С тем, что Сигмару ничего не угрожало и угрожать не могло, Ригинлейв, конечно, согласна не была. И вряд ли будет до тех самых пор, пока он не вырастет настолько, что покушение его будет чревато тем, что он попросту проткнет потенциального похитителя мечом, а затем продолжит заниматься своими делами. Но говорить об этом вслух мужу не стоило. Хотя бы потому что лишать его покоя после последних пары недель, которые он каждую секунду был в тревоге, что Ригинлейв и их сын умрут, было жестоко. А княгиня не хотела быть жестокой к тому, кого любила больше всех на свете. Впрочем, вряд ли, конечно, Вигмар мог не заметить ее тревог, ведь одно только поведение женщины говорило за нее достаточно и недвусмысленно объясняло все, чего она боялась. Думать об этом можно было все, что угодно, ей было совершенно все равно. Главное – безопасность Сигмара. А он был в безопасности, когда находился рядом с родителями, и когда не существовало вероятности, что какая-нибудь колдовская тварь подберется к нему и заберет куда-нибудь на юг. Наверное, с точки зрения этих тревог, имело смысл не замалчивать угрозу, не мириться с ее существованием молча, терзая собственную душу, а напротив, рассказать о предсказании Ауд всем. Рассказать, чтобы каждый в Ругаланне был настороже, сообщал обо всем подозрительном и делал все возможное, чтобы Сигмар не пропал. Неважно, кто и что об этом подумает. Важно, что сын будет под защитой и никуда не исчезнет. Но начать можно было с малого. И поведать о своих страхах самым близким. Если они будут предупреждены, это уже что-то. А может быть, и намного больше, чем можно было себе представить. Ведь даже если они ей не поверят, все равно постараются быть внимательными и настороженными. И это может спасти Сигмару если не жизнь, то хотя бы его право расти рядом с родителями и теми, кто его любит.

- У нас всегда будут причины беспокоиться за него, - тихо сказала княгиня, прижавшись к мужу в объятиях, - И я хочу, чтобы о главной нашей тревоге было известно самым близким нашим людям. Я хочу рассказать обо всем матери, племянникам, Ормару, Халбранду, Хельге, Биргитте и Юлии. Если они будут знать, какая опасность грозит нашему сыну, они будут внимательнее ко всему. А когда все гости разъедутся, мы расскажем и остальным. Чтобы если кто угодно заметит что угодно подозрительное при дворе, они сразу же доложили нам. Не знаю… - она вздыхает и качает головой, - Не знаю, можно ли преодолеть силу пророчества, но если можно, то я хочу хотя бы попытаться. Ради нашего сына и ради Ругаланна, - впрочем, в сложившейся ситуации, это было, пожалуй, одно и то же.

- Давай, поедем на хутор, - соглашается женщина, целуя мужа в щеку, - Эльфы наверняка захотят познакомиться с Сигмаром, - и почему-то Ригинлейв была уверена, что уж они-то точно не станут его похищать и ему вредить. Они хоть и были, порой, невыносимы, все-таки не действовали намеренно во вред. Да и зачем им был ребенок, ради которого в их мир явится разъяренная его мать с тем, чтобы уничтожать всех, кто был причастен к похищению? Более того, до сих пор эльфы только помогали им, и не было оснований думать, что с рождением ребенка, что-то принципиально изменится.

- Надо будет сообщить ульвхеднарам, потому что выехать из города незамеченными нам удастся только если мы пересечем озеро на лодке, - если их заметят, то никакого отдыха на хуторе не выйдет вовсе, потому что им не дадут покоя ни на единое мгновение, будут преследовать, славить и восторгаться, что никак не поспособствует возможности побыть наедине, порадовать детей и засыпать, зная, что здесь Сигмару ничего не угрожает, потому что никого постороннего в доме нет даже близко, а значит, и украсть ребенка попросту некому. И кто знает, может быть, из милосердия к себе и к супругу, Ригинлейв позволит нянькам и кормилицам остаться с Сигмаром в отдельной комнате, чтобы не тревожить их с мужем сон, ведь на хуторе комнаты не были такими огромными, как покои в замке, а значит, плач ребенка определенно сделает их ночи бессонными.

- И да, провести сегодняшний вечер без визитов и выходов к гостям – хорошая идея. Я отчего-то чувствую себя уставшей больше, чем после того, как родила сына, - она и впрямь устало улыбается, раздает приказы, и даже успевает принять ванну перед подачей ужина, конечно, прежде осведомившись, где был ее сын и пообедал ли он, как собирались обедать его родители.

Идея поехать на хутор привела детей в истовый восторг. Асбьорн все порывался предложить взять Инги с собой, но вскоре выяснилось, что та поехала с отцом за молотом для Сигмара и вернуться до отбытия вряд ли успеет. Племянник, было, покуксился и заявил, что не поедет тоже, но потом под взглядом сестры оставил своей подруге записку и стал собираться. Кто бы мог подумать, что на пути у них встанет не непогода и не то, что людей прибыло еще столько, что они теперь были и за озером тоже, а Рангрид, заявившая, что это все полнейший вздор и нельзя вести ребенка двух дней от рождения на хутор к волшебным существам. Да и вообще нечего таскать его с собой повсюду. Дети в таком возрасте должны пребывать в тишине и покое, есть, спать, изредка глазеть по сторонам, познавая мир, а не бултыхаться, как поклажа в седельной сумке. Так что Вигмар с Ригинлейв могут отправляться, куда захотят, а ребенок останется в Хольмгарде.

Пришлось вместо спора с матерью собрать всю родню и все-таки рассказать им о сути происходящего и о тревогах Ригинлейв. Для этих целей пришлось приказать привести и Халбранда, и отыскать в городе Ормара с Бьорном и Инги, и пригласить Хельгу. Дети, как водится, были поначалу чрезвычайно удивлены, затем – напуганы, затем – мнения разделились. Асхильд с воинственным видом достала кинжал и заявила, что будет защищать кузена всеми доступными способами, в чем ее деятельно, но молчаливо поддержала Инги, многозначительно поправив лук на плече. Асбьорн же был заметно встревожен, хмур и глядел на тетку, сведя брови к переносице, - Может быть, стоит на время увести его в Ростунгхейм? И вам всем уехать туда тоже? – предложил он очень серьезно, - Обещаю, что в нашем уделе ничто не будет угрожать ни королеве, ни принцу, - и тот факт, что он снова говорил, как хэрсир, а не как племянник, заставил Ригинлейв вздохнуть. Бьорн же, напротив, оказался спокоен и собран, а затем выдал свои соображения, - Если нам неизвестно, кто его похитит, то и защититься от этого похищения будет трудно, но я слышал… - он прокашливается в кулак, видно, не гордясь тем, что собирает бабьи байки, - Я слышал, что некоторых людей, в том числе детей, которые очень сильно болеют, символически предают смерти, проводят через обряд поминовения, а затем «возвращают его в мир живых» и нарекают новым именем… Что, если нам сделать, что-то подобное для Сигмара? Не предать его смерти, даже символической, но исполнить пророчество, пока оно само не исполнилось. Имитировать похищение, затем возвращение, а затем даровать ему новое имя и наречь им на обряде в день Фригг? – все вокруг выглядят растерянными предложением мальчишки, даже Ормар поначалу не знает, что сказать, но как ни странно, идею поддерживают сразу двое взрослых – Рангрид и Биргитта.

- Это может сработать, - веско говорит последняя, качая дремлющего Сигмара на руках, - Не надо давать ему нового имени. Пусть обманываются давно известным. А мы дадим ему другое, тайное, известное только нам… - предлагает женщина, глянув на Рангрид, а затем на Ригинлейв, словно ожидая от них поддержки. И в Рангрид она эту поддержку действительно находит.

- И символическое «похищение» устроить мы тоже можем. Увезем Сигмара в Брускеруд и заявим, что он исчез и был похищен. Это собьет похитителей с толку, - впрочем, если первая часть плана относилась к тому, как отвадить темные силы, дав ребенку тайное имя, то вторая явно была нацелена на похитителей вполне реальных. Странная, наверное, будет ситуация. Хотел украсть ребенка, а его уже украли без тебя, - А когда вернем его, будем именовать его новым именем,- и породят бессчетное множество подозрений в отношении того, что ребенок все-таки не тот, настоящий принц умер, а Ругаланну пытаются впихнуть самозванца. Переиграли сами себя, что называется…

- Вы все здесь бредите, - веско, насмешливо и обстоятельно заявил Ормар, сунув руки в карманы штанов, - Мы что, будем мучить ребенка, устраивать бродячий цирк с именами и переездами с места на место просто потому что чокнутая ведьма с острова Туманов сказала, что его похитят? Вы в своем уме вообще? – и кажется, в словах этих была настоящая, не показная тревога за Сигмара, которому частые переезды, пожалуй, и впрямь были не на пользу, - Хотите защитить племянника, ну так пригласите сюда жрецов, пусть окружат его своей магией, - он кивнул на задумчивого Халбранда, - Его вот с его ульвхеднарами привлеките к круглосуточной охране. Выбирайте кормилиц потщательнее и нянек… - Ормар осуждающе посмотрел на Биргитту, - Повменяемее. И все будет хорошо. Хотя я уверен, что старая сука все это придумала только чтобы напугать Ригинлейв и заставить тащить на остров Туманов побольше даров, чтобы те якобы предотвратили похищение. И знаете что? Я легко вам это докажу. После обряда в храме поплыву на жреческий остров и прирежу эту тварь, - он усмехнулся, а затем и хохотнул, отправив виноградину себе в рот, - Она ведь пророчица хоть куда. Должна же она это предвидеть и не позволить мне.

Подпись автора

Несмотря на то, что вести были далеки от радостный, Ригинлейв все равно испытывала чувство удовлетворения от одного только того, что ее услышали, не подняли на смех и отнеслись к ней всерьез. Чувствовать сейчас поддержку и стремление защитить Сигмара, знать, что она не одна в этом желании – лучшее, что могло бы произойти и произошло с нею за последнее время, полное тревог за сына и за перспективу того, что однажды она придет к нему в детскую, а там никого не окажется. Это было самой худшей перспективой, самым ужасным ее ночным кошмаром, от которого не было спасения. А теперь, разделив свой страх с другими людьми, королева ощущала, как часть его ушла, испарилась, ведь самые близкие ей люди были на ее стороне и желали защитить ее сына ничуть не меньше, чем она сама. Только ради этого стоило им все рассказать. Рассказать и убедиться, что они не считают ее умалишенной и не думают смеяться над ее страхами. Нет, они хотели помочь. И наверное, и значило быть семьей на самом деле.

- Я сейчас тебя самого прирежу, - шипит Ригинлейв прямо в лицо Ормару, отчего тот ухмыляется еще шире, явно давая понять кузине, что не рассматривает всерьез ее угрозу, - Как говорил твой отец, да будет его душа радостна и блага в светлых чертогах Всеотца, «нож в печень – никто не вечен», - и кузен расхохотался в голос, оценивая иронию Ригинлейв по достоинству, но вместе с тем понимая и что она к угрозе относится явно не так беспечно, как он сам, и рассказала все не ради красного словца и не ради того, чтобы повеселить всех присутствующих. Так что сыпать еще выводами в отношении происходящего, он не собирался, хотя по взгляду его кюна отлично поняла главное: своего мнения он не изменил и все еще считал, что Ауд заслуживает того, чтобы быть прирезанной во сне, потому что пугать своими байками высшую ругаланнскую знать – это дело, за которое обычно расплачиваются, в лучшем случае, языком, а нередко так и вообще головой.

Хуже слов Ормара были только слова Вигмара. Не потому что он был жестче в своем мнении, а потому что от него Ригинлейв ожидала больше всего поддержки. Нет, не из-за того, что он ее муж – это не обязывало его во всех вопросах без исключения быть на ее стороне – а из-за того, что он сам слышал это пророчество. Дважды. Знал, в какое огорчение и страх оно привело ее в первый раз. А теперь делал вид, что ничего такого не было и что жена просто поверила в какую-то ерунду, в какой убеждала и всех остальных вокруг. Но это было не так. Он отлично это знал. А вел себя так, точно ничего не слышал и не знал вовсе. И его Ригинлейв не могла пообещать прирезать, да и вообще предпочла промолчать на все его слова, потому что считала, что предпринятых мер недостаточно, но еще потому что она знала, что ее сын будет в безопасности только пока находится рядом с нею, и никто не должен убеждать ее в том, что дело обстоит как-то иначе. Пока жрецы не скажут, что Сигмар вне опасности, пока чертово пророчество не изменится, он должен был быть рядом с нею. А если Вигмар был против… Что ж, он мог отправиться на охоту, на хутор, на Тролий язык, на Мелфьорд в одиночестве.

