Тот факт, что Утран вечно препирался с нею и смел вообще раскрывать свой рот, когда ему отдавали приказы, изрядно раздражал Ригинлейв. Да и вообще она чувствовала себя уставшей от местного колорита, который так отличался от северного, будто они прибыли не в другую страну, а в другой мир. Но это точно не был ни Альвхейм, ни Йотунхейм, да и Асгард вряд ли отличался странными воззрениями и неуважением к тем, кто стоял несравнимо выше по иерархической лестнице. Можно было сколько угодно говорить, что княгиня просто не привыкла к новому для себя королевству, но она и не собиралась привыкать, потому что все здесь было и чужим, и чуждым, и даже враждебным. Причем не потому что она была северянкой, а потому что была женщиной, что здесь, очевидно, почти приравнивалось к преступлению. Так что, ярл оставила разговоры с подданным мужу, уверенная в том, что Вигмар со всем этим разберется. А даже если примет под влиянием Утрана какое бы то ни было иное решение, то так тому и быть. Не было смысла спорить и растягивать ситуацию хоть сколько-нибудь долго. Быстрее со всем разберутся – быстрее вернутся в Ругаланн, и все это закончится. К счастью, терпения Ригинлейв было не занимать. И она умела владеть собой, даже если все вокруг было не таким, каким она желала. Замыкаясь все глубже в свои мысли, она могла избегать раздражающих моментов, а там и до корабля в Ругаланн недалеко.

Так что княгиня занимает себя самыми обычными походными делами, которыми обычно, конечно, никогда не занималась. Она помогает ставить шатер, помогает готовить еду, помогает расположить лошадей так, чтобы их не могли украсть разбойники, а равно не могли задрать дикие звери, или очередные чудовища, помогает развести костры и выставить дозорных, иными словами, делает все то, что займет ее настолько, чтобы не взаимодействовать с альбионцами, не теряться в их странном поведении и странных взглядах на привычные и обычные для них всех вещи. Княгиня уже греется у костра с элем в руках, когда из тумана появляется необычное водное сооружение, похожее на плот и шатер одновременно. Кажется, Утран все-таки смог добраться до архиепископа и убедить его в необходимости встречи. Тот решил произвести впечатление и приплыл на конструкции, в которой не было никакой нужды. Видимо, не подозревал, что разговор им предстоит до крайности короткий. Либо он поддержит своего нового короля, либо прекрасно, что он прибыл уже на своей погребальной ладье.

Настроение Ригинлейв было не очень, а Утран явно не сделал его лучше. Опершись на руку мужа, женщина перешла на плот, дождалась, пока супруг раздаст необходимые распоряжения, сделав и ульвхеднаров тоже предельно мрачными, потому что они хорошо улавливали настроение ярла, разделяли его по причине того, что все эти странные люди и странные передвижения могли представлять опасность в любой момент, но благоразумно молчали, не усугубляя ситуацию. Это и впрямь было не нужно. Княгиня была уже достаточно раздражена.

Шатер, кресло, обитое бархатом, тяжелые одежды, открытая демонстрация роскоши, которая не имела никакого смысла, ведь они знали, что за всеми этими жалкими попытками кроется трусливое нутро верующего в мертвого бога и парализованного фатумом, никчемного представителя местного духовенства. Для чего были все эти ширмы и попытки притворяться? Ригинлейв все знала о происходящем. И об этом человеке знала тоже. Так что, ее было не поразить подготовкой, которая была призвана показать высокий статус архиепископа. Пройдя из стороны в сторону всего с одной целью – понять, как лучше будет действовать, если колдун поднимет какой-нибудь древний труп, княгиня, наконец, подошла к толстяку, положила руки по обе стороны подлокотников и наклонилась к нему, выговаривая на чистейшем ругаланнском, раз уж он все равно его хорошо знал и смел поучать ее и выдавать советы.

- Не знаю, что твой бог говорит о женщинах, жрец, но мои Боги говорят, что вспарывать брюхо тех, кто недостаточно почтителен со своей королевой – добрая традиция, о которой никогда не стоит забывать. Так что если хочешь дожить до утра, лучше будь повежливее, - произносит она в полголоса, после чего отталкивается от подлокотников и опускается в одно из кресел напротив, закидывая одну ногу на другую, - Прикажи подать сладкого молодого вина и мяса с ягодным соусом и овощами. И побыстрее, - распоряжается она, складывая руки на животе. Жрец, было, чуть не лопается от возмущения, но после предупреждений равно Вигмара и самой Ригинлейв, приказывает кому-то из слуг, так что вскоре кубок с вином появляется в руках Ригинлейв, и она осушает его до дна с первого раза, после чего стучит ногтем, молчаливо прося налить еще. И стоит отдать архиепископу должное, он не жадный.

- Ваша проклятая страна успела нам, - хотя, может быть, в отношении Вигмара это и не было правдиво, - Изрядно осточертеть, так что разговор нам предстоит очень короткий. Он коснется коронации твоего короля. Нам тут сказали, что ее должен провести ты по какому-то там местному обряду, соответствующему вашей вере. Так вот никакой вашей веры не будет, ты коронуешь короля в ближайшее время, а потом удалишься в свой монастырь и будешь до конца дней рассказывать простым смертным о величии своего монарха и сюзерена, - заканчивает Ригинлейв простую и понятную мысль, отчего этот несчастный Беда надувается, как шар, готовый вот-вот лопнуть. Ригинлейв безразлично. Она смотрит сначала на мужа, полагая, что если ему есть, что добавить, он это непременно сделает, а затем на потолок, тонущий в темноте, потому что свет свечей до него едва ли дотягивался. После выпитого вина по телу разливается приятное тепло и усталость, но это – то немногое приятное, что вообще можно было испытать в этой стране и в обществе этих странных людей. Оставалось надеяться на все то же: что им не придется слишком долго мучиться бессмысленными препирательствами и спорами.

- Коронация короля веками проходила в аббатстве, к ней готовились целый год, и прежде король всегда принимал крещение, если по каким-то причинам не был крещен прежде. Я не понимаю, как мы можем нарушить заветы многих лет давности, к тому же что… Что… - он спотыкается, явно успев наслушаться всякого от Утрана, но все-таки берет себя в руки, - Что вы – святой король, в которого верили столько времени, и вести о ваших подвигах уже разносятся по всей стране. Сначала Абартах, теперь этот демон из ада… Мы должны короновать вас по всем правилам и утвердить власть господа нашего через вашу власть! Как мы можем этим пренебречь?

Ригинлейв вздыхает, закатывает глаза, бросает взгляд на мужа. В этот же момент слуги приносят еду, и Ригинлейв отвлекается на нее очень охотно, чтобы не начинать конфликта прямо сейчас. Убить архиепископа они могут и после ужина. К тому же, что ужин этот отлично пах и впрямь был похож на то, что княгиня приказала ей принести.

- Я же говорила, они здесь все дураки.

Подпись автора

У Ригинлейв было ровно ноль идей относительно причин, по которым Вигмар просто не отдаст этому Беде, или как там было его странное имя, прямой королевский приказ. Почему вообще в этих землях было нормальным противиться воле монарха, какой бы она ни была, если воля эта была продолжением воли их странного бога, о котором княгиня знала совсем немного, едва ли намного больше, чем обычный хирдман. Кто вообще сказал местным жрецам, что они имеют право возражать, даже что-то думать отдельно от своего правителя? В Ругаланне вообще были времена, когда Верховный правитель равно считался Верховным жрецом, воплощением Одина на земле, его воспринимали, как Бога, чествовали, как Бога и превозносили точно так же. Так что же, столь религиозные альбионцы, верящие легендам и своей религии намного больше, чем самим себе, в действительности были не столь религиозны и не принимали приказов своего короля, как волю ниспосланную выше? Почему? Если они верили в короля, который придет и спасет их от злого бессмертного карлика, то почему они не верили в то, что он сам будет выбирать, как ему короноваться? Или дело было в чем-то другом?

- Скажи, Беда, - женщина нарочно ставит ударение на второй слог и усмехается, потому что так его имя кажется более подходящим. Ведь он и правда был бедой. Бедой, которая встала на пути между ее мужем и коронацией, а значит, и возможностью поскорее отсюда убраться, - Что сказано в вашем пророчестве по поводу нового, доброго короля, наследника того, который был свергнут злым убийцей дев и юношей? – вопрошает Ригинлейв, а затем отправляет себе в рот кусок мяса, явственно давая понять, что вопрос – не риторический, она ждет ответа, хотя священник, очевидно, совершенно не понимает, с какой целью, ведь легенда была известна всем.

- Пророчество гласит, что после тридцати трех лет, тридцати трех лун и тридцати трех недель во тьме наше королевство воспрянет от своего темного сна, навязанного демоном, посланным самим Дьяволом, и пробудит его Спаситель. Спаситель будет владетелем меча, что достанет из камня. Силой своей он испепелит зло злое, оставив от него лишь чернеющие кости, зарубит кровавое древо и освободит народ Альбиона от страха, гибели и несправедливости. Сказано, что свершит он подвиги во славу народа Альбиона и принесет в эти земли покой, мир и процветание. Земля вновь станет полной новой жизни, и заколосятся поля, завяжутся плоды в садах, наполнятся деревни и города детским смехом, а души людей преисполнятся светом. Будет править тот король долго и справедливо, а затем передаст власть своему сыну, и время крови его не иссякнет еще сотни сотен лет, - говоря это, священник преображается, так что по нему явственно видно, что словам озвученным он точно верит. Верит, как ни во что и никогда больше. Даже странно, что какие-то слова могли производить на человека такое сильное влияние. Даже странно, что с какими-то словами люди готовы были считаться настолько. Но в данном случае, совершенно очевидно, что жрец, не до конца купившийся на перспективу дохода с земель, что ему не принадлежали, не до конца испугавшийся и собственной смерти, пророчеству был верен всем своим сердцем и вся его вера была заключена именно в нем. Ригинлейв не понимала, почему. Что было так важно для него в этой ситуации? Почему даже жизнь не казалась ему такой значимой? Но ответа у нее, как ни странно, не было. Все люди здесь были не такими, как в Ругаланне. В Ругаланне куда больше шансов было править у того, кто не был записан в пророчество, но совершал поступки, достойные правителя. Здесь же, кажется, это было не столь принципиальным фактом. А еще… Да, еще вера здесь была центральным звеном жизни людей. И они охотно принимали короля из своих сказок, независимо от того, кем он был на самом деле. Но как ни странно, в этих обстоятельствах и было заключено наибольшее преимущество для них с Вигмаром.

- Ага, очень красиво звучит, - соглашается княгиня, отпивая из своего кубка и устремляя взгляд голубых глаз в мужчину, - А еще, еще, что-нибудь сказано? – интересуется она, давая архиепископу хорошо подумать над ситуацией и своими же выводами. Он замирает на какое-то время, точно пытаясь придумать или вспомнить еще что-то из пророчества, но судя по его виду, ничего нет. И в этот-то момент он вдруг и понимает, к чему все это время вела Ригинлейв. Глаза его распахиваются, а сам он раскрывает рот, как рыба, выброшенная на берег, взмахивает руками, но издает только нечленораздельные звуки, начиная походить на малого ребенка, который только-только учится говорить.

- Это… Это… Это… Все ты! Ты! Ведьма! Вавилонская блудница! Искусительница! Лилит! Посланница Сатаны! Ты… Ты совратила его, нашего короля! Как Ева совратила Адама! Потому женщине и надлежит молчать и не говорить ни слова, что слова их – подлость и искушение, грязь и низость! Лишь в заточении, скромности и молитвах вы, женщины, перестаете быть грязными порочными существами! Ты опутала своими чарами нашего короля и заставила его служить своим демонам! Изыди, демон! – он смешно осеняет ее крестным знамением и начинает махать перед лицом какой-то книжкой в золотом оплетении, - Я изгоню тебя, как изгоняют яд из раны и спасу нашего короля! Ты не противостоишь мне! – жрец начинает бормотать свои заклинания, раскрыв книжку, и Ригинлейв бы впору испугаться, да только она тысячу раз видела применение магии и знала, что если в мгновение ока ничего не случилось, то уже и не случится. А Беда расхаживал из стороны в сторону с таким одухотворенным, серьезным и важным видом, что княгиня не нашла ничего лучше, кроме как засмеяться в голос – звонко, открыто и искренне, как она ни разу не смеялась в этом их Альбионе. Что ж, хотя бы за это можно было сказать жрецу спасибо.

- Как видишь, не помогает, - заключает Ригинлейв, подтверждает свои слова печеными овощами с какими-то пряными травами, которые находит очень недурственными, но затем позволяет Беде обойти ее из стороны в сторону еще раз и даже брызнуть на нее какой-то водой, - А знаешь, почему? Это потому что в вашем пророчестве ни слова не сказано о том, что ваш новый король должен быть вашей веры, о том, что он должен быть крещен… А еще… - она смотрит внимательно, но с улыбкой на застывшего священника, - А еще, ничего о том, что вообще должен быть коронован кем-то из ваших жрецов. У нас при себе есть свои, Беда, - многозначительно говорит Ригинлейв, чуть подавшись вперед и сделав свой голос загадочно-тихим, - Так что мы можем позвать их короновать моего мужа, а потом позвать еще больше – из наших земель – и провозгласить новую эру и новую веру под началом доброго короля, в которого у вас все так истово верят после этого пророчества. Как думаешь?.. – она кладет в рот кусок восхитительно мяса, тщательно прожевывает и запивает вином, - Как думаешь, сколько местных, в том числе знати, захотят принять веру своего доброго короля и как скоро пара сотен наших жрецов расскажут им о наших добрых Богах, которые дают свободу воли и выбора, учат людей быть сильными и не бояться? Как скоро нам удастся отстроить, скажем… Три десятка храмов во всех крупных городах, а затем перейти на строительство более мелких? Как скоро в наших Богов поверят те, кого освободят за это от половины налогов? И как скоро ты перестанешь быть нужен не только для коронации, но и вообще? – она усмехается, глядя на опешившего священника, который бессильно опустил свою странную книжку вниз и теперь беспомощно взирал на Вигмара. Ригинлейв не знала, какой реакции ждать. Быть может, сейчас он вновь решит изгонять какого-то там сатану, но кому какое было дело до этого? Княгиня сказала все, что хотела, а теперь вернулась к своему ужину.

Время же Беды, чтобы подумать, истекало минута за минутой.

