Бесконечно странным было вот так вернуться. Все вокруг казалось знакомым, но вместе с тем, все вокруг не хранило и десятой доли тех воспоминаний, которые по-настоящему должны были быть с Велеславой. Она часами расхаживала по их дому, по сильно разросшимся комнатам и коридорам, разглядывала знаки, предметы, где-то даже слова и лица, и не то, чтобы ощущала их совсем чужими – попросту не такими, как они должны были быть. Создавалось неизбежное ощущение, что все происходящее – сон, а все ее воспоминания – ложь, обман, просто выдумка, фантазия, которую женщина не в силах отличить от реальности. Вот зарубка у высокого ясеня возле терема – Алексею, одному из их с Ярополком княжичей в тот день исполнилось шесть лет. Он все хотел непременно быть выше брата и отца, но переживал, что растет уж больно медленно. Его не убеждало, что ростом он через год-два уже догонит мать, казалось, что раз отец с братом в битвы не берут, значит, дело не в годах, а в росте. А вот, что-то тоже похожее на зарубку, да только стоит пальцами прикоснуться, как женщина вспоминает, что это она сама сделала – злилась сильно, от того и запустила в супруга тяжелую поварешку. На что злилась? Почему? Не помнит, как ни старайся. И лица Алексея не помнит тоже. Ярополка не забывает, лик его всегда перед ее глазами, да только что толку? То, что супруг ее – помнит, отчетливо помнит, вот здесь, в саду целовал ее, обещал, что все непременно наладится, и нет нужды тревожиться ни о чем. Да только что должно наладиться? Почему она переживала? Почему вообще ему пришлось ее утешать? Ничего. Пусто.

И все-таки память стала возвращаться быстрее. Хотя огромная часть воспоминаний все еще была в тумане, туман этот стал рассеиваться с того самого дня, как местный вождь, сын ее, в гневе чуть не переубивал всех работорговцев на рынке, увидев среди рабынь свою мать. Супруга его, тихая и светлоокая Добронрава, под стать своему имени, сказала, что такой крутой нрав у ее мужа от его отца. Но Велеславе после всего, что она успела припомнить, казалось, что девчонка ошибается, недооценивая свекровь. А впрочем, могла ли женщина быть хоть в чем-нибудь уверенной по-настоящему? Она ведь была и оставалась женщиной, чья память подводила ее.

- Мам, ты поешь, пожалуйста. Я на тебя такую смотреть не могу, - сын улыбается ей виноватой улыбкой, потому что ему, кажется, непривычно говорить матери, что делать, но она действительно бралась за ложку и заставляла себя проглотить, что-то, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, только когда ее просил сын. Не потому что Велеслава испытывала к нему какие-то особенные чувства. Она вообще-то, и вовсе его не помнила. Потому что он спас ее, потому что тревожился все время, которое женщина размышляла о скором их походе. И потому что если хотела в нем участвовать, ей следовало набраться хоть каких-то сил. Потому что долгое рабство не способствовало нормализации ни психологического, ни физического состояния. И Велеслава в самом деле выглядела, как женщина, которая давно не питалась и не чувствовала себя достаточно хорошо.

Несмотря на то, что женщина была дома, спала она плохо, так что вскоре местный жрец стал готовить для нее зелья, чтобы Велеслава могла нормально и продолжительно спать без кошмаров. Кошмары и впрямь перестали приходить. Зато Ярополк приходил все чаще. И как же невыносимо-странно было чувствовать его единовременно самым близким человеком, но вместе с тем и совершенным незнакомцем. Одно женщина знала точно: она желает вернуть его, как можно скорее. И быть может, тогда, рядом с ним, ее жизнь снова станет цельной. Ведь без супруга рядом ощущение гигантской дыры в груди, дыры, что засасывала в себя целый мир, превращая его в ничто, никак не исчезало.

Велеславе казалось, что она ждет подготовки воинов, провизии и кораблей бесконечно. С тех пор, как некто Драган, прибыл в Искор и сообщил о том, что Ярополк в плену, Велеславе не было покоя. Она хотела полететь к нему тотчас же, ведомая не пониманием, но глубоким своим чувством привязанности, взявшимся неизвестно откуда, потому что воспоминаний о том, как это чувство образовывалось, к женщины не было тоже. Но Драган с сыном остановили порыв колдуньи, справедливо рассудив, что так она сделает только хуже. Вытащить Ярополка из плена она не сумеет – не хватит сил и навыков, а сама застрянет там, и неизвестно, чем все это кончится. Мужчины были, конечно, правы, но покоя Велеславе это не добавляло. Ей вообще ничто не могло добавить покоя.

Женщина поклясться была готова, что они затягивают отбытие, чтобы она пришла в хоть какой-то физический порядок. И колдунье казалось, что она пришла. Ее уже не тошнило от еды, она уже могла съесть больше пары ложек, гуляла в саду, выходила в город, разговаривала на их языке, изъясняясь довольно масштабными конструкциями. Разве это не было достаточным подтверждением того, что Велеслава уже готова отправиться в путь? Ведь каждый день ожидания давался ей все труднее.

Наконец, долгожданный день настал. Утром сын зашел к ней в покои и сообщил, что они готовы отправляться в путь и планируют сделать это уже завтра. Тем же днем Велеслава встретилась с Драганом и еще раз попросила объяснить его, где именно находится искомый континент, а равно, и где именно находится искомый город. Немного разговоров с мореплавателями, со жрецом и тем, кто ориентировался по звездам, и женщина уже довольно отчетливо понимала, куда именно она направится. Тогда же женщина узнала и что на континенте уже имеется маленький лагерь их разведчиков, которым, в соответствии с последним донесением, удавалось оставаться незамеченными все то время, что они были на чужбине и исследовали местность, города и деревни. О каком-то серьезном лагере и говорить было глупо, но свой аванпост на чужом континенте они имели. И намеревались выступить, чтобы отбить Ярополка, именно с него.

