Оживление, к которому привела скорая коронация, не было сравнимо ни с чем, что за последние годы видел Хольмгард. Разве что, в решающей битве мятежа здесь было более людно, более шумно и более волнительно. Разница состояла в том, что тогда волнение было сравнимо с тревогой, а теперь город полнился радостью, предвкушением праздника и новыми надеждами. Решение совместить празднование Белтайна с коронацией пришлось по вкусам большей части Ругаланна, так что в столицу люди потянулись еще за месяц, и неудивительно, что уже к концу апреля всем прибывшим пришлось вставать лагерями в долине у Хольмгарда, окружая его со всех сторон.

К счастью для Ригинлейв, да и для всего их двора, в этот раз Рангрид, выступившая главным распорядителем, предусмотрела и это тоже, наученная опытом свадьбы ярла, так что провизии закупили в таком количестве, чтобы никому, даже тем, кто прибыл слишком рано, не пришлось испытывать и намека на голод, а колодцев и временных каналов вырыто столько, чтобы даже если где-то и начнется пожар, погасить его можно было бы в одночасье, не рискуя жизнями людей. Все коммуникации, охрана, провизия, доступ к свежей чистой воде – все было помножено многократно. Заботы о здоровье в лагере на себя взяли жрецы, которые, кажется, всем островом Туманов прибыли в Хольмгард еще в начале апреля. В результате люди были счастливы и довольны, передавали в город дары, славили ярла и ее супруга и тайно надеялись, что рождение наследника им тоже доведется застать.

Эта надежда имела под собой все законные основания, потому что Ригинлейв знала, что носит Сигмара не то, что не последние месяцы, а скорее всего, даже не последние недели – счет велся на дни, и чем ближе подходил срок, тем лучше она понимала, что имела в виду и мать, и повитухи, утверждавшие, что коронацию лучше сдвинуть на Литу, потому что беременной женщине будет трудно проводить все коронационные мероприятия, да и весь день коронации провести на ногах, в общем-то, тоже. В ту пору княгиня была еще достаточно бодра, легка и весела, чтобы не соглашаться с этим условием, но последние пару недель она с трудом могла поверить в то, что какая-либо женщина может быть настольно беременной, в то, что когда-нибудь снова сможет спать на животе и в то, что можно так устать от какого бы то ни было состояния. Так что коронационные мероприятия обещали стать чем-то сродни очень сложному бою, и к счастью для них всех, в остальном Ригинлейв чувствовала себя хорошо, не капризничала и находилась в добром расположении духа, а главное – в своем уме, что позволяло ей даже в случае очень плохого самочувствия держать себя в руках, не срываться на окружающих и не требовать от них больше, чем они могли дать.

Делегации из всех княжеств Арконы прибыли еще три дня назад. Все, включая Огнедара, его мать, его брата и его многочисленную свиту. Замок был достаточно велик, чтобы вместить всех, а количества устроенных для гостей развлечений, угощений и отдыха было достаточно, чтобы никто не чувствовал себя обиженным, забытым, лишенным внимания или недовольным. Боги свидетели, Ригинлейв изо всех сил старалась присутствовать на всех увеселениях, но сил ее не хватало. Из-за ребенка, который должен был со дня на день появиться на свет, она стала медлительной, быстро устающей, и хотя большинство людей вокруг говорили, что ее положение сделало ее прекраснее, как делало всякую мать, сама она ждала момента, когда Сигмар, наконец, родится, а она сможет выйти на ристалище с мечом, или сесть в седло. Признаться, за месяцы беременности в этом смысле мало, что изменилось, и предпочтения женщины едва ли перешли на сторону младенцев, заботы о них и о своем материнстве. Наверное, это было плохо, но наверное, и не так уж страшно: как бы там ни было, а у Сигмара будет бессчетное количество нянек и безумно любящая бабушка, а значит, он не будет нуждаться ни в заботе, ни в любви.

Как бы там ни было, а показывалась гостям Ригинлейв каждый день по нескольку раз, чтобы никто подумать не мог, что она ими пренебрегает, или стала настолько слаба, что не может провести время даже на мирных прогулках в саду. Может. А более того, вчера княгиня вместе с мужем посещала лагерь, говорила с подданными, раздавала деньги и угощения, всеми силами демонстрируя собственное здоровье, готовность стать королевой и готовность дать жизнь ребенку, который обеспечить мир и покой в Ругаланне после ее смерти. И кажется, судя по тому, как на нее смотрели некоторые повитухи и иные члены совета, многие думали о том, что смерть эта может быть совсем даже и не за горами, а значит, главное, чтобы выжил младенец. Тем не менее, жрец, лекарь и повитуха, которым выпала честь принимать роды Ригинлейв, заикнулись о вопросе, кого спасать в первую очередь, лишь единожды, после чего получили от Рангрид и Вигмара такие взгляды, которые навсегда заставили их забыть этот вопрос. Женщина же к этому вопросу отнеслась с должной легкостью, потому что верила Богам и предсказаниям, и знала, что умереть в родах ей не доведется. Но нервировать Вигмара точно было ни к чему.

К счастью для княгини, конец апреля выдался на редкость теплым. Природа медленно начинала вновь оживать, а под солнечными лучами и теплым ветром гости куда быстрее находили себе веселые занятия. Дети так и вовсе бегали, визжали и веселились с утра до ночи, даже Асбьорн, который доселе всеми силами был готов демонстрировать, что он уже не мальчишка, а самый настоящий взрослый хэрсир. И наблюдая за их весельем, Ригинлейв тоже чувствовала себя куда как лучше. Но все же, частая усталость требовала от нее больше отдыха, так что случалось время от времени, что она покидала какое-либо мероприятие, чтобы дать себе отдохнуть в своих покоях, а затем непременно спуститься к ужину в одном из трех десятков платьев, что сшил для нее портной матери.

Вот и сегодня Ригинлейв к полудню вышла на трибуны с тем, чтобы понаблюдать за скачками, испытывая даже некоторую долю азарта, потому что разрешены были ставки, а лошади из всех частей не то, что Бьярмии – мира, и впрямь вызывали интерес. В том числе, потому что Ригинлейв думала о том, чтобы обзавестись новыми скакунами и объездить их самостоятельно уже после рождения Сигмара. Большинство коней действительно производили впечатление, но княгине понравилась кобыла масти изабеллин: цвет был сравнительно редким и необычным, а сама лошадь смотрелась грациозно и изящно. И хотя Вигмар утверждал, что ей из-за строения корпуса будет не доставать выносливости на длинных дистанциях, Ригинлейв, смеясь, поставила на нее. Скачки же, однако, затянулись дольше ожидаемого. Было много желающих и самим потрогать и осмотреть участников, и немало желающих приобрести немедленно или договориться о сделках на будущее. Так что, оставив мужа обсуждать что-то с заводчиком из земель, что были ближе к Альбиону, чем к Ругаланну, не желая лишать его удовольствия и интереса, многих из которых на этих празднованиях он и без того был лишен, присматривая за женой, Ригинлейв попросила слугу дождаться князя и сказать ему, что все хорошо, а княгиня просто отправилась в свои покои с тем, чтобы немного отдохнуть. Наблюдая состояние ярла, Вигмар должен был понять, что это вовсе не значит ничего дурного: она то и дело отдыхала, стоило выдаться свободной минуте.

Шнуровку платья сделали свободнее, окна в покоях раскрыли, камин притушили, туфли с княгини сняли, а кислый ягодный напиток, так хорошо освежавший в любую пору – поставили на столик у кровати, где Ригинлейв расположилась с книгой, которую по просьбе женщины привезли с собой еще зимой племянники: это были сказания о представителях дома Соларстейн, в том числе, и о том, в честь которого они решили назвать сына. Ярл давно собиралась их почитать, потому что хоть и могла похвастаться своими знаниями о составе семей и каких-нибудь деяниях ныне живущих или недавно ушедших представителей уважаемых семейств Ругаланна, она слишком мало знала о героях прошлого других родов, кроме собственного, стыдилась этого и хотела исправить. Особенно в отношении рода своего мужа. Ведь он был теперь и ее тоже. Совсем немного.

- Между прочим, да, Сигмар, это твой прапрапрапрапрадед, и он, как и твой отец, тоже победил дракона в дальних землях. Правда, не думаю, что земли были одни и те же, да и дракон – тоже вряд ли, - повествует сыну Ригинлейв, а тот, в ответ, не щадя ощущений матери, толкается, явно требуя услышать, что-то еще о приключениях и деяниях предков. За этим занятием их и застает Вигмар, наверное, встревоженный уходом жены, несмотря на ее многочисленные увещевания о том, что ее свита из повитух ни за что не допустит, чтобы с нею случилось, что-нибудь плохое.

- Кто взял первое место? – улыбаясь, спрашивает женщина, полагая, что решающий забег, вероятно, уже прошел, - Хочу коня из победителей и еще хочу той породы, что понравилась мне, - говорит ярл, откладывая книгу в сторону и поднимая глаза на мужа, - Тебя не будет на турнире по стрельбе? Асбьорн хотел продемонстрировать свои успехи, думаю, ему было бы приятно. Нет нужды тревожиться обо мне. Я хорошо себя чувствую, просто немного устала, - к счастью, коронация была уже завтра, а значит, ждать осталось не так уж долго, как и развлекать гостей, - Дай руку, - просит она, а затем кладет ладонь мужа себе на живот, - Толкается. Радуется подвигам вашего предка. Того, который тоже победил дракона, а потом взялся выяснять, кто такая гидра. Видимо, уничтожит и ее тоже.

Подпись автора

Ригинлейв нравится быть рядом с мужем. Нравится слушать его истории, нравится говорить с ним о лошадях и пополнении конюшен. Разговоры, эта тихая близость были полны жизни. Полны, несмотря на то, что княгиня неуловимо читала в муже тревогу и знала, что тревога эта связана с противоположным. Со страхом мужа перед ее смертью, страхом потерять ее, страхом обрести сына, но лишиться жены. И Боги свидетели, женщина его понимала. Бояться за того, кого любишь – нормально. Она всегда тревожилась о муже, о его благосостоянии, о том, чтобы он был здоров и счастлив. Вот только ему все угрозы всегда казались эфемерными, нереальными и очень далекими. А та, что была связана с рождением их сына мнилась особенно реальной от того, что подобный опыт у Вигмара уже был, и закончился он очень печально. Вот только Ригинлейв знала, что их случай совсем другой. Что она сможет родить сына, что сама она выживет, что они совсем скоро снова вернутся к обыденным и привычным им обоим занятиям. Ягодные отвары, травы и участие жрецов быстро поставят ее на ноги и приведут в надлежащую форму, и они с мужем снова будут проводить время в любимых местах и за любимыми занятиями. Может быть, даже снова наведаются в Альвхейм. А может быть – кто знает? – и в какой-нибудь другой из девяти миров Асгарда. У мужа не было причин за нее бояться. Ригинлейв это знала. Но знала она и то, что ей вряд ли удастся легко убедить Вигмара в этом. А потому, все, что она делала – старалась отвлечь его разговорами, приятными и добрыми хлопотами и собственным хорошим настроением. Перспектива родовых мук не тревожила ее. Женщина, прошедшая брак с ублюдком и наказание, которое переживали далеко не все мужчины, не боялась ни боли, ни процесса, что для многих ей подобных становился смертельным. Для нее не станет. Скоро Сигмар увидит свет, с его рождением их власть окрепнет, а все, о чем нужно будет заботиться – о том, чтобы пророчество не сбылось и никто не сумел украсть его.

- Ты верно рассудил. Заполучить таких лошадей в наши конюшни – настоящее чудо. Вечером сходим посмотреть на них и дадим имена. А как только Сигмар родится, а я оправлюсь от родов, сразу же поедем на конную прогулку. На Троллий язык, на хутор, на Мелфьорд и обязательно к старому Торбранду, - то был когда-то телохранитель Горма, который был еще достаточно молод для богатыря, чтобы продолжить службу при дворе уже после смерти своего прежнего господина. Но Торбранд не смог. Считал себя виноватым в смерти ярла. К счастью, у него уже тогда была усадьба неподалеку от Хольмгарда и семья, которая пополнилась с его отходом от дел. Теплую привязанность он хранил к Ригинлейв, лучшие истории о ее отце, деде и прадеде знал. Хранил в памяти то, что не было доступно простым смертным. Любил Сигурда, как родного сына и был когда-то его учителем. И всегда был рад и Ригинлейв, и ее мужу, а позже, наверное, будет рад и Сигмару тоже. В любом случае, навестить его, было все равно, что навестить самого Горма. И этого княгине, порой, не хватало. Впрочем, не хватало ей вообще всех визитов, всех мест и всех приключений, которых она лишилась с тех пор, как беременность воистину стала бременем, вполне физическим, даже для женщины, чья физическая подготовка, вероятно, сильно превосходила среднюю женщину по Ругаланну.

- Пообещаю Асбьорну, что не пропущу ни один из его следующих десяти турниров после рождения его кузена, - улыбается Ригинлейв, аккуратно закрывая книгу и кладя ее на столик рядом с кроватью, чтобы муж мог не присесть, а лечь рядом, раз уж решил остаться. Она понимала, почему. Потому что только так страхи Вигмара чуть унимались в знании, что жена в порядке и ничего дурного с нею не происходит. Впрочем, рождение сына тоже не было дурным. Просто это было сражение, в котором он не сможет помочь, а раз не сможет, значит, будет тревожиться во много раз сильнее, - Гримкель Домосед звучит не особенно воинственно, - смеется женщина, думая, что Сигмару не стоит брать пример именно с таких предков, а лучше быть чем-то средним между убийцей чудовищ и драконов и любителем побыть дома и построить что-нибудь красивое и крепкое. В конце концов, в строении городов, замков и усадеб не было ничего плохого. А Ростунгхейм был прекрасен еще до сожжения, а тем паче теперь, когда Вигмар восстановил родовую усадьбу с нуля. И на это Сигмар тоже обязательно посмотрит и полюбуется. Непременно.

- Где те истории, что ему рассказали? Я тоже хочу узнать невообразимые истории из дальних земель, - кажется, Ригинлейв заинтересовалась библиотекой Соларстейнов надолго, намного дольше, чем этот ребенок пробудет и нее в животе. Но это ничего, ведь пока он будет подрастать, его мать успеет узнать много историй из жизни предков его отца и непременно все их расскажет и перескажет. Это было не только актом уважения к самому Вигмару, но и важной частью воспитания. Мальчик, который не знает своих предков и их свершения, вряд ли сможет узнать самого себя, а это, порой, было намного важнее всего прочего.

Как бы там ни было, а Сигмар, послушав своего отца, наконец, затих и перестал пинаться, проявляя свою буйную детскую натуру. Впрочем, Ригинлейв все еще не знала, насколько нерожденые дети восприимчивы к словам родителей. Слышит ли он, что ему говорят? Понимает ли хоть что-то? Способен ли он воспринимать истории, близость дорогих ему людей? Знает ли он, что будет рожден в величайшей любви и преданности Вигмара и Ригинлейв друг другу? Княгине хотелось думать, что сын ее все понимает, все слышит и обо всем догадывается. Не так, как мог бы взрослый человек, но на уровне ощущений, на уровне понимания, что, порой, возникало между людьми без слов, на уровне связей, что объединяла детей и их родителей. Может быть, это было глупо, но Ригинлейв нравилось так думать, нравилось, порой, говорить с сыном, читать ему и полагать, что он все-все слышит и воспринимает. Это делало тяготы беременности легче, ведь убеждало ярла в том, что она не зря их переживает, а старается ради уже живого, пусть и маленького человека. Вот и сейчас его реакцию она списывает на участие мужа, улыбается и ласково касается его щеки, - Будет самым послушным отцу сыном, - шутит она, устраиваясь на кровати поудобнее с тем, чтобы слушать хоть десяток историй мужа. В том числе о странном предке, который утверждал, что видел диковинных животных.

