Прятаться в собственном княжестве, подобно тому, как животные прячутся от охоты, для Ригинлейв было непривычно. В ее представлениях о мятеже ничего подобного никогда не было, потому что она знала, что должна оставаться в Хольмгарде. Не ради символических и патриотических убеждений, вроде «в Хольмгарде всегда должен сидеть Хорфагер» - может быть, и должен, конечно, да вот только обстоятельства бывали разные. Нет, она должна была оставаться в столице, потому что оттуда в отсутствие мужа могла посылать помощь мятежникам, кормить их, слать им оружие, информацию, а после того, как бросила вызов беловодскому ублюдку – и приказы тоже. Да, приказы. И об этом тоже было думать странно, потому что до сих пор княгине не приходилось делать ничего подобного. Она распоряжалась собственным хирдом, ульфхеднарами, верными матери людьми, но мятежники действовали на свой страх и риск, сами решали, что им делать и не получали приказы ни от кого, кроме того, кого признавали своим безусловным лидером. Теперь все изменилось. Стоило Ригинлейв в Йольскую ночь, в которую вопреки обыкновению, Святогор оказался в Хольмгарде, при большом количестве народа, бросить ублюдку вызов, засвидетельствовав свою клятву убить его или умереть самой, как они все вдруг перестали быть мятежниками. Они стали единой армией, единым народом, которому предстояло противостоять захватчику, обнажить свои мечи и пролить кровь. Не за саму Ригинлейв. За Ругаланн.

И первый приказ Ригинлейв был сложнее некуда. К моменту, как они сойдутся со Святогором на хольмганге, армия его сторонников должна поредеть, и поредеть сильно. А это значило, что отрядам – большим и малым – предстояло перейти из обороны в нападение, при этом, постаравшись не раскрыть ни мест, где они постоянно дислоцировались, ни имен, ни своей точной численности. Короткими, стремительными атаками, они должны были выбивать дурь из отрядов Святогора, забирая у него, пусть не сотни жизней, но десяток за раз, после чего стремительно отступать, не теряя убитыми, по возможности, ни одного человека. Преимущество в виде знания местности и знания самого Ругаланна, конечно, было на их стороне, но преимущества во всем прочем, пожалуй, на стороне ублюдков, что поддерживали беловодца. И тем противнее было узнать, что среди таковых нашлись даже хэрсиры Ругаланна, одним из которых был хэрсир близкого к столице Йерринга. Приехав на поклон к Святогору, в глаза княгине он смотреть боялся, но они оба знали, чего этот кусок дерьма стоит и чем он заплатит за свою ошибку.

Сложнее всего было убедить старого Магнуса Сурового в том, что он не должен собрать всех своих людей, коих было поразительно много для мятежного отряда, и ударить прямиком едва ли не по Хольмгарду. Он не уставал повторять, что это был их, хэрсиров, хирдманов, даже бондов, долг – вернуть законного ярла на престол. И он не уставал повторять, что случись оно иначе, и Горм за столом эйнхериев, ему этого не простит. Ригинлейв пришлось самой поехать к старику, потерявшему на этой войне всех своих многочисленных сыновей, но не потерявшему внуков, которых княгиня укрыла в Брускеруде, чтобы унять его ярость и желание поквитаться с беловодским выродком и его армией еще до хольмганга. Во-первых, шансов победить у него все равно не было, потому что армию Святогора нельзя было назвать несметным воинством, но все-таки людей у него было более, чем достаточно. Во-вторых, нельзя было допустить, чтобы он сорвал им весь мятеж своей убежденностью в том, что все вообще должно быть иначе. К счастью, Ригинлейв он слушал куда как охотнее, чем ее посланников, а потому, встреча их хоть и не была простой, все-таки оказалась результативной. Магнус поклялся, что не отдаст и пяди захваченной им земли, а в этом он и впрямь был местами успешен, но равно пообещал и что не станет вступать в прямое сражение с людьми Святогора, а будет делать, как княгиня просила: короткими атаками выбивать почву из под ног мерзавца.

Сама Ригинлейв никому об этом не говорила, но находилась она в ситуации еще худшей, чем остальные. Сразу после вызова Святогора на бой, пользуясь его яростью и замешательством, женщина уехала со своими людьми, не дожидаясь рассвета. Уехала налегке, потому что все, чем был богат Хольмгард, она забрала еще раньше, не жалея для мятежников ни стали, ни золота, ни еды. Формально, Ригинлейв могла направиться в Брускеруд сразу. Никто не посмел бы осудить ее за это. И она знала, что рано или поздно, но дорога приведет ее туда – это попросту неизбежно, потому что настанет день, когда только высокие неприступные стены крепости матери смогут защитить ее. Но до тех пор княгиня пыталась держаться от Брускеруда подальше, опасаясь, что приведет за собой не армию Святогора – ей ни за что не взять эти стены, потому что скалистая местность, укрепления, войско и количество провианта, закупаемого и у торговцев, и в соседней Слави, позволили бы оборонять крепость годами; опасаясь, что приведет за собой армию Беловодья – с осадными орудиями, огромным количеством людей и князем Владимиром во главе. Иные сказали бы, что это лучше. Прихлопнули бы сразу двух ублюдков на месте. Но Ригинлейв знала, что это привело бы к падению боевого духа ее сторонников, а равно сделало бы противостояние почти невозможным из-за серьезного численного перевеса. Рисковать же единственным убежищем своих сторонников, их детей, жен, сестер и пожилых родственников, ярл не намеревалась так долго, как позволит ей текущая ситуация.

Она тянула долго. Сначала уехала на отдаленный хутор далеко на севере, затем – на другой, после вообще провела время на давно заброшенной ферме на западе, а когда ищейки Святогора все-таки вышли на ее след, бежала опять, силясь держаться равно далеко и от своих сторонников, и от своих врагов. Не хотела подставлять первых и не хотела терять людей в противостоянии со вторыми. Долго эта политика давала свои результаты. Ригинлейв тренировалась днем вместе с Игорем, на которого волками смотрели все вокруг, подозревая, что беловодец, еще и колдун, точно верен своему бывшему господину, наводит его отряды на них, а тренирует не так, как на севере, потому что не хочет, чтобы княгиня победила. Ночью же, после таких нагрузок, она спала, как убитая, а с утра начинала все сначала. Дозоры, двойные агенты, доносчики из ближайших населенных пунктов – все они сообщали информацию достаточно быстро, чтобы они успевали уйти с очередного места за сутки, двое, а то и трое до беды. И это доводило Святогора до бессильной ярости, которую он то и дело обрушивал на мятежников, пытаясь найти если не жену, то хотя бы ее сторонников.

Хирд и людей Магнуса Сурового Ригинлейв нашла чуть потрепанным, но все еще полным сил и желания сражаться. Боги свидетели, она не хотела прятаться под кровом тех, кому самому нужен был кров, но мест, куда женщина еще могла бы пойти, почти не оставалось. И хотя Магнус пару раз крепко тряхнул Игоря, угрожая тому расправой, что делало пребывание беловодца среди ругаланнцев не особенно приятным уже для него самого, время, которое они провели здесь, было самым спокойным. До тех самых пор, пока святогоровы выблядки не напали большим отрядом, почти целой армией, отбивая у них землю стремительно, с большими потерями и без шанса продержаться слишком долго. Магнус славился, как берсерк, так что ярость его позволила положить достаточное количество ублюдков, но все-таки им пришлось отступить в самом начале весны. А отступать им было некуда, кроме Брускеруда, который готовился, как раз на этот случай. Готовился обилием жрецов, в том числе с острова Туманов, обилием зелий, целебных трав, оружия, мест для размещения и недавно обновленным подъемным мостом. И как бы Ригинлейв ни хотелось признавать обратное, это место сейчас было самым безопасным в Ругаланне не только для нее самой, но и для всех тех, кто на нее положился.

Мать не разочаровала. Она точно ждала Магнуса и Ригинлейв – настолько быстро, слаженно и легко ей удалось отреагировать и на раненых, и на истощенных, и на нуждающихся в любой иной помощи. Бараки – теплые и натопленные, чистые и готовые к приему, тут же заполнились людьми, едой, выпивкой, лазарет – целителями и раненными, конюшни – лошадьми и сеном. Казалось, что мятеж и его обострение никак не коснулись Брускеруда. Казалось, что здесь идет все та же мирная, спокойная и обстоятельная жизнь, как была всегда. И люди, попавшие в это место, обретающие самые обыденные вещи и встречающие родных, которым удалось спрятаться в стенах замка, вместе с тем возвращали себе и надежду тоже.

Догадывался ли беловодский ублюдок, что мятежники находят свой приют здесь, как нашла его и Ригинлейв? Если первые годы – нет, то со временем, как ни крути, слухи и подозрения достигли и Хольмгарда, и мерзавца тоже. Наверняка, однако, достигли и с пониманием того, что значит оскорбить хустру Рангрид, которую называли земным воплощением Фригг, а равно и с информацией о том, что замок взять не удавалось еще никому, а без осадных орудий и пытаться не стоит – только бессмысленно потеряют много людей. И именно по этой причине, по причине возможности потерь среди беловодских выродков, Ригинлейв отчаянно хотелось, чтобы муж все-таки сунулся в дом матери, попытался доказать, что ему и здесь не писан закон, даже если это закон военного времени.

Рангрид мало смыслила в военной науке, но у нее были советники, некогда верные еще ее мужу, а она была и оставалась человеком, который умел слушать тех, кто знал больше, чем она сама. Вот почему об небольшом отряде, приближающемуся к Брускеруду, и ей, и Ригинлейв было известно заранее – повсюду были соглядатаи, форпосты, просто шпионы, наблюдавшие за дорогами, лесами, домами и даже жителями, если кому-то вдруг придет в голову стать предателем. Предположения о том, кто это может быть точно, однако, могли оставаться предположениями, сколько угодно. Всем было ясно, что к Брускеруду направляется вовсе не Святогор со своими ублюдками. Потому что даже если раны и усталость на лицах людей могли быть бутафорией, только идиот мог попытаться проникнуть в крепость, полную ругаланнских воинов, в надежде на то, что его примут за своих, пустят внутрь без боя, а там будет видно. Все, что там будет видно – смерть. И супруг не мог этого не понимать. Стало быть, в крепость торопился один из отрядов мятежников, которым не повезло попасть по удар Святогора и его прихвостней. Но кто именно?

О том, что у ворот стоит отряд хирдманов, Ригинлейв сообщили очень скоро. Как и обычно, она тренировалась во внутреннем дворе, но едва услышав новость, конечно же, отвлеклась и опустила оружие. Ингвар недовольно запыхтел, но ни слова не сказал, убрал меч и ушел умываться. Княгиня, едва она развернулась к дозорному, молчаливо, лишь взглядом, задала всего один вопрос: кто?

- Представился Вигмаром Соларстейном, - ответил мужчина, и Ригинлейв одномоментно ощутила и радость, и тревогу, и предвкушение встречи, которой у нее не было давно. Пожалуй, это было, что-то за пределами того, что ярл должен был испытывать к подданным, но сейчас ей было совершенно все равно.

- Впусти, - нет, она не намеревалась бежать и проверять, на самом ли деле это Вигмар. Во-первых, потому что если нет, арбалетчики по ее приказу перестреляют всех в одночасье, а во-вторых, имени младшего сына хэрсира Йомсборга знало лишь малое количество людей. Могло ли так статься, что узнали прихвостни беловодского выродка? Могло. Но Ригинлейв отчего-то в это не верила.

Ее не нужно было уговаривать выйти к мятежникам. Женщина сама направилась во двор, ожидая их прихода. Рангрид, узнавшая ровно о том же, уже собирала слуг, целителей и велела готовить бараки, лазарет и конюшни. Прибытие новых групп мятежников не было хорошим знаком, но все-таки им здесь были рады. За неимением родного дома, они всегда могли найти его здесь. Об этом княгиня и просила хустру, которая пеклась о Ругаланне не меньше самого ярла.

Отряд Вигмара проводили во двор достаточно быстро. И Ригинлейв не нужно было много времени, чтобы понять, что она не ошиблась. Хотя со стен, окон и углов на них взирали воины, в руках многих из которых было оружие, княгиня интуитивно знала, что это не ошибка, это и правда был он.

- Вигмар, - выдохнула женщина, подойдя ближе. Она всего несколько мгновений осматривала его и людей, к которым спешили целители и слуги, а следом вышла и хустру Рангрид. А затем, ничего не смущаясь и вовсе не чувствуя себя неловко, ярл обняла мятежника так крепко, как могла.

Подпись автора

Никто из них не был в безопасности, пока Святогор и Владимир были живы. В этом Ригинлейв была убеждена безоговорочно. Тем не менее, найти место более безопасное, чем Брускеруд, едва ли представлялось теперь возможным. И пусть это было странное, наивное, глупое, почти детское представление о том, что от беды можно укрыться за стенами крепости, если стены эти достаточно высоки, ярл была рада каждому мятежнику, что приходил сюда, потому что здесь в ее силах было защитить людей, которые ей доверились, обеспечить их всем, что было у нее, как у их княгини, включая собственные обещания, что вскоре весь этот кошмар закончится, ведь она всадит меч отца ублюдку в брюхо по самую рукоять, и никто не сможет ей помешать.

- Совсем скоро во всем Ругаланне для нас будет безопасно. Я даю тебе слово, - она смотрит на мужчину с решительностью и уверенностью, которой мог бы позавидовать любой. Женщина знает, о чем говорит. Она убеждена в собственной правоте. Ведь их дело и было правым, - И мне жаль слышать, что ты потерял людей. Мы не забудем их жертву, но мы не будем слишком сильно скорбеть о них, ведь они теперь в стенах Вальхаллы, где храбрые сердцем могут жить вечно, - и все же Ригинлейв предстояло многое сделать для того, чтобы они все теперь не оказались за теми же стенами слишком рано. А в том, что их время еще не пришло, женщина была уверена безоговорочно и всецело.

Она выслушивает мужчину внимательно, не перебивая, пусть ей и хочется немедленно заявить ему, что нет нужды оправдываться и нет нужды вообще ничего объяснять. Он пришел в Брускеруд, как ярл его и просила. Они готовили крепость три года именно за этим. Здесь должны были найти пристанище и приют все те, кто будет в этом нуждаться. Всем нужна была надежда. Брускеруд и хустру Рангрид ознаменовали себя ею. И среди мятежников об этом месте говорили лишь благоговейным шепотом. Из уважения. Нужды скрывать крепость матери не было – ублюдок знал о ней с точностью. Княгиня понимала, что пока его останавливает репутация Рангрид, а равно слишком малое количество людей и возможностей, чтобы осаждать такую твердыню. Глупо, однако, было отрицать, что если они проиграют, если Ригинлейв проиграет, то и это пристанище не выстоит. Но до тех пор было еще далеко. Да и ярл едва ли сомневалась в собственной победе.

