Может быть, и не стоило заводить этот разговор. Или по крайней мере, не стоило заводить его сейчас, когда они только проснулись и начинали свой день. Но повисший в воздухе, этот вопрос бесконечно беспокоил Ригинлейв, не мог не беспокоить, а у нее было слишком мало людей, с которыми она могла его обсудить. Пожалуй, доверить подобное кому-то, кроме Вигмара и Рангрид женщина не могла, но даже с матерью следовало быть осторожной, потому что она по разумным причинам всегда недолюбливала отцовского бастарда, но больше всего прочего, из опасений, что этот бастард когда-то будет представлять опасность для ее родной дочери. Нет, мать никогда не была жестока или несправедлива к Устинье. Скорее совершенно безразлична, холодна и отстраненна. Единственный же раз, когда они говорили с нею о бастарде Горма, Рангрид совершенно ровным тоном заявила, что собственными руками придушит девчонку, если такова будет необходимость. Не было никаких сомнений в том, что текущую ситуацию мать сочтет таковой. И хотя не было и никаких сомнений в том, что рано или поздно, но она все равно узнает обо всем происходящем, сейчас Ригинлейв предпочла бы с нею ничего не обсуждать. Потому что хотя Рангрид не из тех, кто будет нашептывать «правильный» вариант, она довольно прямолинейно и жестко заявит, что девчонка должна умереть ради безопасности будущего своей сестры. Ведь даже в темнице она будет опасна для Ригинлейв, будучи всегда знаком и надеждой на другого правителя, если уж так сталось, что нашлись заговорщики, готовые ее поддержать.
В своих словах Вигмар был прав. И если бы княгиня была похожа на своего отца так же сильно, как ему самому хотелось этого, она бы еще сегодня ночью приказала бы своим ульфхеднарам расправиться с заговорщицей, не дожидаясь ни суда, ни следствия, ни утра. Многие из Хорфагеров поступили бы так с бастардом, даже не дожидаясь его предательства. Потому что это был бастард. И потому что бастарды в своем неуемном желании доказать, что они – больше, чем просто побочные дети, нередко переступали допустимые грани, не считаясь ни с чьими нуждами и интересами. Так почему кто-то должен был считаться с ними? Но Ригинлейв смотрела на это иначе. Она осознавала правоту мужа, знала, что он говорит разумные вещи почти во всем, и все же, ей хотелось возражать ему, спорить, говорить, что все не так и что Устинья так не поступит. Но ярл знала правду. Поступит. И поступит намного хуже, чем Вигмар уже говорил. А значит, оставить ее в живых, да еще и на троне Арконы, что изначально было огромной милостью, значило до конца дней своих бояться того, что когда-нибудь руки сестры все-таки протянутся к Ругаланну, потому что она будет мнить, что этот край ее по праву.
- Я должна ее убить, Вигмар, - дослушав супруга до конца, нетвердо и тихо, но все-таки заключила Ригинлейв, - Не считаясь с тем, что она – моя сестра, не считаясь с семейными и кровными узами. Потому что если она один раз увидела во мне врага и пожелала получить Ругаланн в свои руки, значит, это повторится снова. И вероятно, то не один раз. А я не имею права допускать рисков для своей жизни. Даже не ради себя самой. А ради Ругаланна. Ты прав во всем, я это знаю, - и от этого откровения у княгини мурашки бежали по коже. Она говорила правду, говорила то, что было на самом деле, но это ужасало ее так сильно, что ужас этот захлестывал и сознание, и душу, не оставляя никаких надежд на то, чтобы не захлебнуться.
- И хуже того, мне нужен суд не потому что так будет правильно, ведь я и впрямь считаю ее поступок исключительно семейным делом. Мне нужен суд, потому что мне малодушно кажется, что я просто не смогу отдать приказ о ее убийстве и не мучиться этим до конца своих дней. Хотя предатели всегда должны были умирать, как предатели – без чести, без славы, без надежды на спасение. Это мне тоже хорошо известно, но мне кажется, что я не могу так поступить со своей сестрой. А если ее приговорит суд, то я будто бы… - она замолкает, подбирая слова, как если бы боялась встретиться с этой правдой, - Я будто бы снимаю часть ответственности и вины с самой себя. Ведь это не вынесу приговор, это сделает суд, а значит, не я убила сестру, - это было малодушной слабостью, попыткой избежать ответственности. Попыткой такой нелепой и никчемной, точно Ригинлейв боялась чьего бы то ни было убийства в принципе. Но это было не так. Настолько же, насколько легко она вынесла приговор Святогору, не нуждаясь ни в суде, ни в долгих разговорах, настолько же сложно ей было поступить таким же образом в отношении родной сестры.