- А фигурки остались? А мы поедем на восток в далекие зеленые леса искать следы твоего предка, но прежде – диковинных зверей с ушами-лопухами? – пожалуй, рано было думать о таких перспективах, пока Сигмар не родился и пока угроза для него не устранена. Но Ригинлейв нравилось мечтать о том, как много еще они сделают с мужем и как много приключений еще их ждет. Никаких мыслей о смерти. Никаких тревог о том, что во время рождения сына, что-то может пойти не так.

Впрочем, княгиня знает, что муж все еще волнуется. И будет до тех самых пор, пока сын не родится, а она не оправится после его рождения. И ей вовсе не хочется добавлять ему и толики тревог, не хочется заставлять тревожиться о ней, в то время как ни одной причины этому не было. Вот ведь она, здесь, живая и здоровая. И так будет и дальше. Ведь им обещали все, включая Мать-Фригг. Но если уж Вигмар беспокоится, то женщина готова была пойти на уступки ради него, его спокойствия и мира в его душе. Почти на любые, - Я поговорю с Верховным сегодня. Эйнар поймет, - она кивает мужу, тянет его на кровать, а затем удобно устраивается, ложась на спину и кладя голову ему на плечо, - Но мы не закончим коронацию, пока я не возложу корону на твою голову. Это не коронация кюны, а коронация кюны и конунга Ругаланна, - очень серьезно говорит она, давая понять, что не принимает никаких возражений по этому поводу, потому что ее собственная коронация кажется Ригинлейв ничуть не менее важной, чем мужа. В конечном счете, если вдруг он окажется прав в своих тревогах, то статус короля даст ему весьма широкие полномочия после ее смерти, особенно если ребенок останется жив. А кому еще она могла доверить хоть сына, хоть королевство?

- А теперь перестань хмуриться и думать о плохом, - она улыбается и целует мужа в щеку, - Расскажи лучше о том, как Асгриму Соларстейну второму удалось победить медведя голыми руками.

Подпись автора

Говорить о планах и приключениях, которые их еще ждали и которых было так много, что и представить было сложно, Ригинлейв нравилось. Нравилось представлять невиданные ранее земли и чудовищ, людей и колдунов, нравилось думать, что и они увидят и запишут для потомков так много всего интересного, что те непременно загорятся тем же огнем, которым горели Вигмар и Ригинлейв, совершая свои путешествия и подвиги, которые сами и за подвиги-то не считали вовсе. Наверное, мысли эти и надежды были подарком Богов. Подарком, которого они когда-то договорились не ждать, но теперь ожидали со дня на день. Да, у них будет сын, а значит, будут потомки, перед которыми им надлежит предстать в лучшем свете, стать примером и достойным ориентиром. Если раньше все мысли Ригинлейв были о том, чтобы сделать Ругаланн великим и свободным, то теперь она странно для самой себя стала задумываться и об ином тоже. О будущем их с Вигмаром, о будущем их семьи, детей, а если яблоко и впрямь было волшебным, то возможно, что им доведется увидеть и своих внуков, и даже правнуков. И в свете всего этого мечтать о новых приключениях и подвигах хотелось уже не только ради собственной славы и самих себя, но и ради Сигмара и будущего всего их рода, который не прервется еще долго. Ведь так обещала ведьма. Впрочем, обещала она и иное. То, чего Ригинлейв боялась намного больше любой, даже самой малой перспективы неудачных родов.

- Мне уже нравятся эти истории. Да, пошли, и пусть постарается найти их и вторую часть хроник вашего рода. Хочу найти их до твоего отца, а потом, если ты мне позволишь, сделать записи и о тебе тоже, - хотя, наверное, ей не следовало. Не следовало, потому что летописи, привычно, были лишены любых эмоций и чувств, они содержали лишь довольно сухие и отстраненные факты. А если Ригинлейв хотела запечатлеть славу мужа, ей следовало пригласить скальда, который напишет драпы и красивым языком и почерком запишет их на пергаменты, которые после сошьют в книги. Но ей почему-то отчаянно хотелось внести память о муже в летописи самой. А что до драп, то их и просить сочинять не нужно будет: скальды всегда знали, о чем петь и о чем рассказывать, и вряд ли подвиги Вигмара пройдут мимо них, - А еще хочу начать новую летопись Йерринга. Старая теперь хранится в библиотеке Хольмгарда, потому что род прежнего хэрсира прервался, - и в этом была ее безоговорочная вина, - А значит, настало время для новой, той, что будет повествовать о тебе и наших сыновьях. И думаю, будет символично открыть ее в Мелфьорде, когда он будет достроен, - эльфы, впрочем, сообщали, что будет довольно скоро. Хоть у них и возникли определенные трудности, связанные с тем, что работали они в мире смертных, строительство, с их слов, все равно продвигалось семимильными шагами, и вскоре они готовились представить конунгу и кюне что-то особенное, что-то, что поразит их воображение. Ригинлейв верила. Эльфы уж точно могли их удивить. И она рада была, что Мелфьорд они увидят вместе с сыном. Ведь он обещал стать наполовину его домом, покуда так нравился одним своим местоположением его матери, а теперь еще и обещал стать архитектурным чудом.

- Если он возьмет больше от меня и станет послушным, то у тебя тоже будут основания полагать, что меня подменили, - смеется Ригинлейв, подняв глаза на мужа, - Ты бы никогда не женился на мне, если бы знал меня с детства. Я была невыносимым ребенком, всеми командовала, ужасно боялась пауков и сводила с ума весь Хольмгард, пользуясь тем, что отец меня обожает и безбожно балует, - пожалуй, в список преступлений против ярла и Богов в ту пору можно было смело включать «ослушался отигнир Ригинлейв». Ни один из сыновей Горма, ни один из его советников, ни одна из его женщин не пользовалась таким расположением и такой вседозволенностью. Так что у Ригинлейв были все шансы вырасти той еще мерзкой особой. Но к счастью ее окружали не только подобострастные подхалимы, но и такие люди, как старший брат, Сигурд, Халбранд, что стремился его заменить, его ныне покойная супруга Ранди, да и сама хустру Рангрид была к дочери несколько строже. И теперь Ригинлейв была им благодарна, хотя вряд ли понимала это в ту пору, когда кто-то смел ей отказывать или давал наставления, которые вообще воспринимались безразлично, покуда не исходили от самого Горма.

- Мы – не закончим, - посмотрев на мужа упрямо и исподлобья, ответила она на следующую реплику Вигмара, - Будет большой пир, много развлечений для гостей, много веселья, музыка и танцы с утра до ночи. И ты проведешь время с гостями, как король. А я буду отдыхать, - и ждать не то возвращения мужа, не то рождения сына. Хотелось бы, конечно, чтобы Сигмар обождал неделю-другую, но повитухи и жрецы говорили, что на это надеяться не стоит, и что сын родится еще до того, как все гости отбудут. Новость была равно радостной и волнующей, - И обещаю тебе, все будет хорошо. Наш сын родится принцем, и никто и никогда больше не усомнится в правах законного наследника на престол, как было со мной, а тем паче, никто не пришлет никакого иностранца, чтобы посадить его на трон вместо меня. Мы подарим этой коронацией и нашим ребенком мир Ругаланну на долгие-долгие годы, - она улыбнулась мужу и погладила его по груди, давая понять, что он напрасно тревожится о ней и о сыне. Все будет хорошо. С ними обоими. Обязательно.

- А теперь история. Хочу обе! – заявляет она, улыбаясь, и слушает мужа со всем подобающим вниманием. Героическая история соответствует всем мотивам и канонам ругаланнских историй. Тут тебе и пророчество, и Боги, и согласие с судьбой. Истории такие редко бывали правдивы, и женщина улыбается, когда муж решает рассказать ей правду, с его слов, первой из чужого рода, кто эту историю узнает. Она кивает, а затем обещает шепотом, - Я никому не скажу, честно! – а история, межу тем, оказывается очень забавной. Княгиня смеется в унисон с мужем, отлично понимая ту самую суровую супругу, ведь сама она, как жена, тоже не обрадовалась бы тому, что муж ее перебрал с хмельным напитком и пошел в бой с одним кинжалом, потому что ничего больше под рукой не оказалось, - Асгрим был очень хорош и достаточно изобретателен, чтобы не пострадать от нрава жены. Ее, кстати, я отлично понимаю, - посмеиваясь, говорит женщина, а потом кивает, - Да, пойдем, найдем Эйнара. Наверное, он в главном храме, где девять дней приносят жертвы Богам с тем, чтобы они благословили наше правление, защитили и направили нас, - в этом смысле процесс коронации уже начался, потому что подготовка имела ничуть не меньшее значение, чем сами ритуалы при коронации. И хорошо. Ведь если Боги услышат Эйнара и других еще до возложения короны на голову Ригинлейв, то потом, на самой коронации, можно уже так не стараться, неправда ли?..

Княгиня позвала служанку, а та торопливо помогла надеть туфли и зашнуровала платье так, чтобы не было слишком туго. Ригинлейв выпила немного разбавленного вина, накинула плащ на плечи и посмотрела на Вигмара, давая понять, что готова.

Весь замок гудел и был полон людей, большинство из которых легко их узнавали, кланялись и справлялись о здоровье кюны и наследника. Вот уж вздор! Разве по ней не было видно, как она и как сын? Вот в храме никаких вопросов подобного рода не задают вовсе. Но выглядит внутреннее убранство впечатляюще. Повсюду горят огни свечей, идолы кажутся живыми, а жертвенные животные, мнится, приносятся Богам в тот же момент, как догорает предыдущая туша.

- Конунг, кюна, это большая честь, - Эйнар кланяется, вытирая руки об поданное полотенце, - Желаете принять участие в жертвоприношении или ритуалах? Мы будем вам рады, - он жестом указывает на обилие жрецов и идущую церемонию, - Самая важная часть завершится сегодня к полуночи, останется только сама коронация. И я хотел поинтересоваться, не можем ли мы, с учетом Вашего положения для Вашего здоровья и здоровья наследника, сделать так, чтобы Вы появились лишь в непосредственно в момент, когда настанет время приносить клятвы, взять в руки регалии и быть коронованной, а затем короновать конунга? Обычно король или королева присутствуют на всей церемонии, но никакой особой нужды в этом нет, Вам придется лишь долгое время стоять в ожидании, пока мы обращаемся к Богам и Вашим предкам и пока просим Ругаланнскую землю принять первого свободного правителя. Я не настаиваю, это лишь предложение, - он вновь кланяется, глянув мельком на Ригинлейв и Вигмара. И на мгновение княгине кажется, что он просто прочитал их мысли, поэтому это и предложил.

Подпись автора

Тот факт, что Эйнар, которого тихонько недолюбливали все придворные жрецы, ведь Верховный острова Туманов с прибытием вытеснил их из городского храма, заявив, что ему нужнее, заведомо знал, что им нужно, Ригинлейв не удивляло ни капли. Во-первых, потому что колдуны-менталисты читали мысли, и если сам Верховный менталистом не был, он вполне мог иметь такового поблизости, а во-вторых, потому что при хольмгардском дворе большинство думало об одном и том же, глядя на Ригинлейв: ей следовало больше отдыхать, меньше думать о коронации, сидеть в теплой ванне и отдавать приказы оттуда. Иными словами, ничего, что могло бы напрягать ее в последние дни ее беременности, не должно было наличествовать в ее жизни. А эта коронация была излишней, и ничего бы не случилось, если бы они перенесли ее на Литу, раз уж ярлу захотелось важного символизма. Почти каждый, кто был достаточно близок к княжеской чете так думал. И княгиня знала, что муж тоже. Но он, в отличие от большинства, все-таки понимал и принимал ее позицию. Сын должен родиться у королевской четы. Даже ничтожные формальности, вроде «рожден до становления матери королевой» не должны были беспокоить его или когда-нибудь встать на пути. Нет. Они дадут Сигмару абсолютно все доступные им способы защиты его законного права. И любому, кто посмеет встать у него на пути, он сможет не только распороть брюху, но и швырнуть в лицо свое безусловное божественное и законное право. Ведь он уже был коронован единожды: еще в утробе своей матери.

Как бы там ни было, а предложение жреца было очень кстати. Хотя Ригинлейв хотелось присутствовать на собственной коронации, ей хотелось видеть и слышать, что на ней будет сказано, ведь второй такой в своей жизни она не застанет, она устала и утомилась вынашиванием сына настолько, что готова была пойти на уступки лишь бы ей не пришлось несколько часов стоять на ногах в ожидании собственной коронации. Она проходила через многие лишения и физические нагрузки в период мятежа и войны. Никакая женщина, когда-либо носившая дитя, не проходила через такие же. Но отчего-то именно беременность Сигмаром стала наибольшим и самым серьезным испытанием из всех. Наверное, такова была плата за возможность иметь законного наследника после череды дарованных Богами побед, вообще не предполагавшими, что Ригинлейв когда-нибудь станет матерью какого бы то ни было ребенка. Разве недостаточно, что она стала матерью Ругаланна? Но Сигмар должен был скоро родиться, а княгиня надеялась, что после этого она быстро восстановится, чтобы вновь сесть в седло и взяться за меч. Сочетание матери и воительницы вовсе не казалось ей хоть сколько-нибудь противоречивым.

- Хорошо, - просто согласилась Ригинлейв с предложением жреца, а затем твердо и спокойно добавила, - Но никаких дымовых завес не будет, - повелела она же, неопределенно пожав плечами, - Да, мы будем отсутствовать большую часть церемонии и слушать ее из комнаты позади алтаря и статуй божеств, - вряд ли Богам хоть сколько-нибудь помешает обратить свой взор одна каменная стена, разделяющая храм, - И мы не станем этого скрывать. Как и того, что делаем это исключительно по причине того, что я ношу наследника и мне сложно несколько часов к ряду стоять в ожидании. Я вовсе не стыжусь этого и своего положения. Я горжусь тем, что ношу наследника Ругаланна и тем, что он последние дни буйствует настолько, что я едва успеваю поспать. Мой яростный и сильный сын придет в этот мир принцем. И если ради этого мне нужно провести часть коронации отдыхая, то Боги, предки и земля севера меня поймут. А до того, что подумают остальные, мне нет никакого дела, - хотя едва ли кому-то в голову придет обвинить Ригинлейв в слабости и немощи. Вся Аркона помнила ее верхом на Слейпнире, обращающей войска Владимира в бегство, не говоря уже об убийстве ею Святогора. И такое не сотрется из их памяти только от того, что она часть своей коронации проведет отдыхая. Это было не про немощь и не про слабость. Это было про ценность дарования новой жизни, о которой никому, а в первую очередь, самой Ригинлейв, не следовало забывать ни на мгновение.

- Слова не только истинной королевы, но и матери. Боги и предки будут Вами гордиться, кюна, - Эйнар снова склонился и улыбнулся королевской чете, после чего сам окропил их кровью и даровал благословения, - В таком случае, мы приготовим для Вас заалтарную комнату к утру. Коронация будет в полдень, но Ваши слуги могут сделать все для Вашего удобства, начиная с рассвета. А теперь, прошу меня простить, - он вежливо дает понять, что у него еще есть дела перед коронацией, и Ригинлейв согласно кивает, а затем улыбается Вигмару, берет его за руку и следует к выходу из храма, где уже набралось достаточное количество зевак. Все они ведут себя одинаково: благословляют короля и королеву, а равно их сына. Ригинлейв жестом велит их сопровождению начать раздавать деньги и угощения. Ригинлейв хотелось, чтобы в преддверии их праздника Ругаланн радовался вместе с ними, а подарки и сладости были лучшей тому мотивацией.

- Распоряжусь, чтобы и в лагере раздали угощения и деньги. Хочу, чтобы народ был доволен и счастлив, - несмотря на то, что на коронацию уже были потрачены большие суммы, это едва ли было проблемой, и после золота, что выплатил самозванец, и после того, что они награбили в Арконе, и после их невероятно удачного набега. А коронация в Ругаланне была первой за много-много веков.

