- И даже говорить всем в совете, что им делать?! – Асхильд ходит за Ригинлейв целый день, придумывая все новые и новые варианты уточнений в отношении своей предполагаемой должности, на которую она должна была согласиться вместо похода. Вигмар был совершенно прав, она была слишком мала, чтобы плыть в набег, а подвергать ребенка опасности просто потому что не можешь придумать для него внятного объяснения, почему он должен остаться, это, мягко говоря, проявление не самых лучших воспитательных качеств. Вот почему разрешение «быть ярлом вместо меня» должно было стать для них всех спасением. И для Вигмара, и для Ригинлейв, и для Асбьорна, но в первую очередь, для самой Асхильд. Она была пока не готова не только физически, но и как девочка двенадцати лет, которая до сих пор любила своих кукол, хотя все больше интересовалась нарядами и красивыми заколками. Ничего из этого ровным счетом никакого отношения не имело к смертям, битвам, грабежу и опасностям, которые таили в себе набеги. Так что, решение дать ей возможность побыть ярлом во время отсутствия Ригинлейв, все еще казалось оптимальным. И признаться, ненавидя всей душой подобного рода обманы, которые родители применяли к своим детям, княгиня пообещала и себе, и матери, и даже совету, что девочка будет максимально свободна в своих устремлениях и изысканиях, как новоявленного ярла. Все равно значительная часть совета отправлялась с ними, а Лейринг, который был наказан за свое глупое поведение и за это получил отказ в возможности отправиться в набег тоже, теперь точно прикусит язык и не станет ни во что лезть. Если у него и были соображения на счет того, что девчонка не может им править, держал он их при себе. И сомнений не было: будет держать дальше, покуда хустру Рангрид проинформирована о том, что Асхильд нужно придерживать в ее устремлениях только тогда, когда они становятся опасны – для нее самой, для Хольмгарда или для Ругаланна. В остальном, пусть делает, что сочтет нужным, и пусть учится тому, чему могло научить управление большим городом и целой страной.

- Да. Говорить в совете, что им делать, командовать портным, ювелиром и даже… - она наклоняется к девочке и подмигивает ей, зная, что возраст ее был пограничным , когда игрушки уже переставали интересовать, но еще не до конца отпустили, - Мастером-кукольником, - они вместе тихонько хихикают, и Асхильд задорно скачет следом за княгиней, которая вполне себе расположена ответить еще на два десятка вопросов, но кажется, девочка вполне удовлетворена тем, что услышала.

Провожает она их с самым важным видом на свете, благословляет и велит вернуться всем, уже войдя в свою новую роль. Ригинлейв перед отъездом вбрасывает пару десятков идей, которые займут девочку надолго: нужно проследить за строительством храма Фригг и уже назначить туда жреца, нужно проехаться по семьям хэрсиров, продемонстрировав им, что власть ярла все еще сильна, несмотря на уход в набег, нужно проследить за правильными отметками мест сбор налогов и заменить пару сборщиков, которые были слишком стары, нужно пару раз навестить Мелфьорд и убедиться, что начавшееся строительство идет, а не закончилось на нытье Даина и трагически приложенной ко лбу руке, нужно пересчитать сумму средств, которые должны быть в казне и которые наличествуют фактически (и в этом, конечно, поможет хустру и ее приближенные), нужно закупить восковых свечей на всю осень и зиму, прежде рассчитав, сколько их потребуется, учитывая, что повсеместно использовались свечи из сала, но важные мероприятия и комнаты ярла всегда освещались воском, нужно отыскать лучших ювелиров и заказать у них проекты королевских регалий, потому что старые были уж больно ветхими. По Асхильд было видно, что она намерена заняться всем и сразу. И это было хорошо. Либо ей надоест быть ярлом со дня на день и всем займется мать, либо все они чему-то научатся.

Несмотря на тревоги Ригинлейв, корабли их шли по водной глади совершенно ровно. Ветер благоприятствовал, Ньерд не был сердит за скромные жертвы, которые они успели принести перед набегом. Если все пройдет удачно, они непременно исправятся, а пока приходилось сдержанно проявлять свое уважение к отцу Фрейра и Фрейи и надеяться, что он их не покарает.

Ньерд, Ран, морские девы – все оказываются равно лояльны к ним. Лояльны настолько, что пару раз Ригинлейв сама берется за демонстрацию тех навыков, что обрела благодаря мужу. Это доставляет ей удовольствие, как и сама возможность дышать соленым воздухом, вглядываться в горизонт и чувствовать, что они делают, что-то, что еще недавно казалось вообще невозможным, потому что любое их плавание куда угодно почти с гарантией должно было стать последним.

Ригинлейв рассказывает Вигмару, как в первый свой набег она мечтала о том, чтобы поскорее почувствовать сушу под ногами. Они пережили без особых потерь два шторма, в которые отигнир чуть не вывалилась за борт, ее все время мутило, а рассказы о мировом змее требовали все время вглядываться в воду в поисках оного. Теперь же ничего подобного не было. И когда они ступают на твердую землю, женщина даже испытывает легкое разочарование от того, что их плавание заканчивается так быстро. Разочарование это, однако, долго не длится, потому что желание Ригинлейв оказывается исполненным даже без озвучивания. Они и впрямь пребывают в то самое место, где когда-то нашли друг друга. И это вызывает в женщине целую бурю чувств и воспоминаний. И в большинстве своем они, несмотря ни на что, очень приятные.

Помнит. Она, конечно же, помнит. Улыбается, обнимает супруга и думает о том, что с тех самых пор обрела намного больше, чем победу над драконом и доброго друга. Обрела свою судьбу, свою любовь, свою семью, все то, что было ценностью, не имеющей цены. И кто знает, быть может, это место и впрямь сыграло свою роль? Ведь когда Ригинлейв вытащила меч из камня, она не думала о таком будущем, но думала о том, как избавиться от того, что стояло у нее на пути: от Святогора. И теперь сам факт того, что тогда она не была настолько свободна, чтобы стать женой Вигмара, казался даже смешным и странным. Ведь он был написан ей судьбой. Но княгине не было жаль, что они тогда были слишком юны, чтобы это понять. Их брак случился тогда, когда должен был. И когда они могли по-настоящему осознать ценность друг друга.

- Были, - смеясь внезапному появлению племянника, отвечает Ригинлейв, кивая мальчишке, у которого количество новых впечатлений зашкаливало настолько, что он, казалось, может быть им источником света и в ночи, - Я не знала ни о каком драконе, Асбьорн, - вполне честно сознается женщина, переглядываясь с мужем и беря его за руку, - Я туда полезла, чтобы загадать желание у волшебного меча. А о нем мне рассказал жрец. Я вовсе и не ожидала увидеть там чудовище. А Вигмар… - женщина качает головой, глядя на супруга и смеется снова, - Он пошел за мной, чтобы напугать и отвадить от желания ходить в лес посреди ночи одной. Он вовсе не знал, что я – дочь ярла. И никакого войска у меня тогда еще не было. Я была твоего возраста и отец взял меня в набег одним из первых разов, - честно и открыто рассказывает ярл, а затем поднимается на ноги и прислушивается к словам мужа, утвердительно кивая.

- Да не нужно никаких ульфхеднаров. Сходим сами, - пожимает плечами Ригинлейв. Она убеждена, что никакого нового дракона там нет и что им здесь ничто не угрожает. Быть может, несколько беспечно, но разве это было важно сейчас, когда была возможность погрузиться в прошлое и предаться приятным воспоминаниям?

- Я позову Инги! – заявляет Асбьорн, и еще прежде чем они успевают возразить, срывается с места и бежит в лагерь. Ригинлейв разворачивается к мужу, обнимает его за шею, и улыбаясь, целует в скулу, - Воспоминания о наших приключениях – то, ради чего стоило сюда приплыть, правда? – женщина явно очень довольна тем, что они нашли то самое место, и еще больше тем, что они пойдут снова туда, где пусть и чуть не умерли, а все-таки обозначили свое знакомство и обрели, что-то большее.

Ждать Асбьорна долго не приходится. Он прибегает со смущающейся Ингибьорг, которая смешно кланяется тетке и что-то бормочет о своем уважении и почтении, пока княгиня не треплет ей волосы на макушке, одобрительно и тепло смеясь, - Называй меня Ригинлейв, ни о чем не тревожься. Отцу не расскажу, - обещает она, подмигивает девчонке и решительно направляется к лесу.

Женщине кажется, что она помнит каждый свой шаг, что, конечно, не правдиво, зато заставляет ощущать себя совсем, как тогда. Только теперь ярл держит мужа за руку, да и Вигмар не какой-то там зарвавшийся подросток, а ее горячо любимый супруг. И кто бы мог подумать? Они оказываются в центре хорошо знакомых им руин. Женщина оглядывается, припоминая, как все было. В этот момент она еще не знает, что в этот раз из-за кустов за ними тоже наблюдают, но вовсе не дракон и даже не кто-то близко такой опасный.

- Здесь, - говорит она детям, озираясь по сторонам, - Здесь Вигмар думал меня напугать, но я заметила его первая и наставила на него меч, - она смеется и подмигивает супругу, - Мы могли бы долго препираться из-за его идеи меня проучить, но дракон напал первым…

- Проучить?! Отигнир?! – восклицает Ингибьорг, раскрыв рот. Она всегда благоговела перед титулом ярла и еще в детстве смущалась Ригинлейв и терялась в ее присутствии, хотя в иное время обладала весьма бойким нравом и характером.

- Вигмар тогда еще не знал, что я – отигнир, - отвечает Ригинлейв, улыбаясь, потому что этот факт до сих пор кажется ей забавным.

- Ты что, не знал своего будущего ярла, Вигмар?! – в словах Асбьорна звучит равно толика осуждения, но все больше удивления. Сам-то Асбьорн был знаком с ярлом уже очень давно, и это казалось ему весьма естественным.

- Да, Вигмар! – шутя и с наигранным возмущением, произносит женщина, не сдерживая смешков, - Ты что это, не знал своего будущего ярла и вздумал напугать его в лесу? А более того, не знал свою будущую жену! И как это тебе не стыдно? – она смеется, выдавая свою наигранность, а затем целует мужа в щеку, - Это к лучшему, что мы в ту пору были еще незнакомы. Если хотите знать, - она наклоняется к детям, понижая голос до полушепота, - То я бы никогда не вышла замуж за такого вздорного мальчишку, каким Вигмар был тогда, - и она подмигивает Ингибьорг, не сдерживая довольного и звонкого смеха.

Подпись автора

Сейчас вспоминать все, что случилось с ними тогда, было очень забавно. И то, что Вигмар совсем не сразу заподозрил в ней отигнир, и то, что они рисковали жизнями, чтобы победить ящерицу и дать Ригинлейв загадать желание. А тогда это вовсе не было таким веселым. И если на то, что сын хэрсира Йомсборга не знал дочь ярла в лицо, девушке в ту пору было совершенно все равно, то как она дрожала перед драконом, она помнила отлично. Ужас захлестывал сознание, двигаться с места приходилось усилием воли. А уж что она испытала, когда стало ясно, что нельзя пробить драконью чешую обычным мечом, и представить, и передать было теперь сложно. Но все обошлось. Небольшими ожогами и столь же небольшими ушибами. Могло быть намного хуже. И теперь они стояли здесь, живые, невредимые и полные воспоминаний, счастливые и заключившие самый важный союз в своей жизни. Так было ли на самом деле так уж важно, что случилось в прошлом, если в настоящем все было так хорошо, как в тот визит и представить себе было сложно?

- И еще подшучивать над тем, что мое место за прялкой, а вовсе не в хирде ярла, - припоминает мужу, смеясь, Ригинлейв, охотно оказываясь у него в объятиях и отвечая на поцелуй. Сердце сейчас было полно тепла – и любви к мужу, и воспоминаний об их совместном прошлом, столь далеком и столь неявным еще в ту пору. Любила ли княгиня мужа уже тогда после такого их совместного приключения? Была ли она вообще способна любить в ту пору? Она не знала. Но знала, что любит его теперь, и что даже окажись здесь снова дракон, это помогло бы им опять победить его. Хотя Асбьорна, пожалуй, следовало бы отправить в лагерь, чтобы не стал искать дракона нарочно сам, а заодно, чтобы не мешал им целоваться, еще не представляя в полной мере, как много для взрослых иногда значат воспоминания. История Ригинлейв и Вигмара начала здесь, им была дорога возможность находиться в этом месте снова, но и нетерпение племянника понять можно было тоже. И это княгиня еще не сказала, что есть вероятность, что внутри пещеры они найдут драконьи кости. Если, конечно, их не растащил кто-то другой.

- Помню. И помню, какой ужас испытала, когда поняла, что чешую не пробить обычным мечом, - смеется женщина, помня все свои чувства в тот самый момент и перспективу быть сожранной драконом, - Хорошо, что мы не рассказали отцу и всем остальным всю возможную правду. В противном случае, меня бы навсегда перестали брать в любые набеги, а тебя высекли бы перед всеми хирдманами, не иначе, - это теперь Ригинлейв ни за что не дала бы Вигмара в обиду никому, даже вдруг вернувшемуся с того света отцу, даже двум их отцам, а тогда она была четырнадцатилетней девчонкой и прикрыла своего нового знакомого, как могла. И ничуть об этом не пожалела, - Не жалею о той истории ни минуты, - ни об истории, ни о загаданном желании, ни об отданном мече, ни о сражении с драконом, ни о том, что вся слава досталась Вигмару. Ни о чем. Все сложилось так, как следовало, - Случись это снова, повторила бы все точно так же, не сомневаясь ни минуты, - улыбается она, гладит мужа по щеке и отпускает к нетерпеливому племяннику, который хотел увидеть пещеру немедленно и как можно скорее. Увы, случиться этому не суждено, потому что внимание на себя отвлекают ульфхеднары, которых вообще не должно было здесь быть. И они держат при себе незнакомца, в котором безошибочно узнается местный жрец. Они таких сто раз видели, грабили и убивали. Вот и Асбьорн с Ингибьорг познакомятся заранее, еще до того, как они совершат налет на ближайший храм и город.

