, что нет, потому что ни одна сотня детей и матерей, умерших во славу кого угодно, не интересовали ее настолько, чтобы рискнуть жизнью мужа. А жизнь эта всего мгновение назад была на волоске, была в одном миге от того, чтобы оборваться вот так глупо и бессмысленно.

- К черту эти Дубровицы, к черту Стародуб, не хочу здесь быть больше, не хочу, чтобы ты рисковал собой, не хочу, чтобы тебя у меня забрали, - шепчет она, а затем отвечает на поцелуй Вигмара, гладя его по щеке. И дышать становится проще, и камень на сердце становится легче, и груз с плеч падает, как снежная лавина с ругаланнских гор с приходом весны. Он здесь, он рядом, он с ней, он живой, а все эти жрецы, все эти люди вокруг, пусть они сами разбираются с тем, что натворил их проклятый князь, княжич, служители Велеса и кто угодно еще. Это не была их с мужем ответственность, и ответственность эта, не взятая никем прежде, едва не убила самого дорогого для Ригинлейв человека. Она была в одном шаге от того, чтобы его потерять. И это осознание билось с противным и болезненным пониманием того, что это была ее вина. Она сделала недостаточно. Она точно могла больше. Но если могла больше, то почему не сделала больше? Ответа на этот вопрос не было. Ведь даже сказать, что она не могла сделать больше, княгиня не имела права. Потому что знала, что это не так.

- Другой никогда и не будет, - улыбается она мужу, - Я так сильно тебя люблю, - и она и впрямь не понимает, что та самая, другая, и была нужна Вигмару теперь. Та, которую он полюбил. Та, которая не была послушна его воле слепо и безоговорочно, та, с которой можно ссориться и ругаться, но на которую можно положиться, потому что вы оба знаете, что нужно делать, для чего и как защитить того, кто ты любишь больше всего на свете. Та, другая, сейчас должна была вернуться. Она, кажется, и вернулась, когда потребовала от ульвхеднаров подняться и последовать за нею, но сейчас, когда все уже почти было в прошлом, Ригинлейв чувствовала, что существует какой-то диссонанс, но не понимала, в чем именно он заключался. И обдумать это ей не дали. Потому что Вигмар потребовал от Верховного, чтобы тот не торопился с решениями и не озвучивал суть произошедшего у всех на виду. Наверное, в этом было рациональное зерно. Но Боги! Как же Хорфагер было наплевать. Больше всего на свете она хотела просто собраться и уехать, как можно скорее, чтобы никто и ничто больше не смогло им навредить.

Верховный, как оказалось, и впрямь был не в курсе происходящего. И гнев его был ничуть не меньше, чем гнев Вигмара и Ригинлейв. Оно и понятно. Не заметил, что у него же под носом творятся такие страшные вещи. За одно только это следовало наказать и себя, и тех жрецов, что были под его властью. Во всяком случае, в Ругаланне они бы позаботились о том, чтобы никто не ушел без того, что заслужил. Но здесь приходилось лишь наблюдать и слушать, ведь все прочее им едва ли могло быть доступно, как гостям. Впрочем, Вигмар считал иначе и не стеснялся вмешиваться в разговоры жрецов. Ригинлейв же была смущена и растеряна, хотя бы потому что понятия не имела, что теперь будет с этими жрецами. Верховный был в гневе, судя по его тону, а судя по тому, что сказал прежде – ничего хорошего местным колдунам теперь ожидать не приходилось за все то, что он сделали. Нет, посмели сделать. Ведь, чтобы дойти до подобного, нужно было определенно потерять всякий стыд.

- Да мы поначалу знать не знали, поможет ли уничтожение его алтаря его ослабить, - перехватывает инициативу второй, отвечая Вигмару, - Да и сейчас не знаем так-то. Он ведь уже всю силу из детей вытащил, на других перекинулся, так чего уже ему алтарь? Он тут хозяйствует, а не гостит, - и растерянность, которая прочиталась на лице жреца сошла почти за детскую. Но от гнева Верховного его это не спасло. И правильно, за дурость надо было платить.

- И вы ему это позволили?! – взревел он, да так огрел незадачливого «укротителя духов» посохом по спине, что тот упал на пол и закряхтел от боли, - Вы, жрецы Велеса, ведьмаки, что здесь четверть века учатся, не знали, к чему это приведет?! Позволили и князю глупость совершить, и княжича в связь с этой тварью подвязать, и совладать с ним не смогли?! Что вы за погань такая и когда мне сказать намеревались?! – встревать и говорить ничего не хочется. Ригинлейв вообще хочется подальше отсюда оказаться, да только теперь это вряд ли представлялось возможным, хоть они с мужем и не имели никакого отношения к происходящему. Верховный, тем временем, зарядил ударом посоха уже по второму своему подопечному, да продолжал отчитывать их, пока не выдохся.