- Пойдем смотреть лошадей? – предлагает женщина, чувствуя себя достаточно хорошо, чтобы позволить себе такое развлечение, хотя следовало, наверное, использовать это время для посещения турнира и поддержки Асбьорна, но там Ригинлейв могла и не высидеть несколько часов, а к тому же мальчишке в последнее время все больше нужна была поддержка и забота сверстников, а особенно Инги, а не тетки с дядей, которые и без того одобряли и поддерживали каждую из его побед.

Они успевают и посмотреть лошадей, и даже немного времени провести в саду, где гуляли и общались гости. Ригинлейв успела переговорить и с Огнедаром, и спровадить недвусмысленным взглядом Раннвейг, и получить ценные рекомендации от нудной княгини Гардарики, которая родила столько детей, что воистину имела в этом достаточное количество опыта. Иными словами, Ригинлейв в очередной раз примелькалась среди гостей с тем, чтобы никто не смог обвинить ее в безразличии и неуважении, но вообще-то, пожалуй, в этом не было такой уж острой нужды. Большинство гостей были очарованы Рангрид и ее придворными дамами, которые безупречно пели, играли на музыкальных инструментах, вели светские беседы, играли в игры и делали все, чтобы гостям было комфортно. Кажется, Яровит Ладожский даже чрезмерно увлекся одной из этих дам. И надо же, ничуть не смущался женского общества, стремясь загнать всех женщин на женскую половину.

Вечер Ригинлейв проводит в едва теплой ванне, пахнущей не маслами, а травами – так велели жрецы и лекари. На этот раз княгиня сама делится подвигами своих предков, а затем просит мужа найти любимые истории в книге подвигов его семьи и прочесть ей. Пусть не так быстро и скоро, как она могла бы сама, но тренировка ему бы не помешала, а успехи Вигмар делал гораздо большие, чем ему самому казалось. В довесок, междометия и дополнения мужа, в том числе те, что он делал себе под нос, не желая оскорблять жену теми или иными скабрезностями, веселили ее. И вечер хоть и не был полон танцев, шума и разговоров с другими людьми, все-таки был очень приятным и радостным.

Может быть, поэтому Ригинлейв спокойно проспала целую ночь, а Сигмар не требовал внимания, силясь разбудить мать своими буйствами. Сын словно понимал важность сегодняшнего дня и замер в ожидании. Княгиня проснулась в хорошем настроении и в хорошем самочувствии, поцеловала мужа и тотчас же снова оказалась в ванне. На этот раз не из собственных желаний, а из ритуальных и символических соображений: монарх должен был предстать перед Богами чистым и помыслами, и телом. Так что мужа ждало то же мероприятие, хотя женщина и не знала, предпочтет ли он ванну, бочку, или просто таз с водой.

К жертвоприношению, в котором Ригинлейв с Вигмаром должны были поучаствовать непосредственно, все улицы были заполнены людьми, а весь храм – гостями. Наверное, кто-то и вовсе не ожидал появления кюны, зная о ее состоянии. Но они появились. Ровно на то время, что было необходимо, чтобы жертвенным кинжалом принести в жертву животных и предать их туши огню, а затем обратиться к Одину за правом на власть, к Тюру – за воинскими свершениями и мужеством, что не позволит им отступить от правды перед лицом любых соблазнов, к Тору – за защитой и поддержкой их правления, а равно стойкостью перед лицом любого зла, к Фригг – за единством их семьи и безопасностью их наследников, а Фрейру – за благополучием и процветанием их самих и их королевства. Это не заняло слишком много времени, Ригинлейв ничуть не устала, так что после того, как жрец возвестил, что Боги приняли жертвы и услышали просьбы, а народ за пределами храма возликовал и стал забрасывать князя и княгиню лепестками цветов, женщина охотно согласилась позавтракать, а после – начать сборы к коронации.

Заалтарную комнату подготовили так, точно Ригинлейв с Вигмаром решили туда переехать. Туда же уже доставили наряд княгини к коронации – белое платье расшитое серебром и сапфирами. Красивое и изящное сочетание, которое очень нравилось женщине и в которое она с радостью облачилась. Подарком острова Туманов стала горностаевая мантия, которая должна была заменить мантию Горма. И Ригинлейв эта идея пришлась по вкусу, хотя облачаться в нее она не торопилась, зная, что такой наряд будет и жарким, и очень тяжелым. Так что, оказавшись одетой в платье, с полностью распущенными волосами, женщина расположилась в кресле, вытянув ноги. И в этот момент впервые за все утро ощутила странное, ни с чем прежде не сравнимое ощущение где-то в животе, от чего ее на мгновение бросило в жар. Но лишь на мгновение, потому что прошло это почти сразу.

- Хорошо, что от традиционной коронации на холме было принято решение отказаться. Вот уж не хотелось бы, чтобы весь Ругаланн видел, как трудностью для меня на последних днях беременности стал даже подъем вверх по возвышенности, - шутит Ригинлейв, на самом деле, последовав не своим нуждам, а убежденностью Эйнара, что в этом нет никакой нужды. Что прежние правители Ругаланна высыпали на холм песок из своих сапог, доказывая, что не были домоседами и посетили достаточно мест с набегами, чтобы считаться достойными монархами. О подвигах Ригинлейв и без того все знали. Как и о набеге. А даже если бы она не ходила ни в какие набеги вовсе, совершенного для Ругаланна хватило бы доказательством перспективы достойного правления, - Я рада, что мы станем конунгом и кюной сегодня, - улыбнувшись, говорит Ригинлейв мужу, - И что наш сын родится принцем – тоже.

Подпись автора

- Мы, - она улыбается мужу и тянется к нему, чтобы поцеловать в щеку, - Мы отвоевали Ругаланн у узурпатора и вернули ему свободу, - отвечает княгиня мужу, глядя на него счастливыми и лучащимися глазами. Она никогда не присваивала эту победу одной только себе. Она всегда знала, что победа эта принадлежит Ругаланну, принадлежит его народу, который понес невосполнимые потери, его храбрым воинам, которые лили свою кровь и отдавали жизни, его Богам, которые не оставили их на этом пути. Роль княгини во всей этой истории была лишь объединяющей. Но объединила она тех, кто и без нее обладал внутренней силой, мужеством, благородством и честью с тем, чтобы бороться за родную землю. И Вигмар был одним из них. Заслуживающим своего титула конунга, что бы он там себе ни думал. И Ригинлейв радовалась тому, что сегодня они станут конунгом и кюной. Потому что они оба этого заслужили. А Ругаланн заслужил справедливого и мудрого правления, которое они могли ему дать.

- С твоего позволения, предпочту все-таки королеву, - смеется женщина. Да, кто-то говорил ей, что будет лучше, если она примет титул конунга, а не кюны, что это обозначение утвердит ее власть, сделает сильнее. Но сама Ригинлейв так не думала. Да, было время, когда тот факт, что она – женщина, перевернул с ног на голову весь Ругаланн, свел с ума чуть ли не всю Аркону. Было время, когда ее пол едва ли не определил будущее всей их земли, всего их народа. Но в конечном счете Ригинлейв стала той, кто доказал, что женщина способна править, способна воевать, способна вести за собой людей, способна вызывать доверия больше, чем узурпатор, будь он хоть тысячу раз мужчиной, который с точки зрения абсолютного большинства был лучше только поэтому. Не был. И Ригинлейв это доказала. Как доказала и то, что быть королевой ничуть не хуже, чем быть королем. И ей нет нужды называться мужским титулом только для того, чтобы удерживать власть в своих руках и знать, что власть эта теперь будет ее до самой смерти и перехода ее Сигмару. Так что, если кто-то волновался за ее пол, то для них сейчас положение княгини должно было стать гарантией будущего. Ведь она носила под сердцем сына. Мальчика. А они ведь всегда хотели обещания, что следующее поколение не пострадает от правления еще одной женщины, кем бы она ни была.

Ожидание долгое, но таковым не кажется. Ригинлейв чувствует себя хорошо, а потому, она спокойно разговаривает с мужем, изредка отправляя в рот по дольке засахаренного лимона. Служанки тихонько шелестят в углу, на случай, если княгине понадобится, что угодно, но ей воистину ничего не требуется, кроме общества мужа и желания поскорее пройти всю процедуру коронации с тем, чтобы называться, наконец, королевой, и знать, что все принесенные жертвы были не зря. Впрочем, они итак были не зря. Потому что рядом был мужчина, которого она любила всем сердцем, их семья была важнейшим их достижением, главным итогом всего, что они пережили. Княгиня гордилась этой семьей, как гордилась и будущим, которое они создавали. А коронация… Что ж, пусть Вигмар будет прав. Пусть это будет даром их сыну, который, к тому же, так спокойно вел себя сегодня, ничем не тревожа мать. Прежде такие дни случались сравнительно редко.

Наконец, молитвы подходят к концу. Ригинлейв надевает мантию, подкрепляя ее золотой фибулой, и вскоре они оказываются у алтаря в храме, что присутствующие воспринимают с восторгом. Кто-то с искренним, кто-то не очень, но все достаточно громко, чтобы не были сомнений в том, что против коронации никто из присутствующих не выступает. Княгиня помнит все детали процедуры, Вигмар прав, нет никакой нужды им напоминать. И она поворачивается на стороны с востока на юг, с юга на запад, а с запада на север. Жрец осеняет ее священным огнем, и Ригинлейв не горит, он осыпает ее солью, и земля не разверзается под ее ногами, он окуривает ее горькими травами, и она не задыхается от них, он окропляет ее благословенной водой, и вода эта не жжется. Жрец кладет руку ей на голову и читает благословения ей, как правительнице, испрашивает воли Одина на ее правление. В зале стоит такая тишина, что кажется, будто бы все замерли в ожидании. Ожидать нечего. Ригинлейв делает шаг вперед с тем, чтобы произнести свою клятву, что скрепит их с Ругаланном воедино, и в момент этот в ней нет и капли сомнения.

- Я, Ригинлейв из дома Хорфагеров, первая своего имени, клянусь жизнью своей и честью своего рода, что заступаю на пост хранительницы королевства в титуле королевы Ругаланна добровольно, находясь в здравом уме и твердой памяти. Я клянусь верно служить Ругаланну и его народу, нести на своих плечах бремя власти с достоинством, на которое только способна, хранить веру в пресветлых асов и ванов, быть верной Всеотцу Одину и всем Богам, когда-либо жившим и живущим в Асгарде, править справедливо, мудро и разумно, утверждать закон божественный и человеческий на своей земле точно так же, как его утверждает сам Всеотец во всех девяти мирах. И да будут предки мои, и земля моя, и сами Боги свидетелем этой клятве. И да достанет мне сил, чтобы держать ее от нынешнего дня до самой моей смерти, - она выдыхает, закончив произносить нужные слова, а затем садится на престол – совершенно новый, изготовленный мастерами специально для коронации и дальнейшего правления не ярла и хэрсира, но кюны и конунга. Женщина устраивается на троне поудобнее, пальцами сжимая подлокотники, когда жрец, наконец, пальцем выводит на ее лбу нужные руны, пока его помощник призывает всех к тишине, прижав палец к губам. Корона переливается в лучах полуденного солнца, когда ее водружают на голову княгини, а регалии ложатся в ее руки следом за перстнем с большим прозрачным камнем, как влитые.

- Именем Всеотца Одина, властителя девяти миров, и именем супруги его, Фригг, нарекаю тебя, Ригинлейв из дома Хорфагеров, дочь Горма Старого, несомненной и законной кюной королевства Ругаланн. И да правишь ты мудро. И да не прервется твой род отныне и вовеки веков, - произносит Эйнар, отходит от трона на несколько шагов и первый опускается на колени. В этот же момент толпа в храме расходится радостными возгласами, криками и восклицаниями во славу Ригинлейв. Откуда-то сверху вдруг начинаются сыпаться белые лепестки. И все это кажется таким красивым и таким незабываемым, что каждый миг женщина хочет запечатлеть в своей памяти.

Радость долгая, толпа не смолкает не менее четверти часа. Но они все знают, что это – отнюдь не конец. Не только потому что Вигмар еще не коронован, но и потому что прежде все хэрсиры должны присягнуть ей, как законному правителю Ругаланна, на верность. И первым среди равных, конечно же, оказывается Вигмар. Тот, в чьей верности ей не приходилось сомневаться прежде, не придется и теперь. Но оммаж – символическое становление на одно колено полностью безоружным и вложение рук в руки своего сюзерена, а затем и фуа – вербальная клятва верности, были важной частью церемонии. И единственный шанс все испортить. Впрочем, оставалось надеяться, что на такое не решится даже Агдер.

Подпись автора

Это могло показаться странным, но вся дальнейшая коронация проходит без сучка и задоринки. И если в Вигмаре сомневаться не стоило, то Лейринг, который вполне был способен выкинуть какую-нибудь глупость, или дети, которым посчастливилось стать хэрсирами в юном возрасте, а от того не понимающие своей текущей ответственности – все это обещало трудности. Но как ни странно, а Агдер присягнул на верность без запинки, в Асбьорне не приходилось сомневаться вовсе, а юная Вальборг не то, что знала клятву наизусть – она и вовсе, кажется, заранее заучила все, что нужно было сделать, настолько уверенно действовала. Дело оставалось за кузеном, которого под такое дело вызвали из самого Альбиона, и учитывая, что он пережил самый настоящий шок от склянок с телепортирующим зельем, ожидать от него можно было всего, чего угодно, в том числе того, что поцелуй он сочтет отнюдь не формальностью и начнет тем самым скандал. Но нет, хотя Ормар и выглядел весьма насмешливо, и тянул с клятвой так, будто и не думал ее заучивать или приносить вовсе, он все-таки сделал все, что нужно под осуждающий взгляд кузины, а затем с надменным смешком отошел в сторону.

Да, Ригинлейв знала, что многим в этом зале не по нраву придется, что она коронует Вигмара своим королем. Что они предпочли бы съесть собственные кишки, но не увидеть этого. Вот только от их воли ничего не зависело. Важна была только ее собственная. А собственная воля княгини была такова, что она не просто хотела, она жаждала увидеть мужа королем. И потому что это делало его равным ей в глазах народа Ругаланна, и потому что это было главной гарантией того, что со страной ничего не случится, даже если так станется, что сама Ригинлейв умрет раньше, чем сможет передать свой престол сыну. И нет, об опасностях родов она думала. Просто в жизни ярла, как и в жизни кюны хватало опасностей, а они с Вигмаром не делали ровным счетом ничего, чтобы обойти их стороной, а тем более, чтобы их предупредить.

Ригинлейв уверенно и без тени сомнения взяла в руки вторую корону, молчаливо отмечая, что со все королевские регалии, несмотря на их древность, несмотря на их долгое хранение в нише сокровищницы, выглядели более, чем достойно. А потому, она не преминула показать корону окружающим, подняв ее вверх и лишь затем опустила на голову супруга, - Да здравствует король, - улыбнулась женщина, отлично зная, что скорее всего, происходящее радует только ее одну, а мужу безразличен еще один титул и предполагаемая власть, которую он мог благодаря этому титулу получить. Ну и что? Может быть, он поймет преимущества своего положения позже. А может быть, поймет и останется недоволен. А может быть, он снова был встревожен скорым появлением Сигмара на свет и поэтому не мог думать ни о чем больше, кроме того, что рождение сына могло забрать у него любимую жену. Как бы там ни было, а он стал королем теперь. И даже если ему самому было все равно, Ригинлейв было радостно одно только потому что никого другого рядом с собой она не видела и видеть попросту не желала.

