Ригинлейв знала, что есть на свети вещи, с которыми нельзя справиться и которые нельзя исправить. Их можно только пережить. К ее огромному сожалению, смерть Ранди была таковой. Для Халбранда, в первую очередь. Но на деле – для них всех. Для всех, кто помнил его супругу, уважал ее и любил. Для всех, кто восхищался ее мастерством владения мечом. Для всех, кто уважал ее как ту, что следовала заветам Всеотца, которые в этот раз, увы, законами гостеприимства открыли двери Святогора в ее дом.
Княгине было отчаянно стыдно за то, что ее в тот день не было рядом с тем, кто называл себя ее мужем. Она бы смогла его остановить. Даже если бы пришлось воткнуть кинжал ему в глотку безо всякого хольмганга – все равно смогла. Но еще ей отчаянно стыдно было за то, что этот выродок был ее мужем и на этом основании мнил себя ярлом. Стыдно за то, что она позволяла ему мучить свою страну, свой край, своих близких. И стыд этот укреплял ее ненависть к нему. А ненависть укрепляла решимость. Еще немного. Еще чуть-чуть и они дадут отпор. Обязательно. Вся пролитая ругаланнская кровь будет отмщена. И хотя этого никогда не будет достаточно, все, кто отдал свою жизнь за Ругаланн, погиб от руки беловодских прихвостней, умер в борьбе с ними – все они обретут покой в Вальгалле. И когда Ригинлейв присоединится к ним за столом Всеотца, ей нечего будет стыдиться.
Боль Халбранда, его тоску, его гнев Ригинлейв ощущает, как свои собственные. В общем-то, еще и именно поэтому он был теперь здесь. Княгиня желала убедиться в том, что названный брат в порядке, насколько может быть в порядке мужчина в его положении, а равно отвлечь его, хоть ненадолго, от тех переживаний, что тревожили его бесконечно. Путь до Хольмгарда занимал время, Святогора здесь сейчас не было, а возможность побыть с Ригинлейв и услышать ее – была. И это то, что в нынешнем положении дел воистину оставалось для них бесценным. Ведь женщина день ото дня полагала, что не сегодня-завтра Святогор запрет ее и запретит видеться хоть с кем-нибудь, а особенно с теми, кого он так истово ненавидел, считая даже виру чрезмерной для оплаты смерти Ранди. И Боги свидетели, княгиня желала вырвать ему язык за все то, что он успел об этом сказать или даже подумать. Ему было не позволено ни словом, ни мыслью касаться имени ее кузины. Он был его недостоин.
- Я рада это слышать. Горе твое велико. И гнев твой справедлив. И я их полностью разделяю. Но ты мне очень нужен. Живым, здоровым и в здравом уме, - она коротко касается плеча мужчины и сжимает его, заглядывая в давно знакомые и родные глаза. Бескрайние озера отчаянного горя, а вместе с тем и сталь ярости и жажды мести. Рининлейв порой казалось, что в этом взгляде она больше не узнает Халбранда, но это был лишь напрасный страх. Иногда мыслями брат был далеко от нее, но она все равно знала, что он где-то рядом. Не оставит ее. Не будет унесен волной своей тоски и печали, лишая ее поддержки и защиты, в коей княгиня время от времени очень сильно нуждалась.
К вире рука как-то не тянется. Не может Ригинлейв принять, что это – достойная плата за смерть Ранди, как не может и взять ее из рук Халбранда. Вместе с тем княгиня понимает, что для него это было возможностью дать смерти супруги смысл, равно как и плате за нее. Несоразмерно малой, ничтожной, не той, что заслуживала эта славная женщина. Все, что могла обещать кузине княгиня, что та не будет забыта. Что следом за их победой подвиг ее воспоют в веках. А вира… Да, вира пусть послужит их дело, а не жжет руку и карман ее брата.
- Она сослужит, - Ригинлейв берет Халбранада за руку, в которой он держит кошель, но его дара не забирает, - Обязательно сослужит. И я принимаю этот бесценный дар, - бесценным его делала жизнь Ранди, конечно же, - Но я прошу тебя отвезти его и другие ресурсы в крепость моей матери на востоке, в Брускеруд, - один из оплотов их мятежа расположился именно там. Концентрировать все силы и все активы в одном месте, разумеется, было бы неразумно, но Брускеруд стал одним из надежных мест, куда везли не только золото, продовольствие и оружие, но и самый главный ресурс всего Ругаланна – его детей. Сирот, оставшихся без отцов и матерей по воле ублюдка, а равно сыновей и дочерей, которым сейчас было безопаснее в крепости матери ярла, нежели в усадьбах, которые могут быть отняты или сожжены со дня на день.
- Моя мать скорбит вместе с нами. Она будет рада видеть тебя. И она найдет применение средствам, которые ты готов передать, - а потратиться в Брускеруде всегда было на что. Там лечили тяжело раненных мятежников, там воспитывали, обучали, кормили и одевали немалое количество детей, оттуда повстанцы получали оружие и продовольствие. Святогор, если и не знал наверняка, то точно догадывался об этом. Вот только сунуться на восток боялся. Слишком много людей поддерживало Рангрид, а равно духовенства, колдунов и воинов, готовых отдать за нее все, что у них было. Это давало Ригинлейв надежду, что они свергнут Святогора раньше, чем он станет достаточно силен, чтобы осадить Брускеруд.
- Здесь, при дворе, я держу только то, что может быть необходимо мне в случае побега, - хотя при мысли о том, что придется бежать из родного дома и столицы княжества Ригинлейв бросало в дрожь, - Нескольких добрых коней, кошель с золотом, отцовский меч и его ульфхеднаров. Все прочее ублюдок может найти и забрать. А я не позволю ему забрать у нас ничего больше, - голос ее глух, но тверд. Княгиня знает, о чем говорит. Она никогда не откажется от этого. Никогда не сдастся. Будет биться до самого конца, и конец этот будет Святогора, а не ее собственный. И не Ругаланна.
- Но сегодня я позвала тебя, чтобы просить мне помочь, - она выдерживает короткую паузу, а затем берет Халбранда под руку и начинает неспешную прогулку по саду, - Просьба будет несколько необычной. И она тебе не понравится.
- Подпись автора