- Что происходит? – растерянно спрашивает Ригинлейв, подходя ближе. Шел по лесу и случайно наткнулся на их отряд? Наблюдал намеренно? Желал поднять тревогу прежде, чем случится непоправимое? Исходя из происходящего, ничего подобного не следовало, да и вообще было непонятно, что делает жрец, именуемый в этих землях священником, но вел он себя так, точно молился Вигмару или что-то вроде того. Между делом, он указывал на меч и что-то говорил на своем наречии. И если «кларент» было словом совершенно непонятным, то «соверен» - вполне очевидным. И не только потому что Ригинлейв знала некоторые слова этой местности от жреца, который ее обучал, но и потому что в их языке было, что-то похожее, - Он называет тебя королем, - княгиня растерянно пожимает плечами, пока жрец падает на колени и тянет свои руки к оружию на поясе мужа, словно желая благословить его, или, того вернее… Получить благословение от самого меча и его обладателя? И судя по молящему взгляду, так оно и было.

- Вигмар… - задумчиво произносит женщина, глядя на мужа, - Попробуй взяться одной рукой за меч, а другой коснись жреца и начни, что-нибудь говорить. Только с выражением, - языка их они все равно не знали, так что, что бы ни начал произносить муж, все одно – будет воспринято с нужной интонацией и поведением, как благословение, чем бы оно ни было на самом деле. И так оно и оказывается. Жрец замирает в волнении, закрывает глаза и ждет, пока мужчина закончит. А когда в его светлых глазах появляются слезы, становится ясно, что происходит здесь совсем уж что-то невероятное. Ведь они разное переживали в походах, но чтобы чужие жрецы молились им, как Богам – нет, ничего подобного с ними никогда не случалось. Да и не должно было. Ведь Ригинлейв предпочитала, как и все вокруг, чтобы их боялись и отдавали золото без боя, а вовсе не чтобы их воспринимали за Богов. Впрочем, если это могло быть как-то связано между собой, то…

- Идем. Тащите его в лагерь. Там есть жрец, он сможет с ним поговорить, - на этот раз они даже двоих взяли по решению Ригинлейв, хотя некоторым это и не нравилось. Но жрецы были целителями, а целители всегда были необходимы в набеге, если никто не хотел отправиться в Хель, ведь убийство золотым кубком или крестом с повешенным на нем Богом, как не повезло в последний набег чересчур напившемуся хирдману, вовсе не считалось смертью, достойной Вальхаллы. Да и вообще умереть от рук этих хилых лысых странных людей было как-то зазорно. Так что княгиню не могли ругать. Она заботилась о том, чтобы у каждого был шанс оказаться за столом с предками.

- Но ярл! Как же пещера?! – восклицает племянник, явно не особенно заинтересованный священником. Ему были интереснее сказки про дракона и возможность оторвать пару клыков, а вовсе не попытки понять, почему жрец ведет себя так, будто с ума сошел.

- Асбьорн, Ингибьорг, я вам обещаю, что мы сюда обязательно вернемся, слазаем в пещеру и оторвем пару зубов у костей дракона, если они там еще есть. А по приезду в Хольмгард закажем вам по медальону у моего ювелира. Но сейчас нам нужно вернуться в лагерь, потому что этот жрец странно себя ведет. И если не выяснить, что происходит, может так статься, что мы сорвем утреннее нападение на город, а значит, и весь набег. Понимаете? – Ригинлейв дожидается четкого и уверенного ответа, а затем пускает детей вперед себя в лагерь. Драконом здесь и не пахло, но где один жрец, там и еще, оставлять детей без присмотра и даже под присмотром ульфхеднаров женщина вовсе не собиралась.

- Что ж, еще немного приключений? – она улыбается и подмигивает мужу, вовсе не испытывая никакой тревоги и никакого страха. Вряд ли жрец мог им чем-то угрожать. И вряд ли было очень плохо, что он ведет себя подобным образом. Ведь не выказывает же агрессии, а значит, и никакой опасности не было тоже.

В лагерь они возвращаются быстро. Но ульфхеднары с вестями были быстрее, так что и жрец выходит им навстречу уже совсем скоро. Он смотрит на священника, кивает и просит отпустить его. Разговор происходит на глазах всех присутствующих, и тоже не длится очень уж долго.

- Княгиня, князь, вы позволите? – целитель указывает на их с мужем высокий шатер, подразумевая, что поговорить лучше будет внутри, а не под десятками глаз. Ригинлейв коротко распоряжается, чтобы священника связали и закрыли в другой палатке, а сама заходит внутрь, где тепло и светло, а равно и сравнительно комфортно для условий набега.

- Он говорит странные вещи, - мужчина смотрит на Ригинлейв и на Вигмара попеременно, - И наверняка преувеличивает. Речь идет о старой легенде о возвращении доброго короля, который должен победить бессмертного злого. Для этого он должен стать обладателем меча из камня, вернуться к местному народу и победить бессмертного злодея в честной схватке…

Подпись автора

Все это было похоже на глупую сказку, придуманную для детей, которых сложно было мотивировать на полезные занятия и тогда мотивацией становилась старая легенда. Не хочешь есть кашу? Не пойдешь вытягивать меч. Не хочешь работать в поле и становиться сильнее? Никогда не станешь королевичем, потому что тот, кто не держит в руках серп – меч не удержит и подавно. Плохо себя ведешь? Какие королевичи ведут себя плохо? Список можно было продолжать бесконечно. Да и если так задуматься, то звучало довольно красиво, волшебно и очень мистично. Впечатляло, почти наверняка, очень многих. Смущало женщину в ее убежденности только два момента.

Первый – меч все-таки существовал. Он был волшебным, воткнутым в камень, и она помнила, как сложно было его вытащить, как сейчас. И нет, он не признал вдруг ее «своей», стоило только девушке взяться за него. Он не позволял себя вытащить до тех самых пор, пока она не попробовала идти от обратного – тянуть не получалось, и Ригинлейв стала толкать. Поначалу показалось, что оружие уходит под землю, но затем его удалось легко вытащить, как будто бы из песка. Выходит, он все это время ждал никакого не наследника, а просто кого-то достаточно смекалистого для такого поступка. Но сам факт того, что меч вообще существовал, на самом деле был изготовлен эльфами и на самом деле имел магические свойства, наталкивал на мысль о том, что и все прочее могло быть не таким уж и враньем, или хотя бы не полностью.

Второй – даже если меч не определял наследника, да и вообще не имел к этому никакого отношения, судя по словам жреца, кто-то пользовался самой возможностью. Нет законного короля, который вытащил меч? Ублюдки и узурпаторы будут править вместо него, а народ терпеть, потому что того самого законного короля все еще нет и сколько его ждать – неизвестно. Очень удобный предлог, очень удобная для всех, кроме страдающих людей, легенда. И если это было так, необходимо уговорить мужа отдать ее подарок первому попавшемуся дураку с достаточно твердой рукой, который сможет победить узурпатора (а ни в каких бессмертных злых королей Ригинлейв попросту не верила), чтобы тот стал королем. И нет, дело было вовсе не в том, что княгиня не видела мужа королем. Еще как видела. Конунгом Ругаланна. Дело было в том, что она не хотела подвергать его любой, даже самой ничтожной опасности ради чужих земель, чужих людей и чужих надежд. К драугам все это! Она была его женой, его любимой женщиной и она нуждалась в нем больше, чем кто бы то ни было еще. Он не может и не должен рисковать своей жизнью даже ради того, чтобы стать королем какой-то неизвестной земли с какими-то странными легендами. Нет-нет-нет, и еще раз нет. Если не хочет отдавать меч, пусть оставляет себе, они закончат свои дела и уплывут обратно, но никакого риска во благо чужого народа ее муж испытывать на себе не будет. Никогда.

- Вообще-то можно, - Ригинлейв криво усмехнулась и положила руку на «Винланд». Весь Ругаланн знал, что этот меч признает только достойного трона Хорфагера, только Хорфагера признавал за своего хозяина и только в его руках полыхал. Вот почему воинам было легко идти за Ригинлейв теперь, когда меч в ее руках вспыхивал ярким синим светом. Они точно знали, что она – законный правитель их края. Так что, да, меч определял короля, порой. Если только король не определял себя сам прежде, - И мы ведь и впрямь знаем, что твой меч волшебный и был выкован эльфами, - она укоризненно смотрит на Вигмара, который уже успел подавить смешок в кулаке в ответ на утверждение жреца, что, мол, меч признает утерянного наследника. Нет уж. Оружие безоговорочно принадлежало Соларстейну, так что, если кто и был из них двоих потерянным наследником, то это он. Сам ведь всегда говорил, что не похож был характером ни на отца, ни на Вигмунда. Вот они теперь и знают, в чем именно дело!

- Какая разница? – хмурясь, обрывает женщина мужа, на его вопрос о том, кого там надо было побеждать. Никакого злого короля он побеждать не будет, это полнейший вздор! Она не собиралась рисковать супругом из-за глупых детских выдумок, даже если он сам хотел. А если он станет настаивать, то их ждет бесконечное число скандалов, криков, возможно, слез, споров и выяснения отношений, и они все равно сделают так, как она сказала, потому что Ригинлейв только недавно вновь обрела супруга и не собиралась терять его из-за дурацких обычаев чужих краев. Так что если эльфы имели в виду это, когда говорили, что здесь для них откроется новая глава их истории, то пусть проваливают в Хель! Они не станут править этими местами. И рисковать жизнью Вигмара ради местных тоже не станут. Даже если этот их злой король – просто престарелый тиран, который никак не хотел мирно помереть.

Женщина убеждена, что на самом деле муж тоже не собирается сражаться ни с каким королем. У них здесь были свои дела, сделают их и уйдут, нечего тратить время и силы на чужие легенды и чужие надежды. У них было предостаточно своих, - Вигмар, ты ведь не думаешь о том, чтобы на самом деле пойти сражаться с местным правителем за это королевство, чем бы оно ни было?! – удивленно разводя руками, вопрошает женщина, вместе с тем, хмуря брови. Никакое золото не стоило того, чтобы ее супруг занимался этой ерундой. Это не принесет им никакого обогащения, потому что никакое золото для Ригинлейв не было столь же важно, как жизнь Вигмара.

- Только вдумайся в это. Убить бессмертного. Бессмертного. Злого. Короля, - повторяет ярл чуть ли не по слогам, как если бы так муж должен был лучше ее расслышать и согласиться. Согласиться с тем, что им это не нужно, - Да к черту эти их легенды и верования. Меч отличный, служит тебе уже много лет, пусть так и остается, а они разбираются со своими проблемами сами. Хоть с мертвым королем, хоть с драконами. Мы итак свое золото получим без их одобрения и даже без их желания. Да, не все золото запада, но достаточно, чтобы покрыть расходы войны и дать толчок экономике и торговле у нас на севере, - она вздыхает, подходит к мужу ближе и смотрит ему в глаза со всем надлежащим вниманием и тревогой, - Ни один корабль, да хоть весь флот, груженый золотом, не стоит для меня твоей жизни и любой угрозы этой жизни. Пусть отправляются к драугам со своими бессмертными королями и поисками наследника.

Подпись автора

У Ригинлейв были все причины для того, чтобы упереться и ничего не слушать, не слышать и вообще бесцельно болтать головой из стороны в сторону, как делали маленькие дети, не желая внимать никаким доводам разума взрослых, которые пытались их в чем-то убедить. В чем Вигмар мог убеждать ее? В том, что это все ничего страшного, они выиграли столько битв, а значит, выиграют и эту? В том, что бессмертный король, наверное, не такой уж и бессмертный? В бесконечном количестве выгод для Ругаланна, ради которых можно было бы и рискнуть? Наверное, если бы Вигмар сказал ей что-то такое, Ригинлейв посмотрела бы на Вигмара так, что ему в голову не пришел бы больше ни один такой дурацкий план. Потому что выгоды для Ругаланна и все прочие аргументы для женщины просто не существовали, если ради них нужно было идти на неоправданные (а они вообще не могли быть оправданными в этом случае) риски жизнью и здоровьем Вигмара. Они так часто были близки к тому, чтобы потерять друг друга, что сейчас у них просто не было никакого права подвергать себя и друг друга опасности ради каких-то эфемерных перспектив. И именно это Ригинлейв хотела сказать мужу все то время, что он говорил ее и успокаивал, сжимая ее пальцы в своих и целуя, как если бы знал, что это вынудит ярла слушать. Даже если ей это не особенно нравилось. Могла ли она просто сказать свое веское «нет» и закончить на этом? Наверное, могла. Но только не теперь, когда Вигмар был так близко, говорил так уверенно и держал ее за руки, убеждая в том, что ничего плохого не случится. Не должно случиться.

