Этой зимой Ригинлейв планировала поменьше выбираться из Хольмгарда, хотя отец ее был любителем в этом время года навестить своих хэрсиров. Княгиня обещала себе, что возьмет за основу эту славную традицию, чтобы поддерживать добрые отношения с теми, кто так много сделал для благополучия Ругаланна, но именно эта зима должна была стать для нее мирным и спокойным временем после очень долгого периода бесконечной борьбы. Увы, Боги не всегда были расположены к планам людей, а потому, сначала был поход на дракона, потом исчезновение Асбьорна, а потом затяжная болезнь в стенах Ростунгхейма, который в ту пору вполне себе можно было посчитать Хольмгардом, учитывая то количество придворных, которое почтило Йомсборг своим визитом в связи с чудовищными событиями, которые еще тогда, двадцать семь лет назад, должны были навсегда остаться в прошлом.

Ригинлейв чувствовала себя плохо уже на пути назад. В Ростунгхейме под всеобщую суету, радость, смешанную с горем и ужас, смешанный с воодушевлением, она силилась делать вид, что все в порядке, заботясь больше о детях, которых еще предстояло вернуть родителям, но хуже становилось каждому из них. Наученные горьким опытом, жрецы почти сразу начали очистительные ритуалы, так что болезнь ни для кого не стала смертельной, хотя ярл в отдельные моменты готова была взяться за меч и пойти сражаться с кем-нибудь из своих ульфхеднаров, которые должны были проявить к ней милость и не дать умереть соломенной смертью от какого-то гнусного колдовства.

Легче стало на седьмой день, на восьмой Ригинлейв уже раздавала приказы из постели, на девятый повелела истопить басту и исправно пила целительские зелья без чьей либо помощи, а весь десятый провела с Асхильд и Асбьорном, которому тоже стало намного легче. После обеда княгиня рассказывала, раскрывшим рот детям, которые все еще гостили в Ростунгхейме, как в великаньи курганы отправилась целая армия самых могучих жрецов и колдунов, чтобы навсегда запереть там Грилу, ее детей и всех их ближайших родственников и знакомых, чтобы они не смогли попасть в Мидгард, даже если захотят. Завороженная ребятня внимала этим сказкам до тех самых пор, пока Рангрид не принесла яблоки в карамели, вызвав всеобщий детский восторг и неподдельную радость.

Йольские дни вдруг стали такими, какими они должны были быть – теплыми, светлыми, полными радостей, и Ригинлейв была даже рада задержаться в Йомсборге, несмотря на размолвку с Вигмаром, чей дом это и был, ведь княгиня отлично знала, что пройдет не один год, прежде чем он назовет таковым Йерринг. Если такой день вообще когда-нибудь настанет. Она не избегала в этот период мужчину намеренно, но это и не требовалось – людей, жрецов, хирдманов, бондов было столько, что и в Хольмгарде не на каждый пир такое количество набиралось. В довесок, оказалось, что и среди выживших, и среди погибших были дети других хэрсиров, а потому вскоре усадьба пополнилась еще и ими самими, их свитой, а равно радостными восклицаниями и горьким плачем. Терять детей было тяжело, хотя Ригинлейв утешала себя тем, что ни для кого почивший ребенок не стал последним наследником, как это было когда-то в прошлом с Гормом и Рангрид, потерявшими единственного сына.

Разумеется, Ригинлейв взяла на себя все чрезмерные затраты от содержания всего ее двора в усадьбе, которая к этому вовсе не готовилась, но Асбьорна, в силу возраста, радовало не это. Он уж очень гордился тем, что у него гостит сама ярл, и кажется приуныл, когда зашли разговоры о том, что пора бы и честь знать, и вернуться в Хольмгард. В ответ княгиня пригласила Асхильд и Асбьорна к себе в гости, в столицу, обещала познакомить их со своим оружейником и ювелиром, показать огромное Царское озеро и подарить по паре коньков, которые они на этом озере, в этом году замерзшем намертво, и смогут опробовать. На наивный вопрос девочки, можно ли взять с собой и Вигмара тоже, Ригинлейв без намека на задумчивость ответила «да, конечно», хотя она прекрасно знала, что он скорее утопится в озере, чем приедет к ярлу в гости, чтобы на него смотреть.

Как раз в этот период совет из жрецов, собравшихся в Ростунгхейме, пришел к выводу, что оставлять произошедшее так просто нельзя. Они и впрямь решили, что с курганами требуется, что-то сделать, а для того вызвали жрецов с острова туманов, полагая их куда более опытными и знающими. Ригинлейв позволила делать с той землей все, что угодно, проводить любые ритуалы и приносить бескровные жертвы, равно как и жертвы животными, лишь бы больше никогда не вспоминать о том, что там случилось совсем недавно и двадцать семь лет назад. Теперь она была убеждена в том, что все исполнители чудовищной воли были мертвы, что той же ошибки, которую допустил ее отец, княгине удалось избежать.

Тем не менее, разрешение ярла на все, что взбредет в голову жрецам, им оказалось недостаточно. Осмотрев саму женщину и всех живых детей, служитель культа заявил, что им следует поплыть на остров, посетить храмовый комплекс и пройти очистительные ритуалы уже там, чтобы не вышло, как у самой княгини, когда отдельные клочки не до конца снятого проклятия привели ее в логово зла. Не просьба, а требование вызвать достаточно опытных жрецов в Ростунгхейм, а еще лучше – в Хольмгард, эффекта не возымело, потому что колдуны бормотали, что на острове туманов даже земля священна и лечит, а стало быть, нужно немедленно плыть туда и богов не гневить.

С одной стороны, Ригинлейв все еще чувствовала себя довольно слабой, а потому больше всего ей хотелось вернуться в Хольмгард и значительную часть времени проводить в кресле у очага под парой одеял – ощущение холода все еще не до конца покинуло княгиню. С другой, она понимала, что с этим делом нужно было покончить раз и навсегда. И если за себя она волновалась не то чтобы, то дети явно заслуживали участи лучшей, чем до конца дней своих помнить и опасаться тварь их параллельного мира, едва не призванную в Мидгард. Делать было нечего, княгиня согласилась, объяснила все родителям, те обозначили необходимость детям, начались сборы. Асбьорн был в восторге от перспективы морского путешествия, Асхильд – от возможности увидеть настоящих колдунов, как если бы все, кто были теперь у нее дома, таковыми не являлись. И пока жрецы с острова защищали усадьбу новыми заклинаниями и гальдраставами, которые пестрели теперь над каждым входом, ярл тихонько посмеивалась над видом местного служителя, который так много молчал о своих ошибках четверти века давности, а теперь за них был призван доучиваться на остров, и судя по всему, это все грозило ему большой выволочкой.

Плыть на кораблях в холодную зиму не было никакого желания, но и выбора особого не было тоже. Ригинлейв то и дело куталась в одежды потеплее, но не спасала даже белоснежная меховая мантия отца. Ей обещали, что это пройдет, как только жрецы проведут все необходимые манипуляции, и женщина в это верила. Потому что жить на севере и называть себя северянкой, но искать убежища при первом дуновении ветра, конечно, было серьезным ударом по авторитету.

В день отбытия ярл поднялась пораньше, ткнула пальцем в ульфхеднаров, которые поедут с нею, и все оставшиеся сборы доверила им. Сама она вышла к прекрасной пристани, которой в прошлый ее визит хвастался Вигмар. Корабельщика, увы, не было нигде видно, но Ригинлейв надеялась, что он в добром здравии и все еще полон надежд смастерить десяток кораблей к лету, чтобы было, на чем отправиться в набег. Прекрасные мечты нравились княгине, они говорили о том, что жизнь в этом краю расцветает, а жизнь – то, за что они все сражались в последние годы и особенно теперь, отправляясь на остров туманов. Слишком много смерти познал Ругаланн. И Ригинлейв отчаянно хотелось, чтобы все это поскорее закончилось.

Подпись автора

Ригинлейв нравилось наблюдать за сборами, за Рябиной, но больше всего – за кораблями. Задумчивость, в которую она то и дело погружалась после проклятых курганов, могла бы показаться пугающей, но жрецы говорили, что и это пройдет. Когда заглянул в глаза самой смерти, воплощенной в древнем зле, немудрено какое-то время чувствовать себя растерянной, особенно если это зло оставило на тебе свои следы. Это пройдет. И слабость пройдет. И воспоминания обо всем, что случилось, не оставят и следа. Княгиня не сомневалась в этом, сетуя лишь на то, что последний год выдался уж больно насыщенным на события, от того она и устала так сильно, и отдавала предпочтение молчаливому созерцанию, нежели чьему-либо обществу. Явственным исключением, в общем-то, являлись спасенные дети, а особенно Асбьорн с Асхильд, которых Ригинлейв сложно было воспринимать в качестве своих подданных или в качестве хэрсира и его сестры.  Они давно уже стали чем-то большим. И проводя время с ними, играя, рассказывая истории, уча чему-то важному, княгиня вновь начинала ощущать себя живой.

Ригинлейв, пожалуй, не следовало забывать, что речь шла о племянниках Вигмара, который мог не поддерживать идею их деятельного взаимодействия, да еще и на такой тесной основе. В конце концов, он заботился об этих детях с момента смерти своего брата и его жены, они были одной семьей и если бы Соларстейн-старший заявил, что не хочет, чтобы ярл уделяла чрезмерное внимание его племянникам, она бы вняла его просьбе, придумав какую-нибудь безобидную ложь для Асхильд с Асбьорном. Но Вигмар старательно избегал Ригинлейв, стараясь вообще не попадаться ей на глаза, так что, в некотором смысле, это можно было бы воспринять, как если бы хэрсир Йерринга не возражал.

У женщины не было никаких оснований полагать, что Вигмар решится отправиться на остров туманов вместе со своими племянниками, но увидев его на пристани, женщина вовсе не удивилась, хотя Ригинлейв и казалось, что ей сообщали, будто бы тот уехал обратно в Йерринг. В ту пору княгиня еще не чувствовала себя настолько хорошо, чтобы интересоваться еще и этим вопросом, но сейчас, будь у них иные отношения, женщина непременно спросила бы, как идут дела в новом уделе, как Соларстейн там освоился и когда можно будет приехать в гости, чтобы посмотреть на первые успехи.

Сейчас все эти вопросы выглядели бы скорее насмешкой, причем насмешкой очень жестокой, а Ригинлейв, несмотря ни на какие размолвки, не отличалась жестокостью к людям, которые были ей близки. Она улыбнулась мужчине, все еще немного устало, но вполне искренне, - Доброе утро, Вигмар. Спасибо, мне и впрямь уже намного лучше, - и это едва ли было удивительным, потому что чувствовать себя лучше в Ростунгхейме можно было одно только потому что он не был заснеженной пустыней, а вместо злобных тварей подлунного мира здесь были самые настоящие люди. Живые люди.

- Думала, что ты со своей любовью к жрецам уж точно не решишься плыть на жреческий остров. Кто-то из служителей культа успел тебя приятно удивить? – шутка эта беззлобная, Ригинлейв отлично знает, что скорее Один вернет себе второй глаз, чем Вигмар окажется расположен к колдунам, кем бы они ни были. Оставалось надеяться на то, что свое подлинное отношение мужчина не станет демонстрировать прямиком в обители Богов, хотя с его точки зрения, обители огромной прорвы шарлатанов, дармоедов и нахлебников всех мастей.

Сама княгиня имела довольно тесные связи с островом туманов, но не самостоятельно, а усилиями Рангрид, которую там глубоко уважали и чтили за ее набожность, а равно и благотворительность, распростершуюся на весь Ругаланн. О силе жрецов острова женщина знала не понаслышке. Избежать шрамов во всю спину после стараний Святогора ей не удалось, но то, что ее вытащили с того света именно колдуны со жреческого острова, ярл не забывала никогда, и всегда оставалась благодарной за приложенные усилия, ведь делать этого никто обязан не был. Тем не менее, на острове туманов сама она так и не побывала, хотя после победы отправила туда дары, а получила в ответ жреца, который возложил на ее голову венец ее отца, и нарек ярлом. На этом их отношения закончились. Странно было теперь обнаружить себя вновь нуждающейся в помощи тех, кто никогда особенно не влиял ни на правление Ригинлейв, ни на ее восприятие, ни на ее отношение к религии и Богам. Но ради безопасности Асбьорна и Асхильд, а уже затем – ради своей, женщина готова была совершить долгое и малоприятное путешествие. Готов ли был Вигмар?..

- Да, поднимусь. Чуть позже. Обещала твоему племяннику, что до отплытия потренируюсь с ним на мечах во внутреннем дворе до пяти падений, - княгиня улыбается, тем самым давая понять, что ей вовсе не в тягость, что здоровье вполне позволит ей не почувствовать особенного напряжения из-за подвижных игр с подростком, который тоже недавно пережил болезнь. Пять падений вряд займут больше десяти минут, а Асбьорна в его великом будущем воина утвердить смогут. Тут главное верно подобрать слова.

- Кабан – тот, что слева? – уточняет Ригинлейв, потому что со своего места не может безупречно различить корабли, которые были повернуты на север, а потому не обличали животных на носах. Женщина все еще помнит их весеннюю прогулку и свой восторг. Вряд ли нынешнее путешествие будет таким же ярким и приятным, но по крайней мере, знакомый корабль сгладит часть негативных впечатлений от необходимости плыть по холоду и зимней стуже. Уже не такой, как была в дни поисков пропавших детей, но все равно малоприятной.

