- Зевак-то собралось, - он покачал головой, крепче сжимая пальцы на поводьях. Проклятый конь, как чуя его неуверенность, то шагал быстрее, то медленнее, то словно нарочно кренился вбок... лучше б на метле добрался, честное слово! Милорад почти не сомневался в том, что Радмир где-то позади гадко злорадствует, но не собирался обращать на это внимания. Уж коли он с ними, то так оно даже и лучше. Слово жреца всяко лучше и крепче просто ведьмачьего... - Неужели на оскверненное место так любо глядеть? Радмир, уж помогите навести порядок, дружина не справляется, но ваше слово крепче камня, может, лишь его не достает?

Ведьмак обернулся в седле, чтобы посмотреть на чужую реакцию, и та абсолютно оправдалась: жрец поморщился, как будто кислого отпил, но кивнул согласно:

- Вот уж твоя правда. Надо поговорить, покуда вы в кишках поковыряетесь, ваше ведьмачество, а потом покажу, как колдовать надо.

- За себя да за княжича, - фыркнул в ответ Милорад, разворачиваясь назад и глядя на своего спутника. Выглянувшее солнце озолотило кудри, вспыхнув ярко. Да, и на коне Юра держался не в пример изящнее. Ну, каждому свое... - Уж мне не трудно. У него зато глаз внимательный, поможет приметить чего необычное, а там болтайте, сколько влезет...

- Да уж куда там примечать! - басом ухнул справа плечистый воин, Драгомир - посланный с донесением к князю дружинник. - Там уж вытоптали все, но мы все важные вещи собрали, какие сыскали. Ну, ни ножа, ни одежи девичьей не нашлось, только символы эти срамные, тьфу, чур меня!

Отчитывался он княжичу и в тереме, и по пути, и Милорад быстро прогнал в памяти детали: обнаружил преступление старик по имени Некрас, почитатель Велеса - его идол на капище сохранился лучше всех со времен пожара, после которого его и забросили, мол, гневались боги за что-то, вот и пожгли место. Дело давно было, лет сорок назад, если не больше, Радмир ворчливо подтвердил, что знаки с небес тогда и правда нехорошие были, и один жрец даже головою за свои дела поплатился, за то, что имя Стрибожье использовал, чтобы в постели к девкам попадать, но это срам минувший, и тот жрец давно уж наказан. А капище подзабросили, вот, только этот самый Некрас и таскался, и такие ж, как он, кому далеко на запад или юг идти. Дело, вообще, не наказуемое, да и не сделал он ничего дурного, просто нашел сотворенное безобразие. Капище осквернили самым поганым образом - все идолы обезображены искаженными символами, которые по описанию Милорад никак опознать не мог, а в самом центре на жертвеннике - зверски изувеченная девица, которая, судя по кровавым отпечаткам, жива была еще после того, как вскрыли ее, будто поросенка на праздник. Кому было это возмутительное жертвоприношение? Как посмел некий безумец на такое пойти? Происшествие ужасное, как будто мало Слави бед помимо внешних раздоров. По описанию и дурным предположениям Радмира, высказанным себе под нос и князю в кратких тезисах, выходило, что кто-то взялся за дурное колдовство и грозит это всем неприятностями, коль в самый краткий срок пресечено не будет...

Милорад не отвернулся только колоссальным усилием воли. И правда, выглядело ужасно, и запах на палящем солнце стоял ужасный. Гомон толпы теперь был совершенно понятен, те, кто сумел подглядеть, уж навели страху, сомнения не было. Убийство действительно жестокое, страшное - и идолов попортили знатно. Исказили лики в уродливые гримасы, особенно злобно поглумились над Велесом и Стрибогом. Начертанные поверх символы он никак не мог опознать, как будто видал, но не такие. Не то мешали линии исходные, не то какое ведовство - хотя заговор от отвода глаз не слишком что-то поменял.