Первые корабли вышли по плану, но с ними Велеславу не пустили. Лишь спустя неделю, отплыли и все остальные. Брать всех вооруженных мужчин никто не собирался – существовали риски, что в таком случае, им просто будет некуда возвращаться, но хорошо обученных и вооруженных людей было достаточно, чтобы следовать поставленной задаче. К тому же, разведчики донесли, что город только-только заняло новое племя, которое в борьбе с предыдущим, понесло значительные потери, еще не успело толком закрепиться на позициях, а следовательно, было слабо. Это играло им на руку. Но Велеславу успокаивало едва ли. Так что, тот факт, что она еще неделю была на берегу в ожидании сына, нервировал ее бесконечно сильно и бесконечно долго. Так ей казалось. Так что, после их отплытия она провела на корабле всего несколько дней, а затем обернулась соколицей и полетела туда, куда ей давно следовало направиться, вообще никого не ожидая.

Полет выдался долгим. Передохнуть было негде. Бескрайнее море воистину было бескрайним, так что когда Велеслава коснулась земли ногами, они ее уже не держали. Благо, что приземлилась она там, где следовало, и следующие несколько дней ее откармливали, отпаивали и отогревали, чему даже противиться не было никакой возможности, потому что женщина, даже желая того, обернуться птицей вновь не могла – не хватало никаких сил. Время, которое она провела между тьмой и светом, дало возможность ближе к континенту подойти их силам, и все же, их Велеслава не дождалась. Как только она стала уверенно ходить, уверенно обращаться, а затем и уверенно летать, женщина выяснила все, что удалось узнать разведчикам о предположительном месте заключения мужа, и уже следующей ночью взмыла в воздух.

Погода была отвратительная, но редкая для этих мест. Гром, молнии, проливной дождь. Такому здесь радовались, потому что континент был жаркий, покрытый песками и раскаленным камнем, дожди здесь были воистину подарком судьбы. Велеслава радовалась тоже. Подобная погода позволяла скрыть ее перемещения, так что соколицу никто и не заметил, когда она облетала то ту, то другую темницу, срывая с единственного окна в потолке покрытие из листьев, соломы и Змей знает, чего еще. Видно было немного, но информировали женщину достаточно точно, чтобы ей не пришлось искать слишком долго. Да и она бы не преувеличила, если бы сказала, что ее вели не только знания о месте нахождения мужа, но и ее сердце.

Наконец, уверившись в том, что нашла, кого следует, Велеслава птицей скользнула внутрь и тотчас же обернулась женщиной. В шуме дождя, в каплях, что падали на нее, во тьме темницы, сложно было различить знакомые черты, услышать голос, или даже распознать фигуру, но женщина точно знала, что попала, куда нужно. Она просто не могла ошибиться, пусть в свете луны, и выглядела, как призрак прошлого, а не как настоящий человек.

- Ярополк?..

Подпись автора

Имя, слетевшее с уст, вдруг озвученное, вдруг осознанное, вдруг полное и понятное, отдается странным теплом в груди. Велеслава хочет повторить его, чтобы убедиться в том, что нашла, кого нужно, но судя по реакции мужчины, в этом нет никакой нужды. Он ее видит. Он ее слышит. Он ее узнает. И радость согревает сердце и все нутро, саму душу греет, женщина против воли улыбается, хотя чувствует себя как-то глупо и неловко в этой ситуации, ведь она и не помнит, в сущности, всего того, что помнил сам Ярополк и чему был так рад. Но она вспомнит, обязательно, и поцелуи его ей теперь кажутся знакомыми, и прикосновения, и тепло его, и слова, и шепот. У Велеславы нет сомнений в том, что Ярополк ей вовсе не чужой, она не разумом – сердцем своим это ощущает, да так сильно, что слезы на глаза накатывают. И это самое важное сейчас, важнее всего того пути, что она проделала, важнее многих десятков лет в полном беспамятстве, где лишь время от времени всплывали отдельные слова и лица, люди и явления. Весь мир Велеславы сейчас сжимался до размеров этой камеры, а были здесь только они двое и никто больше. Она была настоящая. И он тоже был. Вопреки всем сомнениям. Вопреки годами в неведении. Вопреки снам, которые напоминали о нем только с тем, чтобы после утвердить Велеславу вновь и вновь, что она ничего о своей прошлой жизни не разумеет, а может быть, и никогда не будет. Но теперь у нее нет сомнений: память вернется, как вернулся Ярополк. И ничего, что они еще в темнице, ничего, что им предстоит долгий путь на волю, это все сущие пустяки. Главное, что друг друга нашли. А в том, что супруг искал ее все это время, Велеслава не сомневалась не только из-за слов Драгана, но и потому что она чувствовала, что мужчина ее не оставит, что не захочет просто так от себя отпускать, что все пути их ведут к одной и той же точке – к точке из встречи, где бы та ни находилась в конечном счете.

- Настоящая, настоящая, - в полголоса говорит женщина, обнимает супруга, гладит его по спине, по волосам, по щекам его с бородой, чего она, кажется, вообще никогда не помнила. Но Велеслава знает, что помнить, что-то о внешнем облике мужа ей никакой нужды нет вовсе. Его узнавали не ее глаза и руки, а душа и сердце. Согревали теплом. Воскрешали воспоминания, на которые долгие годы вообще не было никаких надежд, потому что казалось, что Велеслава утратила все надежды вместе с тем проклятым штормом, который разлучил их с супругом. Но теперь все. Все закончилось. Они снова были вместе. И если местный вождь, кем бы он ни был, думал, что сможет оставить своего узника здесь, то он ошибался. И лучше было бы ему поскорее принять иное решение. И такой шанс у него будет еще прежде нападения. Будь Велеслава на его месте, отдала бы пленника без долгих разговоров. Ярополк ему без надобности, а еще одна война с хорошо вооруженными и не хуже обученными воинами – то, что похоронит его, а вовсе не спасет. Уж это Велеслава могла гарантировать, потому что ничто не заставило бы ее уплыть с этого континента без супруга. Больше они не расстанутся. Больше не будет такого, что их будут разделять не только тысячи верст, но годы, а равно и невозможность вспомнить все то, что не надлежало забывать никогда.

