Можно было по пальцам пересчитать те дни, когда ему было вот так же страшно. Если бы Ратибор мог их, конечно, припомнить. Но хмурым сентябрьским утром юному княжичу казалось, что такого страха он не испытывал, наверное, никогда в жизни. Юность склонна к излишней драматизации. Долгие недели ожидания назначенного князем Яровитом дня Большого совета не способствовали успокоению, а только с каждым днем все больше закручивали в душе тугую спираль напряжения и опасений.
С того самого момента, как после коронации Огнедара  они покинули Ирий, младший княжич не находил себе места, на собственном примере уяснив древнюю истину о том, что дома и стены помогают. В родных стенах Ирия он привык ощущать себя в безопасности, уверенный сызмальства, что так должно быть всегда. Оказалось, что боги уготовили для них иной удел и отныне им предстоит скитаться по просторам Арконы. Дорога возникает под ногами идущего и сколько им предстоит пройти, прежде чем они смогут вернуться домой, не знал, наверное, даже мудрейший Всеотец. Ратибор отчаянно корил себя за подобные мысли, ведь негоже сомневаться в могуществе мудрейшего Одина, но всякий раз поутру, глядя из окна своих покоев на чужой ему город, чувствовал укол отчаяния и полнейшего бессилия: пока все, что они могут, это ждать. Ждать съезда князей, ждать их решения, ждать их помощи. Как милости. Это растянувшееся во времени, как застывающая в прохладном воздухе смола, ожидание порождало странное и до ужаса непривычное, пугающее своей новизной и неизвестностью ощущение полнейшей беспомощности. Отвратительное чувство. Не смея никому показывать своих сомнений и порождаемого ими страха, Ратибор смотрел на матушку и брата, как на спасительные острова, к которым его тонущее в бушующем море неизвестности суденышко может прибиться, ежели станет совсем худо и волны неизбежного разочарования накроют в головой, увлекая ко дну.
Он почти не спал этой ночью. Казалось, княжеский терем полон волнения и тревог, что вились в густом душном от сырости воздухе и давили виски, вынуждая снова и снова распахивать глаза, натужно всматриваясь в темноту. С криками первых петухов княжич, отчаявшийся хоть ненадолго забыться сном, уже был на ногах. Сидя у окна, он испытывающе смотрел на розоватую полоску неба над черными еще верхушками деревьев и судорожно сжимал в кулаке нательный оберег, обернув тонкую изящную цепочку вокруг кисти. Неровные узорчатые края медальона до крови впились в ладонь, но взбудораженный мальчишка не ощущал боли, поглощенный молитвой. Этим утром он молился все богам вместе и каждому по-отдельности. Одина он молил о защите родных и мудрости для себя, дабы не подвести их в трудный час; Тора - чтобы под своей защитой провел его с братом по трудному и опасному пути; молил Тюра о том, чтобы помог распознать честные речи среди лживых и льстиво-пустых; Фрейю просил о жизненной силе и заботе, а Хель - чтобы обходила верных им людей стороной. Лишь когда едва слышные слова слетели с губ, Ратибор разжал пальцы, только сейчас ощутив, как врезаются в ладонь завитки медальона. В тонкой вязи рунических узоров, в коей незаметно постороннему глазу проглядывали лики триады, багряно поблескивали свежие разводы, как капли алого лака или глазури. Вернув оберег на шею и спрятав под рубахой, ободренный долгой молитвой и принесенной в жертву кровью, княжич неторопливо собрался, чтобы в назначенный час предстать перед матушкой и братом. Собранным, внешне спокойным, пусть и со слегка лихорадочно горящими щеками. Готовый к встрече с князем Яровитом Ладожским, от которого исходила подкупающая сила, уверенность и глубоко щекочущее ощущение какого-то отеческого тепла. И сказанные князем слова упали на благодатную почву: юному княжичу истово хотелось верить, что им действительно не о чем тревожиться, его тревоги пусты и напрасны и уже к лету Беловодье снова станет домом.
- Истинно так, брат. Помощь Гардарики поистине неоценима и мы благодарны вам за верность, доброту и отвагу, - на еще по-детски припухлых щеках Ратибора от подаренной князю признательной улыбки сверкнули приветливые ямочки. Заняв назначенное место по правую руку от Великого князя, княжич чуть нервно сцепил руки в замок, силясь, чтобы не начать теребить рукав от волнения. Давление новообретенной ответственности навалилось тяжелой душной волной и только явственно ощущаемое плечо брата рядом в какой-то мере придавало уверенности и помогало, наряду с богами, держаться веры в себя и свои силы. Ведь сей час они узнают, сколько князей можно считать союзниками и понять, на кого в этом мире еще можно положиться. - Боги на нашей стороне, - слетело тихо с губ на выдохе.