- Тебе не нужно ничего мне объяснять, Вигмар, - уверенно, спокойно и вкрадчиво говорит женщина, - Ты все сделал правильно. Так и нужно было. Мы готовили Брускеруд последние три года именно за этим. Он должен был стать оплотом мятежников и твердыней, из которой мы выступим против Святогора. Хорошо, что ты пришел сюда, - она хлопает мужчину по плечу и улыбается, так что не остается никаких сомнений: Ригинлейв знала, о чем говорила, и она ничего не боялась. Уж точно не отряда, который шел по стопам Вигмара с тем, чтобы выследить его и его людей, и убить.

- Увести погоню? – она беззлобно смеется, глядя на мужчину, - Куда, а главное – зачем? – ярл разводит руками, - Вигмар, если у меня и есть какие-то надежды, так они связаны с тем, что ублюдок приведет сюда все свое войско вместе с предателями, осадит крепость, а мы поднимем мост и за один приступ перебьем их всех к драугам, - женщина взглядом обводит двор, и по одному нему можно сказать, насколько они готовы ко встрече даже с многочисленным отрядом, - Здесь мой хирд, мои ульфхеднары, все до единого ветераны отца – они защищают и поддерживают мою мать, часть его хирда, не перешедшая мне, многочисленный хирд Магнуса Сурового и… - она смеется, глядя на мужчину, - Сам Магнус Суровый, а ты знаешь, его можно считать за отдельное войско, - и все эти люди были сыты, здоровы, но самое главное – полны ненависти ко всем прихвостням Святогора. Им было, за что сражаться и умирать. И они готовы были это делать, если понадобится.

- Крепость полна припасов настолько, что здесь отстроили три новых амбара, - конечно, все отдельно друг от друга на случай пожара, а еще часть припасов была в самом замке, - Мы старались сделать большинство строений каменными, - потому что камень, как известно, не горит, что очень кстати на случай осады, - Но часть бараков и конюшни, конечно, все еще деревянные. Зато лазарет, сам замок, многие хозяйственные постройки из камня. Здесь два десятка жрецов, из которых половина – целители. Здесь целебных зелий с острова Туманов свозили телегами. Здесь четыре новых колодца. Здесь два кожевника, три кузнеца, три оружейника, литейщик… - Ригинлейв осекается и выдыхает, понимая, что вряд ли есть нужда перечислять все преимущества и всю проведенную за три года подготовку, - А еще у нас повсюду форпосты, шпионы и разведчики, подъемный мост, башни и арбалетов с болтами столько, что можно вооружить две армии, - женщина усмехается, - Если отряд твоих преследователей идет по вашему следу, то я буду чрезвычайно рада встретить его здесь. Пусть приходят. Будет, кому дождаться ублюдка в самых глубинах Хельхейма, - глаза Ригинлейв горят. Она горда и проделанной работой, и своей готовностью сражаться за их дело и идти по избранному пути. А еще она готова мстить за каждого убитого ругаланнца, за каждую рану и каждую потерю. И отряд, который был обещан Вигмаром, был отличной целью в этом смысле.

- Оставайтесь. Раненых сейчас перевезут в лазарет. Им помогут, не сомневайся. Остальных разместят в бараках. Отдельно от хирда Магнуса Сурового, чтобы никто из вас не сошел с ума от его правил и поддерживаемой дисциплины, - Ригинлейв рассмеялась, - Впрочем, полагаю, что сам он будет до крайности рад тебя видеть, - потому что в это сложное время, каждый выживший мятежник был поводом для радости. И потому что Магнус Суровый с трудом переживал, что им командуют сразу две женщины – хустру Рангрид и ярл Ригинлейв.

- Ты и сам ранен, - она коротким жестом подзывает сразу жреца и слугу, явно не приемля никаких споров и обсуждений, - Помогите Вигмару, осмотрите его раны и окажите необходимую помощь. После – разместите его в замке, - оставлять мужчину в бараке со всеми Ригинлейв не собиралась. Даже Магнус Суровый, в конце концов, сдался и поддался уговорам, перестав жить вместе со своими хирдманами, хотя бы потому что это усложняло коммуникацию с самой княгиней, особенно в части проводимых советов и совместных решений. У Вигмара же были дополнительные причины находиться внутри. Обе эти причины пока еще не знали о том, что дядя прибыл, но это был лишь вопрос времени. А повременить нужно было совсем чуть-чуть. Сначала дать мужчине воспользоваться помощью целителей, переодеться, помыться и поесть, а уже потом – подарить ему возможность провести с племянниками столько, сколько он сам пожелает.

- Тем из вас, кому целители позволят басту, ее сейчас истопят. Тем, кому нет, принесут воды, - смыть кровь и грязь многих дней пути, как ни крути, всегда было приятно, и порой позволяло ощущать себя человеком намного больше, чем можно было себе представить, - Асхильд и Асбьорн сейчас на занятиях арифметикой, но как только они закончат, я сообщу, что ты прибыл. Они будут очень рады тебя видеть, - Ригинлейв внимательно посмотрела на Вигмара, а затем добавила, - Как и я.

Она уходит отнюдь не сразу. Приказывает немедленно начать готовить пищу, открывать бочки с элем, нести воду и чистые повязки для тех, кто стоял на ногах и переносить в лазарет тех, кто не мог. Говорит с хирдманами, обещает им, что все будет в порядке, сама разливает эль по кружкам и передает людям, уставшим с дороги и измотанным недельной погоней, клянется, что здесь они в безопасности и никто не причинит им зла. Слову Ригинлейв они верят. А Ригинлейв делает все возможное, чтобы это слово сдержать.

Она находит и отмечает всех, у кого в замке могли оказаться близкие люди, и всем им устраивает встречи. Таких немного, но иные рады встретиться даже не с родными, а просто с бывшими соседями, друзьями, знакомыми и дальней родней. Сердце Ригинлейв в эти минуты полны тепла, но вместе с тем и гнева. Потому что не будь в их краю Святогора, этим людям и не пришлось бы никогда расставаться, не пришлось бы терять близких, не пришлось бы искать безопасность за стенами высоких крепостей.

Щедрый ужин, который равно распределен между хирдманами во дворе и гостями в замке, Ригинлейв встречает за столом в длинном зале. Пригласили сюда немногих. Не из снобизма и высокомерия, а потому что костры, что горели во дворе, разговоры, что велись там между воинами нескольких хирдов, эль и жареное мясо увлекли людей настолько, что вряд их удалось бы затащить за скучные беседы за столом с хустру и ярлом, где нужно держать язык за зубами, не сыпать скабрезностями и нецензурной бранью, а равно придержать свое желание пить эль без меры.

Это к лучшему. Ригинлейв чувствует себя слегка утомленной для большого пира в замке, да и праздновать им было пока нечего. Благодаря предупреждению Вигмара, дозоры на башнях и стенах были увеличены вдвое, а меняться княгиня приказала каждые два часа. Если вооруженный отряд подойдет к стенам Брускеруда, его будет ожидать жаркий прием.

- Племянники не успели тебя замучить? Они были очень рады узнать, что ты прибыл, - княгиня улыбнулась Вигмару, едва он зашел в зал. Вокруг сновали слуги, но в остальном, никого пока не было, - Как твои раны? И как твои хирдманы? Нет ли чего-то еще, в чем вы все нуждаетесь?

Подпись автора

Ригинлейв отрадно было слышать о том, что хирдманы отдыхали, восстанавливались и выздоравливали, самому Вигмару уже стало лучше и что племянники не успели его утомить. Хотя ведь и сам факт того, что они способны были кого бы то ни было утомлять, тоже свидетельствовал в пользу того, что все было не так уж плохо. Да, Брускеруд пока являлся для них единственным безопасным местом, но это место у них было. Было у их детей, женщин, стариков и всех тех, кто не смог бы в иных обстоятельствах выжить – в лесу, в пещере, прячась на отдаленных хуторах или силясь найти другое пристанище. Если о чем-то Ригинлейв и желала, так это о том, что крепость они не начали готовить еще в период жизни ярла Горма. В таком случае, многие наследники многих славных родов остались бы хотя бы при одном родители, а некоторые из них не отправились бы следом. Это было то, чего Ригинлейв самой себе никогда не забудет. Она недооценила своего мужа-ублюдка и это дорого обошлось всей их стране. И не обойдется больше. Потому что даже если они проиграют, весть об этом отправится в крепость матери молниеносно посредством магических зеркал – их тоже совсем недавно привезли с острова Туманов. И хустру Рангрид, вместе со всеми своими подопечными успеет сбежать морем в Дубровицы. Таков был уговор с братом их князя, Чеславом, который даст им приют, если потребуется. Да, они уже никогда не вернутся домой. И будущее их на чужбине навсегда останется неопределенным, но они, по крайней мере, будут живы и под присмотром самой умной, заботливой и милосердной женщины в Ругаланне. Она сумеет о них позаботиться. И это теперь грело Ригинлейв душу. Их край может оказаться для них потерян. Но их наследие – нет.

- Ты ничего нам не должен, как не должен ни один достойный человек в Ругаланне. И тем более, не должен ваш род. Я рада тому, что Асхильд и Асбьорн нашли в Брускеруде свой дом, пока мы не отобьем их настоящий. А матери только в радость заботиться о детях, учить их и защищать их. Она бы попросту не смогла иначе, - и Ригинлейв не смогла бы тоже. Ей и без того тяжело давалось осознание того, что ее сторонники прячутся по лесам и отбивают клочки земли кровью, в то время как Ругаланн был их домом по праву рождения. А она, их ярл, не может ничего с этим поделать мгновенно и немедленно. Из-за ее слабости и малодушия они вынесли так много. Защита сирот и вдов – та мелочь, сущий пустяк, который она обязана была реализовать, чтобы спать по ночам и видеть кошмары только час ночи, а не всю. За это нельзя было благодарить. Этого нужно было от нее требовать.

- И все же, ярл, твой отец в последнюю очередь заботился бы о вдовах и сиротах, о раненых и больных, - скрипит Магнус Суровый, и Ригинлейв на секунду кажется, что это звучит обвинением, - Нам всем повезло, что ты – не он, потому что если бы не ты, то мы отбили бы Ругаланн, но смысла это уже не имело бы, ведь наше будущее – наши дети, внуки, племянники, младшие братья и сестры оказались бы для нас навсегда потерянными, - Магнус и сам знал это, потому что в крепости уже два года находились его собственные внуки. Находились, жили, взрослели, играли, учились, знакомились со сверстниками и ничего не боялись. Как если бы за стенами крепости не шла война, не готовился мятеж, не умирали от холода, голода и ран ругаланнцы. Да, Ригинлейв знала, что отец стал бы заботиться об этом отнюдь не в первую очередь. Война и желание выбить противника из столицы было бы в нем куда сильнее. И сейчас княгине казалось, что он был прав. Потому что он бы стремился быстро уничтожить Святогора, быстро сошелся бы с ним в кровопролитном поединке, а раз так, то никому не пришлось бы годами слоняться по лесам, прятаться в пещерах и прятать своих детей. А потому, когда Магнус берет Ригинлейв за руку и прижимается губами к ее ладони, женщина встречает это проявление глубочайшего почтения неловкостью. Она не считала себя достойной его. Она не считала, что сделала достаточно.

- Никто из них не окажется для нас потерянным более, Магнус, я клянусь, - она ободряюще улыбается мужчине, а когда он отпускает ее руку, сжимает пальцы на его плече – коротко, но крепко. И это было намного больше всех слов, которые она могла бы сказать.
[float=left][/float]
Вигмара женщина, как и всегда, слушает спокойно и внимательно. Она не берется его перебивать, хотя и не согласна с ним. Оно и неудивительно – они владели разным количеством, качеством, да и вообще разной информацией. И быть может, они смогут понять друг друга лучше, если Соларстейн увидит то же, что видела княгиня. Она коротким жестом отдает распоряжение слуге, который все это время стоит далеко в углу с мехом для раздувания огня в руках. Тотчас же он подбегает к столу на другом конце комнаты и начинает что-то делать под ним.

- Как раз об этом мы и хотели поговорить. Правда, после ужина. Но раз уж мы все равно уже начали… - Ригинлейв жестом указывает Вигмару, куда ему следует направиться, - Ты позволишь? – выбора у мужчины не было. И к моменту, как они подходят к столу, на нем буквально загорается под углями, раздутыми мехом, карта Ругаланна со всеми необходимыми географическими названиями. Пояснять, на что они смотрят, нет никакой нужды. Здесь виднеется и Хольмгард, и княжества, и конечно же, Брускеруд. Здесь отмечены места дислокации мятежников, но теперь Ригинлейв снимает каменную фигурку ругаланнского воина с лесов Йомсборга. В Йомсборге теперь высится только смешная фигурка уродливой свиньи, слепленной из глины кем-то из младших детей, живущих ныне в Брускеруде.

[float=right][/float]

- Если коротко, то нет: я не опасаюсь оставаться в Брускеруде. И Йерринга я тоже не опасаюсь, - губы княгини неприязненно кривятся, выдавая ее отношение к предателю, которому предстояло гнить в Хель до скончания времен, - Более того, я точно знаю, что это ублюдок опасается меня, и именно поэтому он с самого Йоля рыщет по всему Ругаланну, силясь найти, выследить и убить. И чем меньше времени до майского дня, на который назначен хольмганг у него остается, тем более яростным он становится. Думаешь, потому что боится не победить меня? – она смеется, жестом велит слуге налить им с Вигмаром, а затем и подошедшему к карте Магнусу, по кубку вина, - Нет, выродок слишком самоуверен, чтобы допустить, что его сможет победить женщина. Это потому что он опасается не поединка со мной, а сражения после. Опасается так как у него нет ожидаемой из Беловодья поддержки. А чем дольше он не может совладать даже с собственной женой, тем более недоволен им князь Владимир, - Ригинлейв протягивает руку, указывая на Хольмгард и фигуры, расположенные на названии столицы.

- Здесь его дружина. Он – сотник, поэтому это и есть около сотни человек, - Ригинлейв поворачивает фигуру тролля к Вигмару, наглядно демонстрируя ему, - Еще семь сотен в начале весны пересекли границу с Ругаланном и встали лагерем в долине у Хольмгарда. Именно они посменно выполняют карательные акции, но у них у всех одна и та же беда: они знать не знают севера, передвигаются только по дорогам, нанесенным на карты, говорят только на беловодском и общем, а зимой еще и промерзают до костей, - еще одна презрительная усмешка и семь фигур троллей в том же Хольмгарде, - Вероятно, отряд, который идет по твоим стопам, как раз оттуда, - женщина металлической указкой проводит путь до Брускеруда, но затем резко переводит взгляд на границу, - Доносы шпионов говорят, что Владимир позволил собрать Святогору часть ополчения по приграничной области. Он, конечно, заходит немного дальше, а потому на границе собирается еще одна тысяча человек, - к которой Ригинлейв относилась не так, чтобы очень серьезно. Собери ополчение в Ругаланне, и здесь все в большей или меньшей степени окажутся воинами. Собери ополчение в Беловодье и месяцы потратишь на то, чтобы научить держать меч в руках.

- Ополчение, которое мы перережем, как свиней, потому что они мечи увидят во второй раз в жизни, - усмехаясь в бороду, высокомерно озвучивает Магнус, - И которое побежит, сверкая пятками, только дай им возможность, - и все же, тысяча человек была значительной силой. Хотя бы численно значительной. Совсем игнорировать ее было нельзя.