Предложения, конечно, были одно лучше другого. И это вообще-то очень сильно раздражало. Потому что решать, что делать, все равно было им двоим с мужем, а все эти нелепые предложения, вроде, переназвать Сигмара, только сбивали с толку. Впрочем, на какой-то момент Ригинлейв даже подумала, что это может сработать. Ведь Фригг сказала им, что Сигмунд – тоже хорошее имя. И хотя они думали над ним для своего следующего сына, может быть, Богиня имела в виду именно это? Что им стоит дать Сигмару другое имя, чтобы защитить его? Мысль перебила раздраженная Рангрид, которая явно была настроена защитить внука от чего угодно и в отличие от мужчин, верила в сделанное предсказание. Это правда, у нее для этого были абсолютно все причины. Ведь ей было предсказано, что она станет матерью ярла, затем – что ярла она уже родила, хотя все сыновья ее к тому времени умерли. И жрецы на острове Туманов не ошиблись. Ригинлейв и впрямь стала править Ругалланом. В довесок, мать и остров связывали давние теплые отношения, а в мятеж жрецы поддержали Рангрид и помогали ей многочисленными зельями, которые слали в Брускеруд целыми обозами. Часть из тех, кто пережил мятеж, пережили его, благодаря приложенным жрецами  острова Туманов усилиям. И это для Рангрид было достаточно серьезным аргументом, чтобы сцепиться с любым, кто говорил, что тамошние колдуны были недостаточно хороши.

Ригинлейв задумчиво наблюдала за спором, но молчала. Она должна была сделать все, чтобы обеспечить благополучие Сигмара, а оно теперь напрямую зависело от верности производимых ими действий. Одна ошибка, и сын за нее ответит. А он даже не мог ничего решать сам. И от этого до ужаса страшно было принимать за него решения. Но княгиня поклялась себе, что защитит его во что бы то ни стало, а если не сможет – жизнь положит на то, чтобы вернуть его домой. И она намеревалась следовать своему обещанию, как бы дорого оно ей ни обошлось. Ей и всему Ругаланну.

- Поезжай на остров Туманов. И если Ауд не даст тебе ответа, как защитить Сигмара, найди других предсказателей, пусть они ответят на этот вопрос, - ничего страшного в том, что мать пропустит обряд в храме, Ригинлейв не видела. Потому что это было формальностью. Уж они-то могли быть уверены в том, что о Сигмаре знают и все предки, и все Боги. И те, и другие были знакомы с ним еще до рождения. Так что действия жреца в храме были скорее для ругаланнцев и гостей, нежели для самого Сигмара и его семьи, - И ты права, мы создадим обманку. Пусть найдут младенца, который сможет подменять Сигмара в его детской. Пусть ее защитят жрецы. И пусть там стоит удвоенный караул, - все так, будто бы это и впрямь был ребенок королевской крови, - Щедро заплатите его матери, в конце концов, может так статься, что свое дитя она больше не увидит, - такова была жестокая правда, которую несправедливо было бы скрывать от женщины, от матери новорожденного ребенка.

- И на хутор мы все равно поедем, - соглашается женщина с мужем, потому что считает, что быть вне дворца им безопаснее. Меньше людей – меньше рисков для сына, - И возьмем Сигмара с собой, потому что я считаю, что так будет безопаснее для него, - хотя, наверное, в чем-то мать и права, отнюдь не полезнее. Но вряд ли угроза здоровью была реальнее угрозы быть похищенным и взращенным коварными южанами, кем бы они ни были, Фенрир бы их всех побрал, - Думаю, что учитывая, что мы отбудем из дворца тайным ходом и нас никто не увидит, нет никакой нужды прятать Сигмара в сундук, его итак будет никому не увидеть, - она ласково коснулась волос племянницы, давая понять, что ценит ее заботу, но в чрезмерных телодвижениях все равно нет никакой особенной нужды.

- Мы вернемся в пятницу утром, а в полдень над Сигмаром проведут все необходимые обряды. Надеюсь, они смогут его защитить, - и если кто-то и хотел что-то добавить, то спорить с Ригинлейв теперь было бы неразумно – настолько мрачной она сейчас выглядела, - Собирайтесь. И да пребудут с нами Тор, Тюр и Всемогущий Ас.

Выдвинулись на хутор они под покровом ночи. Хотя весь город праздновал, к ночи людей все равно становилось меньше, пир тише, а пьяных и спящих – больше. Так что были все шансы, что никто и не заметит их отсутствия вовсе, а уж о том, чтобы заметить с десяток лодок, плывущих по озеру, и речи не могло идти. Сигмар, как обычно, вел себя очень спокойно и не заплакал ни единого раза по дороге, а хныкать начал уже когда они зашли в дом и стали располагаться по комнатам, выставлять караулы и инструктировать ульвхеднаров в отношении детей и эльфов. Впрочем, жрец, что работал над защитой хутора, клялся, что эльфам не подступиться сюда, и судя по тому, что они роились теперь вокруг, но не переступали обозначенной границы, это было правдой. Ничего страшного, успеют познакомиться с сыном утром, когда Ригинлейв сама будет готова его показать. А пока Сигмара кормила его кормилица, а жрец защищал потенциальную детскую всеми доступными ему методами. И это делало княгиню спокойнее, чем мысль о том, что эльфы непременно желают увидеть принца.

- Странно, что этим существам так интерес смертный ребенок, - задумчиво глядя в сторону большого количества светящихся огоньков, произнесла женщина, обращаясь к Вигмару, - Надеюсь, - усмехнулась она, - Уж они-то не хотят похитить его и сделать своим королем.

Подпись автора

Как ни странно, но несмотря на близость эльфов, несмотря на то, что дом в глуши вовсе не был королевским замком, здесь Ригинлейв чувствовала себя немного спокойнее. Почему-то ей казалось, что эльфы не угроза, но еще ей казалось, что эльфы и есть те, кто не позволит ничему дурному случиться с их сыном. Она понятия не имела, почему эти маленькие существа были расположены к ним с Вигмаром, и было ли это расположение хоть сколько-нибудь продиктовано тем, что они испытывали какой-то побочный интерес, но Ригинлейв была уверена, что и к Сигмару они тоже будут добры, не стремясь причинить ему никакого зла, а тем паче – похитить. Да, еще когда княгиня была ребенком, жрецы Хольмгарда говорили ей, что зачастую эльфы вредят простым смертным вовсе не от того, что желают этого, а потому что не понимают разницы между своей бессмертной жизнью и вполне себе смертной человеческой, а по такой логике за детьми нужно было присматривать еще больше, чем за взрослыми, ведь и сами дети не осознавали, порой, опасности, очевидной, например, им с Вигмаром, но сердце Ригинлейв говорило иное. Говорило, что опасность здесь не грозит ни Сигмару, ни Асбьорну, ни Асхильд, пусть последние и порывались больше всех немедленно отправиться к эльфам, а быть может, так и вовсе посетить их страну.

- Думаю, что ты прав, - согласилась Ригинлейв, прижимаясь к мужу и шумно выдыхая вместе с воздухом изо рта и часть своих тревог тоже, - Думаю, что они не захотят ему навредить. Чувствую, что они для него неопасны, - хотя вообще-то прежде для Ригинлейв это «чувствую» вообще ничего не значило. Она чаще опиралась на факты, на объективные выводы и никогда не брала в расчет собственные ощущения. Где бы они вообще были, если бы брала? Но как бы там ни было, а сейчас она именно, что чувствовала. И даже немного сомневалась в том, что закрывать территорию купола от эльфов, облепивших защиту со всех сторон, было разумно. Кажется, за пределами купола существа что-то противно верещали, и их возмущение, наверное, можно было понять, но Ригинлейв не хотела. Не хотела рисковать сыном даже минимально. А еще не хотела, чтобы эльфы добрались до Асхильд и Асбьорна и увели их в свой мир, на который пришлось бы натурально пойти войной, чтобы вернуть детей назад.

Впрочем, все последующее, что говорил муж, заставило Ригинлейв вновь помрачнеть. На плечи точно опустился тяжелый груз, заставив снова чувствовать тревогу во всей ее полноте. Ведь если отец ребенка не верил в возможную опасность для него, то как они смогут его защитить? Кто вообще сможет защитить Сигмара, если один из его родителей не собирался?! И этот вопрос истовым возмущением, даже гневом нахлынул на Ригинлейв. Значит, он хотел посетить эльфов, чтобы они сказали, что с сыном ничего не случится?! Не затем, чтобы узнать, как его спасти, не затем, чтобы отогнать от него всякую угрозу, а затем, чтобы они сказали, что с ним ничего не случится. Вот, значит, как. Да, Ригинлейв, конечно, мы поставим охрану, мы будем выбирать нянек только из знакомых и проверенных людей, мы будем запирать этаж и выставлять патрули на ночь, но только потому что ты сошла с ума, а вовсе не потому что мне не все равно и я не собираюсь отдавать своего сына проклятым южанам. Мне вообще-то все равно, похитят его или нет, главное, чтобы ты, наконец, унялась, и дала нам жить спокойно.

Боги свидетели, княгине пришлось проявить чудеса самообладания, чтобы, разомкнув объятия, не развернуться и не уйти, больше не разговаривая с мужем до тех самых пор, пока Сигмару не исполнится двадцать. И для того, чтобы не начать кричать на него прямо здесь – тоже. Жрецы и лекари говорили, что во время беременности и некоторое время после рождения ребенка у женщин может непредсказуемо меняться настроение, а эмоции захватывать на долгое время и быть возведенными в абсолют, из-за чего они часто совершали непредсказуемые поступки и вели себя странно, так что Ригинлейв из раза в раз силилась умерить себя, когда ей хотелось устроить бурный скандал, кого-нибудь побить или предсказать к чертям собачьим сжечь целую деревню, где бонды в последнее время очень ее расстраивали. Вот и теперь, несмотря на крайнюю степень огорчения и гнева, она прежде сжала кулаки и сделала глубокий вдох и медленный выдох, а уже затем развернулась к мужу и сделала обобщающий жест рукой.

- Ну, конечно. Давай, сходим к эльфам и услышим от них то, что тебе так хочется услышать. Сигмар, судя по всему, тебе не особенно дорог, или во всяком случае, не так дорог, как твое собственное удобство и комфорт, - она произносит это дрожащим от раздражения, гнева и обиды голоса, но все-таки сдерживает себя от того, чтобы повысить голос, делая предстоящую ссору достоянием присутствующих, а не только их двоих, - В целом, если его похитят, это даже к лучшему. Перестанет мешать, - заключает она, разворачивается и идет в дом. Но только с тем, чтобы сбросить с плеч плащ – в мире эльфов не было никакой нужды в дополнительной одежде, ведь там не было холодно, как не было жарко, там вообще всегда было «никак». Наверное, это было одной из причин, по которым эльфы так сильно отличались от людей. Жить под луной – совсем не одно и то же, что жить под солнцем.

- Проследишь здесь за всем, - бросает она Халбранду, который явно растерян и тоном Ригинлейв, и ее видом, но больше всего – тем, куда она собралась, - Не отходи от Сигмара ни на шаг, регулярно меняй караулы, и присматривай за Асбьорном и Асхильд тоже, потому что весьма вероятно, что они захотят сбежать посмотреть эльфов. Мы вернемся к утру, - она вздыхает, отмахиваясь от вопроса, который брат собирается задать, - Не спрашивай, - Ригинлейв устало, вымученно улыбается и коротко касается плеча Халбранда, зная, что тот выполнит наказ в точности. Сама же княгиня хватает наощупь горсть украшений из сундука и идет на улицу так решительно, точно общение с эльфами у нее вошло в привычку. И даже если Вигмар не захочет после сказанного отправляться с ней – все равно. Она сама узнает у эльфов, есть ли способ защитить ее сына.

Крошечные огоньки облепляют королеву со всех сторон, стоит ей выйти за купол, а назойливый писк становится громче. Она сердито отмахивается от эльфов, но все-таки отдает им несколько украшений, а стоит приблизиться к кругу – так и вовсе рассыпает их все, зная, что если пройдет через портал вместе с ними, то драгоценности станут мелкими, а значит, и не такими ценными. Кажется, эльфы считают долг уплаченным, потому что больше Ригинлейв не трогают, не мешая ей ступать вперед с тем, чтобы провалиться в Альвхейм снова. И портал не заставляет себя долго ждать.

Подпись автора

Наверное, сказанного было достаточно. И наверное, следовало помолчать. Все равно все это не имело никакого особенного смысла. Если Вигмар не хотел защищать их сына, если ему было наплевать, то Ригинлейв принимала это. Не понимала, но принимала, потому что сосредотачиваясь на разногласиях с мужем, она тратила силы и время на них, вместо того, чтобы тратить их на Сигмара, его защиту и попытку сделать все возможное, чтобы избежать его похищения. Даже если это невозможно. Даже если все уже предопределено и неотвратимо. Что еще она могла сделать для сына? Что она должна была сделать как мать? И будет ли это когда-нибудь достаточным, даже если после всех предпринятых мер, сын все равно будет похищен? Сможет ли она оправдать себя этим, сможет ли когда-нибудь простить себя, сможет ли забыть? Сейчас ответы на эти вопросы были еще очень далекими, потому что единственное, что занимало Ригинлейв – необходимость сделать все возможное, чтобы их вообще никогда не пришлось задавать.