- Редкая возможность, которая не стоит для меня и одной сотой вероятности того, что ты можешь подвергнуть себя опасности, - а бой, какой бы он ни был и с кем бы ни был – это всегда опасность. А если это и впрямь был бессмертный король, то бой этот точно обещал быть смертельным. Ладно, хорошо, скорее всего про бессмертие короля это было преувеличение. Речь шла о каком-то колдуне и вполне возможно, что весьма старом, от того он и был с их точки зрения бессмертным. Но Ригинлейв знала, как и все они знали: не бессмертны даже Боги. И их постигнет участь небытия, когда придет время. Время же людей всегда было ограниченно. И княгиня не хотела тратить его на напрасные риски человеком, которого она любила больше, чем любого другого на всем белом свете.

- Вигмар, разве ты не понимаешь? Мне не нужны новые земли, и не могут быть нужны, если это обещает мне возможность тебя потерять. Я слишком долго тебя искала. И слишком долго тебя ждала, чтобы сейчас вот так просто дать тебе рисковать собой, - ему, воину севера, это было непонятно, а может быть, даже странно. Они на севере не боялись ни боли, ни смерти, это была основа их жизни и повседневности. И Вигмар исключением не был. Но это только потому что у него до недавнего времени не было жены. А теперь есть. И он знает, что когда любишь, все становится совсем иным, и ты тревожишься о родном человеке, даже если ему не угрожает никакая опасность вовсе, не говоря уже о бессмертных королях.

И все же Вигмар так смотрел на нее и так говорил, что остаться равнодушной к его убеждениям было трудно, если не сказать больше – невозможно. Ригинлейв знала этот взгляд, знала эти слова, эти затеи, эти мысли, что зрели в голове ее мужа. Он хотел приключений, открытий, возможностей, ему желалось большего, чем мог им дать набег. И сколько бы женщина ни убеждала его, что Ругаланну это не нужно, а главное – не нужно ей самой, убедить его будет очень сложно, потому что он искал не материального успеха и выгоды. Он искал чувств, эмоций, новых начал и новых возможностей. А этого не мог предоставить набег. Да и Ригинлейв, кажется, не могла предоставить тоже. И она начала сдаваться. В глазах княгини были сомнения открытые и явственные, говорящие, что тревога за мужа в ней сильна и непреодолима. Но вместе с тем было и понимание желаний супруга, его устремлений, его духа приключений, которому никак не сиделось на месте и везде искалось, чего-то, что сможет удовлетворить его любопытство. Что ж. Как хорошей жене, ей следовало сказать твердое и уверенное «нет». Это точно сохранило бы Вигмару жизнь. Но как жене горячо любящей, сказать это самое «нет» было попросту невозможно, ведь это подразумевало разочарование любимого человека, чего Ригинлейв себе позволить не могла, а равно и обещала не делать.

- Хорошо. Давай, узнаем побольше, - выдохнув, согласилась она, - Узнаем все, что можно узнать. Но только узнаем, хорошо? – убедительно глада я в глаза мужа, переспрашивает женщина, словно желая убедиться в том, что Вигмар ее правильно понял и будет действовать согласной договоренностям, а не согласно его собственным желаниям и устремлениям, - И если эта затея будет представлять для тебя опасность, мы ни за что на свете не станем ее реализовывать. Потому что весь запад целиком, весь мир для меня не стоят для меня твоей жизни. Я своей без тебя все равно не представляю, - говорит она, выдыхает и целует мужа в губы. Коротко, но ровно так, чтобы муж понял, насколько он нужен, важен и дорог, - Идем. Нам, наверное, нужно узнать, где эта книга, в которой должно быть рассказано все о мече, наследнике и условиях происходящих событий.

Ждать долго не приходится. К их появлению жрец уже расспросил пленника о месте, где хранилась книга, о том, кто расскажет им про вечного короля и о том, что им делать дальше, чтобы избавиться от узурпатора и вернуть трон законному королю. Ну, конечно же, убить злого короля без пощады и тени сомнений, как можно скорее, чтобы спасти весь народ. Но как раз этим они пока заниматься не собирались.

- Древний фолиант в церкви на холме, - и жрец указывает в нужную сторону, давая понять, что и сам не выяснил, сколько туда идти. Хоть долго? Достаточно долго, чтобы переубедить мужа в том, что ему это нужно?

- Это может быть ловушка или какая-нибудь местная стратегия по защите города. Ульфхеднары пойдут с нами. Все остальные останутся здесь – охранять лагерь и трубить в рог, если что-нибудь случится.

Подпись автора

Все это Ригинлейв, конечно, очень не нравилось. Она была известной любительницей приключений, которые иные открыто называли неприятностями, она побывала в добрых десятках оных, и не ей, вероятно, было говорить об опасностях, но к своему оправданию княгиня всегда могла сказать, что на осознанный риск она пошла чуть ли не единожды – когда вызвала мужа на хольмганг. Все остальное время просто обстоятельства складывались таким образом, что ярл то сражалась с драконом, то с Грилой, то еще с кем-нибудь. Было ли у них с Вигмаром подобное оправдание теперь, когда они просто отправились в набег, желая пополнить запасы золота? Едва ли. И потому, всю дорогу до места Ригинлейв благоразумно молчала, ведь она пообещала супругу, что они хотя бы попробуют узнать подробности происходящего, а не сразу отвергнут идею о том, чтобы победить бессмертного короля. А стоило бы ей открыть рот, и ничего, кроме попыток уговорить супруга не участвовать в проблемах незнакомого им королевства, Ригинлейв выдать бы не смогла. Слишком она тревожилась за Вигмара и слишком незначительными считала и местных людей, и их проблемы, и их дурацкие сказки.

Оставалась небольшая надежда на то, что у храма их просто развернут назад, потому что местные и сами не верят в их дурацкие сказки. Да и кто бы поверил?! Женщина уж точно не хотела – ни верить, ни проверять, тем более ценой жизни и здоровья своего мужа. Иной мог бы заподозрить в ней корысть или страх уязвленной гордыни, утверждая, что она не хочет, чтобы ее супруг обрел титул и стал равен ей. Но это, конечно, была неправда. Потому что в контексте этой истории, то единственное, о чем сейчас вообще могла думать женщина – через что придется пройти Вигмару, если он найдет забавным и нужным ему это странное приключение. Что, если король и впрямь бессмертен? Что, если его нельзя убить? Что, если эта темная сила привяжется к мужу и последует за ними даже в Ругаланн? Можно было, конечно, сказать, что они уже побеждали нечисть, побеждали не раз и даже на ее территории – ведь Йольский кот больше не побеспокоит никого именно благодаря их усилиям, но для Ригинлейв это было не слишком убедительным аргументом. Если уж ввязываться в это мероприятие, то хоть с какими-нибудь гарантиями. А могут ли быть гарантии в сражении с бессмертным колдуном? В этом женщина, как водится, сильно сомневалась.

Надежды ее не оправдываются. После недолгого ожидания их все-таки пускают внутрь, а недолгие разъяснения приводят всех вокруг в оживление и заинтересованность, не говоря уже о том, как ведут себя монахи, едва завидев меч. В увеличивающейся своей тревоге, Ригинлейв подходит ближе к мужу, и стоя за его правым плечом, обеими ладонями крепко сжимает его руку, как если бы это могло убедить Вигмара не делать поспешных выводов и не соглашаться сразу и на все. Наверное, не стоило соглашаться с тем, что они хотя бы послушают, о чем идет речь. Потому что для мужа это «послушаем» стало основанием, по которому у него теперь загорались глаза. Ригинлейв видела, как мыслительный процесс уже ведет его ко вариантам развития событий, к тому, как он с ними справится, к тому, как вся эта история станет веселым и увлекательным приключением, от которого будет захватывать дух и о котором позже будет здорово рассказать в компании хирдманов в медовом зале замка Хольмгарда. Это тревожило Ригинлейв. И чем больше подробностей они узнавали – тем сильнее становилась ее тревога, заполняя ее нутро и заставляя чувствовать, как еще немного и остановить Вигмара будет невозможно, даже несмотря на обещание, которое он ей дал.

Двенадцать дев, кровавые жертвоприношения, дерево, обеспечивающее бессмертие. Все это было похоже на страшные ругаланнские сказки, в которых Ригинлейв никогда не мечтала оказаться. Не мечтала и теперь, какими бы просящими ни были взгляды монахов, как бы рады они ни были внезапно пришедшему спасению. Кому какое дело до их чувств и до того, сколько дев еще умрет в их землях, если это могло поставить под удар жизнь и здоровье мужа, а равно и благополучие их, как семьи и как правителей? Разве не были безразличны чужие беды, когда ты мог в одночасье лишиться того, кто тебе дорог? А чертово дерево, бессмертный король и годами устоявшаяся практика, это вам совсем даже не то же самое, что снести голову на хольмганге зарвавшемуся беловодскому ублюдку!

- Никакая это не забавная легенда, - категорично отрезает Ригинлейв, ощущая раздражение в отношении любого, кто скажет хоть что-то, что можно расценить, как небрежность, а тем более – одобрение в отношении этих их сказок и вымыслов. К счастью, жрец сразу понимает настроение княгини и закрывает свой рот, молча склоняясь перед нею, осознавая, что любые разговоры подобного толка сейчас остаются только для Ригинлейв и Вигмара, ведь никого другого женщина и слушать не станет.

- Вряд ли, - хмуро взглянув на мужа, отвечает женщина, - Если он проводит магические ритуалы и создает артефакты такой силы, значит, он – колдун, и скорее всего, колдун довольно сильный, - потому что ярл никогда не слышала, чтобы кто-то мог обеспечивать себе абсолютное бессмертие, хотя слышала, что колдуны и живут очень долго, не старея. Да что там. Это был общеизвестный факт, - А если для убийства его требуется особое оружие и особенный человек, значит, он не только бессмертен, но еще и неуязвим. Так что, вероятнее всего, уничтожение дерева приведет к тому, что он лишь станет уязвим для меча или стрелы, но не убьет его, а раз так, значит, придется с ним сражаться. Да и крайне маловероятно это, что он оставил дерево без защиты и полагается на случайность в вопросе его охраны, - что, в свою очередь, вело и к другому заключению, - И если в силе твоего клинка я не сомневаюсь, то чужая злая магия – это уже совсем другое. Так что, дерево, или не дерево, а как по мне, так пусть катятся к чертям собачьим со своим живым мертвецом и разбираются со всем этим сами.

Подпись автора

Как же отчаянно Ригинлейв боялась, что сейчас муж посмотрит на нее, скажет, что она зря переживает и пообещает чертовым монахам с их дурацкими сказками, что непременно им поможет. Как же отчаянно она боялась, что он станет рисковать своей жизнью не ради какой-то большой цели, а ради тех, кто этого ничуть не стоил, ничего не значил и был никем, в то время как сам Вигмар значил для жены бесконечно много. Но страшнее всего было знать, что если он не отступит, его попросит ее хотя бы попробовать и узнать больше, объяснит, что для него это важно, Ригинлейв не сможет отказать. У нее было бессчетное количество способов манипуляции, на которые она могла пойти, чтобы вынудить супруга сделать то, что она хотела, но обращаться к этим способам, по меньшей мере, было очень жестоко, а по большей – так и вовсе подло, потому что пользоваться любовью мужа к себе даже с тем, чтобы спасти его жизнь, казалось делом недостойным и неприятным. Делом, которого хотелось избежать ради них обоих. Хотя следовало признать, что «ради них обоих» было – остаться в живых и не ставить жизнь Вигмара под удар ни прямо, ни косвенно. Ведь даже если он победит, Ригинлейв все равно не будет покоя еще долго от одного только осознания, что он в очередной раз может решиться на подобную авантюру – не ради денег и власти, а ради азарта, жажды приключения и поиска чего-то, что княгине было ведомо отнюдь не всегда, пусть даже и довольно часто.

И глядя в спину супругу, женщина видела эту борьбу. Борьбу между желанием не подвергать ее страхам и тревогам и желанием оказаться в эпицентре какой-то большой истории, истории намного большей, чем был даже сам их набег. Да, Вигмар хотел найти этого короля, дерево, победить и насладиться своей победой, хотя ярл поклясться была готова, что даже победа не была для него определяющей, ведь определяющей был сам процесс, само приключение. Наверное, еще прежде, Ригинлейв могла бы с этим согласиться, это понять, принять, как должное и следовать этому зову вместе с Вигмаром, но сейчас сердце ее было полно страха потери. И тем острее был этот страх, чем явственнее воспоминания о том, что они итак уже совсем недавно чуть не потеряли друг друга дважды. Так могла ли она подначивать или поддерживать супруга в этом начинании после того, что они пережили? Вовсе нет. Она могла только крепче сжимать его ладонь и надеяться на то, что этого окажется достаточно. Для них обоих. Для их Ругаланна. Для их семьи. И для их будущего.

И к счастью для Ригинлейв, муж отступает, как и обещал. Он принимает, быть может, не перспективу опасности, но тревоги княгини, и она безмерно ему за это благодарна, но выражает это теперь только взглядом, полным любви и одобрения. Не нужно им никакое чужое королевство и сражение с каким-то там бессмертным королем. Не нужны напрасные риски. Нужен только живой Вигмар и их долгое будущее вместе, которое будет уж точно невозможно, если только он умрет. А потому, все прочее для женщины сейчас не имеет никакого значения: она легко и безразлично наблюдает за тем, как им отдают мешки с золотом и серебром, книгу и растерянно задаются вопросами, которые Ригинлейв слышать вообще не хочет, потому что они могли возбудить в Вигмаре новые желания пойти искать славы и на этом континенте тоже, как если бы той, что он заслужил на севере, все еще не было для него достаточно после всего, через что они прошли – и вместе, и раздельно, а равно еще непременно пройдут, потому что ярл никогда бы не поверила в то, что теперь для них настанет время благоденствия, процветания, мира и спокойствия. Нет, для таких, как они, спокойствие и мир настанут только в Хель, если им не повезет там оказаться когда-нибудь. А до тех пор… До тех пор хватит им приключений в их родном краю. А запад пусть отдаст им золото и катится к черту.