- Не сошел. И никакое злое колдовство или сущность тебя не обманывают, - она и сама целует его долго и настойчиво, не торопясь и более не нуждаясь в том, чтобы куда-то бежать и что-то искать. Все самое ценное она уже нашла. Все самое ценное, что у нее уже много сотен лет было, да только каким-то образом Велеслава умудрилась это потерять. Боги ли их испытывали или той был злой рок? В любом случае, испытание подошло к концу, а злой рок был побежден силой их любви и настойчивостью, на какую мало, кто был способен.

- Драган прибыл в Искор, когда… - сейчас Велеслава чувствовала, что ей лучше воздержаться от формулировки «когда меня туда привезли рабыней» - когда и я туда вернулась совсем недавно. Он нам все рассказал, зарисовал карту, мы потратили много времени на сборы, но пришли за тобой. Там, за стенами города, у нас маленький аванпост, разведчики и люди прибывают все больше с каждым днем – корабли идут неравномерно, но скоро здесь будет вся дружина сына и достаточно воев, чтобы тебя вызволить, - наверное, странно было слышать подобные речи от полностью обнаженной женщины посреди темницы, но Велеслава была уверена в том, что она говорила. Они привели сюда достаточно людей, чтобы отбить Ярополка. Нет, не чтобы взять город приступом и даже не чтобы сражаться в открытую, но чтобы тайно выкрасть его, а затем сбежать, если потребуется, то прежде сразившись с городской стражей. Никаких местных богатств, знаний, технологий или религии им было не нужно. Только Ярополк. Только спокойное возвращение домой. Только совместное будущее после всех тех лет, которые они провели врозь. Велеславе казалось, что просила она не так уж и много, но не было никаких сомнений в том, что желаемое она получит. Если потребуется, то любой ценой, потому что каждый из тех, кто ждал их снаружи, не был и в половину так дорог ей, как был Ярополк.

- Мы выберемся отсюда, Ярополк. Уже совсем скоро, я обещаю тебе, - она снова целует мужа, крепко обнимает его, и на несколько мгновений закрывает глаза, силясь унять бешеный стук своего сердца. А впрочем, пусть себе стучит, пусть отбивает ритмы триумфа и радости, ведь Ярополк нашелся, Велеслава чувствовала его рядом, могла поговорить, обнять, прикоснуться. Не было ничего ценнее этого. Ведь без этого источника женщина была все равно, что цветок, вянущий под палящим пустынным солнцем. Но теперь все иначе. И будет иначе. Никто больше не посмеет и пытаться отобрать их друг друга.

- Завтра мы попробуем договориться о твоей выдаче, а если нет, то ночью проникнем в город и нападем на темницы, с тем, чтобы освободить тебя. Корабли причалили на западе, мы тотчас же уберемся отсюда и направимся обратно в Искор, - слова ее звучат уверенно и воодушевляюще, но еще больше воодушевления видится в глазах Велеславы, - После того шторма… Я после него потеряла память, и многие годы не могла вспомнить почти ничего. Но ты всегда был со мной. Приходил во снах, в воспоминаниях. Наконец-то я тебя нашла.

Подпись автора

Сложись все иначе, и она до сих пор могла бы быть на чужой вилле у моря, неся службу в качестве служанки, глядя на то, как сменяются поколения одной и той же семьи, но так и не находя свою собственную, и даже не вспоминая о ней. Теперь это кажется нереальным, невозможным, но еще пару лет назад такая перспектива тяготела над Велеславой, а она даже не подозревала, что именно потеряла. Воистину Громовержец и Змей были милостивы к ним обоим, потому что если бы не были, то ее не вернули бы в Искор, пусть даже и таким варварским способом, она бы не нашла супруга, она бы не вспомнила лицо того, кто на протяжении полутора веков являлся к ней во снах, по утру оставляя лишь щемящее чувство тоски в груди. Но лишь оказавшись здесь, Велеслава смогла, наконец, понять, насколько сильно ей не хватало Ярополка все это время, потому что то самое чувство щемящей тоски захватило ее целиком, захлестнуло полностью и всецело, мешая думать, дышать, говорить и внимать словам мужчины, его извинениям, его тревогам. О чем, черт побери, он говорил? Какое все это имело значение? Важнее всего было, что он рядом с нею сейчас, в это самое мгновение, что они нашли друг друга, и что хотя она не помнит и половины того, что должна, сердце в груди готово вырваться, подтверждая, что рядом с нею самый дорогой и самый нужный человек в ее жизни. Так разве же этого не было достаточно?

Можно было попытаться возразить, убедить супруга в том, что ей не нужны никакие клятвы и заверения, ведь это все совершенно неважно. Можно было сказать, что она верит ему, что больше они не покинут Бьярмию и всегда будут вместе. Но для всего этого еще настанут моменты. Они еще наговорятся, они еще все обсудят, они будут говорить так долго и так много, как сами того захотят. Сейчас же, пока Ярополк все еще не был в безопасности и пока ситуация не разрешилась наилучшим для них путем, единственное, о чем могла думать женщина, так это о том, как она хотела бы больше всего на свете не отпускать мужа от себя, не терять его больше ни на минуту. Конечно, она знает, что ей придется уйти и еще день провести в разлуке. Но сейчас она не может думать об этом. А вместо тысячи слов, которые могла бы сказать, делает шаг, обнимает мужа за шею и целует его так, как не могла целовать женщина, которая забыла, что их связывает на самом деле. А связывала их любовь, столь сильная, что даже века разлуки она пронизывала насквозь, не оставляя шансов на то, чтобы Велеслава не вспомнила хоть что-то.

Это было странно, но сейчас, целуя супруга, женщина думала о том, что не так уж важно, что она вспомнит, а память о чем навсегда останется в веках. Какая разница, что помнил разум, если сердце все равно помнило больше? Она любила Ярополка, здесь и сейчас, в проклятом плену, когда вернулась в Искор и когда жила на той самой вилле, силясь вспомнить хотя бы свое имя. Так ли важно, что именно было между ними в прошлом, если вместе они могли создать бесконечно прекрасное совместное будущее? И обнимая супруга теперь, Велеслава ни единого мгновения в этом не сомневалась.