- Веди теперь, алтарь его показывай. Как вы посмели-то только такую мерзость затеять?! Вовек теперь землю эту от скверны не отмоем, даже если от твари вашей избавимся. Где он теперь?! – Верховный направляется к выходу, стуча посохом, пока жрецы собираются с пола и силятся подняться на ноги.

- Женщины мертвые его на куски разорвали, да только сдается мне, это ненадолго… - лопочет Ригинлейв, отвечая на вопрос жреца, а тот головой кивает.

- То верно, ненадолго, княгиня, - очень спокойным голосом отвечает он ей, коснувшись женщины лишь взглядом, - Да ты бы в это дело не лезла. Сама дитя носишь, поберечь тебе надо и себя, и сына своего. Гляжу, не только я один такого мнения, но и Богиня ваша, что морок на тебя наложила. Оно и к лучшему, вестимо, боюсь представить, что бы ты уже натворила, не будь на тебе этого морока, - он будто бы осуждающе головой качает, а Ригинлейв недоуменно смотрит на мужа, а затем на жреца. Какой такой еще морок? О чем он вообще говорил?

- Скоро сами все поймете, - обрывает он, - Хоть вам самим ваших Богов знать должно больше, да только столько лет уже живем бок о бок, что и мы всякое о них ведаем, - с этими словами, он открывает вход в храм, хватает за шкирку своего ученика и велит, - Веди. И только попробуй сбежать пытаться, я с тебя кожу живьем спущу. Не побрезгую.

Подпись автора

Ригинлейв была смущена заявлением о том, что она недостаточно заботится о своем ребенке, что она подвергает его опасности, ведь самой ей доселе так не казалось. Напротив, она защищала своего мужа и своего ребенка от злого духа, который хотел их забрать. А это же, разве, не было ее святым долгом, как жены и матери? Но вопросы эти она жрецу не задает, только молчаливо склоняя голову и признавая собственную оплошность. Да, все, что произошло, и в самом деле могло угрожать ей самой, а значит, и Сигмару. И с этой точки зрения, конечно же, жрец был совершенно точно прав во всем. И хорошо, что у него нашлась дерзость, чтобы сказать ей об этом, сказать, что он думает, даже если самой княгине это было не особенно приятно слышать. Еще неприятнее было бы потерять сына, единственного ее ребенка, надежду Ругаланна и будущее всего севера.

Желание немедленно вернуться в охотничий домик за пределами города, конечно же, было очень сильно. Но еще прежде, чем Ригинлейв успела озвучить свое желание и соображение, за руку ее схватил Вигмар, заставив вздрогнуть от неожиданности. О чем он говорил, было совершенно неочевидно, непонятно даже, пожалуй. Да, княгиня помнила женщину на дороге, помнила, как та тоже напоминала ей о необходимости позаботиться о себе и о ребенке. И тогда княгине казалось, что она и заботится. Но судя по тому, что после она сразу же потеряла сознание, странница была права, и Хорфагер следовало немного отдохнуть. Ну, так и что в этом было такого удивительно и даже хоть сколько-нибудь значимого? С чего вообще Вигмар взял, что эта незнакомка оказала на нее какое-либо воздействие, или что она была Богиней? Странно даже думать было так. Часто ли Боги являются смертным, да еще и для того, чтобы наложить на них какой-то там морок? Им ведь достаточно просто глянуть один раз своим взором, и все будет так, как они захотят, так с чего бы им вот так спускаться в Мидгард и оказывать им такую честь?

Впрочем, спорить с мужем тоже было странно. Он ведь лучше знал, что происходит, был умнее и предупредительнее, и если так, то следовало поверить и этим его словам тоже, как бы странно они ни звучали. Если супруг был уверен в том, что она находилась под каким-то там мороком, наверное… Наверное, так и было? Или под каким-то мороком был уже он сам, Вий так повлиял на него, заставив видеть в жене какую-то другую женщину? Ведь о чем, черт побери, он вообще говорил? Она была такой, как всегда. Может быть, чуть менее тихой и послушной, но Боги свидетели, как только они вернутся в Хольмгард, она сядет за вязание и вышивку, и не будет выходить из замка до самых родов, да и после, в общем-то, тоже, ведь младенцу нужна будет забота, уход и любовь. Ему нужна будет мать, которая по счастливой случайности готова была проводить с ним столько времени, сколько будет необходимо, чтобы ребенок рос в безопасности и покое, а не как сейчас. И все же… Все же, о чем говорил супруг, о чем просил, Ригинлейв не понимала. А потому, чувствовала изрядную долю растерянности и даже смущения. И потому что Вигмар вел себя странно, и потому что она сама впервые в жизни не могла его понять.