- Я не обреку ее на десятки лет жизни в темнице. Смерть куда как милосерднее. Я решу ее судьбу в ближайшее время, а пока пусть думает, что все в порядке и я ни о чем не догадываюсь. Если спросит, просто скажи ей, что пока не представилось удобного случая, чтобы подлить мне яд, - и в то, что ее же сестра сочла ее достойной такой смерти, пожалуй, ужасало тоже. Но кажется, Ригинлейв надлежало начать привыкать ко всему тому, что прежде казалось невозможным и отвратительным.
- Приходи на внутренний двор, посмотреть, как мы с Асхильд и Асбьорном будем заниматься? – предлагает княгиня, когда они заканчивают завтракать, - У меня сейчас встреча с казначеем, потом я переоденусь и к полудню буду во дворе, - не то, чтобы женщина опасалась того, что дети смогут причинить ей хоть сколько-нибудь реальный вред, но все-таки проводить тренировку в платье было бы к ним неуважительным. Так что, распорядившись подготовить ей надлежащую одежду, и поцеловав мужа, Ригинлейв отправилась обсуждать немаловажные в контексте весеннего сбора войск, вопросы. И по счастью, это не заняло времени больше, чем она ожидала, так что ровно в полдень княгиня уже примерялась к деревянному мечу, пока дети еще не успели спуститься.
Племянников ждать долго не приходится. Оба они являются почти вовремя, обоих женщина обнимает, интересуется, все ли в порядке и не нуждаются ли они в чем, хотя она знает, что еще вчера они совершенно точно весело проводили время, бегая по замку с одним из молодых хирдманов Ригинлейв, которому она повелела присматривать за детьми и не позволить им попасть в неприятности. Среди гостей, конечно же, были и другие дети, а потому, ярлу казалось, что ни Асбьорн, ни Асхильд от скуки не страдают, вполне себе счастливы и веселы, что было бесценно после всех злоключений, что уже успели случиться с ними всеми.
- Этот будет тебе слишком большой, Асхильд, возьми тот, что покороче, - наставляет сестру хэрсир, но та отвечает ему поджатыми губами, упрямо желая непременно взяться за самый длинный меч, - Это ты возьми тот, что покороче. А я справлюсь и с этим! – отвечает она, поглядывая на брата, которому было позволено тренироваться хоть и с затупленным, но все-таки настоящим мечом. Да и незатупленный у него был тоже, что вполне закономерно вызывало беззлобную детскую зависть.
- Как только обучишься владеть деревянным и перейдешь на тренировочные, обещаю, закажем тебе у местного оружейника самый лучший настоящий меч, - обещает Ригинлейв, подмигивает девочке и улыбается, размахивая своим деревянным из стороны в сторону просто забавы ради, - Я тоже начинала с деревянным. Я была младше тебя, он казался мне довольно увесистым, но я, как и ты, мечтала, чтобы у меня поскорее появился настоящий, - рассказывает княгиня, пока Асбьорн, пожав плечами, идет сначала колотить чучело, а затем вступает в потешную схватку с ульфхеднаром Ригинлейв.
- Гляди. Нужно брать меч вот здесь, за рукоять, и держать очень крепко. Со временем, оружие станет продолжением руки – настолько ты к нему привыкнешь, но пока, чтобы не уставать слишком быстро, постарайся не нагружать одну лишь кисть, распределяй нагрузку ровно, по всей руке, - с этими словами, Ригинлейв помогает племяннице взяться за оружие так, чтобы ей было удобно, а затем легко проходится пальцами от ее кисти до локтя, показывая, где нужно расслабить руку, а где, напротив, держаться крепче.
- Ты молодец, все получится, - подбадривает она сосредоточенную Асхильд, - Теперь встань в стойку. Ноги на ширине плеч, меч вперед, чуть подайся корпусом ко мне. Хорошо. Нападай! – и следует признать, что прыти и решительности девчонке не занимать, потому что хотя она пока слабо представляет, как нужно, но нападает охотно и стремительно, вызывая в Ригинлейв азарт наставника, который видит в ученике потенциал. Они занимаются всего около четверти часа, за которые Асхильд уже успела минимум пять раз воскликнуть болезненное «ауч!», когда у выхода на внутренний двор слышатся шаги. Княгиня уверена, что это Вигмар пришел понаблюдать за ними, но когда переводит взгляд, пропуская атаку девочки, видит знакомое, но от того не более приятное лицо Владислава. Мужчина смеется и громко хлопает ладонями.
- Браво! Браво! Воспитываешь юных воительниц, Ригинлейв? – мужчина выходит на поле и быстро подходит к ним. Асхильд тотчас же смущается незнакомца и жмется к женщине, та гладит ее по волосам, давая понять, что бояться нечего. Асбьорн же стремительно оказывается рядом с мечом наперевес, готовый, кажется, защищать и сестру, и ярла.