Славления и восторги посыпались со всех сторон. Хотели они того или нет, а все присутствующие поздравляли новых короля и королеву, славили их имена и желали им долгого правления, пожалуй, даже не представляя, что после съеденного яблока им и впрямь предстоят очень долгие годы у власти. Ригинлейв радовалась вместе со своими людьми, а потому их долгие пожелания не смутили ее, не заставили раздражаться и чувствовать себя уставшей. Вовсе нет. Все происходящее было кульминацией ее, Ригинлейв, борьбы. Ее долгого пути к процветанию, благополучию и миру в Ругаланне. Она отдала этой цели так много. Но обрела намного больше. А потому сейчас сердце женщины было заполнено не страхом, сомнениями и предубеждениями, а только глубокой и искренней радостью, которую она разделяла с теми, кто радовался искренне.

Жрец снова забормотал свои молитвы, а весть о завершении коронации, тем временем, разносилась по улицам, где толпа стала тоже радоваться и ликовать. И оказавшись в заалтарной комнате, Ригинлейв захотела вовсе не пить, прилечь или ослабить платье, вовсе нет. Она захотела выйти к людям. Они были достойны того, чтобы увидеть своего короля и свою королеву. И в конечном счете, это было для них справедливым. Они тоже слишком многое пережили и через слишком многое прошли вместе с нею, вместе со всей страной, - Нет, - она помотала головой и жестом дала понять, чтобы служанка налила ей разбавленного подслащенного вина, - Я не хочу ложиться, не хочу сидеть взаперти, я хочу пойти в город и увидеть тех, кто радуется нашей коронации. Хочу быть со своим народом в этот день, а если самочувствие позволит, то и лагерь тоже посетить ненадолго, - она знает, что мужу это не понравится, но убедить его иначе, как своим смехом и долгим поцелуем, которому не смеют мешать ни радостные восклицания, ни служанки, Ригинлейв не может, - Я отлично себя чувствую, со мной ничего дурного не случится. Я обещаю, - она гладит Вигмара по щеке и заглядывает ему в глаза. И ее собственные полны радости, любви и счастья в этот самый момент.

Толпа горожан просто взрывается восторгами и восклицаниями в ту же секунду, как только видит конунга и кюну. Ульвхеднары силятся оттеснить людей, давая дорогу королю, королеве и их свите, но люди в большинстве своем тянутся, чтобы прикоснуться к ним, считая, что так на них сойдет благодать божественная и человеческая. Нельзя было их в этом винить. Ригинлейв охотно машет рукой, благодарит за поздравления и улыбается. Люди силятся всучить им подарки, осыпают пшеном и славят их имена. Так они и доходят до самых ворот, где у подъемного моста уже тоже целая толпа, и им Ригинлейв машет и отзывается на поздравления ничуть не менее охотно. Радость, энергия и эйфория захватывают ее, но все-таки женщина чувствует, что лучше им не спускаться в долину, а постепенно вернуться в замок. Не было сомнений, что празднования продлятся еще минимум неделю, а за это время Ригинлейв успеет посетить и других гостей, чтобы даже самые незнатные не чувствовали себя оставленными и обиженными.

Вернуться в замок получается медленнее желаемого. И к моменту, как они проходят по коридорам, женщина уже не так полна бодрости и сил, так что она соглашается поприсутствовать те минуты, что требуется, чтобы поднять кубки за нее и конунга, но затем просит Вигмара проводить ее в покои, где, конечно же, уже была толпа из служанок, повитух, жрецов и лекарей, - Обещал мне хоть немного побыть с гостями, - напоминает княгиня, улыбаясь мужу и ложась на кровать. На деле она чувствует довольно странные ощущения в животе и не хочет тревожить ими супруга, а хочет спросить повитух о том, чего следует ждать и значит ли это, что Сигмар готов родиться. Делать это при муже, сводя его с ума, женщина не хочет, он сегодня достаточно натерпелся. И вообще хорошо бы, чтобы он пировал с гостями, пока сын появляется на свет. У мужчин, кажется, даже так принято? – Проследи, чтобы они выпили достаточно для того, чтобы не заметить нашего с тобой отсутствия, а потом приходи обратно, хочу расспросить тебя о том, что там такое случилось у Ансгара Орла, что он решил уйти в горы, да и пропал там. Правда ли он решил стать отшельником, или героически погиб? – Ансгар, судя по летописи, важным персонажем не был. Пятый сын младшего брата хэрсира, это перспектива, может быть, в достойные мужья, но вовсе не в обещание титулов и спокойной жизни. Нет, славу и доблесть тут придется зарабатывать самому. И Ансгар выбрал странный способ, - Иди-иди, - смеется Ригинлейв, а потом тянется к мужу и целует его, опасаясь, что это в последний раз до того, как родится сын, - Буду ждать тебя тут и никуда не уйду, обещаю, - в доказательство женщина приказывает служанке расшнуровать на ней платье и снять туфли.

Вигмар уходит, а княгиня, чувствуя тянущую боль, поднимается на ноги, веля снять с нее верхнее платье вовсе. Она едва ли проходит из стороны в сторону пару кругов, повинуясь странному своему желанию, как под тихое аханье присутствующих, становится ясно, что никакие желания рожающей женщины не могут считаться странными, потому что отошедшие воды были явным знаком того, что Сигмар готов появиться на свет.

И Боги свидетели, переживать конунгу было не о чем. Повитухи точно успели отрепетировать все происходящее, потому что уже через секунду одна из девиц свиты хустру Рангрид спешила за ней, служанки несли воду и чистые простыни, а Ригинлейв осторожно переводили в заранее подготовленные покои. Ведь все знали, что злые силы будут поджидать ребенка именно в комнатах его родителей, но там эти силы не найдут ничего кроме старой пустой колыбели, которую другая служанка уже волочила из кладовой.

Женщине, между тем, казалось, что все это происходит не с нею. Тянущая боль то начиналась снова, то успокаивалась, Биргитта рядом отсчитывала время, а Юлия говорила, что волноваться не о чем, ни один ребенок не рождается быстро, так что конунгу успеют сообщить. И сжав руку девчонки так сильно, что та вскрикнула, Ригинлейв приказала, чтобы та не вздумала тащить сюда Вигмара, отлично зная, что муж будет тревожиться и волноваться, так что чем позже он узнает, тем лучше.

- Холодные компрессы с успокаивающими травами, отвар мяты и мазь из эльфийской пыльцы сюда, - услышала княгиня уверенный, спокойный и холодный голос матери. Все тревоги мигом улетучились, а теплые прикосновения ладоней к лицу даже заставили улыбнуться, - Все будет хорошо, моя дорогая. Здесь лучшие из лучших. Сейчас смири свой дурной характер, потерпи немного и не мешай Сигмару появиться на свет, - мать улыбнулась ей в ответ и продолжила так же спокойно отдавать распоряжения, - Пусть ульвхеднары оцепят коридор. Никого из тех, кто не готовился к рождению наследника заранее здесь быть не должно. Служанки пусть кипятят воду, горячая вода нам понадобится, вызовите жреца Фригг из храма, откройте все окна и двери на этаже. Развяжите все одежды, чтобы я не видела в этой комнате ни одной завязки и ни одного узла… - Рангрид помолчала, а затем взглянула на взявшуюся тут откуда-то испуганную до смерти Асхильд, - И найдите сестре хэрсира занятие поинтереснее и повеселее! Кто вообще пустил на роды девственницу?! – кажется, все условности были соблюдены. А Ригинлейв помнила только как она улыбнулась племяннице, наклонившись вперед и упершись рукой в собственный живот, - Глубокий вдох и медленный выдох, Ваше Величество. Все идет так, как следует.

Подпись автора

Как ни странно, но несмотря на то, что ситуацию нельзя было контролировать, Ригинлейв не ощущала паники, страха и подкатывающего к горлу ужаса, о котором говорили некоторые матери, уже прошедшие через родовые муки. Княгине было больно, боль была периодической, она чувствовала себя странно, но в остальном она точно знала, что все будет хорошо. Главное – слушаться повитух и мать, не пытаться самовольничать и держать себя в руках, насколько возможно. В свете всего перечисленного, обилие  людей вызывало раздражение, потому что больше всего на свете Ригинлейв хотелось, чтобы они все исчезли, а появились только тогда, когда ребенок, наконец, точно решит родиться. Пока, судя по словам окружающих, время еще не пришло. Дети не рождаются мгновенно, а иным приходится рожать их не несколько часов, а дней, и не всем это удается. И все же, княгиня точно знала, что ей – удастся. И к этому моменту комната должна быть полна двенадцати свидетелей, которые точно смогут подтвердить, что собственными глазами видели ребенка и сопроводят его до отца, который будет должен поднять сына с пола, облить водой и дать ему имя. Так все будут знать, что он – не подменыш, а в свете предсказаний, сделанных Ауд, и Ригинлейв тоже будет знать, что это именно ее сын и ничей больше.

Теперь же, позволив натереть себе виски мазью из эльфийской пыльцы, которая должна была иметь неизвестное назначение, а затем выпив из рук матери крепкий отвар мяты, женщина ходила по комнате из стороны в сторону, сжав зубы и ожидая, пока подействует и снадобья, и мазь. От боли она время от времени глухо стонала, но ей поклялись, что это скоро пройдет, а сейчас нужно провести осмотр, чтобы понять, как скоро родится сын. И так как Ригинлейв и сама хотела это знать, она все-таки легла на кровать, хотя стоять и ходить, отчего-то, в этой ситуации казалось намного проще. И Биргитта, и Юлия, и жрец Фригг, кажется, делали абсолютно одно и то же: молча, не мешая друг другу и зная свое дело. И Ригинлейв ожидала увидеть на их лицах тревогу, страх или беспокойство. Но осмотрев ее, прислонившись странной трубкой к ее животу и потрогав тот самый живот, все они выглядели совершенно спокойными, удовлетворенными и невероятно деловыми.

- Ваше Величество, нет никаких сомнений в том, что Ваш сын скоро родится. Сердцебиение его прослушивается, ребенок готов и правильно повернут, Вам совершенно не о чем тревожиться, - и это были слова, которые женщина действительно хотела слышать в текущих обстоятельствах. Спокойствие же на лицах окружающих недвусмысленно давало ей понять, что ее никто не пытается обмануть, и все именно так, как говорил жрец. Тем не менее, очевидно, надежды Ригинлейв на то, что пресловутое «скоро» это в ближайшие полчаса, максимум – час, оказались совершенно необоснованными, - Промежутки между схватками еще довольно длинные. Полагаю, что активного родового процесса стоит ожидать к вечеру. Скоро подействуют снадобья, и Вы сможете отдыхать. Но если Вам хочется ходить, то это будет полезно. Главное – не дальше этой комнаты. И если Вы почувствуете, что угодно неприятное, болезненное для Вас, сразу сообщите Вашим женщинам, - и стоит ему это сказать, как она чувствует. Тянущая боль на время становится невыносимой и Ригинлейв громко стонет, прижав руку к животу, а потом поднимается на ноги, глубоко дышит и проходит из стороны в сторону, окруженная женщинами. К счастью, промежутки между болью и легким напряжением еще достаточно длинные. Жестом она дает понять жрецу, чтобы проваливал, не сразу замечая оживление в коридоре, да и вообще не замечая его, пока муж не появляется непосредственно в самой комнате. К этому времени боль отступает, и княгиня чувствует себя немного лучше, заставляя женщин расступиться. Она делает несколько глубоких вдохов-выдохов, а потом улыбается мужу, хотя вообще-то, все еще думает, что ему не нужно здесь быть. В первую очередь – видеть ее такой, в таком состоянии. Но что еще тревожило женщину, так это то Вигмар изведет себя здесь, находясь рядом с нею, будет прислушиваться к каждому ее вздоху, к каждому вскрику и к каждому жесту, выдающему ее страдания. Этого Ригинлейв не хотела. Как, впрочем, знала, что убедить мужа уйти все равно не удастся.

- Я в порядке, - выдыхает она, вытянув из себя напряженную улыбку и ступив к мужу с тем, чтобы взять его за руки, - Мне просто больно. Как-то… Непривычно-больно, - потому что раны, которые прежде носила на себе женщина, болели всегда, болели намного сильнее нынешнего, но иначе, - Но все говорят, что все идет так, как нужно. Теперь требуется только ждать. И мне было бы спокойнее, если бы ты вернулся к гостям, - чего он, конечно, никогда не сделает, из страха за жену, из страха, что она повторит судьбу Эйдис, а он даже не сможет быть рядом, - Не хочу, чтобы ты видел меня такой, не хочу, чтобы переживал, видя мою боль и не хочу, чтобы тебе было страшно, - последнее она произносит едва ли не одними губами. Служанки и повитухи, хоть и разлетелись по разным углам, давая князю и княгине поговорить, все равно смотрели во все глаза, все что-то высчитывая по мере того, как Ригинлейв вновь морщилась от боли.

- Ладно, компромисс, - она находит в себе силы, чтобы шутить, - Ты побудешь со мной какое-то время, но когда наш сын решит родиться, подождешь в наших покоях, в большом зале, в общем, где-нибудь. Где угодно. Лишь бы я потом не приходила к тебе в ночных кошмарах в том виде, в котором ты меня запомнишь и лишь бы не убил никого из лекарей в процессе, - ради Вигмара она вымученно улыбается, подходит ближе и целует его в щеку, - Я люблю тебя. Сильнее всех на этом свете, - говорит она, сдерживая стон боли.

Как ни странно, но обещание, что мазь и отвар станут действовать в течение получаса, оказываются правдивыми. Боль и правда как-то притупляется. Рангрид велит всем повитухам выйти, оставляя только тихую Юлию в углу. По словам матери, схватки были слишком редкими, а значит, у них в запасе было еще несколько часов. И Ригинлейв не возражала против того, чтобы провести их с мужем, раз уж ему так было спокойнее за нее.

Княгине кажется, что пресловутые несколько часов длятся очень долго, даже несмотря на то, что эльфийская мазь создавала ощущение, будто бы женщина выпила чрезмерно много вина и была пьяна. Наверное, для их с Вигмаром общения это было к лучшему – так Ригинлейв оставалась достаточно добродушной и веселой, несмотря на то, что испытываемый ею дискомфорт нарастал. Она странным образом упустила момент, когда Юлия поднялась со своего места, провела осмотр, а следом комната вновь превратилась в жужжащий улей. Было много воды, много людей и сжимаемый в руках амулет, дарованный Фригг. Женщина не знала, ушел ли Вигмар, но в какой-то момент ей просто стало невозможно это отследить, хотя мысль о муже и была единственной, что оставалась в голове королевы.

Боль была ужасной, но ощущение опьянения не покидало и сглаживало все происходящее. Ригинлейв сосредотачивалась на словах жреца, делая ровно то, что он говорит и так, как могла. Как ни странно, но это время вовсе не показалось вечностью. Просто мгновение, растянутое многократно. Мгновение, которое распалось разбитым витражом на тысячи осколков, когда по нему ударил надрывный детский плач. Казалось, на секунду все вокруг замерло, жрец скомандовал что-то еще раз, и Ригинлейв вновь подчинилась. А сын все плакал и плакал. Живой. И она тоже, кажется, живая.

- Все хорошо, дорогая. Ты справилась, - сияющее лицо Рангрид, и вот Биргитта уже подносит отвар каких-то трав к губам королевы. Женщина послушно пьет до дна, растерянно поднимая голову в сторону ребенка, пока кто-то из служанок обтирает ее влажным полотенцем, уносит тазы с водой, тряпки и меняет окровавленные простыни, конечно же, спеша немедленно унести их и сжечь. Так к матери, ослабленной дарованием новой жизни, не прицепится никакая хворь или потусторонняя тварь, учуявшая кровь роженицы. С этой же целю Ригинлейв помогают приподняться, меняя ее нижнее платье и облачая в чистое, выбеленное, привычно расшитое красивыми рунами, что возвещали о святом статусе материнства и защищали женщину и младенца от всякого зла. Но зло в памяти самой княгини было лишь в ужасе потерять сына. А потому, его отсутствие сейчас вызывает страх похуже, чем страх перед родами.

