Год прошел в такой спешке и был настолько богат на события, что Ригинлейв только теперь, разговаривая с мужем, поняла, как много они пережили. Калейдоскоп событий сменялся перед глазами бесконечной чередой и на мгновение женщине показалось, что у нее даже кружится голова, что, впрочем, было вполне объяснимо и безо всяких воспоминаний: в конечном счете, княгиня носила ребенка, эта была ее первая беременность и вполне естественно, что ее нет-нет, а чуть одолевало какое-нибудь нездоровье. В целом же, она чувствовала себя очень хорошо, намного лучше, чем когда они только прибыли на остров, так что идея прогуляться до деревне, а равно хотя бы начать рассказывать мужу обо всем, что успело случиться, показалась не такой уж и плохой. Да и идея искупаться в горячих источниках тоже подкупала. Жрецы подождут. Пока Вигмар хорошо себя чувствовал и был в добром расположении духа, вполне можно было подержать их подальше хотя бы какое-то время. Свое дело они сделали, а исправить последствия вряд ли сумеют, а раз так, то лучшее, что теперь от них ожидалось – держаться от Ригинлейв и Вигмара подальше, не досаждая им своим присутствием. Им нужно было побыть вдвоем и многое обсудить. Обсудить целый год, который был полон на события настолько, что вряд ли удастся все рассказать за один день.

- Мы отправились в набег, ходили на «Кабане», а Тормод теперь – корабельщик двора Хольмгарда. Правда, с условием отсылать в Ростунгхейм свой каждый пятый корабль, - спешит добавить женщина, не желая, чтобы муж подумал, что они чем-то ущемили или обидели племянника. Подобное для Ригинлейв было совершенно недопустимо и немыслимо, ведь она любила этих детей, как своих собственных, заботилась о них и многое сделала для их благополучия и счастливого будущего. Хватит уже. Настрадались, как и весь Ругаланн, - Набег более, чем удачный, Вигмар, - она улыбается, ступая по вымощенной булыжниками тропе к деревне, решительно и уверенно, потому что уже ходила здесь и потому что знала, что на острове Туманов совершенно безопасно и не может им угрожать ровным счетом ничто, - Мы привезли много золота и корону… - она останавливается, смотрит на супруга, а затем касается его плеча и неторопливо идет дальше, - Ты стал королем нового королевства, оно называется Альбион. То, в котором мы когда-то нашли твой меч, - она знает, что это, вероятно, шокирует мужа, но почему-то именно этот момент находит ужасно забавным, и не переставая удивлять Вигмара, добавляет, - Значит, твоего мастера мы тоже навестим. Мы ведь так еще и не выбрали эскизы регалий для нашей коронации в Ругаланне. Помнишь? – этот вопрос мог звучать злой насмешкой, но вовсе не был ею, ведь протягивая мужу руку с тем, чтобы не упасть на слишком крутом спуске по дорожке вниз, Ригинлейв смотрит на него с теплотой, - Мы ведь теперь конунг и кюна Ругаланна. И нам нужно короноваться до того, как родится сын, - потому что что бы там ни говорили все вокруг, а наследник должен был прийти в этот мир уже у короля с королевой, а вовсе не у князя с княгиней.

- Или Сигмар. Мне нравятся оба, - она улыбается, а затем добавляет, - По условиям нашего брачного договора, два старших сына будут носить мою фамилию, но патроним у них будет твой. Это не мои сыновья. Они наши. И я хочу, чтобы у них было, что-то от тебя, ничуть не меньше, чем будет от меня. Так что справедливо будет старшего назвать Сигмар Вигмарссон Хорфагер, как считаешь? – это, наверное, не было принципиальным, но Ригинлейв хотела добавить как можно больше деталей в свое повествование, чтобы дать Вигмару, за что зацепиться. А там, кто знает, может быть, он припомнит, что-то еще. И княгине так сильно хотелось, чтобы он вспомнил, что в какой-то момент, услышав про «увидеть твоими глазами», она вдруг задумалась о том, насколько это было возможно. Какова вероятность того, что жрецы могут помочь ей разделить свои воспоминания с мужем?.. Пока мысль была неоформленной и казалась странной, но даже если так, то ведь можно было хотя бы попробовать. Это могло помочь?

Впрочем, с мысли Ригинлейв быстро сбивает следующий вопрос мужа. И Боги свидетели, она бы предпочла, чтобы об этом он вообще никогда не забывал, хотя бы потому что у них была всего одна такая острая и непримиримая ссора, которая привела их едва ли не к расставанию. Говорить о ней и вспоминать не хотелось. На секунду появилась даже крамольная, дурная и жестокая мысль – солгать. Придумать какую-нибудь небылицу. Но во-первых, обманывать мужа, да еще и в таком уязвимом положении, в котором он находился теперь, казалось особенно жестоким, почти беспринципным. А во-вторых, оставлять его мучиться чувством вины для которого не было никаких причин – это поступок женщины, любящей себя, но только не мужа, о привязанности к которому она то и дело говорила и любовь к которому она так остро испытывала.

- Это была не твоя вина, Вигмар. Меня ранил не этот воин. И ты никак не мог этому помешать, потому что был в Йерринге из-за нашей очень серьезной ссоры. В этой ссоре была моя вина, - не в решении, которое она приняла для Ругаланна, а в том, как преподнесла это мужу, как рассказала ему обо всем, как не сумела найти нужных слов для его убеждения, - Ты рассердился на меня за то, что я заключила мир с Беловодьем в обмен на освобождение Ругаланна от его гнета, выдачу Владислава, совершившего покушение на мою жизнь и готовившего государственный переворот на севере вместе с заговорщиками. И когда это произошло, ты уехал в Йерринг. Нам не удалось помириться сразу, - и как бы так не случилось, чтобы им вновь не дойти до ссоры, которая уже была пережита и осталась в прошлом, - А потом, князь Загорья решил отбить у меня Владислава, потому что другого выбора у него не было. Я ведь сдала Ирий, загорцы оказывались зажатыми в тиски между нами, кто не собирался их поддерживать и наступающей на столицу Арконы армией Беловодских. Он осадил Хольмгард. Почти незаметно для остальных, потому что хэрсира Эгедаля ты убил за предательство, а нового мы еще не назначили. Хольмгард же был почти пуст – провизии после свадьбы почти не осталось, город не смог бы выдержать долгую осаду. Князь вызвал меня на переговоры, а ранил меня его малолетний сын, арбалетным болтом. Рана была очень тяжелая, но мы должны были сражаться. Я думала, что хэрсиры соберутся под чьим-то началом, чтобы снять осаду со столицы, но ты пришел мне на выручку первым, - она несколько напряженно улыбается, - И обещал мне больше так не делать, ведь ты смертельно собой рисковал. Я вышла со своими людьми тебе навстречу, а затем к нам присоединились Ормар, Вигге, сын Халбранда и еще пара хэрсиров. Они сумели прогнать войско загорцев, а мы с тобой помирились. Ты… - она задумчиво смотрит на мужа, а затем качает головой, - Ты вовсе не опоздал. Моя рана была тяжелой, но это – не твоя вина. Ты спас меня на поле боя. Как всегда спасал, - заканчивает княгиня, давая мужу обдумать сказанное. К этому времени они уже заходят в деревню, и Хельблинди провожает их обоих в тот же дом, где они провели пару прекрасных ночей. Небольшой сто стоит снаружи, костер горит рядом. Погода вполне располагает к тому, чтобы пообедать на улице. К тому же, что стол тот уже накрыт. Блюдами без изысков, но от того не менее вкусными и аппетитно выглядящими. Из изысков тут были лишь засахаренные лимоны, и Ригинлейв, конечно же, первоочередно потянулась именно к ним.

Подпись автора

Пожалуй, впечатлений, информации и воспоминаний было слишком много для первых мгновений после пробуждения. И Ригинлейв одернула себя, напоминая, что сейчас лучшее время, чтобы притормозить. Ей отчаянно хотелось, чтобы муж обо всем узнал поскорее, чтобы он все вспомнил, чтобы между ними не было этого поверхностного недопонимания и неверия вполне искреннего, того самого, которое женщина увидела в глазах Вигмара, стоило ему их раскрыть. Наверное, это было хорошим знаком. Наверное, это было свидетельством того, что он и впрямь сбросил с себя всю тяжесть проклятия, которое тяготело над ним, и ей следовало радоваться. Боги свидетели, Ригинлейв была рада. Но еще она хотела, чтобы муж вернулся к ней, чтобы он был прежним и не сомневался в том, что они и впрямь были женаты и пережили все, что им довелось пережить. Хотя событий, пожалуй, и впрямь было слишком много. Прежде они укладывались в голове, сменяя друг друга стремительно и без труда, потому что Вигмар их переживал, но как вместить их все за один день – было открытым вопросом. И Ригинлейв пообещала себе не торопиться. Пообещала, что за дни, которые они проведут здесь, она постепенно расскажет мужу все в мельчайших деталях, а может быть, и не только расскажет, если так станется, что ее идея окажется возможной к исполнению, и воспоминания супруга частично восстановятся через ее собственные усилиями жрецов. А пока… Пока можно было наполнить объемом те события, которые княгиня уже успела просто назвать.