- На границе тоже стоят наши шпионы, которые сообщат, если ее пересечет мало-мальски вооруженный отряд. До сих пор таких сообщений не было. А это значит, что основные личные силы Святогора составляют восемьсот человек. И это слабо похоже на кулак, которым можно ударить по Брускеруду, не так ли? – голос Ригинлейв звучит тихо и уверенно, но они оба знают, что она лукавит, когда думает закончить свою речь на этом. Потому что силы ее мужа, конечно, давно уже не ограничивались только этим. Предатели, решившие поддержать его, составляли значительное число на северной земле. И что хуже, это были не необученные крестьяне, которые никогда не видели меча. Нет, это были их соплеменники, воспитанные в тех же условиях и традициях, а значит, взявшие меч в руки еще детьми.

- Йерринг, не считая ополчение, предоставит Святогору двенадцать сотен. А с ополчением, так и все двадцать, - и новость эта была сокрушительно-паршивой даже для перспективы битвы у Хольмгарда.

- Половина из которых перейдет на нашу сторону, только покажи им знамена Хорфагеров и нашего ярла с мечом в руках, - уверенно заявляет Магнус, отпивая из своего кубка. Ригинлейв хочется думать, что он прав в этой самой уверенности, но никаких гарантий не было. Запуганные люди могли и впрямь бросить оружие, или перейти на их сторону, едва завидев законного ярла, о которой активно распространяли слухи, что она то ли мертва, то ли будет не сегодня-завтра.

- Предатель с острова Трех сестер, - который, по счастью, там завелся всего один, так что его регулярно теснили два других, - Приведет с собой к битве за Хольмгард не меньше пяти сотен. Но он ни за что не выдвинется к столице раньше конца апреля, потому что знает, что в противном случае, потеряет весь остров. Уж больно хорошо там хозяйничают Викен и Скиве. Формально оба лишились титулов, но даже их усадьбы прихвостням Святогора взять не удалось – они и высадиться толком не смогли. Так что мятежники там сейчас скорее те, кого прислал Святогор. Сотни три, не больше, раскиданы по половине острова, и силятся сделать вид, что они там власть, - и эта хорошая новость грела Ригинлейв сердце месяц от месяца. Как и еще одна, - остров Полоза и вовсе чист от захватчиков. Им планировали заняться после Трех сестер, но… - женщина усмехается в один момент со старым Магнусом, который радел за каждого мятежника, как за собственного сына. Наверное, он и видел своих мертвых сыновей в каждом из сепаратистов.

- Суровые воины Морозного, однако, нам не послужат. Их хэрсир, все его сыновья были зверски убиты. В живых осталась единственная дочь, от ее имени ныне правит «наместник». Убивать ее опасаются, потому что только через нее удалось добиться какой-никакой лояльности их дикого, пусть и немногочисленного теперь уже войска. Большая его часть предпочла полечь в битве с захватчиками, так что они приведут на помощь около трех сотен, которые, весьма вероятно, будут равны целой тысяче по своей эффективности, - Ригинлейв вздыхает, потому что мысль о том, что они будут сражаться с такими славными воинами, ее печалила. Как печалила и мысль о том, чтобы сражаться с ругаланнцами вообще.

- Может быть, нам и не придется с ними биться. Я давно знаю их воеводу-берсерка, мы сможем договориться, когда выступим к Хольмгарду, - заявляет Магнус, Ригинлейв кивает, но на самом деле, она не рассчитывает на гипотетические величины, предпочитая полагаться на то, что знает точно, или думает, что знает точно.

- Тихий и Княжий накинут ублюдку еще восемь сотен, а может быть, даже и больше. Если они и впрямь ему лояльны, не лгут и не выстрелят в спину, когда настанет время. В любом случае, сейчас их в Хольмгарде нет, - Ригинлейв задумчиво рассматривает карту, останавливая взгляд на Эгедале, - Если Эгедаль предоставит Святогору свои две тысячи, это осложнит ситуацию, но шпионы и он сам клянутся в том, что он верен ярлу, а не узурпатору, - и сейчас, как бы Ригинлейв ни желала не быть наивной, еще больше она не желала верить в то, что Асвальд тоже стал предателем.

- Как видишь, войско Святогора отнюдь не малочисленно, но на текущий момент разбросано по всему Ругаланну, и он не может пока собрать его вместе, потому что если стянет все силы в Йомсборг, в Хольмгард, или куда угодно еще, он потеряет уделы – их тотчас же возьмут мятежники, которые есть почти в каждом княжестве, - и захватив свои уделы назад, они костьми лягут, но не отдадут их обратно. И в такой ситуации удар с тыла по осаждающей город армии – лишь вопрос времени.

- До хольмганга у него остается чуть больше шести недель. Не слишком-то много времени, чтобы доподлинно узнать, что я в Брускеруде, успеть собрать свои войска и ударить по крепости. Если же придет малыми силами, - а двумя тысячами эту крепость не взять, даже пытаться не было смысла, - Выкопает себе могилу. Раскаленное масло, арбалетные болты, камни, катапульты, клетки смерти и дыры-убийцы, теналь, турель, надвратная башня… Все для него. Осаждать крепость долго он не сможет – побоится оставлять Хольмгард без защиты и хозяина, но еще – побоится и своего хозяина тоже. Владимир недоволен, раз здесь нет всего его войска, - или хуже. Владимир понимает, что его ублюдку-ставленнику не победить и сам готовится к войне, а потому лишних воинов не выдает, полагая, что проблему все равно придется решить самостоятельно, - А потому, Святогору нужен быстрый результат. Быстрый результат – мое убийство еще до хольмганга, в худшем случае – на нем. Ничто из этого не согласуется с долгой осадой. Поэтому, если ты спрашиваешь меня, считаю ли я, что в Брускеруде оставаться опасно, я отвечу тебе «нет». Ситуация не подразумевает этой опасности. Но если ты спросишь меня, страшит ли меня, что-то другое, я отвечу тебе: «да, страшит». И это перспектива битвы за Хольмгард, независимо от того, чем закончится хольмганг.

Подпись автора

Как и всегда, Ригинлейв не особенно эмоциональна в обсуждениях их планов, так что можно подумать, что ей все равно, но на самом деле, конечно же, это совсем не так. Она очень внимательно выслушивает Вигмара и его возражения. И в отличие от Магнуса, который был убежден в их победе чуть ли не одним его хирдом, потому что он верил в светлое и свободное будущее Ругаланна, как никто другой, княгиня готова была принимать альтернативные мнения и взгляды на текущую ситуацию. Всегда существовал шанс, что она что-то упускает. Всегда существовал шанс, что она видит ситуацию не полной. Шпионы – это хорошо, но те, кто побывал на местах, вел битвы, рисковал собой, видел войска противника и понимал, как они действуют, были и оставались важными советниками, которые влияли на мнение ярла, хотя и не формировали его полностью. Так что если Вигмар видел ситуацию не столь оптимистично, следовало дать ему право сказать об этом вслух. Прислушаться. Или развеять его сомнения и страхи, чтобы дать понять, что для них нет никаких оснований. Что они готовились к этому, и наконец, были готовы.

Женщина молчит. Молчит, проглатывая свое ощущение вмиг оборвавшегося сердца, когда слышит слова мужчины о том, что он собирается вернуться в Йомсборг. Пожалуй, это было то, чего она не хотела слышать больше всего на свете. И пожалуй, она могла просто потребовать от Вигмара, чтобы он остался и никуда не ехал, потому что… Потому что… Потому что он нужен был ей здесь. Ведь мотивации «я хочу, чтобы ты был здесь» было недостаточно для них обоих. Для нее, как для ярла, и для него, как для того, кто был ответственен перед своим уделом и своими людьми. Пусть, Ригинлейв хотелось тотчас же заявить, что он никуда не поедет, она терпеливо, спокойно и выдержанно дослушивает Вигмара до конца. И все-таки не может с собой ничего поделать, начиная не с аргументов, а то ли с просьбы, то ли с мольбы, то ли с приказа ярла. По-другому княгиня не могла. Она не требовала от Соларстейна, чтобы он ушел из Йомсборга и перестал рисковать собой и своими людьми, но теперь, когда он уже оказался здесь, она не могла просто так его отпустить. Потому что отпустить его она могла лишь на верную гибель.

- Твое место здесь, рядом со мной… - она осекается, понимая, что сказала не совсем то, что хотела, а потом поспешно добавляет, - Рядом со своим ярлом. И не только потому что ты нужен мне в качестве военного советника и в качестве ударной силы своего хирда, на случай, если окажешься прав и ублюдок все-таки появится поблизости, но и потому что возвращаться в Йомсборг для тебя и твоих людей сейчас – чистая смерть. Не только потому что вы утратили все припасы и безопасность убежища, которое у вас было, но и потому что вас будут там ждать, - припасы они могли взять из Брускеруда, а ждать, может быть, и не будут вовсе, зависит от того, как мыслил и чего желал ублюдок, который занял чужой удел и посмел называться хэрсиром, когда Ригинлейв признавала за этим уделом только хэрсира, что носил фамилию Соларстейн, но мотивировать свое нежелание отпускать мужчину, надлежало чем-то серьезнее, чем «я так хочу». Даже если она и впрямь этого очень хотела.

- Останься, Вигмар. Твои люди подлечатся и наберутся сил к решающей битве. И мы выступим к Хольмгарду вместе, - последняя фраза, однако, содержала в себе и самый неочевидный подтекст. Выступление к столице незадолго до битвы тоже таило для них недвусмысленную угрозу. Вне всякого сомнения, даже если беловодский ублюдок не убедится в том, что жена его в Брускеруде, он все равно будет делать все возможное, чтобы отыскать ее прежде, чем она дойдет до поля Хольмгарда, чтобы дать там бой. А стало быть, Ригинлейв попросту понадобится достаточно большой отряд, чтобы отбиться от предполагаемого или реального нападения. А значит, ее просьба к Вигмару была не только просьбой остаться в безопасности стен крепости, но и просьбой о защите тоже, - Кроме того, мы не можем позволить себе больше терять людей. Сейчас каждый из них на счету. А в Йомсборге ты точно потеряешь больше, чем оставаясь в Брускеруде, - или по крайней мере, Ригинлейв постарается сделать для этого все возможное.

- Это станет ударным кулаком под стенами Хольмгарда, - соглашается Ригинлейв, кивая, - Но на данный момент нет ровным счетом никаких сведений о том, что ублюдок созывает свою армию. Он не делает это либо потому что хочет сначала найти меня, - а слухи о том, что Ригинлейв в Брускеруде когда-нибудь просочатся, - Либо, потому что, как я уже говорила, он опасается потерять те позиции, которые держит. И да, этот риск велик, Вигмар, - женщина смотрит на него выжидающе, но спокойно и без тени тревоги в льдистых голубых глазах, - Потому что никаких «поодиночке» больше не будет, и неважно, останусь ли я жива, или умру, - потому что у нее, конечно, был план и на случай своей победы, и на случай смерти, - Еще с тех самых пор, как мерзавец начал искать меня по всему Ругаланну, я сообщила всем нашим сторонникам на островах, - потому что именно они виделись Ригинлейв наиболее ненадежными в исполнении ее решения, - Что в случае моей смерти и последующего сбора войск Святогором, - который будет виден им наглядно, ведь они исчезнут с территорий, где пришлось прятаться этим людям, - им надлежит признать ярлом моего кузена, Ормара, и выступить со своими войсками на сбор в его удел, - Аналогичный приказ получат и все остальные, в случае моей смерти или серьезного основания полагать таковую. Получат, подписанный моей рукой. И передать его удастся в очень короткие сроки, как и весть о моей гибели, потому что с этой целью мы намеревались использовать не гонцов и не воронов, а магию жрецов, - и Ригинлейв готова поклясться, что она слышит, как Магнус скрипит зубами по левую руку от нее, раздражаясь равно и приказом, который ему уже известен, и тем, что они вообще говорят о смерти княгини, и тем, что они привлекают к военному делу этих шарлатанов, которых он не любил и в грош не ставил.

- Но я не собираюсь умирать, - в жесте «сдаюсь» Ригинлейв поднимает руки вверх и смеется, - И да, я не намерена давать всем частям войска Святогора объединиться в одно, - и тут она вновь готова поклясться, как слышит, что Магнус сжимает свои пальцы в кулак, не желая вообще ничего знать об этом «сумасшедшем и сумасбродном» плане.

- Ты не пойдешь на Йерринг, Ригинлейв! – восклицает он своим раскатистым басом, так что впору было вздрогнуть, но княгиня не вздрагивает, а оборачивается на мужчину, взирая на него в явном удивлении. При всем ее уважении к нему, позволять себе подобным образом говорить с ярлом – очень плохая идея. И Магнус тоже понимает это, - Прости, ярл. Не сдержался. Но твой отец никогда не простит мне, если я допущу твою смерть, да еще и от руки паршивого предателя, - он нецензурно бранится одними губами и отводит взгляд.

- Нет, я не пойду на Йерринг, - Ригинлейв врала сейчас и Магнусу, и Вигмару, не чувствуя и тени стыда, - Я отправлю туда Эгедаля, - а это и впрямь было чем-то близким к правде.

Подпись автора

Ригинлейв не знает точно, в какой момент Вигмар Соларстейн, заносчивый мальчишка, который своей дерзостью чуть не угробил их обоих в набеге, вынудив сражаться с драконом, начал значить для нее больше, чем другие хэрсиры. Боги свидетели, она дорожила ими всеми. Дорожила их решением остаться на ее стороны в такие сложные времена. Дорожила тем, что они делали для нее и для Ругаланна. И все-таки отношение к Вигмару отличалось разительно. Никого княгиня не хотела видеть рядом с собой так сильно, как его. И это не имело никакого отношения ни к успехам или неудачам в их сопротивлении, это не имело никакого отношения к его хирду или даже к его верности. Это имело отношение только к нему самому. Просто в какой-то момент этот мужчина стал для Ригинлейв не просто хэрсиром и не просто сторонником. Но кем? Другом? Чем-то большим? Думать об этом было странно, ведь спина, испещренная шрамами от кнута и душа, пережившая бесконечное количество унижений, боли, страха и ненависти, твердили, что привязываться к кому-то, дорожить кем-то, кроме самой себя – очевидная глупость. Если какой-то мужчина сейчас и заслуживал внимания, то этим мужчиной, без сомнения, был Святогор. Потому что у Ригинлейв к нему было важное дело. Воткнуть меч ему в брюхо и повернуть по часовой стрелке, глядя ему в глаза, пока он захлебывается своей кровью.