Можно было бы поболтать еще, и в иное время ярл так бы и сделала, но нынешнее положение дел в их с Вигмаром отношениях едва ли способствовало долгим беседам на различные темы. Ригинлейв, однако, считает это довольно глупым, потому что поступок Соларстейна остался в Ирии, а в Ругаланне он все еще был ее хэрсиром, пусть теперь и другого удела. А еще был добрым другом, верным союзником, преданным соратником и близким человеком. Не было никаких причин, чтобы бегать от нее вечно.

- Мы давно не говорили, Вигмар, - без тени насмешки, укора или обвинения озвучивает княгиня, ступает ближе, и поравнявшись с мужчиной, кладет пальцы ему на плечо, - Как ты?

Подпись автора

Удивительно, как такой простой вопрос вызывал такие затруднения. Ригинлейв впору было бы рассмеяться, но она не находила в этом ничего забавного, пожалуй. Только понимание того, что неудачная бытность Вигмара главой ее гвардии, а затем назначение его хэрсиром вместо этого, все еще стояли между ними, несмотря ни на что. Пожалуй, ярл могла бы сказать, что ей жаль, но жаль ей не было – Соларстейн не умер, не был тяжело ранен, изгнан или наказан неподобающим образом, что могло бы оставить клеймо на нем до конца его жизни. Если кто-то и мог догадываться, что дарование ему удела и самостоятельного титула это вовсе не награда, а наказание, то этим кем-то были уж очень близкие люди, знавшие его достаточно хорошо. Ригинлейв знала, что ему это не нравилось. Что он и прежде не желал удела брата и племянника, и свой собственный его тоже в восторг не привел. И все же, княгиня и теперь была рада, что в своем гневе в Ирии она не сделала ничего, что ей подсказывало высокомерное нутро ярла, опыт отца, нравы их земель и обида – никакая не княжеская, а простая, женская, та самая, которая вообще не должна была быть знакомой Ригинлейв.

- Я рада, что с Асбьорном все в порядке. И с тобой тоже, - потому что основания полагать, что в порядке с ними ничего не будет, у княгини были вполне реальные, начиная с того самого момента, как Вигмар прибыл в курганы вдвоем со своим хирдманом, а вовсе не с теми многими, кто позволил бы им справиться с той ужасающей ситуацией. В тот момент женщине и без того казалось, что шансов у них не так, чтобы очень много, а отсутствие дельного жреца поблизости уменьшало эти самые шансы в разы. Но несмотря ни на что, они были теперь в Ростунгхейме. Живые, даже почти здоровые. И ярл вовсе не лукавила, когда говорила, что она рада за то, что Вигмар и Асбьорн в порядке. Ей было не все равно. Что же до своей безопасности, то ощущение того, что Богам все еще угодно держать ее под своим покровительством, от Ригинлейв никуда не делось. И хотя у нее не было оснований верить в то, что она недосягаема ни для болезни, ни для вражеского меча, ощущение это ее не покидало. Ни в Ирии, ни в Хольмгарде, ни в Ростунгхейме.

- Да, конечно, идем, - она убирает руку, бросает взгляд на хорошо знакомый корабль и уже думает начать подниматься от пристани к усадьбе, как наверху появляется Асбьорн, явно воодушевленный перспективой их тренировки. В руках у него уже два деревянных меча, и хвала Богам, что так, потому что Ригинлейв ничуть не удивилась бы, потребуй он непременно взяться за настоящие. Кто не мечтает скрестить меч со светящейся дланью Хорфагеров? Только враги, знающие, что эта длань им несет.

- Доброе утро, Асбьорн! – приветствует его женщина и направляется наверх. Зимняя пристань и ледяные воды Рябины не то, чтобы особенно воодушевляют княгиню к тому, чтобы долго оставаться на пристани. С весенней прогулкой это сравнится едва ли. Ярл испытывает некоторые сожаления о том, что поездку нельзя отложить на несколько месяцев, чтобы не испытывать свою судьбу, а равно судьбу всех детей, которые отправятся с ними.

- Не будет, конечно, - Ригинлейв улыбается Асбьорну, треплет его по светлым волосам и жестом указывает на усадьбу, подразумевая, что тренировку будет лучше провести там, избегая большого количества людей, сновавших из стороны в сторону в подготовке к отъезду. Радостному согласием Вигмара посмотреть на его успехи мальчишке, в общем-то, все равно, где тренироваться, так что, убедившись, что ярл и дядя и не думали обманывать его ожидания, он чуть ли не вприпрыжку бежит к указанному месту, а затем нетерпеливо ждет, когда же подойдут взрослые.

Княгиня расстегивает пояс, открепляя ножны со своим настоящим мечом. Из соображений безопасности – инстинкты, порой, подсказывали схватиться за «Винланд» неосознанно, но еще, чтобы не смущать ум Асбьорна, который, мнилось, с замиранием сердца смотрел на волшебное оружие всякий раз, когда оно загоралось в руках ярла, - Не мог бы ты подержать, пожалуйста? – просит она Вигмара, протягивая ему ножны, пока мальчик нетерпеливо кружит рядом.

Женщина оставляет мантию отца на плечах, берет деревянный меч в руки, чувствуя себя довольно странно, потому что ей давненько не приходилось «сражаться» таким оружием. Разум услужливо и немилосердно подбрасывает воспоминания не самого лучшего толка.

«Думаешь так биться со Святогором? Пожалуй, вот тебе деревянный меч. Начнешь с него, может, чему и научишься к хольмгангу» - звучит в голове насмешливый голос Игоря. К тому времени Ригинлейв побывала уже не в одном набеге и не раз сражалась, а потому кровь вскипала в жилах от слов беловодца. Как он смел разговаривать так с нею, с северной княжной? Кем он себя возомнил? Но в конечном счете, он оказался прав. Выйди Ригинлейв на битву с мужем с теми навыками, что были у нее в ту пору, она была бы мертва, безо всяких сомнений.

Асбьорн налетает на Ригинлейв со всем мальчишеским задором, на который способен. Азарт в нем бьет ключом, он явственно нацелен на представляемую им победу, пусть даже и не настоящим оружием. Княгине достаточно удачно отступить в сторону, сделав один широкий шаг, так и не позволив мечу мальчика коснуться ее – он просто пролетает мимо и от чрезмерного упорства, с которым собирался атаковать, падает на землю. Это Асбьорна ничуть не огорчает, даже напротив, добавляет ему решительности для новой атаки, которую Ригинлейв уже встречает своим «оружием», без особого труда парируя каждый новый удар, но не спеша нападать самостоятельно.

- Слишком напрягаешь кисть, Асбьорн, - обращает внимание княгиня, уклоняясь от очередного удара. Пока они сражаются деревянными мечами это ничего – вес такого почти не чувствуется, но когда в руках будет настоящее оружие, неправильное распределение нагрузки по руке приведет к чрезмерно быстрой усталости. Ригинлейв знает. Она, кажется, прошла вообще все эти ошибки и испробовала их на себе. Ее наставникам пришлось с нею помучиться. И это еще до того, как она взялась за щит, - Отличный удар, - пришедшийся по самому центру ее меча, он и впрямь был, что надо. Княгине приходится приложить некоторые усилия, чтобы его отразить, - И двигаешься ты тоже очень хорошо, - хвалит ярл ребенка, и без того весьма довольного собой. Женщина знает, что это такое. Ее наставники всегда были суровы, как северные острова в расцвете зимы, доброго слова от них было дождаться сложно, и мотивацию приходилось неизменно придумывать себе самой. Похвалу получать приятно, и она давала куда больше сил, чем извечная критика.

- Ты тоже нападай! – требует Асбьорн, видя, что Ригинлейв все больше защищается и полагая, что вряд ли это была привычная для нее схема сражения. Хотя помнится, со Святогором все так и было. Первую минуту сражения она была настолько шокирована его навыками и силой, что только и могла, что отражать удары, не имея возможности никак перейти в нападение или хотя бы его подобие.

Женщина внемлет желанию мальчика, переходя в атаку. К его чести, Асбьорн совсем не пугается этого, а даже напротив, изо всех сил старается отражать удары, хоть и сделанные в полсилы, а все равно не такие уж простые для ребенка. Еще один решительный выпад, и отступая назад, мальчишка оказывается лежащим на спине. Они повторяют – и снова. Следом Ригинлейв снижает интенсивность своих атак, не только потому что все время проигрывать – скучно и может отбить у мальчика интерес к их тренировке, но и потому что после болезни ей все еще сложно длительно участвовать в таком активном взаимодействии – она начинает уставать. Это придает Асбьорну уверенности, он наступает и умудряется ткнуть Ригинлейв мечом под ребра. Она показательно ойкает и поднимает руки вверх, - Сдаюсь, сдаюсь, ранил, зачтем это за твою победу, - смеется женщина, но мальчик, кажется, настроен куда более решительно и такая победа его едва ли устраивает, он жаждет, чтобы княгиня тоже повалялась в снегу. Он снова нападает на нее со всей решительностью, Ригинлейв все больше уклоняется, нежели парирует удары, и эта ловкость, спасшая ей жизнь во время сражения со Святогором, теперь вновь заставляет Асбьорна встретиться с землей. Заветный пятый раз не заставляет себя ждать, когда мальчик налетает на нее сбоку, но Ригинлейв сбивает его с ног поперечным ударом деревяшки, дезориентируя и заставляя упасть раньше, чем уклониться.

Ярл разворачивается и протягивает мальчику руку, а когда он хватается за нее, помогает ему встать и отряхнуться от снега. Он не особенно доволен собой, но вовсе не зол на княгиню, не обижен и не огорчен. Это вызывает в Ригинлейв чувство уважения к напористому и старательному Асбьорну, потому что сама она в его возрасте могла вспылить и часто злилась, проигрывая вот так своим наставникам. Такая выдержка от тринадцатилетнего подростка весьма приятно удивляет княгиню. Это задел на хорошего правителя и отличного воина.

- Ты молодец. У тебя большое будущее. Не пропускай тренировки и в следующем году, уверена, счет будет равным, - женщина улыбается, отдавая меч и подходя к Вигмару с тем, чтобы забрать свой.

- Спасибо за урок, ярл, - вежливо отвечает Асбьорн, в очередной раз поражая Ригинлейв своим воистину удивительным спокойствием, что в целом не должно было быть свойством такого активного, деятельного и любопытного ребенка – они привычно пробовали границы допустимого всеми доступными способами. Собственно, Вигмар был тому наилучшим доказательством, хотя ребенком давно уже не был, - А ты расскажешь мне о том, как победила беловодского ублюдка на своем хольмганге? Это тоже могло бы быть отличным уроком.

Ригинлейв вздрагивает, на мгновение останавливаясь даже в своей попытке затянуть пояс. Она понимает, что в вопросе мальчика нет ничего, кроме любопытства. Он никак не хочет ее задеть, обидеть или напомнить ей о дурном, но упоминание хольмганга, а значит, и Святогора, почему-то все еще больно бьет по сознанию, вызывая неприятные чувства, связанные не с победой, разумеется, а с тем, что этот самый беловодский ублюдок вообще существовал в ее жизни и достаточно долго. Ригинлейв приходится проявить самообладание с тем, чтобы не выдать в себе никаких чувств. Она с легким напряжением улыбается и кивает, - Конечно, Асбьорн. Как-нибудь обязательно расскажу. А сейчас беги в усадьбу, нужно собираться, нам совсем скоро отплывать, - взглядом Ригинлейв обращается к Вигмару, - Дядя как раз собирался тебе помочь.

Подпись автора

Проводив взглядом Вигмара и Асбьорна, Ригинлейв постаралась не зацикливаться на мыслях о Святогоре, о Хольмганге и обо всем том, что уже осталось в прошлом. Теперь княгиня точно знала, что осталось, хотя еще много месяцев после того, как она прикончила мерзавца, а следом и значительное количество предателей, ей еще снился он, его искаженное гримасой гнева лицо, его жестокость к ней, его непозволительное и отвратительное отношение к ее краю. Стараясь не думать обо всем, чего были полны последние двенадцать лет, Ригинлейв тормозила себя всякий раз, как очередное дурное воспоминание всплывало у нее в голове. Не имея возможности взять власть над женщиной наяву, эти видения догоняли ее во сне, тревожили, лишали покоя, заставляли просыпаться в холодном поту. Все закончилось на втором году войны. Видимо, Ригинлейв, наконец, научилась принимать все произошедшее, как должное, сделала это частью своей истории, но все еще предпочитала о ней не говорить. Да и о хольмганге ей сказать было нечего. По мнению княгини, она победила лишь волей Богов и удачи. Просто повезло. Просто так распорядились норны.

Теперь же норны силами своих нитей влекли корабли по северным морям, вызывая у Ригинлейв неподдельное ощущение того самого восторга, который она чувствовала в весеннюю прогулку. Как ни странно, но настроение ярла на корабле значительно улучшилось, и хотя она все еще была несколько задумчива, уж точно не нуждалась в том, чтобы Халбранд каждый час спрашивал, все ли в порядке, ничто ли ей не угрожает и не замучила ли ее морская болезнь.

Дети, в большинстве своем, относились несколько настороженно к путешествию, Асхильд и вовсе заявила ярлу, что им вдвоем следовало остаться в Ростунгхейме, и только Асбьорн был рад, счастлив и доволен, то и дело спрашивая об особенностях управления кораблем, о том, когда он сможет делать это сам и донимал Ригинлейв бесконечным числом вопросов, на большинство из которых она не знала ответов, честно признавшись, что мало соображает в морском деле, а в последнюю свою прогулку по Рябине совершила под чутким руководством Вигмара, и порекомендовала мальчику узнать обо всем, что он желает у его дяди, когда они уже вернутся в усадьбу.