- Талантливые у тебя воины. Ты нас представишь? – интересуется Владислав, и княгиня несколько раздраженно ведет плечом, потому что знает, что он говорит это не из проявленного дружелюбия, а из желания даже перед детьми щегольнуть своим статусом. Это глупое желание везде тыкать тем, что ты – Великий князь, может довести, кого угодно.
- Асхильд, Асбьорн, познакомьтесь, Владислав Беловодский, - она намеренно не упоминает его титула, но Асбьорн сразу понимает, кто перед ним, склоняется и пихает сестру, чтобы сделала то же самое. Ригинлейв не хочется, чтобы они проявляли такую учтивость самозванцу и подлецу, но сейчас этого сказать она не может. К счастью, дети не распинаются в поклонах слишком долго, - Это – мои племянники, Асбьорн и Асхильд Соларстейн. Асбьорн – хэрсир Йомсборга, Асхильд – его родная сестра, - женщина кладет руки на плечи детям в интуитивном желании их защитить. Владислав улыбается.
- Это большая честь, государь, познакомиться с Вами, - тихо говорит растерянный мальчик. Вероятно, самозванец ожидает большего, но большего он не получит. Не заслуживает. Потому что дети эти были по настоящему своему статусу намного выше него, безродного нахала, посмевшего прыгнуть слишком высоко.
- Мне тоже очень приятно, дети. Ригинлейв, ты можешь гордиться таким отменным воспитанием племянников. Тебе давно пора иметь собственных детей, уверен, их бы ты воспитала не хуже, - княгиня предпочитает думать, что Владислав попросту дурак, а потому с изяществом слона в посудной лавке топчется по больному. И она не собирается реагировать на эту провокацию.
- Гордиться таким отменным воспитанием племянников стоит Вигмару. Это он заботится о них с малых лет и делает все, чтобы дети брата жили, не зная горя, - сухо отвечает женщина, надеясь, что на этом они закончат. Говорить им все равно, по большому счету, было не о чем. Особенно при детях.
- Ах, да. Я пришел поговорить с тобой как раз об этом, княгиня, - понижая голос и принимая весьма скорбный вид, заявляет Владислав, - О твоем муже. Хотя я бы не стал, конечно, его так называть. А если бы знал раньше, что вы поженитесь, предупредил бы тебя заранее, - женщина тотчас же поднимает руку, призывая Владислава заткнуться, не желая слышать ничего из того, что князь мог бы сказать о Вигмаре, но то ли он не понимает жестов вообще, то ли игнорирует намеренно, - Тебе известно, что моя жена, Устинья, и твой супруг, Вигмар, являются любовниками? И уже давно. Еще со времен мятежа, когда они повстречались в пещере впервые.
Это странно, но первое, что испытывает Ригинлейв – стыд за то, что он смеет говорить подобное при детях. Она бросает в сторону самозванца осуждающий взгляд, а затем поворачивает к себе племянников, - Давайте сделаем перерыв на пятнадцать минут, хорошо? Пойдите прямо по коридору от входа, сверните на первом же повороте налево, найдете там Торбранда-оружейника. Скажите ему, что Асхильд нужен меч полегче, а тебе, Асбьорн, лук и стрелы. Ингвальд потренирует тебя в стрельбе, - она ободряюще улыбается племянникам, хотя ей жаль, что они уже успели услышать то, что услышали. Беловодский болван совершенно не понимал, что и кому можно и следует говорить.
Вообще-то у Ригинлейв были причины верить ни единому его слову. И так бы оно и вышло, если бы не одно «но». Ему неоткуда было знать о пещере, в которой скрывался муж во время мятежа, как и о том, что он вообще скрывался. С чего бы беловодцу интересоваться подобным в отношении чужого хэрсира, неизвестного тебе лично? Да и Устинье таких подробностей знать было неоткуда. В большинстве своем, весь мятеж она просидела в Хольмгарде. Да вот только теперь выясняется, что не весь?
- Что ты несешь, Владислав, еще и при детях? – несмотря на свои подозрения, шипит ярл, гневно сверкая глазами. О, Устинья с Владиславом вовсе не просто так стали мужем и женой. Теперь она это видела. Одно коварство на двоих, но что важнее – одни цели на двоих.
- Так он тебе не рассказывал? Что еще во время мятежа они встретились в какой-то пещере, где он скрывался со своими воинами, и стали любовниками? Что ж. Я и сам недавно узнал, в противном случае, не женился бы на ней. И я расскажу тебе, что знаю.
- Подпись автора