- С твоим сыном все хорошо, Ригинлейв. Он у Вигмара, - и эти слова действуют воистину успокаивающе. Потому что в отличие от других женщин, у княгини нет сомнений, что муж примет этого ребенка в семью, как он его наречет и признает ли. А больше того, она понимает, что никто не сможет его похитить, потому что едва ли супруг ушел далеко от родильных покоев. И хотя Ригинлейв многое отдала бы за то, чтобы увидеть, как Вигмар возьмет их сына на руки, принимая его в мире живых из мира Богов, сейчас она находила в себе силы только для того, чтобы терпеливо ждать, умыв лицо и руки в поднесенном серебряном тазу, как того требовал ритуал очищения. Тот самый, что обещал, что ни с нею самой, ни с ее сыном не случится ничего дурного.

Подпись автора

Ощущение легкой нереальности происходящего все еще не покидали Ригинлейв, но она знала, что это следствие обильного применения эльфийской пыльцы. Откуда у матери были столь редкие ингредиенты и запасы, можно было только гадать, но не иначе как Рангрид сохранила их со времен, когда ей в Брускеруд слали помощь с острова Туманов. Но откуда бы эта мазь ни взялась, не было никаких сомнений в том, что именно благодаря ей роды не превратились в кошмар и уже казались, чем-то нереальным и далеким. Боль забывалась, пережитые в родах страдания оставались в разуме сродни картине, за которой пришлось наблюдать, но которая не имела никакого к тебе отношения. И княгине казалось, что она чувствует себя вполне хорошо. Уставшей, но совсем не слабой, потратившей много сил, но отнюдь не умирающей, а пожалуй, даже напротив, полной жизни и желания жизни, ведь теперь с нею был не только Вигмар, но и их сын, которого они ждали, пусть он и стал для обоих неожиданностью. И это придавало Ригинлейв сил, давало ей новые надежды и переполняло ее сердце любовью и радостью.

Повитухи и служанки быстро заканчивали свое дело, а Рангрид торопливо выпроваживала всех, желая дать Ригинлейв и Вигмару остаться в обществе новорожденного сына. Ответив на несколько вопросов жреца и выпив еще какое-то зелье, которое должно было помочь быстро восстановиться и избежать любых негативных последствий родов, княгиня поклялась, что в ближайшие часы не поднимется из постели, а затем тут же переключилась на мужа, что пробился через толпу повитух с Сигмаром на руках. Она улыбнулась, потянувшись к мужу и ласково коснулась его щеки теплыми пальцами, подтверждая, что с нею все хорошо, что жизнь вовсе ее не покидает, что ей ничего не угрожает. Она ведь обещала ему, что останется с ним и что роды пройдут успешно, так оно и вышло. И как ни странно, но ощущаемое теперь счастье, твердило, что и тревоги за сына совершенно напрасны. Он никуда не денется. Он ведь прямо здесь, с ними.

- Здравствуй, Сигмар, - она тихо смеется, глядя на младенца, лежавшего на подушке. Он не был туго запелёнат, а потому сейчас смешно двигал ручками и ножками и глазел по сторонам, между делом тихонько кряхтя. Сын не плакал, но и слишком очевидно не привык еще к окружающему его миру, растерянный произошедшими с ним изменениями. И это в купе с нежностью, которую Ригинлейв испытывала к ребенку, вызывало желание защитить его от целого мира разом, даже если лежа на подушках рядом с матерью и отцом, ни в какой защите он не нуждался вовсе, - Он прекрасен, Вигмар, - всего несколько слезинок падает из глаз Ригинлейв, она склоняется над сыном и осторожно целует его в макушку, - И то, что он теперь с нами – воистину какое-то чудо, - чудо, которое долго терзало страхами мужа, но терзало совершенно напрасно. Сейчас королева не думала о том, что довелось пережить Вигмару, наблюдая роды своей первой жены, но думает о том, что и ему не следовало об этом вспоминать, потому что абсолютно все с нею самой шло совершенно иначе с самого начала.

- Я не устала, - стремительно отрицает очевидное Ригинлейв, качая головой. На самом деле, она устала, она чувствовала необходимость отдохнуть хотя бы те самые несколько часов, что отвел ей жрец, веля не вставать с постели и набираться сил. Не потому что существовала какая-то проблема, а потому что это, по всей видимости, было общей рекомендацией к любой роженице. И все же, женщина ощущала, что не может лечь спать, пока над сыном существовала угроза быть украденным. Глупо, наверное, не могла ведь она совсем никогда не ложиться спать, но сейчас это и вовсе казалось преступлением против этого ребенка. Разве могла она сомкнуть глаза, разве могла его оставить, разве могла не позаботиться о том, чтобы он был в порядке? Впрочем, глянув на Вигмара, Ригинлейв в одночасье поняла, что о Сигмаре есть, кому позаботиться эти несколько часов. Может быть, муж и не верил в предсказание, сделанное Ауд, но едва ли хотел и собирался бередить тревоги жены.

- Ты… Ты присмотришь за ним? – она знает ответ, конечно же, но хочет услышать его от мужа, а от того смотрит на него почти с мольбой, - Пожалуйста, не спускай с него глаз. Он только пришел в этот мир, и я так боюсь его потерять, - в полголоса говорит Ригинлейв, касаясь головки сына пальцами, осторожно гладя его, а затем тянется к мужу, берет его за руку, и едва он оказывается достаточно близко, целует его в губы, вкладывая в этот поцелуй всю свою любовь к Вигмару, - Я люблю тебя… Вас обоих, - она гладит мужа по щеке и улыбается, с трудом справляясь с чувством неизбывной нежности к мужу и сыну. И сейчас ей кажется, что этих чувств вполне достаточно для того, чтобы защитить Сигмара от любых невзгод, от любых бед и напастей. Но так ли это было на самом деле?

- Не уходи, - просит она и тянет мужа за собой на кровать, желая сейчас больше всего прочего чувствовать его рядом. После будет много суеты: выбрать кормилиц, с десяток которых уже через четверть часа будет толпиться у дверей, показать сына гостям и показаться им самой, давая понять, что жива, как и ребенок, а значит, никаких трудностей государственного толка не предвидится, церемония посвящения Богам, где соберется бесконечная разношерстная толпа, радующаяся рождению наследника. Но сейчас у них было немного времени, чтобы побыть вместе, и это казалось намного значимее и ценнее, чем любые церемонии.

Ригинлейв и сама не знает, как долго она смотрит на сына, чувствуя дыхание мужа, его объятия и его тепло, прежде чем засыпает. Но спит она ожидаемо-долго, так что когда просыпается, весь замок снова похож на улей, потому что весть о рождении наследника уже разлетелась по всему городу. Сигмара рядом не было, но это княгиню ничуть не встревожило. Судя по всему, спала она всю ночь, а ребенка, конечно же, нужно было искупать, накормить и положить в колыбель, которую сотворили по проекту Асхильд. И колыбель, и нянька, что ее качала, нашлась тут же – меньше, чем в метре от кровати. Нашелся и задремавший Вигмар, которого Ригинлейв невесомо поцеловала в щеку и накрыла одеялом, тихонько выскальзывая из кровати с тем, чтобы дать ему отдохнуть: он почти наверняка не сомкнул глаз, следя за Сигмаром. А сын, между тем, тоже мирно спал в колыбели, и полюбовавшись на него, женщина тихо распорядилась позвать жреца с тем, чтобы осмотрел ее и сказал, какие еще зелья нужно выпить, а равно приказала готовить ванну и наряд: во-первых, она была голодна и хотела поесть, а где искать еду, как ни на пиру, а во-вторых, они собирались показать сына гостям, и к этому тоже нужно было подготовиться. Но позже. Сначала они, все трое, отдохнут и придут в себя достаточно, чтобы не ощущать и тени прежних тревог. Это сейчас было важнее любого, даже самого дорогого гостя.

Подпись автора

Сохранить сон Вигмара не получилось, хотя Ригинлейв считала, что ему нужно отдохнуть после долгого ожидания рождения Сигмара, а равно бессонной ночи. Княгине не нужно было видеть, как он сидел у колыбели, чтобы знать, что так оно и было, что он никому бы не позволил украсть их сына или даже приблизиться к нему няньке, которая вызывала бы любые подозрения. Впрочем, едва ли и Рангрид забыла о тревогах дочери, а значит, весь коридор и весь этаж был понапичкан ульвхеднарами, которым добавилась еще одна фигура для охраны: и какой бы маленькой она ни была, значимость наследника переоценить было сложно. Все говорило о том, что волноваться Ригинлейв было не о чем. Вот только страх даже не думал ее отпускать. И глядя на Сигмара, она ощущала его все сильнее минута от минуты по мере того, как чувствовала свою привязанность к этому ребенку. Привязанность, в сущности, ничем не мотивированную, но от того не менее острую. И теперь нежелание потерять его было вызвано не только династическими заботами, но и собственными чувствами. И Ригинлейв была готова заставить весь дворец не сводить глаз с этого младенца, лишь бы он никуда не делся.

- Доброе утро, - она улыбнулась мужу, ласково коснувшись его щеки, - Сигмар спит, и тебе не мешало бы отдохнуть, мы никуда не торопимся, - да, хэрсиры ждут подтверждения того, что ребенок на самом деле родился, а равно и того, что кюна не умерла в родах. Но они могут подождать еще. Свидетелей на родах было предостаточно, никто не взялся бы утверждать, что ребенка не существует или что это не тот младенец вовсе, а стало быть, бросаться доказывать, что Сигмар есть, не было ровным счетом никакой нужды. Все же, кто желает его увидеть, непременно увидят, когда они все будут к этому готовы. Потому что рождение сына было значимым событием не только для королевства, но и для их семьи тоже.

- Да, как только мы все будем готовы, - впрочем, следовало признать, что Сигмар, судя по всему, готов был ко всему, поскольку не просыпался ни под разговоры родителей, ни от веселого шума за окном, продолжая мирно посапывать в своей колыбели. И это было хорошим знаком. В ближайшие месяцы ему предстояло только есть, спать, пачкать пеленки и расти, и пока он показывал, что готов справляться с поставленными задачами. Пришедший жрец же подтвердил то, что Ригинлейв хотела услышать: ребенок полностью здоров, крепок и не страдает ни от какого нездоровья, которое нередко могло сопровождать новорожденных. Так что, если за ним будут хорошо следить и заботиться, нет сомнений в том, что у Ругаланна будет достойный и сильный наследник, дайте ему лишь вырасти. О здоровье Ригинлейв он тоже ничего плохого не говорил. Велел пить отвары трав, которые тут же подал королеве, после чего вылил пузырек с ярко-зеленой жидкостью в ванну и сказал, что принимать такую будет не лишним в ближайшие пару-тройку дней. Княгиня рада была слышать, что она в порядке, хотя она и чувствовала себя соответствующе. Ничто не угрожало ее жизни и здоровью, а роды и повитухи, и жрец называли удивительно легкими для женщины, которая рожала впервые.

Приняв ванну и облачившись в один из нарядов, которые готовили специально к коронации, Ригинлейв позвала служанку с тем, чтобы та собрала ей волосы в приличествующую прическу, надела венец и была готова к выходу на люди. Тревожить покой Сигмара не хотелось, но взявший его на руки Вигмар, показал, что передвижения младенца ничуть не заботят, он все так же мирно спал, всячески демонстрируя полное отсутствие тревог. И если так будет и дальше, то кажется, Ригинлейв нравится быть матерью.

- Хочу, - улыбнулась княгиня, аккуратно беря Сигмара на руки и вглядываясь в его безмятежное младенческое личико. Коснувшись лба ребенка коротким поцелум, Ригинлейв пальцем пригладила светлые волосы на голове ребенка и следом за мужем направилась в коридор. Не было сомнений в том, что пир продолжался, не прерываясь ни на час. Одни гости сменяли других, а когда первые высыпались, спать уходили вторые. В любом случае, зал был все еще полон людей. Ведь у них был двойной повод для праздника. Не только коронация, но и рождение наследника. Так что реакция их на появление конунга и кюны с отигнир, была такой, какой должна была быть. Хэрсиры преклоняли колено перед наследником, символически присягая ему, ведь в его правах ни у кого никаких сомнений не было и быть не могло. Он был ребенком, рожденным в законном браке, правящей кюной, при свидетелях, и самое главное – он был мальчиком. Воистину, этот момент был триумфом всех начинаний, положенных Ригинлейв. Они победили Святогора, освободили Ругаланн, а теперь даровали ему будущее в лице Сигмара.

Зал шумел благословениями и пожеланиями здоровья, сын, разбуженный чрезмерным шумом, захныкал, являя свой нрав, и это стало поводом к продолжению застолья – вверх поднялись кубки, вновь полилось вино и эль, вновь зазвучали радостные голоса. И повинуясь всеобщему веселью, Ригинлейв взглядом пригласила мужа спуститься вниз, к людям, чтобы показать Сигмара и самих себя. Особливо с тем, чтобы никому в голову, например, Лейрингу, не пришло, что кюна на самом деле умерла в родах, а на балконе стоял образ, созданный каким-нибудь колдовством. Пусть смотрят, пусть видят, пусть касаются, пусть знают, что все в полном порядке. Так, как и должно быть. Что же до тех, кто ждал за пределами замка, то выйти к народу Ригинлейв тоже собиралась. Но не сегодня. Слишком много внимания не было полезно ни ей самой, ни ребенку, которому к настоящему времени исполнилось лишь несколько часов от роду.

- Ригинлейв! – заметить Асхильд и Асбьорна с балкона из-за обилия людей не пришлось, зато теперь племянники с радостными возгласами бежали к ним, то ли не ложась спать вовсе в ожидании вестей о рождении кузена, то ли напротив, уже отоспавшись, потому что выглядели они оба свежо и вполне счастливо. И княгиня была рада увидеть обоих. Привычным жестом она обняла и племянника, и племянницу, а затем поцеловала обоих в лоб, пригладив волосы, - Мы волновались! Мы хотели зайти к тебе, но нам не разрешили, говорили, что ты и Сигмар отдыхаете. Вы в порядке? Ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? Ты не умрешь? А Сигмар не умрет?! – вопросы, которые сыпались из уст Асхильд, хоть и были по-детски грубоватыми, отражали суть всеобщих беспокойств, а потому, Ригинлейв лишь рассмеялась, гладя светлые волосы племянницы.

- Я отлично себя чувствую и даже не думают умирать, клянусь! А Сигмар родился здоровым и крепким ребенком, его уже осмотрели и повитухи, и жрец, и все говорят, что детская слабость, что уносит жизни иных младенцев, его миновала. Он здоров, хорошо ест, крепко спит и почти не капризничает, - вот и теперь он был спокоен и умиротворен, как если бы и не думал хныкать, и Ригинлейв чуть наклонила его, показывая племянникам, которые с любопытством уставились на кузена.

- Можно мне его подержать? – неожиданно для княгини, первым это спросил Асбьорн, а не Асхильд. Та с некоторой растерянностью рассматривала ребенка, словно ожидая от него каких-нибудь действий. Но в этом смысле Сигмар мало отличался от других младенцев, лишь изредка хмурясь во сне, но в остальном, являя собой образец спокойствия и безмятежности.

- Конечно, - Ригинлейв улыбнулась, и аккуратно передала ребенка Асбьорну, показав, как лучше держать его. И как ни странно, а племянник, судя по сосредоточенному виду, процессом проникся, а затем с придыханием заявил, - Он похож на Вигмара, - и посмотрел на дядю, улыбнувшись. Ригинлейв не была против, она тихо одобрительно засмеялась и ласково погладила племянника по плечу, хотя и считала, что все младенцы были на одно лицо и ни на кого не похожи, - Пусть так и будет. Нет человека более достойного и храброго, на кого ему следовало бы быть похожим.