- Да… Дело в том, что твой меч был мечом из известных в том королевстве легенд. Альбионом когда-то правил добрый король, но затем власть его захватил король злой. И он был бессмертным, потому что приносил чудовищному дереву жертву девственницами. Взамен получал яблоки. Один раз съесть такое можно было безопасно, но большее количество раз попросту делало его живым мертвецом. Убить его было нельзя, он не умирал от старости… И было предсказано, что его победит новый добрый король, наследник прежнего, когда вытащит меч из камня. И этот меч как раз оказался у тебя, жрецы Альбиона увидели это и ты решил, что короля непременно нужно убить. Особенно после того, как он похитил Асбьорна, - нет нужды упоминать, что Ригинлейв была против и волновалась за мужа. Иначе и быть не могло, но сейчас еще раз возвращаться к этой теме совсем не хотелось, - Мы направились в его замок, сразили дерево, а затем решили сразиться с ним, когда увидели, что он – просто маленький злобный карлик, который, к тому же, боится света, как луны, так и солнца. Вы с Ормаром просто вытащили его на свет, распахнув ставни, и он сгорел, - о том, почему подданные мужа столько лет терпели гнусного мерзавца, говорить не хотелось, да и нужды не было. Он и сам увидит их рано или поздно. И узнает. И поймет тоже. Понять этих странных людей было несложно: смирение, трусость, и больше ничего.

- А про замок ты помнишь верно, - она улыбается мужу, откусывая кусочек засахаренного лимона. Значит, все-таки что-то все еще было живо в его голове, значит, он может еще что-то припомнить. Не все было потеряно и не все так плохо, как могло показаться сначала, - Но боюсь, ты мне не поверишь, - смеется женщина, - Я расскажу и покажу тебе все, когда мы вернемся на континент. Скажу только, что замок и впрямь строится, в качестве твоей усадьбы в Йерринге, потому что Фоборг, как ты помнишь, совершенно негоден, - все еще. И теперь он вряд ли был им нужен, особенно если эльф, как и обещал, возведет усадьбу быстрее, чем мог бы любой из смертных. В противном случае, на такое строительство уйдет минимум пара десятилетий.

В ответ на упоминание Беловодья Ригинлейв молчит. Хочет еще раз попытаться рассказать о своих мотивах, объяснить, убедить, но прикусывает язык, потому что не совершит эту ошибку во второй раз. Ни за что. Ни за что не сделает ничего, что может привести к очередной громогласной ссоре. Пусть все будет так, как уже случилось. Им нет нужды возвращаться к этой теме раз от раза. Главное, что теперь Ругаланн в мире и свободен, никто ему не угрожает, а главное подтверждение их победы свершится уже скоро: они коронуются королем и королевой севера, - Будем обсуждать эскизы без Асхильд? Ей это не понравится, – смеется Ригинлейв, глядя на мужа, - Пока мы были в набеге, она нарисовала нам с десяток. И тот, что похож на лошадку – очень даже ничего, - женщина шутит, но шутит беззлобно. Она относится к племянникам с большой любовью, а потому и эскизы племянницы, которые она успела сделать, пока «правила» Ругаланном, тщательно сохранила, обещала их обязательно рассмотреть, но заведомо предупредила, что они слишком сложны в исполнении, не всякий ювелир справится, а следовательно, нужно будет оставить их до лучших дней, пока не появится мастер, достойный стараний девочки. Асхильд была ответом вполне удовлетворена, а Ригинлейв не обманула – не избавилась от рисунков, а отнеслась к стараниям племянницы с должным уважением. Вряд ли это было важно Вигмару, но сейчас казалось более правильным рассказывать ему о забавных вещах и незначительных мелочах, нежели о том, что в очередной раз удивит его и не даст ему запомнить, что конкретно случилось.

- Да, в этом домике мы и были в прошлый раз… После того, как решили пожениться, - и Ригинлейв приятно было остановиться здесь вновь, потому что воспоминания были радостными, полными любви, страсти, удовольствия и предвкушения чего-то большего. Все надежды той ночи оправдались. Осталось только сделать так, чтобы Вигмар все это вспомнил. И он вспоминал. И как было тепло, несмотря на холодную зиму, и что оставались они именно здесь. Вместе. Хотя мужем и женой тогда еще не были, но едва ли кто-то мог и хотел им помешать.

Вообще-то идея посещения ручья Ригинлейв не нравится, но она все-таки заставляет себя улыбнуться и согласно кивнуть. Княгине неприятна мысль, что им вновь придется встретиться с Ауд, особенно теперь, когда она носила предсказанного ребенка, и над этим ребенком довлела сила предсказаний глубоко негативного толка, но женщина говорит себе, что если ведьма даже встретится им и посмеет раскрыть рот, Ригинлейв сумеет заставить ее замолчать. А для воспоминаний Вигмара этот ручей мог оказаться важным.

- Помнишь, мой отец имел традицию, посещать своих хэрсиров ближе к зиме? Мы решили в первый мирный год возобновить эту традицию, особенно учитывая, что многие хэрсиры теперь новые, а хэрсир Ладе нынче вообще мальчишка при не самой доброжелательной мачехе. Ормар будет благодарен, если мы за ним присмотрим хоть одним глазом. Вот мы и поехали с тобой в путешествие по Ругаланну. И начать решили с островов. Плыли на Княжий, когда нас атаковали сразу два чудовища. Если бы не Фригг, точно сгинули бы на том острове, - но все закончилось хорошо, так что им не следовало об этом думать. Как и ни о чем другом плохом. Ригинлейв этого не хотела. И если было бы можно рассказать мужу только обо всем хорошем, что с ним произошло, то она бы так и сделала.

- Остров Полоза тоже навестим. Теперь нам вдвойне нужно всех навестить. Проклятие, подобное тому, что было на тебе, есть и на других воинах. И если они все еще живы, нужно предоставить им возможность поехать сюда, чтобы излечиться, - и ей плевать сколько ресурсов на это уйдет.

От разговора их отвлекает слуга, который пришел, чтобы сообщить, что лошади для конной прогулки готовы. Он мнется пару мгновений, а затем добавляет, что если княгиня пожелает, то для нее у них есть сани, а есть портшез, поясняя, что последнее – крытые носилки. Кажется, мальчишка хочет добавить, что это очень комфортный способ передвижения для женщины в положении Ригинлейв, но та заведомо отвечает ему таким взглядом, что он спешит ретироваться. И неизвестно еще, что не нравилось Ригинлейв больше. Что все на острове знают, что она носит ребенка, и об этом рассказали даже послушнику, или что они думают, что она не может ездить верхом. Вообще-то она беременная, а не больная.

- Я тут подумала, - говорит Ригинлейв, уже когда они выезжают верхом по дороге из деревни только вдвоем, как и прежде, оставив ульвхеднаров беспокоиться в одиночестве. Может быть, с точки зрения княгини это и было неосмотрительно, но она верила Вигмару и в Вигмара. А потому, вопроса в отношении собственной безопасности у нее не стояло вовсе, - А что если… Что если нам попытаться вернуть твою память? – светлая дорога уходит вправо от холма, Ригинлейв направляет коня прямиком на нее, - Хотя бы… Частично. И возможно, что не с той позиции, с какой тебе бы запомнились эти события самому. С моей, - наверное, это тоже было неосмотрительно, ведь муж увидит все, включая ее эмоции, страхи, ее переживания и ее страдания во время их ссоры. Но по большому счету ей нечего было скрывать. А чтобы Вигмар страдал, лишенный их воспоминаний, женщина не хотела тоже, - Может быть, нам стоит спросить у жрецов, не существует ли метода, который позволил бы мне поделиться с тобой своими воспоминаниями. Они хотя бы отчасти, но могли бы дополнить и пополнить твои.

Подпись автора

Обилие событий, которые успели произойти с ними, казалось, нужно придержать, и Ригинлейв пообещала себе именно так и сделать, чтобы Вигмар не запутался во всем этом. Но ситуация складывалась таким образом, что одно цепляло за собой другое, ведь все эти многочисленные события были связаны в один единый клубок. И как было рассказать о королевстве, не упоминая, что они оставили там наместника? Как рассказать о том, что наместник есть, не называя, кто он такой? Как мотивировать, что именно в Ладе им нужно провести больше всего времени, наблюдая за общением мальчика и его мачехи, отчаянно радеющей за своих детей, но не особенно заинтересованной в благополучии старшего, если не упомянуть, что Ормар остался в Альбионе, чтобы держать там все в стальном кулаке, а заодно не чувствовать себя недооцененным? Хотя, ладно, пожалуй, что заставить кузена чувствовать себя недооцененным было бы невозможно. У него был наилучший оценщик на земле – он сам. И он никогда не недооценивал кузена, а делал его лучшим из лучших в собственном же восприятии. Но, наверное, это-то Вигмар как раз прекрасно знал и помнил еще до брака с Ригинлейв. В конечном счете, все они встречались, как минимум, на военных советах, а всего вернее, что и на пирах тоже. И все же, будет забавно наблюдать за тем, как Вигмар постепенно вспомнит о том, кому на самом деле он оставил свое королевство, а равно – по каким причинам. Ведь Ормар довольно редко казался людям приятным человеком, и лишь Вигмару, женившемуся на Ригинлейв, довелось узнать этого человека немного лучше, да еще и не на словах, а на деле.