- Такой, как сейчас? О чем ты говоришь? Что со мной не так? – и эта мысль, что с нею, что-то не так, что муж ею недоволен настолько, что молится Богам о выздоровлении, на мгновение заставляет Ригинлейв начать нервничать. Вигмар же обращается к Фригг, рассчитывая, что она снимет какое-то там колдовство с его жены, чтобы она стала прежней. Но как именно прежней?! – Просто скажи мне, какой ты хочешь меня видеть, и я сделаю все, чтобы такой стать, - ведь она не хотела расстраивать супруга, не хотела, чтобы он был вынужден ради нее молиться Богам. Вовсе нет. Она желала его радовать, быть его тихим причалом, быть человеком, к которому он придет, потому что ему с нею хорошо. А теперь она довела его до состояния, когда он выдумывал, что она – вовсе не она, и что ее кто-то проклял. Но почему? Что такого она сделала? Вопросы эти порождали тревогу, страх и отчаяние, но вместе с тем и острое желание постараться и все исправить. Любой ценой. Даже если Вигмар решит, что она должна запереться в охотничьем домике и никуда не выходить оттуда до самого рождения Сигмара. Странно, конечно, будет, если их ребенок, наследник севера, родится на чужбине, но в конечном счете, разве это было важнее, чем муж и его пожелания?..

Впрочем, как бы там ни было, а Фригг им не ответила. Ригинлейв чувствовала себя прежней – смущенной и растерянной. Было ли дело в том, что они находились в чужом храме и молиться здесь своим Богам было странно, или дело было в том, что мать асов вовсе не желала их слышать, княгиня понятия не имела. Но видя удалявшиеся фигуры жрецов, которые направлялись к жертвеннику, женщина чувствовала еще большую растерянность, - Может быть, пойдем, а? – предлагает она супругу, неуверенно на него посмотрев, - Нам ведь еще нужно разобраться с Вием. Или, хочешь, я вернусь в охотничий домик? И прикажу собираться в Ругаланн? Или напротив, останусь там до самого рождения сына? Я поступлю, как ты скажешь, - лишь бы он больше не тревожился и не переживал настолько, что был вынужден обращаться с молитвой к Богам. Признаться, Ригинлейв вообще не помнила, чтобы видела мужа за молитвой. Наверное, она очень сильно его чем-то расстроила. А может быть, даже и рассердила.

Из храма они выходят под удивленные взгляды горожан, которые, как ни странно, не чураются покойниц. А судя по тому, что часть из них теперь еще и приодета, горожане оказались куда милосерднее, чем от них ожидалось. Они следовали древнему обычаю, полагая, что от того мертвецы не могут упокоиться, что их не омыли, не оплакали, не одели и не сопроводили в иной мир должным образом. И скорее всего, это было правдиво. Впрочем, с этой проблемой разобраться предстояло немного позже. И покойницы, помня об обещании Ригинлейв, не требовали от нее ничего прямо сейчас, отлично зная, что у нее были дела поважнее. Но судя по тому, как вели себя горожане, как они смотрели на умерших женщин, по тому, что они вовсе не чурались и не избегали их, испытывали они скорее сочувствие и сопереживание, а не ужас и отвращение. Наверное, потому что княжеские наложницы были им знакомы. А может быть, вообще были их дочерьми, сестрами и подругами. И эта мысль, поразившая Ригинлейв в одночасье, заставила ее вдруг остановиться.

- Чтобы разрушить алтарь, нужно оплакать детей, так? – повернувшись к мужу, спросила она на ругаланнском, - А эти люди выглядят сочувствующими горю покойниц и их детей. Что, если мы приведем их к алтарю и честно расскажем историю, избегая упоминаний о княжиче? – скорее всего, жрецам после этого не поздоровится, но Боги свидетели, они заслужили, - Возможно, сочувствия этих людей хватит, чтобы помочь? Может быть, они оплачут и детей, и их матерей?