- Столько, сколько понадобится, чтобы его защитить. И если я не сделаю всего возможного, чтобы он выжил и остался с нами, то я недостойна называться матерью, - выдыхает она, не поворачиваясь к мужу, но давая эльфам осыпать ее пыльцой, кажется, намного больше обычного. Она знала, что мужа в этом не переспорить. Что нет никакого смысла возмущаться его словам о том, что пусть Сигмара лучше похитят, но зато он будет бегать, где захочет и делать, что захочет. Можно было бы предположить, что Вигмар просто издевается над нею, просто насмехается над ее чувствами, просто провоцирует ее на еще один всплеск эмоций, во главе которых, безусловно, стоял гнев, но даже сердясь на мужа, княгиня знала, что он не говорил ничего, чтобы намеренно ее обидеть. Просто как ни странно, но он действительно считал именно так, думал именно так и не особенно дорожил их ребенком. Наверное, это должно было ее обижать, но не обижало. Обижало то, что он изо всех сил пытался ее саму убедить в том, что ничего не нужно делать и в том, что пророчества это ерунда. Не ерунда. Ригинлейв это понимала. Как понимала и то, что ни один чертов эльф не убедит ее в обратном.

- И далеко он собирается бегать в два дня от роду? – с достаточной степенью злой иронии в голосе вопрошает Ригинлейв, - И если ты не понимаешь, что нет и не может быть ничего хуже, чем тот факт, что меня лишать моего сына, то я вряд ли смогу тебе это объяснить, - потому что это нужно было чувствовать. И потому что сама княгиня чувствовала всем своим сердцем и душой. Кажется, она хотела сказать что-то еще, но портал засасывает их раньше. Полет кажется долгим, и особенно долгим, потому что женщину успевает начать тошнить, совсем как когда она была еще беременна Сигмаром. Так что после падения приходится провести некоторое время сидя, справляясь с неприятными ощущениями и головокружением, а лишь затем подняться на ноги, не игнорируя помощи Вигмара. В конечном счете, их ссора не делала их врагами, а раздражение Ригинлейв не вызывало неприязни к мужу. В конце концов, в брачной клятве он обещал заботиться о ней и защищать ее, быть ей хорошим мужем. Ничего про хорошего отца, а равно ничего о заботе и защите их детей там сказано не было. Так что спрашивать с мужа за это было бы… Привычно для любой другой женщины, но несправедливо с точки зрения самой Ригинлейв.

- Здравствуйте, - едва отряхнувшись, глухо поздоровалась Хорфагер, больше не находя Альвхейм ничуть интересным и ничуть значимым. Кому какое дело, что тут за жизнь и что за мир, когда как ее ребенок в Мидгарде был в опасности каждую секунду, которую она за ним не наблюдала? В опасности, а самое главное – совершенно беззащитен перед этой опасностью. Что с этим было делать? И можно ли было что-то с этим сделать, находясь здесь? Так что, с точки зрения княгини, они просто теряли время на всех этих расшаркиваниях. Особенно учитывая тот факт, что в Мидгарде время летело намного быстрее, чем бессмысленно растягивалось тут сейчас.

- Да, я хочу защитить и спасти сына. Любой ценой, - потому что цена его утраты будет в разы выше любой, какую могли спросить с нее эти бесстрастные существа. Ну, конечно, их-то дети никогда не терялись и вообще могли прожить целую вечность, так что их отсутствия жалких пятьдесят-шестьдесят лет можно было и не заметить. И словно умея читать мысли, Гандальв глянул на женщину чуть ли не осуждающе, а затем покачал головой и дал ответ, от которого земля ушла из-под ног.

Казалось бы, Ригинлейв должна была быть к этому готовой. Она ведь безоговорочно верила в пророчество Ауд, в то, что ее ребенка украдут и он вернется к ней Фенриром, который убьет собственную мать, а затем учинит Рагнарек, который уничтожит Ругаланн. Это было больно, но она знала это заранее. И все же, какая-то жалкая надежда теплилась в княгине, заставляла ее думать, что иные варианты возможны. Наверное, отчасти это была заслуга упорства Вигмара, который с бараньим упрямством доказывал ей, что слова пророчества – чертов бред. Но сейчас они оказались не бредом, эльфы подтверждали безрадостную перспективу, и это сводило Ригинлейв с ума. Прямо сейчас.

Она замерла, боясь даже дышать. Слезы как-то сами по себе потекли по щекам, и тот факт, что подлетевшие к ней эльфийки, дочери Гандальва, стали вытирать ей слезы платками, только раздражало. Они что-то быстро-быстро защебетали, а потом подлетели к отцу, - Разве совсем ничего нельзя сделать, отец? Разве не можем мы помочь? – но он даже отвечать не стал, лишь строго зыркнул на них, заставив улететь в сторону и продолжить совещаться в обществе еще пары-тройки эльфов, которые встревоженно глядели в сторону князя и княгини и явно о чем-то спорили, или договаривались.

- Нам не разрешено слишком активно вмешиваться в судьбу смертных. Пока мы не переступили заветной границы, потому что все уже совершенное не столь значительно, но судьба вашего сына… - эльф пожал плечами, а затем развел руками, - Постарайтесь сосредоточиться на следующих детях. Здоровье и возможности съеденного вами яблока подарят вам еще много детей, если только вы этого захотите. Один из них легко может унаследовать Ругаланн и даже стать великим правителем. Не стоит зацикливаться именно на этом ребенке… - и это звучало так поверхностно и беспечно, что Ригинлейв тотчас же ощутила ярость. Злость, которую она не выплеснула в полной мере на мужа, подкрепилась этой яростью, так что эльф вполне закономерно, хоть и крайне неожиданно для себя, получил звонкую оплеуху, которой оказался сбит с ног, а едва поднялся, получил уже не оплеуху, а кулаком в нос. Кровь хлынула странного ярко-синего цвета, а возмущенные эльфы оттащили княгиню от несчастного, даже не дав ему ответить.

- Ваша… Решительность, королева… - произнес он, зажимая нос платком, - Чрезмерна. Все, что случится с Вашим сыном – не моя вина и не моя воля. Так его судьбу сплели норны. Он будет украден совсем скоро, до того, как ему подарят первую золотую ложечку. Украден из своего дома, из своей колыбели. И похититель уже среди вас. Вы доверяете ему больше, чем следует, - шмыгнув носом, произнес эльф и покачал головой, когда кровь остановилась.

- Этого недостаточно, - строго говорит княгиня, но договорить ей не приходится, потому что мгновение спустя она взмывает вверх, как было в прошлый раз, когда эльфы отправляли их обратно в Ругаланн.

Подпись автора

Ригинлейв не хотела слышать этого снова. Она не хотела, чтобы ей вновь повторили, что ее сын будет украден, что она лишится его, что его возвращение будет гарантией гибели Ругаланна. Она не хотела слышать этого ни от пророков, ни от простых смертных, ни от эльфов, ни от кого. Потому что она уже знала это. И потому что ей было больно об этом думать, вспоминать, на это настраиваться и принимать, что это неизбежно, потому что так нить судьбы Сигмара сплели норны. Да, быть может, им следовало посетить эльфийских предсказателей просто для того, чтобы и Вигмар поверил тоже. Но что-то оборвалось в Ригинлейв, когда она услышала повторение неизбежного. Что-то сломалось в ней, причинило ей боль, когда она поняла, что несмотря на их старания ровным счетом ничего не изменилось. Почему это было так страшно? Почему сил сопротивляться не было? Почему не хотелось кричать во всю глотку, топать ногами и говорить, что с ее сыном этого не произойдет? Потому что княгиня знала: произойдет. Эльфы, Ауд, всем  им не было никакого смысла ее обманывать. Сигмар лишится матери. Она лишится своего первенца. И с этим нельзя ничего поделать, потому что они, казалось, уже сделали все, что могли. Ведь ребенка охраняли, условия были беспрецедентными по своему влиянию и значению. И это ни-че-го не изменило. Так что еще они могли сделать против злой воли норн? И могли ли вообще хоть что-то?

Гнев Вигмара не был для Ригинлейв неожиданностью. Неожиданностью было то, что для того, чтобы ей поверить, он нуждался в подтверждении эльфов или кого бы то ни было еще. Но теперь он ей верил, верил Ауд, но как и всегда – не собирался сдаваться. И в иное время это вызвало бы в княгине горячее одобрение и согласие. В конечном счете, это была та черта в муже, которую женщина любила особенно сильно. Вот только теперь ей казалось, что все это бессмысленно. Потому что и Ауд, и эльфы твердили одно и то же: нельзя избежать похищения. Но кажется, старая ведьма с острова Туманов говорила и то, что можно будет попытаться его вернуть, или что-то вроде того. Но вернуть?.. Разве для этого им не придется пойти на Беловодье очередной войной, или?..

Яркий свет в очередной раз заставил зажмуриться. Но вскоре портал, кажется, так и не заросший после удара меча Вигмара с прошлого раза, перенес их обратно домой. Ригинлейв была тиха и растеряна, но все больше – задумчива. Разум ее был полон мыслей, как было полно осиное гнездо. И мысли эти теперь, как ни странно, были далеки от защиты Сигмара от похищения. Поднявшись на ноги, она раздраженно отряхнула платье, даже не глядя на мужа. Можно было подумать, что Ригинлейв настолько шокирована, что даже ссориться с Вигмаром из-за его неверия не может. Но дело было в другом. Совсем в другом.

- Нет… - она задумчиво качает головой, чуть хмурясь, - Нет, - повторяет женщина, поднимая глаза на мужа, - Я вот, о чем подумала. Если уж норны плетут нашу нить судьбы и делают ее неизменной, значит, и то, что мы узнали о похищении сына – тоже их воля, они сплели наши нити таким образом. Иначе мы бы никогда не знали, что он пропадет, а тем паче – кто этому поспособствует, кто его украдет, - она задумчиво теребит край платья и прикусывает губу, - Тогда… - тянет женщина, - Выходит, что они сделали это нарочно. И вряд ли, чтобы поиздеваться над нами и посмеяться над нашим бессилием, - конечно, норны обладали специфическим чувством юмора, но даже они вряд ли желали быть настолько жестокой к тем, кто преодолевал все испытания, выпавшие на их долю.

- Тогда, пусть крадут, - решительно говорит женщина, - Пусть думают, что обхитрили нас. Пусть считают, что мы ни о чем не подозреваем. Пусть преодолевают всю охрану и все предпринятые меры безопасности. Пусть, - глаза ее вдруг загораются, как бывало всегда, когда у Ригинлейв созревал какой-то план на грани легкого безумия, - Эльфы сказали, что быть похищенным – его судьба. И Ауд тоже. Но они не говорили, что мы не сможем его вернуть обратно. Более того, старая ведьма на острове Туманов бормотала что-то обратное. Что-то о том, что Сигмар может быть утерян не навсегда. Так зачем воевать с тем, чего нам изменить никак не удастся, если можно подготовиться к тому, чтобы он, будучи утерянным для нас, не стал таковым навсегда? – она смотри на Вигмара во все глаза, желая убедиться, что он понимает ее.

- Прикажем готовить войско, сообщим жрецам с острова Туманов, что нам понадобится их помощь и расскажем, в чем именно. Переговорим с князем Огнедаром и его матерью о том, что пересечем границу с войском для того, чтобы вернуть сына и… - она вдруг осекается, понимая, что до сих пор разговор не доходил да этого, а потому муж и не знает того, что самой Ригинлейв довелось узнать уже некоторое время назад, но возможно, теперь вполне можно было рассказать. К тому же, что такие знания больше не являлись опасными ни для Сольвейг, ни для Огнедара, ни для Ратибора, ведь у них был мир, - Огнедар, его мать и его брат – все они исповедуют Трот, - говорит Ригинлейв мужу в полголоса, - с самого начала, мать воспитала их в этой вере. Они скрываются, но весьма вероятно, что они пожелают воспользоваться возможностью избавиться от Китежа нашими руками. Если, конечно, мы все правильно поняли, и обещанные южные колдуны это именно колдуны Китежа, - впрочем, кто бы еще решился на такую дерзость? И кому покоя не давал тот факт, что в Ругаланне все еще был жив Трот, а Алатырь не смог проникнуть, как ни старался, пусть Святогор и был в одном шаге от того, чтобы возвести там храм их Богам.

- А может быть, так станется, что они и вовсе захотят нам помочь. Ведь им ярмо Алатыря тоже вряд ли кажется безупречным, и быть может, Огнедар пожелает дать возможность своим подданным исповедовать ту веру, какую они желают, перестать притворяться и лгать, - Ригинлейв на его месте этого очень желала бы. Быть настолько скованным в своих религиозных воззрениях – тяжелая ноша, как и необходимость постоянно обманывать себя и окружающих.

- Вернемся в Хольмгард к пятнице, поговорим с Огнедаром, предупредим его о нашем визите в Китеж. Дождемся матери, быть может, она привезет с собой какие-то еще вести. Дождемся… - говорить это было все еще странно, а потому Ригинлейв выдерживает паузу, - Похищения сына. И сразу же выдвинемся на Китеж. Быть может, к нам присоединятся и Беловодские, колдуны там нам не помешают… И жрецы с острова Туманов тоже. Нужно не дать им уехать после церемонии. Заберем сына. И как можем, накажем Китеж за то, что они сделали, - она выдыхает, поднимает глаза на мужа и замолкает. Ей и самой было тяжело от предложенного. Но если с судьбой нельзя было бороться, может быть, им удастся сыграть с нею хотя бы по своим правилам?