И все же, хотя женщина едва ли может объяснить себе это, она ощущает радость, когда Вигмар говорит, что останется, раз она приказывает. Но княгиня не приказывала в этот раз, а пожалуй, лишь только просила. Если бы Соларстейн ответил «нет», она не стала бы настаивать. Попросту не смогла бы. Но теперь Ригинлейв не скрывает того, что очень довольно. Она коротко улыбается мужчине и кивает, - Благодарю тебя, Вигмар. И за твою верность, и за твое решение. Это бесценно для меня, - ей следует сказать или хотя бы подумать «как бесценна верность всех остальных», но это ложь. И ничего подобного Ригинлейв не думает. Она относится к хэрсиру Йомсборга иначе. Ничего не может с собой поделать. И пока не собирается себе это объяснять. Потому что у них есть дела поважнее. Об этих делах надлежало помнить прежде, чем обо всем остальном. Уж точно прежде, чем о привязанности, которой вообще не могло возникнуть, пока Святогор был жив, да и после едва ли.

О том, что эти двое, да и вообще весь Ругаланн скажут о кандидатуре Скьёльдунга на… На что угодно, ярл знала заранее. Знала, и именно поэтому вообще не хотела это обсуждать. Узнать именно эту часть плана все должны были сильно позже, когда все будет кончено, но сейчас ситуация расположила к иному, и этот разговор они уже начали. Вообще-то у Ригинлейв были все основания заявить, чтобы эти двое оба заткнулись и не мешали ей воплощать смелые планы, пуская в расход тех, кого не жалко, но княгиня не была бы собой, если бы не позволила всем высказаться, даже если находила эти высказывания максимально предвзятыми и лишенными толики объективности.

Были ли у людей в Ругаланне причины для предвзятости к хэрсиру Эгедаля? Были. Ведь пока все эти люди прятались по лесам, Асвальд Скьёльдунг дивно проводил время в собственной усадьбе. Нет, вопреки многочисленным сплетням и подозрениям, не было никаких свидетельств о том, что он на самом деле привечал у себя Святогора и чем-то ему помогал. Мог ли ублюдок заехать к Скьёльдунгу с неожиданным визитом? К сожалению, мог. И он делал это регулярно в отношении всех вокруг. Так умерла Ранди, не согласившаяся изменить мужу и отдаться выродку, который был горячим поклонником Беловодья, а тяготел все равно к северным женщинам. Но за пределами таких визитов, если они вообще наличествовали, Асвальд никак не проявлял своей лояльности узурпатору. Ни словом, ни делом, ничем. И тот факт, что он до сих пор сидел в своем уделе, живой, здоровый, как и все члены его семьи, убеждал всех ругаланнцев в том, что он был предателем. Иначе и быть не может. Вот только Ригинлейв знала, что своей безопасностью он был обязан если не Владимиру, при дворе которого рос, то уж его наложнице точно. Слухи из Беловодья приходили разные, но все они неизменно сходились в одном: Сольвейг Скьёльдунг имеет весьма крепкое положение при дворе. А потому, даже если бы являлся самым близким другом Великому Князю, Святогор все равно был бы вынужден сожрать собственный меч, если бы хоть пальцем тронул воспитанника любовницы Великого князя. Это было смертельно-опасное мероприятие. Не то, что сокрушить Асвальда или убить его, но даже быть с ним не слишком любезным. Такие аргументы ругаланнцам, годами скитающимся по всему северу, принять было сложно, Ригинлейв понимала. Но понимала она и то, что Скьёльдунг – не предатель. Он просто приспособленец, который не стесняется использовать то, что дали ему не то Боги, не то предки, не вообще его хаминьгья.

- Вы оба никуда не пойдете, - строго отрезала Ригинлейв. Она ценила верность и решительность обоих этих мужчин, но в планы княгини не входило потерять их в ближайшее время. А Йерринг не только был очень близко, он еще и был хорошо готовым. Войско, хоть и без ополчения, было собрано. Очевидно, что Фоборг готовился к войне, и очевидно, он отлично знал, что им придется столкнуться не с трусливыми беловодскими крысами, а со своими же земляками. А такое не оставляют без внимания и к такому предпочитают готовиться сильно заранее, что и демонстрировал чертов предатель. Так что, дело могло пойти таким образом, что само нападение приведет лишь к бессмысленным потерям. И если потерять хоть все войско Эгедаля Ригинлейв было не страшно, то увидеть смерть Магнуса и Вигмара – еще как. Хотя старого Магнуса, быть может, и не так уж сильно. Ведь в конечном счете, она не желала ему соломенной смерти.

- Асвальд Скьёльдунг – расчетливый и выверенный мерзавец, но он все-таки не предатель, - уверенно заявляет женщина, подходя к карте со стороны Эгедаля, - Я знаю, что после всего пережитого, вы ненавидите его на интуитивном уровне, и ваши чувства и эмоции понятны, но вся его вина лишь в том, что ему повезло быть потомком любовницы Владимира. Святогор до трясучки боится тронуть его хоть пальцем, а потому ничего от него не требует и вообще не суется в Эгедаль. Да, Скьёльдунг боится утратить даже такое расположение, а потому не предпринимает никаких мер, но для нас это и к лучшему. У нас посреди стана врага свой плацдарм и войско, которое мы можем использовать для своих целей, - и пусть Магнус за спиной пыхтит и бормочет себе под нос, сколько угодно. Правда была в том, что хэрсир Эгедаля – их ресурс. И его надо было использовать.

- И мне не нужен другой человек, потому что никем другим в этой ситуации рискнуть я не имею права. Вы оба верны мне и нужны здесь, а затем при Хольмгарде. Ормар далеко, остров Полоза – еще дальше. Ставангер в паршивой ситуации, про Йомсборг вы и сами знаете. Других вариантов у нас нет, - она вздыхает, вообще-то и не предпочтя бы никакого иного варианта, - Кроме того, Эгедаль клянется в верности и лояльности мне, но как вы и сказали, он еще никак не проявил оную. Теперь у него появится шанс. А у меня – шанс убедиться в его верности. Он либо соберет войска и двинется на Йомсборг, разобьет тамошнего предателя и принесет мне его голову, либо мы победим при Хольмгарде, а затем я сама казню его за измену.

Подпись автора

В одном Вигмар и Магнус были правы безусловно: доверять Эгедалю было рискованно и большой надежды на него не было. Вот почему к походу на Йерринг княгиня готовилась, в первую очередь, сама. И до прибытия Вигмара имела неосторожность сказать об этом вслух, вызвав тревогу и гнев старика, который упрямо утверждал, что если Ригинлейв решится на такую безумную авантюру, он непременно пойдет с ней. Но как раз этого женщина допускать не намеревалась. Не потому что не верила в твердость руки и остроту меча Магнуса, а потому что не знала, чего именно им ждать от предстоящей атаки и насколько опасной она окажется. Если станется так, что Эгедаль предаст ее, не придет или того хуже – предупредит Йерринга о том, что на него готовится нападение, шансы того, что Ригинлейв не удастся сбежать, были далеко не нулевыми. А хоронить своих самых верных союзников она уж точно не собиралась. Ведь даже если княгиня будет взята в плен, чтобы быть переданной узурпатору – в том, что Йерринг не станет ее убивать, она не сомневалась – было бы до крайности хорошо, если бы у них были готовые боевые подразделения неподалеку. Хирд Магнуса вместе с хирдом Вигмара были убедительной силой. Если же Эгедаль сдержит свое слово, останется верен ярлу и приведет свое войско на битву в Йерринг, то вопрос его верности сразу окажется закрытым, Фоборг вместе со своим удельным князем уничтожен, а они все получат значительное преимущество перед битвой в Хольмгарде.

Впрочем, следовало признать и то, что в текущих условиях оставлять Вигмара и Магнуса без работы и без боевых задач, было плохой идеей. Не только потому что сидя без дела они начнут творить глупости, выдумывать себе боевые задачи сами, а равно вести себя, как дети, но и потому что им и впрямь было, чем заняться перед походом на Хольмгард. Ригинлейв уже говорила, что чем больше приспешников ублюдка они уничтожат, тем лучше будет для всех них, но еще она знала, что чем больше их не придет, не успев причинить никому вреда, а не пав в сражении, в котором поляжет и часть хирдманов союзников, тем больше вероятности из победы у Хольмгарда. И хотя вообще-то дело тоже было рискованным, отказывать Магнусу и Вигмару еще и в этом, княгиня никак не собиралась, хотя будь ее воля, и тут сделала бы все сама, или хотя бы взяла на себя командование. Теперь же она обходит стол и упирается указательным пальцем в Хольмгард. Зачем ведет его по карте до обозначения корабельного двора и пристани рядом. Это были масштабные строения, рассчитанные на то, что из столицы будет уходить в набег большое количество кораблей. И когда-то хольмгардский флот был одним из лучших во всей Арконе, потому что это была часть их жизни. Сейчас дело обстояло иначе, потому что в набегах они не были очень давно, корабельщики если и работали, то только, чтобы не сойти с ума от безделья, а Святогор истово ненавидел все, что связано с набегами и морем. Но теперь у него не особенно был выбор.

- Мы с вами говорили о том, что на битву за Святогора придет часть войска Морозного острова. Часть, потому что остальная полегла, когда началось противостояние между сторонниками рода Трюгг, которые утверждали, что девчонка должна занять место ярла и сторонниками Святогора, которые убили ее отца, мать, дядек и деда, а теперь хотели взять девчонку в плен и назначить наместника, - женщина вздыхает, думая о том, что сама она никогда не хотела бы такое пережить, а если девочка все еще сохранила здравый ум и мужество, нужно освободить ее, как можно скорее и вернуть ей ее наследие, - Во время шести недель жестокого противостояния, кровопролитных сражений и вялых попыток договориться, сгорела часть основной усадьбы, пристань, корабельный двор и весь порт. Так что продовольствие на Морозный стали возить на тех немногих кораблях, которые остались в Хольмгарде. И эти же корабли должны будут привести воинов Морозного в столицу на бой, - и это было плохой новостью, потому что сражаться с теми, кого за глаза всегда называли медведями, а в глаза – берсерками, было непросто. Нередко один воин с морозного стоил трех воинов севера с континента, не говоря уже о том, что один с Морозного стоил пяти из Беловодья. Да, Магнус мог оказаться прав. Он был авторитетом для воеводы Морозного, он дружил и с дедом, и с отцом, и с дядьками нового хэрсира, но могло статься так, что это уже тоже не имело никакого определяющего значения, и они не станут его слушать. Ведь что-то Святогор им пообещал, раз они предали своего ярла, своего хэрсира и дом, которому служили поколениями. Это было аргументом к тому, чтобы сомневаться в состоятельности надежд старика. И Ригинлейв хотела предотвратить риски, пока это было возможно.

- Я хочу, чтобы вы взяли небольшой отряд лучших хирдманов, по границе со Славью дошли до восточной границы Йомсборга, там в маленькой рыбацкой деревушке под названием Рогнан вас будут ждать готовые драккары. Когда-то там их было десять, но на ходу сейчас наверняка не больше пяти. На воду их спустят со дня на день по моему приказу. Для того, чтобы получить к ним доступ, вам нужно будет найти деревенского старосту по имени Рёк, а взамен дать ему пару лошадей и пару хидрманов, которые проводят его самого, его семью и всех, кто пожелает отправиться с ними, сюда, в предместья Брускеруда, где они разместятся в соседней деревне, - так как не было никаких сомнений в том, что Святогор непременно узнает, что жители Рогнана остались верны Ригинлейв, оказали ей помощь и помощь эта сорвала часть их планов, - Здесь, - она двигает красный флажок, указывая, где именно располагается деревня, хотя Вигмар итак наверняка знал о ней.

- На драккарах вам будет необходимо дойти до Хольмгарда. У побережья еще могут быть отдельные патрули, но глубоко в воды Ругаланна они не заходят, скорее всего, вы пройдете свободно и без каких-либо сложностей на пути. На месте вы должны будете сжечь корабельный двор и пристань, но особое внимание уделить кораблям. Их немного, благодаря ублюдку, но именно они привезут воинов с Морозного на битву. Или не привезут, если вы справитесь, - женщина отмечает пристань Хольмгарда. Она не испытывает жалости от перспективы ее уничтожения, хотя понимает, что после, на восстановление, придется потратить изрядное количество средств и ресурсов.

- Обращаю ваше внимание на то, что это – вовсе не та задача, на которую нужно положить свою жизнь. Пристань и корабельный двор не так, чтобы очень хорошо охраняются, но конечно, если вас заметят, отбиваться от вас будут стражники Хольмгарда, а может быть, и дружина Святогора. При любом намеке на опасность вам не нужно и нет никакой нужды стоять на смерть. Возвращайтесь на корабли и плывите обратно. Преследовать вас никто не будет – не успеют, да и не особенно-то смыслят в северном судоходстве беловодские крысы, - она криво усмехается, признавая, однако, что в Хольмгарде, увы, остались не одни только беловодцы, - По возвращении корабли нужно будет сжечь, а затем, как можно скорее прибыть в Брускеруд.

Подпись автора

Задание, которое Ригинлейв собиралась поручить Вигмару с Магнусом, вовсе не казалось ей проще уничтожения Йерринга. Море было непредсказуемой водной стихией, а сказать заранее, что их будет ждать в Хольмгарде, женщина не могла. От удела предателя же она точно знала, чего именно ожидать и какие последствия это может иметь и для Эгедаля, и для нее самой. Вообще-то с точки зрения скорого хольмганга, это, конечно, было безумием – идти на Йерринг самой, ведь с учетом обстоятельств, у их партии не было жизни дороже, чем жизнь ярла. Вот только сама она так не считала. И не считала справедливым то, что люди будут сражаться за нее, а сама она станет отсиживаться в безопасности, надеясь, что Святогор не отыщет ее до самого сражения в Хольмгарде. Кто станет биться за такого лидера? И стоило ли за нее вообще биться, если пока ее люди гибнут, сама княгиня прохлаждается под защитой замка матери? Так что подобного вопроса для нее не стояло вовсе. Но и тревогу за то, как пройдет дело Вигмара и Магнуса, женщина испытывала тоже. Уж очень ей желалось, чтобы они оба остались в живых и вернулись к ней, а Вигмар сдержал обещание и находился рядом со своим ярлом, когда будет ей больше всего нужен.

- Надеюсь, что ты прав, Магнус, - улыбнулась ему женщина в ответ на комплимент, - Ведь война это не только о том, кто кого перебьет. Это, в первую очередь, о том, кто кого передумает, - и как бы там ни было, сколько бы Ригинлейв ни называла своего мужа идиотом, в широком смысле болваном он не был. Он смыслил в воинском начале, он здраво оценивал собственные возможности, он был хорош в стратегии и тактике, а это было уже совсем не мало. Те ошибки, которые Святогор совершал, он совершал только потому что не знал края, в который приехал. И женщина была уверена в том, что будь он в любом ином княжестве Арконы, без сомнения, сумел бы своими методами добиться всего, чего желает. Так что для того, чтобы передумать его, Ригинлейв требовалось подключать и свои знания, и своих советников, потому что, чего таить, опыта ей явственно не хватало, ведь она ни разу еще не устраивала мятежей и не была ни на одной большой войне. А теперь вот сама устраивала ее.