- Да, он – твой наместник. Мы на скорую руку организовали твою коронацию, хотя стоит признать, что после всех свершенных тобой подвигов, в этом практически не было никакой нужды – тебя итак все охотно признавали за своего короля, - она улыбнулась мужу, давая понять, что власти его уж точно ничто не угрожает, - Кроме того, в практическом смысле, Ормар это наместник над наместником. Там был кандидат, в котором мы не особенно уверены, но который лучше знает страну и истово верит в твою богоизбранность. Иными словами, мы посадили двух пауков в одну банку, надеясь на то, что они приведут страну в порядок, а не наоборот, - и следовало признать, что основания для таких надежд у них и впрямь были, но обо всех мотивах можно было уж точно поговорить позже, а не немедленно, заставляя мужа размышлять о состоятельности принятых решений. Тогда они казались им состоятельными, и сейчас мало, что изменилось, но на практике они все проверят, когда придет время собирать налоги. И хотя Ригинлейв об этом молчала, она надеялась на то, что им никуда не придется плыть, а Ормар, убедившись в том, что Утрану можно доверять, просто приплывет с кораблями золота и снова начнет донимать их своим участием во всем подряд, не щадя ни нервов Вигмара, ни терпения Ригинлейв.

О том, что кто-то там беспокоится о здоровье Ригинлейв, она слышать ничего не хочет, но и огрызаться на мужа сейчас не станет, несмотря на раздражение. Возможно, все дело было в том, что матерью себя женщина не воспринимала, да и пожалуй, что не до конца осознала, что носит ребенка, а равно не до конца верила в то, что ему суждено будет появиться на свет, несмотря на все многочисленные предсказания. А потому и менять привычный образ жизни Ригинлейв не собиралась. Не собиралась никому позволять видеть в ней немощную женщину, которая и на коня сесть не в состоянии, так что нуждается в носилках. Может быть, в будущем, когда беременность ее начнет доставлять вполне ощутимые физические неудобства, мнение ее и изменится, но точно не сейчас, когда она вообще с трудом верила в то, что этот ребенок на самом деле есть, а жрец не выдал желаемое за действительное.

- Хорошо, но пока я буду благодарна, если ты разделишь со мной конную прогулку и не будешь видеть во мне смертельно больную старуху или что-то вроде того, - она улыбается мужу без тени напряжения или неодобрения, но просит вполне искренне, ведь меньше всего Ригинлейв хочется, чтобы супруг тоже стал смотреть на нее не как на равную, не как на любимую женщину, ярла и воительницу, которых он полюбил, а как на слабое и никчемное существо, которое даже ходить нормально не может, а уж тем более прогуливаться верхом, хотя Ригинлейв даже вспомнить не могла день, когда впервые села на коня, ведь она тогда была совсем еще ребенком.

Прогулка, между тем, и впрямь улучшает настроение женщины, дает ей чувствовать себя увереннее и свободнее, в том числе потому что отсутствовал надзор ульвхеднаров, жрецов и всех, кто мог помешать им с мужем нормально общаться, в то время как Ригинлейв была убеждена, что только это общение и может помочь Вигмару лучше всего вспомнить то, что он успел забыть.

Восторга предложение Ригинлейв у мужа не вызывает. Она понимает. Чужие воспоминания все равно не были своими, как ни посмотри. И будь у княгини другая идея, она бы непременно ее предложила, но никаких больше идей у нее не было. Хотя, признаться, женщина и надеялась на то, что жрецы вскоре придут, чтобы рассказать, что хотя бы какую-то часть они все-таки способны вернуть. Они же были магами, это должно было быть в их власти. Но если нет, то Ригинлейв готова была поделиться. С пониманием того, что Вигмар узнает больше, чем должен был знать муж о своей жене, о ее мыслях и ее восприятии тех или иных событий. Женщина всегда была сторонником мнения, что даже между самыми близкими людьми должна была оставаться хоть какая-то дистанция, хоть что-то личное, скрытое вообще ото всех. И в иных обстоятельствах она бы никогда не предложила ничего подобного, но… Но они были в тех обстоятельствах, в которых оказались. Исходить приходилось из них. Тогда-то ярл и задалась простым вопросом. Было ли ей, что скрывать от Вигмара? Было ли то, о чем он мог даже не догадываться? Едва ли. Ведь даже в их ссору он почти наверняка понимал чувства супруги, знал, что она ощущала боль, тревогу и острые переживания по поводу их ссоры. Ничего нового для себя он не узнает. А может быть, что-то вообще можно будет исключить из передаваемых воспоминаний, чтобы не тревожить мужчину понапрасну?

- Не думаю, что мне есть, что скрывать от тебя настолько, чтобы не пожертвовать этим во имя твоих воспоминаний, - ведь пока все, что Ригинлейв рассказывала, для мужа было просто словами, даже не картинками, даже не явными эпизодами чьего-то недавнего прошлого. Он верил на слово жене просто потому что доверял ей и прежде, до того, как она стала его женой. Странно и даже страшно было об этом подумать, но она была ему почти чужим человеком. Ярлом – да. Женщиной, с которой когда-то их коротко объединила общая страсть на корабле? Да. Но не более того. А между тем, за год они стали намного-намного ближе. И ради того, чтобы муж это понял, Ригинлейв была готова на многое. В том числе на то, чтобы отдать воспоминания, принадлежавшие лишь ей одной.

Поднимавшийся пар явственно указывал на то, что они уже близки к источникам. И это было хорошо. Ригинлейв нравилось здесь, купаться было удивительно приятно, и кто знает, может быть, вода тоже напомнит, что-то мужу? Княгиня кивнула, посмотрела на Вигмара и коротко улыбнулась, направляя коня в сторону пара, который стоял столбом, расползаясь по окрестностям, - Да, это источники. Никакой магии. Вода здесь одинаково горячая и зимой, и летом, а природные «ванны» не просто пригодны, а очень удобны для купания, - впрочем, им не пришлось ехать долго, чтобы Вигмар мог это увидеть сам. И едва они достигли нескольких из таких ванн, Ригинлейв спешилась, присела, протянула руку и потрогала воду. Горячая, как в ваннах, которые готовили для нее слуги.

- Хочешь искупаться? – посмотрев на Вигмара, спросила женщина, - В прошлый раз нам понравилось, мы чуть не пропустили жертвоприношение в храме. Потом ты попросил благословение нашего брака у жреца, и он дал его, сказав, что знамения нашего брака благоприятны. А ты все бубнил, что жрецы – дармоеды и ты не пощадишь их, если они нас не благословят, - смеется Ригинлейв, вспоминая слова мужа и то, как решительно он был настроен на ней жениться. Сейчас даже думать об этом было странно, а тогда княгиня тревожилась о тех испытаниях, что им доведется пройти ради того, чтобы быть вместе. Но они справились. Осталось, повторить это так, чтобы Вигмар больше не забыл.

- Ничего не припоминаешь? – спрашивает женщина, обходя ванну по кругу, - Не волнуйся, за несколько дней я точно смогу тебе все напомнить. В том числе о том, как мы побывали в Йотунхейме, в Альвхейме, пережили покушение Устиньи и Владислава, а еще побывали во многих самых прекрасных местах Ругаланна.

Подпись автора

Ригинлейв видела, что муж испытывает напряжение, глядя на источники и размышляя над ответами на ее вопросы. И с одной стороны, это было вполне естественно. Он ведь оказался в ситуации, в которой редко, кому пожелаешь оказаться. Не помнить очень важную часть своей жизни, пусть часть эта была и малой, это очень нелегко. Еще хуже раз от раза натыкаться на места, людей и напоминания, о которых у тебя в голове не осталось ни единого представления. Ригинлейв понимала. И обещала себе, что как бы там ни было, а она восполнит воспоминания Вигмара настолько, насколько это будет возможно, настолько, насколько она сама помнит все, что с ними произошло. А потому, мужчине не нужно было тревожиться или переживать. Утраченное, конечно, имело беспредельную ценность. Но даже если им не удастся задуманное, они не смогут перенести воспоминания княгини в голову ее мужа, у него будет все, что Ригинлейв успеет поведать, но что важнее – у них будет и будущее, о котором Вигмару уж точно никогда не придется забывать. И этой мыслью княгиня утешалась даже когда подступала мысль, близкая к отчаянию. Что, если со своими воспоминаниями он утратил и любовь к ней тоже? Что, если он просто пока еще не понял этого? Об этом не хотелось ни говорить, ни думать. И Ригинлейв отчаянно гнала от себя подобные мысли, не оставляя им ни шанса. А вместо этого она отколола фибулу на своем плаще, снимая дорожный плащ и вешая его на ближайшее дерево. Для нее самой воспоминания были теплыми, приятными и близкими, как сама вода в ваннах. А что до Вигмара… Что ж. Теперь-то у них точно была возможность получить новые для него впечатления.

- Я даже немного тебе завидую, ведь когда я увидела эти ванны в первый раз, это было сродни чуду. Как и возможность искупаться в них с тобой, - улыбается Ригинлейв, отлично помня тот самый первый раз, но готовая повторить его не единожды, если это было нужно для того, чтобы супруг в полной мере ощутил всю прелесть и красоту моменту, почувствовал то же, что чувствовал тогда – комфорт, покой, умиротворение и уединение, которого всегда не доставало, что ярлу, что хэрсиру, и теперь, когда они стали мужем и женой, еще больше прежнего, ведь возможностей укрыться от вездесущего внимания всех вокруг, стало, кажется, еще меньше. Сегодня же, понимая ситуацию, им вряд ли кто-то решится мешать. А в довесок, им еще и не нужно было никуда торопиться, так что они смогут провести здесь столько времени, сколько захотят. И Ригинлейв готова будет напомнить мужу не только их долгие разговоры, их надежды и их планы перед свадьбой, но и все то наслаждение, каким были полны их ночи, а равно и некоторые дни, проведенные вместе уже после этой самой свадьбы.