Отредактировано Ратибор Беловодский (2023-02-03 08:21:14)

Подпись автора

Haute couture от RE(MARK)

Из только что вновь обретенного Искора Ярополк уезжал с тяжелым сердцем. Княжество было отнюдь не в лучшем состоянии, столько всего им с Велеславой предстояло сделать, начиная от перестройки столицы, дабы вернуть ей настоящий облик, а не то позорище, что устроили здесь за двести лет беловодские наместники, заканчивая решением вопроса с вогулами, в котором взгляды местами несколько расходились, а от результата, как ни прискорбно было это признавать, сейчас во многом зависело благополучие всего княжества, равно как и его далекоидущие планы. Меж тем, получим письмо от князя Гардарики, Ярополк понял сразу же, что ехать все равно придется. Как бы не твердил он, что борьба за княжеские палаты в Ирии нисколько его не волнуют, общая ситуация упрямо доказывало обратное. Формально Искор все еще был частью Арконы, и пусть о подчинении и речи ни шло, но в определенной зависимости от ситуации на континенте они все же находились, а значит было бы неплохо если и не диктовать напрямую свои условия, то хотя бы воспользоваться происходящим, дабы получить для себя наиболее выгодное положение. Раз уж просто послать все это Великое княжество к лешему пока не получалось. И ключевым здесь было слово «пока».

Понимая, что на все про все займет вряд ли меньше месяца, Ярополк попросил старшего сына – Всеволода – пожить это время в Чердыни, рядом с матерью. Здесь, конечно же, было два важных условия – проследить, чтобы ничто сильно не расстроило Велеславу, и не везти пока с собой жену, потому как две эти вещи имели наипрямейшую связь, а вернуться спустя месяц к княжеству, в котором половина полыхает кострами до небес… нет, не хотелось бы. И пусть княгиня была бы при этом целиком и полностью в своем праве, у Ярополка были несколько иные соображения на сей счет. К тому же, ей явно было чем тут заняться, ибо мужчина неоднократно говорил, что будет счастлив, если супруга займется столицей, может вообще начать с княжеского терема, ведь и его умудрились перестроить в их отсутствие, изменив вовсе не в лучшую сторону.

Ярополк не имел никаких особенных сведений о личности самозванца, никаких вестей или же предложений с той стороны Искору не поступало, и, откровенно говоря, внутренние дрязги в великокняжеском семействе мало волновали мужчину. А вот свои счеты с Беловодьем у него были. Прошло каких-то два с небольшим века с того дня, когда через главные ворота Чердыни остатки дружины привезли тело их сына – Рогволода. Прошло каких-то два с небольшим века с того дня, когда воспользовавшись отсутствием в столице князя и подавляющей части войск, что защищала границы Искора от того самого Великого княжества, племя вогулов совершило свой последний пока что набег на город, разрушая все на своем пути. Но страшнее всего, что они же послужило причиной смерти жены Рогволода и их с Велеславой внука, ведь женщина вместе с ребенком бросилась с башни, лишь бы не достаться на поругание варварам, и спасти от этого кошмара своего единственного сына. Это то, что даже после пяти тысяч лет жизни на земле, после рождения многих и многих детей, после наблюдения за тем, как они растут, взрослеют, а затем и умирают, после всех войн, что не обошли стороной, события двухсотлетней давности все равно остаются кровоточащей раной на сердце. Остаются тем, что не забывают и никогда не прощают без оглядки. Еще и поэтому в Гардарику теперь Ярополк ехал со смешанными чувствами.