- Мудрая мысль, Вигмар. Делайте так, как считаете верным, - соглашается женщина, полагая, что дальнейшее планирование ляжет на плечи Магнуса и Вигмара, так что они сами выберут день своего выхода из Брускеруда и то, как именно они осуществят необходимые действия. Саму Ригинлейв это беспокоило только с точки зрения собственных планов. Она отчего-то знала, что хэрсир Йомсборга не позволит ей пойти на Йерринг, доверившись Эгедалю. И конечно же, этого ей не позволит и старый Магнус. А раз так, значит, следовало дождаться пока они уедут и выступить после. Так тому и быть. Письмо в Эгедаль уйдет завтра. Пусть готовит войска. И дадут Боги ему оказаться в самом деле верным хэрсиром, потому что если нет…

Мысли женщины прерывает начальник стражи, стремительно пересекший зал и склонившийся в поклоне. В дверях уже стояла мать, явно готовая к новостям, которые не порадуют их всех. И Ригинлейв знала, что не порадуют, потому что с таким лицом поздним вечером по веселым поводам стражники не приходят. Вряд ли также и что дело было в том, что хорошенько напившись, хирдманы Вигмара и Магнуса решили массово подраться, надавав друг другу знатных тумаков. Потому что если о дисциплине в хирде хэрсира Йерринга Ригинлейв знала мало, дисциплина рядов старика не страдала ровным счетом никогда, и дадут Боги, не начнет. Нет, конечно, дело было в чем-то другом. Ярл желала знать, в чем именно.

- Докладывай. Это военный совет. Скрывать мне нечего, - женщина кивает на двух мужчин у стола, стражник медлит всего мгновение, - дозор с северо-запада сообщил о большом отряде под флагами узурпатора, направляющийся в сторону Брускеруда. Они будут здесь еще до рассвета, - и насколько до рассвета, Ригинлейв отлично понимала. Весть уже пришла, видели их явно не на границе удела, а значит, времени у них было всего ничего. Мобилизовать хирды Магнуса и Вигмара не представлялось возможным, да и нужды никакой не было. Пока воины пировали на внутреннем дворе, надлежало разобраться с угрозой здесь.

- Ясно, - спокойно отвечает княгиня, коротко кивая, - Поднять улфхеднаров и треть моего хирда. Не нужно беспокоить тех, кто занят на пиру – подними только тех, кто несет дозор и отдыхает в южном бараке. Пусть займут позиции за кожевенной и пекарней неподалеку от главных ворот в полном вооружении. Убедись, что на стенах достаточно арбалетчиков. Главу ульфхеднаров ко мне, - известие едва ли всерьез обеспокоило Ригинлейв, и встревоженной она ничуть не выглядит. Напротив, происходящее вполне ожидаемо, ведь Вигмар предупредил их заранее.

- Матушка, - Ригинлейв жестом приглашает мать войти, и Рангрид входит в зал и подходит к столу, вежливо здороваясь сначала с Магнусом, затем с Вигмаром. Старик, при этом, расцветает, как бутон цветка на ярком солнце, витиевато выражая и свое приветствие тоже.

- К замку идет отряд преследователей Вигмара, не менее четырех десятков человек, а может быть, и больше. Они будут здесь уже совсем скоро. Я бы хотела, чтобы ты встретила их со всем радушием и впустила всех внутрь, - Рангрид смотрит на дочь внимательно, никак не выражая своего непонимания или неодобрения, явственно ожидая от нее пояснений, - Когда это произойдет, когда они все окажутся внутри, я дам распоряжение арбалетчикам начать расстреливать их со стены и из башни. Ульфхеднары прикроют тебя, и ты вернешься в замок. Мой хирд в этот момент нападет на них тоже. Все будет конечно быстро и с минимальными потерями с нашей стороны, - тела беловодских собак погрузят на телеги следующей ночью и закопают у леса неподалеку. Если все удастся, отряд из Хольмгарда попросту исчезнет без единого следа, причем буквально: дождливая мартовская погода смоет их раньше, чем кто-то успеет хоть что-нибудь выяснить, - Важно не дать уйти ни одному из них. Никто не должен сообщить Святогору о случившемся. Пуст ищет свой отряд хоть по всему Ругаланну, - хотя без прямого доклада он и искать не станет. Сам отправил их бороться с мятежниками, значит, предполагал возможность гибели. Пропали? Перебиты повстанцами, ничего не поделать. Так бывает.

- Это и к лучшему, - взглянув на Вигмара, женщина коротко улыбнулась, не желая, чтобы он тревожился о том, что привел за собой преследователей, - Каждый десяток убитых беловодских собак – дополнительные шансы на нашу победу.

Подпись автора

- Так и поступим, - отзывается Ригинлейв на слова Вигмара, находя это вполне разумным. У нее было предостаточно вариантов, кого отправить за ворота, но Магнус вызвался сам. Так тому и быть. Не было никаких причин запрещать старику вести своих людей в бой, к тому же, что беловодцев здесь будет не настолько много, чтобы тревожиться о выживании Магнуса и его хирда. Так что и на его предложение женщина коротко кивнула, - Хорошо. Здесь, - она тычет пальцем в пролесок на подъезде к Брускеруду, совсем близко к деревне, - Если они побегут, то этой дорогой. Возьми своих людей и займите позиции там. За деревьями и кустами ни зги не видно. Если кому-то удастся спастись, добейте всех, никого не оставляйте в живых. Как все будет кончено, пошлите в замок за телегой. Нужно будет погрузить тела. Ни одного намека на прошедший бой не должно остаться, - не то, чтобы Ригинлейв не доверяла местным и не считала их безоговорочно преданными хустру Рангрид, но могло быть всякое. Княгиня не хотела рисковать осадой замка, хотя и не боялась этой самой осады ни капли.

Глава ульфхеднаров явился почти мгновенно. Обо всех новостях он, конечно, уже знал, был трезв, как стекло и готов действовать, что бы княгиня ем ни приказала. Она, однако, дает всего одно распоряжение: охранять хустру Рангрид любой ценой и отдать на ворота приказ – закрыть их, как только все беловодцы будут внутри. Никуда они не уйдут, даже если попытаются. А если кому-то удастся сбежать, то Магнус, уже успевший склонить голову перед приказом ярла и удалиться к собственному хирду, закроет этот вопрос мгновенно. У Ригинлейв не было причин сомневаться в том, что они справятся, а потому она была спокойна и собрана. Разве что, надлежало переодеться из платья в доспехи, но на это у них еще есть около часа.

- Отправлюсь. Если хочешь взять кого-то из своих хирдманов на бой, то у тебя есть время отвлечь их от пира. Если нет, то твоего участия мне будет вполне достаточно. Встретимся во внутреннем дворе через полчаса, - коротко распоряжается женщина. В зале она больше не задерживается, на ходу перекидывается парой фраз с матерью, на всякий случай выставляет дополнительную охрану у того крыла замка, где располагались спальные комнаты детей, скорее даже из соображений, чтобы те, особенно мальчишки, не полезли на улицу поглазеть на битву, нежели из соображений того, что в замок может кто-то проникнуть. После Ригинлейв переодевается в доспехи, берет «Винланд», в который раз разочарованно отмечая, что он отказывается загораться в ее руках, и идет во внутренний двор. К этому времени большинство приказов исполнены неукоснительно, и Ригинлейв остается лишь отметить это. Хирд ее трезв, чист и, очевидно, снят с патруля, либо разбужен, потому что все знали, что княгине может взбрести в голову куда-то уехать в любой момент, так что если от нее не поступало распоряжений «пить, веселиться и отдыхать», лучше не заниматься самовольством.

- Все готово, госпожа. Хустру Рангрид будет под надежной защитой, не тревожьтесь, - коротко отчитывается глава ульфхеднаров и встречает одобрительный кивок со стороны ярла. Сама она собирает отряд, достаточный, чтобы отразить нападение даже без арбалетчиков и размещает его за зданиями. В ночной тьме не представлялось возможным распознать ровным счетом никакой угрозы ни в одной части замка. И как же хорошо, что ублюдки прибыли именно ночью.

Долго ждать им не приходится. Совсем скоро слышится топот коней по мосту, затем стук в запертые наглухо ворота, а затем грубый мужской голос возвещает, что прибыли люди ярла Святогора. Ригинлейв неприязненно кривится. Стражник закрывает окошко, делая вид, будто бы ему нужно с кем-то поговорить. Проходит не менее четверти часа, прежде чем ворота открываются, следом поднимается их решетчатый ярус, а затем и еще один. Рангрид решительно, деловито и спокойно выходит к незваным гостям, с таким видом, точно и тени волнения она не испытывает. Мать, облаченная в пепельный бархат, с уложенными в замысловатую прическу волосами, выглядит потрясающе. Ей сорок четыре года, но найти в Ругаланне женщину, которая отличалась бы такой же статью, красотой и внешней молодостью в свои годы, довольно сложно. И впечатление, которое она производит, явно распространяется и на главу карательного отряда, который не только восхищен, но и растерян. Его беловодское воспитание все еще не дало до конца понять, что на севере женщины могут позволить себе говорить с мужчинами, появляться на глазах у мужчин, и не скрываться даже под самыми дорогими тканями, пряча лицо и тело, как если бы в самом существовании женщины было что-то преступное.

- Х-хустру Рангрид, - тянет он, спешиваясь. Ему и хотелось бы остаться верхом, демонстрируя свое преимущество и свою неуместную гордыню, но под взглядом и уверенностью, которую источала мать, это было довольно сложно. Общаясь с Рангрид, невольно желалось расположить ее к себе, заслужить ее одобрение и ответное уважение, а вовсе не попытаться унизить или запугать. Потому что ты сразу понимал, что это попросту невозможно. А показать себя невоспитанным идиотом – еще как.

- Простите, что потревожили Ваш покой посреди ночи. Нет никакой нужды… - он указывает на стражу, которая окружает хозяйку замка, - Мы вовсе не желаем ничего дурного и пришли сюда с уважением к Вам, - он растерян под молчанием и равнодушием Рангрид, а потому подбирает слова, даже не слыша, как механизм ворот один за другим опускает ворота, отрезая шанс к спасению. Всадники, из числа тех, что были в конце, озираются, но не позволяют себе отвлечь лидера этой шайки от беседы, но уже начинают, что-то подозревать.

- Мы лишь ищем шайку разбойников из Йомсборга. Шли по их следам, но дождь размыл их, и мы потеряли их в десяти милях к северу отсюда. Мы лишь желали узнать, нет ли у Вас каких-то вестей об этом. И, если позволите, попросить приюта на одну ночь до рассвета, чтобы не выдвигаться на поиски во тьме, - он почтительно склоняет голову, ожидая ответа.

- Добрый вечер, - ровно отвечает мать, - Брускеруд всегда рад помочь и оказать содействие людям ярла, - женщина холодно улыбается, - Подлинного ярла, разумеется, а не ублюдка, узурпировавшего престол моей дочери, - отвечает Рангрид, тут же отступая в сторону.

- Старая лживая сука! – выплевывает мерзавец, - Убить всех! – он выхватывает меч в одночасье, но ульфхеднар, защищающий Рангрид, оказывается проворнее. Он встает на пути у нападающего, в то время как мать почти свободно, хоть и очень торопливо, возвращается в замок.

- Огонь! – командует глава стражи на стене, и арбалетчики, все это время прятавшиеся за зубьями, встают в полный рост, делая свои первые выстрелы.

- В атаку! Не щадить никого, - и Ригинлейв первая бросается на мерзавцев, на ходу отмечая, что их несколько больше, чем ей доложили раньше. Тем лучше. Отправят в могилу побольше беловодских крыс.

Подпись автора

Заведомая обреченность беловодцев была очевидна для Ригинлейв, но возможно, не столь очевидна для них самих. Им невдомек было, что в крепости людей столько, что они перебили бы даже небольшую армию, но это и к лучшему. К лучшему и то, что враги испытывали чрезмерную уверенность, не имеющую никакого соотношения с реальностью. К лучшему и то, что они не могли никому доложить о том, что в Брускеруде собираются сторонники Ригинлейв. И теперь они уже никогда и никому об этом не доложат. Впрочем, ярл все еще была убеждена в том, что если Святогор и не знал наверняка, то точно догадывался о том, чем является в сути своей замок тещи. Но пока это не мотивировало его действовать опасно для обитателей последнего безопасного места в Ругаланне, следовало мириться с этим знанием. Как и с тем, что любого беловодца, который вздумает сюда сунуться, ждет смерть.

Ригинлейв отбивает атаки врагов как-то удивительно легко для себя прежней. В этом, без сомнения, заслуга Игоря, которого теперь здесь нет, но чьи уроки она отлично помнит. Наверное, прежний наставник сказал бы, что княгиня сражается, как беловодка. Наверное, он не был бы ею горд, но в конечном счете, это не имело определяющего значения, покуда это помогало княгине выживать в битве, побеждать и снова оттачивать свое воинское мастерство. Правы были те, кто говорит, что Святогор – хороший воин и победить его будет нелегко. Так оно и есть. А значит, каждое новое сражение следовало использовать себе во благо, надлежало полностью и всецело отдаваться битве и быть благодарной за то, что есть возможность обучиться чему-то, что может иметь значение в бою с узурпатором.

Меч входит то в одно, то в другое тело, точно не встречая особого сопротивления вообще. Внимание Ригинлейв не сфокусировано ни на ком конкретно. Убив одного, она переходит к другому, и все, что ее волнует – общий ход сражений, который следовало здраво оценивать, чтобы не допустить чрезмерных потерь. Чрезмерных они и не допускают. Да это и вряд ли возможно, учитывая неравную численность и преимущество в виде арбалетчиков на возвышенности. Все заканчивается быстрее, чем можно было ожидать. И только звук боевого рога теперь остается сумрачным беспокойством в сознании. Угрожала ли старому Магнусу реальная опасность? Стоило ли сейчас отправить ему на помощь еще людей? Могло ли так статься, что беловодцев окажется намного больше ожидаемого? Вопросов сейчас больше, чем ответов. Но ответы ей непременно даст выживший ублюдок.

- Хочу. Оставь его в живых, - просит Ригинлейв, озираясь по сторонам прежде чем убрать «Винланд» обратно в ножны, - Он расскажет мне все, что знает, а у меня много интересных вопросов, - ведь даже при наличии целой сети шпионов иной раз всегда есть, что уточнить. И в первую очередь – весь ли отряд беловодцев они перебили в крепости, или рог призывал подкрепление, - Сколько вас? Вы привели в замок всех? – ублюдок пучит глаза, глядя на женщину, и явно собирается выдать какую-то гадость. Ригинлейв не собирается этого дожидаться, а потому просто берется за сломанное древко арбалетного болта и нажимает на него под уклоном. Раздается дикий вопль и грязные ругательства.

- Мы можем продолжать так вечно. Или ты можешь рассказать мне все, что знаешь, и умереть спокойно. Обещаю тебе легкую смерть от меча, а не полубезумную жалкую участь запытанного до смерти, седого за пару недель выродка местных подземелий, - а уж в способностях своих ульфхеднаров выбивать нужную информацию, княгиня не сомневалась ни единого мгновения. Как не видела и особых причин для беловодца сопротивляться. За что он сражался на чужой земле? За своего господина? Нет. В мерзавцев редко верили настолько, чтобы идти за ними на смерть. Скорее всего, за золото и щедрые обещания, но зачем золото тому, кто все равно уже не жилец?