Больше задерживаться им не приходится. Вопреки ожиданиям Ригинлейв, ситуация и приглашение вовсе не оказываются ловушкой. Они возвращаются в лагерь уже глубокой ночью, но с первой добычей, не пролив и капли крови, целые и невредимые. И это считается хорошим знаком. Поутру они должны отправиться грабить соседнее поселение – не город с высокими стенами, но храм и зажиточных жителей в округе. Это принесет им еще больше добычи, и быть может, Вигмар забудет о перспективе сражения с каким-то там бессмертным королем, будь он трижды проклят за сам факт своего существования.

В лагере им рады, как рады и добыче, а больше всех рад, кажется, Асбьорн и Инги, которым следовало бы давно спать, да только это был набег, а не жизнь в усадьбе, где с детским временем заканчивалась и детская возможность бывать взрослыми. Потому Ригинлейв приходится ответить на множество вопросов, а затем пообещать, что завтра они обязательно принесут еще больше добычи и даже сам Асбьорн непременно тоже. Лишь после этого, убедившись, что ульфхеднар все еще присматривает за детьми в оба глаза, Ригинлейв отправляется в их с мужем шатер, где и дожидается его с одной только целью: поблагодарить его за сделанный выбор. Ведь княгиня знала, что не будь здесь ее, не будь ее просьб, он непременно поступил бы иначе. Рискнул бы собой и не подумал о том, насколько это опасно. Но ради нее, ради их семьи, он пошел на уступки, и это было бесконечно ценно для женщины, ведь только так ее сердце могло быть спокойно за него и за то, что их ожидало.

- Я знаю, что ты очень хотел сражаться с этим королем, и я очень благодарна тебе за то, что ты ко мне прислушался, - говорит ярл, едва только они оказываются с супругом наедине в шатре, - Обещаю, у нас еще будут приключения, в том числе со всякой нечистью и прочей дрянью, но только чуть позже и не на чужом континенте, - она обнимает мужа, целует его в скулу и гладит по щеке, заглядывая в глаза, - Я итак недавно чуть не потеряла тебя. И пока еще не готова рисковать снова, даже если риск тебе самому кажется нереальным, - впрочем, Вигмару, вероятно, любой риск казался нереальным, настолько он был уверен в себе. И это не было плохо в иных обстоятельствах, но сейчас слишком пугало Ригинлейв, - Спасибо, - добавляет она, коротко улыбается и снимает с себя одежду. У них было еще немного времени до утра, чтобы отдохнуть перед планируемым грабежом, и женщина полагала, что им стоит этим воспользоваться.

Поутру весь лагерь полон людей, шума, но вовсе не суеты. Некоторая неслаженность действий наблюдается, особенно в определении, кто пойдет на это поселение, но это не приводит к конфликтам или ссорам. Кто не пойдет сейчас – пойдет завтра. И никто не уйдет без добычи. Но Ригинлейв в оба глаза глядит за Асбьорном, которого они, конечно, возьмут с собой. Лучше сами возьмут, чем он сбежит тайком и пострадает.

Умывшись и облачившись по статусу и по предстоящей вылазке, Ригинлейв дождалась мужа, окинула взглядом их отряд и молчаливо вскинула «Винланд», провозглашая первую часть их набега, - И да будут с нами Тор, Тюр и Всемогущий Ас. И да сдержат они Гулльвейг, не позволив ей посеять раздор в наши ряды, - коротко произносит женщина, убирает меч в ножны и уверенно ступает по направлению к поселению, что хорошо было видно уже со следующего холма.

Подпись автора

Признаться, Ригинлейв готова была на все, чтобы мужу больше никогда не пришлось сражаться ни с какими чудовищами, а в Ругаланне их попросту не обнаружилось, но сказанных слов и ночи в объятиях мужа ей оказалось вполне достаточно, чтобы успокоиться и чтобы вести людей к первому поселению без тени страха и сомнения в том, что с Вигмаром все будет хорошо. Конечно, набеги, порой, таили в себе непредугаданные и неожиданные опасности, которые вполне могли грозить и смертью тоже, но тут вероятность уж точно была меньше, чем умереть от руки бессмертного короля или какого-нибудь чудовища. Так что настроение княгини, ее решительность и ее спокойствие сегодня были на высшем уровне.

До поселения они добрались быстро. Колокольный звон женщина узнала без труда, находя его, пожалуй, раздражающим, как и сама необходимость непременно ходить и молиться этому их богу по расписанию, а не когда того пожелают душа и сердце. Чужая вера была и оставалась для княгини потемками, и она не стремилась с нею разбираться, оценив только преимущества, которые давало им знание обычаев этого края. Улицы и дома будут пусты, а значит, грабеж быстрым и легким по крайней мере в этой части. После, конечно, придется ограбить и храм чужаков, потому что больше всего золота всегда находилось в нем, но до тех пор у них еще было время. И не обнажая меча, женщина уверенно шла вперед, зная, что не встретит никакого сопротивления. Это в Ругаланне хотя бы с ножом, но обращаться умел даже ребенок, не говоря уже о женщинах и стариках, а здесь либо были профессиональные воины, либо забившиеся в угол крестьяне, которые ничего не умели. И именно вторых княгиня намеревалась встретить прямиком в храме, в котором они намеревались разжиться наибольшим количеством золота, серебра и драгоценных камней.

Все пошло не по плану как-то почти сразу. Они и до храма дойти не успели, как увидели толпу, собравшуюся посреди площади. Не то, чтобы это было большой проблемой для их вооруженных до зубов хирдманов, но Ригинлейв предпочитала не устраивать бессмысленной и жестокой резни, а потому и не желала встречаться с жителями лицом к лицу. Вместе с тем, она вовсе не исключала возможности кровопролития, потому что в набеге без него все равно невозможно было обойтись. Но картина, развернувшаяся перед ними, мало походила на сельское сборище, а тем более, на попытку какого бы то ни было сопротивления. Напротив, ситуация выглядела так, будто кто-то успел вперед них и теперь требовал у жителей отдать все добро. Что это было за добро, довольно скоро пояснил священник, заставив Ригинлейв нахмуриться. Только они забыли про этого их мертвого или бессмертного короля, как он опять всплыл. И жаль, что не брюхом к верху. Как будто эта легенда их преследовала, как будто тянулась за мечом и за самим Вигмаром. Но княгиня не намеревалась уступать ей мужа, как не намеревалась уступать его и этому проклятому королю. Они лишь ограбят здесь все и уйдут, а он пусть повременит со своими налогами и поборами, в том числе теми, которые он брал юными девами.

Можно было дождаться, пока солдаты уберутся и не вступать ни в какой бой вовсе. Они здесь все были совершенно за разным. Юные девы не интересовали, в большинстве своем, даже в качестве рабынь, потому что толку от них было мало: они еще ничего не умели, не вели хозяйство, плохо готовили и славились на рынке только своей красотой, привлекая внимание мужчин. К тому же, этим воинам нужны были только две, так что, вполне можно было и постоять в очереди до самого нападения. Но у Вигмара, как водится, была своя точка зрения на этот вопрос и он сразу же предложил план. План, от которого следовало отказаться, потому что убийство воинов короля могло выйти им боком во многих отношениях. Но прежде всего, тем, что король пришлет сюда уже целый отряд, и вместо того, чтобы грабить крестьян, им придется вступить в кровопролитное сражение, скорее всего, не одно, а там и до самой встречи с королем недолго. Такой вариант Ригинлейв не устраивал.

С другой стороны, она довольно хорошо понимала, что Вигмар удовлетворен вчерашним решением не был даже отчасти, забыл обо всем ради нее, да и уступил, в общем-то, тоже. И сегодняшняя возможность поквитаться с воинами Абартаха могла стать для него своеобразной компенсацией. Пусть не сражение с бессмертным королем, но хотя бы с его воинами. Да и вообще хоть какое-то сражение. Слишком простой набег, конечно, радовал золотом, но был скучен. Следовало дать и мужу, и воинам немного размяться и разогнать кровь коротким сражением. И Ригинлейв, чувствуя, что совершает ошибку, однако, сдалась.

- Хорошо. Давай, так и сделаем, - коротко улыбнувшись, согласилась ярл и тотчас же дала своему хирду приказ окружить площадь. Ульфхеднары, как и всегда, остались рядом с Ригинлейв и Вигмаром, а прочие стали занимать позиции для молниеносной и стремительной атаки, у которой мог быть всего один результат. Их победа. Никто не помешал ни окружению, ни обмену сигналами, потому что драма, разворачивающаяся на площади, лишь приобретала громогласное сопротивление, но ничуть не думала утихать. Под ожесточенные споры и крики сложно было заметить чужое войско, готовое к атаке. И едва дело было сделано, Ригинлейв отдала приказ о нападении.

Вопреки возможным ожиданиям чужестранцы оказываются вовсе не так плохи в сражении. Ярлу приходится приложить усилия, чтобы нанизать на меч одного и проткнуть другого, попутно уклоняясь от удара, но все же численное преимущество и навыки ругаланнцев делают их победу быстрой и неизбежной. Вскоре один из ульфхеднаров втыкает меч в последнего живого воина, а затем срывает с его шеи медальон из гладкого стекла с каким-то ярко-красным символом внутри, после чего отправляет его в карман. Местные жители, однако, не выглядят ни радостными, ни счастливыми. Только напуганными. Очевидно, опасаются мести со стороны своего короля-чернокнижника и ждут расплаты. По счастью, вскоре прибегает жрец, который падает на колени, начинает, что-то лопотать, жарко объяснять и всячески налаживать контакт между чужестранцами и местными, после чего слышатся радостные и одобрительные возгласы, а Вигмара вновь просят показать меч. Жители что-то громко произносят на своем местном наречии, а затем в благоговении и трепете опускаются на колени. Некоторые из них плачут, иные – возносят молитвы.

- Они благословляют и молятся за Вас, Ваше величество, - переводит их слова жрец, подойдя поближе к Ригинлейв и Вигмару, - И они благодарят вас за спасение. Они очень долго ждали своего подлинного короля и счастливы, что дождались. Полагаю, что Вы можете приказать им отдать любые сокровища, они с радостью отдадут все своему истинному правителю и расскажут в соседних селениях, что Вы прибыли, чтобы победить Абартаха, - вежливо переводит жрец, а затем смотрит на Вигмара и Ригинлейв во все глаза. И ему есть, на что смотреть, ведь княгиня в одночасье становится мрачнее тучи, жалея о том, что согласилась ввязаться во все это.

Подпись автора

По мнению Ригинлейв, самым лучшим решением для них было собраться и уйти отсюда, как можно скорее. Забрать все золото, все ценности и все, что представляло интерес, и уйти. Ей не нравилась эта история с королем и с тем, что муж может вдруг понять, что все-таки заинтересован в перспективе сражения и противостояния с неизвестным злом, но еще ей не нравилась перспектива того, что это неизвестное зло само нападет на них, услышав о том, что у него забрали его добычу. Да, конечно, быстро это не произойдет, ведь они перебили всех, кто был, а значит, слухи донесут вести далеко не мгновенно, но во-первых, никогда нельзя было забывать о том, что король-колдун может полагаться отнюдь не только на простые смертные методы доставки новостей, а во-вторых, у них тут еще были дела до того, как станет необходимым столкновение с чужой армией. Им предстояло ограбить еще несколько поселений, и лучше бы им удалось отплыть до того, как этот их бессмертный кошмар приведет людей, чтобы решить внезапно образовавшуюся проблему. Нет, не только потому что они мешали ему забирать девственниц. Но и потому что ни один правитель не захочет давать возможность грабить свой народ. Он лучше ограбит его сам, если потребуется.

Иными словами, Ригинлейв не нравились все эти церемонии, учтивость и попытки пригласить их в гости. Они здесь были чужеземными захватчиками, а вовсе не друзьями крестьян, не спасителями и не грозой местной короны. Демонстрировать иное – значило демонстрировать собственное лицемерие и обман, а это, возможно, не приходилось по вкусу и мужу тоже. Вместе с тем демонстрация доброжелательности и лояльности своему народу, учтивость по отношению к ним, визиты и согласие разделить пищу и кров – то, что делало правителя более ценным, лучше знакомым, а потому и более заслуживающим доверие. Ригинлейв знала это по своим подданным, которых старалась видеть достаточно часто, чтобы они не смогли ее забыть, смогли оценить ее доброту, расположение и дружелюбие. Только она это делала, потому что на самом деле была их правителем и считала связь между ярлом и подданными значимой. А муж мог делать это, потому что это даст им возможность быстро, без боя и без лишних усилий собрать золото и увезти его с собой, не пролив и капли ругаланнской крови. Понравится ему это или нет, Ригинлейв не знала. Но план считала вполне состоятельным. Забрать все, что было и уплыть – лучшее, что они могут сделать для самих себя. Но, конечно, отнюдь не лучшее, что они могут сделать для местного народа.