Подпись автора

Ярл Ругаланна всегда была печально – для большинства своих хэрсиров, и к радости – для самой себя, известна своим отнюдь не самым жестоким и жестким нравом, что позволяло выходить сухими из воды, как им самим, и многим вокруг казалось, значительному количеству ее противников, скрытых врагов, да и просто подлецов, у которых не было никакой совести. Это огорчало ее сторонников, а особо приближенные советники даже любили поучать женщину, напоминая ей, что пара жестоких и показательных казней будут куда более убедительны в превентивном своем действии, чем два десятка разговоров и пара законов. В чем-то они, конечно, были правы, да только Ригинлейв все равно было не переубедить. Она действовала так, как считала правильным, и наказывала, если кто-то не считался с законами, с нормами и с наказаниями, которые были установлены для всех, кто переходил черту. И это тоже было причиной недовольства многих. Даже тех, кто готов был за княгиню сложить жизнь, но не понимал такого ее милосердия. Милосердия, что считалось на севере чрезмерным. И тем более чрезмерным оно было, чем больше вспоминали о правлении Горма, который никому не давал спуску и чье имя даже мелкие воришки предпочитали произносить шепотом, чтобы не навлечь на себя его гнев – мнимый и реальный.

Да, Ригинлейв была другой. И она иначе смотрела на большинство вещей в Ругаланне. И с этой точки зрения Беда мог надеяться на то, что она вступится за него перед мужем, убедит в том, что жестокость такого уровня будет чрезмерна. Вот только они сейчас были не в Ругаланне. Правителем была не Ригинлейв. А священник надоел ей настолько, что не передать словами. Так что с его стороны надеяться на избавление от ужасающей смерти потому что так сказала королева, было бы весьма неосмотрительно. А в том, что Вигмар мог исполнить свою угрозу, не раздумывая ни одной лишней минуты, ярл знала прекрасно и вовсе не считала, что он угрожает понапрасну. Терпение не было сильной чертой супруга, как не было и милосердие. Он был привычен решать вопросы скоро, жестко и без лишних разговоров. И если в Ругаланне он мог за это поплатиться разочарованием жены, то в Альбионе… Что ж, в Альбионе было важно то, что он сам был правителем, и как правитель сам определял допустимую меру наказания. Хотя присутствовать в лагере, когда священника будут поджаривать на вертеле, княгиня не станет – найдет себе дела подальше, позволив решить Вигмару судьбу упрямого дурака, которому явственно показали все варианты его дальнейшей жизни, если он сделает все, как нужно и если не сделает. Что вообще заставляло его размышлять дальше? Вера? В таком случае, оставалось надеяться, что Боги уберегут их от таковой, потому что вера, парализующая ум и волю – худшее, что может случиться с человеком. И этот Беда был лучшим тому примером.

- Как посчитаешь нужным, - согласно кивает Ригинлейв, допивает вино из своего кубка и неаккуратно ставит его на стол. Она понимает, что оставаться здесь дальше у них нет никакой нужды, осматривается, думая о том, что бы такого полезного прихватить с собой, а потом понимает, что ей, пожалуй, из этого странного места и от этого странного человека ничего не нужно. Чем скорее они уберутся отсюда, тем лучше. Судьба священника казалась решенной, а нового они найдут без труда. Или и правда попросят короновать Вигмара своего жреца, что тоже было вполне приемлемым вариантом с учетом сложившихся обстоятельств. Но Беда, кем бы он ни был, умел удивлять. В том числе, удивительной прозорливостью, когда дело доходило до вопросов его жизни и смерти, падения его веры и перспективы бесславной гибели ни за что. Он снова начал, что-то бормотать о святости Ригинлейв, хотя еще пару минут назад считал ее воплощением греха, развращающим короля одним фактом своего присутствия, что-то об этих своих ангелах – кто бы вообще поведал, что это были за ангелы такие – что-то о том, что он, наконец-то, согласен с приведенными доводами и будет делать, что ему сказали, независимо от собственного согласия и убежденности в правильности желаемых королем и королевой действий. Надо же, как действует даже на истовых верующих в местного Бога обещания жестокой расправы.

- Местную святую ты бы не полюбил точно, - смеется Ригинлейв в ответ на слова мужа, кажется, зная, о чем говорит. За время пребывания в этом странном королевстве княгиня уже успела в полной мере осознать, как здесь относятся к женщинам, чего от них ожидают и как рассматривают принятые их решения и достигнутые ими успехи. Это не они, не их ум, умения и решительность – это все ангелы, Бог, святые, кто угодно еще, но только не они сами делают верные выводы, заключения и действуют сообразно своему характеру. Какой, помилуй господь, характер?! У женщин их быть не может. Их задача – тихо и послушно помалкивать, быть кроткими, делать, что им скажут, во всем и всегда поддерживать своего короля и истово верить в бога, даже если тот ничем не помог и никак не повлиял на возможность избавиться от гнусного карлика. О, Ригинлейв хорошо знала мужа и его предпочтения. Будь Ригинлейв и впрямь святой, он бы и не взглянул на нее. Ведь в отличие от местных обычаев и нравов, в Ругаланне женщина тогда считалась состоятельной, интересной и нужно, когда она могла проявить характер, защитить себя и своих детей, передать им силу, ум и мужество, ведь от покорной овцы не родятся достойные наследники. Да и Вигмар полюбил ее за то, кем она была. А Хорфагер явно не являла собой образец для местных женщины, - А впрочем, может быть, пора изменить критерии святости? – она подмигивает Беде, от чего тот заливается краской, как мальчишка, и больше перечить не берется. Делает все, как нужно – приказывает причалить, сходит с плота и не строит из себя более поборника местной веры. Ригинлейв же рада, что их переговоры закончились. Если все пойдет, как нужно, то совсем скоро они со всем этим покончат.

- Госпожа! – один из ульфхеднаров, остававшихся на берегу, склоняется перед женщиной, - Разведчики вернулись. Мы нашли большой лагерь разбойников в десяти милях на восток от этого места, и еще одну их стоянку в пяти на запад. Судя по всему, это разные группы разбойников, у каждой свой главарь. Они не слишком хорошо вооружены, но у них есть луки и мечи, и даже кое-какие доспехи, особенно у тех, что поменьше и поближе. Судя по всему, у них какой-то праздник – они не то ограбили кого-то, не то напали на торговый караван, но там золото и рабыни, - на этих словах несчастный Беда вскидывает руки и произносит молитву на своем языке, неодобрительно качая головой. Работорговля, судя по всему, в Альбионе была не в чести, - А еще вино и эль, - и это уже были хорошие новости. Значит, стоянка была на пару дней минимум, и значит, если напасть к утру, то все будут пьяными и сонными, так что они легко и быстро справятся с разбойниками. Без особых потерь. С лагерем в десяти милях придется сложнее, но начинать надо с малого, чтобы прийти к великому.

- Заканчивайте ужин и отбой, - командует Ригинлейв, - Священника под надзор в шатер ульфхеднаров, за час до рассвета половина лагеря по твоему усмотрению должна быть готова выступать. Вторая половина закончит сборы к полудню и будет ждать нас по дороге на восток. Еще пошли гонца в Эборакум, пусть начнут готовиться к коронации нового короля. Мы вернемся не позднее, чем послезавтра к ночи, - в отношении перспективы разбить разбойников у Ригинлейв особых сомнений не было, так что она была убеждена, что они непременно вернутся и непременно скоро. Можно было бы послать и Беду в столицу, но княгиня сочла, что ему лучше остаться, чтобы увидеть, как богоизбранный король уничтожает не только чудовищ, но и разбойников. Это утвердит его в правильности выбора.

- Ступай, - коротким жестом распоряжается Ригинлейв, выслушивает прочие, не столь важные донесения в отношении раненых зверем, паре местных, что глазели на их лагерь из кустов, а еще Утрана и его воинов, которые то и дело бормочут, что-то, сидя в углу, на своем языке, то неодобрительно, а то восхищенно. Кроме раненых, княгиню мало, что интересует, но жрец обещает, что никому не грозит смерть, так что Ригинлейв принимает решение отправить их в Эборакум в качестве того самого гонца. И одного из жрецов тоже.  К счастью, на этом необходимость принимать решения и бороться со своей усталостью заканчивается. Обменявшись взглядами с мужем, Ригинлейв, наконец, снимает боевое облачение и еще четверть часа отмывает руки и лицо в озере неизвестно от чего – то ли от крови неизвестного зверя, то ли от собственных паршивых ощущений. В любом случае, она рада оказаться в шатре с мужем. Женщина вытирает руки, коротко целует Вигмара, а затем кутается в шерстяное одеяло, опустившись на шкуры.

- Знаешь, хотя мне и не нравится этот Альбион, следует признать, что такого приключения у нас еще не было, - улыбается женщина мужу, - И это определенно то, о чем скальдам надлежит сложить не одну сагу, - они любили истории с обретением внезапной славы, богатства и власти при помощи собственной решительности и доблести, - Надеюсь, что мы быстро разберемся с разбойниками и коронуем тебя. Уж очень хочется вернуться в Ругаланн.

Подпись автора

Беспечность, с которой разбойники расположились посреди открытой местности, не выставив даже дозорных, говорила о том, насколько вольготно, свободно и уверенно они чувствовали себя в этом месте. Им не казалось, что на них может кто-то напасть, равно как не казалось, что кто бы то ни было может им угрожать. Если они и слышали о том, что в Альбионе теперь новый король, они либо игнорировали этот факт, либо не верили в него, либо были настолько глупы, чтобы полагать, что и с новым королем, кем бы он ни был, они смогут совладать. А может быть, вообще думали, что и совладать им вовсе ни с кем не нужно. Ведь если Абартаху было плевать на то, что творят разбойничьи ганзы, то с чего новому правителю ими интересоваться? Мир, покой и благополучие государства явно были не на первом месте для власть имущих в этой земле. И если Ригинлейв всегда ставила перед собой целью благополучие Ругаланна, его процветание, довольствие жителей, будь то хоть хэрсир, хоть захудалый бонд, то в новом королевстве супруга, судя по всему, дело обстояло совсем иначе. И тот факт, что разбойники могли позволить себе вести себя подобным образом, вообще-то до крайности раздражал княгиню, хотя королевство это было до недавнего времени не то, что не ее – вообще не имело к ней никакого отношения.

Как ни странно, но в этой ситуации женщина бы куда охотнее согласилась с планом «убей их всех». Потому что возиться с отбросами, убийцами и просто мерзавцами она не хотела. В первую очередь, потому что это был не Ругаланн, наверное. Ведь Ругаланн княгиня то и дело пыталась приучить к соблюдению закона, к вере в его ценность и значимость. Она учреждала суды, она призывала преступников к ответу, и она считала это правильным. Возможно, это ее стремление должно было распространиться и на новые земли мужа, вот только ярлу все еще трудно было воспринимать их как нечто близкое и родное, а не какую-то далекую страну, в которую они вновь вернутся только с тем, чтобы ее ограбить. От того и воспринимала женщина всех окружающих ее людей именно с точки зрения врагов. А кем еще ей могли быть все эти грабители, воры и убийцы, наживающиеся на слабости местной власти и беззащитности тех, кто не мог дать им отпора? От того-то княгиня и отнеслась к приказу мужа с удивлением. Вигмар никогда не отличался особым гуманизмом и неизменным стремлением во что бы то ни стало сохранять чужие жизни. Оставалось узнать, что за план такой был у него в этот раз, а до тех пор…

А до тех пор, вообще-то, Ригинлейв и не нужно было тут ничего делать. Сопротивления пьяные в усмерть бандиты не оказывали ровным счетом никакого. Их редкие попытки вскинуться предупреждались мечами хирдманов еще прежде, чем те успевали хоть что-то предпринять, оказать хоть какое угодно противодействие. Меч женщины так и остался светиться в ее руках, не окропленный кровью. И наверное, следовало этому радоваться, но ощущение легкой победы, даже столь очевидной, оставляло глубокое чувство опасности, как если бы они просто еще не знали о какой-то угрозе или намеренно не хотели ее видеть. Но что могло быть не так в этом лагере? Разбойники держали при себе какое-то чудовище? Разбойниками правило чудовище? Что именно так беспокоило нутро Ригинлейв, что она то и дело осматривалась по сторонам? Нет, вовсе не пленницы, которые пострадали от неприемлемой жестокости разбойников. В конечном счете, в Ругаланне иным девушкам приходилось переживать и не такое, если они были рабынями, лишаясь, тем самым, любых прав, зато обретая кучу обязанностей. Удивить княгиню подобным было весьма затруднительно. Она благодарна была Богам за то, что ей самой подобная доля не грозит, но вместе с тем считала, что и девицам здесь надлежит быть благодарными за то, что они пришли с тем, чтобы освободить их. И если повезет, многие из них вернутся домой, если дом их был на Альбионе. И все же, что-то было не так, помимо этого. Или в ярле говорила тревога, связанная, в первую очередь, с тем, что все это удалось им так легко, как никогда прежде не удавалось? Какие еще битвы они выигрывали, не пролив и капли своей крови? А впрочем, может быть, супруг был прав? Боги благоволили им с самого начала. Просто потому что Вигмару суждено было править этими землями. И лучшего правителя для них нельзя было и вообразить.

- Может быть, и не святые, но Боги явно на твоей стороне и помогают тебе утвердить власть над этим странным королевством, - отзывается Ригинлейв, с улыбкой глянув на мужа. Она не хочет говорить ему о своих тревогах и не хочет волновать его лишний раз. Пусть все ее страхи окажутся лишь страхами. И пусть никакой опасности более не будет. В конце концов, все, что они делали, они делали не только ради себя, но и ради этого королевства. А раз так, то и местный Бог тоже должен был быть на их стороне. Недаром же он привел Вигмара к трону и позволил одержать одна за другой столько побед.

- Посмотрим, - соглашается Ригинлейв, коротко кивнув. Она тоже не медлит и заходит в шатер, заставая вполне ожидаемую картину: светловолосый бородатый мужчина лет сорока пяти, а может быть, и немного старше, спит в обнимку с тремя девицами, и по ним нельзя было сказать, оказались ли они в шатре насильно, как было с теми, кого они видели на улице, или вполне добровольно. Как бы там ни было, а глазеть на спящих обнаженных женщин и тем, кто, должно быть, назывался главарем, долго не приходится. Свет «Винланда» будит постепенно сразу всех, но еще прежде чем разбойник успевает схватиться за свой меч, Ригинлейв острием своего упирается в шею мужчины.

Она не сразу понимает, что именно не так. Просто сначала видит длинную бороду, в которую вплетены бусины из серебра и золота. Бусины, которые известны были на севере тем, что их вплетали уже возрастные воины, носящие длинные бороды, после каждой значимой своей битвы. Иногда украшения содержали мифологические сюжеты, иногда – руны, иногда – имена Богов. Можно было списать это на случайность, да вот только стоило разбойнику замереть, как свет упал на его плечи и грудь – туда, где вились татуировки с Йормунгандом, Тором, Одином и Фенриром. И вот тут ошибки никакой быть уже не могло.

- Ты… Ты… Северянин?! – растерянно вопрошает Ригинлейв, распахнув в удивлении глаза. Спрашивает она на ругаланнском, так что только северянин, пожалуй, ее понять бы и смог. И судя по тому, как вздрогнул незнакомец и воззрился на нее в ответ, а затем медленно встал, но отнюдь не с тем, чтобы схватиться за клинок, а с тем, чтобы зажечь от очага пару свечей, вопрос он прекрасно понял. И теперь, когда свет осветил лицо княгини, на лице разбойника расцвело оцепенение, а затем и узнавание.