- Рог сообщил отряду за холмом, что Брускеруд опасен. Они направятся в Йерринг за подкреплением. Скоро крепость осадят. И вы все здесь подохнете, - он хрипло и мерзко усмехается. Ригинлейв поднимается на ноги и подзывает к себе одного из своих ульфхеднаров. На Йерринг ублюдки должны были идти по дороге, которая свяжет их с Магнусом, но подстраховаться все равно следовало. В таком деле лучше избегать неожиданностей.

- Возьми три десятка всадников. По дороге на Фоборг найдите и перебейте всех. И быстро, - не было никаких сомнений в том, что приказ будет выполнен должным образом. И хорошо бы еще, чтобы в нем не было никакой нужды. Малейший риск того, что кому-то удастся сообщить о случившемся и Брускеруд окажется в довольно паршивом положении, чего Ригинлейв избегала всеми доступными себе способами.

- Раненых в лазарет, убитых выродков – на телеги, сообщить мне о погибших. Выбейте из этой швали все, что он знает, а потом насадите на меч. Я обещала ему быструю смерть, - распоряжается Ригинлейв, наблюдая за тем, как поднимаются ворота и конный отряд выезжает за пределы крепости.

- Что ж, полагаю, вопрос твоих преследователей мы решили и отомстили за твоих павших воинов, - тут в пору было бы усмехнуться, демонстрируя свое превосходство над беловодскими крысами, вот только Ригинлейв не находила поводов для усмешек, когда речь шла о хирдманах, которым довелось отдать жизнь за их дело. Она и впрямь рада была возможности мести за каждого убитого и поклялась, что беловодцы им за все заплатят. Так оно и будет.

- Дождемся Магнуса в крепости. Идем, - женщина хлопает Вигмара по плечу и торопится в замок, пока во дворе разбираются с трупами. Двое со стороны защитников крепости были тяжело ранены, ими занимались жрецы, но смертей удалось избежать, хвала Всеотцу. Оставалось надеяться, что и целители поработают должным образов, не пополнив число потерь, коих и без того уже было немало.

Магнус тоже не заставляет их ждать. Он возвращается чуть меньше, чем через два часа, перед самым рассветом. И старик не лгал. Битва делала его свежее, энергичнее и моложе на два десятка лет. Глаза его блестели, рука была тверда, а сам он воодушевлен и тверд в своем желании рассказать, как они перебили всех до единого беловодца. Отряд Ригинлейв возвращается намного позже с вестями о том, что никаких иных боевых единиц в округе не было, они прочесали всю дорогу до самого холма, с которого уже видно Фоборг вдали, не нашлось никого и ничего подозрительного. Значит, ожидать осаду замка в ближайшие дни не следовало. И это хорошо. У них впереди еще были дела и помимо попыток выжить в крепости, которую силится занять враг.

Подпись автора

Больше их никто не беспокоил. Ригинлейв удвоила количество разведчиков по Йеррингу, не желая пропустить какого бы то ни было движения, регулярно получала донесения из дальних углов Ругаланна, но никаких тревожных известий больше не приходило. На неделю наступило затишье, в котором можно было очень удобно готовиться в обеим вылазкам. Одной, которая была всем известна, и одной, о которой знал только глава ульфхеднаров ярла, испытывающий попеременное стремление сказать, что если Эгедаль не придет – они все погибнут и просто рассказать всем вокруг, куда они собираются, что Магнус и Вигмар никуда не уходили, а поддержали княгиню в ее очень опасной затее, где было всего два варианта: либо Эгедаль приведет свое войско, не тронутое ни единым пальцем, целое, сытое, отдохнувшее и здоровое, и они победят, сравняв Йерринг с землей, или Эгедаль окажется предателем, и самое лучшее, что будет ждать Ригинлейв – пленение, а затем и позорная смерть со всеми, кто пойдет ее спасать.

Конечно, княгиня тоже это понимала. И у нее не было никаких причин для того, чтобы доверять Асвальду хоть сколько-нибудь. Она послала лишь одно письмо. Ответ на него пришел даже скорее, чем Ригинлейв ожидала. И ответ этот был четким, прямым и без намека на увиливание. Эгедаль писал, что будет рад исполнить приказ своего ярла. Точка. Подпись. Печать. Он не уточнял, что это был за приказ, на случай, если гонца кто-нибудь перехватит. Он не уточнял, какому именно ярлу верен. В этом виделась единовременно и подлая хитрость, и разумная осторожность. Иными словами, никаких твердых впечатлений о том, чего ждать, у Ригинлейв так и не появилось. Но она все равно собиралась рискнуть.

Женщина благословляет Вигмара и Магнуса на предстоящий им поход, желает удачи и сама провожает из крепости. После этого у них есть ровно один день на полноценные сборы, за которыми тревожно наблюдает Рангрид. Она и хотела бы возразить дочери, но не может. У них у всех здесь есть свои роли, и хустру отлично знает свою. Заботиться о замке и его обитателях – обо всех обездоленных, незащищенных, лишенных крова, родных, но обретших новую жизнь и новую веру в этих стенах. Рангрид сумела убедить женщин, потерявших мужей и веру в будущее, детей, оставшихся сиротами, калек, которые не видели больше будущего в том, что жизнь не закончилась, в том, что они все нужны, они все важны, их любят, у них есть будущее и надежда, как они есть у всего Ругаланна. И как бы ни тревожилась женщина за дочь, она не должна была выражать свои беспокойства. Она должна была заниматься тем, что ей вверили, тем, в чем была хороша, и тем, что воистину было необходимо. Потому что войну должна была закончить Ригинлейв. Но что будет после этого? Их жизнь, их будущее было в этих детях, в этих женщинах, в смелых мужчинах. Их Рангрид обещала сохранить. И помня о своем долге, она лишь вышла на высокую башню, провожая хирд Ригинлейв и саму Ригинлейв в ее поход, молясь асам, чтобы тот не стал для нее последним. Не только из-за ее материнского страха и боли от потери всех прочих детей, которые пережили свою мать. Но и из-за того, что все их будущее теперь зависело от нее и ее решений.

Несмотря на то, что план княгини можно было счесть безрассудным, а отчасти он таковым и был, она хорошо готовилась. Разведчики еще утром принесли свежие сведения, которые гласили, что Йерринг сидит в своей усадьбе и все его войско собрано в предместьях Фоборга. Хорошо. Когда крысы собрались в одном месте, их проще всего уничтожить. Сообщили они и о том, что патрули начинаются сразу за холмом, а форпосты – от конца старого восточного тракта. Это было довольно удобно, и будь ярл на месте хэрсира Йерринга, приказала бы к чертям вырубить весь восточный лес, потому что он находился в низине, был очень плотным, и при желании там можно было спрятать огромное войско. Не видно его было ни днем, ни тем более ночью. Полагался на патрули и разведчиков? Не повезло. Их передовые конные отряды Ригинлейв зачищали намного раньше, чем те могли заметить приближение опасности. Напрасных чаяний, однако, женщина не испытывала. Отлично понимала, что отсутствие отправленных патрулей и шпионов тоже вызовет подозрения, так что времени у них немного. Скоро их начнут искать, и как бы хорошо они ни спрятались, обязательно найдут. Это лишь вопрос времени.

И как раз время им тратить было не должно. По плану они должны были подойти к лесу примерно в одно и то же время. Эгедаль немногим позднее, потому что ему предстояло пройти малозамеченным чуть ли не через весь Йерринг, и даже с учетом форы в два дня, ему понадобилась бы еще половина, а может и того больше, чтобы дойти до места встречи. Была мысль скоординировать атаку с двух сторон, заодно вызвав полнейшую дезориентацию, но беда была в том, что с координацией действий, когда повсюду враги, патрули и разведчики, тоже существовали некоторые проблемы.

Как бы там ни было, а Ригинлейв успела спрятать свой хирд в лесу даже раньше ожидаемого. Без костров, горячей еды и света долго они здесь могли продержаться едва ли. Спасали только бутылки с магическим теплом, которые дали им жрецы, да и те были рассчитаны только на трое суток. Иными словами, Эгедалю следовало поторопиться. И особенно явно это стало тогда, когда посреди ночи они поймали не вражеского шпиона, а сбили с коня и едва не прикончили своего же гонца. Гонец этот несся, как безумный, из Брускеруда по приказу хустру. В нем содержались сведения от разведчиков: Святогор со своими ублюдками идет к Йеррингу. И судя по дате письма, будет там уже к завтрашнему полудню. И это были очень паршивые вести. Либо выродок знал, что Ригинлейв собирается напасть на Йерринг – от Эгедаля, или как-то еще, либо он привел свои войска в Фоборг, чтобы объединиться с хэрсиром и осадить Брускеруд. Неизвестно, что из этого было паршивее, вот только Асвальд задерживался – должен был прибыть еще к вечеру, а время тянулось к полуночи, а его все еще не было. Каждый час же теперь приближал их к падению. Воинов же Ригинлейв могло и не хватить на то, чтобы перебить всех предателей. Можно было полагаться на эффект неожиданности и панику, но если Эгедаль – предатель, то и этого не будет тоже. Нужно было либо возвращаться в Брускеруд, либо атаковать немедленно. И ярл не собиралась отступать, потому что понимала, что если позволит мужу объединиться в войсками предателя из Йерринга, они, без сомнения, пойдут на Брускеруд и осадят его. То, чего им никак нельзя было допускать, покуда там было такое количество мирных жителей, женщин, стариков и детей.

- Приготовиться к атаке. Их лагерь в одной миле, весь Фоборг – деревянный. Если все сделаем правильно, то они вспыхнут, как сухая береза. Дальше будет дело за малым – арбалетчикам перебить их с холма, - но прежде, всем им предстояло пройти в ночи незамеченными, донести бочонки с горючим, малым отрядом залить все, что успеют залить и позаимствовать пару факелов для огненных стрел. Плевое дело, если в Йерринге не ожидают нападения, никто не сможет им помешать. В ночной тьме хирд Ригинлейв бесшумно двинулся к Фоборгу.

Княгиня не желала, чтобы Вигмар или Магнус знали о происходящем. Она полагала, что либо вернется с ними день в день, либо запоздает совсем немного, когда вести о ее победе уже достигнут Брускеруда сами. А потому, ей было бы тревожно узнать, что мать выложила Вигмару все, как на духу о прибывшем гонце, о содержании письма и о том, что Ригинлейв уже тоже уведомили. Помощи от хэрсира Йомсборга она не ждала. Зато ждала от хэрсира Эгедаля. Вот только, где теперь была эта помощь?..

Подпись автора

Что-то внутри Ригинлейв неизменно говорило ей, что следует еще немного подождать Эгедаля, что он – не предатель и придет, чтобы исполнить свою клятву. Но рациональные объяснения шли вразрез с этим убеждением, ведь если бы он хотел прийти, у него уже была такая возможность, а задерживался он больше допустимого. Его либо разбили еще по дороге силы Святогора, либо он все-таки предатель. В любом случае, ждать его и дальше не имело никакого смысла. Впрочем, план самой княгини тоже был далек от безупречности. Им надлежало сделать все с ювелирной точностью и эльфийской ловкостью, если они хотели разлить горючее, вернуться к холму, оттуда поджечь лагерь и надеяться, что огонь перекинется и на усадьбу, а затем расстреливать и убивать всех, кто в панике начнет разбегаться. Любая оплошность будет стоить их отряду многих жизней и провалом плану. А еще могло так статься, что пожар не окажется достаточно сильным, чтобы люди и впрямь побежали в панике. И тогда они добьются только того, что Йерринг окажется готовым к атаке. И не к новой, а к той же самой, потому что уйти в Брускеруд все равно будет нельзя. Напротив, надлежит послать гонца, чтобы Рангрид начала выводить женщин и детей и уводить их в Дубровицы. И дать им время. Задержать мерзавцев так надолго, как только получится. И хотя Ригинлейв была убеждена в том, что все пойдет так, как она и планировала, она держала в голове все варианты развития событий. Даже самые паршивые.

Собираться долго не пришлось. Они здесь не отдыхали и прохлаждались, а были наготове, так что превращать их временную стоянку в полноценный лагерь никому и в голову не приходило. До холма над Фоборгом можно было идти почти свободно, ближайшие дозоры были зачищены. На холме останутся арбалетчики и мечники, которым предстоит их прикрывать, если только так станется, что они оплошают и что-то пойдет не так, и им нужно будет вновь отступить. С холма пойдет небольшой отряд с бочонками с горючим. И чем больше территории они захватят своими усилиями, тем лучше. И Ригинлейв, конечно, намеревалась идти с ними. Не только потому что она хорошо знала Фоборг, но и потому что считала, что командир не может избегать опасности, не имеет на это права.

Как ни странно, их план разбился о реальность намного быстрее ожидаемого. Просто в совершенной тишине леса вдруг послышался не зверины рык и не уханье совы, а звук скрестившихся мечей. Ригинлейв вздрогнула. Засада, которая не обнаруживала себя больше суток? Чушь собачья. Воины Йерринга дошли сюда незамеченными? Быть не может, потому что через кроны деревьев княгиня местами еще могла различить тусклый блеск волшебной бутылки, схожей со светом светлячков, а значит, дозорный и был жив, и все еще следил за Фоборгом. И лишь когда послышался крик «смерть беловодским ублюдкам!», стало ясно, что это свои, да еще и принявшие их за чужих. Эгедаль?! Ну, что за болван! Неужели нельзя было предупредить о своем прибытии, вместо того, чтобы устраивать стычку? Этот вопрос она хочет задать ему лично, но вовремя понимает, что даже такой идиот не мог так сильно оплошать. Нет, это был не он, не его отряд. Но кто? Выяснить можно было и после. А прежде – остановить потенциальное кровопролитие немедленно.

- Тихо! – крикнула Ригинлейв, отражая атаку и тотчас же вставая между воинами, - Нет здесь никаких беловодских ублюдков! – еще громче заявляет она и запал предстоящего сражения сразу как-то гаснет – многие здесь знают ее и в лицо, и по голосу, и это княгиня считала своей заслугой. Она не считала нужным прятаться от своих подданных, а равно полагала правильным, разумным и справедливым, чтобы они знали ее, знали, что она с ними, знали, что они стоят плечом к плечу, а не сражаются, пока их ярл мирно отдыхает в своих же покоях. Теперь это играет ей на пользу. В какой-то момент до большинства доходит, что свои наткнулись на своих и чуть не перехитрили друг друга.