Подпись автора

План складывался в голове отрывочно, трудно было охватить сразу всю картину целиком, хотя бы потому что картина эта и впрямь была полна многих нелепостей и противоречий, тяжесть которых неизменно ляжет не плечи самой Ригинлейв. Если что угодно пойдет не так, она лишится своего сына навсегда. А если хоть один из пунктов ее плана не оправдается, и те же Беловодские не позволят ей каким бы то ни было образом вмешиваться в ситуацию, то все-таки вмешавшись, она потеряет Ругаланн или вообще всю свою жизнь. И тогда этот риск окажется напрасным. И тогда все это и впрямь окажется безумием, которому не было никакого оправдания, потому что вместо возвращения сына Ригинлейв просто потеряет все разом. И свою власть, и свою жизнь, и мужа тоже, потому что их мечте уйти в Асгард вместе будет не суждено сбыться. Вряд ли тот, кто умирает от последствий магического договора мог подняться в чертоги Всеотца.

Но вообще-то сейчас княгине не казалось, что она безумна. Напротив, с каждой минутой размышлений план складывался все более явственно. Да, что угодно могло пойти не так, и сына будет уже не вернуть, но сейчас ей казалось, что информации было вполне достаточно, чтобы действовать немного на опережение, насколько это было возможно, когда играешь против колдунов, которые давно уже замыслили то, что замыслили. И теперь Ригинлейв казалось, что замыслили много времени назад, намного дольше, чем год или два, или даже десять. Нахмурившись, женщина не поторопилась отвечать мужу на все его предложения, а вместо этого, поразмышляв еще секунду, спросила то, что отчего-то вдруг стало ее волновать.

- Думаешь, мои братья тоже умерли, потому что все это было планом южан по захвату Ругаланна? Нет мужчины, нет сильного правителя, а брак с единственной дочерью последнего ярла – ключ к бескровному переходу власти в нужные руки. Если так, то Владимир затеял все это вместе с Китежем, а когда мы пустили его планы прахом, они перешли к другой его части. Что, если все это результаты очень долгой игры, а? – и они уже однажды подорвали эту игру, когда Ригинлейв оказалась не безвольной куклой в руках Святогора, а женщиной, способной ему сопротивляться и даже дать бой. И она дала. Вышла победителем. Вышла замуж за другого, но Китеж это не остановило, а больше того, они рассмотрели доставленную голову Святогора в качестве брошенного вызова. И вот, к чему они пришли. Если это было так, то испытывать желание стереть Китеж с лица земли было естественным. Огорчало только понимание, что это им не удастся точно.

- Как бы там ни было, а нападать на Китеж, пока мы не подготовились, и пока у нас нет для этого реальной причины, я не стану, - отрезала Ригинлейв, точно зная, о чем говорит, - Я собираюсь вернуть нам сына, а не умереть под стенами Белого города, - заявляет она, отлично помня, чем закончилось последнее нападение одного очень дерзкого князя Слави на священный город. Нет, они не возьмут его ни приступом, ни даже всеми жрецами острова Туманов. Силы слишком неравны. И рисковать своими людьми, Ругаланном и мужем Ригинлейв не станет. Потому что делать одолжение этим ублюдкам, самоустраняясь с их пути, когда у них в руках уже будет ее сын – слишком большой для них подарок.

- Ты когда-нибудь видел Китеж? Это не тот город, который можно взять приступом. Высокие стены и башни, подъемные мосты, каменные улицы, каменные здания, магия, магия и еще раз магия повсюду. В момент, когда мы пересечем черту ворот этого города, мы уже будем мертвецами. И это я еще не знаю, что именно за колдовство и каким образом они используют для обороны. И это же без учета того, что они набирают в эти стены лучших со всей Арконы. Не захудалых жрецов, которые гоняют мавок, нет. Лучших из лучших, и обучают их год за годом и век за веком, - так что можно было противопоставить такой силе? И можно ли вообще что-то?

- Не поможет ни хирд одного хэрсира, ни хирды двух, ни даже пяти. Если мы хотим взять Китеж в осаду, - даже не разрушить, не одолеть штурмом, как им удалось это сделать со столицей, а просто взять в кольцо, - Нам нужно все наше войско, жрецы острова Туманов, готовые к тому, что мы собираемся делать, но в первую очередь – осадные орудия с горящими ядрами, - вообще-то они так не делали. Вообще-то осадные орудия не пригождались Ругаланну уже довольно давно. А огненные ядра, обмазанные смолой и подожженные, были оружием настолько пугающим и смертоносным, что всякий знал: кто взялся за него, не особенно заботится о том, чтобы сохранить город целым, а жителей – живыми. Как раз то, что было нужно им.

- Требушеты, катапульты и пороки. В таком количестве, в каком у нас есть. Несколько холмов вокруг города и река неподалеку для доставки, и мы начнем разрушать Китеж, не приближаясь к нему, и будем делать это так долго, как необходимо, чтобы вернуть сына. У них там внутри, говорят, много ценного с магической точки зрения, много всего того, что они не захотят потерять… - она холодно и жестоко усмехается, поднимая ясные голубые глаза на мужа. И в глазах этих не было сомнений и привычной жалости или милосердия. Нет, тот, кто украдет ее сына, будет заслуживать гибели, - Жрецы обеспечат магическую защиту осадных орудий и сделают так, что ядра будут лететь в Китеж, несмотря ни на какую защиту. А еще они всеми своими силами защитят Сигмара от физического урона еще до того, как его украдут. И это даст нам возможность не тревожиться за него, разрушая город. Что до нашей армии, то она будет убивать и расстреливать из арбалетов всякого, кто побежит из города. И делать это еще прежде, чем колдуны успеют сориентироваться и противостоять нам. Мне все равно, сколько их поляжет и насколько будет разрушен город. Они либо вернут нашего сына, либо я прикажу требушетам работать без сна и отдыха, пока Китеж не превратится в пепел и прах, - и плевать, сколько сочтут ее безумной. Ригинлейв сделает это. Ради сына, ради будущего Ругаланна, ради самой себя, потому что потеря ребенка отдавалась ужасом в душе и разуме. А вот предложение Вигмара отдавалось в душе и разуме совсем другим.

- Ну, конечно, - очень серьезно и первоначально будто и без иронии, говорит Ригинлейв, - Может быть, сам съездишь… За искорской княгиней? Не сомневаюсь, она будет очень рада тебя видеть. Ты ведь ей так помог в подземном городе, о котором ничего мне не рассказывал, - сарказм в голосе становится яснее, и развернувшись спиной к мужу, Ригинлейв двинулась прочь от магического круга. Правда, скорее не от обиды или ревности, а потому что ей все еще нужно было додумать этот план до конца. Так что, когда они поднимаются вверх от долины и уже видят хутор, княгиня куда как спокойнее добавляет.

- Еще хочу дождаться мать. Надеюсь, с ней Ауд будет более разговорчивой и откровенной. 

Подпись автора

Можно было в очередной раз уйти в объяснения о том, что даже если они заранее сотрут Китеж с лица земли, сын их все равно исчезнет, потому что исчезновение это предопределено и никто не сможет этого изменить. Можно было спорить, доказывая Вигмару, что не существует объективных факторов, по которым их сын мог бы оказаться не украденным, а если так, то уж лучше пусть будет украден в Китеж, потому что об этом они хотя бы знают и не будут вынуждены искать сына по всей Арконе. Можно было начать объяснять ему, что для изготовления требушетов, пороков и катапульт потребуется значительное количество времени, а выступать к Китежу без них не имеет никакого смысла. Можно было. Но какой в этом толк, если Вигмар вбил себе в голову, что они своими действиями могут помешать пророчеству, даже если Ауд и эльфы уже сказали, что избежать этого не удастся? Это не только было напрасной тратой сил и времени, это еще и неизменно привело бы их к ссоре, а Ригинлейв считала, что перед лицом потери собственного ребенка, меньшее, в чем они нуждаются, именно, что ругаться. Уж лучше она сосредоточится на усилиях в отношении предстоящего возвращения Сигмара домой, а равно удару, которым станет сам факт его исчезновения даже с учетом того, что теперь Ригинлейв была уверена, что они смогут сделать все, чтобы вернуть его назад. Любой, даже самой высокой ценой. 

Какие чувства Вигмар испытывал в отношении искорской княгини, Ригинлейв понятия не имела. И вообще-то она не хотела его ревновать, не хотела думать о том, что ее муж может интересоваться другой женщиной, кем бы она ни была. Глупо было отрицать, что княгиней из Искора сложно было не восхищаться: в ней было все, что привлекало взоры мужчин, и она была отнюдь не привычной арконской пустышкой, которая не смела носа показать из под своего платка. Могло ли это привлечь Вигмара? Могло. Когда-то его привлекла даже Устинья, и мысль об этом до сих пор отдавалась легкой тревогой где-то на задворках. А мысль о том, что Ригинлейв понятия не имела, что там было между ее мужем и искорской княгиней в проклятом городе, тревожила и того больше. Ведь искорская ведьма была жива.

- И когда же вы успели стать такими хорошими знакомыми, позволь узнать? – видимо, подземный город объединил их намного больше, чем Ригинлейв хотелось думать, - Мне, к счастью, не довелось становиться настолько же хорошей знакомой Беловодских. Для того, чтобы узнать об их вере, мне достало ума, - чтобы понять, что с медальоном Ратибора что-то не так, и чтобы открыть его, и чтобы увидеть внутри лики северных Богов, что недвусмысленно отразили в себе все ответы на все вопросы, которые терзали Ригинлейв в ту пору. Но говорить об этом она не собиралась. Хватит уже и того, что она рассказала мужу о том, о чем обещала Ратибору молчать.

- Я не хочу ничего обсуждать. Я хочу, чтобы мой муж ставил меня в известность о событиях, которые могли стоить ему жизни, о знакомствах, которые очень его интересуют и о бедствиях, которые имеют значение для всего королевства, а не только для него самого, как ему могло бы показаться, - холодно произносит княгиня и сквозь толпу роящихся эльфов входит на территорию хутора, встречая лицо ульвхеднара, полное истинного ужаса от того, что защитный купол вокруг облепили эти маленькие существа. Существа, которых он до сих пор не видел, и которых теперь опасался на интуитивном уровне, хотя перед королевой и пытался показывать, что ничего особенного не происходит. В иное время Ригинлейв рассмеялась бы, но теперь она чувствует себя раздраженной, так что, вместо этого, просто входит в дом, где они и застают Халбранда.

Брат, по счастью, не перебивает, слушает внимательно, а если и оказывается удивлен, то ничем не дает этого понять. В ответ на приказы Вигмара отвечает коротким кивком, - Сам съезжу в Хольмгард на рассвете и раздам приказы, но Китеж… - он смотрит на кузину и она отвечает ему понимающим взглядом, - Мы найдем карту города с внешней стороны, думаю, что в Хольмгарде даже есть собственные и не столь давние – периода войны. Но что внутри, никто не знает. Бессмысленно даже пытаться. Нет никаких купцов и странников, которые об этом расскажут. Даже жрецов, не проживших там столетия, спрашивать бессмысленно, - не только потому что это был самый закрытый город Арконы, куда гостей пускали строго ограниченно и в строго отведенные места, но и потому что поговаривали, что там регулярно, что-то меняется, что магия города может заставить заплутать, как в лабиринте. В любом случае, входить внутрь Ригинлейв не собиралась. Она знала, что это приключение может стать для нее смертельным, как и для любого, кто еще решится на подобное. Нет. Их сына они вернут им сами.

- И отправь от моего имени гонцов по уделам. Пусть собирают свои хирды в Эгедале. И берут побольше припасов, - распоряжается Ригинлейв, - Мы пойдем на Китеж, когда Сигмара похитят, - как ни в чем не бывало произносит женщина, будто они говорили о совершенно обыденных и решенных вещах. Халбранд, было, замирает, глядя на сестру, но затем медленно кивает, понимая, что если она так решила, значит, для этого есть какое-то основание. И хотя какое именно, ему неизвестно, обсуждать приказы и действовать в их обход, он, конечно же, не собирался и не хотел, - Я сделаю все утром. Не тревожься. Асхильд с Асбьорном спят, Сигмар хныкал недавно, но сейчас уже тоже спит. И вам, наверное, не мешало бы отдохнуть. Сменю караул, буду в гостевом доме у самой дороги. Доброй вам ночи, - с этими словами он решительно направляется к выходу. Ригинлейв закрывает за ним дверь, а затем идет в комнату, что отвели под детскую, с тем, чтобы увидеть сына. Тот, как обычно, мирно спит, посапывая в колыбели, но в этот раз женщина не намеревается просто посмотреть на него. Она аккуратно берет младенца на руки, целует его и тихонько выходит из комнаты. Нянька, было, семенит за нею, но Ригинлейв жестом дает понять, что это не требуется.