- Об этом развлечении ты точно не пожалеешь, - смеется Ригинлейв, постепенно снимая с себя одежду, которой у женщин всегда было больше, чем у мужчин. Привычно с таким помогала служанка или сам муж, но ярл не возражала и против того, чтобы обнажиться самой. Никакого смущения она, разумеется, не испытывала и не могла, не только потому что давно уже не была краснеющей от любой двусмысленной мелочи девой, но и потому что количество дней и ночей, проведенных с Вигмаром, вполне позволяли ей не испытывать никакого смущения перед ним вовсе. Напротив, ей хотелось поскорее закончить с одеждой, чтобы оказаться в теплой воде, чтобы вновь испытать чудо, которое уже было ей знакомо, но которое, от того, не становилось менее приятным, - Удивительно, правда? – спрашивает Ригинлейв, глядя на мужа, который уже был в воде. Она не заставляет себя долго ждать. И едва все слои платья оказываются аккуратно развешанными на суку, опирается на руку мужа и аккуратно спускается в ванну, наслаждаясь теплом и мягкостью воды, ласкающей кожу, но вместе с тем и близостью самого Вигмара тоже.

- Да, были, - и это все, что она отвечает, повинуясь желанию мужа обо всем поговорить позже. Впечатлений на сегодня ему точно хватит, а его поцелуи, прикосновения и возможность остаться наедине были куда как более явственным подтверждением того, что женщина говорила правду: они были мужем и женой, им не было нужды друг друга смущаться, они давно уже познали грани наслаждения друг другом не единожды и во всей полноте. И теперь, скользя руками по шее и груди Вигмара, отзываясь на его поцелуй со всем желанием, Ригинлейв подтверждала это не словами, а действиями, готовая и желающая разделить любовные утехи с мужем пусть даже в горячих источниках, а не в тишине и покое теплого дома.

В эти мгновения княгиня и не думала размышлять над возможными неудобствами и тем, что кто-то может их здесь обнаружить. Не думала она и о том, что их обоюдному желанию может помешать сын, которого она носила. Конечно, женщина немало слышала о запретах, которые налагали жрецы и повитухи, руководствуясь не то религиозными воззрениями, не то убежденностью в том, что это может навредить ребенку, особенно на поздних сроках, но вместе с тем она немало слышала и о том, что занятия любовью между родителями никак не могут принести никакого вреда, уж точно не больше отчуждения, которого некоторые муж и жена достигали, отказываясь делить постель и за время ожидания рождения новой жизни теряя связь друг с другом. Верила Ригинлейв и в то, что вред может принести нежеланная и принудительная близость, но совсем не та, что была результатом обоюдного желания и тяги, которую они с Вигмаром испытывали друг к другу. Какой вред могла причинить любовь? И если женщинам свойственно было чувствовать угрозу своим детям, если мать делала все, чтобы защитить их, даже от незначительных угроз, то Ригинлейв ничего дурного сейчас не ощущала вовсе. А раз не ощущала, то и не собиралась выдумывать для них дополнительных ограничений только из суеверий и страхов, которые ничем обоснованы не были.

- Не навредит, - шепчет она мужу прямо в губы, пальцами скользя по его коже, - Как может навредить ему то, что радует нас обоих? – она чуть заметно улыбается, прежде чем увлечь Вигмара в очередной поцелуй. Ярл обнимает его за шею, позволяя себе короткое время явственной инициативы, дающей понять, что в своих словах Ригинлейв ничуть не сомневается. И ее поцелуи, то долгие и неторопливые – в губы, то мимолетные и невесомые – по плечам, то игривые и дерзкие, на грани с легкими укусами – в шею, были тому лучшим подтверждением, как и ласка ее рук по разгоряченной коже, как реакция ее собственного тела, как близость, которая не заставляет себя долго ждать на самом краю ванны, где выступ позволил им так удобно устроиться, не ощущая и толики дискомфорта от выбранного места, а напротив, позволяя почувствовать наслаждение еще острее из-за непривычной обстановки и ласковых объятий воды, что касаясь кожи, делала ощущения лишь ярче. Удовольствие приходит скоро, охватывая тело блаженной дрожью, стоны тонут в порывистом жарком поцелуе, который Ригинлейв дарит мужу, - Может быть… Ты этого и не помнишь, - усмехается она ему в губы, ловя горячий воздух, - Но ты всегда восхитителен... а близость с тобой – ни с чем не сравнимое удовольствие, - она улыбается, игриво кусает мужа за губу, а затем обвивает руками шею, - Люблю тебя, Вигмар Соларстейн. Как никогда и никого не любила.

Подпись автора

Нет, это был не сон. Ригинлейв знала это точно. Знала их в первую ночь на этом острове, знала и теперь, когда для нее успело случиться уже так много, а для Вигмара – так мало. Знала, потому что ничего реальнее этого в ее жизни никогда не было. Это замужество за беловодским ублюдком, долгая борьба, страдания, насилие и зло казались дурным сном, просто кошмаром, от которого Ригинлейв давно уже очнулась и теперь жила счастливой и спокойной жизнью с человеком, которого она очень любила. И подобные мгновения лишь утверждали ее в ее знании и понимании того, что никто не отнимет у нее мужа и их тихое счастье. Даже потеря им памяти, покуда он признавал, что Ригинлейв – и впрямь его жена, ничего не выдумала и не решилась пошутить над чувствами своего хэрсира из жестокосердия и надменности, какую ярл могла бы испытывать к любому по праву своего рождения и по праву своих свершений. Но не испытывала. Не только потому что это не особенно было ей свойственно, но и потому что она любила Соларстейна не меньше, чем он любил ее. И спустя полгода их законного брака женщине казалось, что так и должно было быть с самого начала. Всегда. Именно такой должна была быть ее жизнь. Именно этот человек – ее мужем. Именно счастье она должна была испытывать рядом с тем, кто Богами назначен ей был не угнетателем, но защитником, не изувером, но любимым мужем, не мерзавцем, но лучшим из мужчин.

- Говорил, - смеется женщина, закрывая глаза и целуя мужа куда-то в щеку, - И то, что все происходящее кажется тебе просто желанным, но нереальным сном – говорил тоже. А я тогда ответила тебе, что нет и не может быть ничего реальнее того, что мы с тобой сейчас переживаем. Так оно и есть. Наша близость и наша семья – самое реальное, что у меня было за всю мою жизнь. И я очень этому рада, - потому что она часто думала о том, что хочет забыть произошедшее со Святогором, потому что это мешало ей жить. Часть того по ее же просьбе убрали из разума жрецы, но часть поблекла и подстерлась самостоятельно. А совместная жизнь с Вигмаром – нет. Многие дни оставались в ее разуме яркими вспышками, полными тепла, любви, благодарности, уважения и привязанности, на которую Ригинлейв вообще не должна была быть способна, но все-таки оказалась, несмотря ни на что.

Теплая вода, блаженная расслабленность после полученного удовольствия и объятия мужа сейчас кажутся идеальным и безупречным времяпрепровождением. Ригинлейв даже не думает о том, что они собирались куда-то еще. Да и зачем? Разве нынешняя близость не была явственным доказательством того, что княгиня говорила правду об их браке и о прошедших месяцах? Разве те обрывки воспоминаний, что были у мужа, не являлись безупречным доказательством того, что все рассказанное ею – правда? И княгиня, на мгновение, пугается. Пугается того, что Вигмар все-таки ей не верит. Пугается перспективы встречи с ведьмой. Пугается того, что и ее собственные страхи возрастут в разы от этой встречи. Взгляд ее мрачнеет, но в остальном, Ригинлейв ничем не выдает своего настроя. Она не хочет расстраивать мужа, хотя не хочет и ничего, что может сказать ей Ауд, особенно теперь, когда ярл и впрямь носит ребенка. Неожиданного, упавшего, как снег на голову, неосознанного до конца, но все равно желанного. Потому что Ругаланну был нужен наследник. Но еще потому что это был ребенок Вигмара. И лишить себя покоя под гнетом очередных переживаний, день ото дня думать о том, что ее сын сначала исчезнет, а потом уничтожит свою мать и все, что она построила, было вовсе не тем, чего Ригинлейв действительно желала. А потому, конечно, разомкнув объятия и опустившись в воду поглубже, женщина хочет отказать. И знает, что ей следует отказать.

Не дает осознание собственного же малодушия. Того, что из-за своего страха княгиня может лишить мужа каких-то важных для него воспоминаний. Не только потому что места могли помочь вспомнить, но и потому что ведьма сама по себе могла обладать какими-то способностями, которые позволили бы Вигмару восстановить то, что он утратил. Не дает и понимание того, что избегая вестей об опасности, дурных предсказаний и любого намека на то, что с этим ребенком что-то будет не так, женщина вовсе не решает проблему, а попросту от нее бежит. Бежит, опасаясь собственного сына, который даже еще не родился. Бежит, опасаясь судьбы, которую уже сплели для него норны. А если сплели, то был ли смысл страшиться? Ведь Ауд лишь предсказывала то, что видела, а не диктовала норнам. Следовательно, все случится и с предсказаниями древней колдуньи, и без нее. Ригинлейв знала, что ей нужно преодолеть себя. Не ради самой себя. Ради мужа. И ради возможности принять то, что наверняка было неизбежным, как была всякая судьба.