- Отигнир Ригинлейв?! – он восклицает это в явном неверии, замирает, а затем хрипло и грубо смеется, глядя на нее во все глаза. И теперь голос незнакомца кажется женщине очень знакомым. Что-то шевелится на задворках сознания, но она не может точно припомнить, что именно.

- Ярл Ригинлейв, - отрезает женщина. И пока рабыни зажигают еще свечей, понимая ценность разговора, женщина опускает меч и ступает поближе к мужу, надеясь, что, быть может, он что-о помнит и знает, как реагировать.

- Ярл Ригинлейв, да. Я слышал, что ярл Горм умер и пирует с предками в Вальхалле. Но я был из тех, кто убежден, что ярлом девчонке не стать, что Владимир с этим… Выблядком… Как его?.. Мужем твоим… Не позволят, - он машет рукой, а затем наливает себе вина и выпивает целый кубок, ничуть не смущаясь собственной наготы.

- Их никто не спрашивал. А с тебя спросят за бесчинства, что ты устроил в этих землях. Вигмар Соларстейн – мой муж, новый король этих земель. И мы пришли, чтобы очистить его землю от разбойников, - заключила женщина, строго глядя на мужчину. Он был северянином и делал то, что они привычно делали в этих землях. Но теперь это его не оправдывало. И оправдает ли его смерть или рассказ о том, что именно случилось и как из ругаланнского воина он стал разбойником, решать было одному лишь мужу.

Подпись автора

Ригинлейв солгала бы, если бы сказала, что она хорошо помнит всех гвардейцев отца, всех его хирдманов в лицо и поименно. Кто-то примелькался больше, кто-то меньше, кто-то погиб в бою, кто-то служил уже самой Ригинлейв. По этой причине она и не вспомнила бывшего ульфхеднара отца, даже глядя на него в упор. Сколько он здесь был, если о смерти Горма только слышал, но не присутствовал? Десять лет, пятнадцать, больше? Вместе с тем, он успел увидеть убийство Вигмаром дракона, значит, Ригинлейв видел не ребенком, а уже подростком. Видимо, поэтому и смог ее узнать. И с его стороны это как раз не было удивительным. Те, кому посчастливилось когда-либо видеть отигнир, помнили ее очень хорошо. Уж больно большая была честь. Ей запоминать всех тех, кто когда-то на нее глазел, было совсем необязательно. Особенно, если этот кто-то счел уместным покинуть своего ярла для лучшей жизни на чужбине. И следовало признать, что учитывая мятеж, учитывая войну, учитывая все, через что успел пройти Ругаланн, эта жизнь вдали от всех потрясений, и впрямь была лучшей. Но Ригинлейв презирала такой выбор. И презирала того, кто решил стать разбойником вместо благородной службы своему ярлу, вместо того, чтобы быть с ним до самого конца и вместо того, чтобы сохранить свою честь и достоинство. Так что, сложись обстоятельства иначе, и Ригинлейв плюнула бы этому мужчине под ноги. Вот только сейчас она считала проявление такого презрения излишним. В том числе, потому что уж больно большой честью оно было для того, кто сравнялся по своему статусу с местной бандитской швалью.

- Взлетели сообразно своим деяниям и верности, которую они сохранили своему ярлу и своей стране. Они, в отличие от тебя, положили жизни на защиту Ругаланна, пережили, - пусть и не все, - Скитания, мятеж и войну, в то время как ты покинул своего ярла вместо того, чтобы его защищать, и стал разбойником в чужих землях, - она криво усмехнулась, глядя на мужчину, и смерила его презрительным и высокомерным взглядом, которого он точно был достоин за все свои деяния, - Впрочем, - она оглядывается по сторонам, прежде чем столкнуться взглядом с бандитом, - Это даже к лучшему. Ни ярлу Горму, ни мне не пригодился бы тот, кто в пьяном угаре забывает выставить дозорных с тем, чтобы защитить свой лагерь, - много с таким подходом отцу бы он не служил. Да и Ригинлейв, в общем-то, тоже, погибнув еще в период опалы всех сторонников законного ярла в период бесчинств Святогора.

- Твоя правда, ярл, - к удивлению княгини, соглашается ульфхеднар, смиренно, но с достоинством кивая головой и признавая свою ошибку, - Я не раз думал о том, что зря оставил Горма, Ругаланн и… - он разводит руками, отчетливо понимая, что Ригинлейв этот ответ не понравится, - И тебя тоже. Но что сделано, то сделано. А что до дозора… - он хмыкает, явственно давая понять, как тут обстоит дело, - В правление Абартаха единственной опасностью для таких, как я, стали дикие звери и редкие чудовища, иногда – странствующие маги, если не воткнуть им в глотку кинжал вовремя. Впрочем, они здесь не в чести, так что чаще просят помощи, чем представляют реальную угрозу. Так или иначе, но в новости о новом короле я не верил, а если бы и поверил, то не подумал бы, что первое, чем займется толстый зад нового ублюдка на троне – зачистка страны от разбойничьих шаек, - он примирительно поднимает руки вверх, давая понять, что речь ни в коем случае не шла о Вигмаре, - Я и предположить не мог, что новым королем стал северянин, да и вообще не верил в то, что Абартаха кто-то смог убить. Мне не удалось, - он усмехается в бороду и трет ее, кажется, ничуть не смущенный ни их разговором, ни даже собственной наготой.

Ригинлейв теряет интерес к разговору почти сразу. Выпивает предложенного вина и безразлично скользит взглядом по убранству шатра. Да, если присмотреться, то едва ли предположишь, что здесь живет именно, что разбойник, не больше и не меньше. Что-то от северянина и благородного человека у него все-таки осталось. Но княгине было плевать. Вигмар принял решение оставить его в живых, так тому и быть, это было его право. В ее землях этот Свейнбьорн сразу же лишился бы головы, но оно и понятно: терроризировать своих земляков, наводить беспорядки в Ругаланне это мгновенный задел на бесславную смерть. На Альбион женщине было наплевать. Пусть делают, что хотят, лишь бы слова мужа оказались правдивы и они не погрязли в необходимости оставаться здесь больше недели.

Ригинлейв не нужно приглашать дважды. Она располагается на полу шатра, не уверенная вообще-то в том, что это безопасно. Да, северянин не стал бы усыплять бдительность ярла, сыпать ему отравы в вино с тем, чтобы убить, но был ли этот мужчина северянином. И потому, княгиня настороженна и нетороплива. Все больше следит за рабынями, расставляющими еду и все больше наблюдает за разговором, который ведут муж и разбойник. В конечном счете, долгом жены было прикрывать спину мужа, чем женщина теперь и занималась, хотя со стороны казалось, что она бесстрастно скользит взглядом по убранству шатра и лишь изредка останавливается на бывшем гвардейце с явным осуждением во взгляде.

- Лагерь на востоке – не просто лагерь, - заключает мужчина, садясь на пол лишь тогда, когда успели присесть гости, - Это целый разбойничий город и людей там не меньше тысячи. Когда-то на том месте была большая торговая площадь и рынок, куда съезжались купцы со всех соседних королевств, так что неудивительно, что после смерти Альфреда, доброго короля, разбойничьи шайки стремились захватить и поделить влияние именно над этим местом. Со временем там образовалось это странное маленькое королевство, где царят свои законы: законы силы, насилия и золота. А золота там, уж поверьте, предостаточно, - он хмыкает, вновь потирая бороду, и неясно завидует разбойник такому успеху или опасается его, - Там не действуют законы Альбиона, - впрочем, они, кажется, вообще здесь не действовали, - И разрешено все, что запрещено. Торгуют свободными людьми из Альбиона и соседних королевств, продают яды и приворотные зелья, в квартале ведьм торгуют проклятиями и дурными предсказаниями, в цирке уродов – менее сговорчивыми магами и колдунами, а равно теми, кто в иное время мог бы стать шутом, а теперь превращены в нелюдей. Из хороших новостей то, что из той тысячи – вооруженные и способные оказать сопротивление ограничиваются тремя сотнями, не больше. Все остальное – невольники, колдуны, женщины и разбойничьи ублюдки, которые растут там, чтобы стать подобными своим отцам, - по виду Свейна кажется, что он не особенно доволен подобным положением дел, и вскоре становится ясно, почему.

- Всем заправляет Редвульф, известный иначе, как Красный Волк. Он сколотил свою банду еще до смерти доброго короля и первым стал претендовать на это место. В борьбе и стычках потерял глаз и половину лица, так что теперь носит золотую маску, а снимает ее только с тем, чтобы запугать врагов. Все разбойничьи шайки по всему королевству платят ему ежемесячную дань, а караваны, которые хотят безопасно пройти через Альбион – отдают треть товаров. Этот мерзавец – самый богатый разбойник на всем континенте…

- И ты рассказываешь нам об этом, потому что сам хотел бы быть на его месте, но смелости и силы не хватило для этого. А теперь, желая уничтожить своего соперника нашими руками, ты уже мечтаешь о том, как займешь его место, - Ригинлейв даже не смотрит на Свейна, а вместо этого многозначительным взглядом касается мужа, словно спрашивая его, насколько ему подобное подходит. С одной стороны, им все равно нужно было разворошить этот улей, а лучше – сжечь его дотла. С другой – быть пособниками в борьбе швали за место под солнцем княгиня не хотела.

- Вы ошибаетесь, моя госпожа, - он уважительно склоняет голову, хотя голос его тверд, - Я никогда не принимал участия в этой борьбе и никогда не желал оказаться на месте Красного Волка. Разбой – открытый и честный, это то, чем мы всегда занимались в этих землях. И Вы не можете меня за это винить, при всем моем уважении к Вам и к королю. Но образ жизни, который ведет этот бесчестный трус, прячущийся за своей охраной и жирующий на последней галке, отобранной у нищих крестьян, потому что нападать на укрепленные замки и аббатства для него слишком рискованно – это не то, чем я стал бы заниматься, и тем более, гордиться, - образ благородного разбойника ему не шел. И Ригинлейв на этот ответ лишь неприязненно фыркнула и закатила глаза.

- Ты знаешь, как нам лучше всего уничтожить это место, не оставив там камня на камне, но при этом, не потеряв большого количества людей? – спрашивает княгиня, устало потерев шею.

- Да. Вызовите Красного Волка на поединок, - он пожимает плечами, говоря об этом, как о самом собой разумеющемся, - Я же сказал. Закон силы. Он занимает свое место, потому что убил и уничтожил всех, кто противостоял ему и всех, кто осмеливался бросить ему вызов. Только вызвав на поединок, не медлите и не откладывайте его на месяцы, а назначайте сразу. Закон Красной Цитадели не воспрещает уничтожение врага хитростью еще до самого поединка. И привычно Красный Волк этим и пользовался. Его соперники редко доживали до сражения, а если доживали, то… Что ж… - он вздыхает, явно давая понять, что это признание дается с трудом, - Нельзя отрицать, что и мечник он, что надо.

Подпись автора

«Сам вызови этого Красного Волка на поединок» - думает про себя Ригинлейв, но вслух этого не говорит. Во-первых, потому что не хочет ни словом, ни делом показать Свейну, что она встревожена такой перспективой, ведь это могло быть унизительным и неприятным для Вигмара, покуда подобный ответ выглядел бы сомнением в его воинских умениях. А во-вторых, потому что на самом деле княгиня мыслила так из упрямства и убежденности в том, что этот чертов Альбион не стоил ни капли крови, ни одного поединка, ни одного сражения, которого ему неизменно требовалось по самым разным поводам. И почему-то каждое из этих требований было обращено к Вигмару. А почему бы им всем здесь просто не взять и не разобраться со всем этим самим? Но если отвергать эти мысли, это неизменное возмущение, которое то и дело пенной волной поднималось к княгине, то она очень хорошо понимала, что крайне маловероятно, что никчемный разбойник, годный только на то, чтобы запугивать местных жителей, которые и без того всех боялись, а особенно – своего бога и короля, не рожденный среди воинов и не воспитываемый воином, был годен на сражение с человеком, который с подросткового возраста только и делал, что с кем-нибудь бился. А ведь люди Святогора, например, были совсем не промах. И не являли собой плохо вооруженный сброд, который всю свою жизнь если и бился с кем-то, то с таким же плохо вооруженным сбродом. И уж если Вигмар справлялся с ними, то с бандитом, возомнившим о себе слишком многое, он бы точно справился. Это вам не история про бессмертного короля-лича, которого никто не может убить. И все же… Да. Все же Ригинлейв не хотела, чтобы муж с кем-то справлялся. Потому что был не обязан. Потому что это чертово место слишком многое от него требовало. И потому что поджечь Красную Цитадель, выкурить оттуда ублюдка, а потом расстрелять его из арбалетов, было куда как более перспективно и надежно. Если им вообще следовало этим заниматься.

Идея выгнать Свейна и решить все самим Ригинлейв понравилась. Она считала это куда более приемлемым, тем посвящать такого же разбойника, как тот, с которым они собирались разобраться, в их тайны. Женщина проводила его взглядом, испытывая смесь неприязни и отторжения, крепко мотивированную еще и тем, что тот был северянином. Редко, когда ожидаешь от соплеменника такого поведения, таких взглядов, да и самого решения остаться на чужбине, в то время как его собственная страна нуждалась в нем и в таких как он. Ригинлейв знала, что неприязнь ее отчасти неуместна сейчас, но не могла с собой ничего поделать, да и признаться, не собиралась. В конечном счете, несмотря ни на что, она была здесь и собиралась помочь Вигмару разобраться с этой проблемой, даже если считала, что она их не касается.

Конечно, он вызовет Красного Волка на поединок. Женщина раздраженно повела плечом, но на это утверждение ничего не ответила, повинуясь желанию мужа договорить. Он догадывался, что она не обрадуется такому решению, но это было вполне закономерно. Супруг больше не собирался сражаться с королем-личом, второго такого здесь не было, но так уж вышло, что этот самый Редвульф мог неожиданным образом оказаться намного опаснее. Хотя бы потому что почти наверняка не был карликом и неплохо держался за меч, раз уж смог ранить гвардейца отца. И все-таки ровней Вигмару в бою он вряд ли бы был. Так что начни муж упрямиться, Ригинлейв приняла бы это, нерадостно и вынужденно, но приняла. Хотя бы с тем, чтобы все это поскорее закончилось, и они смогли вернуться в Ругаланн, как мужчина и обещал ей совсем недавно.

- Сделаем, как ты решишь, - заранее говорит Ригинлейв, посмотрев на мужа поверх кубка, который сжимала в руках, - Я не стану оспаривать никакое твое решение, все наше войско в твоем распоряжении, - даже если кто-то из хэрсиров вздумает не обрадоваться тому, что они теряют здесь людей не во славу добычи и реального набега, а во славу установления новой власти и заботы о чужом королевстве, они будут делать то, что она скажет, или пожалеют об обратном. Признаться, в текущей ситуации Ригинлейв мало интересовало мнение других людей. Свое золото они получат по возвращении в Ругаланн, а значит, конечная цель их набега будет выполнена, как и долг ярла перед своими людьми. А потери… Что ж, ни один набег без потерь не обходился, это было неизменно.