- Хочу показать его эльфам. Может быть, если они будут знать его, они потом смогут помочь его найти? – предполагает женщина, поглядев на мужа, а затем идет к выходу. Отчего-то теперь она уверена, что эльфы не станут пытаться его украсть и сделать подменышем. И кто знает, может быть, их помощь и впрямь придется кстати?

Подпись автора

Сигмар на руках матери вел себя удивительно спокойно, чем в который раз заставлял Ригинлейв чувствовать себя странно. Пока что все, что ей успели рассказать о детях, полностью не соответствовало тому, что представлял собой ее собственный сын. Она редко заставала его плачущим, он не кричал, стоило его разбудить, а даже иногда поглядывал по сторонам и мог выглядеть нахмуренным или удивленным. Кажется, мать говорила, что в таком возрасте дети не проявляют эмоций, а вся их мимика никак не сопровождается никакими объективными представлениями о реальности, но все же наблюдать за сыном было интересно. Особенно, пока он не кричал и не плакал, а он не делал этого почти никогда. То ли сказывался хороший уход, который осуществляли няньки, то ли дело было в том, что он сам по себе был очень спокойным. И если какое-то оживление он и показал, будучи разбуженным, стоило им выйти на улицу, то оживление это тотчас же исчезло, стоило ему увидеть тысячи ярких огоньков, которые облепили их со всех сторон, едва Ригинлейв переступила барьер. Ребенок замер, княгиня замерла тоже. И только рой эльфов что-то пищал, очевидно радуясь. Нет, не просто радуясь, а находясь в восторге, а может быть, даже и умилении. Женщина растерянно посмотрела на мужа, словно спрашивая, нормально ли это. Но на самом деле она чувствовала то же, что и он. Эльфы не опасны для Сигмара. Разве что прикосновения стали щекотать его, так что он дважды дернул ручками, а потом и вовсе смешно чихнул, отчего нескольким эльфам довелось отправиться в полет быстрее, чем они ожидали.

Засветившиеся на сыне руны поначалу вызвали легкую тревогу, но Сигмар никак не проявил никакого неудовольствия, выглядел, как прежде, да и едва ли приходилось думать, что эти странные маленькие существа почему-то решат его проклясть. Зачем им это? Зачем им вообще было ему вредить? Разве не было это бессмысленно, да еще и опасно, имея проход в мир эльфов, прямо у хутора? Никакой враждебности маленькие существа не проявляли и всеми силами демонстрировали свою радость. Те, кто не касался Сигмара, просто танцевали и пели вокруг них, как было прежде, когда они впервые увиделись с Асбьорном и Асхильд. И наверное, племянники бы им не простили, что они не взяли их с собой теперь, если бы только знали, что Вигмар и Ригинлейв делают во дворе.

- Думаю, они благословили его, - пожимая плечами, предполагает женщина. Во всяком случае, ей хочется так думать. Хочется думать, что кто-то в этом мире хочет защитить его и помочь, а не украсть и навредить, - Не надо жреца. Посмотри, - она улыбнулась, повернувшись к мужу и показывая сына, который, облепленный эльфами, ничуть не выглядел тревожным или беспокойным, а наоборот, как тогда, когда он увидел игрушки над своей колыбелью, - Он выглядит довольным. Вряд ли они сделали ему что-то плохое, - и княгине хотелось, чтобы никто не мог сделать ему ничего плохого. Смириться же с тем, что это невозможно, было бесконечно трудно. Но она должна была. Ради самого Сигмара.

Дни на хуторе всегда летели быстро. А здесь они были полны покоя, далекого от шума и суеты дворца, а потому летели еще быстрее. Наставало время возвращаться в Хольмгард, и к этому дню Ригинлейв позволила себе крамольные мысли о том, что если они будут жить на хуторе, никто не сможет украсть их сына. Но сколько им так придется прожить? И может ли вообще король и королева позволить себе такое? Одернув себя, княгиня убедилась, что все готово. В замок вернулись под покровом ночи, так что немногие были в курсе, что они вообще его покидали. И судя по звукам внутри и снаружи, пировать гости не устали, и даже без руководства Рангрид, зато среди ее придворных дам, что резво раздавали указания и сменяли одни развлечения другими, гости эти чувствовали себя очень даже комфортно, так что празднования грозили затянуться еще на неделю-другую. И это было правильно. В конце концов, Ругаланн впервые праздновал два самых важных события: рождение наследника и коронацию королевы и короля. Так отчего бы и не веселиться дольше ожидаемого?

Усилиями все тех же придворных дам к полуночи все затихло. Даже самых буйных гостей проводили по их комнатам, так что по замку толпами сновали только слуги: была всего одна ночь, чтобы разгрести все то, что успели натворить многочисленные гости, прибраться, заменить побитую посуду, затопить все басту в городе и приготовить запасы зелий, что помогли бы справиться с утренним похмельем. А справиться придется, потому что даже самым циничным ругаланнцам и в голову бы не пришло сунуться в храм в неподобающем виде. Иными словами, отдыхали только гости и хозяева, а слугам было не до отдыха.

Вигмара, Ригинлейв и их сына тоже ждала безупречная чистота комнат, накрытый для позднего ужина стол, а поутру – ванна для королевы и специально сшитые для наследника одежды, привезенные, конечно же, с острова Туманов. Во всем белом и расшитым золотом, выглядел он смешно и нелепо, но противиться Ригинлейв не стала, пару раз рассмеявшись на выражение лица мужа, который был несколько более критичен.

Вся улица от замка до храма была полна восторженных людей, так что длинная процессия из замка была встречена благословениями, лепестками цветов и искренней радостью. Ригинлейв шла пешком, неся сына на руках и давая людям еще раз увидеть младенца. Ему предстояло быть украденным, а чтобы не породить кривотолков о том, что он вообще не существовал, не лишним было продемонстрировать его наличие. Впрочем, люди радовались не из-за этого. У Ругаланна теперь был наследник, а это обещало долгие и спокойные годы впереди.

Те, кому предстояло перед Богами назваться защитниками Сигмара, стояли уже у самого алтаря и внимали жрецу. Модольв, как водится, внимал меньше других, но как ни странно, был чист, свеж и не казался пьяным в усмерть. Он, кажется, даже причесался, и как и Халбранд, и Ормар, был одет в чистую белую рубаху, а на шее имел Мьелльнир – свой или полученный от жреца, неизвестно, но факт оставался фактом, - Следует признать, Модольв подготовился, - сухо произнесла княгиня, глянув на мужа не без улыбки, хотя на самом деле в ее отношении к другу супруга это не меняло. Страшно было, что он вообще возьмет их сына на руки, еще страшнее – что уже совсем скоро. Отходить далеко было боязно, но поделать ничего нельзя, потому что для родителей отводилось вполне конкретное место и забрать сына они могли только после того, как его представят Богам и предкам, окончательно приняв в Мидгарде, среди живых.

И гости, и жрецы были готовы. Жертвенный ягненок уже был на столе, и поначалу Ригинлейв испугалась, что туда же нужно будет положить сына, но реальность оказалась еще хуже. Модольв стоял первым к алтарю, и ребенка нужно было отдать ему. Княгиня с выражением вящего ужаса посмотрела на мужа и на мгновение прижала к себе сына сильнее, испытывая крайнюю степень нежелания делать то, что от нее требуется. И Модольв, конечно же, это заметил, так что, когда через силу женщина все-таки заставила себя отдать ему Сигмара, в последний момент сделал вид, что вот-вот его уронит, заставив Ригинлейв дернуть руками, которые она еще не успела опустить, - Идиот, - прошипела она под усмешку форинга, который подмигнул ей, но зато потом во все глаза уставился на ребенка, явно боясь всерьез уронить его или сделать, что-то не так. И к своей чести, Модольв не оторвал взгляда даже с тем, чтобы закатить глаза, когда жрец стал читать бесконечно длинный список имен предков Ригинлейв.

Подпись автора

Глупо было, наверное, пялиться на Модольва во все глаза, пока тот держал Сигмара на руках, но Ригинлейв поймала себя на мысли, что если этот идиот сделает, что угодно не так, она убьет его на месте, не считаясь ни с тем, что в храме такое не поощряется, ни с обилием гостей, ни с тем, что он это наверняка не нарочно. Хотя вообще, может быть, и нарочно, потому что ему в очередной раз что-то показалось очень веселым, смешным и забавным. Правда, представления о смешном и забавном у них сильно разнились, так что Модольв даже представить себе не мог, что он был в одном шаге от собственной смерти, стоило ему хотя бы лишний раз чихнуть. И виноват в этом он был полностью и всецело сам. Да, много ругаланнцев отличалось сомнительным поведением, особенно, когда речь шла о простолюдинах, к коим, без сомнения, относился и обожаемый мужем Фриберг, и на них Ригинлейв закрывала глаза, покуда они сами не обращали на себя такого внимания, что даже ярлу со всем ее снисхождением не хватало терпения продолжить снисходить. Модольв был из таких. Из тех, кто сам выкопал себе могилу, не научившись по виду, вооружению и одежде определять, где перед ним уличная девка, к которой можно без зазрения совести полезть со своими сомнительными предложениями, а где ярл, единственная возможность в отношении которого для тебя – вовремя падать ниц и не отсвечивать.

- Что я могла не поделить с чернью? У него есть что-то, чего нет у меня? – с искренним удивлением, глянув на мужа, спросила Ригинлейв, а затем вздернула подбородок и фыркнула, - Просто он – грязная ругаланнская свинья, которая делает непристойные предложения женщинам, для которых он – грязь под ногтями, - и из всего этого его безусловно извиняло только то, что свинья он все-таки ругаланнская, и это было единственной причиной, по которой кто-нибудь из ульвхеднаров по приказу княгини не выпотрошил его от глотки до самого паха. Впрочем, Вигмар должен был понять степень неудовольствия жены по одному тому, какие фразы и эпитеты она использовала. Ригинлейв была из тех, кто до крайности редко судил о людях по их положению. И для нее это было легко, потому что не было в Ругаланне того, кто бы это ее положение превосходил. А когда ты стоишь на верху иерархической лестницы, тебе сравнительно легко прощать с высоты своего положения всех остальных. Даже таких, как Модольв, если бы только в своем поведении он и впрямь не был грязным боровом и уличным оборванцем. И пусть хоть что там говорит Вигмаро том, какой замечательный друг ему попался, Ригинлейв считала себя милостивой одним тем, что Фриберг все еще был жив. А жив он был только потому что являлся другом конунга, и конунг отчего-то очень им дорожил. Сама же женщина дорожила мужем и не хотела делать его несчастным. Приходилось терпеть, ничего не поделать.

К счастью, вскоре сын оказался в руках Ормара, которым Ригинлейв доверяла куда больше. И если бы не природная вредность, Ригинлейв признала бы, что доверяла куда больше, потому что кузен многократно был отцом, а значит, знал, как обращаться с младенцами, а вовсе не потому что Модольв был грязной свиньей, а Ормар – нет, хотя, пожалуй, и то, и другое соответствовало действительности. Церемония же, между тем, продолжалась, а сын вел себя так, как надлежало наследнику севера. Очень спокойно и мирно. Пару раз он, конечно, схватил жреца за бороду, но в остальном Сигмар являл собой спокойствие и умиротворение, не пугаясь ни чужих людей, ни огня, ни даже идолов Богов, которые тотчас же захотел потрогать, а не просто глазеть. Было ли это случайностью или нет, но привело всех окружающих в восторг, и Ригинлейв улыбнулась тоже, - Пусть так и будет, - ответила она жрецу вслед за мужем, когда тот пообещал сыну великую судьбу. В том, что судьба эта таковой и окажется, княгиня не сомневалась ни единого мгновения. Это ведь был их с Вигмаром сын, благословленный Богам и предками еще до его рождения.

- Ты был самым храбрым, мой принц, - улыбнувшись сыну, Ригинлейв взяла его на руки и осторожно поцеловала в лоб. Сигмар, однако, большого значения этому не придал, куда больше заинтересовавшись одним из подарков на свое шее, который он то и дело цеплял, а затем тотчас же отпускал, подергивая точно в какой-то несуществующей игре. Княгиня не была против. Мьелльниров много не бывает, а пока сын не плакал и вел себя спокойно, не было никакой нужды его отвлекать.

- А напомни-ка мне, с каких это пор, я, как ярл, должна начать перед тобой отчитываться, чтобы приказывать собирать войско, осадные орудия и обозы? – вполне себе серьезно произнесла Ригинлейв ледяным тоном, но встретила только хохот брата, который был не восприимчив к подобного рода замечаниям. Удивительный он был человек. Никогда не забывал, что кузина – ярл, но вместе с тем никогда не забывал и что она – кузина. Чем иногда неимоверно ее раздражал.

- А коронация, погляжу, пошла тебе на пользу, сестра. Наконец-то стала учиться ставить своих хэрсиров на место. А этому, - он с усмешкой кивает на Вигмара, - Тоже перепало, или опять мы одни страдаем? – вопрос, впрочем, остался без ответа. Вигмару итак перепадало, как мужу, порой, больше, чем мог выдержать любой хэрсир и его гордость. Требовать от него чего-то еще было бы несправедливо, по меньшей мере.