- Ты не мог меня найти. И никто не смог бы. Я была слишком далеко, - шепчет она, оторвавшись от губ супруга. Колдунья берет мужа за руки и сжимает его ладони, опуская на них глаза, - Я и сама не могла найти тебя и наш дом так долго. Кто бы мог подумать, что похищение северянами и продажа в Искор рабыней станет для меня спасением и началом пути к тебе? Воистину, неисповедимы пути Змея, равно как и пути Громовержца, - она улыбается, а затем коротко целует супруга в губы вновь. Все это ничтожно мало для той долгой разлуки, что была между ними, но у них впереди все время мира, они успеют наверстать. Сейчас главным было достать Ярополка отсюда как можно скорее. Так скоро, как это вообще возможно.

- Я обещаю тебе, что со мной ничего не случится. Ты можешь не сомневаться в этом. Не тревожься обо мне. Еще раз ты меня не потеряешь, - потому что потерять его было все равно, что потерять саму себя. И Велеслава уже успела пережить это один раз. Второго у них не будет. Ни в коем случае. Никогда. А потому, она сделает все возможное для того, чтобы вытащить отсюда супруга, не рискуя собой непозволительно сильно. Было бы глупо лишиться всего, когда только в этой чертовой темнице это все и смогла обрести, наконец.

- Ты снился мне с первого дня на далеких берегах, когда я даже имени своего вспомнить не могла. Конечно, я тебя узнала. И конечно, я помню многое о тебе, хотя и не всю нашу жизнь. Некоторые рассказы нашего сына все еще сродни сказкам, легендам, которые не имеют ко мне никакого отношения. Уйдет время, чтобы я вспомнила все, но разве это важно? – она улыбается, в ночной тиши заглядывая в его глаза, в которых серебристым светом отражалась луна, - Мы теперь вместе. Даже если я не вспомню наше прошлое, то у нас будет наше будущее? Такое долгое, какого мы сами пожелаем. Ведь так? – она улыбается, чувствуя себя, наконец, целой. Раньше Велеславе казалось, что она утратила эту целостность из-за отсутствия памяти, из-за того, что никак не может ее себе вернуть. Но дело было не в памяти вовсе. Дело было в том, что Ярополк оставался значительной частью ее самой, и его утрата была сравнима с тем, чтобы растерять половину себя же. Но теперь он был рядом. И Велеслава знала, что так и должно быть до самого последнего их дня.

- Сварим любое зелье, какое захочешь. В наших краях, оказывается, растет так много разных трав. Не помню даже одной сотой названий, - она тихо смеется, потому как невестка терпеливо обучала ее той малости, что знала сама. Это было почти что мило. Хотя и все еще немного горько. Ведь как многое в действительности Велеслава успела утратить?

- Главное, чтобы мы поскорее вернулись домой. Там все станет иначе. Там все наладится, - она улыбается, качая головой, - И больше никаких путешествий в ближайшие пару веков.

Подпись автора

Необходимость оставить Ярополка в темнице и уйти, как если бы ничего не было, как если бы они не встретились вовсе, как если бы она его не нашла, тяготит женщину почти невыносимо. Она знает, что не может остаться, что если ее найдут здесь, то это только усложнит общую задачу, потому что сын, конечно, вытащит их обоих, но неизвестно, чего это будет им стоить. Кроме того, неизвестно, как это повлияет на заключение самого Ярополка в темнице. Так что как бы тяжело ни было Велеславе сейчас, она знала, что должна делать. И в ответ на короткий поцелуй мужа, она отзывается куда более уверенным и настойчивым поцелуем. Этих жалких нескольких десятков минут ей было бесконечно мало, но нужно было идти. Нужно было.

- Я скоро вернусь за тобой, обещаю, - женщина касается лба супруга своим, шумно выдыхает, гладит его по щеке и лишь затем вновь оборачивается птицей и тотчас же взмывает высоко в воздух, лишая возможности распознать в ней смертную женщину, а равно навредить птице – случайно, намеренно или вообще потехи ради. Лететь тут всего ничего, потому что расположились они не так уж далеко от города. Так что в своем шатре Велеслава вновь обращается в человека уже совсем скоро, но уговорить себя лечь хоть на минуту, чтобы вздремнуть, ей не удается. Вместо этого женщина купается в прохладном рассветном море, одевается в темно-красное платье, а затем идет говорить с сыном.

План их ничуть не изменился. Они попробуют выкупить Ярополка из темницы, обменять его на оружие ли, золото, самоцветы и ткани. Если не выйдет, нападут на город ночью. И при мысли о том, что ей придется ждать до ночи, женщине становится еще более неспокойно. Они должны были вызволить супруга немедленно и прямо сейчас. Неважно, чего это будет стоить. Неважно как. Если бы не сын, который то и дело успокаивал мать, силясь уверить ее в том, что своими тревогами она никак не ускорит процесс, Велеслава уже давно сама бы шла к городу с тем, чтобы попытаться договориться. Но ей приходится ждать. Когда мужчины уходят на предполагаемые переговоры, женщина остается в лагере и долго глядит куда-то за горизонт, снедаемая тревогами и страхами за жизнь супруга. Лишь бы он выжил. Лишь бы все было хорошо. А лучше бы совсем без кровопролития, потому что пострадать могли и супруг, и сын, а этого Велеслава никогда бы себе не простила.

Сын возвращается еще до полудня. И видя его лицо, женщина понимает, что ничего не вышло. Во-первых, с ним не было Ярополка, а во-вторых, с таким выражением успеха не добиваются. Мужчина раздраженно отодвигает полы шатра, Велеслава идет следом, потому что понимает, что ей нужно знать, что именно случилось, - Они не понимают ни слова, мы даже не смогли толком объяснить, что произошло и чего мы хотим – уже едва не дошло до сражения. Второй раз и пытаться нет смысла. Ночью мы нападем на город, вызволим его и вернемся. Ты останешься здесь, - женщина открывает рот, чтобы возразить, но характером сын взял лучшее от них обоих, - Нет, мама. Ты останешься здесь, как я и сказал. Отец никогда в жизни не простит мне, если с тобой хоть что-нибудь случится. Лучше отдохни. Ты совсем вымоталась, - как если бы это имело какое-то значение. Но сил, чтобы спорить, у Велеславы и впрямь нет. Она только рассеянно кивает и покидает шатер сына.