И вообще-то эта дилемма, поначалу совершенно не стоявшая перед княгиней, теперь бередила ее сердце. Они не только собирались обмануть слабых, доверившихся им крестьян и горожан, надеявшихся на спасение от угрозы и напасти, они еще и забирали у них все ценное, что у них было, оставляя один на один с их злым мерзавцем-королем, который отбирал кое-что поценнее. Их жизни. Да, это был не их народ и не Ругаланн, где Ригинлейв сделала бы все, чтобы избавить своих людей от любого зла, от несправедливости, жестокости и угнетения. Но все-таки это тоже были люди. Чужие им, незнакомые и непонятные, но люди, с которыми следовало обходиться, как с людьми. Или хотя бы попытаться, насколько это было возможно в отношении тех, кто казался тебе совсем далеким, незнакомым и до кого тебе не должно было быть никакого дела.

Вся эта ситуация тревожит женщину, она хочет вернуться в лагерь, и она благодарна мужу за то, что он держит слово, которое ранее дал ей. Ему не нужна была эта земля и эти люди, если Ригинлейв этого не хотела, а она не хотела. Она хотела только живого и здорового Вигмара рядом, и на фоне этого все прочее едва ли имело хоть какое-то реальное значение. Теперь же соприкосновение с этими людьми казалось женщине еще одной причиной задержаться, столкнуться с королевской гвардией и нажить себе проблем. И все же… Да. Все же, им следовало дождаться обещанных даров, а заодно уважить местных, чтобы… Хотелось бы думать, что, чтобы дать им надежду. Но на самом деле – чтобы обмануть. И быть может, поняв, что никакой надежды нет, они сами теперь станут сражаться за себя и друг за друга. Потому что как бы там ни было, а ее муж точно не обязан был этого делать и рисковать собой ради неизвестных им людей. У него была своя жизнь, свой путь и свое будущее. Меч не определял его. Ничто, кроме его самого и его решений – не определяло.

- Что ж, - выдохнула женщина, взглянув на мужа, - Правитель, дарующий своим подданным честь разделить с ними пищу и кров – правитель, заслуживающий уважения. Быть может, нам и стоит принять их приглашение. Может быть, они будут более резво нести нам свои дары, - женщина криво усмехается, пряча за цинизмом свою тревогу и свое чувство вины, - Но мы не будем задерживаться надолго. Пусть несут дары, а после следует погрузить все на корабли и отплывать в Ругаланн. Я не хочу, чтобы нам пришлось столкнуться с профессиональными и хорошо вооруженными отрядами местного колдуна, - тихо добавляет женщина, хотя услышать их кому-то, кто мог бы их понять, здесь едва ли было возможно.

Следовало признать, что местное гостеприимство было и впрямь гостеприимством широкой души. Обрадованные, хотя прежде и несколько растерянные жители поселения, затеяли чуть ли не целый праздник. Все вокруг были довольны, и ругаланнцы тоже. Потому что они пили и ели в домах, а не в лагере, к ним сами лезли прехорошенькие девушки, а незнакомые песни вызывали добрый смех, пусть и непонимание. Различия двух народов были видны явственно и недвусмысленно, особенно различия религиозные, в том числе те, которые потребовали вмешательства жреца, чтобы объяснить местным, что Ригинлейв и Вигмар будут спать в одном доме, в одной кровати и в одной постели, потому что они – законные муж и жена, пусть и не по меркам этого их местного бога.

Чествовали Вигмара они, как надлежит настоящего короля, и Ригинлейв улыбалась, глядя на это, хотя все еще ощущала чувство вины. И вместе с тем не ощущала, что они оказались в набеге. Все вокруг было таким, точно они прибыли в гости к добрым друзьям или соседям и их привечают так, как надлежит привечать тех, кто был тебе близок. Взяв в руки кубок с подогретым вином и специями, княгиня выходит на улицу, заставив вздрогнуть, вскинуться и выпустить их своих рук симпатичную девицу одного из ульфхеднаров. Усмехнувшись, женщина покачала головой.

- Где Асбьорн? Он в порядке? – чем бы они тут ни занимались, это не снимало с них ответственности за племянника.

- Да, мой ярл. Хэрсир Ладе, его дочь Ингибьорг и хэрсир Морозного острова играют у крайнего дома, Грим присматривает за ними, - он склоняется перед женщиной, она кивает, отпивает вино и усмехается. Да, в чем Ормару было не отказать, так это в умении находить общий язык с детьми. Так что, во что бы они ни играли, ничего дурного детям не грозило.

- Хорошо. Если князь будет искать меня, скажи, что я на пристани у реки, - просит женщина, а затем направляется мимо домов вниз по холму к реке, желая провести время без шума и людей, немного отдохнув от всеобщего внимания. Здесь тихо, а светлый диск луны освещает тихую реку с неизвестным названием. Княгиня отпивает еще немного вина, погружаясь в собственные мысли. Пять минут она сидит на причале, опустив ноги в воду, или больше часа? Неизвестно. Но шаги мужа за спиной различает безошибочно. Улыбается и поворачивает к нему голову.

- Тоже устал от этих их странных песен и постоянных предложений съесть что-нибудь еще?

Подпись автора

Ригинлейв бултыхает ногами в прохладной воде, задумчиво глядя на отблески серебряных лучей луны в идеальной водной глади. Если не думать ни о чем, что обременяло ее до прихода сюда, ей хорошо, спокойно и мирно. Муж был рядом, а разум не был занят привычными тревогами, что заполняли его в Ругаланне, где нельзя было ничего забыть, везде нужно было держать все под контролем, и неважно, где именно ты находишься: на празднике у одного из хэрсиров или в столице, где то и дело находились какие-нибудь дела. Здесь ничего подобного не было. Ярла не тревожили ни дела, ни люди. Чувство вины перед местными тоже отошло на задний план, хотя бы на какое-то время, потому что как бы сильно оно ни было, а никакие потуги собственной совести не стоили жизни и безопасности супруга. И все же, Ригинлейв казалось, что она знает, о чем думает Вигмар, знает, что именно его тревожит. И будь она смелее, непременно обсудила бы с ним это, обговорила с ним то, что он чувствовал даже не один – ощущал вместе с нею. Да. Эти люди мало отличались от их собственных бондов, которые тоже были бы рады своему князю и княгини, если бы они приехали. Вот только это был их собственный народ, а здесь – чужой. И Ригинлейв убеждала себя, что это определяющее. Но еще она убеждала себя, что это вовсе не эгоизм – бояться за кого-то так сильно, что не быть в силах отпустить его сражаться с очевидной и непобедимой опасностью. Ведь она заботилась о муже. Ведь она не хотела его потерять. Ведь важнее него у нее никого не было.

- Думаю, что люди везде одинаковые, Вигмар, - отвечает женщина мужу и хочет добавить «разве что с нашими бондами мы бы никогда так не поступили», но об этом благоразумно молчит, зная, что этими словами всколыхнет в сердце мужчины ненужные им обоим чувства, которые могли привести к известному итогу. Но как бы сильно ни было в Ригинлейв чувство справедливости и чувство долга, любовь ее к Вигмару была сильнее, а значит, и тревога за него тоже. И ни местные песни, ни местные танцы, ни угощения, ни добрые слова не заставят ее отказаться от своего неизменного желания, чтобы муж держался подальше от проклятого колдуна, уничтожающего это королевство и берущего дань кровью. Это было не их дело, не их беда и не их ответственность. И вообще-то люди в подобных обстоятельствах должны были учиться сами себя защищать. Так что, в некотором смысле, они даже преподнесут местным хороший урок, ценность которого была от того столь высока, что если они этот урок усвоят, им не придется никогда больше ожидать спасения от чужестранцев или от любого проходящего мимо героя. Они сами станут своим спасением, своими героями и своей надеждой. А это гораздо больше, чем мог дать им любой другой благородный король, вытащивший их из этого порочного круга. Так что, даже зная, что муж чувствует и о чем он думает, зная его нутро и его душу, Ригинлейв не собиралась отступать. Знала она и о том, что хотел Вигмар сказать. Но нет. Они делали все в интересах Ругаланна: сохраняли жизни своих людей, добывали золото, не подвергали никого напрасному риску. Это было разумно и это было честно по отношению к самим себе. А это куда важнее, чем быть честными с чужаками, пусть они и приняли их у себя, как дорогих друзей или дальнюю родню. Это была их ошибка. Ошибка же Ригинлейв была в том, чтобы согласиться плыть на запад. Не следовало так поступать. Они бы не приплыли сюда, не узнали бы этой дурацкой легенды, не разбередили бы в Вигмаре желания непременно ввязаться в авантюру. Впредь никакого запада. Вернутся корабли с востока, принесут важные сведения о том, чего ожидать там, и в следующий раз они соберут набег туда. А запад пусть тонет в крови вместе со всеми своими королями и мертвыми богами. Ригинлейв не было до этого дела. Или во всяком случае, она силилась убедить себя, что не было.

- Думаю, что будет достаточно для того, чтобы не бедствовать год. А после пойдем на восток, привезем оттуда рабов и специи, которые продадим по очень высоким ценам, и компенсируем любые недостатки. Главное, что этот набег окажется удачным и не унесет жизней наших воинов, - ничьих жизней, а особенно – не заберет у нее мужа. Сейчас едва ли для Ригинлейв могло быть, что-то по-настоящему важнее этого. Но она верила Вигмару, верила его слову, знала, что он не станет нарочно обманывать ее и пользоваться ее доверием, чтобы все-таки пойти на бой с бессмертным королем, кем бы он ни был. И княгиня была за это благодарна. За то, что он ценит их семью и общее будущее гораздо больше, чем свои юношеские амбиции и желание непременно победить еще какого-нибудь монстра.

Сидеть на берегу и молчать было приятным и необременительным занятием, которое радовало Ригинлейв. Так что, пожалуй, не раздайся откуда-то сверху звуки предполагаемой битвы или, как минимум, конфликта, они могли бы провести так часы до самого рассвета. Но женщина расслышала ровно то, что прежде услышал ее муж. И почти тут же встрепенулась, понимая, что даже если конфликт произошел между их людьми и местными – это все равно было нехорошо для реализации их плана.

Но конфликт произошел не между их людьми и местными. И Ригинлейв поняла это в то же мгновение, как только увидела своего ульфхеднара со смертельной раной. Увидела и узнала. Это был Грим. Зачем кому-то было убивать человека, который присматривал за безопасностью детей? Только Богам известно, если не предполагать худшего. Но именно худшее и случилось. И княгиня отчетливо понимала это по выражению лиц.

- Ингибьорг, Валборг и Асбьорна забрали, - глухо произносит женщина, глядя на мужа, а затем встречается с благодарным взглядом ульфхеднара, которому не пришлось говорить это самому. Все сходилось. Не было никаких сомнений в том, что все трое детей были невинны и годились на жертву. Либо приносили в жертву не только девочек, но и юношей, либо Асбьорн просто удобно подвернулся.

- Отправьте весть в лагерь, пусть укрепят его так, будто готовятся к осаде, - распоряжается ярл, помрачнев настолько, что узнать в ней прежнюю Ригинлейв едва ли было возможно, - Орм, собирай людей. Только конный отряд, тех, кто достаточно трезв и имеет достаточно опыта, - юнцов здесь было предостаточно, в том числе потому что хирд самого ярла пополнился незадолго до выхода в набег. Пополнился юношами, но не мужчинами. Для некоторых этот набег вообще был одной из первых битв. Такие им были не нужны.

- Грим выживет? – сухо интересуется княгиня, обращаясь к ковыряющемуся над умирающим жрецу. Он коротко мотает головой, давая понять, что шансов нет. И сейчас Ригинлейв безразличны вопросы компетенции. С этим она сможет разобраться потом. А сейчас она извлекает меч из ножен и «Винланд» вспыхивает в руке, заставляя Грима смотреть только на этот яркий свет, - Да будет легким твой путь в Вальхаллу, друг. В стены, где храбрые сердцем могут жить вечно, - резкое движение рукой, и душа воина покидает тело. Гриму отдают дань уважения молчанием, а после кто-то распоряжается о погребальном костре. Ригинлейв же убирает меч в ножны и бросает взгляд на собравшуюся толпу. Ни глазеть, ни обсуждать тут было нечего. Местным повезло. Их король переступил грани, которые нельзя было игнорировать. И он за это заплатит.

- А где Ормар? – интересуется женщина на ходу, направляясь к конюшням.

- Бросился следом за похитителями, моя госпожа, - отвечает один из ульфхеднаров, и Ригинлейв кивает. Среди детей была его дочь, никаких сомнений в том, что Ормар решился бы последовать за ней хоть в сам Хельхейм.

В конюшне уже ждет небольшой, но достаточно надежный отряд из верных и давно известных им воинов. Кони отдохнувшие и сытые, пусть и незнакомые всадникам, да и вряд ли лучшего качества, но в нынешних условиях выбирать не приходилось. Ярл безразлично тычет в первую попавшуюся лошадь, веля подготовить ее, а затем разворачивается к мужу.

- Мы найдем их, обещаю. Найдем и спасем, а их похитителей подвесим за их кишки на деревьях, - и с этими словами она седлает коня, уже на ходу узнавая у жреца, в какой стороне находится замок короля. В том, что детей забрали туда, не было никаких сомнений. Как и в том, что им нужно поторопиться.