Ригинлейв путь тяжелым не показался, она была больше увлечена расспросами юного хэрсира и его сестры об острове, о том, что их там ждет и о том, как будет твориться магия. Асбьорну все больше было любопытно, а вот Асхильд смотрела хмуро и настороженно, несколько раз поинтересовавшись, будет ли брату больно из-за этого их очистительного ритуала, и может ли она остаться с ним, чтобы ему не было страшно. Мальчик на это, конечно, гордо заявил, что страшно ему не будет, потому что он вообще ничего не боится, что они будут вместе с другими детьми, а главное – ярлом, а значит, все будет хорошо. Ригинлейв тоже пообещала девочке, что ничего дурного не случится, и хотя у нее не было никаких оснований так полагать, ведь она сама не то, чтобы особенно часто встречалась с магией, что-то подсказывало ей, что никто из жрецов на острове даже в страшном сне не держит мысли о том, чтобы причинить ей самой и детям какое-либо зло.

Туманы острова неожиданностью не оказываются, но у Ригинлейв никаких ассоциаций с Ирием не вызывают. Они ведь были дома, и хотя жреческая магия защищала это место, едва ли она была нацелена на то, чтобы им навредить. Кто бы решил причинить зло ярлу, нескольким хэрсирам и детям, среди которых все еще были и очень маленькие тоже? Нет, ничего плохого не случится. Ни на какие скалы они не наткнутся, не сядут на мель и не потеряются. Это попросту невозможно. Уверенность в Ригинлейв была безоговорочной, и потому-то она и не нервничала, успокаивая впечатленную Асхильд, гладя ее по руке и убеждая, что ей совсем нечего бояться.

Яркий луч света заставляет ярла улыбнуться, как если бы свет этот осветил не их путь, а ее душу. Женщина указала пальцем племяннице Вигмара на солнечные лучи, появляющиеся один за другим, и девочка тоже обрадовалась, правда все больше прагматичным вещам: тому, что они не потеряются в море, не разобьются и все-таки увидят сушу.

Вскоре корабль причалил к пристани. Ригинлейв аккуратно помогла сойти и Асхильд, и Асбьорну, а затем и сама проделала тот же путь. Торопиться ей было некуда – люди, что встречали их, никуда не собирались уходить от начала пристани, ожидая, пока гости соберутся вместе. Ждать слишком долго не пришлось.

- Ярл Хорфагер, мы рады приветствовать тебя на острове Туманов. Это очень большая честь, - высокий светловолосый мужчина склоняется перед княгиней, а следом за ним склоняются и все прочие сопровождающие. Ригинлейв жестом дает понять, что они могут подняться. Вид людей, падавших ниц, преклоняющих перед ней колени и всеми силами проявляющих свою подобострастную лояльность никогда ярла не впечатляли, за исключением тех случаев, когда это подразумевала церемония. В конце концов, в день, когда на ее голову надели венец, не склониться – заведомо значило припасть к земле навсегда, будучи лишенным головы на месте.

- Меня зовут Эйнар, я – Верховный жрец острова Туманов. Это Триди – наш главный целитель. И Ауд – наша вёльва. Хельблинди – ваш провожатый, он покажет, где ты и твои люди сможете передохнуть, поесть, разместить вещи и остаться так долго, как того пожелаете, - он говорит на чистейшем ругаланнском и поначалу Ригинлейв даже странно слышать родную речь, ведь большинство вокруг нее говорили на общем языке. Но в конечном счете, женщине это даже нравится.

- Благодарю, Эйнар. Меня зовут Ригинлейв, и ты можешь называть по имени. Это – Халбранд Хардрад, глава моей личной гвардии, хэрсир Ставангера, и его жена, Хельга Хардрад, которую свет Трота вывел из тьмы Алатыря. Это хэрсир Йерринга, Вигмар, и его племянник, хэрсир Йомсборга, Асбьорн, а также их племянница и сестра Асхильд. Хэрсир Тронхейма, по имени Амунд, его дочь Аста – ей крепко досталось при злобных проделках чернокнижника, - девочка все еще предпочитает проводить время на руках у отца, это и не удивительно, ведь она еще очень мала, но теперь к ней тотчас же подходит один из жрецов и начинает производить действия, которые, как надеялась Ригинлейв, должны были помочь, - А это хэрсир Тромсё, его зовут Рагнар, и два его сына – Торстейн и Свейн, - она представляет еще двух хэрсиров, но полагает излишним называть всех остальных, потому что на это уйдет слишком много времени. Когда церемонии окончены, Ригинлейв рада проследовать за Хельблинди, который ведет их на часть острова далекую от величественных храмовых построек на севере, к двору с двумя десятками домов, уже готовых к принятию гостей и даже натопленных. По всей видимости, вёльва здесь и впрямь работала исправно, если разведенные очаги не успели затухнуть. Размещаться в этом месте, даже несмотря на близость воды и туманов, очень приятно. Площадка посреди домов, да и сами дома залиты светом, и Ригинлейв выбирает тот, что поближе к воде и шуму волн.

- Как только будете готовы, мы будем ждать вас и всех, кто нуждается в помощи, в главном храме. Вон там, - провожатый указывает на высокое строение на холме, а затем и на хорошо видимую дорогу из поселения туда. Ригинлейв кивает, а затем наблюдает, как жреца из Ростунгхейма чуть ли не за шкирку тащат в том же направлении. Кажется, выволочка будет суровой. Несколько жрецов Хольмгарда направляются в ту же сторону, имея там то ли свой интерес, то ли свои дела, и Ригинлейв не возражает. Раздав указания своим людям, она подставляет лицо совсем не зимнему солнцу и глубоко вздыхает, отчего-то в этом месте и впрямь чувствуя себя лучше.

- Что скажешь, Вигмар? – прикрыв глаза, но зная, что хэрсиру не повезло стоять неподалеку, интересуется женщина, - Правда ли, что остров Туманов наполнен божественной силой? Или здесь тоже одни шарлатаны и дармоеды? – она беззлобно и тихо смеется, склоняя голову к плечу. Пожалуй, благодать этого места могла бы слегка развеять и скепсис Соларстейна-старшего.

Подпись автора

Ригинлейв, скорее всего, знает ответ на вопрос Вигмара, хотя ей хочется верить, что найдется, что-то, что развеет его скепсис и его предвзятое отношение к жрецам, благодаря которым сама княгиня и племянник хэрсира были живы. Можно бесконечное число раз вспоминать, что двадцать семь лет назад кто-то из служителей не доделал свою работу, из-за чего отигнир так и осталась якорем для Грилы, или какой бы то ни было иной сущности, можно было сколько угодно сетовать на жреца из Ростунгхейма, который никакой информации не дал, зато запутал и запугал их всех достаточно, но правда заключалась в том, что сама от своей болезни ярл бы уже сама не оправилась, да и другие дети тоже сильно вряд ли. Особенно Асбьорн, побывавший в прямиком в Йотунхейме, во что до сих пор верилось как-то не особо, пусть Ригинлейв и видела все своими глазами.

Как бы там ни было, а пережив подобные приключения, женщина вполне закономерно и обоснованно испытывала благодарность к жрецам Хольмгарда, а затем и к тем, кто прибыл с острова Туманов. Наверное, глупо было ожидать того же самого от Вигмара, столь критичного и всегда убежденного в собственной правоте, но почему-то Ригинлейв хотелось, чтобы он тоже увидел немного больше. Или постарался увидеть. Она не могла бы объяснить себе это желание – просто чувствовала именно так и желала спросить то, что спросила. Что же до ответа, то сама виновата. Этого ведь и следовало ожидать, не так ли? Люди редко меняют свои убеждения, особенно те, что имели такую большую силу. Да и зачем женщине так уж сильно было это нужно? Вигмар шел по своему пути с убежденностью в бесполезности жрецов. Возможно, Ригинлейв просто стоило отстать от него и не задавать вопросы, на которые она заведомо знала ответы.

- Нет, не хочу, но ты ведь все равно расскажешь, да? – женщина беззлобно усмехается, склоняя голову к плечу, но не переставая подставлять лицо удивительно яркому солнцу. Как же здесь было хорошо. И как же сильно Ригинлейв не хватало таких простых радостей, пусть и далеких от тех, что должны были бы радовать любого другого ярла. Ценность жизни для Хорфагер удивительным образом начала возрастать с количеством пережитого, а за последние годы пройдено было немало, и находить радость в мелочах тоже казалось теперь чем-то важным. Вряд ли Вигмар мог это испортить. Хотя по его тону она очень скоро поняла, что он все равно попытается.

Ригинлейв не перебивает мужчину, пока он рассказывает историю своей семьи, хотя бы потому что это было грубо, невежливо и жестоко. А несмотря ни на что, княгиня все еще не желала быть с ним ни грубой, ни невежливой, ни жестокой. Истории их семей, однако, во многом были похожи. С разницей в том, что у Горма детей было больше, их никто ему не предрекал и не предсказывал, и только матери здесь же, на острове Туманов, когда-то сказали, что она станет матерью ярла, а позже, что нет никакой нужды тревожиться о сыновьях, потому что ярлом станет дочь. Не ошиблись ни единым словом. Безусловно, череда потерь сыновей и значительно повлияла на Горма, а затем и на Рангрид тоже, хотя выживи, кто угодно из старших детей ярла, любой из них оказался бы старше последней жены своего отца. Можно было перебить Вигмара этими словами, доказывая ему обратную точку зрения, но имело ли это хоть какой-то смысл? Пожелал бы он услышать ее? И Ригинлейв промолчала.

Никак не прокомментировала она и вторую историю, все так же, очень внимательно и очень терпеливо слушая, хотя вряд ли можно было считать предсказанием вытягивание рун скальдом, главным талантом которого было выкрикивать песни во время боя. Разве можно было его сравнить с предсказателями острова Туманов? Разве можно было вообще сравнивать его с кем угодно из жрецов, коим он, судя по всему, никогда и не был? Веди они спор, Ригинлейв задалась бы этими вопросами вслух, но сейчас она тоже молчит, отлично понимая, что Вигмар рассказывал вовсе не для того, чтобы завязать дискуссию. Он желал, чтобы ярл его послушала, и она послушала. Помолчала какое-то время, затем взглянула на мужчину, в свете солнца видя его недостаточно четко.

- Но ведь жрецы не соврали ни единым словом. Твоя мать действительно родила семь сыновей, - глухо заключила княгиня, - И если хочешь знать, то мое правление тоже предсказали на этом острове. Когда моя мать потеряла трех своих мальчиков, - потери же Горма были и того больше, но об этом вообще говорить не хотелось. И все же… Да, все же, даже то немногое, что княгиня успела сказать, в одночасье показалось ей жестоким по отношению к Вигмару. Для Ригинлейв это вмиг перестало быть историей о неверии к жрецам, зато сразу же стало историей о потери матери, которую мужчина и не узнал толком. Ее собственная была жива, и ярл понятия не имела, удалось бы ей справиться без участия Рангрид или нет. И понимание того, что озвучив то, что озвучила, женщина, возможно, задела за живое, заставило ее чувствовать себя некомфортно. Она обернулась к уже уходящему хэрсиру.

- Вигмар, - тихо позвала его княгиня, а затем посмотрела очень внимательно, - Мне жаль, - добавила она, еще несколько мгновений задержалась на мужчине взглядом, а затем отвернулась и направилась в свой дом.

Ждать Ригинлейв пришлось долго, потому что она пожелала поесть и сменить боевое облачение на платье, находя неуважительным присутствовать в храме на очистительном ритуале в кожаном доспехе и оружии. Не было никаких сомнений в том, что жрецы ее дождутся, а что касалось всех остальных, то у них вообще не было никакого выбора. Закончив, княгиня, наконец, вышла на улицу в белом платье, перевязанном широким поясом, находя это облачение довольно непривычным. Халбранд тотчас же подал мантию отца, хотя, пожалуй, следовало перестать ее так называть, наконец, признав своей, и их путь до вершины холма, где раскинулся храм, начался.

Идти было не так, чтобы очень долго, но для Ригинлейв это оказалось безмерно сложным. Она списала все на то, что сказывались последствия болезни, к тому же, что дети, пострадавшие от того же недуга, тоже испытывали изрядные сложности, не испытывая и толики веселья и хорошего настроения. Последние пару десятков метров вверх по холму княгиня делала, опершись на руку Хардрада, стараясь не слишком привлекать внимание к своему ослабленному состоянию, потому что ярл, который не может пройти вверх по холму – не может удержать и меч, а значит, и ярлом быть может вряд ли.

К счастью, ожидать снаружи не приходится совсем, потому что Ригинлейв казалось, что она попросту не выстоит. Вышедший им навстречу жрец, однако, выглядел вполне себе довольным, что и демонстрировал, глядя на них с широкой улыбкой. Княгиня постаралась ответить ему тем же, но вышло не очень приветливо и не слишком дружелюбно.

- Следуйте за мной, - и она последовала, конечно. А так как не было уточнения, кто еще должен следовать, последовали и все остальные, вот только у входа большинство было остановлено подобием местной стражи. Внутрь пускали только тех, кто должен был пройти через очистительные ритуалы. Дети, как ни странно, по большей части не капризничали, исключая самых маленьких, но даже их не пропустили с матерями и отцами, и Ригинлейв пришлось уговаривать пару из них лично, обещая, что ничего плохого внутри не случится, и уж вместе они точно справятся. Это помогло, так что исключая Асу, которую пришлось взять на руки, внутрь все вошли добровольно.