День она проводит в тревогах и размышлениях. Не стоило ли полететь к Ярополку сейчас? Не стоило ли скрасить его ожидание, сказать, что они скоро придут? Но здравый смысл говорит, что днем это слишком опасно, а супруг итак знает, что они непременно придут. Она ведь ему уже пообещала. Сидеть и ждать спасения Ярополка, Велеслава, однако, не собирается. Так что, едва с наступлением темноты отряд сына выходит из лагеря, сама женщина обращается соколом и тоже летит в город.

То, что здесь считали за крепостную стену, в Искоре не посчитали бы и за частокол. Муж был прав, дикари опаздывали в уровне своего развития минимум на два века, но сейчас это было им кстати. Сидя на крыше самого высокого строения, Велеслава видит, как один из дружинников перерезает горло постовому, затем следующему, а следом дружинники один за другим проникают сквозь деревянное укрепление внутрь. В этот же момент Велеслава замечает одного из постовых, поднимающихся прямиком на надвратную башню. Туда, откуда увидеть отряд не составит большого труда, а значит, и просигнализировать всему поселению об атаке чужаков. Соколица взмывает в воздух весьма стремительно. И к моменту, как чужестранец возвышается на башне, она раз успевает налететь на него, впиваясь когтями в лицо и глаза, чтобы он, пытаясь стряхнуть ее и понять, что именно происходит, сделал четыре роковых шага назад и камнем упал с десятиметровой высоты. Если после этого стражнику и удалось выжить, он вряд ли сумеет кому-то о чем-то сообщить.

Велеслава облетает город, точно зная, что ее заметят. И ее замечают. Пусть сын недоволен, сейчас он ничем этого не выказывает, за то по подсказке матери, понимает, куда идти ему самому и его людям. Поселение было сравнительно большим, сходу отыскать темницы могло оказаться проблематичным, но княгиня помогает им с этим, как помогает и с другим – подхватывая перевязь ключей, которые беспечный стражник оставил на скамье, готовясь передать свой караул. Нести такую тяжесть птице весьма непросто, но оно того стоит. Сын ловит связку в полете и довольно улыбается. С тем, чтобы убить стражника, который ждал смены на другого, у мужчины никаких проблем не возникает, так что вскоре он открывает темницу и входит внутрь. Оттуда начинают выходить люди – один за другим, один за другим. Кажется, правящий князь Искора решил не оставлять никого из заключенных, полагая, что все они такие же страдальцы, как и его отец. Благородно, хотя, может быть, не так уж и умно. Не умно и другое. Велеслава, сосредоточившись на ожидании возволения Ярополка, пропустила, как ожидаемая смена стражи, все-таки пришла. И хотя его успевают убить на месте, сам он успевает прежде протрубить в рог, возвещающий об опасности. Дружина сына тотчас же смыкает ряды, готовая к атаке, но едва завидев, как из темницы все-таки выходят Ярополк с сыном, Велеслава атакует движущуюся на них местную стражу, первая. Острые ее когти порой работают ничуть не хуже самого острого меча.

Подпись автора

Соколом Велеслава страха не ощущает. И боли от того, как силится отбиться от нее дикарь, не ощущает тоже. Причинить ей серьезных увечий он попросту не успевает. За крыло хватает, отшвыривает от себя, да только это все пустяки, синяки, вывихи – все пройдет, а ему глаза уж точно никто не вернет. И пока дружина добивает оставшихся, княгиня крылья распрямляет, чувствуя боль, но вполне терпимую. Не сломал ничего – это хорошо, это главное, ведь им еще плыть, а зелий здесь столько нет, и они все больше Ярополку пригодятся. Она ведь видела его, измученного и изнуренного, ослабевшего и исхудавшего. Ничего, к Искор вернутся, там вдали от всех снова будут вместе, женщина сама проследит за тем, чтобы мужа никто не беспокоил, за тем, чтобы он спал спокойно, ел вкусно и пил вдоволь. Обещал ведь, что в ближайшие годы, а то и столетия точно уж никуда. Хватит с них приключений. Хватит тревог и опасений потерять себя и друг друга в огромном мире, который Велеславе и вовсе был не нужен без мужа.

Сражение, если так можно назвать это побоище, заканчивается быстро, тут и глупо было бы другого ожидать. Княгиня вновь в воздух взмывает, да только с оперением ее, что-то сейчас не так. Так что, вскоре она приземляется на плечо супруга, направляющегося в лагерь, да так и сидит до тех самых пор, пока они не возвращаются на свою стоянку с победой, но главное – со свободным Ярополком. Ему бы поесть, поспать и отдохнуть, а не пешком путь совершать, но это ничего. Маловероятно, что дикари решатся на них напасть теперь. Да и было ли, кому нападать? Дозор они выставили, воинов и снаряжения у них достаточно, так что сначала муж в себя придет, а потом уж можно будет плыть домой. Домой. Наконец-то.

Хотя судя по тому, как супруг кричит на нее теперь, можно было подумать, что он уже в себя прийти успел полностью и всецело. Велеслава же в шатре женщиной оборачивается, выслушивает все, как должно, но вовсе не собирается устраивать сейчас ссору из случившегося. Она знает, что мужчина просто волновался за нее и вовсе не хотел ее ничем обидеть. Она на Ярополка ясными глазами своими глядит и думает лишь о том, как хорошо, что он вернулся к ней, как сердце, наконец, оттаивает в его присутствии. Пусть злится, пусть кричит, пусть ругает. Это все ерунда, ведь главное было, что он жив, здоров и рядом с нею. Все хорошо, наконец-то.