Никого из тех, кто даже гипотетически мог бы присутствовать на этом совете, Ярополк не знал, да и знать не мог. Ему было известно, что законы Арконы запрещали колдуну править каким бы то ни было княжеством, и если Чердынских эти законы волновали чуть меньше, чем вообще никак, то стоит полагать остальные им все ж таки следовали, а значит вряд ли там найдется кто-то старше хотя бы ста лет (да и то с большим допущением), и если в их лицах и найдутся для мужчины знакомые черты, то они будут принадлежать их далеким предкам, которые княжили еще до того, как образовалось это Великое княжество. Было крайне странно ехать через треть континента, чтобы всерьез и на равных обсуждать что-то со смертными, которые на фоне Чердынского выглядели не иначе как дети малые, а некоторые, исходя из тех донесений, что были им получены еще до отъезда о положении дел в других княжествах, собственно детьми-то и являлись, включая мальчишку, что был старшим сыном погибшего Владимира и теперь в противовес самозванцу, засевшему в Беловодье, претендовал на престол. Незавидная судьба для мальчишки, пожалуй. Может быть, для смертных это и был уже вполне взрослый возраст, но для того, кто прожил больше пяти тысяч лет – совершенно нет. Для того, кто видел много раз как росли и крепли его собственные сыновья – совершенно нет. И окажись Ярополк в некой схожей ситуации, он бы сделал все возможное, лишь бы оградить своего сына от подобных злоключений судьбы, как своими силами, так и мольбами и воззваниями одновременно и ко Громовержцу, и ко Змею.

Если бы Ярополк был ведуном, ощущения были бы наверняка куда более явными, но даже являясь колдуном совершенно иного толка, он чувствовал это напряжение, что царило не только в княжеском тереме, но, казалось, и во всей столице Гардарики. Оно и не мудрено. Каждый, да и сам князь Искора не был исключением, приехал сюда явно не из-за приступа альтруизма, в подобное мужчина давно уже не верил, но верил в то, что каждый желает найти золотую середину между собственной честью и собственной выгодой, потому как известна истина, гласящая, что восхождение одного означает падение другого. А падать не желал никто, и в этом их всех трудно было упрекнуть.
Когда Ярополк заходит в зал, в котором должен был вскоре начаться совет, прибывших было не так много. В этом был несомненный плюс для самого мужчины, ибо князя Гардарики он уже успел узнать только по прибытии в столицу, двое юношей с ним рядом, что очевидно, были сыновьями Владимира, оставшегося человека Ярополк, что закономерно, не знал. – Здравия тебе, князь, - он кивает Яровиту, как хозяину этого дома, выражая тем самым свою признательность за прием, - И Вам княжичи, - двух мальчишек он удостаивает примерно того же кивка головы и обращения, ибо кланяться здесь Ярополку никому не престало, но и выказывать свое неуважение он безусловно не собирался. Тем более эти двое детей уж точно не были ни в чем виноваты, став скорее заложниками ситуации, к тому же совсем недавно потерявшие отца. Отчего-то Ярополк, как тот, кто тоже в свое время утратил родителей, а затем не единожды терял собственных сыновей, внутренне сочувствовал княжичам, их утрате и тому, в каком водовороте событий им теперь придется пребывать, и как сложно им будет в нем даже банально выжить. Последнего из присутствующих Ярополк не знает, да и догадываться не собирается, потому как вариант есть только перебирать в уме все княжества. – И тебе здравия, - познакомиться друг с другом явно будет правильнее, когда соберутся все, а интуиция подсказывала очевидное – состав совета еще был отнюдь не полным. Потому Ярополк просто занимает место за большим столом, что дает ему удобный обзор, ожидая следующих прибывших.