Подпись автора

Радость племянников, удивительное спокойствие Сигмара, который едва ли реагировал хоть на какой-нибудь шум, разговоры о том, на кого похож ребенок – все это было радостным и умиротворяющим, тем, что должно было принести покой и в сердце Ригинлейв тоже. И так бы оно и было, если бы они оставались впятером, быть может, в сопровождении нескольких верных слуг. Но они были в окружении большого количества людей, среди которых, как знала королева, находился тот, кто желал похитить Сигмара. Он уже теперь глядел на них во все глаза. И если бы это было в силах женщины, она бы выдавила эти самые глаза и отрубила бы ему его проклятые руки, которыми он собирался прикоснуться к главному сокровищу Ругаланна. Наверное, с этой точки зрения зря они вообще спустились в зал, следовало просто пригласить хэрсиров поглазеть на ребенка в каких-нибудь просторных покоях, а вечер провести в обществе Асбьорна и Асхильд, с тем, чтобы они могли познакомиться с кузеном, привыкнуть к тому, что этот кузен у них теперь есть, а значит, заложить основу приязненным и добрым родственным отношениям. Ведь Ригинлейв очень хотела бы, чтобы Сигмар в будущем оказался для племянников не чужим человеком, даже если он должен был стать королем.

- Вигмар прав. Приходите, мы будем очень вам рады. Можем вместе почитать захватывающие истории из книги, которую вы привезли, что-нибудь непременно рассказать Сигмару и вытащить из Вигмара все, что он знает о вашем детстве, но что вам запомнить не пришлось, - она подмигивает улыбающейся племяннице, гладит обоих детей по волосам и согласно кивает, - Да, давайте поедим. Я голодная, как волчица, - и это, как говорил жрец, тоже было хорошим знаком, который безукоризненно утверждал, что никакая слабость и дурнота Ригинлейв не одолевает, и она в полном порядке.

Держать Сигмара на руках во время еды было не особенно удобно, и хотя Асбьорн не сразу согласился его отдать, Ригинлейв все-таки неохотно признала Биргитту достаточно безопасной для того, чтобы стоять в метре от королевской семьи, с тем, чтобы даже во время обеда королева могла не спускать глаз с сына. Так она и делает, мало чувствуя вкус еды, зато очень остро – желание поскорее снова взять сына в руки и не выпускать его до тех пор, пока не придет время учиться ходить.

Впрочем, спокойно поесть им дали совсем недолго. Вновь полезли чертовы князья с их пожеланиями и подарками, которые княгиня вежливо просила открыть, находила пару благодарственных слов, но затем еще более охотно бралась за печеные овощи и мясо, приготовленное на огне. Большинство отлично понимало, что все это – просто формальности, а Ригинлейв все еще нуждается в том, чтобы отдохнуть и поесть, так что надолго церемонии не растягивались. И только когда какой-то удельный князек пограничной области подошел слишком близко к Сигмару, Ригинлейв поднялась на своем месте с ножом в руках – она всадит острие ему в глотку раньше, чем он коснется ее сына. Но тот и не думал касаться. Лишь посмотрел на ребенка, а затем хохотнул и произнес на своем тарабарском беловодском, - Значит, правду говорят, что все дети этой семьи рождаются с кожей цвета луны и локонами цвета золота, - он говорил об этом будто бы с каким-то удивлением. Переглянувшись с мужем, Ригинлейв пожала плечами. Да, в ее семье всегда рождались дети со светлыми волосами и светлой кожей. А в какой семье Ругаланна не рождались? Они ведь не были южанами, откуда здесь взяться оливковой коже, темным волосам и темным глазам? Но об этом размышлять вслух женщина не стала. Вместо этого лишь улыбнулась, потянула Биргитту поближе к себе и подальше от глазеющих князей, поблагодарила за подарок, не отметив, что жемчуг вообще-то, на рождение детей не дарят – только девственницам и невестам. Зато Асхильд восхитилась жемчужному ожерелью, и недолго думая, Ригинлейв тотчас же подарила его племяннице, стоило князю отойти достаточно далеко.

Следующим был Яровит, и после всего, что успело произойти на пиру в Беловодье, всем было бы лучше, если бы он держался от Ригинлейв подальше. Но тот пришел засвидетельствовать свое почтение и даже заговорил о династическом браке, как будто бы Сигмар мог уже теперь выбирать себе невесту, да и вообще вступать в брак. В этом смысле, Вигмар, конечно же, был прав. О чем они тут вообще говорили? Но с точки зрения дипломатии – не был. А потому, позволив супругу договорить, Ригинлейв доброжелательно улыбнулась, - Благодарю Вас за добрые слова, князь Яровит. Но полагаю, что Вигмар прав, наш сын женится в соответствии с обычаями нашего края. А они не предполагают заключения союзов раньше, чем мужчина покроет себя шрамами и воинскими подвигами. Насколько мне известно, Вашей младшей дочери сейчас девять лет. И по обычаям Гардарики она будет годна в невесты уже в годы, когда Сигмар лишь возьмет в руки свой первый деревянный меч и впервые сядет в седло, - она склоняет голову к плечу, мельком глянув на сына, - От всей души желаю процветания Вам и Вашему браку, а равно крепкого здоровья княгине Вячеславе, - она не говорит, что это и есть главный залог того, что у них еще могут быть дочери, которые когда-нибудь, например, никогда, сгодятся их сыну в жены, но они с Яровитом прекрасно друг друга понимают, - Мы всегда рады видеть Вас и Вашу семью в серебряном чертоге. Добрососедские отношения – залог мира и процветания всей Бьярмии, - она еще раз вежливо улыбается, не желая оставлять никого обиженным, а потом позволяет Яровиту поцеловать свою руку, покуда он изъявил такое желание и всеми силами своими продемонстрировал, что хочет забыть о прошлом.

Кто не собирался забывать о прошлом, так это Лейринг. Просто пожелать здоровья самой Ригинлейв и наследнику он не мог, непременно желал задеть Соларстейнов. И хотя Вигмар мог себя защитить, княгине все равно все это не нравилось. Ей не нравилось не только, что между ее хэрсирами существует вражда, но что вражда существует между конунгом и хэрсиром. Это было неправильно, но самое главное – это было опасно для государства и для отношений внутри него. И сейчас, когда династия, наконец, была в безопасности, когда всем войнам был положен конец, когда Вигмар сам стал королем не только по праву своей жены, но и по своему собственному, когда все они могли просто жить и процветать, ничего больше не боясь и ни о чем не тревожась, разве не время было положить конец этой вражде, конец этой бессмысленной зависти и ненужному гневу?

- Хватит, - Ригинлейв, наконец, подняла руку вверх, призывая обоих мужчин к молчанию. Но в ее голосе не было жесткости и гнева, лишь усталость, а в ее взгляде – лишь снисхождение, - Я благодарна тебе за поздравления, Лейринг. Но я не одобряю того факта, что ты и по сей день не принимаешь моего супруга и своего конунга, - на этих словах хэрсир скривился, но не посмел возражать прежде, чем Ригинлейв закончит, - Это твое право. Ты можешь относиться к Вигмару так, как считаешь нужным. Но ты не смеешь проявлять к нему неуважение. Отныне и до конца моих дней, я буду считать неуважение, проявленное к Вигмару, неуважением ко мне. А ты знаешь, чем оно карается, - она вновь поднимает руку вверх, давая понять, что не закончила, - Но подумай, вот о чем, Лейринг. Не о своей гордыне, которая твердит тебе, будто бы Соларстейны слишком высоко поднялись, будто бы младшему сыну хэрсира не место на престоле конунга. А о том, что впервые за много лет в Ругаланне, наконец, наступил мир, в который род Соларстейнов вложился ничуть не меньше любого другого хэрсира. О том, что впервые за много лет страна процветает, а ужасы прошедших лет забываются. О том, что ты сам можешь жить в мире, покое и благополучии. И наконец, о том, что это время дало твоему ярлу роскошь выйти замуж не по нужде и необходимости, а по глубокому чувству любви, искренней привязанности и безграничного уважения, которое я питаю к мужу, - она улыбается, но не жестоко и хищно, а тепло и с надеждой на то, что слова ее будут услышаны, и берет Вигмара за руку, сжимая его пальцы, - Ты ведь говорит, что выступаешь против этого брака, потому что тревожишься обо мне, как хэрсир и член моего совета. В таком случае, больше тебе тревожиться не о чем. Потому что с Вигмаром я обрела свое счастье, и как видишь, не утратила способности управлять государством, не лишилась и толики своей власти, а более того – обрела ее продолжение, в нашем с мужем сыне. Прошу тебя, Лейринг, как твоя кюна, как твой добрый друг и как женщина: не становись врагом там, где можно быть другом, не ищи ссоры там, где может быть мир, не стремись к гневу и жестокости там, где может быть милосердие и надежда. Я обрела покой, покуда его обрел Ругаланн и покуда я взяла за руку человека, которого люблю. Обрети его и ты, - она говорит тихо, так что Лейринг не может считать себя униженным, даже если слышит в ее словах намек на оскорбление, хотя этого намека нет. И все же, под искренностью кюны он явно тушуется и чувствует себя неловко, как ребенок, которого поймали на плохом проступке. И это дает Ригинлейв надежду.

- Что ж, твоя правда, ярл, - он подхватывает кубок у мимо проходящей служанке, - Я не считаю, что род Соларстейнов может быть тебе ровней, как не считаю, что тебе следовало выходить замуж за человека из этого рода. Но раз ты говоришь, что обрела в этом союзе счастье, и раз наш будущий конунг носит в своих жилах кровь Соларстейнов, значит, так тому и быть. Я поднимаю этот кубок не только за нашего принца и наследника, но и за его отца, хэрсира Йерринга и короля Альбиона, Вигмара Соларстейна, - и пока стоящие рядом поднимают кубки следом, Ригинлейв лишь шумно выдыхает, отлично понимая, что значит это «хэрсира Йерринга и короля Альбиона». Ни слова о конунге Ругаланна, ни намека на верность своему королю, - И я клянусь в верности моей королеве и ее наследнику. Долгих лет королеве! Долгих лет и славных побед принцу! – весь зал вторит Лейрингу, Ригинлейв натянуто улыбается, и поднимает кубок следом, хотя она и недовольна сказанными словами. Но продолжать говорить с тем, кто не хочет слышать, она не собирается. Княгиня уже думает согласиться на танец, потому как чувствует себя достаточно хорошо для такого веселья, но как ни странно, слово берет Асбьорн, привычно молчаливый и спокойный, но теперь явно вникнувший в суть конфликта, пусть даже и не по своей воле, и пусть даже не до конца – он ведь так и не знал, что мог стать конунгом, если Ригинлейв умрет в родах, а младенец родится мертвым.

- А я хочу прославить имена наших конунга и кюны, выпить за крепость их союза и их любви, а равно за единство родов Соларстейнов и Хорфагеров! Два достойнейших рода Ругаланна объединились теперь не только в браке, но и в рожденном наследнике, который дарует будущее свободному северу. Сколл! – Асбьорн поднял кубок вверх, глянув на Лейринга с совсем не детской ухмылкой. И это простое детское желание насолить впилось в спину Лейринга мечом острее настоящего. За этот тост Ригинлейв охотно выпила. А потом вытерла руки и рот салфеткой, глянула на Сигмара и протянула мужу руку, довольно улыбаясь, - С радостью с тобой потанцую.

Подпись автора

Едва Лейринг скрылся за дверями зала, Ригинлейв тотчас же о нем забыла. Она сказала все, что хотела, а услышал он ее или нет, будет видно. И в интересах самого же хэрсира Агдера было, чтобы услышал, потому что Боги свидетели, в словах своих королева была искренна. Она хотела мира в королевстве, мира между своими хэрсирами, мира в их душах и домах. Потому что как бы там ни было, а через весь кошмар восстания они прошли вместе, и Лейринг тоже вложился в общее дело, а значит, заслужил спокойствия и процветания, которого мог лишить себя только сам, враждой, не имевшей ровным счетом никакого смысла, а самое главное – никаких причин. Ведь Ригинлейв сказала правду, она была счастлива с мужем. Но дело, конечно же, было не в этом. Заключайся проблема в том, что хэрсир Агдера заботился о счастье своего ярла, он был сам бросил вызов Святогору с тем, чтобы ее защитить. Но все они знали, что дело было не в счастье. Лишь в политических играх. Все из которых проиграл каждый, кто надеялся, что ярлом-девчонкой будет легко управлять, а равно каждый, кто надеялся, что она выберет его в свои супруги и спутники жизни до конца своих дней.

Но в спутники жизни Ригинлейв выбрала Вигмара, и теперь хотела танцевать с ним, пока ноги не перестанут держать. Она находила это веселым, любила это делать и чувствовала себя прекрасно, так что не видела причин отказывать себе в этом маленьком удовольствии. Танцы поначалу были совсем неторопливые, но по мере того, как становилось понятно, что княгиня чувствует себя отменно и не нуждается в том, чтобы щадили ее состояние, музыканты охотно играли музыку и быстрее, и веселее. Ригинлейв танцевала, улыбалась, смеялась и кружилась, ощущая себя радостной и счастливой. И видя радость кюны, многие следовали их с Вигмаром примеру и пускались в пляс, в мгновение ока забывая о том, что всего минуту назад они все были близки не то к драке, не то к скандалу.

- Ах, вот, значит, как, - смеется Ригинлейв комплименту мужа, совсем беззлобно и без тени претензии или недовольства, - Значит, раньше я казалась тебе недостаточно молодой и энергичной? – вопрошает она в шутку, делая очередной поворот в такт музыки, вскидывает руки и всего на один полукруг оказывается в воздухе, пока муж не ставит ее обратно на пол, - Смотри, сам не начни падать от танцев еще раньше меня, - шутит она, обходя супруга по кругу в такт музыке, - Раз уж в двадцать мне не довелось натанцеваться вдоволь, то буду наверстывать упущенное теперь, - обещает она, улыбаясь. Но долго наверстывать упущенное не выходит. Вигмара от того, чтобы упасть без ног после пары часов танцев спасает сын, чье хныканье Ригинлейв определила бы и в самую громкую музыку. Сигмар проснулся и требовал внимания, хотя какое, в сущности, внимание он мог бы теперь оценить, будучи младенцем одного дня от роду? Муж был прав, он хотел есть или чтобы ему сменили пеленки, едва ли дети в таком возрасте нуждались в чем-то еще. И учитывая его спокойствие, вряд ли дело было в музыке, что играла и прежде, все время, пока мать с отцом младенца весело танцевали, позабыв обо всем.

- Если хочешь, Ригинлейв, то давай, я отнесу его кормилице, посижу с ним, пока он ест, а потом принесу его обратно? – охотно и оживленно предлагает Асхильд, видевшая радость дяди и тетки, а потому, не желающая их отвлекать. Хотя причины, по которым Ригинлейв не может отпустить с Сигмаром даже Биргитту, знавшую всю их семью и бывшую нянькой самой княгини в ее самые первые месяцы жизни, пожалуй, были неясны и девочке тоже.  Но спрашивать едва ли кто-то решился бы, как и спорить. А потому, когда женщина покачала головой, никто и не удивился, во всяком случае, вслух. Она протянула руки к сыну, взяла его и легко покачала, - Отнесу его к кормилице. Если хочешь, то можешь остаться, я вовсе не возражаю, - она посмотрела на мужа и улыбнулась ему, хотя подсознательно знала, что он не горит желанием оставаться на пиру, где ее самой не будет и где половина гостей его не радовали. В довесок, и предлагать этого не следовало вовсе, просто потому что существовал риск, что Ригинлейв с сыном вернутся к какой-нибудь масштабной драке. Первой в жизни Сигмара, но пожалуй, ему для первого дня жизни итак уже хватит впечатлений и знакомств.