- Но ты уверен, что нам вообще это нужно? – вопрос был, однако, очень двояким. Потому что с одной стороны Ригинлейв говорила о плане мужа, а с другой – о необходимости вообще иметь какие-то дела с этой из Красной Цитаделью, чем бы она ни была, - Уничтожение центра бед и проблем Альбиона, конечно, очень впечатляющее деяние, но не стоит ли оставить его Утрану? Уедем, а он пусть занимается тем, чем должно регенту. Ормар за этим проследит, да и самому ему будет, чем заняться в наше отсутствие, - хотя, конечно, не следовало отрицать, что от богоизбранного короля такое деяние будет смотреться куда как эффектнее и позитивно отразится на репутации мужа, еще раз убедив всех, что он именно тот самый король. Вопрос был все тот же – насколько ему это необходимо?

- А если ты все-таки считаешь, что мы должны стереть разбойников в порошок, то нужны ли нам военные хитрости и вызовы этого их Красного Волка на поединки – реальные и мнимые? – она разводит руками, явственно давая понять, что не высоко оценивает возможности местных, даже разбойников, к сопротивлению и реальному противостоянию, - У нас значительное численное преимущество, мы знаем о них, а они о нас – нет. Подойдем к этой их цитадели ночью, наверняка никакой крепостью там и не пахло, а жалкие потуги на баррикады и аванпосты можно не брать в расчет. Огненные стрелы быстро посеют панику, а арбалетчики сделают свое дело, расстреляв всех, кто побежит оттуда. Даже если Красного Волка там не окажется, цитадель его будет уничтожена, как и источник его богатства, а равно значительное количество его людей. Он станет не опаснее тех, с кого недавно брал дань, и они сами же и убьют его. А если все-таки окажется, разделит судьбу, к которой шел давно, хотя и не ведал об этом, - хотя какая другая судьба могла бы ждать разбойника и мерзавца? Они всегда живут, как псы и умирают, как псы. И этот, судя по всему, весьма задержался в этом мире по воле Абартаха, которому не было дело до королевства и безопасности подданных.

- В некотором смысле, уничтожение этого места – весьма символичный жест, - Ригинлейв хмыкает и отпивает вина из кубка, - На пепелище прежнего беззакония и безразличия к оному ты построишь новый Альбион. Можно даже дать ему новое название.

Подпись автора

Ригинлейв не верила в чернь, которая могла строить цитадели и была уверена в том, что название было таковым только потому что Красный Волк построил, что-то большее, чем пара крестьянских хижин. Чтобы строить настоящие цитадели, нужен был камень. Чтобы достать камень, нужны были затраты, которые не потянуть ни одному разбойнику, а еще знания, инженеры и транспортировщики. В Альбионе на такое не было способно само государство, пребывавшее в забвении, что уж говорить о каком-то там разбойнике? Так что в лучшем случае княгиня ожидала увидеть деревянный форт с надвратной башней, да и то только если очень повезет. Да, при «добром короле» Редвульф начал собирать эту свою вольницу, или как там назывались эти бандитские формирования, но крайне сомнительно, чтобы какой угодно король, будь он хоть добрым, хоть злым, хоть безумным, позволил кому-то устраивать государство в своем государстве, игнорируя факты нападений и грабежей. Или в этом вопросе они тоже полагались на бога и думали, что тот все решит и вразумит разбойника? Ответа не было, но Ригинлейв ничуть не удивилась бы, окажись оно все именно так. И все же, она верила в то, что королевская власть здесь представляла чуть больше, чем ничего. А еще знала, что при Вигмаре, их новом короле, эта самая королевская власть должна будет подняться на несколько порядков, иначе и быть не могло. Иначе все это просто не имело никакого смысла. И с точки зрения княгини само существование пресловутой Красной Цитадели было плевком в лицо короля. Плевать же даже просто в сторону мужа было до крайности чревато.

- Если хочешь знать мое мнение, то нужно, причем стремительно и очень жестоко, не оставляя камня на камне и надежд на то, что это место сможет когда-нибудь оказаться восстановленным хоть в прежнем виде, хоть в примерно аналогичном, - что было, вероятно, довольно странно слышать от Ригинлейв, всегда державшейся середин и не стремящейся к чрезмерно жестким и жестоким мерам. Даже там, где все вокруг говорили ей, что нужно прихлопнуть потенциального врага, не оставляя ему ни единой надежды на будущее, она зачастую находила другие варианты. Но здесь все было иначе. Во-первых, Альбион вовсе не был Ругаланном и жалеть здесь кого-то княгиня не собиралась. А во-вторых, на севере хоть и появлялись время от времени бандиты, давно уже не было слышно, чтобы они сбивались в настолько крупные ганзы, чтобы иметь возможность терроризировать даже какую-то одну округу, не говоря уже о целом уделе, а тем более – обо всем Ругаланне. И случись так, что нечто подобное бы все-таки появилось, никаких размышлений в отношении «оставить ли кого-нибудь в живых?» у ярла бы не было. Если бы не справился ее хэрсир, она бы привела свое войско и уничтожила разбойников, вырвав с корнем любые мысли о том, что в Ругаланне так можно. Нельзя. Власть должна была быть всего одна. И никто не смел на нее посягать. Каким бы милостивым и лояльным ни был правитель, он должен был оставаться неизменен в своем понимании, что подданные служат ему, а не он своим подданным. А если они нарушают закон, установленный для них господином, то награда за это всегда едина. Смерть.

- Вигмар, не может быть выгодным ничто, что прямо или косвенно посягает на твою власть и ставит ее под сомнение. Сам факт существование такого места и этих людей – оскорбление королевской власти и сомнение в ее состоятельности. И если прежде для этого были основания, ведь прежние короли Альбиона не больно-то преуспели в этом качестве, то ты, желая быть законным королем, начавшим новую эру в истории этой страны должен на корню пресечь поползновения любого, кто бросит тебе вызов, - даже если не буквально, даже если только одним своим существованием, даже если реальным правлением будут заниматься Ормар и Утран, а потом вообще Утран в одиночестве, - Кроме того, эта их Красная Цитадель – символ времени беззакония и власти разбойников. Ее уничтожение покажет, что этому времени пришел конец, что ты на стороне своего народа, пострадавшего за многие десятилетия от власти этих разбойников и что ты никому не позволишь попирать закон и соревноваться с тобой в вопросах силы и власти, - уж кому, как ни Ригинлейв было знать, как опасно, когда в стране появляется группа людей, считающая, что она здесь большая власть, чем настоящая. Горму следовало сокрушить их и осадить Святогора еще тогда. А Вигмару следовало сделать то же самое сейчас. Чтобы никому и в голову не приходило оспаривать его законное право.

- Если хочешь, можешь после этого устроить на том месте невольничий рынок, совместить его с колдовским, взымать налоги и выдавать разрешения на торговлю. Неважно. Важно, что сейчас они должны быть уничтожены, а зарево от горящей Цитадели должно еще неделю радовать всех, кто пострадал от их беззакония. Не хочешь убивать всех? – она разводит руками, полагая, что для Вигмара подобное едва ли когда-то было проблемой, - Хорошо, женщин и детей обрати в рабство. Все равно у них нет никакого будущего здесь, кроме как плодить ублюдков, а ублюдкам – идти по стопам их отцов. И нет… - она качает головой, - На данном этапе меня мало волнуют отношения  с другими королевствами. Их можно будет выстраивать после того, как в твоем собственном будет покой и порядок. А от этого Альбион еще далек, - и все же, как бы там ни было, а настаивать не имело большого смысла. Супруг должен был решать сам. Это было его королевство и его власть, которой он, привычно, тяготился, от того, вероятно, и сейчас не особенно заботился о ее сохранении. Но раз уж они были здесь и все равно занимались этим, значит, стоило хотя бы подумать о том, чтобы ее не потерять.

- Хорошо. Пусть идут. Встанем лагере за лесом на востоке. Кажется, хирдам не мешало бы поесть и поспать, - не пировать и напиваться, не готовиться с минуты на минуту к очередному нападению, а просто отдохнуть перед возможной атакой на Красную Цитадель и быть благодарными за то, что такая возможность у них вообще есть, ведь первоначально они думали, что пойдут от одного лагеря разбойников к другому, - А я пока встряхну Утрана, - и по неприязненной улыбке Ригинлейв можно было сказать точно, что встряхивание это не пройдет для него даром, - Он ведь почему-то не соизволил рассказать нам о том, что второе логово разбойников – не сборище из трех десятков разбойников. Хочу узнать, почему, - и самому герцогу это, совершенно определенно, не понравится.

Подпись автора

Если бы Ригинлейв довелось сесть и проанализировать собственные мысли, чувства и устремления, она бы непременно ужаснулась им, но все равно сделала бы так, как считала не правильным и разумным, но закономерным и предсказуемым. Она бы уничтожила и Утрана, и разбойничий лагерь, и сравняла бы с землей недавно взятую столицу. Отобрала бы все золото, что есть в Альбионе, нашла бы корабли и угнала в рабство так много местных, как смогла бы. Позволила бы хэрсирам и хирдманам грабить, убивать и насиловать столько, сколько они посчитают это нужным. А под конец лета вернулась бы в Ругаланн, оставив разоренную и горящую ярким пламенем страну на съедение соседям, диким зверям и собственной глупости местных. Такова была бы ее месть. Нет, не за то, что ее здесь не чтут, как правительницу, не за то, что отличаются от Ругаланна, даже не за то, что верят не в тех Богов. За то, что когда-то это никчемное королевство, не способное справиться ровным счетом ни с чем, включая даже собственные проблемы, уповая на какого-то там неизвестного бога, каким-то невероятным образом сумело забрать у нее отца. И с этого начались все кошмары в жизни Ригинлейв. С этого началось затяжное противостояние, к которому она не была готова, но которое вынуждена была начать тянуть, не имея другого выбора.

Конечно, Горм все равно умер бы рано или поздно. Мужчины его возраста вообще до крайности редко встречались в Ругаланне. Уже когда дочь его только родилась, он считался мужчиной пожилым, хотя никто не отвергал его твердой руки и твердой воли, а равно здравого ума. А уж когда она была способна ходить с ним в набеги и четко оформилась в качестве наследницы, и говорить было нечего. У Горма были все шансы умереть соломенной смертью не этой зимой, так другой, так что ему повезло пасть от меча, а не от болезни или старости. И все же, смерть эта послужила началом событиям, которые едва не уничтожили Ругаланн и едва не сломали хребет самой Ригинлейв. И в этом был виноват Альбион. Всегда был. Ригинлейв никогда об этом не забывала. Хотя, направляя корабли в эту местность, она не рассчитывала, конечно, что непременно окажется на месте смерти Горма, в этой же крепости, среди этих же людей, ровно в той же местности. Западный континент был большим. Они бывали здесь в разных странах. Их все объединяло одно: вера в бога на кресте и очень богатые храмы на протяжении всего побережья. Собственно, и то, и другое и делало их такой удобной целью для атаки. Ведь жрецы в этих храмах не могли дать ровным счетом никакого отпора.

По-хорошему, дай Ригинлейв задуматься, и она бы непременно сделала бы правильные выводы. Не Альбион был виноват в ее бедах и бедах Ругаланна, а Святогор и Владимир. Не Альбион был виноват в ее неготовности к смерти отца, а только она сама. Она должна была знать, что отец умрет с года на год и ей придется окунуться в борьбу, которая была неизбежна. Детское стремление закрыть глаза на то, чего нельзя было избежать, пожалуй, было только ее проблемой. Да и в конце концов, она ведь смогла победить. Так ли важно, что Альбион забрал у нее?

Вот только Горм был мертв. Владимир был мертв. Святогор был мертв. Ругаланн свободен. Достойные люди восстановлены в правах, а недостойные пали под мечами, топорами и петлями висельников. И Ригилнейв могла собой гордиться. Гордиться своими людьми. Своей страной. Своим правлением. Ужас закончился. Она была счастлива, как ярл, как человек, как женщина, как жена. Да, ужас остался где-то позади. Но он все еще продолжал жить в ней. И не было ему ни конца, ни края. Все враги пали, все опасности устранены, весь ужас – почти забыт. И некого было обвинить в произошедшем, ведь все они отправлены за черту. А Ригинлейв все еще не было легче настолько, чтобы она могла забыть. Просто распахнуть глаза утром и понять, что все закончилось. В ответ на страх приходил гнев. А в ответ на гнев – желание его выместить. И если в Ругаланне было не на кого, потому что долгом ее, как ярла, было заботиться о родном крае, развивать его, защищать и способствовать его процветанию, то в Альбионе любой и каждый мог стать грушей для битья, просто потому что формально это место послужило началом всего пережитого кошмара. Если его сжечь, должно ведь было стать легче? Ведь должно же?

Утрану просто не повезло беседовать с несколькими своими людьми, когда Ригинлейв, заставляя воинов расступаться под гневным своим взглядом, налетела на герцога и с размаху выдала ему такую пощечину, какой он точно не ожидал от женщины на голову его ниже и вдвое меньше по ширине. Будь дело в Ругаланне, и противник княгини опасался бы ответить, понимая, что поднять руку на ярла, значило бы лишиться обеих, но они были в Альбионе, а здесь поднять руку на королеву было невозможно, в первую очередь, потому что она – женщина. Впрочем, и от женщин здесь подобного поведения тоже никто не ожидал, так что на несколько мгновений всё вокруг застыло в ужасе, стопоре и нерешительности.

А потом вдруг оказалось, что даже у местных мужчин есть какое-никакое воинское достоинство, которое резко контрастировало с установкой «не применять силу к женщине». Герцог решил явить его, схватившись за меч. Очевидно, потому что не увидел рядом Вигмара, ведь против него-то обнажить оружие он явственно и недвусмысленно опасался, как опасался всякий вассал в отношении своего сюзерена. Вот только скрестить клинки им не пришлось. Ригинлейв не только не собиралась этого делать, но и позволять Утрану подумать, что это вообще возможно – тоже. Резким движением женщина наносит сильный удар по запястью, и меч выпадает из руки, рискуя поранить, разве что, самого герцога. Интересно, он правда не мог этому противостоять, или просто не предвидел способность женщины к таким маневрам? Как бы там ни было, а обратиться за мечом ему не приходится. Ригинлейв обнажает свой. «Винланд» вспыхивает, заставляя в суеверном страхе вскинуться остальных мужчин, но нападать на нее они не берутся. Может быть, из-за разговоров о святости княгини, может быть, потому что опасались нападать на королеву, а может быть, потому что желали понять, чем же все закончится. Женщина твердо направляет меч прямо в грудь герцога, чтобы у него не было сомнений в том, что она проткнет его насквозь, стоит ему только дернуться.