Храм встретил их простором, идолами Богов, руническими камнями и удивительной красотой. Ригинлейв улыбнулась, указывая маленькой Асе на игру солнца на серебряных подвесах у самых окон, девочка повеселела и согласилась сама встать на ноги, а вскоре уже увлеклась игрой с другим ребенком, сильно облегчив ярлу задачу. Потому что ей теперь казалось, что болезнь вернулась, и она вот-вот упадет  без сил.

- Как-то… Волнительно, правда? – подняв глаза на женщину, спросил ее смущенный и растерянный одновременно Асбьорн. Княгиня ответила ему улыбкой и уже привычным жестом потрепала по светлым волосам.

- Все хорошо. С нами ничего плохого здесь не случится. Я обещаю, - она сжала пальцы на его плече и взглянула на жрецов, уже начавших приготовление к ритуалу.

Изнутри храма послышались звуки, похожие на всхлипы, вздохи, скрипы и вой одновременно. Двери закрылись, и большой металлический засов преградил возможность входа внутрь до окончания ритуальных действий, значение которых было известно одним лишь жрецам.

Подпись автора

У Ригинлейв были все основания полагать, что в этом месте никто не решится причинить ей или детям какое бы то ни было зло. Жрецы оказывали ей помощь в период подготовки к мятежу, посылая такое количество зелий, настоек и отваров, которое было им доступно, они спасли ей жизнь после того, как Святогор позволил себе немыслимое, они благословили ее правление, и как клялась Рангрид, каждодневно возносят хвалы Одину за нее саму и за Ругаланн. Последнее, между тем, было их прямой обязанностью, так что не верить в утверждение матери не было никаких причин. Как и сомневаться в том, что здесь сделают все необходимое, чтобы раз и навсегда положить конец их жутким приключениям, едва не приведшим к смерти всех присутствующих. И если для этого нужно было вытерпеть всего один ритуал, то Ригинлейв была готова, хотя пережитое вообще-то сильно испортило ее впечатления о магии, о колдунах, заставив относиться к обыденным проявлениям колдовства, знакомым большинству в Арконе, с изрядной степенью настороженности и даже предвзятости.

Непривычные звуки рождали в душе странные чувства, знаки под ногами вызывали желание распахнуть двери храма сейчас же и уйти. Только взоры высоких идолов успокаивали, утверждая в мысли, что под взглядами Богов уж точно не может твориться ничего дурного. Вспышки, то и дело появляющиеся перед глазами, заставляют Ригинлейв несколько раз взмахнуть рукой, отмахиваясь, чудовищная усталость становится еще более ощутимой, из носа успевает закапать кровь, но все это – ничтожные мелочи по сравнению с обещанным эффектом. А им обещали безопасность, что было бесценным в свете событий, которые потрясли, кажется, весь Ругаланн. И признаться, в этот раз княгиня надеялась, что все в княжестве запомнят о том, что случилось, и повторись такое еще раз, точно будут знать, что делать. Потому что политика замалчивания, которой следовал отец, привела к последствиям, которые Ригинлейв на месте Горма постаралась бы всеми силами не только избежать, но и предупредить ровно настолько, насколько это было возможным, оставаясь смертным.

Долго ритуал не длится, но заскучать княгиня, вообще-то успевает. Под конец ей вообще кажется, что она совершенно зря тут тратит время, ведь уже все закончилось, она ощущает себя намного лучше, нет никакой нужды тянуть дальше. Но нарушать ход ритуала было бы глупо, особенно учитывая, что даже дети вели себя совершенно спокойно. Да что там! Даже Вигмар был паинькой, а это, знаете ли, с его отношением к жрецам, ритуалам и колдовству, уже уровень. Усмехнувшись своей мысли, женщина послушно выстояла до конца, а затем вышла из круга, как только им это позволили. Будто бы ничего и не было. Какое бы зло ни таилось в них, на них или рядом с ними, больше оно не имело никакого значения. Во всяком случае, Ригинлейв очень хотелось так думать, потому что она точно не собиралась больше вляпываться в приключения, подобные этим, а равно не собиралась рисковать никем из своих подданных, особенно детей, которые и защитить-то себя не могли сами.

- Благодарю вас, мы щедро оплатим ваши услуги ответными дарами, - княгиня вежливо и сдержанно улыбается. Дары сюда и без того достаточно часто посылала Рангрид. Ригинлейв не возражала, с местными порядками считалась, полагая, что жертвует не жрецам, но Богам, если Богам могли быть нужны подобные жертвы, - Да, у меня будет несколько просьб, - совершенно ровным тоном и явно не испытывая за это никакого чувства вины или смущения, отвечает княгиня.

- Мы будем рады помочь ярлу во всем, что в наших силах, - склоняясь, отвечает мужчина, поднимая на Ригинлейв свои глаза, чересчур светлые даже с учетом края, в котором они проживали. В глазах этих почтение и смирение с любой волей, а потому, да, женщина уверена в том, что так и есть. Местные служители культа сделают для нее все возможное.

- Первое, о чем я хотела бы попросить – поработать с памятью. Мне известно, что на острове есть достаточное количество колдунов, которые способны стирать, видоизменять или закрывать некоторые воспоминания. Я бы хотела, чтобы вы сделали это для нас, - она выдерживает паузу, убеждаясь, что не встречает никаких противоречий, - Детям младше шести лет нужно полностью стереть память о произошедших с ними событиях. Никаких похищений, смертей других детей, никакой Грилы, никакого Йотунхейма, никаких некромантов и порубленных на куски тел. Они просто счастливо провели всю Йольскую неделю со своими родными и ничего дурного с ними не случилось, - Ригинлейв отчетливо помнила, как в ней самой всплывали воспоминания очень раннего детства, и это было болезненно, хотя жрецы Хольмгарда двадцать семь лет назад тоже кое-что стерли. Не полностью. Она такой же ошибки не повторит, - Старше шести, пусть помнят суть случившегося, но никаких ярких картинок тоже остаться не должно. Никакого кошмара, крови, смертей, духов, безумных колдунов и великанов. Только сухие факты. Те, кто старше двенадцати, пусть решат сами, но я бы рекомендовала исправить чересчур острые моменты и им тоже. Не хочу, чтобы они носили тяжесть пережитого на себе. Это ничуть не лучше проклятия, от которого вы нас избавили, - Ригинлейв вздыхает и раздраженно трет шею, пока жрец кивает и подзывает к себе пару послушников, передавая распоряжение княгини.

- А ты, ярл? – тихо вопрошает он, внимательно глядя на женщину. И та отвечает ему таким же взглядом.

- А я скажу, от каких воспоминаний меня нужно избавить, не оставив о них ни единого следа, - и лишь ничтожная часть их будет связана с последним месяцем.

- Еще я хочу, чтобы вы вернули прежнюю силу и сияние моему мечу. Это родовой меч Хорфагеров, и по-моему, я потратила слишком много его энергии, находясь в другом мире, - она обнажает клинок и протягивает его жрецу. Тот не прикасается к оружию, а вместо этого поводит женщину к лику Всеотца и жестом указывает на камень перед ним. Княгиня кладет меч, какое-то время смотрит на идол Одина, и лишь затем возвращается к обсуждаемому вопросу.

- Кроме того, если позволите, мы хотели бы присутствовать на жертвоприношении завтра в полдень, - потому что побывать здесь и не принять участие в жертвоприношении, казалось чем-то довольно странным. Впрочем, Ригинлейв, конечно, не собиралась никого принуждать, - И еще кое-что…

«Еще кое-что» наступает уже к вечеру, когда все предыдущие пункты выполнены, меч княгини – у нее на поясе, память - в том виде, в котором она желает, а прибывшие люди спокойны и веселы, судя по звукам, которые раздаются снаружи дома. Успевшая вздремнуть ярл, чувствует себя достаточно хорошо, а после известий о том, что у них здесь есть ванны с горячими источниками, которые непременно можно будет посетить, как только она пожелает, Ригинлейв и вовсе начинает задумываться о том, чтобы остаться на пару дней. Но теперь она выходит на улицу, собираясь найти Халбранда, чтобы он не имел больше причин думать, что она им пренебрегает в исполнении им его прямых обязанностей. Иными словами, княгиня собиралась потащить его с собой, чтобы он охранял ее жизнь от местной предсказательницы. Но попытки выяснить, где теперь брат, приводят к пониманию, что они с Ольгой были в своем доме, и беспокоить их теперь казалось кощунственным. Соларстейн-старший же, казалось, не был ничем занят, сидя неподалеку от костра, так что, впервые за долгое время, находясь в очень хорошем настроении, женщина подошла к нему.

- У меня тут дело у вёльвы на другом конце острова. Хочешь поехать со мной? 

Подпись автора

Ригинлейв ничуть не удивилась бы, скажи ей Вигмар, что не желает участвовать в представлении шарлатанов и желает остаться в лагере. Она бы не стала настаивать. Но как ни странно, мужчина отвечает согласием, а вскоре появляется и их провожатый. Женщине кажется, что ехать до вёльвы через весь остров они будут, как минимум, день, но они укладываются в несколько часов, и вскоре они оказываются у места назначения. Дом без окон дверью на север. Все так, как представляла себе Хорфагер.

Ауд знакома княгине не была, хотя она наслышана о способностях прорицательницы и о том, что та видит все возможные варианты развития событий, почти не ошибаясь ни в каких своих предсказаниях. Насколько это было верно, ярлу было очень любопытно узнать, потому что доселе сама она услугами вёльв никогда не пользовалась, не считала это нужным, да и в условиях непрекращающихся сложностей предпочитала вершить свою судьбу сама, а не следовать чужим предсказаниям – хорошим или плохим. К тому же, что Ригинлейв упрямо мнилось, что плохих у всех видов пророков всегда было намного больше.

Женщина не дожидается, пока жрица закончит раскладывать свой магический инструментарий. Спешивается сразу же и сразу же ступает чуть ниже по тропинке, оставив коня мирно пастись на поляне. Колдунья перед нею выглядит сразу и молодой, и старой, во взгляде ее была вечность, но на лице не было свидетельств чрезмерного возраста. Говорили, что она видела времена задолго до создания Ругаланна, не говоря уже об Арконе. Говорили, что она сама произошла из местных племен. И глядя в ее светлые глаза, а равно отмечая и светлые волосы, Ригинлейв готова была в это поверить. Да, эта женщина была ругаланнкой. А ругаланнцам княгиня всегда доверяла немного больше, чем всем остальным.

- Благодарю тебя за теплый прием, Ауд Мудрая. Позволь и мне быть почтительной гостьей, - с этими словами Ригинлейв снимает с пояса кожаный кошель, полный отборных камней черного обсидиана. Сама ярл ничего не смыслила в магии и магическом инструментарии, но еще в Хольмгарде ей подсказали, что за вулканическое стекло маги готовы и подраться. Хэрсир северного острова любезно предоставил княгине этот редкий для магов ингредиент, и теперь женщина положила его на стол перед вёльвой. Та почтительно кивнула, но подарка не открыла. Дело ее.

Несмотря на должное уважение, чувства Ригинлейв испытывает весьма противоречивые. Ей некомфортно, тревожно в этом месте, она ощущает себя не в своей тарелке, а потому короткая перепалка между пророчицей и Вигмаром кажется ей еще одним подтверждением того, что здесь отчего-то может быть опасно, если в отношении такого места, как остров Туманов такая характеристика вообще была приемлемой. Предвосхищая бесконечное продолжение этого разговора, на очередной реплике княгиня вскинула руку вверх, явственно давая понять обоим – и вёльве, и Соларстейну, что она не намерена это слушать. Жрица или нет, сколько бы ей там ни было лет, Ригинлейв по-прежнему оставалась ее ярлом. Так что делать здесь они будут то, что она скажет.

- Не обессудь, Ауд, но мой хэрсир зайдет со мной. Так будет лучше, - она не уточняет, для кого именно, но довольно решительно направляется к дому. Говорить тут было не о чем. С чего бы вёльве быть против, если она не желала Ригинлейв никакого зла и не подразумевала для нее ничего опасного в этом самом доме?

- Слишком много доверия мужчинам, которые так часто тебя подводили и играли твоей жизнью, ярл, - слышится из-за спины, когда Ауд уже подходит к дому следом за самой Ригинлейв. В словах ее – сталь, на Вигмара она смотрит со смесью презрения и ненависти, и это женщине непонятно. Она знала, что-то, чего не знала княгиня? Пыталась изобразить, что знает, что-то, чего не знала княгиня? В таком случае, ей следовало потренироваться еще. Потому что ни один пророк не убедил бы Хорфагер в том, что Вигмар хранит такие тайны, что мог бы заслужить подобный взгляд.

- Вигмар Соларстейн никогда не подводил меня, и тем паче, он не играл моей жизнью, - если пророчица путала его со Святогором, то, возможно, возраст наложил на ее разум отпечаток безумия. Эти мужчины в сознании Ригинлейв были полярны друг другу, и судить одного по другому, все равно, что сравнивать свет солнца со светом болотных огней.

- Так ли это? – вопрошает Ауд, пристально глядя ярлу в затылок. Хорфагер толкает дверь и заходит в темное помещение, останавливаясь недалеко от входа, потому что ни зги не видно и ступать дальше попросту не имеет смысла, пока жрица не зажжет свечи, - Каждый из них становится разочарованием, рано или поздно. Считай это моим пророчеством по поводу любого мужчины в жизни любой женщины, - Ауд проходит глубже и вскоре зажигает свечу. Следом еще одну и еще. В простом, но не аскетичном убранстве дома находится и широкий стол, и лавка, и кресло где-то в углу. Недолго думая и пользуясь гостеприимным жестом, ярл занимает место за столом.