- Боюсь, что разобраться с этим вопросом раз и навсегда мы сможем только когда наш сын исчезнет, как она и предсказала, Вигмар, - странно было думать об этом и представлять. Странно вообще, что ребенок ярла может взять и исчезнуть, когда количество кормилиц, нянек и охраны могло бы превысить все мыслимые и немыслимые пределы. Но за время, которое прошло со слов Ауд женщина уже успела с этим смириться, приняла как данность. Как и то, что изменить это предсказание вряд ли удастся. И вполне вероятно, что именно это мрачное смирение стояло между Ригинлейв и ее материнскими чувствами. А может быть, и не было у нее никаких материнских чувств вовсе и Ауд была здесь совершенно ни при чем. Но в любом случае, княгиня желала иного своему ребенку. А еще… Да, еще она желала избежать дурного предсказания и защитить сына, хотя и не надеялась, что это возможно.

- Давай поедем, - соглашается женщина, умывает лицо теплой водой и коротко кивает, - Может быть, ты вспомнишь, как сделал мне предложение, а может быть, ведьма знает, как вернуть тебе хотя бы часть твоих воспоминаний, - тихо добавляет Ригинлейв, ни слова, впрочем, больше не говоря о предсказании Ауд на счет их ребенка. Лучше было вообще об этом больше никогда не говорить и избегать подобной темы. Если судьбы нельзя было избежать, какое-то время о ней хотя бы можно было не думать. И повинуясь желанию поскорее со всем этим разобраться, чтобы больше не возвращаться к этому разговору, а равно к упоминанию Ауд в целом, Ригинлейв вылезает из ванны, жалея, пожалуй, что они не остались здесь на несколько часов, а может быть, и вообще до самой ночи. Она отжимает волосы, а затем начинает одеваться, зная, что времени понадобится больше, чем Вигмару.

- Это мимо храма на запад. На обратном пути можно будет заехать и спросить, что можно поделать с твоими воспоминаниями, - или хотя бы в храме смыть с себя скверну, которую непременно оставит старая ведьма.

Подпись автора

Странно было думать об этом. Еще страннее – говорить. Их ребенок еще не был рожден, а уже был в опасности. Их ребенок еще не увидел этот свет, а кто-то уже задумал его похитить. И за это Ригинлейв ощущала свою вину. Она была ярлом Ругаланна, она была замужем за любимым, любящим, заботливым и лучшим из мужчин. Казалось бы, что еще нужно, чтобы дать будущее, лишенное бед, своему ребенку? Что еще нужно было сделать, чтобы он был здоров, счастлив, рос в покое и безопасности, ничего не опасался и не страдал даже в том жестоком мире, в каком они жили? Но этого было недостаточно. Лучший на свете отец, рождение под высокими сводами крепости Хольмгарда под защитой титула Ригинлейв и меча Вигмара – всего этого было недостаточно. Ее ребенок был в опасности. И как ни ужасно было это признавать, но правда была в том, что будет в опасности всегда. Потому что родится у ярла, нет, у кюны свободного Ругаланна. А ведь будь он ребенком обычного бонда, никто не желал бы его похитить, никто не желал бы ему навредить, никто…

- Я не знаю, Вигмар. Не знаю, сможем ли мы защитить его, чтобы не потерять, а если потеряем, то сможем ли мы его найти, - она произносит это, кажется, одними губами, опасаясь смотреть мужу в глаза. Они не обсуждали толком это предсказание, да и вообще забыли его после разговора у ручья, наслаждаясь все больше друг другом и своей новообретенной семейной жизнью, так что мыслей о похищении сына у них не было. Да и откуда бы им было взяться, когда как до недавнего времени и ребенка-то никакого не было тоже? Но теперь он был. И хотя выкрасть его прямиком из под сердца матери бы не вышло, каждый день приближал его рождение. А рожденный, он мог исчезнуть хоть в ту же минуту, как сделает свой первый вдох. И это ужасало Ригинлейв. Но куда сильнее ее ужасало другое. Ужасало и заставляло испытывать стыд столь сильный, что трудно было смотреть Вигмару в глаза, - Насколько же плохой нужно быть матерью, чтобы подвергнуть своего ребенка опасности, когда он еще не родился? – и в этом вопросе крылся весь ужас, который испытывала княгиня. Тот самый ужас, который не давал ей в полной мере осознать, а тем паче – обрадоваться тому, что у них будет сын. И хотя Ригинлейв убеждала себя, что это потому что она совершенно неспособна к материнству, в реальности причина лежала куда глубже.

Дорога до дома Ауд кажется женщине бесконечной, хотя едва ли занимает три часа, с учетом того, что провожатого у них нет и дорогу приходится вспоминать буквально на ходу. И это было к лучшему. Занятая мыслями о пути, Ригинлейв могла не вспоминать в деталях прежнее предсказание, не прокручивать его в голове раз за разом, цепляясь за каждое слово, не беспокоиться о том, что упустила что-то и недопоняла. Нет. Она все поняла верно. Ее сын исчезнет, едва родится. А когда вернется, сделает это с единственной целью: уничтожить мать и все ее наследие. Помнится, тогда Вигмар сказал, что Ригинлейв не нужно об этом думать, потому что провидица предсказала и других сыновей тоже. Помнится, он убеждал тогда еще ярла, а не жену в том, что она зря, рано и напрасно отчаялась. И тогда княгиня ему верила. Потому что хотела. И потому что убеждена была в том, что с Ауд они больше никогда не увидятся и не заговорят. Пусть вещает кому-то другому. Пусть запугивает других матерей. А если посмеет вновь ярла, то она сама же и снесет ей голову мечом. Вот только отчего-то сейчас эта решительность перед тропой, ведущей на холм, на котором уже виделась изба ведьмы, улетучилась.

- Это и должно быть для тебя честью, Ауд, - ровно и очень холодно отзывается Ригинлейв, еще не успев спешиться, - Слишком большой для той, чьи предсказания полны угроз и ужасов, - женщина фыркает и, наконец, слезает с коня. Она была достаточно почтительна в свой последний визит. Это не помогло. И теперь ярл не испытывала никакого благоговения ни перед возрастом, ни перед даром древней вельвы, как бы хорошая в своих глупых предсказаниях та ни была, - Тебе известно, Ауд, какой закон действовал во времена моего деда, Асгейра Хорфагера? – как бы невзначай интересуется женщина, похлопывая своего смирного коня по шее, - Тот, кто берется предсказывать судьбу ярла и его семьи должен быть повешен без суда и следствия, - мрачно завершает княгиня, наконец, поворачиваясь к ведьме и глядя на нее, сузив глаза.

- Мне известно, - с хитрой ухмылкой подтверждает пророчица, - Как и то, что твой отец отменил этот закон, королева. Именно потому что хотел знать, что за опасность грозит его наследникам. И судя по тому, что правителем все-таки стала именно ты, ему это не помогло, - она не усмехается открыто, но насмешка все равно больно бьет по Ригинлейв, потерявших всех братьев и сестер, оставшаяся единственным живым ребенком Горма и опасавшаяся повторить его судьбу из-за какого-нибудь древнего проклятия. Но проклятия не было. А судя по тому, что ведьма говорила Вигмару, их сыну все равно грозила несоизмеримая опасность.

Попытки мужа вывести Ауд на другое предсказание, ни к чему не приводили. Ее не пугало ни имя матери асов, ни упоминание о том, что Фригг обещала им куда более счастливое будущее, хотя тоже не отрицала, что ребенок будет в опасности. Упрямство ее раздражало. Или это было вовсе не упрямство, а открытое знание, которого женщина, вопреки позывам разума и титулов, ничуть не смущалась? Как бы там ни было, а в сердце княгини холодело с каждым сказанным словом. Она успела пожалеть о том, что они пришли сюда, но как известно, что сделано, то сделано, обратно уже не вернешь. Вопрос уже был задан. И если они могут сохранить для себя своего сына, они должны непременно знать, как именно это сделать.

- Его похитит колдун, хэрсир, - холодно отзывается вельва, явно насмехаясь снова, потому что то, что его похитит не простой смертный, и без того было ясно. Кому бы хватило смелости и сил? -  Я уже говорила, что он исчезнет на юге, - на юге среди колдунов. Ригинлейв известно было лишь одно такое место. Впрочем, Ауд всегда говорила несколько туманно. Для нее юг мог быть равно Беловодьем и Ромеей. Только кому вообще нужен был их наследник в Ромее? И решатся ли Беловодские похитить ее сына после заключенного соглашения?

- Ты говоришь о Белом городе? Для чего им мой сын? – спрашивает княгиня, вздернув подбородок. Ответ вовсе не кажется ей очевидным, но судя по тому, как усмехается вёльва, ей все видится проще простого. И в этот раз она не гнушается показывать этого всем своим видом.

- И на этот вопрос я тоже уже отвечала, Ригинлейв. Они хотят погасить славу Ругаланна и Трота, хотят привести сюда своих Богов, а это проще всего сделать через наследника, - она как-то слишком стремительно оказывается рядом с женщиной и тянет руку к ее животу, туда, где был сын. Женщина обнажает клинок Хорфагеров раньше. И Ауд отшатывается от слепящего света. Как делало всякое зло.