- Ты что, пес, вздумал реализовать свое давно потерянное право на трон, чужими руками убив моего мужа, а? – шипит Ригинлейв, глядя спокойному, хотя и несколько растерянному герцогу, прямо в глаза, - Или скажешь, что ты не знал о том, что Красная Цитадель, это не просто сборище нищего сброда, неспособного противостоять хорошо обученной армии? Рассчитывал, что мы нападем на нее, Вигмар там умрет, а ты станешь королем? – по виду Утрана, сохраняющего удивительное самообладание, неясно, готов ли он рассмеяться женщине в лицо или готов умолять ее не верить в эти глупости, ведь он верен своему королю. Оба варианта для него так себе.

- Это неправда, миледи, - и в том, что он не называет ее ни ярлом, ни королевой, ни даже госпожой, крылось оскорбление, за которое он теперь мог заплатить своей жизнью, - И мне жаль, что Вы так подумали. Но я бы хотел обсудить это со своим королем, если так сталось, что он думает так же, - Утран не двигается с места, опасливо косясь на клинок, - Здесь не место обсуждать такие дела, Вы не находите? Не место, не время, и я хочу, чтобы меня выслушал король, - герцог тверд в своем намерении, но острие меча, которое упирается ему теперь уже в горло, убеждает его остаться на месте.

- Нет, Утран, - Ригинлейв жестом подзывает жреца, который наблюдает за ситуацией со стороны, - Переведешь им всем, - приказывает она, - С сегодняшнего дня и до особых распоряжений Его Величества, короля Вигмара, ты лишаешься титула герцога, Утран, а равно право называться командующим этими людьми. Ими теперь будет командовать… - она находит достаточно молодого воина, заменить которым герцога было бы унизительным, - Как тебя зовут? – воин растерянно косится на княгиню и на жреца, который переводит ее слова, - Артур, моя госпожа, его зовут Артур Солсбери, и он – рыцарь, - спешно звучит ответ, который вполне удовлетворяет женщину, - Так вон он теперь принят на службу к королю Вигмару и подчиняется ему лично, как и все эти люди, включая сэра Утрана. Если же он попробует отдавать приказы или ослушается моего и продолжит вести себя, как герцог, я приказываю высечь его перед всем нашим войском. Это передашь моим ульфхеднарам. Впредь к королю его не подпускать и перевести в пехотинцы, - как у них было здесь со всеми воинскими званиями, Ригинлейв понятия не имела, но жрец и ульфхеднары, что пялятся на ярла уже какое-то время, гарантируют исполнение ее приказа. Опустив меч, княгиня оставляет альбионцев осмысливать произошедшее. Как раз в это время она и сталкивается с Вигмаром, который уже справился со своими делами и решил, очевидно, проверить, как они идут у жены.

- В нашем войске пополнение, а герцог переведен в разряд рядовых хирдманов, пока ты не решишь иначе, - довольно живо повествует мужу княгиня, - А у меня настроение купаться в реке чуть южнее, пить местное вино и предаваться любовным утехам до самого утра, - уже на ухо Вигмару добавляет женщина, целует его в уголок губ и решительно направляется к шатру с тем, чтобы взять, что-нибудь более подходящее для купания, чем боевое облачение.

Подпись автора

Вообще-то Ригинлейв было плевать, что там скажет о ней Утран, что подумает и как воспримет все происходящее. Она знала, что он не переубедит Вигмара в его вере жене и в жену, а все прочее для нее не имело ровным счетом никакого значения. Какая разница, что думает местный герцог, когда как самое важное для женщины было, что думает ее муж? А он вряд ли мог усомниться в лояльности Ригинлейв, в том, что вне зависимости от ситуации она всегда будет действовать в его пользу и в его интересах, как действовала всегда. Нет, ей не нравился Утран, не нравился Альбион, не нравились люди вокруг и все, что они делали, но все же, ярл убеждала себя в том, что это теперь земли ее мужа, и действовать против них, значило действовать против него, чего она бы никогда не сделала. И потому, новое назначение Утрана она считала справедливым. Не только потому что на самом деле полагала, что он мог измышлять дурное, когда не предупредил их об опасности, что неизменно ждала бы их, напади они на Цитадель без должного знания. Но и потому что ему полезно было перестать мнить о себе слишком многое. Он только со стороны казался смиренной овцой, но реально ею не являлся. И Ригинлейв отлично это понимала. Просто знала одно только потому что он открыто заявлял, что желает стать наместником короля. Значит, амбиции его еще не оставили, как и память о том, что он принадлежит королевскому роду. И это могло сыграть очень дурную шутку. И потому… Да. Потому, осадить его еще на подлете к любым смелым надеждам вовсе не казалось излишним. Он должен был знать, насколько его судьба и его будущее зависят от милости Вигмара. Ну, а то, что на деле он увидел, что на эту милость может влиять и сама Ригинлейв, пожалуй, только к лучшему. Потому что она намеревалась действовать в интересах супруга, даже если весь Альбион будет против.

К счастью, Вигмар решает, что им нет нужды это обсуждать. И молчаливые, короткие сборы к реке свидетельствуют об этом лучше всего. Боги свидетели, княгиня благодарна. Потому что ей сейчас не нужны обсуждения дел, не нужные посторонние мнения, не нужен никто, кроме Вигмара, его внимания, его расположения и его готовности побыть с ней немного. Все эти события оставляли мало дней и ночей для них вместе, а даже если и оставляли, то совсем ненадолго. Женщина скучала по возможности остаться с мужем наедине, скучала по Ругаланну, скучала по отсутствию необходимости размышлять над тем, когда же чертовы альбионцы ударят им в спину. И хотя купание в теплой воде реки не отвергало этих тревог и сомнений, настроение Ригинлейв рядом с мужем неизменно улучшалось, потому что здесь, на чужбине, ей вообще ничего не нужно было, кроме него самого и кроме обещания поскорее вернуться домой. И покуда второе Вигмар уже успел дать, не было никаких причин, чтобы не позволить себе наслаждаться его обществом и их уединением, по крайней мере, пока не вернулись разведчики.

- Мне нравишься ты, - уклончиво, но с улыбкой отвечает Ригинлейв, купаясь в реке и глядя на мужа, - И на фоне этого ничего больше не имеет такого значения, чтобы всерьез меня беспокоить, - вполне правдиво говорит женщина, не желая обсуждать Альбион. Конечно, он ей не нравился. Он угрожал Вигмару. Он требовал гораздо больше, чем мог дать. И Боги свидетели, этой стране придется отдать им сотни кораблей золотом, чтобы это возместить. Но это будет позже, а сейчас Ригинлейв не хочет об этом думать. Вместо этого, она идет к Вигмару, едва он ее зовет, и оказывается рада насладиться его объятиями, его поцелуями и той близостью, которая давала возможность очень скоро забыть о том, где они находились. И о том, чтобы муж забыл тоже, Ригинлейв намеревалась позаботиться хотя бы в те часы, что у них еще оставались.

В тепле объятий мужа и одеяла, в которое они успели закутаться, сидя на берегу, женщина лишь переводит взгляд на ульфхеднара, когда тот сообщает, что разведчики уже прибыли. Идти никуда не хочется, как не хочется и нарушать их единение, но княгиня напоминает себе, что чем скорее они со всем покончат, тем скорее окажутся дома, а там и на хуторе тоже. Повторять дважды их войску не приходится. Лагерь приходит в движение, и Ригинлейв через силу надевает военное облачение, закрепляет меч на поясе и седлает коня. Судя по тому, как скоро вернулись лазутчики, ехать было не так, чтобы очень далеко. И быть может, они закончат со всем этим еще до полудня. Воодушевленная этой мыслью, княгиня коротко улыбнулась мужу.

- Давай, построим храм Тору? – предлагает Ригинлейв, - Теперь здесь будет жить достаточное количество наших людей, они точно не захотят служить местному Богу. А Тор – покровитель земледельцев. Крестьяне и простые люди больше всего пострадали от этого Красного Волка. Будет справедливо, если на месте, где он творил свои беззакония, теперь воцарится защитная длань Громовержца. Это даст возможность нашим людям посещать храм Трота, а знание о божестве, которое защищает простых людей, быть может, привлечет к нему кого-то из местных, - хотя это и не было конечной целью, ведь Ригинлейв плевать было, в кого верят местные. Главное, что их вера сильна среди их людей, а все остальное не имеет никакого значения. Поддерживать же эту веру было их долгом, как правителей. Ведь в своих Богов княгиня верила безоговорочно, пусть и была, порой, цинична в этой вере.

Ехать и впрямь оказывается не очень далеко. Вскоре Красная Цитадель предстает перед ними во всей своей красе, если так можно было говорить о подобном месте. А выглядело оно странно, не особенно надежно и даже нелепо. Особенно нелепыми были подобия алых флагов, по которым, кажется, место и получило свое название.

- Эйрик, командуешь арбалетчиками. Возьмите цитадель в цепь по линии леса. Олаф – мечники первой линией. Отряд Хеймдаля – к воротам в авангарде. Лучники обстреляют крепость огненными стрелами с востока и запада, - стоя на холме и наблюдая за цитаделью, Ригинлейв задумчиво раздает приказы, когда с ее конем равняется лошадь Артура Солсберри, о котором женщина уже успела забыть. Он явно здесь не по своей инициативе, но Утран благоразумно трется неподалеку, не смея раскрывать рта, опасаясь вызвать гнев королевы.

- Ваши величества, позвольте моему конному отряду выступить в авангарде к воротам. Мои люди готовы и жаждут проявить себя в сражении и в защите собственной земли от разбойничьей шайки, что здесь обитает, - он говорит на таком смешному ругаланнском, что женщина не удерживается от беззлобного смеха. Она жестом подзывает к себе жреца, чтобы не быть вынужденной мучить молодого мужчину. Переглянувшись с мужем, княгиня вытягивает руку и указывает на землю.

- Нападать на цитадель верхом нельзя. Почва слишком мягкая. Кони увязнут в ней и переломают ноги. Если он хочет пойти в авангарде, пусть готовит пехоту, - женщина еще раз смотрит на Вигмара, молчаливо убеждаясь, что он не будет против того, чтобы Утран и его люди вообще проявляли себя подобным образом, - Его Величество не возражает против того, чтобы вы взяли восточные ворота, - уточняет она, а затем обращается уже ко всем присутствующим, - Разбойников и любого, кто окажет сопротивление – не щадить. В город не входить. Женщин и детей позволительно оставлять в живых и брать рабами. После окончания битвы и пожара город будет разграблен, а всю добычу мы справедливо поделим, - обещание, судя по одобрительным возгласам, добавляет людям энтузиазма, ведь причин, по которым они были здесь, понимали далеко не все. Обычный набег обернулся практически захватом чужого королевства. И это не то, чтобы было плохо, но это, определенно, было не тем, к чему они все готовились.

Женщина смотрит на Вигмара, полагая, что если ему есть, что добавить, то сейчас – самое время. Наконец, княгиня обнажает меч и коротко распоряжается, - Занимайте позиции, - сама она еще какое-то время наблюдает за происходящим верхом, но затем спешивается и привязывает лошадь к ближайшему дереву. Идти с этого холма до Цитадели – всего ничего, а атаку без приказа все равно никто не начнет, - Что ж, - обращаясь к мужу с едва уловимой иронией в голосе, произносит Ригинлейв, - Узнаем, каковы местные цитадели на прочность, а? 

Подпись автора

Ригинлейв не чувствовала ни тени тревоги или сомнения. Это был далеко не первый ее бой, и в отличие от большинства сражений периода ругаланнской смуты, он не пугал ее. Не только потому что противник не был им даже приблизительно равен, но и потому что на плечах не лежала бесконечно тяжелая ноша ответственности за родную страну, за свой титул ярла, а возможность потери и поражения, пусть даже ничтожная, не висела перспективой краха всего и сразу. Убежденная в том, что свора разбойников, даже достаточно большая, все равно им не ровня, Ригинлейв вступала в бой с легким сердцем, полагая, что им едва ли придется столкнуться с большими потерями, если убитые будут вообще. Ведь что, в сущности своей, могут разбойники и какое вообще у них было оружие, чтобы противопоставить что-то королевской власти? Вопрос этот висел в воздухе с самого первого момента, как они узнали об этом месте. И ответ на него лишь еще раз, в который раз, подтверждал уже утвердившуюся и прежде мысль: короли у Альбиона, как один, были никчемные.

Никаких неожиданностей не последовало. Огонь схватился так, точно цитадель только для этого и была пригодна. И еще прежде, чем стали предприниматься вялые попытки потушить пламя, новые и новые вспышки уничтожили надежду на то, что это возможно. Не прошло и нескольких минут с начала атаки, а полыхала уже вся цитадель. Ожидаемо, из брешей в укреплениях хлынули люди. В большинстве своем – явно не воины, но это едва ли кого-то интересовало. Мечники были наготове, как и арбалетчики, смерть постигала почти каждого, кто силился прорваться к лесу. Надежды на спасение не оставалось ни для кого. Крысиную нору объял пожар, ругаланнцы исполняли приказ ярла, как от них и ожидалось. Сказывался и боевой опыт, и хорошая дисциплина, царившая в их рядах. Но предполагать, что разбойники не попытаются дать отпора, было, по меньшей мере, наивно. И появившиеся на стенах фигуры с луками были лучшим тому доказательством. Вовремя поднятые щиты защитили большинство северян от смерти, как и саму Ригинлейв. А повторного залпа уже не последовало – ругаланнцы ответили своим оружием, даря быструю и легкую смерть тем, кому не суждено было оказаться сожранными огнем, но суждено было погибнуть от арбалетных болтов.

О том, кто именно там идет, говорить было не нужно: ясно, что Красный Волк решил защитить свои владения. И это было хорошо. Уничтожить всю разбойничью шайку во главе с их лидером – намного лучше, чем лазать по лесам, выслеживая тех, кому удалось спасти. Ригинлейв предпочла бы, чтобы спастись не удалось никому вовсе. Проявленная в начале правления жесткость и жестокость по отношению к бандитам – хороший задел на долгое и безбедное правление. Ведь король бы воплощением справедливости и баланса. И сейчас они этот баланс в полной мере восстанавливали, сея смерть и погребая Красную Цитадель в объятиях Муспельхейма.