- Я и сама могу быть источником таких пророчеств, - спокойно отвечает Ригинлейв, складывая руки на столе, - Каждый мужчина становится разочарованием в жизни женщины, если женщина ожидает от него больше, чем он сможет дать в силу своей натуры. Но разве ожидания не проблема того, кто ожидает слишком многого? И если хочешь знать, то это равно применимо ко всем людям, а не только к отношениям мужчин и женщин, - княгиня подергивает плечами, полагая, что начали они, пожалуй, не с того.

- Не пол определяет человека. Человека определяет только человек, - ярл поднимает глаза на пророчицу и ловит следующий вопрос, который мог бы стать болезненным уколом, но не станет, потому что княгиня предупреждает его раньше, - Не то, что Святогор – мужчина сделало его ублюдком, а лишь его собственный выбор. Мой выбор состоял в том, чтобы отрубить ему голову на хольмганге. И я бы повторила это снова, если бы потребовалось, - лихорадочный блеск возникает в глазах Ауд, когда та мешает какое-то причудливо пахнущее зелье в керамическом сосуде, а затем протягивает Ригинлейв. Блеск этот княгине неприятен. Она не находила удовольствие в насилии, и в факте убийства мужа ее больше радовало то, что он мертв, а не процесс и не то, что убила его именно она, хотя в тот момент это и было необходимостью. То, что пророчица так воспринимает вести об убийстве мужчины, даже того, которого и назвать-то так было нельзя, заставляет Ригинлейв чувствовать неприязнь.

- А теперь, если позволишь, я хочу поговорить о том, за чем пришла сюда. Вовсе не о мужчинах и женщинах, их натурах и слабостях. Я пришла поговорить о судьбе Ругаланна и узнать, какой ты ее видишь. Будет ли Ругаланн жить спокойной и мирной жизнью в мое правление? Оставят ли алатырцы нас в покое? Будет ли здесь крепнуть Трот? Стану ли я последней в династии Хорфагеров? Кто унаследует мой престол? – все эти вопросы беспокоили Ригинлейв годами. И раз уж она оказалась здесь, она желала найти на них ответы. Такие же прямые и понятные.

Ауд молчит, глядя на ярла, а затем садится во главе стола, как и ее гостья, складывая руки на деревянной поверхности. Взгляд ее почти неуловимо меняется, когда она погружается в отдаленное подобие пророческого транса, но никаких дешевых фокусов, которых Ригинлейв вполне ожидает, не следует.

- Алатырцы не оставят нас в покое до самого конца времен. Ругаланн будет жить в мире в твое правление. Долго. Слава твоя и сила твоя не померкнет в веках, - она вдруг берет княгиню за руку, и ледяная ее хватка заставляет женщину вздрогнуть, - Ты не станешь последней в династии Хорфагеров. Я вижу твоих детей, и детей их детей. Зрю всю твою линию от самых истоков до Древа Предела. Род твой долго еще не прервется. И долго будет править в серебряном чертоге Хольмгарда. Но сын твой станет тем, кто принесет в этот край войну, смерть и разрушение, волей чужих Богов нанесет оскорбление нашим, и оскорбление это будет смыто лишь кровью, - говорит вёльва в полголоса, но Сольвейг ее прекрасно слышит. Противоречивые чувства вскипают в ее душе тотчас же. Она не сразу понимает, что нужно спросить еще.

- У меня будет сын? – этот вопрос висел над княгиней годами, еще при Горме, но отчаянный страх зачать от беловодского ублюдка не позволил Ригинлейв исполнить свой долг в ту пору. И страх, что этого не случится и теперь, тревожил женщину, лишал ее покоя.

- Да. И не один. Ты не познаешь печали своих матери отца. Все они будут жить, - мрачно отвечает Ауд, не шевелясь, но сжимая пальцы ярла с такой силой, что та чувствует боль. Но это теперь было мелочью, потому что словами своими вёльва лишала Хорфагер страхов, которые медленно убивали ее. Ригинлейв не знала, что взамен она щедро посеет другие.

- Но радости материнства со своим первенцем ты не узнаешь. Паутина юга плетется вокруг него уже теперь, этот ребенок, еще не зачатый, уже не принадлежит тебе. Такова чужая воля, - слова ведьмы бесстрастны, но княгиня ощущает, как они вызывают в ней отторжение и беспокойство уже теперь.

- Он вернется к тебе, но принесет лишь кровь и разрушение. Фенриров щенок, что откажется называть себя внуком Всеотца. При нем падет империя и взойдет новая. Такова его судьба. И путь, что он тебе проложит, - Ауд не смотрит на Ригинлейв, но та рывком размыкает прикосновение пальцев вёльвы к своим и неприязненно пятится, не вставая из-за стола.

- Падение империи? – у них здесь никаких империй не было, но пророки часто говорили иносказательно или путали привычные термины, не особенно заостряя на них внимание, - Ты имеешь в виду Ругаланн? – вновь подавшись вперед, тихо спрашивает княгиня, - Ругаланн не падет, пока я – ярл. Если таково твое предсказание, лучше сделай новое, - велит княгиня, уже успевшая пожалеть, что не ушла после первых же ответов. Они бы вполне ее устроили.

- Ваше Величество желает, чтобы я говорила только то, что ей угодно слышать? – громогласно спрашивает Ауд, глядя своим жутким взглядом на Ригинлейв. Что-то внутри женщины переворачивается под этим взглядом, но она ничем не дает этого понять, а спустя пару секунд, наконец, криво усмехается, чувствуя, как сердце в груди успокаивается, переставая так бешено колотиться.

- Вот ты и ошиблась, вёльва, - глухо заявляет княгиня, хватаясь, пожалуй, за соломинку, - Ваша Светлость. Так ко мне обращаются. Я – не королева, не кюна. В Хольмгарде правит ярл, - и это сейчас кажется лучшим подтверждением того, что ведьма солгала и ничего не знает. Глупые слухи. Ауд не была столь уж великой, как о ней говорили.

- В Хольмгарде пока правит ярл, королева. Но если ты того пожелаешь, так будет не всегда, - вёльва пожимает плечами, заставляя сердце в груди вновь колотиться, как бешеное. Свобода Ругаланна? Разве это не то, о чем она всегда мечтала? Разве это не то, чего отчаянно желала часть хэрсиров? Но Ригинлейв не может об этом думать в свете более ранних слов. Какой толк от свободы севера, если он все равно падет?

- Расскажи мне больше о Ругаланне и о моем сыне. Как могут мои потомки править в серебряных чертогах, если север падет? Я не желаю быть игрушкой твоих предсказаний, воли Богов или судьбы. Мне нужно знать, как поступить, чтобы сохранить Ругаланн в безопасности во время своего правления и после него тоже, - глаза Ригинлейв блестят отточенной сталью, обнажая все самые острые ее тревоги. Ауд же остается совершенно спокойной, как если бы ничего не происходило вовсе.

- Ты хочешь гарантий, Ригинлейв. Но силы, правящие этим миром, намного выше всех нас. Как я могу обещать, что они примут твою сторону, даже если ты – ярл? – она пожимает плечами и разводит руками, не отводя взгляда от княгини. Женщина же ощущает теперь невиданный всплеск раздражения и острого разочарования. Она поднимается из-за стола, шумно вздыхая, потому что это теперь единственный способ проявить свой гнев. Услуги вёльвы, однако, все равно требовали не только входных даров, но и оплаты. Ригинлейв раздраженно снимает с пальца дорогостоящий перстень, подаренный ей кем-то из посланников Слави от лица их князя несколько лет назад, и кладет на стол перед колдуньей.

- Может быть, о тебе солгали, Ауд? Похоже, дар твой не так уж и велик, - глухо заключает княгиня, а затем решительно выходит из дома на крыльцо, тотчас же встречаясь с парой ульфхеднаров, которые охраняли вход, как если бы в этой глуши был, кто-то еще.

- Прогуляюсь до ручья и возвращаемся, - на ходу распоряжается Ригинлейв, не видя, но слыша шум воды неподалеку. Жестом она дает понять гвардейцам, чтобы не трогали ее сейчас и остались на месте. Холодная вода и немного проветрить голову – то немногое, что ярлу требовалось теперь.

Подпись автора

Ощущение сквозняка, где-то в груди, на улице отчего-то стало лишь ощутимее. Ригинлейв прокручивала их беседу с провидицей из раза в раз и отчетливо понимала, что истолковать ее слова иначе не получится. У княгини будут дети, ее первенец никогда не будет принадлежать ей, возможно, окажется воспитанным в алатыре и вернется домой только за тем, чтобы сеять здесь раздор и хаос. Пожалуй, в одном этом пророчестве умещались все страхи ярла, потому что все ее первичные вопросы происходили из тревоги за Ругаланн. Она хотела быть хорошим правителем ради его будущего, она хотела детей, чтобы передать им княжество, которое будет процветать при ее потомках, она желала быть хорошим правителем, воином и человеком ради этого. Наследник, который подведет черту под всеми стараниями, под всем путем, который Ригинлейв прошла, несмотря на страх, боль, кровь и смерть? Боги свидетели, сейчас она святотатствовала, думая о том, что скорее задушит его в колыбели, чем позволит ему разрушить все то, что Хорфагеры возводили веками.

У Ригинлейв не было сомнений в том, что пророчица говорила ей правду. Несмотря на то, что приязни к Ауд она не испытывала, княгиня признавала за ней право на ее дар. Слишком много слышала о ней от других. Слишком многое из сказанного было созвучно с текущей ситуацией и возможностями, которые, как ни странно, открыла война и самозванец на троне. От того и слова этой женщины терзали сейчас ярла сродни десяткам кинжалов. От того ей и нужно было время, чтобы справиться с услышанным и решить: принять это, как должное и смириться, либо сделать все, чтобы пророчество оказалось лишь не самым лучшим вариантом будущего. Какова вообще вероятность того, что Ригинлейв допустит, чтобы ее сын оказался под влиянием алатыря, а равно был для нее утерян? То был довод разума. Но довод пророчицы все равно сейчас звучал громче.

Ручей даже во тьме находится очень легко. Княгиня опускается на колени, ледяная вода течет по ее рукам, и какое-то время женщина сидит так, слушая слова Вигмара. Она могла бы прогнать его, заявив, что тот ничего не понимает, именно потому что никогда не верит жрецам. Ригинлейв помнила о его историях и о том, как он воспринимал колдунов, будучи сам, отчасти, ребенком предсказания, озвученного не до конца. Наверное, это было бы даже правильным – остаться наедине со своими мыслями и попробовать победить свои страхи самостоятельно, но Соларстейн, пожалуй, имел право говорить то, что говорил, ведь он оказался свидетелем пророчества по ее милости и по ее приказу. Нельзя было отказывать ему в праве говорить, что думает и в очередной раз попытаться убедить Ригинлейв в том, что пророчества – это сущая ерунда, и они ничего не значат ни для кого из них. Для Ригинлейв значили. И сегодня она услышала вполне достаточно.

- Дело не в пророчестве, Вигмар, - помолчав какое-то время, тихо произнесла княгиня, наклоняясь, с тем, чтобы умыть, наконец, лицо, - Точнее, не только в пророчестве, - добавляет она, шумно вздыхая, - С тех пор, как умер Сигурд, мой самый последний старший брат, и я поняла, как и все в Ругаланне поняли, что мне предстоит наследовать моему отцу, я говорила себе, что все, что я делаю, я делаю ради Ругаланна, - и вряд ли Горм когда-либо мог похвастаться тем же, сосредоточенный больше на самом себе и своем благосостоянии, а не на нуждах своего княжества. Этим он категорически отличался от своего отца, деда Ригинлейв, и сейчас ярл думала о том, что хотела бы быть больше похожей на деда, пусть тот вряд ли мог даже в страшном сне представить, что его престол унаследует девчонка, - У меня был очень жесткий первый наставник. Тренировки были изнурительны для ребенка, особенно для девчонки, но я терпела и говорила себе, что это ради Ругаланна. В четырнадцать в Хольмгард приехал Святогор, девушки из моей свиты падали в обморок от его улыбки, а я думала, что лучше утопиться, чем стать женой беловодского выродка. Отец сказал, что я должна сделать это ради Ругаланна. И я сделала, - как жаль, что ей не хватило в ту пору силы духа, чтобы сказать Горму «нет», отвергнуть чужестранца и грозиться уйти сторожить священный огонь в храме, до конца своих дней оставшись девой. Все могло бы быть иначе.

- Беловодский выродок называл мой народ дикарями, вел себя, как свинья в моем краю и с моим краем, оскорблял нашу знать, изменял мне и ненавидел меня, пока мой отец был жив, и я повторяла себе, что все это ради Ругаланна, - хотя ради Ругаланна ей надлежало всадить ему кинжал в глотку, пока он спал, - После смерти Горма он забирал имущество, титулы, жизни и достоинство у людей чести по всему княжеству. Он бил и насиловал меня. Он унизил меня, избив хлыстом, как трэла. Он убил мою кузину, жену Халбранда. Он оставлял детей княжества сиротами, а женщин – вдовами. Я готовила мятеж, терпела, сжав зубы, и говорила себе, что это ради Ругаланна, - руки, опущенные в воду, немеют от холода, а княгиня закрывает глаза, про себя проговаривая это «ради Ругаланна», потому что ради Ругаланна она была готова на многое.

- Я убила его на хольмганге, начала войну в пользу самозванца и три года истощала ресурсы своего края, чтобы посадить Владислава на трон, теряя достойнейших мужей и все время ставя княжество на грань благополучия, хотя мне не пришлось бы кормить и армию, и мирных жителей, если бы я не начала эту войну. Но я снова говорила себе, что все это ради Ругаланна. Так нужно ради его будущего. Все, через что я прошла и провела тех, кто мне верил – это ради Ругаланна, - и теперь это звучало горькой и жестокой насмешкой. Не то пророчицы, не то Богов, не то самих норн, которые плели ее нить таким причудливым образом.