- Ну, еще я мальчишку не слушала, - подергивает плечами колдунья, отвечая тихо мужу на его «сын просил». Ну, просил. И что? Он мог оценить степень любви матери к отцу? Мог понять, что даже потеряв память, она продолжала стремиться к Ярополку всем своим существом, даже неосознанно? А если нет, то как он мог просить ее держаться подальше от опасности, когда супруг был в опасности? Не ему ей указывать. А гнев князя, даже если Велеслава не считала его справедливым, это пусть, это ничего страшного. Главное, что они его вытащили. Что он живой. Худой, осунувшийся, ему бы отдыхать, но все равно живой, и это было главное.

- Не случилось ведь ничего. Ты только зря тревожишься, силы тратишь, - она ведь вот, здесь стоит сейчас перед ним, живая и почти невредимая. Синяк, что растекался от шеи к плечу, пройдет после нескольких зелий, которые они тащили из самого Искора. А больше на ней и нет ничего. Вот и обнимает Велеслава мужа в ответ, в плечо ему утыкается, улыбается, счастливая. Но чувствует, конечно, как объятия становятся слабее. Она быстро понимает, что Ярополку совсем плохо стало, оно и немудрено – в таком состоянии сначала сражение, потом дорога до лагеря, а теперь еще и острые переживания.

Никакой паникой Велеславу не накрывает. Она напротив, поскорее облачается в платье, велит ей поскорее зелий, холодной воды нести, питьевой, а равно и еды немного. Все знают, что много давать нельзя сразу после долгого голода, но не значит же, что совсем голодным мужа оставлять. Колдунья осматривает его со всем прилежащим вниманием, убеждаясь, что серьезных ран на нем нет, а все-таки промывает и зельем капает даже на отдельные малочисленные порезы. Умывает мужа, обтирает его прохладными полотенцами, на лежанку прохладную на земле неподалеку от очага шатра устраивает. Чтобы и землю под собой чувствовал, и в прохладе был, и замерзнуть не успел. Совсем Велеславе это не в тягость, сидит рядом с ним терпеливо, а как глаза открывает, так сразу водой и отварами трав поит, чтобы набирался сил, восстанавливался и приходил в себя постепенно. Голову его к себе на колени кладет, да сидит так до самого утра, а утром здесь жарко, солнце восходит, так с полудня – самый зной, хотя шатер надежно закрывает их обоих от солнечных лучей.

- Как отец, матушка? – все время с одним и тем же вопросом, едва ли не каждый час. И ответ все время один и тот же, - Уже лучше, сынок, - а раз в себя приходит, пьет, отвары нужные потребляет, значит, и впрямь уже лучше. Вот если бы не пил и в забытье лежал, так то хуже. А тут уже не просто сон, а сон спасительный. И Велеслава рядом. Стало быть, поправится совсем скоро, со дня на день, не иначе.

Несколько раз княгиня выходит – воды приказать еще принести, полотенец заменить, в очаг дров подбросить, да еще отваров запас пополнить. Отлучается и чтобы в море искупаться, смыть хмарь и собственные тревоги, но после все равно рядом с мужем, каждую минуту, как если бы боялась, что он исчезнет, хотя тут уж некуда было.

На третий день, когда глаза Ярополка вновь открываются, Велеслава замечает, что закрыться обратно они уже не торопятся, да взгляд еще такой осознанный, что точно в себя пришел. Княгиня улыбается, по светлым волосам мужа гладит, наклоняется и целует его, а затем помогает занять позу полулежа.

- Пей, надо больше пить, отвар тоже выпей обязательно, - она подносит мужчине и воду, и зелье, и компресс на лбу у него меняет. Выглядит Ярополк все еще так себе, худой и изможденный, но уже лучше, чем был. Румянец на щеках и светлые очи – лучшее тому подтверждение, - Как ты себя чувствуешь? Совсем истощился в этой темнице. Ничего страшного, скоро совсем в себя придешь и домой поплывем. Ты голодный? – все знали, что голод – лучший признак того, что больной пошел на поправку. А Велеславе очень хочется, чтобы пошел.

Подпись автора

Хоть и знала Велеслава, что немудрено это совсем, после такого-то плена и таких условий сознание терять, даже будучи на воле, все равно, пока супруг был в беспамятстве, не было ей покоя, не было мира в душе, ведь не дай Змей, что-то с ним в ее руках случится, не простит себе никогда в жизни. Скучала по нему ведь, даже когда не знала, по кому именно скучает. Тревожилась о нем, даже когда не помнила, о чем именно надо было тревожиться. И вот здесь теперь Ярополк спал долгие-долгие дни, а Велеславе только и оставалось, что надеяться на то, что он таким образом восстанавливается, в себя приходит, а не наоборот. Не все зелья помнила, но каждое в руку как-то само собой просилось. Знала, чем раны его обработать надо, чем поить, когда просыпается, чем компрессы пропитывать и как часто проверять, не участилось ли сердцебиение в ответ на такое количество принятых отваров. Но Ярополк всегда был крепким, уж третьего дня Велеслава была уверена, что он в себя приходит, а вовсе не хуже ему. В первую-то ночь еще жар был, она все силилась согреть мужа одеялами и своим теплом. А теперь уже и никакого жара, и не так бледен он, и губы потрескавшиеся, в коих ни кровинки не было прежде, теперь воскрешали в памяти тысячи их поцелуев, по которым тоже сердце ныло, ибо не хотела женщина целовать никого больше, кроме Ярополка одного.