- Жрец сказал, что уже можно вернуться с ребенком в наши покои, что их защитили и подготовили должным образом, так что… - она не продолжает. Большинство считали, что рожать в одних покоях, а жить с новорожденным после – в других, это лишь глупое суеверие, потому что подменышей в Ругаланне не было уже три-четыре десятилетия точно. Говорили, что это следствие работы жрецов, которые каким-то образом договорились с духами о том, что тем будут приносить бескровные жертвы, а взамен все дети будут спокойно спать в своих колыбелях. Но для Ригинлейв одна мысль о том, что кто-то, даже в рамках суеверия, может украсть их ребенка, была губительна, тяжела и чрезвычайно болезненна. Ведь она помнила о пророчестве настоящего похищения, и не хотела даже минимально рисковать.

- А когда Сигмар переедет в детскую, которую я для него спланировала? – Асхильд, конечно же, вовсе не хотела задеть струны души, что тревожили княгиню, потому что она ни о чем таком и не знала вовсе, но Ригинлейв все равно помрачнела, потому что и думать о таком не могла. Выпустить сына из рук для нее было непредпочтительным вариантом, а уж говорить о том, чтобы он сутками находился вне поля зрения, вообще было нечего. И подобные предложения портили Ригинлейв настроение и заставляли ее раздражаться, хотя племянница, конечно, ничем подобного не заслужила.

- Когда я сочту нужным, - сухо ответила она, хотя доселе активно поощряла девочку в ее проекте детской, нашла нужных мастеров, ходила с племянницей на торг выбирать игрушки и украшения. Неудивительно, что Асхильд осталась стоять растерянной, когда Ригинлейв вместо пояснения ответа, решительно двинулась в сторону коридора, а затем и лестницы, что вела на жилой этаж.

Кормилицы уже ждали возле покоев. А покои были чисты, приятно выглядели, приятно пахли. На столе красовался огромный букет полевых цветов и красивая шкатулка. Записка гласила, что Ригинлейв поздравляют жрецы острова Туманов. Оно и неудивительно, ведь полевые цветы в мае в Ругаланне еще не росли, и вырастить их без магии не представлялось возможным. Жрецы же писали, что покои полностью безопасны и пригодны к нахождению новорожденного и роженицы, как, впрочем, и детская юного принца, которую можно будет использовать сразу же, как младенец начнет утомлять новоявленную мать, которой лязг мечей привычнее детского плача. Конечно, беззлобная шутка тоже вызвала раздражение, но выместить его было уже не на ком. И передав ребенка в руки кормилицы, Ригинлейв села в кресло неподалеку, выдохнула и плеснула себе немного вина.

- Наверное, сегодня Сигмару следует отдохнуть от всеобщего внимания, а завтра я жажду узнать причины, по которым Халбранд и Ормар еще не преклонили колени перед наследником, а после – показать его людям в городе и в лагере. Совсем недолго. Не хочу, чтобы пошли дурацкие кривотолки о том, что я мертва или о том, что младенец не выжил, - и дело было не только в том, что такую чушь мог болтать Лейринг. Просто людская молва была весьма отзывчивой на неискусную и глупую ложь, а наследника в Ругаланне терпеливо ждали очень уж долгие годы, едва ли не с первых лет первого же брака Ригинлейв с ублюдком. Люди заслуживали быть вознагражденными знанием того, что наследник есть, он жив, здоров и станет их королем в будущем.

- А в пятницу, в день Фригг, назначим церемонию представления Сигмара Богам и предкам, и его наречения перед ними. Пусть и мир Богов, и мир героев узнает об имени, которое ты дал сыну, - она улыбается, вспоминая визит родственников на Самайн, улыбается без тени страха и сомнения. То была великая ночь, которую сложно было переоценить, - Уверена, твои отец и мать будут рады узреть твоего сына и дать ему свое благословение, - глупая ревнивая мысль кольнула куда-то в сердце, когда про себя Ригинлейв подумала, что, возможно, Эйдис, которой тоже доведется это увидеть, будет не так уж рада, но княгиня тотчас же приглушила ее глотком вина, хотя бы потому что это было глупо, - Да и Горм тоже будет рад. Но для церемонии нужно будет выбрать трех поверенных, из мужчин и женщин, они будут защитниками Сигмара, возможно, его учителями и наставниками, а равно заступниками до самого дня Рагнарека. У тебя есть идеи?

Подпись автора

Вигмар оказался прав, и едва Сигмара на руки взяла кормилица, он затих. Не иначе, как и впрямь успел проголодаться за то время, что они собирались на пир и провели на нем. Наверно, это было хорошим знаком. Ребенок, который хорошо ест и крепко спит, уж точно был здоровым, и ему ничего не угрожало. И как мать, Ригинлейв должна была этому радоваться, но она, как мать, никак не могла обрести покоя. Как если бы они с Вигмаром вдруг поменялись местами. Ведь до ее родов он тревожился за нее и за ребенка, несмотря на все свидетельства того, что с ними обоими все будет хорошо, а теперь она сама никак не могла унять свои страхи и убедиться в том, что Сигмар здесь и никуда не денется, ведь все взгляды во дворце нацелены только на него одного, и вряд ли кому-то удастся не то, что вынести его из замка незамеченным, но даже переместить из одного угла комнаты в другой. К чести мужа, он не высмеивал страхов жены, не смотрел на них свысока, утверждая, что она как деревенская девка поверила предсказаниям какой-то ведьмы. До сих пор Ауд ни в чем не ошиблась, и Ригинлейв хотела сделать все, чтобы очередное ее предсказание не сбылось, а оказалось просто глупой местью за то, что княгиня не согласилась с ее доводами в отношении мужчин, а кроме того, вообще вышла за Вигмара замуж, хотя Ауд указывала на него, как на вариант нежелательный. И наверное, эту ее ошибку можно было воспринять в качестве просчета, вот только это не было предсказанием. Это было лишь ее мнением, которое отчего-то всем мужчинам приписывало не самые лестные качества, награждая ими даже самых достойных. Даже того, кого Ригинлейв любила всем своим сердцем, и день ото дня лишь сильнее.

- Я не сомневаюсь в их верности, Вигмар, - женщина коротко улыбается, делая еще глоток вина из кубка, - И именно поэтому я хочу, чтобы они были здесь, - потому что чем больше верных людей окажется рядом с Сигмаром, тем меньше вероятности, что его украдут. А если этого чертового пророчества нельзя было избежать, то по крайней мере можно было надеяться, что сына им удастся вернуть. А для этого все хэрсиры должны быть готовы со своими хирдами. Потому что им придется обыскать всю Аркону, а может быть, и вырезать половину. Любой, кто сейчас думал о том, чтобы забрать у Ригинлейв и Вигмара их ребенка, был виновен в преступлении, наказание за которое было всего одно – смерть, - Чем больше верных людей среди нас, тем больше вероятности, что нам удастся если не уберечь Сигмара, то хотя бы вернуть его назад, - она не меняется в лице, и только в глазах сквозит обреченность, боль от которой отдавалась в сердце и вставала комом в горле. Разве те, кто собирался разлучить ее с сыном, не понимали, насколько это жестоко, несправедливо и бесчестно? Разве не заслуживали они за это не только самого жестокого осуждения, но и самой жестокой расплаты?

Они не успевают продолжить разговор, потому что в нем неожиданно принимает участие Асхильд, а следом раздается стук и заходит мать. Направляется она, правда, не к Ригинлейв и Вигмару, а к внуку, о чем-то расспрашивая его кормилицу, ласково касаясь головки Сигмара пальцами. Племянница же, между тем, со всей детской непосредственностью практически потребовала украсить кроватку кузена погремушками и игрушками, которые непременно ему понадобятся. И Ригинлейв, конечно же, вовсе не была против ее трогательной заботы. Напротив, желая установить между детьми добрые взаимоотношения, даже если разница в возрасте между ними была огромной, она всячески поощряла любой интерес племянников к Сигмару и намеревалась делать так дальше. А кроме того, она любила этих детей, заботилась о них и вовсе не хотела обижать ни в чем. Так что даже если с принесенными игрушками и погремушками будет перебор, это ничего страшного. Сигмару они уж точно не навредят.

- Майские воды достаточно спокойны для любых кораблей, а даже если бы нет, то ты абсолютно прав в том, что дары на Фенсалир доставить нужно, как можно скорее, - потому что хотя Ригинлейв не доводилось бывать ни на чьих родах – не по отигнир и ярлу это занятие – даже она понимала, что львиную долю ее хорошего самочувствия составляет последствие амулета, который подарила Фригг. Не говоря уже о том, что об удивительно легких родах княгини говорили даже жрецы, - Ее благословение и ее помощь были неоценимы. Не знаю, смогла ли бы я дать жизнь Сигмару так легко, если бы не ее помощь, - пусть они о ней и не просили, и пусть Мать Асов решила дать ее самостоятельно, потому что благоволила их ребенку. Как, кажется, благоволили и все Боги. Недаром ведь Сигмар родился первого мая, в Белтайн.

Спорить с Вигмаром о тех, кто станет защитником Сигмара, конечно же, не хотелось. Да и вообще Ригинлейв полагала, что следует дать мужу выбрать их всех, потому что таково было его отцовское право, а равно таковы были желания самой княгини, считавшей, что раз уж сын носит ее фамилию и будет наследовать ее титул, все прочее у него должно быть от отца и по его воле. И Боги свидетели, так бы оно и было, если бы не одно значительное «но», которое перекрывало все благородные порывы души королевы.

Модольв.

МОДОЛЬВ.

МО-ДОЛЬВ

Ригинлейв показалось, что мурашки пробежались по ее телу, едва она услышала это имя. Не возмутиться сразу самообладания очень даже хватило, но не закатить глаза – нет. Потому что это было выше ее сил. И потому что это человека нельзя было подпускать ни к какому ребенку, если только ты не собирался вырастить из него бродягу, нищего, алкоголика и распутника в одном лице, который, к тому же, разговаривал исключительно нецензурной бранью, а предназначение короны видел только в том, чтобы переплавить ее в золотые монеты. Вот уж действительно лучший воспитатель для будущего короля, ничего не скажешь.

- О Боги, он послан мне в наказание за все плохие мои деяния, и Асы не могли быть ко мне более жестокими, - бормочет Ригинлейв себе под нос, шумно выдыхая, потому что ничего больше ей не остается, - Он никогда в жизни Сигмара не подойдет к нему с мечом, а престарелой глухой крестьянке с Морозного острова я доверю воспитание нашего сына в случае нашей смерти куда более охотно, чем Модольву, - к счастью, это им не понадобится, потому что у ребенка будет регентский совет, в который не пускают никаких оборванцев, - Хорошо, пусть будет этот твой Модольв, - она поднимает руки вверх и снова закатывает глаза, давая понять, что не хочет иметь с этим ничего общего, - Но Хельга не может быть его защитницей, она не была рождена в нашей вере, - хотя знание канонов этой веры демонстрировала лучше, чем многие из тех, кто в ней рождены все-таки были, - Так что вторым будет Ормар, - заключает королева, на деле, желая не столько найти Сигмару защитника, сколько этим обязательством обезопасить его. Ведь Ормар был наиболее явным претендентом на престол, если бы у Ригинлейв не было наследников. И он бы мог, пожалуй, в иных обстоятельствах этим воспользоваться. Например, в горе от потери любимой кузины. Создавая же между ними связь не человеческую, а божественную, Ригинлейв налагала на него дополнительную ответственность. И связывала ему руки, разумеется.

- Сигмар крепок, здоров, хорошо ест, а умение вопить на весь замок у него от его матери, - Рангрид подходит к ним с младенцем на руках, пока Сигмар глазеет на бабушку, даже не думая кричать на ее руках. И это было удивительное качество Рангрид. Она прекрасно справлялась даже с самыми непростыми детьми, - Ригинлейв в детстве верещала так, что Горм прибегал с дальнего двора, - объясняет она Вигмару, смеясь и поправляя одеяльце на ребенка так, чтобы ему было лучше видно окружающих, хотя младенец все еще занят разглядыванием бабушки, - Но этот ребенок, конечно, особенный. Так легко родился и в такой священный день, Белтайн, его и впрямь отметили Боги. И они будут за ним присматривать. Не тревожься о нем, - обращаясь уже к дочери, не то велит, не то просит мать.

Подпись автора

Вообще-то Ригинлейв совершенно не помогали разговоры о том, что Сигмар находится под защитой Богов и непременно будет в полном порядке, что ему никто не навредит и никто не посмеет его и пальцем тронуть. Потому что все эти разговоры были свидетельством лишь одного: беспечной глупости тех, кто об этом говорил, тех, кто был настолько очарован рождением наследника, что полагал, будто бы он теперь уже никуда и не денется. И признаться, если бы не предупреждение Ауд, то Ригинлейв и сама бы так думала, радуясь рождению сына и кроме этой радости, не чувствуя вообще ничего, ведь в сути своей, она исполнила свой священный долг, который должен был даровать Ругаланну годы процветания, стабильности и развития: она родила наследника, мальчика, здорового и крепкого, да еще и привела его в мир в священный майский день, так что если кто-то отличался повышенной религиозностью и склонностью к фатализму, то даже он должен был увидеть в этом знак божественного провидения и одобрения. Вот только, что толку было от всего этого, если Сигмара все равно похитят? Какой смысл все это имело, если его не удастся вернуть? Казалось бы, предупреждение Ауд было лишь предупреждением, а значит, будучи предупрежденными, они могли предотвратить его похищение. Вот только для этого им нужно было быть очень осторожными, очень внимательными и очень собранными. А никто здесь ничем подобным не отличался, чем сводил Ригинлейв с ума, заставляя ее ощущать себя одинокой в борьбе, которая из-за пророчества во многом казалась ей уже проигранной.

- Какая разница, кем он станет, если он станет им без нас? – посмотрев внимательно на мужа, спросила Ригинлейв и покачала головой. Он ей, конечно, не верил. Не верил в предсказание Ауд и считал все это глупыми сказками и выдумками. Но это не были ни сказки, ни выдумки. Все, что говорила Ауд до сих пор, сбылось, у Ригинлейв не было причин для того, чтобы сомневаться в том, что и это предсказание сбудется. Но говорить об этом не имело смысла. Кюна знала, что Вигмара ей не переубедить и что мирится он с ее тревогами только из любви к ней, а не потому что полагает, что предсказания Ауд хоть на сколько-нибудь правдивы. Так что, стоит подойти Рангрид, княгиня замолкает, но лишь с тем, чтобы тяжело вздохнуть. Еще один человек, который говорил, что тревожиться нет никакой нужды, только раздражал, а не добавлял уверенности в завтрашнем дне. Ригинлейв, конечно, знала, что ей не стоит сердиться на мать и мужа, но ничего не могла с собой поделать, как ни старалась.

- Да, так и поступим. Отправим дары, а после отправимся в город и в лагерь, - кивает Ригинлейв на сына, встречаясь с озабоченным поначалу взглядом матери, но затем и она одобряет эту идею – показаться горожанам и всем гостям, что приехали со всех уголков Ругаланна. Кому, как ни Рангрид было знать, насколько важно, порой, было мнение народа, который теперь будет отчетливо знать, что княгиня здорова после родов, что коронация прошла успешно и что наследник родился, жив и мальчик. Она и прежде соблюдала обычаи неукоснительно, а уж теперь, когда речь шла о благе, спокойствии и мирном правлении дочери, и вовсе сохраняла безоговорочную лояльность любого рода идеям, которые могли Ригинлейв поддержать.

- Не забудьте надеть короны и лучше возьмите в свите Огнедара, чтобы все видели, что он признал свободу Ругаланна и наличие у него своей королевы и своего короля, - советует Рангрид, улыбаясь Сигмару, который по-младенчески крепко держал ее за мизинец, хмурился и смотрел на нее своими синими глазами, даже не думая хныкать или сразу же засыпать. Напротив, все его внимание было сосредоточено на красивом и добром лице бабушки, которую он, вероятно, видеть будет чаще родителей, ведь мать от внука уже была в полном восторге, а в довесок сама она не правила и не испытывала перманентное желание уехать из Хольмгарда и найти себе каких-нибудь неприятностей на известную точку.