- Я знала, что «ради Ругаланна» мне надлежит исполнить главный долг любой княгини – родить сына, которому я смогу передать княжество, когда придет мой час. Без этого, все, что я сделала, просто не имело бы смысла, потому что с моей смертью княжество вновь окунулось бы в кипящую волну гражданской войны, - не дети же Устиньи наследовать могли, в самом-то деле, - Отсутствие наследника обесценило бы все мои усилия. Все сделанное «ради Ругаланна» просто перестало бы иметь смысл, ведь не было бы того, кто смог сохранить мое наследие. И это был мой самый главный, самый отчаянный страх из всех. Можно стать величайшим правителем севера, можно прославить свое имя среди скальдов и вписать его в историю, - у Ригинлейв немало таких предков было, а уж сколько скальдов ошивалось при дворе, и говорить нечего, - Но если тебе некому передать все то, что ты сумел создать, если все то, что ты делал на протяжении жизни исчезнет с твоей смертью, то какой во всем этом смысл? – она вопрошает искренне, но по голосу женщины нельзя распознать ее эмоций, - И я боялась после количества зелий, которые я выпила, чтобы никогда не понести от Святогора и не привести в этот мир чудовище, я не смогу и вовсе иметь детей. Такова будет моя плата, таково будет наказание Фригг. Я пришла сюда, чтобы развеять этот страх, чтобы узнать, что с моей смертью ничего не закончится. А теперь я узнаю, что может быть кое-что хуже, чем не иметь детей совсем. Мой сын может не просто не продолжить мое дело и не преумножить мои старания, но уничтожить их, - в этом ей видится насмешка, и Ригинлейв насмехается. Над самой собой. Над своими очень смелыми чаяниями. Над своей судьбой и решениями, - Я знаю, что ты не веришь словам прорицателей. Но даже в пророчествах, о которых говорил ты, была половина правды. Если же и в тех, что предназначены мне, тоже есть половина правды, хотя бы половина, Вигмар, то это обесценит весь мой путь. И все, что было «ради Ругаланна» не будет иметь смысла, потому что мой собственный обратит это в прах.

Подпись автора

Бесстрашие – удел дураков, как и отсутствие сомнений. Это неизменно повторял не то отец, не то наставник, не то они оба. Ригинлейв запомнила это навсегда, хотя бы потому что эти посылы неизменно противоречили всему тому, чему учили детей, особенно мальчиков, в Ругаланне. А их учили именно бесстрашию и умению идти до самого конца, до восхождения в Вальгаллу с мечом в руках и без намека на сомнения любого толка. Княгиня же сомневалась неизменно. В себе, в своем пути, в правильности своего выбора. И быть может, это сделало ее хорошим правителем – не дало похоронить на полях сражений еще больше людей, не дало забыть о том, что она ответственна за будущее севера и потом должна быть разумна, не дало совершить ошибки, которые неизменно совершал Горм, не слушавший никого, кроме самого себя, и принимавший решения так, будто за ними не будут стоять судьбы его подданных. Но вместе с тем эти сомнения порождали страхи, которых, возможно, и не должно было быть в правители. И все их в одночасье озвучила Ауд. Да так громко, что заглушила ими все прочие свои слова: о том, что Ругаланн может быть свободен, если Ригинлейв захочет, о том, что этот ее сын будет не единственным, о том, что ее дети будут жить, о том, что будущее принесет еще одну войну, но и даст северу возможность переродиться – и совсем не факт, что во что-то меньшее. Империя? Едва ли это сейчас виделось возможным, но если ярл верила в остальные части предсказания, отчего бы ей не поверить и в это?

Странно слышать от Вигмара так много. Странно, что он вообще берется с нею это обсуждать, а не просто машет рукой со словами «да кого ты, хульдра их всех задери, вообще слушаешь? Все жрецы – бесполезные пустоголовые болваны». Наверное, стоило ценить, что ради нее он подбирал какие-то фразы и пытался трактовать пророчество, что он думал о возможностях и перспективах, о которых говорила ведьма, хотя уж ее-то утверждения точно для него ничего не значили. Соларстейн воплощал собой противоположность ярла во всем, что касалось материй за пределами физических. И сжимая его пальцы ледяными после ручья руками, она была благодарна за то, что он говорил с нею о ее страхах. И была благодарна себе за то, что видела в нем человека, который вообще был достоин об этих страхах услышать. Ведь если Хорфагер, что-то и запомнила из речей отца, так это то, что бояться ты можешь, чего угодно и сомневаться в чем угодно тоже, но ни один из твоих подданных не должен об этом знать, потому что зная твою слабость, ткнет кинжалом именно в нее. Неизменно. Обязательно. Но ярл видела в Вигмаре человека, который никогда не воспользуется своим знаниям. И сейчас женщине казалось, что она сделала правильный выбор, когда доверилась именно ему.

Нет, утешительными слова хэрсира не были. Они не могли опровергнуть пророчества Ауд, да и не пытались даже, хотя бы потому что сам Вигмар вообще в них не верил. Это Ригинлейв было хорошо известно. Но зато эти слова давали княгине тычок, напоминание о том, что ей стоит перестать жалеть себя в настоящем, а равно свое пройденное прошлое и еще не наступившее будущее. Она и прежде действовала, порой, без оглядки на прежний опыт и уже свершившиеся события, полагаясь только на себя и на силу своего меча. Что глобально изменилось теперь? Думала ли ярл о том, что слова пророчицы есть окончательная и бесповоротная точка, неизбежная и безвозвратная? Едва ли. Зато думала о том, что будет, если сейчас из-за этого пророчества опустит руки и пустит все на самотек. Ведь какой смысл сражаться и дальше вкладывать усилия в Ругаланн и в свою неизменную веру величия этого края, если после все равно все окажется разрушенным силами ее же ребенка? Такие мысли были опасны. И может быть, Вигмар прав был в том, что Ауд заслуживала крепко завязанного мешка и холодного северного моря за то, что не думала, что именно и кому пророчествует. В конечном счете, даже у самого правдивого пророчества был предел. И лучше бы ведьме на будущее этому научиться.

- Спасибо за то, что говоришь это. Я знаю, что ты отвергаешь все, что связано со жрецами и пророчествами, - знала это прежде, убедилась теперь, и наверняка еще не раз услышит от Вигмара о том, что надо отправить всех жрецов на дно реки, чтобы не мешались и не отсвечивали своими туманными пророчествами и не менее туманными навыками. И откуда только это взялось? – Не знаю, только ли в не до конца правдивых предсказаниях твоим родителям дело, но знаю, что многие из этих слов тебе пришлось вытаскивать из себя клещами. Я это ценю, - она коротко и устало улыбается, вглядываясь сквозь ночную тьму в глаза мужчины. Этот разговор кажется ей не преисполненным смысла, потому что вопросы, которые Ригинлейв озвучила, она повторит самой себе еще много раз, и тревоги, которые ее одолевали, будут одолевать и дальше, ведь Ругаланн по-прежнему имел для нее огромное значение. Но этот же разговор все равно кажется чрезвычайно важным, потому что он напоминал княгине о невозможности отказаться от всего просто из-за слов ведьмы, как и из-за любых других слов, потому что судьбы решали не слова, а поступки. И Ригинлейв знает это, как никто другой.

- Я думаю, что ты прав. И я напрасно восприняла слова ведьмы так близко к сердцу, а равно напрасно стала размышлять о столь далеком будущем. В конце концов, если мой старший сын станет воплощением Фенрира, мне самой хватит сил для того, чтобы его остановить, - как бы жутко это и ни звучало из уст матери, но сейчас, когда матерью Ригинлейв еще не была, говорить эти слова казалось не просто правильно, но и удивительно легко.

Она понятия не имеет, почему Вигмар здесь, почему не послушался знака, данного ульфхеднарам, и пытался теперь ее в чем-то убедить, почему ему не было все равно на то, что она думает и чувствует. Были ли это только тревоги хэрсира, который знал, что бывает, если мысли ярла становятся мрачны, а сам он поддается упадническим настроениям, или он проявлял интерес, потому что сама Ригинлейв была ему небезразлична. Но вне зависимости от ответов на эти вопросы, княгиня была благодарна за то, что Соларстейн был здесь сейчас, хотя, кажется, снова вопреки ее воле. И все же, когда она чуть подается вперед, все еще сжимая его ладони, и целует, она делает это вовсе не из благодарности, а потому что хочет этого здесь и сейчас.

Подпись автора

Ригинлейв крайне редко доводилось делать то, что она хочет. Это касалось большинства ее желаний, но совершенно особенным образом невозможность следовать личным устремлениям отражалась на ее отношениях с мужчинами. Брак со Святогором не оставил ей вообще никакого выбора, а после его смерти женщине казалось, что она больше никогда и никого из мужчин не подпустит так близко, чтобы кто-то из них мог допустить хотя бы мысль о том, чтобы ею владеть. О чувствах, эмоциях и привязанностях и говорить было не о чем – Хорфагер просто не располагала достаточным количеством моральных сил и доверия к кому бы то ни было, чтобы позволить себе то, что ей, как ярлу, вообще априори позволено не было. О перспективе брака она думала со смесью тревоги и отвращения, отчетливо понимая, что оставить Ругаланн без наследников не может, а вместе с тем, и что брак этот будет обусловлен сугубо политической необходимостью – просчитан и обговорен до самых мелочей, которые никакого отношения ни к какому из чувств, кроме чувства долга, иметь не будут.

Но вот теперь княгиня целовала Вигмара просто потому что ей так захотелось. Просто потому что вопреки всем ее убеждениям, всей ее упрямой вере в то, что она не сможет терпеть рядом с собой ни одного мужчину, а равно и не должна, она чувствовала к нему гораздо больше, чем к любому другому из тех, кто ее окружал. Была ли это любовь? Женщина не могла сказать, потому что убеждала себя, что полюбить не сможет, что призрак Святогора станет ее вечным наказанием за дерзновение его убийства. Но сейчас никаких призраков, кроме призраков собственных страхов ярла здесь не было. Она целовала человека, к которому была привязана, делала это, потому что хотела сама, а не потому что не было выбора, и это доставляло ей удовольствие, заставляло сердце в груди биться быстрее и чувствовать волнение, которое не было свойственно Ригинлейв ни в один из этапов ее жизни. И это было потрясающе.

Она готова была к тому, что Вигмар позволит им этот поцелуй из чувства уважения к ярлу, но затем напомнит ей о том, что между ними все еще есть размолвка, а тот раз на корабле был просто удачно сложившимся стечением обстоятельств. Сейчас это ничуть не смутило бы княгиню, потому что она впервые за долгое время так ярко проявляла собственные желания, едва ли не говоря о них вслух, это было поразительным опытом, и она в любом случае ни о чем не жалела. Вигмар же, однако, не торопился прерывать их внезапно возникшую близость, не торопился отстраняться, как и любым иным способом демонстрировать свое неодобрение. И все же, даже в свете этого его слова звучат непредсказуемо, неожиданно и в первые мгновения шокируют.

Женщина замирает, глядя прямиком на Соларстейна. На ее лице явственно видится смятение, но с чем именно оно теперь связано, сказать сложно. Буря противоречий поднимается в ней, и первым по сознанию бьет долг ярла, говорящий, что выходить замуж она может исключительно из здравого расчета, а не выбирая себе супруга, исходя из своих желаний. И всем будет лучше, если им окажется тихий иностранный княжич, который будет молча сидеть в углу, станет отцом ее детей, а потом так же тихо умрет, не оставив ни единого следа. На такой вариант Вигмар не тянул даже в страшном сне. Количество условностей, которых требовал бы такой союз, множится в осознании Ригинлейв с невероятной скоростью. Она разом предвидит и то, что Вигмару придется согласиться считаться с ее титулом, и то, что ему придется принять, что часть их детей будет носить ее фамилию, и возмущение других хэрсиров, которые были бы не прочь оказаться на его месте, и бессчетное количество вопросов, и…

- Да, - вдруг просто произносит княгиня, не отводя взгляда от глаз Вигмара. И даже если завтра он передумает, осознав вдруг все то же, что осознавала она эти секунды, все равно, - Да. Я хочу быть твоей женой, и если наш сын окажется чудовищем, посланным Локи, остановить его вместе, - она коротко смеется на выдохе, дивясь тому, как легко даются сейчас эти слова. Как они разрушают весь бесконечный поток противоречий, сомнений и страха позволить себе, что-то, как влюбленной женщине, а не как ярлу. Это было невероятно странно, но вызывало столь же невероятный восторг, который в последний раз Ригинлейв ощущала на корабле, на совершенно неожиданной прогулке по Рябине.

- Понятия не имею, представляешь ли ты, с чем тебе придется столкнуться, став моим мужем и для того, чтобы стать моим мужем, но еще пару дней у тебя есть шанс передумать, - Ригинлейв смеется вновь, но затем снова целует Вигмара. Она отлично представляет все, что будет сопровождать этот союз с самого начала, но сейчас княгиню это ничуть не волнует. Она чувствует, что поступила правильно, дав свое согласие, и ничего более правильного быть не может. Безразлично, что совет взовьется пламенем негодования просто из зависти. Безразлично, что сама весть о том, что ярл выходит замуж, сведет с ума половину Ругалана разом и лишит покоя всех, кто имел на этот счет свои соображения. Ригинлейв уже была замужем, потому что так было надо – ни к чему хорошему их это не привело. И теперь, делая свой выбор, потому что хочет, а не потому что обязана, она ощущала это как самую правильное событие из всех, что произошли за ее жизнь.