- Здрав будь, Яровит Судиславович! – переступив порог залы, Ярослав поприветствовал хозяина дома и склонил голову, приветствуя и остальных собравшихся, - и вам мира и здравия.
Сказать по правде послание с приглашением на совет не удивило – Ярослав ждал его, однако, полагал, что князья соберутся к концу осени, началу зимы.
Оставлять Ясун, где он только-только принял власть не хотелось, тем более не хотелось оставлять княжество на брата – мало того, что у Святобора ветер в голове и думает младший только о подвигах, так еще и не все удельные князья были рады видеть в роли наследника сына ромейки. К тому же после смерти отца проблемы в Березье начали нарастать, как снежный ком – на границах стало не спокойно от лихого люда, в княжеских землях появились сторонники самозванца, а часть подданных (мыслимое ли дело!) и вовсе выступает за отделение Березья от Арконы!
В общем, на сердце Ярослава было не спокойно, но все же над решением ехать или нет – не раздумывал ни минуты, понимал, что на этом совете будет решаться судьба Арконы, заключаться новые союзы и Березью оставаться в стороне негоже.
Прежде чем занять свое место за столом, Ярослав глянул на юных княжичей и мысленно хмыкнул – Огнедар был года на два младше его брата, а второй и вовсе еще щенок! Что же, оставалось надеяться, что старший княжич окажется куда мудрее и взрослее Святобора, не сломается под таким бременем и не станет послушной куклой в чужих руках.
А совет обещал быть… интересным: один из стульев занял не знакомый Яру князь, а уж увидеть на совете Златана он точно не ожидал, уже заранее записав Видин в отступники.

Как только открылась дверь стало окончательно ясно – Большому Совету быть. Не то, чтобы Огнедар не знал об этом раньше, даже когда сам пришел в этот зал вместе с младшим братом и князем Гардарики, но будто бы даже тогда все это имело не до конца реалистичный вид. Будто бы оставался шанс внезапно проснуться, узнав, что нет никакого самозванца, не было и битвы при Ярге, отец жив, они в своей столице, и самое трудное, что предстоит юноше – это очередная тренировка с наставником из княжеской дружины. Безусловно, он бы хотел, чтобы это было правдой, но не питал никаких детских иллюзий, прекрасно зная, что никакое в мире колдовство, даже если соберется весь Китеж разом, не способно так повернуть время вспять. А значит он должен быть готов к тому пути, что уготован ему Всеотцом. И пройти его необходимо стойко, мудро и с достоинством. И Огнедар был готов. "Да помогут нам Фрейр, Ньёрд и всемогущий ас", - вторит он мысленно голосу матери, что слышен только самому юноше.

Первым в зале появился именно представитель княжества Видин, и это было будто злой иронией. Из всех, кто с наибольшей вероятностью должен был приехать, это был последний, кого желал бы видеть своими глазами Огнедар. Его стоило бы не пускать на порог не только этого зала, но и всей Гардарики, ставшей на время сердцем и оплотом всего Великого княжества. А значит здесь не было места предателям и изменщикам, что ради сомнительной выгоды готовы были нанести удар в спину. И все же старший княжич Видина посмел явиться в Ладогу. Не для того ли, чтобы предать все Великое княжество еще раз? Ведь известна истина, что тот, кто совершил подобное, не преминет повторить. Но Огнедар помнил также и мудрые слова матери о том, что даже если у Видина свои, как им может казаться, хитрые планы, и они продолжают хранить лояльность самозванцу, вопреки чести и совести, они могут сослужить Арконе хорошую службу, даже не понимая этого. Впрочем, в этом случае понимания от них никто и не потребует, оно будет даже излишним. Вот и теперь слова Сольвейг убеждали, что пока не время карать предателей, это время еще наступит, и каждый получит по заслугам, а пока стоит посмотреть и послушать, и главное – сделать свои выводы. – И ты здрав будь, княжич, - большего пока и не требовалось, Огнедар бросает короткий и спокойный взгляд на Златана, но куда более интересным в нынешней ситуации становится следующий гость на этом Совете.