- Зря. Я лишь хотела узнать о его судьбе подробнее. Но если хочешь знать, то благословение Матери Асов не прошло даром. Исчезновение вашего сына неизменно. Но есть вероятность, что вам удастся вернуть его домой, хотя для этого вам почти придется сравнять белое с черным, - о чем она опять говорила? Ригинлейв не знала ответа, упрямо сжимая клинок в ожидании того, что ведьма вновь решит приблизиться. Но она не решает. Садится за стол и жестом указывает князю и княгине, чтобы присаживались напротив. Уж лучше укусить Йормунганда за хвост, - Ты зря боишься меня, Ригинлейв. Я вовсе не желаю тебе зла. И даже мужу твоему не желаю, пусть он и носил совсем недавно карающую длань моей дочери в своем разуме. Сольвейг всегда была изобретательна в своих проклятиях. Настолько, что даже местным жрецам бывает трудно помочь.

Подпись автора

Ригинлейв не боялась колдунов и никогда не была к ним предвзята. Она, однако, крайне редко задумывалась об их природе. Во многом в силу того факта, что была дочерью ярла, а быть дочерью ярла, значило воспринимать большинство людей вокруг в качестве, если не своих слуг, то по крайней мере, людей во многом подневольных. Как Горм легко и без зазрений совести отдавал приказы жрецам, так и Ригинлейв делала ровно то же самое, не думая о колдунах, как о чем-то особенном. Жрецы помогали ей. Жрецы вытащили ее прямиком из рук Хель в те дни, когда она почти наверняка должна была умереть от избиения кнутом. Жрецы оказывали ей поддержку в мятеж. Это была их прямая и святая обязанность. Ничего другого княгиня в них не видела. Уважала их способности, признавала их полезность и избранность Богами. Но не отрицала и того, что смертные могут быть избраны Богами ничуть не меньше. И это, в общем-то, легко оправдывало все то легкое пренебрежение, которое женщина могла себе позволить. Особенно после истории с Грилой и курганами великанов.

Но беловодская ведьма стояла особняком от любого из тех колдунов, которых Ригинлейв когда-либо знала. Среди них были очень могущественные. Говорили, что даже жрец острова Туманов мог творить вещи почти невообразимые. И все же, в сознании ярла, после того, что ей самой и ее людям довелось пережить при Ирии, никто не мог сравниться с наложницей Владимира. Говорили, что она была жрицей Одина. Говорили, что она хранила Ругаланн. Говорили многое. Но какие бы слухи о ней ни были правдой, то, во что она превратила Ирий, заставляло при одном воспоминании противные липкие мурашки бежать вдоль позвоночника. Как одному человеку могла быть дана такая власть и такая сила? И кто породил ее на самом деле? Смертные люди или сама Гиннунгагап? Признаться, в теорию о смертных Ригинлейв верила не особо. Как и в то, что матерью этого существа могла быть смертная женщина. Так что тот факт, что матерью ее оказалась не смертная женщина, а такое же существо, не поддающееся пониманию человеческого ума, было почти что не удивительным. И с пониманием этого, княгиня вдруг впервые подумала о том, что Вигмар, возможно, был прав. Им не следовало отпускать мальчишку, а равно давать возможность выжить Огнедару. Ведь плоть от плоти и кровь от крови Сольвейг, а теперь еще и Ауд, не могли быть простыми смертными. Нет, эти женщины поколение за поколением приводили в мир чудовищ. А они с Вигмаром уже стали привычны к тому, чтобы чудовищ побеждать.

- Мы – не выпьем, Ауд, - резко отрезает Ригинлейв, помрачнев пуще прежнего, хотя казалось, что она с самого начала не была в настроении говорить с пророчицей, - На твоем месте я с куда большей вероятностью задушила бы свою дочь собственными руками, нежели позволила бы ей стать таким чудовищем, каким стала наложница Владимира, - потому что называть ее по имени казалось слишком большой честью, коей ведьма никогда не была достойна, - Мой ребенок, будь он хоть трижды похищен колдуном с юга, никогда не станет таким. Вот только в случае с твоим, дело отнюдь не в том, что ее кто-то похитил, неправда ли? – Ригинлейв презрительно и высокомерно усмехается, клянясь себе в том, что дети под их с Вигмаром опекой никогда не станут подобны дочери Ауд ни в чем. У них будут свои слабости, будут свои недостатки, но монстрами они ни за что и никогда не станут.

- Ее похитил ее отец, Ригинлейв, - ледяным тоном отозвалась пророчица, глядя прямиком на княгиню, - Уверена, что отец твоих детей не сделает то же самое? – колдунья сверкнула своими глазами, больно кольнув женщину бессмысленными пустыми подозрениями. О том, что чертова ведьма не любила мужчин, ярлу было известно еще из прошлого визита. Но руководствовалась ли она этой нелюбовью теперь или вновь узрела что-то, о чем Хорфагер следовало знать? А впрочем, что за вздор? Что бы она там ни увидела, это было ошибкой. Представить, что Вигмар похитит их детей хоть в прямом, хоть в переносном смысле, значило поверить в то, что Рагнарек уже завтра.

- Так ты за это так ненавидишь мужчин, пророчица? – вопрошает Ригинлейв, явно не собираясь уступать первенство в этом словесном поединке ведьме, - В таком случае, тебе следует просто лучше их выбирать, - она выдерживает паузу, а затем смотрит на Вигмара, и взгляд княгини теплеет, - Впрочем, ты уже опоздала. Лучший из мужчин уже занят, - и на этом им, пожалуй, следовало закончить. Потому что Ригинлейв не собиралась терпеть попытки ведьмы посеять в ней сомнения в супруге. Ему она верила больше, чем сотне тысяч даже самых смелых пророчеств. А если Ауд узрела поводы для таких сомнений в своих видениях, возможно, ее дар был не так уж велик, как о нем говорили по всей Арконе.

- Чаще всего мужчины не оставляют выбора, Ригинлейв. Не думала, что ты забудешь об этом так скоро. Или тень имени твоего первого мужа уже не являет собой большинство твоих страхов? – и за эту насмешку Ауд вполне заслуживала получить вспоротое брюхо. Не будь на месте ярла именно та, кем им являлась, так бы оно и случилось. Непременно. Но Ригинлейв только пересеклась тяжелым своим взглядом с колдуньей, а затем отвернулась от нее. На этом диалог можно было считать завершенным. Если бы только не сталось так, что с Вигмаром они неожиданно договорились до чего-то куда более продуктивного.

Сон с переживанием тех эпизодов, которые им уже довелось пережить, идеей казался странной. В том числе, потому что, что мог пережить муж, если память об этом была навсегда стерта из его головы? Откуда возьмутся воспоминания, если они были стерты и уничтожены? Из головы Ригинлейв? Тогда, они вернутся к идее переноса ее воспоминаний в голову Вигмара и доверят это Верховному, а не мужененавистнице, которая могла навредить Вигмару просто из вредности и дурноты своего характера. Или существовал какой-то другой источник? Мысли вмиг стали далеки от недавней перепалки с колдуньей. На многое женщина была готова ради того, чтобы вернуть мужу то, что он успел утратить.

- Ты противоречишь сама себе, Ауд, - возражает Ригинлейв, - Если дом воспоминаний Вигмара сожжен, то даже сон не выстроит из этого пепелища новый. Просто не из чего. В голове его нет этих воспоминаний и взяться им неоткуда, - впрочем, спорить с колдуньей на ее же поприще было странным занятием. Ведь ярл ничего не знала о том, как работает эта их магия и работает ли она вообще.

- А ты думаешь, королева, что единственным источником воспоминаний является наш собственный разум? – она улыбается задумчиво, почти загадочно, - Откуда бы, тогда, пророкам, вроде меня, удавалось узнавать о настоящем, прошлом и будущем? Воспоминания, слепки прошедших событий вовсе не являют собой материю, принадлежащую исключительно участникам этих событий. Все влияет на все. И покуда это так, каждое действие отражено в самой вечности и доступно тем, кто знает, как и что именно просить. Это уже не ваши воспоминания, а память мира, человечества. Но если требуется, то даже она может быть аккуратно извлечена и разложена по бутылкам. Для смертных же, - она делает неопределенный жест рукой, очевидно, подразумевая их с Вигмаром, - Получить доступ к этой памяти безболезненнее и проще всего именно через сон. Это не так уж сложно. И я могу это устроить, - она пожимает плечами, словно бы и не настаивая. А Ригинлейв смотрит на мужа с тревогой. С одной стороны, ей безмерно хочется, чтобы память к нему вернулась. А с другой – она не верит ведьме и боится последствий. Боится настолько, что предпочла бы дни рассказывать Вигмару о случившемся, лишь бы не давать Ауд применять к нему свое колдовство.

- Давай сначала поговорим с Верховным в храме? – тихо предлагает женщина, не сводя взора с мужа. В два шага она преодолевает расстояние между ними и смотрит на него с тревожным вниманием, - Ему лучше знать. А Ауд я не доверяю. Безумно хочу вернуть тебе память, но не ценой риска твоей жизни и дальнейшей судьбы.