Подпись автора

Такая, какая есть. Это звучало странно. И было странным. Но пробуждало в Ригинлейв будто бы какие-то воспоминания. Воспоминания о том, какой она была когда-то, но не могла стать теперь. И это дезориентировало, пугало, заставляло чувствовать себя еще хуже, потому что сделать с этим женщина ничего не могла, но понимала, что огорчает своим поведением мужа и силилась хоть как-то припомнить. Да, теперь ей удалось зацепиться за странное воспоминание о том, как она, верхом на коне, врезалась в гущу разбойников, и еще прежде чем те успели опомниться, разбила их. Помнила свое странное спокойствие, потому что казалось, что оценивала риски разумно: что чернь могла ей противопоставить, не имея ни хорошего коня, ни хорошего оружия, ни твердого понимания, как легко ломаются кости и режется плоть, когда встречаешься с противником тебе не равным. Помнила свое безразличие к понесенным разбойниками потерям. И помнила камень в сердце, тот самый камень, на котором было написано имя Святогора – человека, которого большинство мечников признавали за лучшего воина, которого им довелось видеть. И она победила его. А значит, разбойники не могли ей ничего противопоставить… Противопоставить… Она сражалась на равных с мужчинами. Ей было, с чем сравнить – это не было глупой прихотью. Муж ее ругал, за то, что она приняла такое решение. И она могла его принять!..

Ужас отразился в глазах Ригинлейв. Первозданный и искренний. Она вдруг поняла, о какой Ригинлейв говорил Вигмар. Но разве она была когда-то такой Ригинлейв? Как давно? Почему? Как это случилось? Что лежало за этим? Княгиня не знала и ей нечего было сказать, потому что она чувствовала себя дезориентированной и растерянной настолько, что и шагу не могла ступить. Благо, что Вигмар мгновенно отвлек необходимостью переводить горожанам, не из все из которых знали общий язык. И как ни странно, а горожане откликнулись. Стали кивать головами, желая помочь вполне искренне. Ведь что бы там ни было, а эти женщины, многие из этих женщин, не были им чужими, а даже если бы были, потеря матерей детьми и чудовищные убийства одинаково отражались в большинстве сердец. Сочувствием и сопереживанием, болью и неодобрением, но редко, когда безразличием. А потому, да, люди последовали за ними. Быть может, конечно, и не все, но достаточная их часть. Достаточная, чтобы оплакать детей и вернуть их матерям, а если повезет, то и оплакать самих матерей. После этого жрецы отслужат по ним нужные службы и обряды, и они упокоятся, найдя свое место в ином мире, пока Боги не позволят им родиться снова. Наверное, так они найдут и милосердие, и справедливость. Ведь кто был справедлив, если не Боги? Впрочем, после свершенного, наверное, в этом был смысл усомниться хоть немного.

Кто никогда не был справедлив и не пытался, так это Вий. И судьба, что постигла его, конечно же, была вполне закономерной. Так что Ригинлейв с неудовольствием наблюдала, что останки все еще шевелятся, а пара девушек из толпы, завидев подобное, и вовсе потеряли сознание. Вот уж точно впечатлений для местных хватит на пару десятков лет вперед, если не больше – станут рассказывать своим детям и внукам. Да только вопрос для Ригинлейв был в другом. Что им с этим делать? Что делать со срастающимися останками Вия, который вернется с часу на час? Оставалось надеяться, что разрушение алтаря все же даст свои плоды и сделает его сильнее. Или нет…

Горожан дважды просить не пришлось. Увидев тела детей и склонившихся над ними матерей, люди сами склонились над покойниками, сами стали ронять слезы, петь заупокойные песни, и что совсем было странно – утешать мертвых матерей. Видимо, Чеслав недооценил свой народ, не знал его до конца, ведь вместо гнева они теперь испытывали сочувствие и сопереживание. Не боялись мертвых. Не испугались чужого божества, а верили в своих, и просили Мару упокоить мертвых, а Мокошь – дать им новую судьбу, более счастливую, Перуна – защитить город от зла, а Велеса – увести Вия нехожеными тропами, чтобы не дать ему вернуться. И было в этом что-то трогательное. Что-то, под чем Ригинлейв пропустила, как муж попытался уничтожить алтарь и как ему помог Верховный. Женщина улыбнулась супругу в ответ на его комплимент, но как и было привычно для нее – улыбнулась смущенно. Впрочем, они поспешили с выводами о том, что могут вернуться в Ругаланн. Не могут. Потому что полдень настал, а вместе с ним вернулся и Вий. И как оказалось, разрушение алтаря его скорее разозлило, нежели остановило.

- Значит, прав был этот болван. Всю силу из алтаря Вий уже выкачал. Придется решить это по-другому, - буркнул Верховный и поспешил наверх. Следовало признать, что решительности, к его чести, ему было не занимать. Как признать и то, что к вызову Вия он был непричастен.

