Такая, какая есть. Это звучало странно. И было странным. Но пробуждало в Ригинлейв будто бы какие-то воспоминания. Воспоминания о том, какой она была когда-то, но не могла стать теперь. И это дезориентировало, пугало, заставляло чувствовать себя еще хуже, потому что сделать с этим женщина ничего не могла, но понимала, что огорчает своим поведением мужа и силилась хоть как-то припомнить. Да, теперь ей удалось зацепиться за странное воспоминание о том, как она, верхом на коне, врезалась в гущу разбойников, и еще прежде чем те успели опомниться, разбила их. Помнила свое странное спокойствие, потому что казалось, что оценивала риски разумно: что чернь могла ей противопоставить, не имея ни хорошего коня, ни хорошего оружия, ни твердого понимания, как легко ломаются кости и режется плоть, когда встречаешься с противником тебе не равным. Помнила свое безразличие к понесенным разбойниками потерям. И помнила камень в сердце, тот самый камень, на котором было написано имя Святогора – человека, которого большинство мечников признавали за лучшего воина, которого им довелось видеть. И она победила его. А значит, разбойники не могли ей ничего противопоставить… Противопоставить… Она сражалась на равных с мужчинами. Ей было, с чем сравнить – это не было глупой прихотью. Муж ее ругал, за то, что она приняла такое решение. И она могла его принять!..
Ужас отразился в глазах Ригинлейв. Первозданный и искренний. Она вдруг поняла, о какой Ригинлейв говорил Вигмар. Но разве она была когда-то такой Ригинлейв? Как давно? Почему? Как это случилось? Что лежало за этим? Княгиня не знала и ей нечего было сказать, потому что она чувствовала себя дезориентированной и растерянной настолько, что и шагу не могла ступить. Благо, что Вигмар мгновенно отвлек необходимостью переводить горожанам, не из все из которых знали общий язык. И как ни странно, а горожане откликнулись. Стали кивать головами, желая помочь вполне искренне. Ведь что бы там ни было, а эти женщины, многие из этих женщин, не были им чужими, а даже если бы были, потеря матерей детьми и чудовищные убийства одинаково отражались в большинстве сердец. Сочувствием и сопереживанием, болью и неодобрением, но редко, когда безразличием. А потому, да, люди последовали за ними. Быть может, конечно, и не все, но достаточная их часть. Достаточная, чтобы оплакать детей и вернуть их матерям, а если повезет, то и оплакать самих матерей. После этого жрецы отслужат по ним нужные службы и обряды, и они упокоятся, найдя свое место в ином мире, пока Боги не позволят им родиться снова. Наверное, так они найдут и милосердие, и справедливость. Ведь кто был справедлив, если не Боги? Впрочем, после свершенного, наверное, в этом был смысл усомниться хоть немного.
Кто никогда не был справедлив и не пытался, так это Вий. И судьба, что постигла его, конечно же, была вполне закономерной. Так что Ригинлейв с неудовольствием наблюдала, что останки все еще шевелятся, а пара девушек из толпы, завидев подобное, и вовсе потеряли сознание. Вот уж точно впечатлений для местных хватит на пару десятков лет вперед, если не больше – станут рассказывать своим детям и внукам. Да только вопрос для Ригинлейв был в другом. Что им с этим делать? Что делать со срастающимися останками Вия, который вернется с часу на час? Оставалось надеяться, что разрушение алтаря все же даст свои плоды и сделает его сильнее. Или нет…
Горожан дважды просить не пришлось. Увидев тела детей и склонившихся над ними матерей, люди сами склонились над покойниками, сами стали ронять слезы, петь заупокойные песни, и что совсем было странно – утешать мертвых матерей. Видимо, Чеслав недооценил свой народ, не знал его до конца, ведь вместо гнева они теперь испытывали сочувствие и сопереживание. Не боялись мертвых. Не испугались чужого божества, а верили в своих, и просили Мару упокоить мертвых, а Мокошь – дать им новую судьбу, более счастливую, Перуна – защитить город от зла, а Велеса – увести Вия нехожеными тропами, чтобы не дать ему вернуться. И было в этом что-то трогательное. Что-то, под чем Ригинлейв пропустила, как муж попытался уничтожить алтарь и как ему помог Верховный. Женщина улыбнулась супругу в ответ на его комплимент, но как и было привычно для нее – улыбнулась смущенно. Впрочем, они поспешили с выводами о том, что могут вернуться в Ругаланн. Не могут. Потому что полдень настал, а вместе с ним вернулся и Вий. И как оказалось, разрушение алтаря его скорее разозлило, нежели остановило.
- Значит, прав был этот болван. Всю силу из алтаря Вий уже выкачал. Придется решить это по-другому, - буркнул Верховный и поспешил наверх. Следовало признать, что решительности, к его чести, ему было не занимать. Как признать и то, что к вызову Вия он был непричастен.