- Я – ярл Ригинлейв, - заявляет женщина, полагая, что во тьме по лицу ее различить не так, чтобы очень просто, - Здесь мой хирд и мои ульфхеднары, мы пришли из Брускеруда, чтобы напасть на Йерринг. Кто ваш командир? – признаться, Ригинлейв была растеряна этим незнанием. Могло ли так статься, что кто-то еще из мятежников внезапно решил напасть на Фоборг в обход ее плана, или услышал о том самом плане и решил ее поддержать? Таких донесений до сих пор не было. Но на войне, которую они вели, бывало по-разному, а потому, женщина уже ничему не удивлялась. Или думала, что не удивлялась, потому что когда среди хирдманов появился Вигмар, чье лицо ярл узнала и в темноте, это и впрямь стало для нее удивительным и даже больше того – почти шокирующим. Вопрос «что ты здесь делаешь?!» норовил сорваться с губ, но Ригинлейв отлично понимала, как это прозвучит и какие вопросы вызовет у окружающих. У командиров всегда все должно быть под контролем. Но утверждать, что они бы тут справились и сами и не было нужды приходить, было бы, по меньшей мере, весьма опрометчиво. О том, почему Вигмар позволяет себе самовольство, они поговорят позже. А пока надлежало быть благодарной за то, что он пришел. Ведь хоть войну определяло и не количество, а качество, количество тоже было, порой, важно.

- Здравствуй, Вигмар Соларстейн, - во тьме она протянула ему руку, - Вижу, мое задание в Хольмгарде было успешным, раз ты нашел силы, чтобы прийти нам на помощь здесь сегодня, - и раз ты решил, что можешь рисковать собой, когда тебе сказали этого не делать, хочет добавить женщина, но молчит, - Надеюсь, с Магнусом Суровым тоже все хорошо, хоть я и не вижу его и его людей здесь, - вряд ли они могли погибнуть всем хирдом, значит, он либо остался в Брускеруде – и правильно сделал – либо нашел себе другое дело, и тогда Ригнлейв хотела знать, какое именно. А понимая характер этого мужчины, хорошо, если это дело не состояло в том, чтобы взять Фоборг в одиночку.

- Хэрсир Эгедаля опаздывает, а войска узурпатора будут в Фоборге уже к полудню, если их ничто не задержит. Нам надлежит взять Йерринг раньше, чтобы ему некуда было идти и не с кем объединяться, - делится она планом сходу, - У нас несколько бочонков с горючим, пользуясь темнотой и преимуществом позиций мы зальем ту часть лагеря, которую сможем, огнем, отступим к холму над Фоборгом с парой факелов, и подожжем там все. Когда они побегут, начнем расстреливать из арбалетов и убивать малыми группами. Если повезет и огонь перекинется на усадьбу, то к утру здесь ничего не будет, а узурпатор, если и подойдет со своим войском, застанет лишь пепел и смерть, и не решится идти на Брускеруд, а равно потеряет своего союзника перед битвой у Хольмгарда, - а в том, что он не подойдет к Фоборгу и не попробует его отбить, едва завидев горящую усадьбу, Ригинлейв была уверена. Она слишком хорошо знала своего мужа-труса, который предпочитал надежный план абсолютно любому риску.

Подпись автора

- Отличные новости. Вы молодцы. Отсутствие «медведей» на стороне Святогора – большое подспорье нашему делу, - отвечает Ригинлейв, не намереваясь скрывать, что именно она приказала сделать и с какой именно целью. С чего бы? Ее люди должны были понимать, с чем именно им предстоит столкнуться и насколько сложным это будет. Сражаться с десятками представителей самой суровой части их и без того сурового края – перспектива, которой обрадовался бы далеко не каждый. Особенно, когда речь шла о твоих земляках, особенно, когда речь шла о том, кто в иных обстоятельствах мог бы крушить мерзавцев и ублюдков, занявших твою родную землю, как никто другой. Ригинлейв часто задумывалась о том, что стало причиной, по которой пусть и малая часть медведей, а все-таки присоединилась к Святогору. Она не могла найти безупречного ответа на этот вопрос. Но она надеялась, что сможет выяснить. А еще надеялась, что причина крылась не в ее слабости, не в том, что она не смогла дать отпор своему мужу-выродку сразу, в первую же их брачную ночь всадив ему заколку в горло, как когда-то сделала одна из хэрсиров Морозного острова, отстаивая свое законное право на не менее законную власть.

- Какое бы дело ни заняло Магнуса, надеюсь, оно будет удачным, - вежливо и уклончиво отвечает женщина, улыбнувшись прикосновению губ Вигмара к своей руке, как если бы отчего-то он видел в ней не только ярла и воина, но и женщину, которую Ригинлейв забила так глубоко, чтобы та могла не мешать воспоминаниями о бесконечной боли и унижениях, причиненных Святогором. Она хочет, конечно, спросить, чем же именно занят Магнус Суровый, но сейчас это может оказаться не к месту. Женщина все равно узнает. Ведь если он куда-то ушел, значит, это и впрямь было важно для них всех. Пожелай он увидеть семью и внуков – все они были в Брускеруде, в безопасности, и давно уже не страдали ни от каких лишений, кроме тех, что Ригинлейв не могла обратить вспять: лишения семьи, которая умерла и лишения дома, который был сожжен. Но если первое неподвластно было ярлу, то второе скоро изменится. Она знала. Как знала и то, что какое бы действие не предпринимал старик, он совершал его во благо Ригинлейв и их общего дела.

Как и всегда, Ригинлейв не имеет ничего против предложений Вигмара или кого бы то ни было еще, кто достаточно хорошо соображал в военном деле. У мужчины явственно было куда как больше опыта, он знал и видел больше, к его словам следовало прислушиваться. Прислушиваться, правда, не всегда значило менять мнение под влиянием, но корректировать некоторые планы, если сочтет это разумным. И сейчас женщина сомневается в словах Соларстейна. Как не хотела она подставлять его хирд под удар, а равно и хирд Магнуса Сурового, так и теперь ярл думает совершенно о том же. О том, что она не хочет кидать боевое подразделение Вигмара под потенциальный удар. Вероятность этого удара была эфемерной, это правда. Ригинлейв не верила в предательство Эгедаля. И не верила в то, что ее разведчики опаздывают с донесениями настолько, что они могли ошибиться со временем подхода Святогора к Фоборгу. И все-таки Ригинлейв отчего-то тревожно давать Вигмару сражаться с ней хоть и за общее дело, но с разных сторон. Если им понадобится крупная ударная сила, то вдвоем они смогут ее предоставить, но если будут разбросаны – выйдет совсем иначе.

- Нет. Эта идея мне не по нраву, - спокойно и ровно заявляет женщина, прежде не отказываясь от одобрения любого плана мужчины, но теперь чувствуя, что так будет правильно, - Разделяться мы не станем. Я считаю, что это будет повышенный риск для нас всех. Мне неизвестно точно, какие именно силы находятся в Фоборге, - известно, но с некоторой долей допущения, что на войне могло иметь весьма паршивые последствия, если не сказать больше, - Я считаю, что нам лучше держаться вместе. Что же до Радорма Предателя, хэрсира Йерринга, то он никуда от нас не уйдет, - и тон Ригинлейв становится холоднее северного моря, а глаза ее становятся еще темнее самого ночного мрака, - Потому что он жил, как предатель, и умрет так же. Главный усадебный дом мы подопрем лавкой или чем придется. Окна там, на старый манер, совсем маленькие, не выберется и ребенок. После этого мы в самом деле засыплем дом огненными стрелами. Это будет справедливо по отношению ко всем тем, с кем он поступил так же, смиряя мятеж против незаконной власти. Это будет справедливо ко всем тем, кому он отрезал языки, кого развешивал за кишки и кого выставлял на мороз в самый лютый сезон, сжигая их дома. Он и его домочадцы расплатятся за это. Пусть горит вместе со своими преступлениями, - выплевывает княгиня, считая это вполне себе справедливым. Она не была жестокосердна к своему народу. Она многое ему прощала. Она многому верила. Она многое позволяла. Но она стояла на страже милости этого народа и к этому народу, она блюла закон и она должна была воздавать сторицей всякому, кто шел против этого ее божественного права.

- Если хочешь, идем со мной. Суматоха начнется знатная, когда все заполыхает, едва ли, много кто сможет встать у нас на пути. А к моменту, как огонь доберется до запертой усадьбы, мы уже будем на холме, - и почему-то женщина не сомневалась в том, что все будет так, как она сказала. Ни Эгедаля, ни Святогора внутри не окажется. Не собранное ополчение тоже не сможет встать у них на пути. А с остальными они разберутся. Сложно слышать приказы командиров и строиться в боевой порядок, когда повсюду огонь, стрелы, чужие мечи и смерть. Но эта суетная гибель – то, чего заслуживали предатели и змеи, приведшие людей к этому предательству.

- Идем. Времени у нас немного. Святогор будет здесь около полудня. У нас много дел. А я еще хочу, чтобы по старой традиции обгорелый череп предателя встретил мерзавца на пике на западном холме, - традиция была колдовской и обещала несчастья войску, которое встретит такой мертвец. Ригинлейв в колдовстве ничего не смыслила, но об этом обычае знала. Как знала и то, насколько силен в ее муже страх перед тем, что он называл северной дикостью. Так пусть убоится и теперь. Ведь ему было, чего бояться.

Подпись автора

Они все хорошо знают, что нужно делать. И они сделают это, даже если придется заплатить очень высокую цену, потому что цена выживанию Йерринга будет выше, в любом случае, потому что под ударом окажется Брускеруд. А у большинства из тех, кто был здесь, в Брускеруде осталось отнюдь не любимое оружие и вкусное жареное мясо. Там остались их сердца и их души. Ведь они защищали там своих родных, близких и просто знакомых. В этом страшном мире, когда теряешь всех, кого любишь, даже вчерашний сосед вдруг становится добрым другом, а его вдова – сестрой. И хотя Ригинлейв гордилась тем, что перед лицом ужасающей опасности и потерь ее народ объединялся и поддерживал друг друга, ей страшное было думать о том, что это ее вина в том, что им вообще все это понадобилось. И вряд ли ей удастся искупить эту вину даже если она победит Святогора на хольмганге, изгонит беловодцев и восстановит свой край. Потому что мертвым этом ничем не поможет. И потому что всем, кто уже ушел, это не вернет жизни и не подарит будущего.

- Выступаем, - командует Ригинлейв. Теряться в сомнениях и чувстве вины можно было вечно, но вечности у них не было. И вместо ожидания княгиня первая подает пример и идет вперед. Тихо, едва ли слышно, а уж не видно так и вовсе. Ошибка с лесом дорого обойдется Йеррингу. И он уже не сможет на ней научиться, потому что заплатит за нее своей никчемной жизнью ублюдка и предателя. Ярл многое прощала своим людям. Трусость, ошибки, страхи, сомнения. Не прощала предательства. Не прощала жестокости, проявленной к своим же в угоду иностранцам и иноверцам. Не прощала совершенного зла, которому не было оправдания. А Йерринга она оправдывать не собиралась.

Они достаточно стремительно оказываются на территории усадьбы. Ограда не становится препятствием, и даже ее преодолеть удается сравнительно тихо. Теперь каждый их новый шаг, каждое слово, каждое действие, каждое решение – все это было чрезвычайно важно. Потому что любая оплошность приведет к тому, что усадьбу разбудят и им таким малым отрядом не удастся отбиться и от тех, кто был внутри, и от тех, кто стоял лагерем в упор к стенам Фоборга. У тех, кто был снаружи, отделившись от них только у самых стен, задача была и проще, и сложнее одновременно. С одной стороны, им не мешали стены, а с другой, вероятность того, что и в лагере не будет толком никакого дозора, была крайне мала. И если здесь им удалось убрать все пару стражников почти без шума, то будет ли дело обстоять так же снаружи, Ригинлейв не знала. Оставалось надеяться на то, что хирдманы и их командир знают, что делают. Княгине же нужно сосредоточиться на их деле. И она тоже перелезает через ограду, почти бесшумно оказываясь на земле.

В какой-то момент, всего на секунду, женщине успевает показаться, что все пропало. Сонный воин, появившийся во тьме, просто не мог их не заметить. Зато, как оказалось, мог принять за тех, кем они не являлись. А впрочем, не являлись ли? Ведь Ригинлейв и впрямь была ярлом. И она прибыла. Так что, в некотором смысле, несчастный не ошибся. И это было последнее верно выраженное им предположение, потому что Вигмар решает эту проблему, почти и не успевшую просуществовать, в одночасье. Смерть уравняет всех. И сегодня она уравняет преступления Йерринга с наказанием.

- Отлично. Значит, сожжем его самого следом за его дружиной, - потому что княгиня не признавала среди них невиновных. Она видела собственными глазами, что Радорм и его хирдманы сделали с теми, кто противился их воле. Нет, Ригинлейв вовсе не считала, что в Ругаланне должна быть всеобщая свобода, равенство и полное отсутствие чьей бы то ни было неоспоримой власти. Она была способна наказывать, была способна наказывать жестоко, но звериной ярости, которую исповедовал ее муж и его сторонники, она не разделяла никогда. И даже сейчас, собираясь сжечь большое количество людей, она лишь воплощала древнее ругаланнское представление о справедливости. Не мучила, не истязала, не оставляла умирать страшной смертью «в назидание». Лишь очищала преступления Радорма огнем. И не сожалела об этом.

Ригинлейв сама находит за сараем длинную и крепкую дубовую доску, которой можно было подпереть дверь. Она распоряжается взять ее и тащить к дружинному дому. Вход же в саму усадьбу просит повременить заваливать. Нет, Радорм не умрет, не зная, чьей именно волей пришло воздаяние. И она не даст ему умереть без понимания, чем именно он платит и за что. Вопрос Вигмара, однако, застает Ригинлейв врасплох. Ей казалось, что она уже все решила, что пощады не узнает никто, но стоило мужчине спросить об этом, как что-то внутри перевернулось. И перевернулось вовсе не потому что спрашивал кто-то о том, что княгине казалось уже решенным. Перевернулось, потому что спрашивал именно Соларстейн.

Хотелось вздернуть подбородок повыше и заявить, что сама решит. Хотелось сделать вид, что вообще давно все решила и не собирается это обсуждать. Но дурацкий вопрос: «а как он отреагирует?», казавшийся неуместным в текущих обстоятельствах, все равно вертелся в голове. Ведь Вигмар мог равно осудить ее за слабость или не понять ее жестокости, подумать, что она следует по стопам своего мужа-ублюдка, презирая нормы и законы их края. И это теперь тревожило. Ровно до того момента, как Вигмар выразил собственные соображения на им же заданный вопрос. Оцепенение как-то сразу попустило. Ригинлейв посмотрела на мужчину и кашлянула, силясь преодолеть спазм в горле.

- Нет, - твердо заключила она, - Я видела, что Йерринг сделал с теми, кто посмел ему сопротивляться и с их семьями. Не иначе, как Святогор научил, - а о его жестокости в Ругаланне знали все, - Он не щадил женщин, стариков, детей. И я не буду. Я лишь предложу им смерть милосерднее, чем угореть в доме, - и если Радорму хватит смелости, он подарит своим малолетним детям быструю смерть. А если нет, то это тоже будет его выбор, - Но прежде, чем сожжем хозяйскую усадьбу, я хочу его увидеть. Я хочу, чтобы он знал, что расплата пришла. И посмотрел мне в глаза перед своей смертью. А потому… - она видела, что дверь в дружинный дом не только подперли, но и надежно завалили. Случись так, что на дверь навалится десяток крепких воинов и они смогут-таки открыть после пребывания в дыму и огне, они все равно потратят время на баррикады, а за это время отряд ярла сможет их добить.