- Не ходите туда! – попросила Ригинлейв растерянных, напуганных и огорченных людей, которые продолжали петь заупокойные песни, даже теперь, когда все дети были уже в руках своих матерей. И это было хорошо. Значит, они и впрямь никуда не пойдут. А вот они с мужем, конечно, не могли здесь остаться. Княгиня даже не могла сказать, почему именно, но знала, что не могли. И потому она оказалась наверху, в хаосе сражения, еще прежде, чем успела подумать о том, что это может быть опасно для Сигмара. Как это могло быть для него опасно, если он сам давал ей решимости идти наверх?!

Вий взревел, стоило им показаться. И было неочевидно, совпало это, или он и впрямь был рад их видеть. Но судя по тому, как он в одночасье швырнул в стену двух жрецов, Чеслава и нескольких ульвхеднаров, они мигом перестали быть ему интересны. А судя по тому, как он сшиб и Верховного, и Вигмара, цель у него была одна – Ригинлейв. Нет, даже не Ригинлейв, а ее сын. Княгиня успела широко раскрыть глаза и выставить вперед руки с тем, чтобы не дать его длинным когтям к ней прикоснуться, но Вий все равно сшиб ее ударом и склонился, намереваясь не то пронзить ее когтями, не то высосать душу ребенка, не доставая ее из тела. Как бы там ни было, а княгиня зажмурилась, ожидая худшего, как раз в момент, когда время вдруг стало неосязаемым, не то замерев, не то просто перестав иметь такое уж определяющее значение. Вий замер и все вокруг замерло тоже. Казалось, что успела пройти вечность или несколько секунд, а может быть, просто вся жизнь. Но в центре двора, что оказался вдруг залит ярчайшим, каким-то неестественным светом, вдруг появилась женская фигура. И женщина эта казалась столь ослепительно-прекрасной, что взгляда от нее оторвать было невозможно. Никому. Ни Чеславу, что опустился на колени, ни Верховному, что поступил так же, ни двум болванам-жрецам, которые от этого света и от этой женщины силились спрятаться.

Сколько времени прошло, Ригинлейв не знала. Просто в какой-то момент искрящаяся фигура стала схожей с человеческой, и секунды потекли снова. А женщина, оказавшись между Вием и княгиней, оттолкнула его едва ли не играючи, даже не коснувшись рукой, да так, что пара его частей все-таки оторвалась, разлетевшись по сторонам, и заставив чудовище взвыть. Чудовище, потому что на фоне Богини Вий и не достоин был называться никем больше.

- Молчи, скверна! – приказала строго женщина, и тот сию же секунду лишился голоса, - Что, княгиня? Позабыла меч в доме? – в словах слышалась беззлобная насмешка, и Фригг протянула Ригинлейв ее оружие. Мгновение поколебавшись, княгиня взялась за рукоять, и в ту же секунду это перестало быть для нее удивительным. «Винланд» вспыхнул в руках, а приятная тяжесть привычно распределилась от кисти до плеча. И единственный вопрос женщины был «как я вообще могла забыть его где-то?».

- Вы доказали, что опасность для кюны и ребенка намного выше, когда она лишена собственной воли и характера. И хотя я не одобряю ее поведения, я вижу, что его не изменить такими методами. Но надеюсь, что преподнесенный урок все же кое-чему вас научил, - тепло, но достаточно строго произнесла Богиня, пока Ригинлейв поднималась на ноги.

- Больше не рискуй сыном, ввязываясь в подобные авантюры, - произнесла женщина, коснувшись живота Ригинлейв рукой, от чего по коже прошла приятная прохлада, после чего не было никаких сомнений: Сигмару ничего не угрожает, - А ты, - обращаясь к Вигмару, дополнила Богиня, - Больше не возноси молитвы своим Богам в чужих храмах. Это грубо и невежливо. Но с Велесом мы сочтемся, - она больше не смотрит ни в сторону Ригинлейв, ни в сторону Вигмара. Вместо этого лишь взмахом руки провожает Вия, который начинает корчиться на земле, усыхая прямо на глазах и превращаясь в иссохшие части искореженного нечеловеческого тела, - Он больше не вернется. И все же… Его куски надлежит распределить по частям и спрятать, ибо они все еще пригодны для злых дел, - повелела она Верховному, а тот незаметно кивнул, все еще не поднимая головы.

- Возвращайтесь в Ругаланн. Ждите появления сына там. И больше не делайте глупостей, - если кто-то и хотел возразить, не успел. Потому что с новой яркой вспышкой Фригг исчезла, оставляя после себя тишину, покой и мир на душе, каких Ригинлейв давно уже не знала. А может быть, просто не помнила.

Подпись автора