Разбойников оказалось довольно много. И они отчетливо понимали, что им не выжить, от того и бились так, как надлежит биться в последний раз. Будь они обучены воинскому мастерству в полной мере, могли бы составить конкуренцию северянам в своей ярости и силе, но они не были. И потому, сложность состояла почти исключительно в их численности, но и она едва ли обещала стать для них спасением. Красный Волк явственно выделялся на фоне своих людей. Не только золотой маской, но и куда лучшим воинским облачением. Наверное, одно то, что он вообще в этом что-то понимал, уже было большой его заслугой. Но об этом Ригинлейв предпочла не размышлять. И вообще-то, единственным ее желанием было поскорее принести главарю смерть, но этим вопросом занялся Вигмар. И в этот раз у княгини не было никаких сомнений в том, что муж победит. Кем бы ни мнил себя этот вшивый разбойничий король, он и близко не мог стоять ни с кем из северян, не говоря уже о ее муже. И все же, отбиваясь от врагов и щедро сея смерть вокруг себя, ярл нет-нет, а поглядывала за схваткой двух мужчин, желая быть готовой, если вдруг так станется, что Вигмар окажется в невыигрышном положении. Хотя бы потому что разбойники вряд ли что-то знали о чести и честности и могли накинуться на него вдвоем, втроем или больше, поняв, что это и есть король.

Ригинлейв, тем временем, вступила в схватку с одним из разбойников. Разящий меч ее удивлял окружающих ярким синим светом, но куда больше, кажется, всех удивляло то, что на поле боя сражалась женщина. Никто не смел бросать насмешек, видя, что меч в руки она взяла отнюдь не в первый раз, но как водится, отличиться решил герцог со своим оруженосцем, налетев на очередного противника Ригинлейв с такой яростью, что через пару ударов Утран размозжил несчастному голову латной перчаткой, - Надеюсь, Вы не поранились, госпожа? – поднимаясь на ноги, вопрошает он, галантно склоняя голову, но вызывая в княгине едва ли не приступ открытого смеха. Что это вообще было? Недоумение княгини разделили ее ульфхеднары, бившиеся неподалеку, и вообще-то, присутствующие на поле боя как раз на случай, если у Ригинлейв что-то пойдет не так. Но ничего «не так» у нее не шло, она и без Утрана прекрасно справлялась, так что его бахвальство в надежде отвоевать себе не титул – ведь король на поле боя вновь назвал его герцогом, а значит, вопрос ему казался решенным – но воинское достоинство и расположение княгини, которая влияла на мужа больше, чем здесь было привычно, казалось женщине едва ли уместным. И она подтвердила, воткнув меч в очередного противника, который пытался налететь на герцога со спины, убежденный в том, что занятые беседой и минутной заминкой люди, попросту его не заметят.

- Болван, - бросила Ригинлейв не то мертвому разбойнику, не то самому герцогу, а затем блокировала еще одну попытку убийства, выставив свой меч прямиком перед мечом довольно ловкого противника. Ловкого настолько, что пришлось отразить несколько стремительных атак, грозящих если не убить, то нанести серьезные раны, а затем развернуться и резко полоснуть мечом прямо поперек тела разбойника. Упавший на землю с выпущенными кишками, для верности он получил «Винланд» в спину еще раз, заставив Утрана испытать замешательство, - Разбирайся со своими противниками. С моими я справлюсь сама, - бросила княгиня, обращая взгляд к мужу, сражавшемуся меньше, чем в десяти метрах, как раз тогда, когда он опустил меч на шею Красному Волку, отделяя его голову от тела.

К моменту, когда вожак разбойников падает замертво, судьба их, в большинстве своем, решена. Кто-то еще пытается пробиться в лес, но арбалетчики обрывают и их жизни. Если кому-то и удалось сбежать, то это, может быть, к лучшему. Разнесут весть о том, что с крепостью разбойников покончено. Иные еще сражаются, понимая, что терять уже нечего, но выторговывая себе еще несколько десятков минут жизни. С такими Ригинлейв сталкивается на пути к мужу, размашистыми ударами отправляя их прямиком в Хельхейм.

- Блестящая победа. Твоя победа, Вигмар, - княгиня улыбается супругу, вступая в схватку с очередным разбойником, который тоже вскоре падает замертво. Женщина озирается по сторонам, убеждаясь, что больше врагов нет. По крайней мере, на этом поле боя. И хотя судя по звукам из самой Цитадели, живые там еще были, это явно не воины и это точно ненадолго. Коснувшись мужа взглядом, Ригинлейв размашисто ступает к стенам крепости и срывает с нее одно красное знамя, а затем другое. Она кидает их в ближайший источник огня и жестом дает одному из ульфхеднаров трубить победу. Звук рога раздается на многие мили вокруг. Пусть его запомнят. Пусть его знают. Теперь это был рог их короля.

- Дадим цитадели догореть, или войдем уже теперь? – интересуется женщина, вернувшись к Вигмару и коротко коснувшись его руки, словно бы нуждаясь в дополнительном подтверждении того, что это он, жив и в полном порядке, - Разошлем альбионских гонцов с вестью о твоей победе? Пусть народ знает, что их король сокрушил уже двух их главных врагов, и дорога через королевство теперь стала в разы спокойнее.

Подпись автора

Ригинлейв было плевать, кто именно останется в крепости и решит принять свою смерть, а кто выйдет и сдастся на милость короля. Все равно все было уже кончено и не было ровным счетом никакого смысла и нужды в дальнейшем сопротивлении. Впрочем, попытки оставаться внутри цитадели едва ли можно было считать сопротивлением. Что могли люди там? И если они на самом деле, что-то могли, то почему не вышли, когда у них был хотя бы отдаленный, хотя бы очень призрачный шанс? Как бы там ни было, а ответов княгиня искать не захотела. Бросила взгляд на горстку вышедших женщин и детей, полагая их решение правильным. Да, они уедут рабами в чужую им страну, но жизнь из в Ругаланне или в любом другом княжестве Арконы почти наверняка будет лучше, чем здесь. За редкими неприятными исключениями в княжествах рабы не были голодными, нищими и чумазыми. Те, кто был способен их купить, был способен их и прокормить, и одеть. Остаться при ругаланнском дворе и вовсе могло быть заделом на долгую и хорошую жизнь, а в Беловодье, как слышала Ригинлейв, некоторых рабов вообще обучали читать и писать, открывая перспективы получше, чем быть наложницей какого-нибудь ублюдка, или сразу своры таких. Иными словами, тот факт, что сдалась в добровольный плен только крошечная часть от жителей крепости, казался княгине ошибкой. Но кажется, в Альбионе вообще все вокруг было одной большой ошибкой. Их жизнь, нравы и восприятие действительности отличалось во всем. И если прежде в их набеги это не имело никакого значения, то теперь к этому приходилось привыкать. А больше того – учить местных, что может быть по-другому.

Но пока Ригинлейв ничему их учить не собиралась. Послала за жрецом, что остался в лесу и повелела посчитать раненых и убитых. Последних среди ругаланнцев не нашлось, но княгиня отлично знала, что вовремя оказанная лекарская помощь гарантирует, что это и не изменится в ближайшее время. Мельком подметив, что Утран оказывается усланным в столицу, а весть о победе вот-вот будет известна всем вокруг, женщина коротко кивнула на решение Вигмара ступить в город только с рассветом. И огонь успокоится, и дышать станет легче, и риска меньше, хотя в способность оказывать даже одиночное сопротивление ярл теперь не верила. Все, кто был способен это сделать, уже сделали. В этом их Альбионе с сопротивлением вообще было плохо.

За делами рассвета ждать пришлось не так уж долго. А едва небо посерело, а затем и порозовело с первыми лучами солнца, они вошли в Красную Цитадель. Выглядела она вполне ожидаемо. Пепел и прах, тела мертвых и редкие напуганные взгляды из углов: кому-то удалось выжить, несмотря ни на что, и неясно было к добру это или к худу. Пожалуй, будет зависеть от настроения Вигмара, и это было справедливо. Он был королем, ему и решать судьбу своих подданных, кем бы они ни были. Кто знает? Говорили, что здесь обитали и колдуны. А колдуны могли быть, порой, полезны. К тому же, судя по описанному Бедой, магия здесь не была свойственна священнослужителям, а значит, развивалась отдельно от религии. И Ригинлейв было попросту любопытно, во что именно развилась. Впрочем, овладеть обещанными несметными сокровищами любопытно было еще больше. И хотя тот факт, что Свейн знал, где эта сокровищница располагается, ничего хорошего им не сулил, ведь выдавал в нем обычного лгуна и предателя, сокровищница, в конечном счете, совсем не разочаровала, будучи полной золота, драгоценностей, украшений и ценностей иного свойства.

- Не иначе как мы в обители самой Гулльвейг, - выдыхает Ригинлейв, с трудом веря своим глазам. Они грабили разные места и при разных обстоятельствах, но ничего подобного никогда не видели. Кажется, за время своего правления разбойниками Красный Волк и впрямь не терял времени зря. И не исключено, что не только в Альбионе, но в соседних королевствах тоже, - Кое-что, кажется, пригодится для коронации, - улыбнулась женщина мужу, раскрывая квадратную шкатулку. Корона, что лежала внутри, красиво поблескивала в свете факелов, переливаясь рубиновым блеском камней, - Не янтарь, конечно, но тоже твой цвет, - женщина показала венец мужу, а затем обняла его и ответила на поцелуй, - Это наш лучший набег за все время, сколько я их помню. Как бы нам не пришлось позаимствовать пару кораблей здесь, учитывая, что золото тебе несут теперь со всего Альбиона. Вот уж точно никто не уйдет обиженным, - улыбнулась она и погладила мужа по щеке, а затем велела нести мешки и грузить лошадей. Дело оставалось за малым: закрепить эту победу коронацией Вигмара. И едва ли кому-то в Альбионе теперь пришло бы в голову усомниться в избранности мужа для правления этим королевством.

- Где дорога на Эборакум, которая пройдет через крупные населенные пункты? – спрашивает Ригинлейв у Беды, когда со сбором сокровищ покончено, и когда стало ясно, что их даже немного больше ожидаемого, так что пополнить можно было и казну Альбиона тоже. В конце концов, здесь понадобятся средства на восстановление.

- Северный тракт, госпожа. Он стал более или менее безопасной заменой королевскому. Разбойники там не так зверствовали, а теперь-то и вовсе вряд ли кто-то решит сунуться. Он пройдет через большой город – Лондиниум, две деревни по левую и правую сторону самой крупной реки – Северна, они называются Коттингем и Растингтон, а уже поблизости от Эборакума будет городишко, которым заправляет совсем юный барон Фитцпатрик. Город называется Челмсфорд, - мужчина кланяется Ригинлейв, а она после уточнения подходит к мужу и берет его за руку, обращая его внимание на себя, а не на новые приказы, которые он мог желать раздать.

- Давай, отправим большую часть наших людей в Эборакум, а оттуда – грузить золотом корабли? – так было и безопаснее, и быстрее. Пока они проведут коронацию, остальные подготовят корабли в Ругаланн, - А сами с небольшой королевской свитой и мешком золота проедем гостевым визитом по северной дороге. Беда говорит, что там несколько крупных населенных пунктов и барон-мальчишка, - впрочем, Ригинлейв еще не знала, что «мальчишкой» она назвала ребенка шести лет, - Пустим глашатая вперед, он сообщит о визите короля, сами проедем через все эти города и деревни, по дороге раздавая золото и решая мелкие проблемы людей, - хирдманы и ульфхеднары как-нибудь справятся с покосившейся крышей, а жрецы – с нашествием крыс, а с чем не справятся, то запишет лагман, чтобы решить проблему позднее, - Продемонстрируем, что слухи о тебе и твоих победах – вовсе не слухи, подданные будут знать тебя в лицо, равно как и твою щедрость, - немногие короли делились своими богатствами с простыми бондами, - Кое-где даже можешь рассудить пару «важных» решений и избавить город или деревню от какого-нибудь волка или пьяницы. Это произведет хорошее впечатление на ближайшие лет двадцать и воодушевит этот… Странный народ. Получишь равно их лояльность, а потратишь в худшем случае дня три-четыре. Как приедем, как раз все будет готово к коронации, а корабли уже погружены. Коронуешься, назначишь наместника и можно будет отправляться в путь, - отправляться в путь, зная, что за спиной оставил обожающую тебя страну и подданных, которые будут говорить о тебе годами. А для поддержания легенды и доброго отношения через год-другой можно будет наведаться в иные поселения и проявить свою щедрость там, равно как и совершить еще пару подвигов. Благо, что подвиги относились к любимому развлечению Вигмара из всех.

Подпись автора

В своем предложении Ригинлейв вовсе не собирается настаивать. Она вполне допускает, что мужу уже вполне хватает приключений, он утомился и желал вернуться в Эборакум поскорее. На самом деле, она и сама бы предпочла это сделать, ведь возвращение в Эборакум значило и скоро возвращение в Ругаланн тоже, но вместе с тем княгиня думала и о том, как бы сделать так, чтобы их пребывание здесь было максимально продуктивным, чтобы каждый шаг, который они сделают, каждое решение, которое примут, каждое действие, которое предпримут – все это было на пользу Вигмару, его правлению и его будущему, как короля этой земли. Да, они вряд ли будут находиться здесь хоть сколько-нибудь часто, и все, чего желал муж – получать выгоду от этих земель безо всяких набегов. Но какое бы решение в отношении Альбиона он ни принял, для него одинаково важно было сохранить свой королевский авторитет, а еще лучше – возвести его на уровень неприкосновенный, почти божественный, потому что у черни было весьма дурное свойство: забывать о своих правителях, стоило им не появиться и не напомнить о себе достаточно долго. Вигмара они должны были запомнить. Так надолго, как это вообще было возможно. И лучше, если запомнить не из страха – страх можно было победить, и они доказали это, сразившись с карликом и легко убив его. Лучше, если подданные запомнят его из любви, глубокой преданности и уважения, которое они будут испытывать к нему на протяжении лет. Такой авторитет всегда победить сложнее. Но и чтобы заработать его, нужно было нечто большее, чем ездить по деревням, грабить их, убивать всех, кто встанет на пути и заламывать непомерные налоги. И все же… Все же это был выбор самого Вигмара. И скажи он теперь, что вовсе и не желает раздавать золото, а хочет поехать в Эборакум и наводить порядок там, Ригинлейв с ним бы согласилась. Это в Ругаланне ей непременно необходимо было бы позаботиться о потребности людей в защите и поддержке. А на Альбион ей было глубоко наплевать, даже если котозмей сожрет вообще всех жителей этого места, не оставив ничего, кроме костей.

Но Вигмар не имел ничего против. Так что, стремительно разобравшись с вопросами организации погрузки золота на корабли, а равно, и с тем, кто останется при княжеской чете, они отправились в Лондиниум. И способная оценить красоту, даже там, где оценивать ее совсем не хотелось, Ригинлейв залюбовалась городом, который превосходил размерами Хольмгард, и хотя не был так же хорошо защищен и готов к любой осаде, отличался визуальным и архитектурным изяществом, которое и впрямь где-то отдавало эльфийским. Кто знает, может быть, они и впрямь коснулись этого места своими крылышками и бесконечным снобизмом? И может быть, они совсем не случайно привели сюда Вигмара и Ригинлейв? В конечном счете, они ведь совсем недавно узнали, что эти странные существа принимали участие в их жизни гораздо больше, чем оба они могли предположить. Так кто знает, на что они еще повлияли? И была ли с их точки зрения уже закрыта та самая глава, которой следовало закрыться, и открылась ли глава, которой следовало открыться. Ведь Вигмар стал королем. И это на самом деле завершало их давнюю историю с этим местом, а равно позволяло смотреть на него по-новому. Имели ли эльфы в виду именно это, или что-то другое? Что вообще они могли иметь в виду?