- Четвертый день сегодня. Не так уж долго для кого, кому нужно было хорошенько сил набраться, - она улыбается, гладит мужа по колючей щеке, в каждом его жесте, взгляде и улыбке узнавая их прошлое, которое в памяти еще не всплыло, а в его прикосновениях и близости – очень даже, - Забуду, когда в Искоре будем. Обо всех этих кошмарах забуду, только нас двоих вспоминать и стану. Нашу жизнь, наше прошлое, но только ради долгого будущего. Обещаю, - она целует мужчину в уголок губ, готовая внимать всем его желаниям и вопросам, потому что знает, что разговоры поскорее позволят ему в себя вернуться, вспомнить, кто он есть и откуда. Впрочем, Ярополк-то, кажется и не забывал вовсе. Так, на те три дня, что отсыпался и набирался сил, но это и не считается. Что же до самой Велеславы, то убеждена она была, что теперь, когда супруг рядом, память к ней быстро вернется, а о чем не вернется, так то и неважно. Главное ведь, что она видит его, знает, помнит, что их связывает столь великое прошлое, что сравниться оно может только с величайшим их будущим. И оно того стоило. Всех тревог, страхов, сомнений и поиском. Стоило того, чтобы оказаться на другом континенте и конце света. Ведь так Велеслава отчетливо поняла, что никакие чужие земли ей не нужны – только родной дом. И только с Ярополком рядом, потому что никто другой ей не был нужен так же сильно, как все это время был нужен он сам. Даже если не понимал этого.

- Все хорошо. Обо мне не тревожься. Сегодня ночью с тобой вместе высплюсь, а как окрепнешь, будем думать, как домой вернуться поскорее, да больше не покидать родной Искор, пока вновь приключений не захочется, - она даже будто бы смеется, хотя по-хорошему тут вовсе не до смеха было. Не хотела княгиня больше таких приключений. Никаких не хотела. Хотела мира и покоя рядом с Ярополком, в их доме, или где они там прежде жили? Больше ничего.

Княгиня, конечно же, в одночасье поднимается на ноги, стоит Ярополку сказать, что он и впрямь голоден. Это были прекрасные новости, так что медлить Велеслава точно не собиралась. Глаза ее блестели радостью, потому что муж уж точно шел на поправку, а о том, чтобы он таким тощим и изможденным не был, она уже в Искоре позаботится. Помнится, кухня там при дворе была, что надо, да и где бы они ни решили жить, все равно везде можно было обустроить дом так, чтобы он силы придавал. Теперь женщина это знала, она ведь сама обустраивала чужой быт долгие дни отсутствия дома. И это кое-чему ее научило.

Замерев на месте и улыбнувшись супругу, княгиня дождалась, пока Ярополк налюбуется, а затем велела и костер развести, и горячую еду подать, и таз с водой для Ярополка – смыть всю хмарь его недолгого беспамятства, чтобы уже окончательно прийти в себя. Озеро неподалеку, а равно и ручей были славным источником холодной и чистой воды, так что князю быстро приносят и полотенца, и таз, и свежую одежду. В плену психологически сложно было не только потому что ты осознаешь свое уязвимое положение, но и потому что многое об этом свидетельствует – вместо одежды обноски, не умыться, когда пожелаешь, не поесть вдоволь, не поспать, как следует. Подобного для супруга Велеслава не желала. Желала, чтобы он поскорее забыл о своем заключении и своих злоключениях, а потому, и делала для этого все возможное. Вот и сына позвала, чтобы помог отцу дойти до костра и удобно сесть у дерева, куда вскоре и Велеслава приходит, садясь рядом и обнимая мужа.

В глазах ее огонь пляшет, хоть и не помнит княгиня о своей чрезвычайной тяге к пламени, граничащей с легким помешательством, а даже и теперь огонь отзывается теплом и восторгом в ее груди. Так хорошо было. Тихо, мирно, спокойно. Все дурные мысли исчезали, пока Велеслава к груди мужа прижималась, в ожидании, пока им еду принесут.

- Молодец, конечно. Наш ведь сын, - она улыбается, хотя и не помнит ни одного дня из жизни этого мужчины. Чужой он ей, как есть, но с ролью матери Велеслава легко и быстро смирилась. Зачем бы людям о таком ей лгать, учитывая, что родительские ее навыки безупречны не были? – Пусть правит, сколько захочет, и сколько Боги отведут. Я княжить ничуть не желаю, хоть и долго Искор, видимо, был в наших руках, - она понимает, что точно всего не упомнила, как ни старалась. Но разрыв между событиями был огромный, а стало быть, правили они и впрямь очень долго, - Я только об одном тебя спросить хочу, Ярополк, - она как раз отпускает супруга из объятий, садится рядом и смотрит на него со всем вниманием, - Зовут-то этого сына нашего, как? – улыбается она даже чуть смущенно, но что поделать было, если все его вокруг лишь князем звали, а по имени никто и не смел?

- Хочу, - она отставляет миску с едой в сторону, берет мужа за руку, заглядывает ему в глаза, и кивает, - Хочу дом. Очень. Пусть большой и на берегу озера будет, чтобы ни одного человека рядом, а позади лес густой со зверями дикими. И холм, чтобы на санях зимой кататься можно было. Я так давно зиму настоящую не видела, Ярополк, ты бы только знал, - она гладит его по щеке, улыбается устало, а потом за еду принимается, чувствуя впервые за долгое время небывалый аппетит.

Рано еще Ярополку долго прогуливаться, но до озера она все-таки его провожает, а затем и назад, в шатер, где уже успели порядок навести, да и постель им на ночь приготовить. Теперь и спать не страшно, но все-таки зельем Велеслава мужа поит, даже если ему и не хочется.

- Так боялась не найти тебя. А потом так боялась потерять. Хвала Богам, что свели наши пути снова. Больше не допущу, чтобы мы расставались надолго. Клянусь, Ярополк, - она прикасается губами к его груди, руки на ней складывает, чувствуя биение сердца мужа под ладонью, - Нельзя мне так долго вдалеке от тебя быть. Громовержец и змей мне в свидетели, что нельзя.

Подпись автора

В этом Ярополк прав – домой хотелось уже неимоверно просто. Это пока его там не было, ей все было плохо, суетно, беспокойно и тяжело. А теперь супруг был рядом, все с ним хорошо, хорошо с ними обоими, теперь и в Искор можно было возвращаться, не боясь того, что и там покоя не будет, пока мужа в доме нет. Ужасало Велеславу, а вместе с тем и восхищало то, какой путь они успели проделать, половину мира проплыть в поисках друг друга, а вместе с тем и самих себя тоже. Ведь их друг без друга давно уже не было. Правдиво было каждое слово Ярополка, и про дерево, и про почву, и про то, как им невозможно врозь. Ведь даже когда женщина мужа не помнила, все равно чувствовала, что ей чего-то отчаянно не хватает, да так сильно, что все в груди сжимается и дышать мешает, как если бы само сердце из нее на живую вытаскивали.