- Радмир подойдет сейчас? Спросить у него хочу. Или у тебя... не узнаешь? Может, ты книжки получше моих читал, - он качает головой, подходя ближе к Юре. Дружинники с ними не пошли, насмотрелись уже, да с зеваками мучались, отгоняя - толпа собралась знатная. - Надо ж, какая пакость... глянь на них. Злобные они какие-то, символы эти, руками не трожь. Проклятые, что ли?

А день ведь обещал быть не таким уж поганым. Впервые за неделю солнце на небе проглянуло, и земля под его теплыми лучами сохла, избавляясь от избытка влаги - майские дожди вышли больно затяжными, и вот эту самую седьмицу небо хмурилось, все опасались, как бы снова дождь не зарядил, но нет, обошлось. Лето, правда, началось весьма кроваво и неприятно.

- Следы прямо ровно за границей обрываются, да? Надо попробовать разведать. Хотя, как Радмир с ней поговорит, не надо поди будет, - он возлагал на жреца довольно большие надежды, стоило признать. Милорад мог цапаться с ним по пустякам, но как чернокнижник тот действительно был талантлив и нареканий не вызывал, а с такой ситуацией следовало разобраться поскорее.

Злится княжич, охолонуть не спешит - в ответ на попытку разговор завязать едва ли не обвиненьем бросается. Милорад даже в лице не меняется, привык уже к подобному, знает, что сейчас не на него сердится Юра. На то, что случилось - еще как, а на него - нет. Еще. Оплошает вот если, тогда да, не миновать и ему слова острого, может, и обидного.

- Не дал мне ехать учиться - не пеняй теперь, - ввернуть свою острую спицу ему, впрочем, ничто не мешает. Официально-то дворня думала, что разругались княжич с ведьмаком из-за желания уехать в Китеж, хотя тогда мыслил Милорад сбежать уж куда придется, а потом услышал слухи досужие - и решил, что пускай так все и мыслят. - Не видал книг древних, не все ведаю. Проклятье... Похоже на чудное какое-то. Не пойму никак, может, то по-чернокнижному, вот и говорю - не трогай.

А вот про душу верно говорит Юра, правильно. Ведьмак тоже шаги к девице растерзанной делает, в черты застывшие глядится. Страшная смерть, мучительная, лик красивый был, верно - а мукой искажен страшно, и кровь его марает ужасно. Похоронить ее надобно, как полагается, и жертву принести Мокоши, в уплату преждевременно разрубленной нити, и Моране, чтобы душу в Нави утешила да приголубила. Чтоб ушла спокойно, а не осталась на капище - яростной полуденницей, страшной полуночницей, аль иной бесовской силой. Надо позаботиться об этом месте, поговорить с Радмиром, никак, сделают чего, чтоб избавиться от ужаса, повисшего над поляной душным трупным маревом.

- Жаль мне ее, княжич, сердце обливается кровью, однако надобно вызнать, что за изверг такое с ней уделал. Как из дома родного в ночь выманил, на лицо каков был? Чего обещал, каким словом волю околдовал? Все подсказку дать может, - он дышать все ж старается пореже, и от того каждый вдох еще тяжелее дается, и голова кружиться начинает. Ярило глядит на это безобразие сверху и гневается, не иначе от этого так макушку печет. Как бы еще не сомлеть, как девица... - Погодим до Радмира. Без него я тут ничего не буду трогать, как бы не попортить... разве что попробую отойти да позвать кого из местных. Со спины коль подойти решишь, не тревожь, покуда с тобой не заговорю.

Ведьмак пользуется возможностью, шагает на край капища. Там и воздух свежее, и не так жарко, начинается небольшая рощица, переходящая в крепкий дубовый бор. Там, помнится, прошлой зимой охота знатная была, и Милорад лешего заговаривал - а значит, и тут позвать можно да вежливо хозяина порасспросить. Никак видел чего?