Подпись автора

Ригинлейв понятия не имела, что за история была в жизни Ауд, что она так возненавидела не только своего мужа, но и всех мужчин вообще, она не знала, что за тяготы обременяли эту женщину всю ее бесконечно долгую жизнь, и вообще-то княгине было не это совершенно наплевать. Кого интересовали тревоги Ауд и причины, по которым она пыталась убедить ярла в том, что ее собственный муж был для нее опасен? Женщина никогда бы в это не поверила. Не только потому что она любила Вигмара и не желала видеть в нем никакое зло, даже если оно и впрямь в нем было, но потому что она знала его уже достаточно давно. Знала его сильные и слабые стороны. Его достоинства и недостатки. И знала, что ни одно из названных пророчицей обвинений никогда не будет правдиво и справедливо по отношению к этому ее мужу. Он никогда ее не обидит, не причинит ей никакого зла, не сделает больно. И он никогда не заберет у нее их ребенка. Наверное, Ригинлейв было жаль, если Ауд довелось пережить подобное. Но вёльва не должна была примерять свой опыт по отношению к их семье. Да, существовали жестокие и злые мужчины, как существовали жестокие и злые женщины. Но это не делало всех их жестокими и злыми. И это не делало любой брак обреченным на то, что довелось пережить Ауд. Так что княгиня не хотела ее слышать. И ей было плевать, как та отреагирует на обмен взаимными и теплыми словами с Вигмаром. Ей было неприятно, и она не хотела это слышать? В таком случае, быть может, ей следовало изменить свой подход к мужчинам и к вере в людей. Ведь Ригинлейв мужу верила безоговорочно. И вряд ли что-то могло бы поколебать ее в этой самой вере.

Верховный жрец, с точки зрения женщины, конечно, заслуживал куда как больше доверия. Он не ненавидел всех мужчин вместе взятых, потому что сам был одним из них. Но еще он действовал в исключительных интересах ярла – в этом она не сомневалась ни единого мгновения. Он был тем, кто не отказал в помощи ни разу. И хотя гнев Ригинлейв за то, что остров Туманов не оказал никакой помощи хэрсирам, когда они сообщали о проблеме, все еще не отпустил женщину в полной мере, она все-таки признавала, что местный Верховный свои обязанности исполнял исправно – был верен правителю Ругаланна и делал все, что было в его силах, чтобы помогать ему. Так что, да, Эйнар должен был помочь мужу. Или хотя бы попытаться. Ведь если не он, то кто вообще был на это способен?

- Да. Местный Верховный уже помогал нам, Вигмар. Он одобрил наш брак, благословил нас и подарил браслеты. Он все это время был на нашей стороне, и он точно не ненавидит тебя за одно только то, что ты существуешь, - в полголоса, сжав пальцы мужа, ответила женщина, тревожась за него вполне искренне. Да, утрата воспоминаний была тяжелым испытанием для них обоих, да, княгиня очень хотела вернуть Вигмару отнятое, но только не ценой новых утрат. А кто знает, что там еще Ауд вздумает сделать? Конечно, она заплатит за это своей жизнью, вот только в случае чего супругу не станет легче от исполненной мести.

- Мы сделаем так, как ты решишь, - наконец, выдохнув, заключает Ригинлейв. Это дается ей непросто, но она понимает, что несмотря на все ее тревоги, несмотря на вполне открытый ее страх, у Вигмара есть безусловное и совершенное во всех отношениях право: решать за себя самостоятельно. И его княгиня никогда не отбирала даже у своих подданных, не говоря уже о человеке, которого она любила. Если он считал, что для него будет безопаснее вариант Ауд, если он полагал, что «ковыряние в его голове» куда как менее предпочтительно, то на это тоже было его право. Право же Ригинлейв ограничивалось тем, чтобы попытаться переубедить, а если нет – смириться с последствиями, - Только давай прежде все обсудим и взвесим, - по сути это значило «только давай не при чертовой ведьме», которая так кстати заявляет, что идею все-таки можно и стоит обсудить с Эйнаром, после чего уходит. Женщина даже не поворачивается к пророчице, не намереваясь с ней разговаривать. Кто знает, какими еще дурными предсказаниями она осыплет их с мужем? Им хватит уже тех, что есть.

- Хорошо. Поедем в храм, - соглашается Ригинлейв, коротко улыбнувшись. Идея все еще не казалась ей безупречной, но если Верховный скажет, что это может помочь, то пусть так. Память Вигмара должна была вернуться, и если это был их шанс, а все тревоги княгини – совершенно напрасны, то пусть сам Эйнар это и скажет. И несет ответственность, если что-то пойдет не так, потому что ему совершенно определенно придется висеть вниз головой на ясене до конца своих дней, в случае чего.

Храм встречает их своим великолепием уже на закате. И снизу холма он кажется строением достойным самого Асгарда. К счастью, они были не в Асгарде, а на земле, а потому, вскоре уже входили внутрь, заставая большое количество жрецов по дороге. Очевидно, их все еще занимали их вечерние служения и другие жреческие дела, которые не были доступны уму Ригинлейв. Вполне естественно, что Верховного они находят здесь же. Он зажигает свечи у статуи Фригг, и тотчас же разворачивается к гостям, едва их завидев.

- Кюна и конунг, это большая честь. Как раз хотел испросить благословение матери Фригг для наследника, да только вижу, что оно уже и так с вами, - он вежливо склоняет голову, протягивает руку к Ригинлейв, но замирает, не смея притронуться к ее животу без ее позволения. И в этот раз женщина не имеет ничего против, отлично зная, что жрец не навредит ее ребенку, - Ваш жрец верно сказал, у вас будет сын. Светлоглазый мальчик, который характером возьмет больше от отца, чем от матери, недаром получит соответствующее имя, - он улыбается, убирая ладонь, а затем отвечает на удивленный взгляд Ригинлейв, - Нет, я вовсе не пророк. Просто энергия ребенка ощущается уже на самом раннем сроке, позволяя жрецам, много имевшим дело с рождением и благословением новорожденных, чувствовать некоторые моменты заранее. А про имя мне поведал ваш жрец, - в чем Ригинлейв сомневалась, ведь при обсуждении таких подробностей они с мужем были наедине. Впрочем, едва ли это сейчас имело определяющее значение, потому что пришли они с Вигмаром вовсе не за этим, - Вот, прошу вас, княгиня, - он извлекает из кармана своего одеяния банд-руну, высеченную на плотном куске ясеня, вываренного в воске, - Это подарок. Он дополнит те дары, которыми благословила Вас Владычица Асов. Дополнит и сохранит в безопасности, добром здравии и хорошем самочувствии и Вас, и вашего сына, - мужчина протягивает свой дар Ригинлейв, и уж его-то она принимает без тени сомнения, благодарно склоняя голову и произнося слова благодарности, которых от нее ожидают. Амулет женщина тотчас же вешает на цепочку на своей шее и убирает под одежду. Не было ничего лишнего в деле сохранения безопасности и благополучия сына.

- Благодарю тебя, жрец, но я бы хотела просить тебя и о другой услуге. Как ты знаешь, воспоминания моего мужа были утеряны после того, как другой жрец снял с него проклятие. А воспоминания эти были нам обоим очень дороги. И мы бы хотели попробовать их вернуть, - она поднимает руку, прося дать ей договорить, - Не в первозданном виде, конечно же, мы понимаем, что это едва ли возможно. Но быть может, существует возможность для меня поделиться воспоминаниями с мужем? Или… - княгиня сдерживает вздох, - Ауд предложила нам иную возможность. Она дала нам зелье, - женщина взглядом просит Вигмара его показать, - Которое позволит ей проникнуть в сон мужа и в этом же сне показать все отрывки всех утраченных им воспоминаний. Я не особенно доверяю этой ведьме, и хочу знать, насколько это безопасно для Вигмара, а равно и насколько это эффективно, - и безопасность интересовала женщину намного больше, несмотря ни на что.

- Ауд сказала вам что-то дурное, госпожа? – это в меньшей мере был вопрос, а в большей – утверждение. Эйнар знает эту ведьму и видит, что Ригинлейв не шибко ей доверяет, - Вам не нужно расстраиваться. Дар вёльвы велик, она видит все вариации всех возможных событий, как не видит никто больше на всем белом свете, но она не всегда оказывается права, потому что между этими вариациями все равно неизменно выбирает сам человек. Иные события вполне возможно изменить. И вам не стоит сердиться на колдунью за то, что она озвучивает то, что увидела. Порой, она бывает резка и неделикатна, и я прошу ее за это извинить, но она никогда не исходит в своих предсказаниях из идеи причинения вреда кому бы то ни было, а особенно Вам… - жрец не уточняет, почему «особенно ей», а вместо этого разглядывает зелье, затем откупоривает его и вдыхает аромат, после чего закрывает и возвращает Вигмару, - Вариант, предложенный Ауд, судя по всему, правдив и является вполне себе рабочим. Она действительно сможет показать часть утраченных воспоминаний, используя это зелье. Правда, это будет сродни просмотру произошедшего со стороны, но сопоставить воспоминания с чувствами можно будет помочь иными методами, если вы этого захотите. Что же до варианта с переносом воспоминаний в разум конунга, то… - он задумчиво трет бороду, - У нас есть артефакт, который может помочь извлечь воспоминания из Вашей головы, распределить их по колбам, а затем или сохранить, или передать их в другой разум. И если Вы захотите, это тоже можно будет сделать. Омут сознания доступен в храме все время, это простая и понятная технология, которая не несет никакой опасности, но насколько она будет Вам необходима… - мужчина разводит руками, - Вы должны понимать, что все эти воспоминания будут окрашены в тона Вашего восприятия и эмоций, конунг увидит их в том качестве, в каком видели Вы. Если такая нужда возникнет, приходите завтра в полдень. Если нет, то приходите каждый полдень, что будете на острове – все равно. Я хочу быть убежден, что проклятие полностью ликвидировано, личность не повреждена, а господину не угрожает никакая опасность, - и с этими словами Эйнар смотрит на Вигмара так, точно уже теперь проверял его на факт наличия какой бы то ни было части проклятия или иной опасности.