- Сделай по-другому, - предлагает женщина, качая Сигмара, который отчего-то все еще не спал, хотя получил достаточно впечатлений на сегодня, - Отправь свою жену и детей под присмотром жреца и доверенного хирдмана в Ладе. Раз уж детям так плохо без нее, пусть себе сидят в усадьбе. Там мой управляющий, им ей вертеть не удастся, - не только потому что он был мужчиной стального характера, но и потому что он был колдуном-менталистом, - А Инги с Бьорном оставь в столице. Здесь им безопасно, не скучно, есть, чем заняться. Асбьорн с Асхильд тоже останутся в Хольмгарде пока, компания у них будет хорошая. А когда выступим на Китеж, может быть, стоит подумать о том, чтобы взять Бьорна и Асбьорна с собой. Они достаточно взрослые, чтобы участвовать в походах, - и достаточно взрослые, чтобы учиться инженерному мастерству, наблюдая за работой осадных орудий, их расположением и их конечным действием. Не то, чтобы часто Ругаланн использовал подобные трюки.

- На то, чтобы изготовить осадные орудия уйдут недели, - да и вообще подготовка к войне была делом отнюдь не быстрым. Сколько они готовились к каждому военному сезону? Не недели – месяцы. И хотя сейчас все должно было произойти немного быстрее, Ригинлейв не чаяла себя надеждами, что они выступят до июля, даже если Сигмара украдут прямо завтра, - Твои хирды с обозами должны стоять в Эгедале через шесть недель. Но вообще-то… Ты уверен, что можешь себе это позволить? Как обстоят дела в Альбионе? – за обилием дел они так и не поинтересовались этим. А это было важно. Королевство мужа должно было быть в мире и покое, если Ормар решил отправиться в поход на Китеж, оставляя королевство без властителя.

- Я еще собирался вернуться туда. И вернусь. Хочу убедиться, что разбежавшиеся, как крысы, жрецы, не настраивают чернь против нас. Кроме того, я распорядился строить второй храм на месте старого разрушенного святилища их прежних Богов, хочу проследить и за этим тоже. А в остальном… С тех пор, как мы подавили группу мятежников на востоке и приняли при дворе делегацию из соседней Дал Риады, все в Альбионе спокойно. И все же, буду рад вернуться, как только ты это решишь. Не мой это край, Утран справляется неплохо, а этот ваш Мерлин… - Ормар усмехается, - Тоже дельный. И вкус на баб у него, что надо. Воюет там с какой-то ведьмой, не иначе, как хочет затащить ее в койку, да не может. Ну, жрец, сами понимаете, - он пошло ухмыляется, встречаясь с осуждающим взглядом сестры, - Да я бы и сам затащил с радостью, но у меня особенные отношения с баронессой. Если вы понимаете, о чем я, - и с этими словами он начинает продвигать их всех к выходу из храма. И впрямь оставаться здесь никакой нужды не было, в замке было и тише, и безопаснее, особенно для Сигмара, на который на улице в очередной раз стали глазеть все, кто еще не успел увидеть его прежде.

Подпись автора

В том, что Ормар не пропустит поход на Китеж, Ригинлейв нисколько не сомневалась. Как и в том, что он найдет способ разобраться со своей женой, с участием жрецов или без него. А потом вернется в Альбион и пробудет там достаточно, чтобы навести порядок. В крепкой руке кузена женщина тоже была уверена, и в общем-то, это было той единственной причиной, по которой она желала держать Ормара от себя на почтительном расстоянии. Да, на ее престол он, может быть, засматривался и не всерьез, но все-таки людей такой природы не следовало держать подле того, что тебе очень дорого. А Ругаланн и Вигмар были ей очень дороги. И если кузен когда-нибудь… А, впрочем, нет. Нельзя и не стоило об этом думать. Мысли подобного рода сводили с ума и правителей получше, когда те повсюду начинали видеть предателей и заговорщиков. И тех, и других с нее уже хватит. Кузену Ригинлейв хотела и собиралась доверять. И на Альбион он отправится по этой же причине: потому что никому они не смогут доверять больше, чем ему и его способностям к управлению. В конечном счете, в Ладе всегда был порядок, мир и процветание, исключая время узурпатора, но даже ему Ормар был костью в горле. И это говорило о многом.

- Не пропустишь ты свой поход на Китеж, - закатывает глаза Ригинлейв, говоря в полголоса, чтобы не разбудить Сигмара, уже успевшего уснуть. Впрочем, его не будили ни звуки пира, ни музыка, ни громкие разговоры, ничто, кроме голода или грязных пеленок, так что не было основания полагать, что он проснется от переговоров матери с дядей. Они же, тем временем, уже дошли до покоев, и княгиня впервые за долгое время ощутила крайнюю степень утомления и усталости. Видимо, сказались их путешествия и сегодняшняя церемония, которую кюна провела на ногах, еще не до конца восстановившись после рождения сына. Впрочем, не было ничего плохого в том, чтобы немного отдохнуть, а потом спуститься к ужину. В конечном счете, за пиршественным столом все еще было тихо, а значит, гости нашли себе занятия поинтереснее и поважнее. А может быть, тоже решили сделать передышку перед очередным витком празднований? Ригинлейв не возражала. И не собиралась никого выгонять из Хольмгарда раньше, чем через месяц. Хотя бы потому что им еще нужно было обсудить детали предстоящего похода с Огнедаром, чтобы он понимал, что Ругаланн напал не на него и его королевство, а на вероломных ублюдков из Китежа. Тех, что посмеют думать, что могут вершить будущее севера и забирать у него самое ценное. Кажется, у них там, на юге, уже был один человек, мыслящий подобным образом. Стоило вместе с ним снять и головы всего Великого Круга, чтобы больше никогда не рисковать своим собственным краем.

- Что-то я и сам подустал. Проверю Инги с Бьорном и тоже вздремну. Увидимся за ужином и обсудим детали предстоящего похода и того, что вы хотите получить от Альбиона, - Ормар усмехнулся, отлично зная, что кузина от Альбиона ничего получать не хочет, и не против была бы спалить его дотла. Но об этом они не говорят. Чтобы не расстраивать ее, но еще, чтобы не поднимать эту тему для разговора с Вигмаром. В конечном счете, как бы там ни было, а он был королем этих земель, и ему решать, что с ними делать. Но уж точно не сейчас, - Я тоже прилягу. Ритуал меня утомил, - соглашается она с мужем, закрывая за кузеном дверь, но не спеша передавать сына Биргитте и служанкам. Напротив, Ригинлейв сама снимает с него чепчик, укладывает в колыбель и аккуратно укрывает одеялом, оставляя все четыре Мьелльнира под ним. Позже разберутся, что с этим делать. Сын же и не замечает ничего вовсе, только тихо сопит, явно утомленный прошедшим общением с Богами больше, чем мать с отцом.

- Трудно думать, что его у нас заберут, даже на короткое время, - напряженно говорит Ригинлейв, обращаясь к мужу, а затем позволяет служанкам расшнуровать ей платье и помочь раздеться ко сну. Биргитта напоминает, что надо выпить зелье, и княгиня послушно опустошает склянку, потому что знает, что ее здоровье ей еще понадобится, и хотя восстанавливается она очень быстро, пройдет еще несколько дней, прежде чем она сможет оседлать коня и снова взять в руки меч.

Спокойствие и близость мужа и сына, или же что-то другое играет свою роль, но засыпает женщина почти мгновенно. Ей не снятся сны, а сон глубокий и мирный. Но как ни странно, а проснуться под крики Сигмара Ригинлейв доводится вовсе не через пару часов, а утром. Солнце светит уже вовсю, замок полон шума, а служанки суетятся вокруг ребенка, сменяя одну кормилицу другой, потому что первая ему не нравится. Что сказать? Настоящий принц. Женщина улыбается и тянется к мужу за поцелуем, находя это утро воистину безупречным во всех отношениях. Она умывает лицо и руки в поднесенном служанкой тазу, позволяет заплести ей волосы, и пока сын все-таки находит для себя приемлемый вариант прислуги, распоряжается о завтраке, который надлежит подать в покои. Успеют еще потрапезничать с гостями.

- Моя госпожа, Сигмара сегодня тоже нужно искупать, так велит обычай. Хотите присутствовать? – предлагает с улыбкой Биргитта, качая ребенка на руках. И глянув на сына, женщина переглядывается с мужем, а затем кивает, - Да, хорошая идея. Мы позавтракаем, а потом я приду с тем, чтобы его искупать. Уверена, ему понравится, - как нравилось Сигмару абсолютно все новое, необычное и не пережитое им доселе.

Чувствует себя Ригинлейв прекрасно. Ей, конечно, неизвестно, что всю ночь проспала не только она, но и служанки, и вообще весь замок. К удивлению всех тех, кто планировал пировать без перерыва еще несколько дней. Теперь они все были проспавшимися и трезвыми, и с улицы звучало что-то о том, что теперь «начинать все сначала». Пожалуй, женщина не хотела знать, что именно, а вместо этого предпочла сосредоточиться на завтраке с мужем и на планах на ближайшие дни. Они ведь могли попытаться не зацикливаться на похищении сына, поехать куда-нибудь еще, провести время вместе, и им будет очень хорошо друг с другом. Наверное, это был хороший план. И закончить завтрак под его обсуждение – тоже было хорошей идеей.

- Все готово, моя госпожа, - говорит Биргитта, и жестом зовет Ригинлейв за ширму, где установили маленькую деревянную ванну, смотрящуюся особенно нелепо на фоне той, в которой купалась сама Ригинлейв, - Вот так, возьмите его на руки, а я придержу, аккуратно опускайте в воду, но держите головку, - Ригинлейв делает, как ей говорят, и ребенок в ее руках беспокойно бьет ручками и ножками, но замирает, едва чувствуя тепло воды. Женщина улыбается, смотря на сына, а затем аккуратно приподнимает его с тем, чтобы уложить поудобнее и не дать соскользнуть. Хотя ванна и была крошечной, и в ней едва ли было возможно погрузиться полностью даже младенцу, рисковать не хотелось. И именно в этот момент, развернув ребенка, Ригинлейв замерла, а затем аккуратно, медленно опустила его в ванну, и придерживая головку рукой, посмотрела на Биргитту со всей серьезностью матери, только что потерявшей свое дитя.

- Где мой сын?

Подпись автора

Ригинлейв казалось, что она успела принять неизбежность предстоящего исчезновения Сигмара. Как и всегда бывало, предвидя самое худшее и готовясь к нему, женщина отвлекалась от самого кошмара и сосредотачивалась на процессе противостояния оному, придумывания плана, продумывания его в мельчайших деталях. Это позволяло ей не бояться и не жить день ото дня в ожидании всего самого ужасного. Так было перед битвой со Святогором, так было и теперь, когда княгине казалось, что она знает, что нужно делать, когда у нее снова был план и когда все вокруг трудились на его реализацию. Да, сын пропадет, да, его похитят ублюдки из Китежа, но они вернут его. Войной ли, кровопролитием ли, уничтожением ли Китежа и превращением его в прах и пепел. Неважно. Важно, что они вернут сына назад, и никому больше никогда не придет в голову его похитить. Думать так было легче. И засыпать с этими мыслями тоже было легче. Но как оказалось, смотреть на чужого ребенка на своих руках и понимать, что сына все-таки похитили, было ничуть не легче. Вовсе нет. Это было ужасающе, болезненно и невыносимо трудно. Слова всех вокруг не имели никакого значения, потому что никто не понимал. В том числе Биргитта, которая за свою ошибку могла теперь поплатиться своей жизнью. Ей было велено смотреть за ребенком, и она не справилась. Но на самом деле Ригинлейв знала, что это она сама не справилась. Как мать и как королева. И от этого уже нельзя было никак уйти.

Княгиня в мгновение ока стала бледной, как снег. Казалось, даже в губах ее не осталось ни кровинки. И все же на задворках теплилось осознание того, что потеря собственного ребенка – не повод вредить чужому, а потому, его она очень аккуратно передала служанке, едва только Вигмар убедился в том, что жена не выдумывает и в том, что она не сошла с ума под тяготами собственных тревог. Теперь тревоги эти тяжелым грузом лежали у нее на плечах. Недостаточно тревожилась. Недостаточно сделала. Недостаточно смотрела за сыном. И недостаточно убедила всех вокруг в грозящей ребенку опасности. И вот его не было. И это была полностью и всецело только ее вина. А значит, следовало поскорее собирать осадные орудия, войска и вспоминать азы дипломатии, чтобы договориться с Беловодскими о походе на Китеж. Могли ли они понять? Захотят ли? Это лишь предстояло узнать.