- Ну вот, нашему сыну уже кто-то понравился больше нас, - шутит Ригинлейв, глядя на мать и сына, вообще-то, конечно, ничего не имея против. Она знала, что Рангрид обожала детей, легко находила с ними общий язык, искренне о них заботилась, а значит, и Сигмару будет с нею хорошо. Если только они сумеют его сохранить. А если не сумеют… Что ж, это к лучшему, что заботы о нем на себя взяла мать, потому что сама Ригинлейв, как бы кощунственно это ни звучало, просто не хотела и боялась привязываться, зная, какой болью отдастся в сердце потеря сына.

Асхильд же никаких опасений не испытывала, кажется, была в восторге от рождения кузена и вела себя сообразно. Притащила целую кучу детских игрушек и каких-то странных вещей, чтобы защитить Сигмара и от злого глаза, и от плохих снов, и даже от скуки. И от ее стараний щемило в груди. Потому что если Сигмара все-таки похитят, она тоже лишится немного большего, чем просто младенца, которого не успела узнать. Она лишится итогов всех вложенных в него стараний, а это, несомненно, станет для ребенка очень горьким разочарованием. Но не могла же Ригинлейв сказать племяннице «не стоит стараться – его все равно похитят»?

- Ты что, сам вырезал погремушки? – удивилась почему-то княгиня. Наверное, потому что никогда не видела мужа за такой работой, и теперь это казалось необычным, - Какие красивые, - она протягивает руку к лошадке с круглыми мелкими отверстиями, внутри которой бултыхались обточенные разноцветные камушки, и выглядела эта игрушка, как произведение искусства, а вовсе не как игрушка. Солнце из янтаря на свету и вовсе смотрелось, как настоящее. И луна, отлитая из серебра, с вкраплением мелких прозрачных камушков, была ему в пару, хотя и сделана, по всей видимости, не рукой Вигмара, - Почему ты раньше не говорил, что так умеешь? Удивительно. Конечно, мы повесим их над колыбелью Сигмара. А пару положим ему в кроватку, уверена, ему понравится, - она улыбается, на какие-то минуты даже забывая о своих страхах и тревогах в отношении сына. И пока Асхильд радостно занимается колыбелью Сигмара, дверь снова раскрывается. И на этот раз на пороге появляется Ормар. Очень кстати. Потому что княгиня им довольна не особенно, что она и дает ему понять одним своим взглядом.

- Ну что?! – сразу же вскидывается Ормар, еще не успев дойти до княгини, - Не я закрыл свою жену в темнице и довел мою младшую дочь до нервного срыва из-за отсутствия матери в ее жизни, - он разводит руками и усмехается, - Я бы вообще так не сделал. Я бы ее сразу казнил за покушение на моих наследников, - о том, что его младшие ведут себя все еще, как волчата, оторванные от матери, они оба молчат. С этим нужно было что-то делать, особенно с младшей, которая усыхала на глазах. Даже поесть уговорить ее можно было очень редко, и няньки едва не вешались от этих детей. Оставалось надеяться, что отец сможет все исправить.

- Так вот, значит, как выглядит мой новый князь, - хохотнул кузен и подошел поиграться с Сигмаром, который, глядя на своего дядю, нахмурился и насупился сильнее прежнего, видно, думая захныкать, - Ну, это у него явно от тебя, - смеется Ормар, а затем с позволения Рангрид берет ребенка на руки, - Сигмар, значит. Никаких родовых имен Хорфагеров. Большая честь, - серьезно говорит он, глянув на Вигмара, подразумевая, видимо, что имя из рода Соларстейнов, да ребенку кюны, это больше, чем позволили бы иному мужчине.

- Будешь его защитником, - не спрашивает, констатирует женщина, отлично зная, что варианта «не согласиться» у Ормара все равно нет. И тот не пытается делать вид, что дело обстоит как-то иначе.

- Буду, - кивает он, разглядывая ребенка и покачивая его, чтобы тот не вздумал расхныкаться. И по тому, как кузен это делает, ясно, что опыт отцовства у него наличествует достаточный, - Не вам же доверять его безопасность, воспитание и умение быть достойным человеком и будущим конунгом, честное слово, - хмыкает мужчина, расхаживая из стороны в сторону по комнате, - Когда церемония? Хочу успеть проведать свой удел и отвезти туда Бьорна и Инги, подальше от этой дикой твари.

Подпись автора

Обилие социальных связей Сигмара с первого его дня на земле Ригинлейв ничуть не смущало. Даже напротив, большое количество друзей и родственников обещало ему добрую и благополучную судьбу, полную любви, дружбы и надёжного тыла. Во многом, конечно, от них с Вигмаром зависело, как установятся эти связи и кто будет стоять за спиной Сигмара, когда он станет королем, но многое определит, конечно же, и родство тоже. И одно то, что за четверть часа в этих покоях собралось изрядное количество людей, которые хотели подержать принца на руках, побаюкать его, поиграть с ним и посюсюкать, уже говорило в его пользу и в пользу его благополучного будущего. А Сигмар словно понимал суть происходящего и не капризничал, не хныкал и не спешил немедленно заснуть, радуя присутствующих своими первыми взглядами, звуками и смешными попытками за что-то ухватиться и привлечь внимание окружающих. Даже Ормар, казалось, максимально далёкий от того, чтобы быть очарованным младенцем дядей, вёл себя с младенцем с предельной осторожностью и даже нежностью, боясь навредить, даже если и ненамеренно. Да, сын казался удивительно хрупким созданием, близким все больше к эльфам, чем к людям. Ригинлейв не могла отделаться от этого ощущения. И чувство щемящей тоски от осознания, что она не сможет его, такого маленького и беззащитного, спасти от чьей-то чужой воли, время от времени разрывало сердце.

- Что ж, это и не плохо вовсе, - улыбнулась мужу Ригинлейв, - Добрые друзья и любящие родственники - неплохой задел на будущее, не так ли? - если это будущее у него вообще будет. Если он останется их сыном. Если не сгинет в лапах южан, отлученный от своей семьи и всех, кто его любит и кто им дорожит.

- Кстати, об этом. Не против, если Бьорн и Инги зайдут к вам вечером, перед отъездом? Тоже хотят познакомиться с Сигмаром, но ярла в тебе видят прежде тетки, - усмехается Ормар, качая младенца, который уже свыкся с новым лицом и теперь не думал хмуриться или плакать. Да, племянники со стороны Ормара воспринимали Ригинлейв почти всегда в исключительно формальном качестве, потому что строгие наставники их этому научили. Да, в них обоих была королевская кровь Хорфагеров, но Хорфагерами они не были, и им не давали об этом забыть, как если бы полагали, что когда-нибудь в них могут вспыхнуть нуемные амбиции, которые заставят их вспомнить о том, что их бабушка была дочерью ярла Асгейра и родной сестрой ярла Горма. С точки зрения Ригинлейв, никакой нужды в этом не было. Она хотела, чтобы племянники были ей в первую очередь племянниками, и приходили знакомиться не со своим будущим ярлом, а со своим кузеном. Не было никакой нужды в этом препятствовать, как не было никакой нужды и напоминать все время о дистанции, которая лежала между Ригинлейв и её подданными, даже если они были родней.

- Глупый вопрос, - осуждающе произнесла княгиня, - Конечно, не против. Пусть приходят и играют, сколько захотят. И перестанут стесняться и отказываться от моих подарков и моего общества. Они - часть семьи, а ты их уже задергал, - вряд ли, конечно, именно сам Ормар, но он точно мог это изменить. И княгиня хотела, чтобы он так и сделал. В конце концов, по всей видимости, замечание кузена о том, что в будущем Асбьорн станет его зятем, вовсе не казалось никому здесь пустым. А значит, они станут родственниками дважды. И хорошо бы Инги не чувствовать себя в этом браке чего-то недостойной лишь потому что у Асбьорна отношения с тёткой сложились куда как лучше.

- Уверена, лошадка будет, что надо. У тебя талант, - она улыбнулась, хотя сердце снова больно кольнула мысль "может быть, пригодится кому-то другому из наших детей". И мысль эта Ригинлейв даже рассердила. Почему, черт побери, другому? Почему она не думает о том, как защитить Сигмара и разрушить до основания это проклятое пророчество?! В мгновение ока захотелось взять и прогнать всех, с тем, чтобы обдумать план. Но усилие воли напомнило, что здесь были не рядовые хирдманы или даже хэрсиры, а семья. И с семьёй таким образом не поступают.

Что же до жены Ормара, то её семьёй Ригинлейв никогда не считала. И вообще-то полагала, что её и впрямь лучше казнить. И даже не отрубить голову, а сжечь на костре, как богопротивную ведьму в самом худшем смысле этого слова. Если бы королева сама не замечала, что младшим племянникам становится хуже день ото дня, стоит лишить их матери, она бы так и поступила. Но нет, связь их с этой женщиной была так сильна, что казалась неестественной. Дети ведь, в сути своей, очень недолгий период нуждались в матери безоговорочно и всецело, безотрывно и всеобъемлюще. Особенно мальчики. С течением времени у них начинали появляться новые друзья, новые интересы, новые устремления, а роль матери становилась все меньше и меньше. Но в случае с детьми Ормара ничего не менялось с годами. И четырехгодовалая Мьелль, и семилетний Снэульв буквально чахли без матери, увядали на глазах, как сорванные цветы. А когда их забирали от неё из темницы, они покусали прислугу так, что не будь подле жрецов, могли бы и умереть от кровопотери. Были ли это вообще человеческие дети?

А вот Сигмар был вполне себе человеческим ребёнком. И судя по всему, очень любознательным, потому что тотчас же схватился за игрушку, созданную его отцом, и стал разглядывать и пытаться вращать ее, находя это занятие ничуть не менее интересным, чем разглядывание чужих лиц и знакомство с родственниками. Изобретение кузины явно пришлось ему по вкусу тоже, потому что игрушки на верёвочке привлекли внимание хоть и немного позднее, а все так же сильно. И казалось, что Сигмар, видя их, пытался дотянуться ручкой до чего-нибудь, но пока ещё строго ограниченные физические способности, мешали ему это сделать, так что Асхильд, смилостивившись над кузеном, опустила верёвочку пониже, чтобы он хвататься и других игрушек, не то удивлённо, не то недоуменно замирая, когда слышал постукивание погремушек.

- Я думаю, ему очень понравилось, Асхильд, - улыбнулась племяннице Ригинлейв, на мгновение заглянув в колыбель. Сын и впрямь был очень спокоен и казался любопытным и заинтересованным, если такие эпитеты были применимы к детям одним днем возраста. Но то, что он не плакал и не хныкал, уже было хорошим знаком. А в довесок, таким поведением он радовал кузину, так что никаких причин для тревог у них, судя по всему, и не было вовсе. Если не считать все ту же жену Ормара, конечно.

- Твою чокнутую жену нужно спалить на костре, Ормар. И может быть, эти твои странные младшие дети станут нормальными, - или последуют за матерью, что тоже было не слишком-то большой потерей, потому что они все равно были какими-то деффективными, а у Ормара были старшие дети, совершенно нормальные, и могли быть еще, женись он снова.

- Не знал бы, что ты по уши влюблена в этого своего янтарного хэрсира, решил бы, что ты ревнуешь, кузина, - сузив глаза и довольно ухмыльнувшись, Ормар потёр бороду и упал в кресло, тотчас же налив себе вина, - Это все равно мои дети, понимаешь? Не могу я просто рискнуть их жизнями, даже если они странные. Хотя не буду врать, я уже думал о том, что рассказы о дикой крови их матери - вовсе не слух и глупость, а правда. И в таком случае, милосерднее всего было бы отпустить их всех в те леса, откуда я её забрал, и пусть себе живут, никого не трогая, - он вздыхает, понимая, что в таком случае и это его "никого не трогая" станет условностью, потому что в тех лесах, где он нашёл жену, даже дичь не водилась.

- О Боги, Ормар, да твоя жена просто чокнулась после того, как весь их род перебили на её глазах, а её саму многократно изнасиловали, - любая женщина могла бы сойти с ума от такого, и за то, что этой довелось пережить подобное, княгиня чувствовала свою вину. За то, что не остановила ублюдка раньше и за то, что не смогла защитить сотни таких же женщин от злой воли Беловодских выродков, - Если хочешь воспитать нормальных детей, просто отбери их у матери и возьми с собой в Альбион. С тобой они ведут себя нормально, а там, может быть, увлекутся чем-то, начнут есть, пить и забудут об этой дикарке, как о страшном сне, - Ригинлейв смотрит на мужа, ища у него поддержки, хотя вряд ли тут мог быть один большой универсальный рецепт, как стоит себя вести.

- Помолчите оба, - обрывает их Рангрид, задумчиво потерев виски, - Здесь половина жрецов острова Туманов. Просто дайте осмотреть детей и их мать им. И если на них какая-то злая магия или что-то и впрямь не так с их кровью, с их принадлежностью к её роду, то они или скажут, что с этим делать, или подтвердят, что все безнадежно. Отбирать у детей мать и убивать самих детей из-за страха - это гнусно и неправильно. И ты, Ригинлейв, как мать, должна понимать это, - Рангрид осуждающе смотрит на дочь, затем не менее осуждающе на Ормара, а затем подходит к колыбели и садится рядом наблюдая за играющимся внуком.

- Ладно, я переведу её в гостевые покои в южной башне. Оттуда хотя бы сбежать не сможет - прыгать уж больно высоко. Если, конечно, она у тебя не лазает по стенам, - усмехается королева и берет мужа за руку, отчего-то чувствуя лишь больше тревоги от всех этих разговоров. Как если бы они не решали имеющиеся проблемы, а прямо сейчас создавали себе новые.

- А я поговорю со жрецами, а пока... - он нащупывает, что-то под своим камзолом, а затем достаёт свёрток из бархатной ткани, протягивая его кузине, - С рождением сына тебя, Ригинлейв, - он коротко усмехается и поднимается на ноги, видимо, не собираясь здесь задерживаться. А стоит княгине развернуть подарок, как она видит кольцо с большим сапфиром в традиционной для Хорфагеров огранке из белого золота и серьги в комплект.

- Это же "Лучи жизни", - выдыхает Ригинлейв, тоже поднимаясь на ноги, - Этот комплект получает старшая дочь от своей матери в день рождения первого ребенка. Твоя мать получила от нашей бабки, а дочерей у неё не было, и они остались у тебя. Ты должен был подарить их своей жене. Это волшебные артефакты, все знают, что они исцеляют даже рожениц при смерти, изгоняя жар из тела и восполняя кровопотерю. Я не могу это принять, да и нужды нет. Я здорова. Подари Инги, когда она выйдет замуж и родит своего первого ребенка, - качает головой княгиня, признавая, что украшения были очень красивы, но вместе с тем и что права на них она не имела ровным счётом никакого.

- Сама подаришь их Инги. А я хочу подарить тебе, - обрывает серьёзно Ормар, но затем тотчас же в своей привычной манере добавляет, - Считай это заботой о нашем ярле и её здоровье. Просто не хочу видеть Соларстейна в регентах, пока Сигмар не вырастет, - хохочет он, направляясь к двери, - Поговорю с Эйнаром, а затем скажу Инги и Бьорну, что они могут зайти перед отъездом. Не скучайте тут без меня. Я намерен весь день посвятить прехорошеньким придворным дамам, а завтра искать того, кто скует вашему сыну первый Мьелльнир до пятницы, да ещё и из чистого железа.

И это было очень кстати.
Ведь все знали, что чистое железо прогоняет зло.

Подпись автора