- Знаешь, после всего, что я от них услышала, я даже не удивлюсь, если этот их Лондиниум построили они же, и если они нас сюда и привели, нашептав Беде какую-нибудь ерунду во сне, - усмехнулась женщина, позволяя себе еще несколько мгновений для любования городом, прежде чем похлопать коня по шее и направить его к воротам. Времени у них было немало, но все же, его все равно не хотелось терять.

Город не разочаровал и внутри. Стоило только воротам распахнуться, а широким мощеным улицам открыться перед взором, и причина, по которой короли не сражались за это место даже со злобным карликом, стала еще менее очевидной и еще менее ясной. Ведь город был восхитителен! Ригинлейв любила Хольмгард, он казался ей красивым и чудесным, но Лондиниум был полон не приземленной холодной монументальности, доводящей чувство безопасности до предела, а возвышенного изящества, даже изысканности, что была чужда большинству строений в Ругаланне. И исключением обещал стать один лишь Мелфьорд.

- Как красиво, - улыбнулась женщина, наверное, впервые за долгое время в Альбионе, вполне искренне. Она обменялась взглядами с мужем и стала разглядывать собор Святого Павла. Без сомнения, он был короной этого города, и без сомнения, жрецы это знали, а потому ожидали почестей. Тех самых, которых они не дождутся, - Жрецы получат не больше, чем горожане, - не утверждает, тихо, в полголоса скорее спрашивает мужа Ригинлейв, не понимая причин, по которым они вообще должны были что-то жертвовать местным священникам, или как они там назывались. Но вместо долгих переговоров, княгиня лишь спешилась и передала поводья своего коня ульфхеднару. Не было никакой нужды передвигаться по городу верхом. К тому же, разглядеть его, будучи пешей, было куда как интереснее и приятнее.

Людей на площади было много, все они собрались поглазеть на своего нового правителя. Большинство старалось коснуться его самого, его одежды, а фанатично-верующие – хотя бы места, где ступала его нога. И этот фанатизм, вообще-то, настораживал, хотя должен был радовать. Если они так верили в своего короля, то нужно будет совсем немного, чтобы утвердить их в этой вере на долгие годы вперед. И тогда никакой бунт, никакой самозванец и никакой наместник власти Вигмара угрожать более не будет никогда, - Раздавайте по золотой монете в руки именем короля. Называйте его имя, пусть славят его, - велит Ригинлейв, оборачивается к своему жрецу и велит его научить ульфхеднаров паре фраз, а заодно и помогать им с разъяснениями, чтобы не наговорили своими деревянными языками не того, что нужно.

Между тем, как ни старалась гвардия оттеснить всех желающих любым способом потрогать короля, одной старухе все-таки удалось проникнуть сквозь толпу людей и начать клянчить золото. Так показалось вначале. Но по мере дальнейшего диалога, становилось ясно, что интерес ее был глубоко условно-корыстным. Она не хотела золота, она хотела освобождения от власти каких-то местных чудовищ, и причин, по которым им не следовало удовлетворять ее желания, Ригинлейв не видела. Зато видел Беда. У него все время на все был какой-то собственный взгляд, который никого не волновал, но который он считал необходимым всем раскрыть и поведать. И это был повод утопить его в реке. Или сжечь. Или просто выгнать. Иными словами, надо было не брать его с собой, а отправить в Эборакум.

- Ну, о своем-то теле, Беда, ты позаботился, - с усмешкой выдает Ригинлейв, презрительно глядя на разодетого священнослужителя, - И ему не грозит ни голод, ни холод, ни нищета, ни гарпии. Так чем ты собираешься искупать свои… Как ты там сказал? Грехи? – она понятия не имела, что это значит, но судя по тому, как мерзавец покраснел, женщина попала в самую точку, - Гнить тебе вечность в Хельхейме, лицемерный ты ублюдок. Если твой бог велит тебе бросать простых жителей Альбиона в беде и заставлять их страдать, то на этой земле больше не будет такого бога. Потому что Фригг с Одином позаботятся об этих людях лучше тебя, - она брезгливо фыркает и разворачивается спиной к жрецу, после чего подходит к женщине и берет ее за запястья обеих рук. Та вздрагивает, точно от удара, а затем съеживается, как если бы ждала от Ригинлейв чего-то дурного и неприемлемого.

- Не бойся, прошу. Я не причиню тебе никакого вреда, - произносит княгиня тихим и спокойным голосом, отлично понимая, что женщина не знает их языка, а значит, воспринимать может лишь интонации. И судя по всему, это имеет результат. Старуха смотрит на нее с непониманием, но куда как более дружелюбно, чем прежде. И Ригинлейв улыбается, глядя ей в глаза, а затем жестом велит своему жрецу подойти, отвлекшись от раздачи милостыни горожанам, - Переводи. Скажи ей, что ее король услышал ее просьбу. Он здесь, чтобы помогать своему народу в его трудностях и лишениях. Что мы очистим городскую округу от гарпий, других чудовищ, разбойников и вороватых жрецов. Пусть покажет нам, куда идти, - женщина поднимает глаза на мужа, глядя на него почти с мольбой. Он мог быть не согласен, что им стоит рисковать, но Ригинлейв казалось и она чувствовала, что стоит. Потому что как бы безразличны ей ни были местные жители, местные жрецы так и вовсе приводили ее в состояние бешенства.

- Мы пойдем узнаем, что там с гарпиями. Ты и еще пять ульфхеднаров закончите раздачу милостыни, затем мешок вернешь Олафу. Жрецам ничего не давать. После того, как ты закончишь, опроси два десятка разных горожан, и половину из них опроси тех, что победнее. Пусть расскажут, кто управляет городом, как управляет, как живется жителям и нет ли никого в городе, кто мешал бы им спокойно жить. О наиболее ярких жалобах, совпавших не единожды, расскажешь нам. И еще найди, где мы разместимся. Я устала, хочу принять ванну и провести ночь в постели, а не на лежанке в шатре. Ступай, - с этими словами Ригинлейв смерила испепеляющим взглядом Беду, а затем подошла к мужу, желая убедиться, что он не против. Не против всего этого. И лишь после повелела подать им лошадей и подсадить старуху на ее, княгини, коня, с тем, чтобы она показывала дорогу. Смущенная женщина едва не задохнулась от восторга, вероятно, впервые едущая верхом. А потому, в обозначенную окраину она въехала уже с гордо поднятой головой и явно довольная своим успехом. Здесь слава Вигмара была еще сильнее, а потому, едва завидев конную процессию, жители стали падать ниц и молиться. И с этим тоже пора была завязывать.

- Надо было взять Беду с собой, - усмехается княгиня, взглянув на мужа, - Использовали бы его, как приманку. Помогли бы ему… Как это?.. Искупить грехи, - она смеется, останавливает коня посреди поселения, дожидается, пока ульфхеднар спустит старуху, а затем спешивается сама, - Что вообще такое гарпии, Вигмар? Никогда не видела.

Подпись автора

Местные вели себя… Как местные. Ригинлейв уже привыкла и смирилась с тем, что в этом королевстве все было не как у людей, так что вместо того, чтобы внятно сообщить, что именно их мучает, они только стояли на коленях, сложив руки, точно молили короля о помощи. Но вообще-то в текущих обстоятельствах лучшее, чем они могли помочь – отнюдь не молитвы. Всем было бы проще, расскажи они, что за гарпии такие к ним прилетают, что именно происходит потом, а главное – откуда они взялись. И этого добиться, как ни странно, им тоже удается. Некто Эдвард начинает рассказывать о существах, что ульфхеднары воспринимают, как повод для веселья и смирнеют лишь тогда, когда княгиня одаряет их многозначительным тяжелым взглядом, а король прямо говорит, куда им следует деть свои порывы к соблазнению непонятных тварей. И как бы там ни было, а судя по всему, существа эти и впрямь были опасными. Опасными настолько, что крестьяне не брались за вилы и предпочитали смерть от голода зимой смерти в руках этих гарпий. Хотя, впрочем, возможно, речь и не шла ни о каком выборе вовсе. Их ведь здесь то и дело учили, что надо всегда молиться и каяться в каких-то своих провинностях, называемых грехами. Интересно, их бог на самом деле это ценил, и если да, то почему? Что такого было в покаянии, если оно не было скреплено добрым делом и попытками исправить свой злой поступок? Впрочем, религиозные и философские вопросы пока можно было оставить в стороне. И княгиня так и поступила, выслушивая до конца всю историю.

История, признаться, правдоподобной не выглядела. Нет, не потому что крестьянин лгал, а потому что он, судя по всему, чего-то не понимал. Не понимал, что ни в одной башне не заводятся никакие твари сами по себе. В Хольмгарде до сих пор была магическая библиотека, которую организовала некогда беловодская ведьма, редкие жрецы заглядывали туда в поисках знаний, но за сотни лет простоя, единственной проблемой было укрепление строения, чтобы оно не рухнуло к чертям. Ни один вшивый домовой, ни один вонючий гоблин не завелся там сам по себе. Потому что место было не лучшим. Так говорили жрецы в Хольмгарде. Ведь даже феникс решил поселиться не в той высоченной башне, а в замковой, чем доставил им немало хлопот, пока не сгорел, не переродился и не улетел, оставив охапку своих пылающих перьев. Так с чего бы здесь всему быть по-другому? Тем не менее, конечно, нельзя было отрицать и того, что знания Ригинлейв о магии базировались на обрывках разговоров придворных колдунов, иногда, из любопытства, она спрашивала их о чем-то сама, но в целом, информацией владела плохо, ведь магия совсем не была ее профилем. Так что измышления ярла могли быть в корне неверными. Но пока… Пока она измышляла, что гарпии не появились сами по себе. И еще, что виновный был не так, чтобы очень далеко от них.

- Жрец, - обращается она к тому, кто уже столько времени таскался за ними, переводил и выстраивал сложные контакты между местными и северянами. За это его следовало, пожалуй, наградит, но позже, - Скажи, как часто гарпии или подобные им существа, - он уже знал их описание, а значит, мог и сравнить тоже, - Появляются где бы то ни было сами по себе? – она задумчиво смотрит сначала на их колдуна, а потом на мужа, полагая, что он поймет ее размышления быстрее, чем служитель культа успеет ответить. Ведь если они мыслили об одном и том же, они оба знали, что есть претенденты на то, чтобы нести за это ответственность. И самому претенденту та ответственность понравится сильно вряд ли.

- Госпожа… Гарпии… Я лишь читал о них, и судя по описанию Эдварда, это именно то, о чем я читал. Так вот, это – не животные и не птицы, которые могли бы по своему усмотрению занять какое бы то ни было строение. Это зловредные сущности, которых колдуны обычно заключают в статуи, заставляя их охранять какие-то важные места. Так что они точно не могли появиться в Белой башне самостоятельно. А раз они целенаправленно прилетают в деревню из раза в раз и нападают на жителей, значит, имеют и разум, и физическую форму, и возможно, что и приказ тоже, - он несколько неуверенно смотрит на Эдварда, что-то спрашивает у него, а затем продолжает, - Они – точно не выглядят, как духи, они имеют кровь и плоть. Деревенской девчонке удалось однажды отбиваться от одной гарпии серпом, ей удалось ранить чудовище. Из него полилась черная кровь, которая отравила землю. Это не свойство бесплотного духа. А раз он имеет плоть и кровь, значит, он физически воплощен, - жрец замолкает, как если бы этого было достаточно, но затем, вмиг осознав, что яснее ничего не стало, потому что ни Вигмар, ни Ригинлейв – не колдуны, спешно добавляет, - Духу для физического воплощения нужно очень много энергии. Энергия страха, насилия и отобранные человеческие жизни делают их сильнее, но их первоначальное появление точно было спровоцировано каким-то колдуном. Он их призвал, он их контролирует и он их направляет. Заметьте, они нападают только на Ист-энд, хотя в городе и людей больше, и в ночи он заметнее, и находится совсем неподалеку. У гарпий есть приказ. Они нарочно изводят это место, - и жрец, поняв, что сделал слишком много самостоятельных выводов, наконец, склоняется, замолкает и отходит в сторону, начиная разговаривать с местными, видимо, в надежде узнать что-то еще.

- Не хочу делать поспешных выводов, - хотя по виду Ригинлейв ясно, что все выводы она уже сделала, - Но пока я вижу немногих явных выгодоприобретателей от того, что кто-то кошмарит местное население, которое… - женщина многозначительно разводит руки, криво усмехнувшись, - По невероятному совпадению отказалось платить церковные налоги, часть из которых почти наверняка идет в карман Беды и тех напыщенных мерзавцев в их соборе. Кара их бога? – она качает головой, - Вот уж не думаю, Вигмар. Думаю, что кто-то из местных колдунов, работающих на священников, попросил призвать этих тварей, или хуже того – призвал их сам. И натравил на жителей, - и вариант Беды казался Ригинлейв отнюдь не самым худшим, а даже наоборот, самым вероятным.

- Предлагаю поехать в Белую башню, убить всех тварей, а затем спросить с Беды и местных жрецов в соборе о причинах, по которым эти твари появились. Они будут юлить и изворачиваться, но мы все поймем. К тому же, я оставила там жреца, которому велела узнать о жалобах горожан. Как думаешь, сколько из них коснется нашего нового друга и его приспешников? – много. Даже с учетом того, что говорить согласятся не все, а некоторые станут откровенно лгать, ища собственную выгоду. Но как только они выяснят, кто во всем этом виноват, это будет уже неважно, - Кажется, священнослужители чересчур вольготно чувствуют себя в этом королевстве. Это опасно для жителей. И для королевской власти тоже. А мы здесь, чтобы искоренять зло… - Ригинлейв не делает вывода за мужа. Она знает, что он и сам поймет, как будет лучше поступить. Даже если этим решением будет утопить Беду в реке.