Подпись автора

Хорфагер могла бы назвать Вигмару сотню причин, по которым ему не нужно на ней жениться. Причин, по которым он завтра, опомнившись, мог передумать, понимая, какие сложности сопровождает союз с ярлом. Не только, как с женщиной, которая была выше его по титулу, потому что это вообще мало волновало княгиню, но и как с человеком, с чьими решениями уже едва ли получится не считаться, как он привык, будучи просто хэрсиром, а не ее супругом. Но в конечном счете, едва ли Соларстейн был так беспечен, чтобы ляпнуть такое, совсем не подумав. А еще Ригинлейв было удивительным образом все равно. Потому что она впервые за всю свою жизнь приняла решение, руководствуясь своим желанием, и теперь чувствовала ни с чем не сопоставимую радость от этого. Приняла, потому что хотела, потому что могла и потому что после всего, через что прошла, имела право выбрать человека, который будет сопровождать ее дальнейшую жизнь столько, сколько будут готовы отвести Боги. На фоне этого меркли и бледнели все возможные трудности – от перспективы разговора со своим же советом до улаживания кучи формальностей. Ригинлейв была рада не как ярл, она была рада, как обычная женщина, которой сделал предложение близкий ей мужчина и человек. И это чувство было поразительным, полным свободы, и как ни странно, ведь княгиня очень долго отрицала саму возможность испытывать нечто подобное, но и любви тоже.

Она смеется, оказавшись на руках Вигмара. Наверное, место они выбрали не лучшее – ни для решения о браке, ни для последующей радости, но разве это имело сейчас значение? Разве имело значение сейчас, что угодно, кроме них двоих? Ригинлейв едва ли занимало место, время, погодные условия. Даже дурацкое предсказание ушло прочь и вдруг перестало иметь значение, ведь Вигмар сказал, что они не дадут стать их сыну чудовищем. И сейчас, согласившись стать его женой, заглядывая ему в глаза и чувствуя, как бешено колотится сердце в груди, она ему верила. Верила в то, что несмотря на все сложности, которые будут предшествовать браку и сопровождать сам брак, они с этим справятся. Верила в то, что их дальнейший совместный путь будет счастливым. Верила в то, что вдвоем они смогут воспитать из своих детей достойных севера и Ругаланна людей. Верила, не сомневалась даже в том, что эти дети действительно будут, несмотря на все ее многочисленные страхи, тревоги и переживания на этот счет.

- Я запрещаю тебе вызывать мой совет на хольмганг, и как твой ярл, и как твоя будущая жена, - смеясь, озвучивает княгиня, - Иначе нам, кроме Хардрадов и твоих племянников, некого будет позвать на свадьбу, - и возможно, это было к лучшему, потому что так точно никто не скажет перед алтарем и богами, что им есть, что возразить против этого союза. А то, что у совета найдется тысяча и одна причина для любого мужчины, дерзнувшего позвать Ригинлейв замуж, уж она-то не сомневалась. И тем сложнее им будет смириться, учитывая, что мужем ее станет не князь соседнего княжества, а такой же хэрсир, как и они сами. Но до чувств и задетой мужской гордости членов совета, Ригинлейв тоже не было никакого дела. Она умела быть убедительной, умела принимать решения, и полагала, что имеет достаточный авторитет, чтобы попросту поставить совет в известность, не спрашивая их дозволения на свой собственный брак.

- Вернусь в Хольмгард и первым делом сообщу совету о нашем решении. А раз ты так уверен, что не передумаешь, - это все еще шутка, но Ригинлейв говорит это, глядя Вигмару в глаза, как если бы и впрямь опасалась увидеть в них сомнение. Тем не менее, она заведомо знает, что никаких сомнений в Соларстейне не узрит. Верила его словам и ему самому. Быть может, впервые – совершенно безоговорочно, - То мы можем испросить благословения на брак у Верховного жреца острова завтра на жертвоприношении, - на этом месте Вигмар вполне справедливо мог бы закатить глаза, но для Ригинлейв это было важно. И в таком вопросе она точно не хотела отделаться мнением придворного дроттара. Хватит и предыдущего брака, который зачем-то одобряли в Китеже, зато не одобрили здесь, в центре их религии. Теперь ярл желала все сделать правильно, - Это формальность и я знаю, что для тебя не имеет значения, но имеет для меня. Пожалуйста, - не велит, а просит женщина, вставая на ноги, но все равно обнимая Вигмара.

Она охотно отвечает на его поцелуй, жалея о том, что находятся они в плохо выбранном равно для страсти и для нежности месте. Хотелось уже поскорее убраться от полоумной ведьмы, забыв обо всем то, что она сказала, как о страшном сне. Если бы можно было забыть в буквальном смысле, то Ригинлейв хотела бы. Но жрецы итак уже откорректировали ей память по ее же просьбе, вряд ли стоит приходить к ним снова с заявлением «ваша Ауд несет чепуху, сотрите ее предсказание, чтобы мы с мужем могли жить спокойно, не тревожась о том, что наш сын будет чудовищем из глубин девяти миров».

После палубы корабля, наверное, сложно было говорить о неподходящих местах, но проверять насколько тепло будет предаваться плотским радостям на холоде и дикой природе, когда неподалеку силятся согреться ульфхеднары, ярл все-таки не собиралась. Как не собиралась и скрывать свое решение от своих же людей, от других хэрсиров, бондов, хирдманов и гвардии. Стоило бы подержать в секрете от Халбранда, потому что он теперь всю душу вытрясет из Вигмара, силясь убедиться в том, что он достоин ее сестры, но тоже вряд ли выйдет. Придется Соларстейну потерпеть. Но лишь излишнее внимание Хардрада к его персоне. Терпеть, ожидая свадьбы и даже официального объявления о том, что княгиня собирается замуж, не было никакой нужды.

- Доберемся до деревни, и вся ночь, до самого утра, будет наша, - она улыбается, коротко целует мужчину в губы, убеждается, что ничего не оставила у ручья, а лишь затем ступает на тропу до дома ведьмы. И сейчас в мыслях нет ни единого сомнения в том, что предсказание Ауд, каким бы оно ни было, не имеет никакого значения.

- Едем, - коротко и ровно распоряжается княгиня в сторону гвардейцев, и судя по их взглядам, они весьма благодарны за возможность не мерзнуть здесь еще час. Предсказательница не торопилась приглашать их в дом и поить горячими напитками, а холод на улице был весьма ощутимый.

Большую часть времени до деревни Ригинлейв проводит в задумчивости, но задумчивость эта ничуть не обременительная и не болезненная. В ярле нет сомнения в ее решении, нет мыслей о том, чтобы подумать еще немного, нет убежденности в том, что она согласилась слишком быстро. Ничего подобного. И даже напротив, ей кажется, что именно к такому результату вели их отношения с Вигмаром все это время. А раз так, раз норны сплели их судьбы воедино, а Боги благословили на то, чтобы понять это в их же обители на земле, значит, не людям было этому противиться, кто бы ни оказался против этого брака.

Подпись автора

В деревне уже совсем тихо и пусто. Можно было бы подумать, что это и хорошо, но такой мысли не возникает в голове женщины, потому что она не боится вопросов, осуждения, непонимания или неодобрения. Порой, Ригинлейв свойственно было долго воздерживаться от конечного решения, но приняв его, она уже не отступала от задуманного, преодолевая любые трудности. Трудностей с ее браком быть не должно вовсе, потому что это только ее дело и только ее решение. Совет мог бы воспротивиться иным военным инициативам, поднятию налогов, административным реформам, но в вопросах ее отношений с мужчинами, все, что могли сделать хэрсиры, занимающие свое место при дворе Ригинлейв – уговаривать ее, увещевать, предупреждать и запугивать, но точно не указывать ей, что делать. Говорить же о праве голоса кого-либо еще, и вовсе было смешно. А потому, никакого значения не имело, увидят ли их теперь, узнают ли, будут ли перешептываться и задаваться вопросами, которые никого, кроме нее самой и Вигмара не касались. Женщина даже не собиралась никому затыкать рот. Она намеревалась стать женой этого человека, сообщить об этом уже завтра, на жертвоприношении, так что пусть себе болтают, сколько будет угодно. За свой выбор княгине не было никакой нужды оправдываться. И даже объяснять этот выбор, тоже не было никакой нужды.

Княгиня спешивается и отвечает мужчине молчаливым согласием. Она знает, как много значат для него племянники и знает, что Вигмар не будет спокоен, пока не убедится, что они в порядке и им ничто не угрожает. После того, что случилось в Ростунгхейме, после Грилы и Йотунхейма, любой бы тревожился, сколько бы Асбьорн ни стремился показывать, насколько он взрослый и самостоятельный. Ригинлейв понимала. К тому же, ей тоже нужно было немного времени для того, чтобы убедиться, что все ульфхеднары разместились, Халбранд не сошел с ума от того, что сестра уехала куда-то без него, и не повесил своих подчиненных вниз головами за то, что те не сообщили ему об отбытии.

- Приходи скорее, - тихо отзывается женщина, коротко коснувшись плеча Вигмара, ничуть не заботясь тем, что кто-то из воинов мог увидеть их поцелуй. Если люди вокруг были не слепые, они итак обо всем догадывались, а подтверждение своих догадок они получат очень скоро. Даже не придется высасывать из пальца бесконечное количество сплетен, домыслов и выдумок, не имеющих никакого отношения к реальности. Женщина провожает Вигмара взглядом, берет коня под уздцы и передает их первому после Халбранда. Конюших здесь не было, хорошо еще, что конюшня нашлась, в этом смысле, следовало признать, что жрецы постарались. То ли к приезду гостей, то ли паломники в большом количестве здесь были привычны, от того и нужды дополнительно готовиться не возникало.

- Сообщите Халбранду, что мы прибыли, но что поговорим мы утром. Оставлять стражу нет нужды, вы все можете быть свободны до завтрашнего полудня, - она поднимает руку вверх, явственно прерывая все возражения, - Это приказ. И своему командиру можете передать то же самое, - Хардрад, конечно, изведется тем, что оставил Ригинлейв одну и за нею всю ночь никто не приглядывал, но во-первых, это был остров Туманов и вряд ли кто-то мог всерьез угрожать здесь княгине, а во-вторых, она вовсе не собиралась быть одна, найдя себе компанию, лучше которой, и представить было сложно.

В доме тепло, тихо и натоплено. Две рабыни успели задремать, судя по их виду, но услышав коней и голоса с улицы, не только проснулись, но и подготовили для княгини таз с водой, вино и одежду. Ригинлейв моет руки, умывает лицо, позволяет трэлам снять с нее доспехи и надеть на нее камизу и котту с расшитыми серебряной нитью рукавами. Ярлу распускают волосы и успевают несколько раз пройтись по ним гребнем, прежде чем женщина распоряжается оставить ее и отправиться к другим слугам, занявшим барак на западной стороне деревни. Это не вызывает никакого удивления, потому Хорфагер нередко предпочитает оставаться одна – налить себе воды и задуть свечу она и сама прекрасно может, а поутру служанки все равно толпой стоят у входа, словно сомневаясь в самостоятельности госпожи. Сегодня Ригинлейв заявляет, что обе свободны до полудня, когда все должны явиться на жертвоприношение. Раскланявшись, обе девушки вскоре уходят, растерянные и смущенные неожиданно возникшим свободным временем.

Ждать Вигмара, занимая себя волнениями, княгине приходится не слишком долго. Очевидно, с детьми все было в порядке, как и с людьми хэрсира, так что мужчина появляется в доме совсем скоро. Ригинлейв не интересуется, видели ли его. Она и прежде, когда ни о каком браке и речи не шло, в их чудесную прогулку по Рябине не особенно беспокоилась о том, кто и что мог увидеть, услышать или узнать. Вот и теперь ярла интересует лишь сам мужчина, их возможность остаться наедине и ночь, которую она ему пообещала.

Княгиня замирает лишь на несколько мгновений, достаточных для того, чтобы понять, что Вигмар вовсе не передумал, не намерен был отступать и пришел сюда вовсе не для того, чтобы сказать ей, что там, у дома Ауд, ляпнул глупость, видя, что Ригинлейв расстроена. У нее не было причин полагать, что это так, но какой-то червь сомнения всегда оставался. В любом деле. Тем не менее, Соларстейн стоял здесь, и взглянув на него единожды, женщина поняла, что в нем никаких сомнений нет. Она подошла ближе, заглянула ему в глаза, словно удостоверяясь, что это так, а затем обняла за шею.

- Даже если завтра они не дадут благословения, - хотя Ригинлейв и убеждена абсолютно в обратном. С чего бы жрецам не одобрять ее брак? С чего бы им говорить, что боги не на их стороне, если боги были свидетелем этой ночи, предложения и предстоящего союза? – То его даст придворный годи. И мы все равно поженимся, - она задумчиво улыбается, - Например, весной. На Остару, - может быть, знай княгиня, что им не придется выступить к Ирию еще в конце апреля, она бы с радостью дождалась Литы. Праздник солнца и света – лучшее время, чтобы выйти замуж. Но этого времени у них может и не быть вовсе, - Если только это не покажется тебе слишком скорым или неподходящим, - пожениться в военном походе было бы весьма символично и для их ситуации, и для последних лет жизни, но Ригинлейв хотела, чтобы это случилось в Ругаланне, неважно, в Хольмгарде, или где-то еще, - Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой, - тихо произносит женщина, прежде чем вовлечь Вигмара в поцелуй, полный желания ярла и самого явственного подтверждения каждого из ее слов.