В деревню они возвращаются уже затемно. Хэрсирам хоть и были дарованы дома для сна и отдыха, не был дарован покой. Так что повсюду горят костры, выставлены дозорные, а тихие переговоры такие, точно они ожидают врага, а не возвращения ярла. Но сейчас никакой опасности не было, а после всего пережитого им стоит отдохнуть хоть немного.

- Не нужно выставлять дозорных и караулы до утра. Ужинайте и ложитесь спать. На острове никому из нас ничего не угрожает, - распоряжается Ригинлейв, окидывая присутствующих убедительным взглядом, - Мы останемся на острове на какое-то время. Вы вольны делать, что сочтете нужным все это время, но ведите себя достойно имени ярла, - не хватало еще обнаружить молоденькую жрицу, затащенную куда-нибудь в кусты, - И никаких конфликтов с местными, - даже если жрецы нравились им не особенно.

С этими словами Ригинлейв заходит в дом, который за это время тоже не обошли вниманием. Уютное его убранство снова полно тепла и угощений, а тихая неприметная рабыня тотчас же приносит воды, чтобы умыть руки и лицо, полотенца, а затем интересуется, нужна ли она для чего-то еще. Но она не нужна. Сейчас им едва ли вообще кто-то был нужен. Княгиня лишь просит помочь ей с одеждой, оставаясь только в камизе и расшитой темно-синей котте, что вполне приличествовало домашнему убранству и полностью отсутствующей необходимости куда-либо выходить. Впрочем, мысли Ригинлейв заняты совсем другим. И сидя за столом за кубком с медом, она поднимает глаза на мужа в некоторой задумчивости.

- Что ж, выходит, мы можем доверять Ауд, - она неуверенно улыбается и отпивает из кубка, - И видимо, нам стоит положиться на ее зелье…

Подпись автора

Можно было сколько угодно сомневаться в Ауд и тревожиться за Вигмара. Можно было сколько угодно все это обсуждать, переливая из пустого в порожнее. Вот только все, что они могли сделать в отношении проверки надежности варианта – уже сделали. Верховный подтвердил, что это надежно и не опасно, супруг решил, что этот вариант подходит ему больше всего. Да, Ригинлейв все еще не нравилась эта идея, и она опасалась того, что какая-нибудь мелочь пойдет не так, но вместе с тем она не выражала более эту тревогу никак иначе, кроме как нежеланием торопиться, принимая решение, которое, кажется, уже было принято. Не было никакого смысла просить Вигмара отступиться. Тем паче, что никаких аргументов к этому желанию у женщины не было. Недоверие к Ауд? Так муж не доверял не персонально ей, но всем колдунам на свете еще больше. Непредсказуемость результата? Так можно было подумать, что текущее положение вещей было намного более предсказуемым и понятным. Нет, Вигмар ничего не помнил, а раз не помнил, то и не имел того гигантского опыта, который они получили за это время. И учитывая, как много всего случилось, отсутствие этого опыта и было для него главной опасностью. Так что, что бы там ни думала Ригинлейв, она отлично знала, что выбора у нее нет. И никакой нужды изводить тревогами себя и мужа теперь уже не существовало. Нужно было принять предстоящее, как должное. И нужно было смириться с тем, что либо они вернут память Вигмару так, либо не вернут вообще никак. Ауд следовало постараться. А еще следовало быть осторожной в своих делах, словах и реализации задуманного, потому что если она задумала дурное…

- Все будет хорошо, - повторила женщина. Ригинлейв улыбнулась мужу, и запила свои слова медом, неотрывно наблюдая за тем, как Вигмар пьет зелье. Он ложится на кровать, но княгиня не собирается повторять за ним, желая контролировать ситуацию наяву, раз уж во сне это все равно было не в ее силах. Ярл наблюдает за мужчиной, и ей кажется, что засыпает он достаточно скоро. Сама она спать не собирается до его возвращения вовсе. Вместо этого укладывает мужа поудобнее, кладет ему подушку под голову и накрывает ноги одеялом. В доме достаточно тепло, но во сне всегда все происходит и ощущается иначе. И хотя Ригинлейв не спит, самой ей кажется, что и она все теперь ощущает иначе. В том числе, потому что понимает, что сейчас на Вигмара обрушится все то обилие информации, что ранее он собирал целый год. Сможет ли он с этим справиться? Как воспримет? Будет ли ему легко? Нахлынут ли на него эмоции и справится ли он с ними? Не захлестнет ли его вновь обида от их ссоры и не захочет ли он снова уйти? Поверит ли вообще в произошедшее, примет ли это, как должное, или будет нуждаться в том, чтобы длительно побыть в одиночестве и принять то для Ригинлейв было обыденностью, но что для ее мужа могло стать обременительной тягостью? Ответов на эти вопросы нет, и княгиня не получит их до тех пор, пока муж не придет в себя, не скажет, что и впрямь увидел все, что собирался увидеть. Не скажет ей, что для него это тоже обыденность. Не скажет ей, что ничего из увиденного не напугало и не встревожило его настолько, чтобы отказаться о того, что теперь связывало бывшего хэрсира и его ярла. Ведь могло же так статься, что после просмотра он все ощутит иначе, все осмыслит иначе и примет иные решения? Ригинлейв хотела верить, что нет, ведь это был один и тот же человек. Но на самом деле, она не знала, чего следует ждать. И предпочла бы подготовиться к худшему, да вот только и худшего исхода она не знала тоже. Будет ли это неприятие ее самой, утрата Вигмаром всей памяти или просто его нежелание верить в увиденное?

Время шло, и будь на месте Ригинлейв иная женщина, она могла бы извести себя подозрениями, сомнениями и желанием разбудить мужа немедленно. Но княгиня, как ни странно, довольно скоро смогла взять себя в руки. Во-первых, потому что муж выглядел просто спящим, в его позе, в его дыхании, даже в его умиротворенном виде ничто не говорило о том, что в задворках своего подсознания он переживает, что угодно дурное. Во-вторых, потому что даже если он отвергнет жену, как только придет в себя, поделать с этим все равно ничего было нельзя, оставалось только ждать и надеяться. А надежда в то, что их любовь окажется сильнее любых условностей вселяла в женщину достаточно уверенности, чтобы она могла заставить себя просто ожидать результата, не доводя до белого каления собственные нервы и не терзая душу. В конечном счете, когда всего этого было недостаточно, Ригинлейв напоминала себе, как вредно нервничать для ребенка, чью жизнь ей велено было хранить самой Фригг, и этот финальный аргумент отыгрывался должным образом. Воспринимать свое материнство, как долг, а не как что-то личное, как ни странно, оказалось удивительно простым и понятным. И в то время как замужество оказалось не долгом, а полным любви, уважения и привязанности счастьем, материнству лучше было оставаться обязанностью. Особенно, если Вигмар откроет глаза и заявит, что ему не нужна ни жена, ни их ребенок, потому что он ничего из этого не желал, а все просмотренное – лишь морок и злая воля ведьмы, которая затащила его в этот самый сон.

Спит муж дольше обычного, так что рабыня успевает сменить пищу на столе, принести новую воду для умывания, сообщить, что натоплена басту, и что жрица храма Идунн прислала прекрасные новые одежды для ярла, передать, что Хельблинди придумал несколько удивительных развлечений, напомнить, что Верховный будет рад увидеть их с конунгом в своем храме. Ригинлейв все равно. Для нее все это тянется одним бесконечным часом. Солнце пересекает полуденную черту. Глаза женщины слипаются, но она все равно не спит, заставляя себя заниматься хотя бы простейшими обыденными вещами. Она умывается, она раздает приказы ульфхеднарам, она пишет письма хэрсирам с сообщением о том, что средство от недуга найдено, а равно описывает и все последствия, но неизменным остается ожидание, когда же Вигмар все-таки придет в себя. И как это часто бывает, происходит это настолько неожиданно, что женщина успевает вздрогнуть, а лишь затем встать со стула и подойти к кровати. И эти секунды, разделявшие их, кажутся женщине целой вечностью, ведь она не знает, что именно ей ждать.

- Я очень рада, Вигмар, - улыбнувшись вполне искренне, хотя и чуть устало, Ригинлейв присела на кровать рядом с мужем и внимательно посмотрела на него, - Я очень рада, что ты вспомнил. Да, мы сражались с драконом. Мы тогда с тобой были в ссоре, но ты все равно приехал, когда я призвала хэрсиров на бой, - а он, как ни крути, уже был хэрсиром Йерринга, а даже если бы не был, вряд ли позволил бы Асбьорну поехать, наверняка вызвавшись вместо него, - И да, я научила тебя писать в ночь перед нашей свадьбой, - улыбается она, качая головой, - Жаль, что ты все забыл. Тебе тогда понравилось и развеселило тебя очень сильно, - она помнит это, как будто вчера, - Ормар и впрямь спас нас. И хотя он вел себя не всегда безупречно, он – скорее наш друг, чем враг. И этим мы руководствовались, оставляя его в Альбионе, - она замолкает на несколько мгновений, а затем напряженно вглядывается в лицо мужа, не торопясь ни прикасаться к нему, ни наполнять воспоминания деталями или эмоциями, - Вигмар… - тихо произносит женщина, глядя на него пытливо и с сомнением, - Что ты думаешь обо всем… Обо всем, что вспомнил и… - она улыбается через силу, но опускает глаза, - И о нас тоже?

Подпись автора