Подпись автора

Как ни странно, но в размышлениях о том, что им следует сделать, как победить гарпий и как вывести на чистую воду тех, кто терроризирует местных крестьян, Ригинлейв начала чувствовать себя намного лучше. Это была привычная для нее сфера, понятная и почти обыденная. Но что важнее, это была сфера, на поле которой, они с Вигмаром уже не раз побеждали, в том числе и в Альбионе тоже. Да, им привычно было сражаться с чудовищами различной направленности, вида и порядка. И они всегда одерживали победу. И над предателями, заговорщиками, ублюдками, мерзавцами – тоже. Они занимались этим и в Ругаланне. Они делали это ради Ругаланна. Теперь же Альбион был королевством Вигмара. И мысль о том, что она делает то, что делает, не ради этого странного места, а ради мужа, его власти, его интересов и его будущего, успокаивала княгиню в довесок к тому факту, что приключения такого рода были приятной обязанностью, особенно, когда идти сквозь них приходилась рука об руку с супругом. Но что самое главное – в любой момент они могли отступить. Просто решить, что всего этого с них достаточно, и уйти, как если бы их вообще здесь не было. Все равно золота, которое им принесут со всего Альбиона и золота, которое они нашли после убийства Красного Волка было в разы больше, чем они ожидали здесь отыскать, чем они рассчитывали добыть в своем путешествии на запад. Так что никто не посмел бы обвинить их в недостаточном старании, плохих результатах или неудачном набеге. Воины были довольны. Их семьи тоже будут. Казна окажется полна, а на улицах городов и деревень вновь зацветет торговля. Да, рабов они привезут совсем немного, но ничто не мешает им вернуться сюда или в соседнее королевство на следующий год. Так что теперь, намереваясь направиться к гарпиям, про себя княгиня отметила, что быть может, это будет последнее их приключение на Альбионе. Если они захотят. А если не захотят, то продолжат и сделают что-нибудь еще такое же значимое. Впрочем, перед самой собой Ригинлейв признавала, что отступать она не желает. Хотя бы ради того, чтобы увидеть лицо Беды, когда они бросят ему обвинения и доказательства, а потом вздернут на ближайшем суку, утопят его в реке или по старой местной традиции, о которой Ригинлейв слышала от своего жреца еще ребенком, сожгут на костре. Так здесь поступали с плохими колдунами. А если их теория подтвердится, если Беда окажется тем, кто наслал эту напасть на деревню и несчастных жителей, то он очень-очень плохой колдун. И его бог ему этого не простит. Но прежде всего – не простят Вигмар с Ригинлейв.

- У местных есть масло? – спрашивает княгиня после того, как Вигмар отдает приказ выдвигаться к башне. Жрец спрашивает у Эдварда, тот обращается к жителям. Проржавевший механизм, который не использовали много лет, вряд ли вот так просто поддастся их усилиям. Масло могло несколько смягчить проблему и помочь им попасть внутрь. В конечном счете, в планы ярла уж точно не входило плыть к башне, да еще и давать Беде понять, что они все знают и вот-вот выведут его на чистую воду. Он итак наверняка думает, что они все равно обо всем догадаются рано или поздно, а если так, то он наверняка попробует им помешать, даже если цена будет его собственная жизнь. Впрочем, цена в любом случае будет таковой. Потому что это королевство прогнило насквозь, а с гнилыми фруктами не делают ничего особенного. Их просто выбрасывают за ненадобностью, или того лучше – скармиливают свиньям или сжигают. Любой вариант подойдет.

Но как оказалось, у них есть и еще одна проблема. Призванных гарпий не так-то просто было убить. И это, конечно, были плохие новости, хуже, чем они представляли изначально, приняв их за подобие разбойников, которые вполне себе протыкались мечом. Да, духовые инструменты это прекрасно, пожалуй, они даже могли где-нибудь отыскать медные, вот только это казалось Ригинлейв каким-то странным, никчемным и глупым. Никто из них не умел играть на таких инструментах и никто из них не торопился это делать. Жрец, конечно, не сказал, что им надлежало именно уметь, а не просто дудеть и издавать звуки, но все же…

- Наши с Вигмаром мечи – волшебные. Я своим проткнула Грилу, зимой, а Вигмар пробил шкуру котозмея, да и дракона тоже. Его меч выковали эльфы. Разве этого недостаточно, чтобы упокоить тварей навсегда? – а если нет, то всегда был огонь, в этом муж был прав. Вряд ли ведь твари восстанут из пепла? Или даже такое было возможно? Хорошо было бы знать наперед и наверняка. Но кажется, жрец не знал. Не то был слишком молод, по колдунам никогда не поймешь, не то не так уж хороша была так книга, которую он читал.

- Мне неизвестно, получится ли одолеть гарпий вашими мечами, моя госпожа. Но «Винланд» не раз был замечен в чудодейственных свойствах, а выкованный эльфами меч, без сомнения, намного сильнее обычного и может иметь возможность убивать духов. Гарантий, однако, я дать не могу, это можно будет проверить только опытным путем. Тем не менее, я советую Вам взять с собой факелы, аквавит, чтобы выдыхать огонь прямо на гарпий, ваши мечи и медный духовой инструмент, - жрец склоняется, закончив свои рекомендации, но в сущности, рекомендации эти были не полностью применимы по отношению к текущей ситуации. Где, черт возьми, они сейчас найдут медные духовые инструменты? И словно читая ее мысли, в разговор вмешался ульфхеднар.

- Госпожа. Различные музыкальные инструменты, в том числе духовые, нередко бывают в больших местных соборах. Мы не раз забирали оттуда много всего такого, что потом охотно покупали южане, - оно и ясно, на севере и свои инструменты были, в большинстве своем, правда, струнные или деревянные, а не медные. Но на западе, очевидно, больше схожести наблюдалось с южанами и в этом тоже. Ригинлейв на мгновение задумалась, а затем посмотрела на жреца, - Спроси, есть ли поблизости другой собор, где могут быть музыкальные инструменты, кроме того, что в самом Лондиниуме, - потому что возвращаться и демонстрировать свою осведомленность они не станут. Слишком опасно.

- Он говорит, что в трех милях на восток отсюда, вот по этой дороге, есть небольшой городишко. Там есть церковь. Она очень бедная и содержится не на налоги, а на пожертвования, но два года назад им удалось собрать на медный горн, чтобы им трубить тревогу в случае нападения разбойников. Он есть у них до сих пор. Правда, Эдвард говорит, что их жрец костьми за него ляжет, ведь это единственное, что дало ему уберечь множество жителей от верной смерти, но… Думаю, что если к нему поедет сам король и попросит… - жрец не успевает договорить, Ригинлейв поднимает руку вверх, препятствуя продолжению.

- Нет. У нас нет на это времени. Через три-четыре часа солнце уже сядет, гарпии снова нападут на селение. Мы должны успеть добраться до них раньше. Сделаем так: ты с Рагнаром поедешь в эту церковь и объяснишь все тамошнему жрецу. Дашь ему денег… - она подходит к седельной сумке у своего коня и достает кошель с золотой, - И мой буккехорн, - она достает инструмент, закованный в серебро и сапфиры и выделанный таким образом, что во время боя его было слышно на многие мили вокруг, - Он будет звучать, может быть, немного тише горна, но точно хватит для того, чтобы предупредить небольшой город. А мы пока отправимся открывать проход в белую башню. Вы заберете горн и как можно скорее приедете к нам. Так быстро, как возможно. Не задерживайтесь нигде, от этого может зависеть наша жизнь… - она жестом подзывает Рагнара и указывает ему на жреца, - Торопитесь, - приказывает княгиня. И лишь проводив взглядом жреца и ульфхеднара, она выдохнула, посмотрела на мужа и коротко улыбнулась, - Что ж. Полагаю, нам тоже лучше поторопиться.

Подпись автора

Белая башня только кажется совсем недалекой, но стоит отправиться в путь, как Ригинлейв сразу осознает ошибочность этого суждения. Когда бы последний гарнизон ни покинул это строение, когда бы люди ни были здесь в последний раз, а сама дорога, поросшая бурьяном и мхом, местами вообще едва-едва проглядывающая из земли, буреломы и бессчетное число веток, об которые не пораниться – задача для божественной силы, а не для человека. Так что, хотя добрались до стены они и достаточно быстро, княгиня уже успела пожалеть о том, что вообще за это взялась, вообще-то считая чудодейственные способности «Винланда», больше подходящими для славных подвигов, а не для того, чтобы сносить им буйную растительность. Как только все это закончится, нужно будет приказать местным очистить территорию. Белая башня им явно еще понадобится, для гарнизона она и впрямь подходила очень хорошо, так что надлежало и восстановить сообщение ее с деревней и городом, и посадить туда воинов порешительнее. Тех, что не сочтут гарпий божьей карой, а наваляют им, как следует, а равно и ближайшему колдуну, который его сюда прислал.

Мыслить о будущем было приятно. Куда приятнее, чем искать в твердыне маленькую дверь, что позволит им пройти внутрь. Как ни странно, а она все-таки находится, и как ни странно, ее даже удается открыть. Все вокруг такое старое, такое потрепанное временем, такое просевшее и ушедшее в землю, что сложно поверить в то, что здесь когда-то на самом деле кипела жизнь. Ну, или у альбионцев, может быть, и не кипела вовсе. Они были странные, у них могли быть воины, которые не делают все вокруг маленькой пирушкой, в которую вовлечены все ближайшие селения, только дай волю. Как бы там ни было, а оставалось надеяться на то, что подъемный механизм все-таки сдвинется с места благодаря жиру, который им дали с собой. Ригинлейв смешно кривится, когда ульфхеднар зачерпывает его прямиком из бочонка и начинает смазывать механизм. Покосившись на Вигмара, который вел себя так, будто ничего такого не происходит, она отошла в сторону, надеясь, что никаких больше мерзостей не предвидится. Подобное могло показаться странным, но вообще-то в Хольмгарде с начала правления ярла Хорфагер, даже свечи из сала были намертво запрещены, хотя на зиму считались куда более экономным вариантом, чем восковые. У богатых свои причуды – так говорила старая управительница, выполнявшая функции хозяйки дома еще в правление Святогора. И это была правда. Предпочтений у Ригинлейв было немало. И пожалуй, что одно из них теперь упиралось в желание никогда больше не оказываться в подобных местах и не быть вынужденной заниматься делами совсем не подобающими королю и королеве.

- Обещай мне, что когда мы вернемся в Ругаланн, остаток лета проведем на цветочных лугах, купаясь в реке, нюхая полевые цветы и испытывая неудобства только из-за того, что Рангрид в очередной раз ругается из-за того, что мы оставляем корзинку для пикника наполовину полной и ничего не едим, - шутит Ригинлейв, разряжая обстановку. Вообще-то одно то, что они вообще могли позволить себе проводить время подобным образом, было главным доказательством того, что все закончилось. Все кошмары Ругаланна. Все кошмары и угрозы Беловодья. Святогора больше нет. И Владимира нет тоже. Так что если захотят, смогут все оставшиеся дни до самого окончания сбора первого урожая и впрямь провести на лугу у реки, любуясь рассветами и закатами и споря о том, стоит ли Ригинлейв уже вылезти из воды, или губы еще не посинели и можно покупаться еще немного, ведь она так любила воду.

Как ни странно, но проклятый механизм все-таки опускает ворота. Но делает это со звуками, которые могут перебудить всю округу. А еще княгине кажется, что от их выезда из Ист-энда до настоящего момента прошла целая вечность, так что солнце совсем скоро сядет, и гарпии поймают их раньше, чем они гарпий. Оставалось надеяться на то, что жрец и ульфхеднар успеют вовремя. Они уже должны были быть в церкви. И хорошо бы жрецу оттуда не артачиться слишком долго, ведь от этого будет зависеть жизнь их людей, а равно их собственные жизни. А вот умирать на чужбине Ригинлейв точно не собиралась. Ни за что на свете.

- Вот дерьмо, - с трудом сдержав порыв попрощаться со своим завтраком, Ригинлейв наматывает на руку платок, щедро смоченный какими-то маслами с юга, которые мать всегда закупала для ванны и для праздников. Сейчас эти ароматы не дают княгине задохнуться, когда она прижимает платок к носу, но видят Боги, если на земле были входы в Хельхейм, то не было нужды сомневаться – один из них прямо здесь, - Что ж, зато можно не сомневаться, что гарпии точно здесь, - иронизирует женщина, поднимаясь вверх по ступеням одна за другой. Неважно, что там, наверху, лишь бы поскорее оказаться на свежем воздухе. И они оказываются.

Наверное, стоило продумать атаку получше. Наверное, стоило убедиться, что их мечи вообще возьмут этих тварей. Но желание оказаться наверху, чтобы было, чем дышать, оказывается сильнее. И потому, Ригинлейв следует прямиком за мужем, поднимаясь на площадку как раз в момент, когда он наносит удар. А вместе с тем удар приходится и по самой княгине тоже. По ним всем. Удар вопля такой силы, что это на мгновение оглушает. И хотя вопль этот почти мгновенно затихает, потому что существо оказывается разрубленным пополам, этого вполне достаточно для того, чтобы остальные гарпии вдруг тоже проснулись. Надежды на то, что они будут спать до самого рассвета, не оправдываются. И им приходится вступить в бой.

Сражаться на маленьком клочке башни оказывается не таким уж простым. В довесок, совершенно неясно, к чему приводят их действия. Да, куски порубленных тварей падают к ногам, но надолго ли это? И судя по тому, что они начинают дергаться, едва удается убить следующую, нет, совсем ненадолго. Жрец оказался прав. Как бы сильно они ни покалечили этих тварей, они снова наберутся сил, воскреснут и вступят в бой. Кажется, мечи не могли с этим ничего поделать, оставаясь с этой точки зрения обычным оружием.

- Прикрой меня! – велит, наконец, Ригинлейв ульфхеднару и хватает с пояса флягу, заполненную аквавитом. Огненная вода обжигает рот, словно настоящее пламя, но лишь гарпии, которая с диким воплем несется прямиком на княгиню, удается узнать действие огня на себе, потому что женщина выпрыскивает горючее изо рта через факел прямиком на нее так долго, как хватает объема легких. Гарпия вопит, тело ее падает на землю, и как ни странно, не шевелится достаточно долго. И тогда ярл понимает, что сработало. Кажется, сработало. Она повторяет свой трюк с другой, третьей, четвертой, и все они остаются мертвыми. Ульфхеднары присоединяются к фокусу, пока, наконец, под ногами не валяются лишь обожженные уродливые тела.

- Кажется, получилось, - неуверенно произносит женщина, глядя на мужа и потирая расцарапанную гарпиями щеку и лоб, - Огонь помог, - она настороженно пинает одну из гарпий. Выводы, однако, оказываются преждевременными. Потому что первое убитое чудовище вдруг подергивается, а затем распахивает ярко-желтые глаза и взмывает в воздух, - Черт! – восклицает женщина, - Вниз, все вниз, быстро! – командует она и распахивает люк. Как еще убить этих тварей, им неизвестно, а ульфхеднар и жрец с горном еще не вернулись. Так что, ныряя в темный проем люка следом  за ульфхеднарами и мужем, выдохнув очередную порцию огня, Ригинлейв повисает на ручке, на случай, если твари могут ее открыть. А судя по количеству помета здесь – они могут. К счастью, многократно взятый в рот алкоголь несколько притупляет теперь запахи, оставляя в носу только гарь и неприятное жжение. Не хватало еще умереть глупой смертью, задохнувшись в помете чудовищ.

- Лучше бы им из этой церкви поторопиться. Долго мы здесь не протянем, - а впрочем, у них все еще оставался один нерешенный вопрос. Что было в подвале этой башни?

Подпись автора