Подпись автора

Откуда все это взялось? Как так вышло, что всего одним вечером Ригинлейв довелось вдруг понять всю полноту своих чувств к Вигмару, а равно согласиться стать его женой, хотя доселе этот вопрос казался бесконечно сложным для разрешения, тем, о котором придется думать месяцы, если не годы после войны, опасаясь, что так и оставит Ругаланн без наследника. Была ли в том заслуга Ауд или ее жестоких предсказаний, была ли в том заслуга волшебного острова или их приключений в Курганах великанов, где княгиня во всей полноте познала, насколько она боится потерять Вигмара, какие бы сложности в их отношениях не занимали их в ту пору? Ригинлейв не знала точного ответа. И даже не пыталась его найти. Потому что этот визит мужчины казался ей настолько естественным и нужным, точно они уже много лет были даже не любовниками – супругами. Точно Соларстейну было привычно вот так заходить не в ее дом, а в их общий, чувствовать ее объятия, поцелуи, тепло и трепет, который доселе не мог вызывать в ярле ни один мужчина, потому что ни один мужчина не затрагивал ее сердце, не касался ее души, не отзывался в ее разуме своими словами о том долгом будущем, что у них было. Да, о том долгом будущем, что сплели им норны, потому что иначе, как их вмешательством, объяснить, почему еще вчера им было сложно говорить друг с другом, а сегодня они решают стать мужем и женой, пожалуй, и невозможно вовсе.

- Не так долго придется ждать, - тихо отвечает женщина, улыбаясь Вигмару и заглядывая в его глаза. Март придет совсем скоро. Ругаланн выйдет из тьмы безвременья, рассеется туман войны, свет подступающей весны осветит Хольмгард. Это было прекрасное время для того, чтобы устроить их брак. Кажется, к ее предыдущему готовились почти год, соблюдая все формальности, но в этот раз Ригинлейв точно не собиралась затягивать так надолго. Если союз со Святогором вызывал в совсем юной девушке истовое противоречие и протест, то перспектива выйти замуж за Вигмара лишь тепло в груди и нежелание, чтобы кто-то в это вмешивался. Кто-то, кроме них самих. А потому, Хорфагер не позволит решать за них, не позволит растянуть их решение на долгие месяцы, а то и годы обсуждений. Не позволит встать на пути у ее союза с единственным человеком, чьей женой она и впрямь желала бы стать.

Долгий вдумчивый поцелуй стирает размышления княгини. Все это будет позже. Не сегодня и даже не завтра. У нее еще будет время, чтобы все решить. Сейчас она желала лишь принадлежать Вигмару всецело, а от того одежда и впрямь кажется лишней, и женщина вовсе не противится, когда хэрсир помогает ей от нее избавиться, оставаясь укрытой лишь шелком светлых волос, ниспадающих по плечам. Быть может, они и впрямь походили чем-то на Аска и Эмблу, во всяком случае, Ригинлейв ощущала себя именно так – лишенной тягот прошлого, потому что об этом прошлом Вигмар знал все, и скрывать его не имело смысла; лишенной понимания будущего, потому что и орлог, и вирд этой ночью сплетались норнами прямиком под их пальцами; у них было только настоящее, как у обретенных вдруг Аска и Эмблы, знающей лишь Богов и друг друга. Но было и кое-что отличное. В Аске и Эмбле не было огня. Его им даровал Лодур. Ригинлейв огонь даровал Вигмар, потому что теплом его кожи, его прикосновений, его поцелуев, она ощущала пламя, что охватывало ее возбуждением, но вместе с тем и теплилось в груди.

- Всецело твоя, - она тихо смеется в ответ, оказываясь на застеленной шкурами постели, тянет мужчину к себе, скользит руками по его телу. В отличие от него, княгине шрамы Вигмара не знакомы, хотя они привычно повествуют истории намного красочнее иных скальдов. Но ни скальды, ни истории, что могут рассказать ярлу ранения Соларстейна, ей не нужны. Все их она желает услышать от него самого, когда мужчина сочтет нужным ей рассказать. Теперь же, касаясь губами его плеч, скользя пальцами по спине, даря неторопливые, лишенные суетливости, как это было на корабле, поцелуи, Ригинлейв разжигает их взаимное желание, зная, что никто не может им помешать, и вся ночь до самого утра, только для них двоих.

Толчки Вигмара, его ласки неизменно срывают стоны, то чуть приглушенные поцелуями, прикосновениями к его губам и коже, то слишком громкие, полные сладострастного наслаждения, к пику которого княгиня приближалась с каждым мгновением. Она царапает пальцами плечо мужчины, кусает губы – то свои, то его, пока, наконец, наслаждение не захватывает тело целиком, заставляя особенно остро чувствовать их близость, прикосновения кожи к коже, что делают ощущения лишь острее.

- Ты великолепен… - произносит Ригинлейв на выдохе, оставляя порывистый поцелуй на плече мужчины, и ловит горячий воздух, давая себе возможность восстановить дыхание. Она улыбается касанию Вигмара, прикрывает глаза, отдаваясь расслаблению, следующему за полученным удовольствием.

- А мне напротив, кажется, что все, что сейчас происходит, реальнее последних нескольких лет, - признается женщина, выслушав хэрсира. Она пальцами скользит по его руке, пока не находит ладонь и не сжимает ее своей, - Наш мятеж, война, победа, туман Ирия, самозванец, Грила, магия, курганы. Все это такое далекое сейчас. А ты – реальнее некуда. И эта ночь тоже, - как если бы, стоило Вигмару предложить ей стать его женой, все вдруг встало на свои места, призрачные очертания обрели форму, а непонятные события вдруг прояснились. И все стало таким легким, очевидным, простым. Как что-то, чего они не видели прямо у себя под носом, а теперь вдруг узрели и все поняли.

- С рассветом она закончится, но станет лишь одной из многих, - обещает женщина, переворачиваясь на бок и подставляя ладонь под голову с тем, чтобы было удобнее смотреть на Вигмара, лениво скользя пальцами по его груди, - У нас еще много времени впереди, - хотя, пожалуй, в их случае была в этой фразе какая-то затаенная обреченность, твердящая, что они не знают этого точно. Ничего еще не кончилось, весна вовсе не обещала быть простой, и Ригинлейв предстояли решения, которые, вне всякого сомнения, повлияют на них обоих. Но сейчас она не отдается этим мыслям. Смертным не дано знать, что ждет их в будущем. Но они вольны были в своем настоящем. И в настоящем, княгиня ненадолго устраивается у Вигмара под боком, позволяя им обоим тихую молчаливую нежность, отнюдь не сразу переходящую в очередной акт желания.

Ригинлейв сама вовлекается мужчину в поцелуй, непременно обещавший стать чем-то большим, пока пальцы выписывают замысловатые узоры у него на животе. Она игриво толкает его обратно на кровать, когда Вигмар подается вперед, нависает сверху и покрывает поцелуями его шею, плечи и грудь, изредка сменяя поцелуи чуть ощутимыми укусами, которые непременно расцветут алым к утру. Женщина скорее дразня, совсем недолго,  дарит ласку его возбужденной плоти, скользя по ней пальцами, и ища в глазах Соларстейна отблески желания, что одолевает ее саму. Вскоре она опускается на него сверху, позволяя войти в себя и  выгибаясь с тихим стоном. Княгиня кладет ладони мужчины себе на бедра и совершает несколько резких движений, упершись руками в грудь Вигмара. Сладкие стоны музыкой разносятся по дому, а быть может, и за его пределы, но это едва ли волнует Ригинлейв теперь. Женщина склоняется к хэрсиру, вновь жарко и прерывисто целуя его, занятая лишь мгновениями их близости, что приносили удовольствие с каждым новым движением бедер.

Подпись автора

Вигмар просит не останавливаться, и Ригинлейв не останавливается. Каждое движение, каждый поцелуй, каждое прикосновение – все приносит теперь удовольствие, служа единственно огню, которым охвачено все тело и который разгорается все сильнее и сильнее, по мере того, как мужчина берет на себя часть инициативы, двигаясь ей навстречу. Княгиня не пытается сдержать протяжного стона, в очередной раз ощущая, как наслаждение достигает своего пика, на несколько секунд замедляя время и делая все чувства обостренными до предела. Тяжело дыша, ярл наклоняется к Вигмару, целуя его со всей трепетной нежностью, которую теперь испытывала, а затем ложится рядом с ним, ощущая усталость и расслабленность, которые первое время вообще мешают шевелиться.

Объятия хэрсира, его близость, тишина избы, разбивающаяся только редким потрескиванием дров в очаге – вся эта атмосфера поразительного домашнего уюта, теплом заполняет сердце, и Ригинлейв ловит себя на мысли, что так могло бы быть всегда, если бы только еще тогда, шестнадцать лет назад, она оказалась женой подходящего человека, такого, каким был Вигмар, а может быть, и самого Вигмара. Ее никто не выдал бы за него замуж так рано, так что порывы юности успели бы поостыть, они оба – набраться ума, достаточного для того, чтобы найти общий язык и создать семью без необходимости проходить через сам Хельхейм перед этим. Было ли это когда-то возможным? Раздумывали ли норны о том, чтобы сплести нить ее судьбы именно так? Наверное, бессмысленно было задаваться этими вопросами. Ведь Ригинлейв ни о чем не жалела, хотя ее брак со Святогором и был испытанием, которое смогла бы вынести далеко не каждая женщина. Вероятно, именно поэтому теперь все те же норны давали княгине шанс на счастье с мужчиной, которого она любила, и который скорее добровольно спустился бы в Хельхейм, чем подверг ее и сотой доли той боли и унижения, которым подверг Святогор. И хотя путь к этому счастью тоже обещал быть непростым, ни у одного члена Совета не было ни единого шанса на то, чтобы переубедить Ригинлейв, или даже просто упросить ее не торопиться.

- Нет, - тихо отвечает женщина Вигмару, чуть помотав головой, - Нет. Любой из тех, кто заседает в Совете, почти суеверно боится моего брака с северянином, потому что думает, что так он возьмет власть над всеми ними, из-за чего пострадает их гордость, свободолюбие и убежденность в том, что они тоже могли бы составить мне отличную партию, если бы я позволила, - княгиня накрывает ладонь мужчины у себя на животе рукой и сжимает его пальцы, - Если мы придем вместе, я лишь подтвержу их опасения и спровоцирую обвинения в том, что уже теперь не думаю собственной головой, слушаю очередного мужчину и совсем позабыла о том, к чему это привело в первый раз, - она сжимает ладонь Вигмара крепче, зная, что ему может быть неприятно слушать это, но он понимал, на ком собирался жениться, понимал, какие сложности будут сопровождать его выбор, - Мне нужно прийти на Совет одной, чтобы убедить их в незыблемости моей власти, в том, что брак не изменит ни их, ни моего положения, в том, что наш союз – наше решение, а не только твое, - можно было бы заключить, что эти люди просто плохо знают Ригинлейв, если думают, что она готова отдать то, что она вырвала зубами из мертвых рук самозванца, но на самом деле женщина отлично их понимала. И именно потому что была женщиной. Окажись на ее месте мужчина, всех этих проблем не было бы вовсе. А не желать повторения того кошмара, который они все пережили, было, пожалуй, естественно. И с этой точки зрения все хэрсиры Ругаланна подсознательно надеялись, что их ярл вообще никогда не выйдет замуж.

Но обо всем этом будет еще время поговорить. На корабле ли, после возвращения на континент, или в другое время. Едва ли женщине хотелось сейчас погружаться во всю политическую противоречивость их решения, к тому же, что княгиня все равно не собиралась это решение менять, чувствуя себя очень хорошо рядом с Вигмаром. И дело было вовсе не только в плотском удовольствии, но и в том, что за годы их совместной деятельности, будь то хоть мятеж, хоть война, их объединило уже так многое, что лежа теперь, в объятиях мужчины, Хорфагер дивилась тому, насколько слепы они были все это время, если не видели, как успела расцвести связь совсем юной отигнир и победителя драконов.

- Рядом с тобой я и думать не могу об усталости, - тихо смеется женщина, вновь отдаваясь пробужденному ласками Вигмара желанию, теперь уже не такому стремительному и не такому острому, каким оно было в их первый раз.

Испытанное в третий раз наслаждение выбивает из Ригинлейв последние силы. Она с трудом находит их даже для того, чтобы повернуться и поцеловать Соларстейна, - Восхитительная ночь. И ты тоже, - шепчет женщина, обнимая его, но это все, на что княгиню хватает теперь. Да и ничто больше не кажется таким уж важным. Только они двое, только тепло объятий Вигмара, только их решение.

Сон одолевает Ригинлейв как-то сам собой, и впервые за долгое время она не видит никаких сновидений, а значит, и никаких кошмаров из числа тех, что неизменно приходили к ней после приключений с Грилой. Просыпается женщина довольно поздно для своего привычного графика, потому что прежде ее неизменно будили служанки, а сейчас они благоразумно следуют прежним указаниям и держатся от дома подальше. До полудня, как и было сказано.

Все произошедшее вовсе не оказывается сном, потому что Вигмар спит рядом, и еще какое-то время ярл не будит его, но затем понимает, что времени у них не так, чтобы очень много. Женщина проводит пальцами по волосам хэрсира, а затем склоняется над ним и целует, точно зная, что такое пробуждение приятнее, чем вскакивать на ноги под звук боевого рога, предвещающего скорую атаку.

- Доброе утро, - Ригинлейв улыбается мужчине, а затем целует его снова, на этот раз в скулу, - Если хотим много всего успеть до жертвоприношения, то лучше вставать теперь. Жрецы говорили о ваннах с горячими источниками, где-то на юге острова. Поищем?

Подпись автора