Подпись автора

И тревоги Ригинлейв всколыхнулись с удвоенной силой. Не только потому что похитили двух племянников княгини, не только потому что им почти наверняка грозила смерть, но и потому что теперь слово Вигмара не идти против местного лича, или кем там был этот бессмертный ублюдок, автоматически оказывалось в стороне и не имело такого определяющего значения, как прежде. Ригинлейв знала мужа. Она знала, что он не удовлетворится и не успокоится убийством одних только тех, кто похитил детей, он непременно захочет добраться до самого местного короля. И это ужасало женщину, заставляя ее чувствовать, как земля уходит из под ног. Потому что как бы кощунственно, жестоко, беспринципно и безнравственно это ни звучало, как бы сильно Ригинлейв ни любила Асбьорна и Ингибьорг, каким бы долгом на ее плечах ни лежала необходимость заботиться о Валборг, оставшейся хэрсиром без попечения своих близких, правда состояла в том, что ни один из этих детей и даже все они вместе взятые не стоили для Ригинлейв жизни Вигмара. Он был для нее самым дорогим и близким человеком. Она любила его сильнее, чем кого бы то ни было еще. И если Ругаланн по отдельным пунктам мог поспорить с мужем княгини по уровню своей значимости и влияния, то никто из смертных, да и из бессмертных, в общем-то, не мог совершенно точно.

Вряд ли, правда, это было тем, что Вигмар хотел слышать. Ригинлейв знала, что говорить с ним об этом сейчас бессмысленно. Оставалась слабая надежда на то, что они успеют нагнать похитителей прежде, чем они скроются за стенами замка, и тогда ярл сможет убедить мужа, что штурмовать стены обители злого короля – чистейшее и абсолютнейшее безумие, которому не будет конца, если они за него возьмутся. Но Боги не оказались к ним милостивы. И когда их конный отряд весьма стремительно прибыл к городу, стало ясно, что они опоздали. Опоздали, с точки зрения княгини, конечно же. Потому что все прочие были настроены на то, что возвращать детей придется прямо из замка. И по мере этого осознания Ригинлейв становилась все более мрачной и все более тревожной. Она побледнела, как январский снег, а тонкая линия губ сжалась, выдавая ее недвусмысленное отношение к происходящему. Не надо им было в это вмешиваться. Не надо было слушать никаких глупых легенд. Нужно было еще тогда, в шатре, сказать Вигмару, что они не станут интересоваться и лезть в это дело, и закрыть на этом тему. Ограбили бы все прибрежные поселения и ушли. Средств им хватило бы, а местные легенды остались бы для местных.

Но теперь они стояли в пролеске, пялясь на замок и что-то еще мерзкое и знакомое шевелилось в Ригинлейв. Она знала это место. Она помнила его. Точно была здесь уже. И кажется, не единожды. Потому что во снах, в кошмарах – куда чаще, чем наяву. Княгиня, игнорируя неожиданное появление кузена, делает с десяток шагов вперед и стоя на пригорке смотрит на стены и на знаки на них, сжимая пальцами эфес «Винланда» с такой силой, что становилось больно ладони. Ульфхеднар, уже в возрасте, все это время стоявший, где-то среди других воинов отряда, подходит ближе и равняется с княгиней плечом к плечу. За все время своей долгой службы он, кажется, не перекинулся с ней и единым словом, не считая себя достойным того, чтобы говорить с ярлом. Но теперь, когда они двое узнают это место, это кажется вполне уместным.

- Вы тоже помните его, госпожа? – тихо спрашивает он, и по мужчине явственно понятно, что он – еще как помнит, - Коготь Фенрира, об который оборвалась нить жизни ярла Горма, - и ему не нужно говорить ничего больше, потому что в этот момент и в самой Ригинлейв, что-то обрывается. Да, она помнит. Помнит тот проклятый набег на запад, в котором пал от меча отец. Они тогда были здесь чуть ли не всем Ругаланном, воинов было много, решили, что будут брать не только прибрежные поселения, но и зайдут глубже. Решились даже брать крепость. Только стояли от нее на другой стороне, нежели сейчас, от того-то Ригинлейв и не узнала ее с первых мгновений. А может быть, от того, что все это время старалась ее забыть? Им даже удалось тогда проникнуть внутрь большим отрядом, вот только этого оказалось недостаточно. Нет, не потому что Абартах вышел на бой. Ничего ни о каком не умирающем короле они тогда не знали, да и не хотели знать. Просто их там ждали, откуда-то знали, что они придут. И тайный ход внутрь, подсказанный каким-то местным, который то и дело плевался под ноги, поминая этот замок, стал для них не путем к славе, а путем к смерти. Назад вернулись не все, хотя потерь и было не так много. А вот погоня, направившаяся следом, унесла куда как больше жизней. И короткое сражение у лагеря – тоже. Там же пал и Горм. И теперь эти воспоминания цепью восстанавливались в разуме Ригинлейв, несмотря на то, что она хотела забыть тот набег и их неудачу, унесшую жизнь отца.

- Помню, - глухо заключает ярл, глядя в стену, даже не моргая. Ужас ползет мерзкой дрожью вдоль позвоночника, и это никак не связано с тем, что внутри замка был король-колдун, бессмертный и приносящий жертвы девственницами. Нет. Просто часть воспоминаний всегда остается настолько болезненной, что даже осознавая, что все так и должно было быть, что никто не живет вечно и что Горму повезло пасть от меча, а не умереть соломенной смертью в постели, ты не можешь с собой ничего поделать и просто отпустить случившееся. Вот и Ригинлейв, похолодевшая и побелевшая, не могла.

- Круглый кулон на цепочке у нас есть, - отзывается женщина, жестом распоряжаясь показать его. Она видела, как ульфхеднар прибрал его к рукам, а теперь был вынужден вытащить из кармана, - Наверняка часть какой-то злой магии. Да только нам от него никакого толку. Даже если мы покажем его на входе, страже нужно быть слепой, чтобы не заметить чужестранцев, - а чужестранцами они были во всем – в одежде, в оружии, в манере себя вести, в том, что их отряд вела женщина. И сейчас эта женщина молчит, обдумывая, насколько ей хочется рассказать о том, что она знает, как пройти в этот замок другим путем. Они оба знают, но ульфхеднар молчит, понимая, что не вовремя сказанные слова, иной раз, лишают не только службы, но и головы. А Ригинлейв содрогается от самой себя, но не хочет говорить мужу, что знает, как войти внутрь. Потому что она уже потеряла здесь своего отца. И не хотела терять еще и Вигмара. Вот только если она сейчас смолчит, они окажутся внутри слишком поздно, а Вигмар когда-нибудь об этом узнает, он ей никогда этого не простит. И она потеряет его, в любом случае. Живым, или мертвым, а все равно потеряет. Но ведь он мог и не узнать никогда? Мог ведь, правда?

Борьба продолжается недолго. И Ригинлейв хотела бы сказать себе, что она принимает решение, понимая, что так будет правильно, что они не могут бросить Асбьорна и девочек на верную смерть. Но дело совсем не в этом. А в том, что княгиня понимает, что Вигмар все равно не отступится. Он либо пойдет внутрь с кулоном и его убьют, распознав в нем чужака по одной только одежде, не говоря уже о том, что он ни слова не понимал на местном языке, либо велит тащить лестницы и их всех убьют при попытке проникнуть в крепость штурмом. Тайное проникновение даст больше шансов на выживание. И не имея другого выбора, Ригинлейв принимает это решение.

- Идем на юг, - жестко, холодно и тихо распоряжается женщина и седлает своего коня. Ничего объяснять она не собирается. Захотят стоять и пялиться на этот проклятый замок – пусть. Идти приходится недалеко. И с позиции, которую они теперь занимают, княгиня узнает и это место, и этот замок, и все вокруг. Такое, увы, никогда не забывается, как ни старайся. Ей даже кажется, что она видит зарубки на дереве, которые они делали, отмеряя шаг до тайного хода из замка. Абартах позаботился о возможности сбежать, или прежние правители были весьма осторожны? Как бы там ни было, а спешившись, Ригинлейв как и тогда отмеряет шаги, поворачивается, отмеряет снова и, наконец, ударяет сапогом по земле, чувствуя дрожь, нехарактерную для толщи земли.

- Здесь, - она жестом дает ульфхеднарам понять, что делать и вскоре они снимают верхний слой земли, едва ли достигающий полуметра. Наполовину деревянные двери даже не подгнили, видимо, их хранила какая-то магия. Эта же магия, по всей видимости, не давала им их открыть. Сколько ни тянули вверх, ни толкали вниз – все без толку.

- Дай сюда амулет, - требует княгиня и яркий знак мелькает в ночной тьме. Ригинлейв склоняется и сжимает амулет в руках. Она подносит его к двери, несколько мгновений точно ничего не происходит. Но затем, что-то будто щелкает в тишине, и очередная попытка открыть, оказывается удачной. Кажется, с прошлого проникновения король позаботился о защите замка изо всех ходов. И это лишь подтверждало теорию. Он был сильным колдуном. И это было плохо.

Подпись автора

От благодарности Вигмара идет дрожь по телу. Женщина вовсе не чувствует, что она поступила правильно, и чужое одобрение ей ничем в этом смысле не помогает, а лишь причиняет боль словами о том, что если Вигмар умрет в этой их вылазке за пленниками, то это будет целиком и полностью ее вина и ничья больше. И никаких аргументов, чтобы опровергнуть это, у княгини не было, так что ей только и оставалось, что надеяться на то, что в Вигмаром ничего дурного не случится. Со всеми ними не случится, хотя сейчас это и казалось едва ли сколько-нибудь реальным.

Кромешная тьма уже знакомого прохода темнеет зияющей пастью точно так же, как тогда, много лет назад. И женщина размышляет над тем, что еще они могли не учесть и упустить. А они наверняка, что-то не учитывали и упускали. И этим чем-то была не неожиданная засада, не непредсказуемое количество возможных ловушек, этим чем-то была магия, вне всякого сомнения. Ригинлейв не знала, почему ее не применили против них в прошлый раз. Возможно, потому что они были достаточно неосторожны и безо всякой магии: раскрыли себя и перед разведчиками, и много шуму понаделали, когда сунулись за дверь. Слишком уверены в себе оказались. Слишком беспечны. Слишком глупы. Было ли так и теперь? Ярлу неоткуда было знать. Очевидно, что проход теперь рассматривали, как куда большую угрозу замку, раз его защитили магией из-за которой пройти можно было, только используя амулет. Но значило ли это, что больше внутри не было никого и ничего опасного? Пожалуй, напротив. Им стоило опасаться всего и ожидать, чего угодно. И если они все там погибнуть, то Ригинлейв не сесть за стол с предками и эйнхериями. Потому что она будет ярлом, который вместо побед привел своих людей на смерть и бойню. А это едва ли было достойным славы Хорфагеров и их правления, продлившегося многие века сияющей славы севера и самого их рода.

- Кто знает? – правдиво ответила Ригинлейв мужу очень и очень тихо. Она понятия не имела, чего им ждать внизу. Имей она когда-нибудь подобную уязвимость в Хольмгарде, непременно сделала бы ее главной ловушкой для любого врага, который о ней узнает. Но все тайные ходы Хольмгарда вели к воротам города, а не за его пределы, и потому и использовать их во вред обороняющимся было трудно, если не невозможно. Этот тайный ход выходил к пролеску, а значит… Да, значит, глупо было полагаться на чудо и думать, что внутри все будет тихо и безопасно, - Но я не стала бы рассчитывать на то, что мы без проблем пройдем в город и так же без проблем вернемся. Хоть ход и был заперт, обитатели замка едва ли не понимают, какой риск – оставлять его без надзора. Но не думаю, что они пустят внутрь стражу. Проход едва помещает трех человек в ширину. Любое нападение внутри – чистое самоубийство, а лучникам вообще негде развернуться. Если засада и будет, то у самого выхода. А ее предсказать невозможно, - потому что либо все уже знали, что они здесь и поджидали их, либо не подозревали о том, что северяне поспели за своими пленниками так скоро, а значит, не могли успеть подготовиться и противостоять им. В любом из этих случаев, ситуация была опасной. И чем явственнее ощущалась эта опасность, тем мрачнее становилась Ригинлейв.

- Проход по прямой выведет прямо в конюшни замка, - там их в прошлый раз и поймали, - Но есть еще, - Ригинлейв помнит все, что им тогда сказал местный, будто это было вчера. Но это было много лет назад. Незнакомец мог лгать. Все могло поменяться, - В подземелья. На главную площадь города. В местный храм. В гильдию ремесленников, - и она не говорит ни единого слова о том, куда предпочла бы направиться сама. Потому что не предпочла бы вовсе. Но объяснять это Вигмару сейчас едва ли было состоятельно. И княгиня не собиралась даже пытаться. Вместо этого она отвернулась от мужа и подозвала к себе жреца.

- Спустишься первым. И скажешь мне, насколько сильно там все напичкано магией, - тихо распоряжается Ригинлейв, и жрец, как ни странно для жреца, ведь они все поголовно были трусами, коротко кивает. Ждать его долго не приходится. Он тотчас же обвязывает себя веревкой – на всякий случай, ведь ступени под ногами видны явственно, хотя и не выглядят особенно надежно, и спускается, сжимая факел в руках. Судя по звукам, издающимся из темноты, ничего ужасающего не происходит, да и жрец оказывается не из робкого десятка, отвечая нецензурной бранью на вонь, грязь, паутину и слякоть. Заключения его, впрочем, ждать долго не приходится тоже. Вскоре он показывается на поверхности и подходит к ярлу.