- Не ходите туда! – попросила Ригинлейв растерянных, напуганных и огорченных людей, которые продолжали петь заупокойные песни, даже теперь, когда все дети были уже в руках своих матерей. И это было хорошо. Значит, они и впрямь никуда не пойдут. А вот они с мужем, конечно, не могли здесь остаться. Княгиня даже не могла сказать, почему именно, но знала, что не могли. И потому она оказалась наверху, в хаосе сражения, еще прежде, чем успела подумать о том, что это может быть опасно для Сигмара. Как это могло быть для него опасно, если он сам давал ей решимости идти наверх?!
Вий взревел, стоило им показаться. И было неочевидно, совпало это, или он и впрямь был рад их видеть. Но судя по тому, как он в одночасье швырнул в стену двух жрецов, Чеслава и нескольких ульвхеднаров, они мигом перестали быть ему интересны. А судя по тому, как он сшиб и Верховного, и Вигмара, цель у него была одна – Ригинлейв. Нет, даже не Ригинлейв, а ее сын. Княгиня успела широко раскрыть глаза и выставить вперед руки с тем, чтобы не дать его длинным когтям к ней прикоснуться, но Вий все равно сшиб ее ударом и склонился, намереваясь не то пронзить ее когтями, не то высосать душу ребенка, не доставая ее из тела. Как бы там ни было, а княгиня зажмурилась, ожидая худшего, как раз в момент, когда время вдруг стало неосязаемым, не то замерев, не то просто перестав иметь такое уж определяющее значение. Вий замер и все вокруг замерло тоже. Казалось, что успела пройти вечность или несколько секунд, а может быть, просто вся жизнь. Но в центре двора, что оказался вдруг залит ярчайшим, каким-то неестественным светом, вдруг появилась женская фигура. И женщина эта казалась столь ослепительно-прекрасной, что взгляда от нее оторвать было невозможно. Никому. Ни Чеславу, что опустился на колени, ни Верховному, что поступил так же, ни двум болванам-жрецам, которые от этого света и от этой женщины силились спрятаться.
Сколько времени прошло, Ригинлейв не знала. Просто в какой-то момент искрящаяся фигура стала схожей с человеческой, и секунды потекли снова. А женщина, оказавшись между Вием и княгиней, оттолкнула его едва ли не играючи, даже не коснувшись рукой, да так, что пара его частей все-таки оторвалась, разлетевшись по сторонам, и заставив чудовище взвыть. Чудовище, потому что на фоне Богини Вий и не достоин был называться никем больше.
- Молчи, скверна! – приказала строго женщина, и тот сию же секунду лишился голоса, - Что, княгиня? Позабыла меч в доме? – в словах слышалась беззлобная насмешка, и Фригг протянула Ригинлейв ее оружие. Мгновение поколебавшись, княгиня взялась за рукоять, и в ту же секунду это перестало быть для нее удивительным. «Винланд» вспыхнул в руках, а приятная тяжесть привычно распределилась от кисти до плеча. И единственный вопрос женщины был «как я вообще могла забыть его где-то?».
- Вы доказали, что опасность для кюны и ребенка намного выше, когда она лишена собственной воли и характера. И хотя я не одобряю ее поведения, я вижу, что его не изменить такими методами. Но надеюсь, что преподнесенный урок все же кое-чему вас научил, - тепло, но достаточно строго произнесла Богиня, пока Ригинлейв поднималась на ноги.
- Больше не рискуй сыном, ввязываясь в подобные авантюры, - произнесла женщина, коснувшись живота Ригинлейв рукой, от чего по коже прошла приятная прохлада, после чего не было никаких сомнений: Сигмару ничего не угрожает, - А ты, - обращаясь к Вигмару, дополнила Богиня, - Больше не возноси молитвы своим Богам в чужих храмах. Это грубо и невежливо. Но с Велесом мы сочтемся, - она больше не смотрит ни в сторону Ригинлейв, ни в сторону Вигмара. Вместо этого лишь взмахом руки провожает Вия, который начинает корчиться на земле, усыхая прямо на глазах и превращаясь в иссохшие части искореженного нечеловеческого тела, - Он больше не вернется. И все же… Его куски надлежит распределить по частям и спрятать, ибо они все еще пригодны для злых дел, - повелела она Верховному, а тот незаметно кивнул, все еще не поднимая головы.
- Возвращайтесь в Ругаланн. Ждите появления сына там. И больше не делайте глупостей, - если кто-то и хотел возразить, не успел. Потому что с новой яркой вспышкой Фригг исчезла, оставляя после себя тишину, покой и мир на душе, каких Ригинлейв давно уже не знала. А может быть, просто не помнила.
- Подпись автора