- Дождитесь, пока начнет гореть лагерь и поджигайте дружинный дом, - распоряжается Ригинлейв, надеясь, что ждать долго не придется. Ведь раз за стенами еще не началась паника и не послышались звуки сражения, значит, все шло строго по плану. И этот план их не подвел. Потому что спустя несколько минут, показавшихся вечностью, ведь каждая минута была на счету, посыпались огненные стрелы и лагерь вспыхнул, - Поджигай! – командует княгиня. Дважды просить не приходится. Яркие всполохи пламени лишь поначалу кажутся редкими вспышками. Вскоре они охватывают дружинный дом. Там еще никто не понимает, что происходит. Многие еще и проснуться не успели, но когда они поймут, будет уже поздно, - Асгейр, ты и твои люди с арбалетами на изготовку в пятнадцати шагах от входа. Если они проломят дверь, стреляй, не щади никого. Силхильд – то же самое, но с мечниками. Остальные – за мной, - командует Ригинлейв и направляется в сторону усадьбы. Она по звукам слышит, что там слуги и жители просыпались намного быстрее, а значит и стража тоже проснется вот-вот. Да, основная часть воинов была в дружинном доме, но ту малость, что оставалась в жилой части они тоже легко перебьют.

- Госпожа! – кто-то из хирдманов подбегает к ней, едва не сшибая всех вокруг, - За стенами битва. Кто-то напал с юга, вопреки вашему приказу! – он, очевидно, опасается, что это Святогор и что их план провалился, потому что теперь они не расстреляют и не насадят на мечи всех, кто в панике побежит из лагеря, спасаясь от огня. Вот только ублюдок не мог прийти с юга. Да и на лагерь нападать не было смысла – их люди отошли сразу после поджога на холм, откуда было удобно стрелять и где удобно было скрываться – лес совсем близко.

- Эгедаль, - выдыхает Ригинлейв, - Лучше поздно, чем никогда, - добавляет она. Ему следовало прийти раньше, ему следовало действовать по плану. Но теперь уже не было смысла говорить об этом. Раз он налетел на людей за стенами, значит, вопрос победы больше не стоял. Впрочем, с точки зрения княгини, он не стоял с той самой секунды, как вспыхнул лагерь и как они подожгли дружинный дом, из которого теперь раздавались вопли и яростные попытки выломать дверь. Пока, не увенчавшиеся успехом. Асвальд запоздал к самому главному. Не взял на себя ни капли основных рисков. И Ригинлейв это запомнит.

Теперь же она не останавливается и решительно идет к усадьбе. Навстречу им высыпает горстка стражников, уже сориентировавшихся в происходящем, и ярл встречает первого из них мечом. Может быть, она и недостаточно хороша, чтобы сражаться со Святогором, что любил повторять Игорь, но она достаточно хороша, что спустя три удара нанести два смертельных удара и приняться за следующего. Эта битва не длится долго. Они слишком сильно превосходят стражу числом, так что недолго думая, Ригинлейв отсылает еще одну часть людей к дружинному дому, полагая, что опасаться им нечего. Так оно и есть. С крыльца с предупреждающим визгом выскакивает служанка, явно намереваясь бежать, и женщина поднимает руку, давая понять, что нет никакой нужды ее убивать. Пусть бежит. Домашние слуги не ответственны за то, что сделали их хозяева, так что было бы лучше сбежать им всем, но все они не успевают. Ригинлейв заходит в дом первой.

- Радорм! – громко зовет женщина, - Радорм! Выходи, предатель, ублюдок и трус. Твой ярл, твой настоящий ярл здесь, чтобы покарать тебя за твои преступления, - но первой выходит жена мерзавца. Она бросается под ноги княгине и начинает причитать о детях, прося дозволения вывести хотя бы их. Но такого дозволения не будет. У хэрсира Йерринга восемь детей. Пять из них – сыновья в возрасте от младенчества до тринадцати. И этого вполне достаточно, чтобы прошло время, и они пришли за своей местью. Но крови в Ругаланне больше не будет. Нет. Они закончат все здесь. Прямо сегодня.

Радорм заставляет их подождать, но и он тоже выходит. В полном облачении, явно жаждущий схватки и желающий продемонстрировать, что ни о чем не жалеет, - Княгиня Ригинлейв, светлейшая супруга нашего ярла, - ровно и уверенно произносит он. В иных обстоятельствах этот мужчина мог бы поразить своим врожденным достоинством, статью и спокойствием, но сейчас это вызывает лишь глубокое отторжение и еще большую неприязнь, - Ты называешь меня предателем, но я верен своему ярлу. Женщина не может править. Это знал и твой отец, ярл Горм, потому и отдавший тебя в жены ярлу Святогору, что понимал, что к правлению женщины неспособны. И будь ты умна, ты бы поняла, что для Ругаланна было бы лучшим, если бы ты признала ярлом своего мужа, исправно рожала ему детей и продолжила его династию сыновьями, которые объединили бы его силу и достоинства твоих предков. Но ты не умна. Ты жестока к своему родному краю и людям. И ты – недостойная жена своему мужу. Так что я сделал все верно, ни о чем не жалею и не стану молить о пощаде, - он держит руку на рукояти меча, явственно желая погибнуть в битве, но такой возможности у него не будет, - Я равно отвергаю и другие твои обвинения. Я – законорожденный сын своего отца, а значит, не могу быть ублюдком. И я имел смелость первым поддержать Святогора, не боясь перемен, которые он принесет, в отличие от вас всех, - он обводит взглядом присутствующих, - Как бы там ни было, а кто будет достоин сразиться со мной в последний раз? Я не приму боя с женщиной. Это было бы неравное сражение, после которого, кем бы я ни был убит, предки не приняли бы меня за столом, равно как и Боги, - он извлекает меч, думая, что сейчас появится с десяток желающих. И так оно и было бы. Но княгиня поднимает руку, предотвращая возможность Радорма попасть в Вальгаллу.

- Ты никогда не сядешь за стол со своими предками, потому что они устыдятся тебя. Твое место в пасти Нидхегга. Туда ты и отправишься, - сухо заключает Ригинлейв, не показывая, как сильно по ней ударили слова о невозможности править, слова о принадлежности Святогору, слова о том, что Горм заранее знал, что дочь не сможет править, а потому отдал ее в жены беловодцу, - Я, Ригинлейв Хорфагер, законный ярл Ругаланна, чьи предки правили этой землей тысячи лет, за все преступления, совершенные против твоего народа, приговариваю тебя, Радорм, сын Олафа из рода Будлунгов, к смерти. И да будешь ты проклят именами всех, кого погубил, чтобы их души упокоились в мире, отмщенные и искупленные. И да не найдется отмщения и искупления для тебя, - она скользит взглядом по присутствующим, замечая и детей в углу, и служанку со спящим младенцем. Да, стоит проявить хотя бы остаточное милосердие к тем, кто его не заслуживал.

- Никто не выйдет отсюда живым. Ты и твой род искупите тяжесть твоих преступлений сегодня этой ночью. Вы все останетесь в горящей усадьбе. Но ты можешь сделать так, что твои дети горящей усадьбы не увидят и примут легкую смерть. Я оставляю за тобой это право, - он не хочет выбирать. Какой отец хотел бы? Какой отец смог бы? Вряд ли даже Горм, любящий свою дочь, порой, отчаянно, позволил бы себе такое. И Радорм, то ли от ужаса представленной для него перспективы, понявший, что Ригинлейв не намеревается быть милосердной, с мечом бросается не на жену и детей, а на саму княгиню. Что ж, надо было полагать, свой выбор он сделал.

Подпись автора

Ригинлейв не успевает схватиться за меч. Вигмар оказывается быстрее. Женщина благодарна ему за это, как благодарна и за безоговорочную верность, которую он являл всякий раз, когда в этом была нужда. Не все те, кто даже ненавидели Святогора, были такими же. Когда княгиня впервые прошла по мятежникам, желая протянуть руку помощи, когда она впервые вступалась за них, отправляла им обозы, предупреждения и свою клятву все исправить, были те, кто справедливо не верил ей. Были те, кто плевал ей под ноги, вовсе не желая иметь с нею никакого дела. Потому что она подвела всех, кто теперь скрывался, бежал, терял родных и близких. С их точки зрения, это она была виновата тем, что не остановила Святогора сразу. Им не было дела до ее мотивов. Они желали от нее того, чего вправе были желать: справедливости, отмщения и смерти ублюдка. Ведь кто бы отомстил за них, если сами они не могли, если не их ярл? Женщина считала эти претензии справедливыми. Ничего не объясняла. Продолжала добиваться верности даже там, где ее не хотели видеть. И в конце концов, дрогнули почти все. А кто не дрогнул, теперь покоился в земле, потому что сила их была хоть в каком-то, но единстве. Но гибель тех, кто этого не понял, не была причиной для злорадства ярла, вовсе нет. Она обещала себе не забыть их жертву. И она просила Всеотца принять их в Вальгалле и никого не судить слишком строго, потому что в этих людях сама женщина клятвопреступников не видела. Они не желали иметь с нею дела не потому что они ее предали. Они не желали иметь с нею дела, потому что своим долгим ожиданием это она предала их.

Но кому не стоило тревожиться о своих перспективах в Вальгалле, так это, конечно, Вигмару. Путь его в Асгард был проложен и горел яркими ступенями, когда бы тот ни решил воспользоваться этим самым путем. Его будут рады видеть и предки, и вся династия ярлов-Хорфагеров, и сами Боги. Потому что он был верен Ригинлейв, но еще потому что он был безоговорочно верен Ругаланну. Он верил в будущее их края, он воевал за то, что было ему дорого, он мстил за близких и он вел за собой людей. Княгиня смотрела на него и видела лучшего из лучших. Она смотрела на него и чувствовала, как что-то шевелится в груди, отчего-то делая больно. От осознания, что могла его потерять? От понимания того, как много пережила их дружба и теплая связь и как много переживет еще? Переживет ли? Ведь впереди бы хольмганг. У Ригинлейв были все шансы проиграть либо Святогору, либо в бою с войсками ублюдка после, либо потерять самого Соларстейна. И от этих мыслей тоже, что-то обрывалось в груди. Там, где билось сердце.

Но сейчас женщина не говорит об этом. Лишь думает, отмечая со странным удивлением чувства, которым ярл могла бы найти объяснение, если бы обладала достаточным опытом, достаточным пониманием отношений между мужчиной и женщиной. Но всю ее жизнь у нее был только Святогор, и даже несмотря на то, что он был выродком и худшим из мужчин, княгиня никогда не позволяла себе измену, никогда не позволяла себе ответить ни на один из сальных взглядов и протянутых в недостаточном уважении к ее статусу рук. Нет, не потому что Святогор заслуживал верности в браке. А потому что Ригинлейв заслуживала того, чтобы ее не называли шлюхой и ни один другой ублюдок не мог подумать, что при помощи нее сможет подобраться к ругаланнскому трону. Отчего-то в голове сейчас билось «Вигмар не такой». И это была правда. Он был совсем другим. И в нем ярл не видела ни Святогора, ни алчных до власти ублюдков. Забавно, но нередко она видела в нем того мальчишку, с которым повстречалась в своих поисках меча и который носил этот меч, как дорогой подарок все еще. И ему не стоило быть окропленным кровью предателя. Слишком большая честь.

Слишком большая честь и в том, чтобы что-то объяснять Йеррингу. Но женщина не останавливает Вигмара ни в одном из его действий, полагая, что тот сам знает, как надо. Как надо говорить, что делать, что объяснять, а каких объяснений избегать. Сама же Ригинлейв тревожится лишь о том, что боль, о которой говорил хэрсир Йерринга, была общей болью всего Ругаланна. И север истекал ею, как истекал и кровью тоже, по вине своего ярла. Этого женщина стыдилась. Как стыдилась и посмотреть сейчас Вигмару в глаза, пока тот раздавал приказы воинам, полагая наиболее уместным связать Радорма, лишая его даже призрачного шанса на спасение. И это казалось вполне уместным и справедливым. К тому же, никакого шанса на спасение для него все равно не существовала. Карающая длань правосудия ярла, а равно и правосудия самих Богов, теперь не позволила бы предателю уйти далеко. И уж точно не позволила бы добраться до Святогора. А впрочем, если Радорм думал, что был нужен своему ярлу без армии и удела, просто потому что был ему верен и принес новости о его жене, то дурак ошибался. Беловодец не ценил верности, не знал, что такое верность и использовал людей себе во благо. Если хэрсир Йерринга потеряет удел и свое войско, то он потеряет и свою голову тоже. Так что пусть скажет спасибо за то, что сгорит в огне, а не повиснет в петле на плахе.

- Свяжите, - приказывает Ригинлейв, и хирдманы поспешно исполняют приказ, поднимая бранящегося мужчину и находя подходящую веревку. В преддверии ужасающей смерти Радорм молчалив, и лучше бы ему было оставаться таким и дальше. Но в порыве попытки в последний раз уязвить Ригинлейв, он криво усмехается и кивает, глядя на женщину, - Отчего же ты не покажешь мне свой меч, не обнажишь его против предателя, княгиня, а? – они оба знают, к чему он ведет, и ярл сжимает зубы и бледнеет в попытках держать свое самообладание под контролем, - Не от того ли, что в отличие от всех твоих предков, сжимавших его в руке, ты так никогда и не увидела яркого синего света, сопровождавшего всякого достойного править Хорфагера, - он брезгливо сплевывает, а затем переводит взгляд на Вигмара, - Так что, видимо, либо Боги считают, что ваш ярл – девчонка и не может править, потому что наши предки присягали на верность мужчинам рода Хорфагеров. Либо… - он растягивается в отвратительной самодовольной улыбке, зная, что одним таким словом наносит оскорбление, которое вот-вот смоет огнем, - Либо Ригинлейв – не Хорфагер вовсе. А вы все служите ублюдку, которая только и делает, что обвиняет всех вокруг в своем же пороке, - и на этом Радорм замолкает. Сказать им обоим больше нечего, а княгиня не собирается распыляться перед мертвецом.

- О своих домыслах расскажешь Нидхёггу, Радорм, - она берет в свои руки факел и под завывания жены предателя, его дочерей и слуг, решивших разделить судьбу хозяев, создает первую линию огня по деревянной балке, держащей крышу, - Смерть предателю, - глухо заключает она и бросает факел на середину зала, после чего решительно выходит на улицу. Дважды приказывать не нужно. Едва все люди ярла оказываются снаружи, дверь подпирают лавкой, а в усадебный дом летит град огненных стрел. Крики из дома становятся громче, но в дверь никто не стучит. Понимают, что открывать и спасать их уже некому.

- Фригг никогда не простит мне случившегося, - бормочет себе под нос княгиня, глядя, как языки пламени захватывают все больше и больше частей строения, - Но надеюсь, что другие Боги сочтут этот приговор справедливым.

Подпись автора