- Они уже далеко, - тихо выдыхает княгиня, глянув на мужа. Им не удастся поймать похитителей до того, как они вывезут сына из Ругаланна. Красноречивый взгляд на новых кормилиц говорил об этом лучше всего. Сигмар за пару дней успел привыкнуть к двум кормилицам, что у него были. А этот ребенок – нет. И хныкал он с ночи, раз уже успели найти и привести новых. А значит, сына украли еще вчера вечером, после крестин, стоило только Вигмару и Ригинлейв задремать. И похоже, что сон этот тоже не был случайностью. Во всяком случае, княгиня в такие случайности вообще не верила, считая их тщательно продуманными планами. Ауд была права. Паутина юга сплелась вокруг них и какой-то паук выкрал по этой паутине их сына. И Боги свидетели, он за это заплатит.

- Иди, - протягивая золотой из своего кошеля на поясе, обратилась Ригинлейв к одной из своих служанок, - Сообщи трактирщику Олафу, что мне нужен Паук. Как можно скорее, - откуда член ее «тайного кабинета» всегда брался рядом в нужный момент, неизвестно, но стоило сообщить трактирщику, что он нужен ярлу, тот всегда оказывался рядом. И теперь странный склизкий мерзавец, лишенный всего человеческого даже в виде своем, должен был появиться снова, отправиться по всему Беловодью и выяснить, куда делся королевский сын. Если он не сумеет, то никто не сможет, и им придется наступать на Китеж вслепую. Не лучший план, но ради возвращения сына Ригинлейв была готова даже на его реализацию, хотя прежде непродуманной и чрезмерно рискованной ее назвать было весьма и весьма сложно.

- Пусть войдет, - на автомате отвечает Ригинлейв, понятия не имея, зачем пришел еще и жрец. Вот уж сейчас точно время было не для религиозных разговоров, советов по сохранению здоровья после родов и убежденности в том, что княгиня пьет нужные зелья, как ей и было предписано. Боги свидетели, если только он пришел за этим, ему было лучше уйти, чтобы не оказаться выброшенным в окно замка, если туда вообще способен был пролезть взрослый человек. Но жрец не выглядел привычно мудрствующим и готовым выдавать советы, вовсе нет. Вместо этого он был тревожен, как и все вокруг, хотя вряд уже успел узнать, что случилось. Они и сами-то только об этом узнали.

- Ваши Величества, - жрец кланяется в пояс, но поднимается так быстро, что можно было и не заметить. Церемонии сейчас имеют малое значение, Ригинлейв вообще наплевать. Она наливает себе полный кубок неразбавленного вина и осушает его, а потом проходит из стороны в сторону и жестом дает понять жрецу, что тот может говорить, - Что-то странное случилось вчера… И сегодня тоже. После вчерашней церемонии весь Хольмгард уснул не более, чем через час после того, как догорел последний жертвенный костер в честь принца. Спали даже жрецы, назначенные на бдения. Это никому не причинило вреда, но мы еще выясняем последствия такого происшествия, потому что если это магия, то магия очень мощная. Да и какой смысл вообще усыплять всех на ночь? Разве что, устали слушать звуки пира из замка, - он напряженно усмехается, но привычно добродушная к чужим неудачным шуткам Ригинлейв, теперь мрачнее тучи и все еще бледная, как смерть. Она мечет взгляд в Биргитту и служанок.

- Вы что, спали ночью?! – рычит она, сшибая взмахом руки со стола пустой кубок. Младенец на руках женщины начинает горько плакать, испугавшись громких звуков, а сами женщины сжимаются, опасаясь гнева княгини, - Всего лишь пару часов, Ваше величество. Сон сморил как-то сам по себе, но когда мы проснулись, Сигмар спал еще в своей колыбели! – конечно, спал, ведь это был никакой не Сигмар, а Сигмара они упустили. Глупые курицы.

- Это не их вина, Ваше Величество, заклинанию никто не мог противиться, - вступается жрец, не зная, что случилось, а потому, полагая, что княгиня просто злится из-за того, что женщины плохо справлялись с обязанностями и позволили себе ночью спать.

- Закрой рот. Они потеряли моего сына. Это – не Сигмар, - рыкнула женщина на жреца, а затем, обхватив голову руками, прошла из стороны в сторону несколько раз, - Зови всех менталистов, пусть копошатся в голове каждого замкового жителя, стражника, ульвхеднара и гостя. У последних – незаметно для них самих. Если они что-то знают… - она не закончила. Просто вдруг села на край кровати, опустив плечи и посмотрела пустым взглядом на мужа, чувствуя такое опустошение, какого не было никогда, - Я все-таки не справилась. Я все-таки его потеряла.

Подпись автора

Есть события, к которым нельзя оказаться готовым. И наверное, с этой точки зрения, была высшая мудрость в том, чтобы знать обо всем, но молчать. Высшая мудрость провидцев, которые уж точно знали, что далеко не все можно исправить, не говоря уже и о том, что далеко не все можно предотвратить. Так не нужно ли было жить сегодня с тем, чтобы не бояться завтра? И не стоило ли Ауд молчать о том, чему предстояло свершиться, сколько ни старайся это исправить? Ведь сколько Ригинлейв ни готовилась к исчезновению сына, сколько она ни успокаивала себя мыслью о том, что сделает все, чтобы его вернуть, а если не сможет, то все, чтобы подарить Ругаланну другого наследника, похищение все равно больно ударило по ней. Настолько, что хотелось броситься к ребенку на руках няньки, распеленать его и еще раз убедиться в том, что у него нет родимого пятна. К тому же, что все так сильно сомневались в этом, словно и впрямь подозревали, что король и королева сошли с ума и выдумывают какую-о ерунду. На самом деле, Ригинлейв было все равно, что они там думают. Боль потери расползалась по ее телу с пагубным осознанием уже случившегося, и чем лучше она это понимала, тем безразличнее становилось все вокруг, тем сильнее хотелось опустить руки и прогнать всех. Ведь они сделали все, что было в их силах, они справлялись всеми доступными им способами, а Сигмар все равно исчез. Так могло ли так статься, что и вернуть они его тоже не смогут? Просто потому что их враг окажется сильнее, хитрее и могущественнее. Как бы там ни было, а усыпить целый дворец, а может быть, и целый город, нужно было уметь. Им противостоял кто-то очень могущественный. И это утверждало Ригинлейв в мысли, что этим кем-то был Китеж.

- Не смей никому говорить про пятно, - отвлеченно добавляет к словам мужа Ригинлейв, и строго смотрит на жреца, убеждаясь, что он понял ее верно. Сигмар был подменен другим младенцем, очень похожим на него, и единственное, что их спасло от воспитания чужого ребенка – родимое пятно, потому что похитители о нем не знали. Могло так статься, что если все-таки узнают, то снова постараются подменить ребенка, гнусным колдовством наколдовав ему родимое пятно. Так что будет лучше, если никто о нем не узнает. Они собирались вернуть Сигмара, а значит, следовало быть осторожными во всем.

В остальном княгиня лишь молчит, позволяя мужу отдавать приказы. Да, слугам надо было убраться отсюда, чтобы не раздражать своим присутствием. И да, ребенка тоже нужно было унести. Он точно не был ни в чем виноват, ему никто не станет вредить, а если найдется его мать, то его непременно вернут ей. Переживая тревоги от потери собственного ребенка, меньше всего Ригинлейв хотела, чтобы кто-то еще в Ругаланне переживал то же самое. А в том, что младенец был из Ругаланна, не оставалось никаких сомнений, стоило взглянуть на него. Так что, она собиралась позволить слугам позаботиться о нем, пока не найдут его мать. И быть может, возвратив этого ребенка его матери, княгиня сможет вернуть и своего?

Она понятия не имела, что чувствовал сейчас Вигмар. Упрямствующий в невозможности пророчества, затем не верящий в то, что ему нельзя помешать, после – убежденный в том, что не все еще потеряно. Ригинлейв не знала, чем для него была утрата сына. Да и была ли? Он ведь как-то уже сказал ей, что ребенок не был для него самым главным, самой главной была она, а без детей они прожить смогут и без того. И тогда, не зная, сможет ли когда-нибудь иметь ребенка, княгиня была согласна. Вигмар был важнее. И сейчас тоже был. Но все-таки боль и отчаяние разъедали сердце, наталкивая на дурные мысли. На то, что это Вигмар виноват, потому что ей не поверил. И Ормар тоже. И вообще все, кто усомнился в ее словах. И наверное, она в каком-то смысле имела право злиться. И злилась. Но не на мужа. На саму себя. Потому что его оправдывало то, что он не верил в похищение, а значит, оно было для него неожиданностью. Для Ригинлейв – не было. Она знала, что сына похитят. Знала, но не смогла предотвратить. И это причиняло ей боль, которую она не собиралась перекладывать на плечи мужа, как и вину, вместо этого, уткнувшись ему в плечо и крепко зажмурившись, как если бы это помогло всему этому глупому наваждению вдруг исчезнуть.

Не следовало никому заходить к ним сейчас. Потому что Ригинлейв нужно было побыть наедине с мужем, а сама необходимость отвлекаться на кого бы то ни было, раздражала. И все-таки жрец принес важные вести. Важные, печальные и жуткие. Не только потому что был разорен храм Фригг, но и потому что кому-то хватило святотатства убить жрицу и забрать ее дитя. Воистину Боги проклянут этого мерзавца, но Боги не проклянут их, потому что они позаботятся о ребенке до возвращения Сигмара, а потом решат, что с ним делать. До тех же пор было бы правильно, чтобы младенец ни в чем не нуждался. Ведь за ним стояла сама мать Асов. Но еще потому что не могло сердце Ригинлейв позволить просто выбросить дитя на улицу, когда ее собственный сын был для нее утерян.

- Пусть о ребенке хорошо заботятся, как если бы он сам был принцем. Он не должен пострадать и никто не должен даже мысли допустить о том, чтобы причинить ему любой вред… Нет… - она смотрит на мужа, ожидая его одобрения, - Пусть все думают, что это и есть Сигмар. Пусть Китеж считает, что мы купились на его уловку, а тем временем мы подготовимся и нанесем свой удар. И ты со жрецами… Вы тоже готовьтесь. Я знаю, у вас на острове давно много противоречий с городом колдунов на юге. Я дарую вам возможность поквитаться. У вас месяц на сборы, - торопиться они не будут. Да, Сигмар был в чужих руках, это плохо, но еще хуже, если они подготовятся дурно и погибнут сами под стенами Белого Города. Этого не будет.

- Благодарю Вас, госпожа. Мы будем готовы. Я сегодня же обсужу это с другими жрецами, - он кланяется и удаляется, понимая, что мужу и жене нужно побыть наедине, ведь украден был их первенец. И хорошо, что он это понимал. Потому что Ригинлейв сейчас не хотела ничего, кроме как быть с супругом.

- Я бы хотела не пророчества, а ее помощи. Теперь она нужна нам, как никогда прежде, - потому что затеянная авантюра вовсе не обещала быть простой. И потому что все еще оставалась возможность того, что они не смогут реализовать желаемое, - И я обещаю, что не брошу этого ребенка, если только Сигмар вернется. Пусть они будут друзьями, я не возражаю. Лишь бы сын был здесь, с нами, - сейчас она вряд ли имеет в виду под «не брошу», что они воспитают этого мальчика, как своего собственного. Сейчас такие мысли вообще не приходят ей в голову. Но найти семью, обеспечить средствами, позволить детям общаться и расти рядом, почему нет? Впрочем, это все будет позже, не сейчас. А сейчас им нужно было ждать. И ожидание обещало быть самым тяжелым испытанием.

- Не хочу никого видеть, кроме тебя, - она обнимает мужа, шумно выдыхая, - Не хочу ни с кем говорить и ничего слышать. Им все равно не понять. Как только все будет готово, мы выступим на Китеж. А до тех пор, я верю, что Фригг сохранит нашего сына в безопасности.

Подпись автора

Подготовиться к такому было нельзя, и сейчас Ригинлейв чувствовала это так ясно, как никогда. Ей было больно, но еще ей было безмерно страшно. Страшно за сына, за то, что китежские ублюдки могут невольно ему навредить. Он ведь был совсем маленьким. Они еще пару дней назад разговаривали о том, что не стоит вывозить его из замка даже на хутор, потому что здоровья ребенку это не добавит, а теперь он был вдали от родного дома, настолько далеко, насколько это вообще возможно. И что они будут с ним делать? Знают ли они, как заботиться о детях? Знают ли они, что вообще нужно Сигмару? Глупо было спрашивать себя об этом сейчас. Еще глупее было терзаться смутным желанием прямо сейчас оседлать коня и броситься в Беловодье, надеясь не то нагнать похитителей, не то просто не давать себе сна и отдыха с тем, чтобы утрата сына не тревожила так сильно. От бессмысленных действий останавливало только одно: им предстояло сделать много осмысленных, чтобы вернуть наследника домой живым. А наиболее осмысленным было ждать и готовиться. Потому что осада Китежа вовсе не обещала быть хоть сколько-нибудь простой, если не сказать больше.