Но на слова его нет отклика, только верхушки деревьев шепчутся тревожно. Словно бы трупный смрад за ночь разросся в черное марево, покрывшее и лес, и земли окрест. Мелких созданий рядом тоже заметить не удалось, ни бисяков, ни кого еще - не то сосредоточиться не выходило, не то случилось на этой поляне что такое, что распугало всех надежно. Милорад хмурит брови, достает из поясной сумки кинжал. Коли так, надобно пользоваться тем, что есть, и он решительно проводит по ладони острым лезвием. Капли летят вниз, но до травы не долетают - падают аккурат в распахнутую кошачью пасть. Глазищи у огромного кота сверкают, что два изумруда, он хищно облизывается и поднимается выше, но ведьмак заготовленной тряпицей пережимает рану и цокает языком:

- Довольно тебе, хитрец. Тряпицу потом дам, так и быть, коль быстро управишься, - Милорад не без удовольствия замечает, что Прошка заинтересован; а ведь раньше как маялся он, чтоб предложить ему чего! Молока - дак ведро требовал, меда - черпак, видано ли дело? Для домового уж больно охоч старый хитрец до крови да жертв, неспроста это, ну да древний он суседко, раньше, поди, и не такие бывали. - Сыщи хозяина местного, будь другом. Потолковать с ним хочу... да и лес, вишь, как стоит? Не случилось бы еще чего. Коли углядишь лиходея - ворочайся сразу, да докладывай, изловим!

- Ой, ну то вр-ряд ли, - мурлычет раскатисто здоровенный кот, потягиваясь и приминая траву. Милорад радуется про себя, что суседко виден только ему - Юра б не обрадовался, не любит он, когда пользуется ведьмак такими методами. Хотя по траве да ладони догадается... Не дурак ведь ведьмак - приносить жертву на оскверненном капище неизвестному богу. Да и богу ли? - Лиходей местный давно уж не тут. Фу, воняет-то как пакостью! А лешака сыщу тебе, так и быть, за тряпицу-то... Сам тороплюсь назад, терем-то без меня р-развалится!

- Не развалится, - машет целой рукой ведьмак. - Ступай. Потом потолкуем, коли знаешь чего - все знать тоже хочу.

- Книгу смотр-ри, - напоследок советует Прошка, а после вмиг исчезает - как не бывало. Милорад оборачивается назад: рядом с княжичем уже стоит Радмир, и, судя по мрачному виду обоих, ничего хорошего не говорит. Видать, и правда книгу глядеть придется, может, прямо здесь. Пока он подходит, на ум наконец случается озаренье: символ, осквернивший идолов, страсть как похож на криво намалеванный закрытый глаз...

Милорад хмурится сильнее, слыша эти слова. Радмир сейчас еще серьезнее и злее выглядит, чем обыкновенно, а он и без того не самый приятный мужик на свете. Однако ж верно говорит. Что-то внутри, чуйка, что ли, подсказывает: он прав. На Юру взглянуть страшно. Он и так переживает за родину, а тут и слова такие, темные, мрачные...

- Я Прошку за лешаком послал. Уж коли он тут все убил, то, может, сторонние глаза чего видали, - он подходит вплотную, снова с сожалением на девицу глядит. - Можно хоронить-то? Узнали имя, чья? Надобно поспешать, может, упросим?.. Княже, не серчай, но тебе и правда отсюда далеко надобно быть. Недобро эти глаза на тебя глядят... уверен я, глаза это. Словно вот-вот откроются.

Радмира от этих его слов передергивает, Милорад видит, но он пока ничего не говорит. Не уверен или не хочет делиться? Ну и пускай, ведьмак сам все выяснит. У него книга есть да Прошка. Ладонь чуть ощутимо покалывает: тряпица смазана целебным отваром, кровь уж затворилась. К завтрему должно зажить, коль не придется снова резаться. Сердце подсказывает: придется. И не только это.

- Может, придется лесного хозяина задабривать, так я б попросил тебя, княжич, со мною пойти, - добавляет Милорад быстро. - Уж коли ты сам явишься, то приятно ему будет. Владыки с владыками уж уговорятся.