Вот уже добрых полчаса, если не больше, Огнедар стоял в отведенных ему покоях и рассматривал пейзаж за окном. Вообще-то Ладога была красивым старинным городом, здесь было чем полюбоваться, даже если просто смотреть в одну точку, чем ныне и занимался юноша, попросту не находя себе тут никакого другого занятия. Их пребывание в Гардарике нельзя было назвать праздным хотя бы потому, что княжеское семейство привела сюда нужда, а не какое-нибудь там желание попутешествовать и отдохнуть у гостеприимных друзей из соседнего княжества. А сам Огнедар многое готов был бы отдать за возможность возвратиться в Ирий. В свободный Ирий конечно же.
Все происходящее угнетало молодого человека, но в тоже время колоссально тренировало в нем столь важную личностную черту, как умение ждать. Огнедар не желал называть это терпением, а вот вариант с ожиданием его вполне устраивал. А ждать, как все понимали, придется до полугода. Осень уже была на пороге, а вслед за ней непременно наступит зима, а значит покинуть Ладогу будет невозможно, а все больше - бессмысленно. Никто не сражается в зимние месяцы, и даже ранней весной, покуда снега не сойдут, обнажив какие бы то ни было тракты и дороги, покуда солнце не будет греть достаточно, чтобы можно было отправлять войско в поход не потеряв более половины мужей за одну морозную ночь. И ему придется ждать. И что важно - это ожидание не должно свести юношу с ума, не должно и сделать его слабее.
Ладога была гостеприимна, равно и как князь Яровит с супругой, которые вероятно желали как угодно скрасить пребывание Беловодских в их городе. Им отвели прекрасные покои, лишний раз не тревожили, они могли просить о чем угодно, впрочем, в последнем особо нужды и не было. И все же Огнедар зачастую ловил себя на мысли, что он будто бы попал в болотные топи, и они засасывают его, покуда сам молодой человек продолжает бездействовать. Было бы правильно найти себе какое-то отвлеченное занятие. Это помогало бы успокаивать мысли, получать хоть какие-то новые впечатления. Но особых идей у Огнедара все еще не было.
От созерцания невидимой точки на горизонте его отвлек голос младшего брата. Юноша обернулся, увидев Ратибора на пороге. Показалось даже, что он как-то особенно бодр, что, впрочем, было хорошо. Они оба переживали одно и тоже, но делали это очень по-разному. В Ратиборе, как казалось, было больше юношеского максимализма, может быть в силу возраста, но, наверное, и в силу характера. Огнедар же большую часть переживал глубоко внутри, потому казался обычно спокойнее, а кому-то и равнодушнее, наверное. - Такой хороший меч тебе сковали, брат, что мне и щит понадобится? - Огнедар вопросительно смотрит на брата, чуть изогнув бровь, но затем легко смеется. Шутит, конечно же. Пусть он и был богатырем, а значит априори превосходил большую часть людей в физической силе, да и в умении владеть оружием тоже, это вовсе не значило, что он мог победить Ратибора не глядя и одной левой. Младший брат хорошо учился у наставников, делал успехи и вообще-то Огнедар им очень гордился. А когда они устраивали совместные тренировки, предпочитал не опираться на богатырскую силу, ибо только не полагаясь всецело на нее можно действительно оттачивать мастерство и учиться новому.
Огнедар согласно кивает брату, и вскоре спускается вниз. Больше половины внутреннего двора уже покрывает тень, что несказанно радует, ведь тренироваться под палящим солнцем сомнительное удовольствие. - Ладно, Ратибор, показывай, что там у тебя за меч новый, - сталь призывно блестела на свету, и стоило отметить, что местные ладожские кузнецы постарались на славу, клинок вышел крепкий, сбалансированный, и как показалось Огнедару, идеально подходящий брату по размеру. - Давай проверим его в деле, - Ратибор был прав, тренировка отлично развевала любую тоску, в эти минуты не думалось более ни о чем, кроме следующего выпада, блока и удара. Прекрасный способ отключить голову в части тяжелых мыслей и переживаний. У стены на ровно сложенных больших бревнах сидели мальчишки, видимо дети княжеских слуг и тех, кто трудился здесь, с интересом наблюдая за сражением двух приезжих княжичей. Хотелось верить, что они еще не доросли до того возраста, чтобы делать ставки.