Верить словам Вигмара – единственное, что ей теперь оставалось. Да, Фригг должна была присмотреть за их сыном. И да, если не она, то больше было некому, потому что полагать, что колдуны Китежа будут церемониться с младенцем и знать, как за ним ухаживать, было глупо. Но мать асов тревожилась об этом ребенке ничуть не меньше, чем когда-то переживала о Бальдре, а значит, супруг был прав. Она не оставит его и теперь тоже. Боги не дадут, чтобы с ним случилось дурное, просто не могут, не имеют права. И силясь поверить в эту мысль, Ригинлейв уткнулась мужу в плечо, ощущая, как страх и тревога не проходят, но хотя бы перестают разбухать, становясь все опаснее и все ощутимее с каждой минутой. Этого уже было достаточно, чтобы не сойти с ума. И это ощущение давал ей Вигмар, потому что никто другой не смог бы. Ведь это была только их потеря, только их отчаянная боль, которую, как оказалось, однако, каждый переживал по-своему.

Признаться, зная супруга уже некоторое время, Ригинлейв ожидала, что ему ожидание дастся в разы труднее, а значит, он ежедневно будет сыпать новыми предложениями и идеями, не оставляя ее саму и всех вокруг в покое. И женщина заранее примирилась с этим. Примирилась, потому что понимала, что так Вигмар будет справляться со своей тревогой и своим страхом за их ребенка. И он имел на это полное право: справляться так, как умеет. Ригинлейв готова была это потерпеть и день ото дня убеждать мужа, что они выступят, как только все сборы будут окончены, и как только шансы их против Китежа станут больше одного. К чему она не была готова, так это к тому, что в моменты их общего горя от утраты новорожденного сына, в первую очередь Вигмар вспомнит не о том, что нужно послать гонца собирать людей в Йерринге, не о том, что нужно проследить за созданием осадных орудий, не о том, что из Йомсборга можно позаимствовать корабли для их сплава вниз по Рябине, а о том, что им, видите ли, следует обратиться за помощью к соседним княжествам, да не к Слави, а непременно к Искору, гори он весь целиком синим пламенем, вместе со своей княгиней!

О, можно было сколько угодно убеждать Ригинлейв в том, что ей не к кому ревновать и в том, что искорская чета относится к ним с дружелюбием и расположением. Можно было бесконечное количество времени внушать королеве, что искорцы могут стать им добрыми друзьями, потому что у них у всех был один и тот же политический интерес. Но кому, скажите, было до этого хоть какое-то дело, когда женщина явно и недвусмысленно дала понять, как она относится к знакомству мужа с княгиней Искора, явно выразила свою неприязнь к ней, а первое, о чем муж стал говорить, когда их сын исчез – чертов Искор и чердынские колдуны, будь они неладны! И надо же, какое невероятное совпадение. В своей повседневной жизни Вигмар терпеть не мог колдунов, но только не искорских. Хотя, вернее, наверное, было сказать, что симпатия у него была к одной конкретной колдунье. И это не только заставляло испытывать ревность, но и попросту бесконечно раздражало одним тем, что муж, зная о том, как Ригинлейв к этому относится, будто бы нарочно тыкал пальцем в больное место, делая вид, что не понимает, что это самое место больное.

- Иногда мне кажется, что говоря о своих предпочтениях и чувствах, я разговариваю с каменной стеной! – оттолкнув мужа и перейдя из состояния крайней степени тоски и переживаний в состояние крайней степени гнева, воскликнула Ригинлейв, но как ни странно, а вопреки обыкновению, в качестве решающего аргумента использовала не слова и объяснения, а впечатанный Вигмару в глаз кулак. Кажется, только так он способен был понять, насколько она недовольна и насколько на самом деле не хочет говорить о Чердынских и с Чердынскими. Ведь слова ее и чувства муж упрямо отказывался понимать, насколько бы прямо княгиня ни заявляла о своем недовольстве, неодобрении, тревоге, страхе или ревности! – Отправься в Чердынь сам, - бросает она, поднимаясь с кровати и расправляя складки на платье, - И оставайся там до самого возвращения сына, - она, было, хочет выйти из комнаты, но дверь распахнулась и на пороге появился щуплый, сухой и вытянутый, меньше похожий на человека, чем кто бы то ни было другой, Свейн Паук. Увидев действия мужа, Ригинлейв тотчас же взмахнула рукой, - Это мой тайный советник, - сухо выдала она, отлично зная, что Вигмару с ним встречаться не доводилось. Тайным советником он был не абстрактно, а буквально. Никто и никогда его не видел, мало, кто о нем знал, зато паутина, которую плел этот странный колдун, оплетала весь Ругаланн, и потому Свейн знал все и обо всем.

- Моя восхитительная и непревзойденная светлоокая и луноликая госпожа! Звезды не светят ярче вас, а солнце уходит в забвение, едва увидев! – он тянет это противным скрипучим голосом, склонившись перед Ригинлейв на манер южан – расставив руки в стороны и кланяясь в пояс, - Я знаю о горе, постигшем вас и Вашего могучего супруга, мне известно о похищении принца. Его забрали из колыбели еще до наступления сумерек вчерашнего дня, и сейчас его похитители по старому тракту направляются на юг в составе трех всадников-колдунов, чьи лошади не устают и не требуют ни воды, ни корма, ибо и не живы они вовсе… - он мерзко хихикает, длинным узловатыми пальцами барабаня по своим губам.

- Они везут с собой младенца королевской крови и невиданной силы, ибо он заливается горьким плачем почти всю дорогу, отнятый от родного дома и любящих родных… - сердце Ригинлейв сжимается, ей становится сложно дышать. Она опирается рукой о стену и хватает губами воздух, чувствуя, как единовременно становится и жарко, и как если бы на ее вылили ушат ледяной воды, - Моя золотовласая госпожа зря тревожится, ибо младенцу в пути ничто не угрожает. Но нагнать похитителей уже не удастся. Не более, чем к полуночи они достигнут границы Ругаланна и продолжат движение вглубь беловодского княжества. Птички доносят, что те говорят о Белом Граде, о городе колдунов. Они везут принца туда. И это, моя госпожа, плохо, - он мрачнеет, обходя Ригинлейв по оси, словно наводя на нее какое-то злое колдовство, полное зла и кошмаров, - Ибо в Белом Граде они хранят зло, которое может пожелать крови наследника севера. Пока они сдерживают это зло, но так может быть не всегда, - о чем он говорил, Ригинлейв не имела никакого понятия. Все, о чем она думала, это о том, с какой нечеловеческой скоростью нужно передвигаться, чтобы к полуночи быть у границы. Даже загоняя коней, невозможно было добраться до границы чуть больше, чем за сутки. Так на чем же на самом деле они ехали? И не навредит ли одно это Сигмару?

- Мои пташки и паучки будут и в Белом Граде тоже, моя госпожа. Мы обо всем узнаем, как только они доберутся. Но вам нужно забрать наследника, как можно скорее. Быть может, новости, что везет с собой с острова Туманов хустру Рангрид, вам помогут. А до тех пор, я буду докладывать обо всем, что узнаю, - он смотрит на Ригинлейв, бросает подозрительный взгляд на Вигмара и снова склоняется, почти бесшумно направляясь к двери с тем, чтобы исчезнуть так же незаметно, как появился прежде.

Подпись автора

Ни одной хорошей новости Свейн не озвучил, но у Ригинлейв не было никаких оснований, чтобы ему не доверять. К несчастью для них всех он крайне редко ошибался и даже в период мятежа доставлял настолько точные сведения, что было впору верить в то, что какой-то колдун способен видеть через время и пространство. Королева никогда не интересовалась, как ему это удается. Этот странный колдун безропотно и верно служил ей самой, ее отцу, ее деду, а познакомил их незадолго до своей смерти Горм, отлично зная, что такие контакты дочери понадобятся. И они понадобились. Но теперь от этого было скорее жутко и горько, нежели радостно. Да, Свейн был отличным тайным советником, но новости, что он принес – совсем неутешительными. Значит, жители Китежа только думали, что они в безопасности. И значит, их сын не будет там в безопасности тоже. Нужно было забирать его, как можно скорее. Но для этого нужны были осадные орудия. И много. А значит, им предстояло ждать. И все это время сын будет в полном одиночестве среди чужих людей. Мысль эта убивала, но княгиня знала, что попросту обязана держать себя в руках. И ради королевства, и ради сына тоже. Но еще – ради их с Вигмаром отношений. Ведь что бы он ни сказал, эта беда была для них общей. И что бы он ни сказал, он был любимым ею человеком, которому целиком и полностью принадлежало ее сердце. А потому, меньше всего хотелось отпускать его вместе с этой их ссорой и фингалом под глазом, оставленным, пожалуй, слишком импульсивной реакцией, совершенно не свойственной Ригинлейв доселе.

И в понимании этого, объятия Вигмара вовсе не вызвали тревоги, неприятия или отторжения. Вовсе нет. Они вызвали прежнюю теплоту и раскаяние, которое женщина испытывала всякий раз, когда была слишком резка в отношениях с близкими людьми. Да, с точки зрения общественности ее можно было оправдать тем, что она была ярлом, но больше того – она была матерью и женщиной, которая его потеряла, но с точки зрения самой княгини, ее не оправдывало ровным счетом ничего, потому что как бы она ни тревожилась за Сигмара, Вигмар не должен был от этого страдать. И уж точно не физически.

- И ты прости меня, - выдохнула она, виновато глянув на мужа и осторожно коснувшись губами ударенного глаза, - Мне жаль, и мне не стоило так делать. Ты – самый дорогой для меня человек, и что бы я ни чувствовала, это не должно никак вредить тебе и отражаться на тебе. Я обещаю, что больше я так никогда не сделаю, - потому что любые формы насилия в качестве аргумента в споре были неприемлемы для семьи, которой они являлись. Забыв об этом, Ригинлейв совершила ошибку, и она не хотела никогда ее повторять, и уже пообещала себе, что и не повторит больше, - Я не сержусь. Не будем больше говорить о Чердынских. Мы справимся там и без них, - добавляет она всерьез и без тени раздражения. Просто Ригинлейв и впрямь уверена, что справятся. А кроме того, не уверена, что Чердынские вообще захотят пойти против Китежа. Ведь несмотря на строгую позицию Белого Города в отношении их правления, до сих пор Китеж никаких мер против искорской четы не предпринял. Так нет ли между ними договоренности, которая может плохо отыграться, сообщи они в Искор, что собираются пойти войной на город колдунов?

- Проверю, что плотники и инженеры взялись за осадные орудия, узнаю, сколько уже есть и сколько нам придется ждать, - она вздыхает, гладя мужа по щеке, - Думаю, что нам придется набраться значительного терпения, - вряд ли им удастся выступить раньше, чем через два-три месяца. Все ли будет в порядке с Сигмаром за это время? – Потом проверю гостей на пиру, пусть видят, что у нас все хорошо и все под контролем, - видимо, для этого ей придется взять подкидыша. Никому пока не надлежало знать, что настоящий принц пропал и может вообще никогда не вернуться.

- А что до отдыха… - наверное, странным было вообще даже думать об этом в текущих обстоятельствах, но Ригинлейв это казалось правильным, потому что иначе они оба сойдут с ума, размышляя только о судьбе сына и о своем текущем бездействии, не в силах принять, что сейчас они оба ничего не могут сделать больше, - Большинство гостей снова напьются сегодня к вечеру. И не заметят нашего отсутствия, если мы вдруг решим уехать. А мы так давно не были нигде только вдвоем, - потому что после возвращения из Дубровиц, поездка куда в сумме заняла неприлично много времени, Ригинлейв была беременна уже слишком сильно, чтобы надолго покидать Хольмгард и выезжать даже на любимые места. В довесок, это могло быть попросту небезопасно, особенно в феврале, когда лютовали холод и Вьюга. С ноября по март в Ругаланне большинство людей предпочитали проводить в своих домах, будь то хоть лачуги бондов, хоть замок ярла. А после они все готовились к коронации и было не до возможности побыть вдвоем хоть сколько-нибудь долго. Наверное, отчасти и теперь было не лучшее время. Но с другой стороны, что им еще было делать? Ожидание обещало быть долгим и тягостным, и вряд ли кто-то, кроме них самих, в полной мере мог понять это и разделить.

- Может быть, поедем на «Троллий язык»? С шатром и слугами. Или можем даже на Мелфьорд, - хотя это могло быть уже не такой хорошей идеей, потому что эльфы завершали последние приготовления, или уже завершили, как и обещали, к Белтайну. В любом случае, смотреть отстроенный замок сейчас было можно, но остаться там – едва ли. Ведь эльфы точно не заботились о внутреннем убранстве, а значит, длинные коридоры и высокие башни были пусты, разместиться там с комфортом вряд ли получится. Впрочем, зрелище все равно обещало быть очень впечатляющим. И никто все равно не помешает им побыть вдвоем.

- Вряд ли мы сможем сделать больше, чем уже запланировали. А когда вернемся, поговорим с Огнедаром и его матерью. Или я поговорю с ними одна, - потому что Вигмару сам факт этого разговора мог быть весьма и весьма неприятен, если не сказать больше, а им очень нужно было пройти по беловодским землям, как бы там ни было, - В любом случае, следующие месяцы у нас впереди одно только ожидание. Не вижу причин, чтобы превращать его в наш бесконечный кошмар, лишая даже простых радостей нахождения в местах, которые нам нравятся.

Подпись автора