- Не могу сказать, что внутри особенно много магии. Возможно, где-то нам еще понадобится медальон – он исполняет роль магического ключа, благодаря которому мы пройдем через другие вероятные двери, но в остальном, я не вижу значительных опасностей характера заклинаний или магических ловушек, - можно было и закончить на этом, но жрец жестом дает понять, что не закончил, - Но внутри есть, что-то живое. Какая-то сущность. И она почти наверняка охраняет проход. И если у защитников города есть шанс не узнать о нашем приближении то эта тварь знает, что мы здесь, совершенно точно. А значит, нам стоит готовиться к битве, - на этом он раскланивается, считая свой долг исполненным, хотя вообще-то магия была его стезей и как раз с сущностью должен был сражаться он сам. Но ожидать этого от целителя не приходится, а Ригинлейв не хочет медлить, надеясь, что чем скорее они начнут, тем скорее закончат. Даже если под «закончат» значилась смерть. Наверное, была в этом своя ирония. Княгиня предполагала для себя смерть там же, где умер ее отец. Запад награждал их проклятым золотом, которое губило Хорфагеров, надеявшихся на легкую добычу.

- Зажечь факелы, готовиться к битве. Спускаемся, - Ригинлейв первая ступает вниз по нетвердым ступеням, а едва оказывается во тьме, извлекает из ножен «Винланд». Тот тотчас же загорается ярким синим светом, освещая ей путь. Тоннель выглядит ничем не примечательным, хотя затхлый воздух, влажность и активность насекомых, пожалуй, и впрямь оказывается сомнительным удовольствием. Но времени для промедления у них нет, а назад повернуть было уже невозможно. Так что княгиня идет вперед достаточно быстро, чтобы заставлять остальных не просто следовать, а поспевать за ней. Да, Ригинлейв ожидает битвы, и битва тоже не заставляет ее долго ждать. Сначала слышатся шаги, а затем свистящее дыхание. И лишь следом – нечленораздельная писклявая речь на местном наречии. Когда, наконец, княгиня различает во тьме фигуру в два человеческих роста, она отшатывается не в страхе – в отвращении. Одноглазое, одноногое и однорукое существо, причем с рукой, растущей из центра груди, в первое мгновение вызвало лишь вопрос, как можно было вообще с этим сражаться и имело ли смысл. Но секунда промедления дала ответ, потому что существо это было настолько ловким, что его можно было сравнить с водой – настолько стремительно, быстро и легко оно преодолело расстояние между ними и в буквальном смысле откусило голову ульфхеднару, вставшему между ним и ярлом. Кровь брызнула во все стороны, а Ригинлейв замахнулась мечом и нанесла удар по удивительно упругой коже, раня тварь отнюдь не так сильно, как сама того желала и ожидала.

Подпись автора

Ригинлейв понятия не имела, с кем сражается и понятия не имела, как его победить, а потому могла бы испытывать чувства весьма смешанные, но не испытывала никаких вовсе, сосредоточившись всего на одной задаче: выжить и позволить выжить как можно большему количеству своих людей. Как ни странно, но этому ее научил беловодец. Тот самый, что тренировал ее перед хольмгангом. Это он сказал тогда еще не совсем ярлу, что если она выпустит свои чувства из под контроля и вместе меча обрушит на мужа их, то она будет убита раньше, чем успеет осознать пагубность такой тактики. Вот и теперь, испытывая в глубине души нечто схожее с отчаянием и злостью, княгиня не могла дать хода этим чувствам, не могла даже наорать на Вигмара за то, что они здесь оказались, а если бы наорала, даже не смогла бы объяснить, почему. Как было объяснить человеку, что ее дрожь берет от самого факта нахождения в этом месте, потому что она уже потеряла однажды здесь близкого ей человека, а он, ее муж, притащил ее сюда снова, рискуя своей жизнью, и зная, что он ей во много раз дороже, чем в ту пору был Горм? Как было объяснить, что все внутри нее пробуждает гнев из-за того, что они вообще стали играть в эту игру в короля, когда она этого не хотела? Как было рассказать, что натянутая глубоко внутри струна была готова вот-вот порваться, когда Ригинлейв дважды чуть не потеряла мужа – из своего упрямства и решения, принятого во благо Ругаланна, но вместе с тем и вполне физически, ведь он был в шаге от смерти в битве под Хольмгардом, а теперь снова рисковал своей жизнью.

«Вот! Вот в каком дерьме мы оказались из-за того, что ты такой упрямый болван!» - сказала бы она ему, нет, крикнула бы, заставив вздрогнуть, ведь Ригинлейв почти никогда не кричала и услышать от нее, что-то подобное было сродни невозможному. Вот и сейчас она сражается совершенно молча. Меч ее, в отличие от большинства здесь, не настолько бесполезен, но все-таки и не настолько хорош, чтобы пропороть брюхо твари до основания. Тактика же малых порезов лучше работала с человеком. А выносливость этой твари явно сильно превосходила человеческую. Тот, кто предлагал ее ослепить, пожалуй, был прав, но надеяться на лучников в таком проходе не приходилось. Да и надеяться на себя Ригинлейв тоже не бралась, едва увернувшись от удара длинными когтями, которые легко могли пройти насквозь. Что бы за мерзкая тварь это ни была, она точно знала, как ей жить с тем уродством, коим она являлась. Жить и убивать других. Распластавшись на пару мгновений на земле, княгиня успела подумать, что после возвращения в Хольмгард пошлет к черту всех хэрсиров и уедет на остров Туманов, лежать в горячем источнике и ни о чем не думать. Одна. Потому что Асбьорн с Вигмаром будут наказаны, а Асхильд останется править Ругаланном. Но до этого еще нужно было дожить. Так что, сравнительно ловко поднявшись на ноги, Ригинлейв в очередной раз всадила свой меч в тварь, но рана снова оказалась ничтожной Не повезло великану только с тем, что нога у него тоже была одна. И когда мужу удалось подрезать ее, тварь упала на землю, оглушительно визжа, но в сущности, не имея возможности ничего сделать.

Дважды просить ульфхеднаров ослепить это непотребство, созданное явно злой волей местных Богов, не пришлось. Стрела это была, меч или просто вилы, Ригинлейв разглядывать не стала. Но глаз вытек почти в одночасье, заставив существо верещать громче прежнего. И это было плохо. Потому что, во-первых, их могли услышать, а значит, подготовиться к их появлению. А во-вторых, потому что княгиня не любила наблюдать за мучениями живых существ, даже если они ей очень сильно не нравились. Так что она коротким жестом дала понять, что с этим нужно покончить немедленно. И в место, где был прежде единственный орган зрения, устремились клинки. Добить тварь через уже открытую рану оказалось куда как проще, и дернувшись несколько раз, она затихла. А вместе с тем наступила и блаженная и столь желанная тишина.

- Это все? Чувствуешь кого-то еще? – спрашивает женщина жреца, заставляя себя не раздражаться необходимостью ожидания ответа. Магия не была мгновенным процессом, так что пришлось обождать пару минут, прежде чем мужчина покачал головой, - Нет. Больше я никого не чувствую. Проход должен быть чист, - он разводит руками, давая понять, что точнее они проверят, когда пойдут дальше. И Ригинлейв уговаривать тоже было не нужно. Отправив двух раненых обратно и повелев сообщить в лагерь о том, что они вознамерились сделать, она велела также и прислать кого-то за телом павшего, а затем решительно ступила вперед. Неважно, как именно они со всем этим покончат, главное, чтобы покончили поскорее.

По мере продвижения по коридору, больше и впрямь не обнаруживается ни одного нового монстра и ни одной магической ловушки. Обнаруживается куда более неприятное. В какой-то момент Ригинлейв просто понимает, что она не знает, куда идти дальше. А разветвления тоннелей создают здесь целую сеть подземных коммуникаций, а не только банальную возможность к бегству в случае опасности. Женщина замирает, отлично помня, что Вигмар выбрал храм, надеясь в очередной раз покрасоваться тем, что его принимают за короля, и Боги свидетели, княгиня хотела привести его туда, куда он желал идти, но за столько лет воспоминания подтерлись.

- Заблудились, ярл? – тихий голос ульфхеднара за спиной заставляет бесцельно пожать плечами, давая понять, что и впрямь не помнит ничего, что желала бы помнить, - В конюшни – прямо, на площадь – прямо и налево, а в храм – направо, - Ригинлейв разворачивается, удивленная такой осведомленностью, а затем видит, как ульфхеднар сжимает в руках потемневший от времени пергамент и освещает его факелом. Вот откуда он знает, куда идти. Но едва протянув руку, женщина отдергивает ее, как если бы боялась прикоснуться ко всему, что могло связать ее с тем прошлым, которое привело к известному исходу.

- Спасибо, Бьорн. Что бы я без тебя делала, - она коротко устало улыбается, хлопает мужчину по плечу, а затем поторапливает тех, кто успел отстать, указывая им путь. Идти приходится совсем недолго, хотя в целом Ригинлейв кажется, что она пробыла здесь вечность. И когда над ними явственно видится еще одна дверь, а равно и кованная лестница для подъема, женщина вздыхает с облегчением.

- Ты, - она указывает на жреца, - Иди первым. Ты можешь говорить на их языке, сможешь переводить, - она бросает взгляд на Вигмара, - Скажешь им о том, что их король явился, чтобы их спасти, и королю сейчас нужна помощь, - ответом на это могло стать всего два варианта. Либо им и впрямь помогут, либо поднимут тревогу и они все умрут на чужбине, как когда-то умер их ярл.

Подпись автора

Затея кажется Ригинлейв далеко не безупречной и не только потому что она считала, что всего этого вообще не должно было случиться, но и потому что она опасается, что местные священнослужители либо вообще окажутся не восприимчивы к старой легенде, либо будут сторонниками местного бессмертного короля – неважно, по каким именно основаниям, они могли бояться его или искренне в него верить, быть куплены, или вообще служить какой-то странный и жуткий местный культ. Ведь мертвецу-то они поклонялись и считали его за Бога, так почему бы и не поклоняться бессмертному? Как бы там ни было, а княгине казалось, что они рискуют, и не исключено, что рискуют напрасно. Но и это свое мнение она оставила при себе, все равно не имея никакой другой особой идеи в отношении того, что им следует делать. Ведь если подземные ходы еще мало-мальски были им известны, то строение замка – уж точно нет, а следовательно, не было никаких вариантов в отношении того, где надлежит искать пленников и как именно их можно будет спасти, да и можно ли будет вообще.

Но тревоги княгини оказываются напрасными, потому что меч и слова о том, что пришел настоящий король, оказывают влияние, как и во все предыдущие разы. Да, жрецы снова падают ниц, возносят хвалы, но в этот раз вызывают этим раздражение. И потому что этим они подначивали Вигмара заниматься подобного рода глупостями, и потому что для церемоний у них вообще не было времени. Сначала – абстрактно, потому что Ригинлейв хотела поскорее убраться, а по мере выяснения деталей, оказалось, что еще и буквально тоже, потому что жертвы, как обнаружилось, должны были быть принесены на рассвете. До рассвета оставалось всего ничего. Но к счастью, и идти долго им не предстояло тоже.

- Жертву приносят волшебному живому дереву, господин, - для всех было бы лучше, если бы он заранее уточнил, что значит «живому», но жрец не уточняет, а лишь продолжает, - Оно поглощает кровь, а взамен дает плоды в виде яблок, которыми король и питается, чтобы продолжать свою жизнь. Хотя жизнью это назвать сложно. Яблоки могут подарить здоровье, исцелить увечья и подарить долгую жизнь, но никто не властен над смертью, а все, что рождено, должно умереть. Король нарушает своим существованием этот принцип и ест яблоки из раза в раз не из нужды, а из своего пагубного желания жить вечно и страха перед смертью. Это не делает его живым, это позволяет ему и дальше существовать на грани между жизнью и смертью. Фактически он… - жрец выслушивает речь священника до конца, - Живой мертвец. Сродни драугу. Не живой, но и не мертвый. Природа, Боги и сам Мидгард отвергают его и проклинают, а потому его существование похоже на жалкое подобие жизни, но действительно им не является. Он не способен подарить жизнь другим, хотя еще в самом начале у него был наследник, он не способен в полной мере чувствовать, он не может наслаждаться природой, особенно землей, ведь она дает жизнь и забирает ее, а он боится последнего, огонь не греет его, а вода – не омывает его раны. Он чужд равно и солнцу, и луне. Если лишить его яблок, однако, это не убьет его, но сделает его существование намного сложнее и болезненнее, и точно не позволит ему больше быть бессмертным, а сделает уязвимым перед могущественным клинком, что у Вас в руках, - жрец на ходу, ведь их уже ведут в нужную сторону, уточняет еще несколько деталей, опасаясь упустить хоть что-то.

- Король не посещает жертвоприношения, все делает его иноземный жрец-колдун. Он знает, как все делать правильно. Стражников совсем немного, только те, что необходимы, чтобы жертвы не сбежали, - а значит, все должно было быть сравнительно легко.

Улица пуста, и никто не мешает им на их пути. Нет ни прачки, ни горожанина, ни даже случайного прохожего. Очевидно, перед жертвоприношением все предпочитали сидеть дома, чтобы не ощущать свою причастность к гнусности происходящего. Это и к лучшему. Это позволяет им преодолеть стену стремительно и без лишних усилий по затыканию ртов случайным зевакам. Оказавшись на земле, Ригинлейв осматривается. Не потому что не видит дерево. Вовсе нет. Оно-то как раз возвышается над всем двором и выглядит довольно жутко и совсем не похоже ни не одно дерево, которое женщина видела раньше. Как ни странно, но не только их жрец, а все жрецы следуют за ними, кажется, опасаясь пропустить легендарное сражение, или просто желая помочь, ведь ничего легендарного, с точки зрения княгини, не предвиделось. Уж с колдуном и парой стражников они точно справятся без особых сложностей.