Но теперь ничего подобного. Теперь она обнимает супруга, устраивается у него на груди поудобнее, пальцы его сжимает, и кажется, что мира вокруг и не существует вовсе. Только они одни, только вдвоем, нет никаких горестей, бед и проблем. Теперь и потеря памяти не кажется такой уж значительной сложностью, потому что можно было и не вспоминать ничего вовсе. У них с Ярополком было бесконечное будущее впереди, а настоящее и будущее всегда были важнее прошлого. Хотя имя сына женщина вспомнить вовсе не против, как и имя отца супруга, хотя едва ли ей это что-то теперь говорит, как многие сотни лет назад говорило, когда племена их были еще враждебны друг другу.

Много еще Велеславе спросить нужно, многое узнать. И она спрашивает. И о том, сколько всего у них детей было, и о том, кем они были и как правили, но даже теперь, даже без того опыта, что женщина усвоила за годы своей жизни, ей вовсе не кажется, что смертные действительно важны. Поначалу они оставляли на ней неизгладимые болезненные следы потерь, но с годами это прошло. Велеслава не могла ничего сделать для того, чтобы они жили вечно. И никто не мог. А потому, вечность она делила с одним лишь супругом, и этого было вполне достаточно. Понятно, почему сын-колдун занял в их жизнях особое место. Иначе и быть не могло. Когда теряешь столько смертных детей, бессмертный оказывается подарком Богов и самой судьбы. Это и теперь Велеслава понимает. Спрашивает и о том, что с ними было до решения отправиться в то злосчастное путешествие, спрашивает о деталях того, как все для них начиналось. Кто мог рассказать, если не Ярополк? Кому еще она могла бы так поверить?

Засыпает Велеслава лишь под утро, когда ночная тьма сменяется предрассветными сумерками. Супруг прав был, ей нужно было отдохнуть после всего этого, а лишь потом думать о том, чтобы отправляться обратно в Искор. Не хватало еще, чтобы по пути домой, после всех приключений, что уже успели их занять на несколько веков, еще одно, в виде очередного опрокинутого корабля, лишило их вновь возможности быть вместе. Чтобы подобного не случилось, всем им следовало отдохнуть, прийти в себя и точно знать, куда и каким образом они собираются вернуться.

Просыпается княгиня, когда солнце уже не то, что высоко, а через пару часов начнет и вовсе клониться к закату. Она идет к оазису, купается, переодевается в платье, сушит копну своих длинных рыжих волос на ярких солнечных лучах, а лишь затем находит Ярополка и сына. Обнимает мужа, целует его в губы, заглядывает в глаза ясные и лишь следом улыбается, явственно довольная их нынешним положением, пусть и на чужбине. Сын в это время делает вид, что не наблюдает за родителями, почтительно отворачивается, вращает угли в очаге, прекрасно понимая, что за время разлуки они успели соскучиться друг по другу настолько, что теперь сложно было отпустить хоть на несколько мгновений.

- Когда мы будем готовы к отплытию, Мстислав? – она улыбается, делая акцент на имени сына, и сжимая пальцы Ярополка в своих, потому что отпустить его и впрямь сейчас воистину выше ее сил. Настолько, что даже говорить об этом нет никакой особой нужды, - Хотелось бы поскорее оказаться дома, - она целует Ярополка в щеку, оставляя пальцы свободной руки у него на плече, - И еще мы с отцом твоим поговорили, - она смотрит на мужа, словно спрашивая разрешения сказать, что за решение они приняли, - Мы как вернемся в Искор, сами возьмемся дом строить в собственном уделе, - просить Велеслава ничего не намерена, сын и сам должен понимать, что этот удел он им и пожалует, кому бы он сейчас ни принадлежал, - Жить будем там. Это значит, что ты останешься князем Искора. Пока не знаем точно, на какой срок, но полагаем, что надолго, - реши они забрать власть, что им принадлежала, сын вряд ли смог и стал бы им мешать. И бессмысленно, и непочтительно, а судя по словам мужа, они детей вовсе не такими воспитывали, и власть для них хоть и была важна, а все-таки первоочередной ценностью не являлась.

- Благодарю вас за доверие, - вежливо и смиренно произносит мужчина, поочередно кланяясь отцу и матери, - Батюшка, матушка, - произносит он тихо. Велеслава лба его касается, благословение произносит, затем улыбается сыну и кивает, подтверждая их с мужем решение. Сейчас она княгиней быть не готова. Настанут дни, когда изнывать без княжеского престола станет, да до тех сумрачных дней, когда его чужак в Искоре займет – еще жить и жить, и тех дней Мстислав уже и не увидит вовсе.

- Отправляться готовы уже завтра. Слуги собирают вещи, к рассвету шатры разберем, к полудню сможем отбыть. Быстрее, чем в три недели до Искора мы, увы, не доберемся, но если путь будет слишком тяжелым, то нам хватит провизии и воды, чтобы сделать остановку на островах, что по пути до континента встретятся. Впрочем, надеюсь, без этого обойдется, - Мстислав спокоен, собран и знает, что говорит. В этот момент им и впрямь можно было гордиться. Велеслава гордилась. Или чувствовала что-то очень близкое к тому. Все-таки это был ее сын.

На рассвете и впрямь уже собирают шатры, а княгиня стоит босыми ногами с супругом на пляже, позволяя волнам догонять их время от времени. Она сжимает его пальцы, кладет голову на плечо и задумчиво смотрит на розовеющую небесную гладь.

- Столько рассветов без тебя видела, а все равно. Самый прекрасный тот, что пусть и на чужбине, а рука об руку с тобой. 

Подпись автора