Пленников еще нет, и у них есть время для того, чтобы затаиться в углу у прохода в их ожидании. Ригинлейв распоряжается поднять арбалеты, приказывая не нападать сразу. Пусть сначала детей подведут к дереву и отойдут от них, оставляя их наедине с колдуном. Ни одно жертвоприношение не мгновенно, а жертвы, оказавшись вдали от стражников, не смогут стать их живым щитом и предметом шантажа. Колдун же, тоже оказавшись перед деревом, будет легкой добычей арбалетчиков. Один точный выстрел ему в спину, и все будет кончено. Никаких больше жертвоприношений. Дети спасены. И дадут Боги, они уберутся отсюда, послав к черту бессмертного колдуна, кем бы он ни был.

И поначалу все идет по плану. Но только поначалу. Потому что едва стражники отходят, становится ясно, что молва и легенды не лгали. В жертву принимали только девушек. Асбьорна здесь не было. А в довесок колдун заканчивает со своим колдовством как-то очень быстро. Направленный же в него арбалетный болт колдовству помешать не успевает, хотя в одночасье выбивает из мерзавца дух, делая уже его самого жертвой собственных злодеяний. Стражники бросаются к ним, но это тоже уже ничего не меняет. Численное преимущество превращает их в ничто в одночасье. И кажется, что дело сделано, потому что пара ульфхеднаров уже бежит к связанным девочкам и перерезает на них веревки, а значит, они сейчас узнают, где Асбьорн и смогут спасти его, вот только далеко они уйти не успевают. Ведь в одночасье взметнувшийся вверх корень дерева перерезает дорогу и жертвам, и их спасителей. Следом дерево разворачивается целиком, и вот уже становится ясно, что ему не требовались стражники, потому что своих жертв оно сторожило само.

- Твою мать… - тянет Ригинлейв, извлекает меч и бросается вперед. Одним взмахом оружия она перерубает корень, который мешает детям убежать и дерево с диким воплем разъяренной кошки сбивает княгиню с ног, видя в ней главную свою цель. Бросившиеся на перерез ульфхеднары не дают твари осуществить задуманное, намереваясь располовинить дерево и уничтожить его, но это оказывается не так-то просто – и благодаря корням, и благодаря веткам, и даже благодаря листьям.

- Поджигайте стрелы! – приказывает княгиня, указывая на факелы на стенах, а сама выдергивает из общей массы Ингибьорг и Вальборг и прячет их в углу вместе с парой местных жрецов и жрецом ругаланнским. Саму женщину интересует только один вопрос, - Где Асбьорн?

- Мы не знаем, его забрала стража еще раньше нас. Кажется, его потащили к королю, - в ужасе отвечает Ингибьорг, - Он его сожрет, Ригинлейв! Он точно его сожрет! – с чего девочка взяла, что король кого-то ест, княгиня понятия не имеет, а потому смотрит на жреца в недоумении, молчаливо требуя объяснений. И к счастью, они следуют.

- Они говорят, что он забрал мальчика, чтобы попробовать при помощи ритуала захватить его тело и перенести себя в него… Что-то вроде того, что некроманты творят между живыми и мертвыми, только делают это на время, а король хочет сделать это навсегда, и тогда ему какое-то время вообще не понадобятся яблоки, - ясное дело, ведь Асбьорн был живым и юным, с ним и впрямь долго не понадобятся никакие яблоки. Но чертов ублюдок не получит ее племянника. Может даже не мечтать.

- Где может быть король сейчас?

- В тронном зале, он там проводит все свои эксперименты… - и Ригинлейв не нужно повторять дважды. Она бросает взгляд на ульфхеднаров и Вигмара, сражающихся с деревом, и полагает, что с этим они справятся. А с королем она справится сама. Вернет племянника. И они забудут обо всем этом кошмаре, в то время как мужу не придется рисковать собой в сражении с личом. Хватит и того, что он рисковал собой, сражаясь с кровавым монстром в виде дерева.

- Да помогут нам всем Боги, - выдыхает княгиня, а затем бросается в проход, ведущий прямиком в замок. У всех у них было одно и то же преимущество: найти тронный зал не составляло особого труда.

Подпись автора

В замке и впрямь не приходится слоняться слишком долго. Все пути здесь, в конечном счете, вели в одно и то же место. Как в хольмгардской крепости, куда ни пойти, все равно рано или поздно наткнешься на длинный зал, так и здесь тоже, а возможно, вообще в любом другом замке. Как бы там ни было, а Ригинлейв не сомневалась в том, что она найдет дорогу. А то, что по мере этой дороги ей то и дело встречалась стража, которую легко было нанизать на меч, если ты сражалась с тех пор, как тебе исполнилось четырнадцать лет, только добавляло княгине решимости. И если она и могла заблудиться, то напоровшаяся на нее стайка служанок, поначалу замершая в страхе, точно раздумывая, стоит ли закричать или стоит ли надеяться на спасение от их проклятого короля, очень скоро развеяла эту перспективу, с точностью указав, где именно располагается тронный зал.

Высокая дверь, пожалуй, была очень высокой. Величественная замковая постройка была и впрямь внушительной и полной силы, но сила эта была давящей, обременительной, тяжелой, как если бы серый камень опускался не на землю, воссоздавая красоту чьей бы то ни было архитектурной мысли, но сразу на плечи. Впрочем, сейчас не только было не время для того, чтобы рассуждать о красоте или уродстве замков на чужбине, но еще и странным казалось вообще считать, что-то красивым после того, что они увидели в Альвхейме и того, что должно было быть построено на Мелфьорде. И ради того, чтобы восхитительные планы о постройке нового дома в уделе мужа стали реальностью, сейчас надлежало не пялиться на высокие двери и не менее высокие своды, а поскорее нанизать мерзкого колдовского ублюдка на меч, вернуть Асбьорна, вернуться самой и запретить набеги на ближайшие три года, будь проклят этот запад и все его обитатели, вознамерившиеся отнять у нее мужа.

Ригинлейв не тешила себя напрасными надеждами. Она знала, что предстоящее ей сражение вовсе не будет легким. Сражаться с превосходящим по силе противником ей было не впервой, но те противники всегда были и оставались просто людьми. Сражаться же с колдуном, или кем он там был, это совсем не одно и то же. Но княгиня вовсе не надеялась исключительно на твердость руки и силу фамильного клинка Хорфагеров. Нет. Ее надежды были сугубо прагматическими и даже логичными. Да, она собиралась убить колдуна, который, к тому же, по слухам был бессмертным, благодаря яблокам, которые он ел. Но очевидно, что раз сегодня он приносил жертвы дереву, значит, в яблоках уже нуждался. А кроме того, он собирался перенести свой дух в тело Асбьорна. А раз в этом все возникла необходимость, значит, прямо сейчас он был слаб и уязвим, в противном случае, никакого жертвоприношения бы не предвиделось, как и не предвиделось бы безумных попыток вселиться в племянника. Стало быть, король сейчас был уязвим. А раз уязвим, значит, смертен. А раз смертен, значит, она его и убьет. И мужу не придется рисковать своей жизнью, гонясь за глубоко эфемерными и никому ненужными регалиями. Для чего? У них ведь уже был их дом. И разве там Вигмару не хватало чудовищ, славы, власти, силы, почитателей, а равно и завистников? На эти вопросы Ригинлейв собиралась ответить, когда все будет кончено. А если мужу так важно будет заявить, что это он исполнил свой долг посланника из древних легенд, то он сможет свободно это сделать. Княгиня вовсе не будет против. Она вообще не будет против чего бы то ни было, лишь бы Вигмар был невредим.

Двери в зал приглашающе распахнуты, медлить нет никакой нужды. Женщина заходит внутрь и озирается по сторонам. Пару мгновений из-за мрака мнится, что внутри никого нет, но стоит пройти чуть дальше, где приглушенно горели факелы, как княгиня тотчас же различает фигуру племянника на столе и вряд ли колдуна или жреца, скорее неофита, рядом с ним. Тот, очевидно, проводит какие-то подготовительные процедуры над брыкающимся Асбьорном, но проводит недолго. Раздражение и тревога Ригинлейв слишком сильны, так что она протыкает юного колдуна насквозь, после чего дергает мечом вниз, выпуская наружу кишки мерзавца, который добровольно или нет, но согласился участвовать в этом мерзком и бесчеловечном мероприятии.

- Ригинлейв! – шепотом, но не скрывая своей радости, восклицает Асбьорн, явно боясь привлечь внимание. Хорошо, что юноша понимал всю опасность, плохо, что он был прикован, а у княгини не было возможности искать ключи, так что она просто разрубает оковы, порядком понаделав шума, а затем помогает мальчишке сесть и даже спрыгнуть на землю, - Держи кинжал, - она снимает благородное оружие со своего пояса, не спрашивая, где меч, а затем подталкивает Асбьорна к выходу, - Быстро, беги прямо по коридору во внутренний двор. Там наши люди. После этого немедленно отправляйся с ними в лагерь, - она поднимает руку вверх, - Не спорь! – приказывает женщина, едва открывшему рот юному хэрсиру. Тот понимает, что это бесполезно, но хочет, вероятно, спросить, а как же она сама, и вообще-то в духе благоразумия Ригинлейв сейчас было отправиться с Асбьорном вместе, чтобы поскорее убраться отсюда. Никаких позывов к мести и к желанию навести здесь порядок она не испытывает. Напротив, ярл уверена, что они уже сделали предостаточно, уничтожив дерево, и нет никакой нужды рисковать еще. Вот только уверена она еще и в другом. В том, что ей не удастся убедить Вигмара уйти, не расправляясь с королем и оставив его в покое. Нет, узнав, что племянник в безопасности, муж непременно захочет поквитаться с тем, кто посмел тронуть члена его семьи. И покуда это так, уж лучше она сама снесет голову еще одному тирану, чем позволит Вигмару рисковать своей жизнью.

- Быстро. Я тоже скоро приду, - обещает она мальчишке, надеясь, что предполагаемая уязвимость короля окажется сильнее, чем женщина теперь ожидала. И убедив себя  в этом, она провожает мальчишку взглядом. Вот только он не успевает пробежать и половину огромного зала, как двери перед ним закрываются намертво, и судя по всему, закрываются снаружи. Княгиня осматривается по сторонам, оценивая вероятность ребенка пролезть в окно, вот только окна здесь, не то из соображений безопасности, не то из страха, закрыты аккуратными и изящными, нот от того не менее странными ставнями. Ведь кому захочется жить совсем без света?

«Чужд равно солнцу и луне», - вспоминает Ригинлейв, и еще прежде чем видит, что именно происходит, успевает мечом сбить замки с одной из ставен, впуская внутрь узкую полоску рассветного солнца. Успев дернуть на себя растерянного Асбьорна, Ригинлейв ставит его прямо у самого окна, так, чтобы весь солнечный свет падал на него. Если предположение верно, то король сюда не сунется, а значит, не тронет мальчишку, пока она не убьет короля.

- Стой здесь и не сходи с места. Он боится солнца, - успевает сказать женщина, прежде чем развернуться и заслонить мальчика собой. Она не видит – чувствует, что теперь они не одни, но в царящем полумраке не сразу видит фигуру.

- С-с-с-ука с востока. Бы-с-с-с-тро ты добралась, - мерзкий, писклявый, протяжный голос, схожий со скрипом двери, за которой уже бился кто-то, чтобы открыть ее, разносится по помещению, заставляя Ригинлейв извлечь меч, потому что на мгновение ей кажется, что она не видит именно из-за темноты. «Винланд» и впрямь вспарывает сумрак, и женщина, наконец, понимает, что не видит, потому что смотрит не туда. Ведь в конце концов ей удается разобрать сморщенную серую фигуру в половину собственного роста, больше похожую на корень мандрагоры, только-только изъятой из земли, нежели на человека. Карлик обладает редким пробором седых волос, высохшем и выцветшим лицом, и вообще-то выглядит не жутко, а попросту смешно. Серьезно, то есть, эта мерзкая высушенная кукла в половину роста обычного человека держала в страхе целое королевство. И недолго думая, Ригинлейв начинает хохотать, не в силах совладать с самой собой. Ситуация кажется ей воистину комичной, в том числе и из-за собственных переживаний. Не стоило так волноваться. Вигмар мог просто дать под зад мерзкому карлику, и он бы вылетел в окно, навсегда решив проблему с тиранией на западе.

- Смейс-с-я, смей-с-с-я. В последний раз в своей жизни, - княгиня и не думает ничего отвечать, только сжимает меч покрепче. Но именно сейчас это едва ли имеет какое-то значение, потому что взгляд короля мечется в сторону медленно открывающихся дверей. Их встреча разбавляется прибывшими Вигмаром, Ормаром и ульфхеднаром, явно нацеленными на сражение, которое должно было войти в историю. Вот только вместо этого княгиня и впрямь подходит к карлику и бесцеремонно, да посильнее, пинает его под зад, заставляя подлететь, а затем упасть неподалеку. Княгиня начинает хохотать еще пуще прежнего, а затем, еще смеясь, поднимает глаза на мужа.

- Нет, ну ты видел это? Видел?

Подпись автора