Искор представлялся диким и неизведанным краем, и все, что до сегодняшнего дня о нем было известно в контексте актуальных событий, так это то, что ровесник Огнедара – князь Иван – погиб чуть более года назад, а отправленный Владимиром наместник в Чердыни, кажется, так положенное ему место и не занял. Кем был тот, кто теперь именовал себя законным князем Искора, оставалось загадкой, пожалуй, для всех остальных в Бьярмии. Юноша видел, что ни Яровит, ни Видинский вошедшего не знали, разве что князь Гардарики хотя бы понимал, кто вообще переступил порог зала, хотя бы номинально. Огнедару повезло больше, он слышал в своей голове каждое слово матери благодаря ее выдающимся способностям в ментальной магии, а потом понимал наверняка – перед ним не какой-нибудь там предприимчивый самозванец, решивший под шумок урвать себе кусок Великого княжества, а колдун многих тысяч лет, настолько, что это даже не укладывалось в голове, - Здравия и тебе, - Огнедар не может обратиться к Ярополку по имени, ведь ему неоткуда пока что знать его лично, а о незримом присутствии Сольвейг здесь неведомо никому, и к счастью, нет здесь никого, кто может о таком не только догадаться, но даже помыслить. Сейчас юноше кажется, что он очень бы хотел иметь такого союзника на своем предстоящем нелегком пути, да только разве что Богам ведомо, возможно ли это. Ранее матушка уже рассказывала ему о том, что случилось с сыном, невесткой и внуком князя Искора, что теперь сидел в этом зале собственной персоной, и пусть прошло с тех пор более двухсот лет, даже в свои шестнадцать Огнедар прекрасно понимал – такое не забывается и не прощается вот так легко и просто.

- Мира и тебе, и юному князю Дубровиц. Надеюсь, он в добром здравии? – Огнедар знал, что князь Мстислав погиб, а его совсем маленький сын теперь ждал своего часа в окружении совета регентов, настроения которых пока что были для всех загадкой. Он не преминет спросить у Чеслава напрямую о позиции княжества, которое он представляет на этом совете, но не задавать же таких вопросов человеку напрямую с порога? Они здесь не на десять минут собрались, да и спрашивать лучше и полезнее будет, когда соберутся все, кто пожелает присутствовать. Как подтверждение тому – вновь распахнувшие двери, впускающие в зал Совета князя Березья – Ярослава. Того, кто насколько мог знать Огнедар, можно было искренне считать своим союзником. Он видел в Ясунском схожие с ним самим черты – они оба были достаточно молоды, хотя Ярослав, конечно же, постарше, они оба потеряли отцов в сражении при Ярге, и также оба вынужденно приняли на себя княжеское бремя ответственности после их гибели. – Здрав будь, Ярослав. Наши отцы – храбрые и достойные воины – сражались плечом к плечу, и сложили свои головы в битве при Ярге, будем же достойны их вечной славы и памяти в своих поступках, - это лучшее, что они оба могут сделать.

Более ждать было некого. Ни Славь, ни Загорье, ни уж тем более – Ругаланн, что особенно сильно все еще расстраивало Огнедара, пусть он и знал, как минимум, одну весомую тому причину. Теперь же вслед за Яровитом юноша встает и поднимает свой кубок. В память павших пьют стоя и молча. А в этом зале, пожалуй, нет никого, чью собственную семью не затронула бы эта затянувшаяся война с самой своей темной и страшной стороны. За благословление Перуна же Огнедар не пьет, следуя мудрому совету об известной истине, что бог этот покровительствует правящим князьям, и пусть наследник Владимира был коронован жрецом из Китежа, а значит по всем нормам и правилам с того самого момента являлся новым Великим князем, не стоило в самом начале Совета давить на чьи-то больные мозоли. Если кто-то сомневается в законности, если кто-то полагает, что прежде Огнедару надлежит вернуть Ирий, что ж, они имеют право на свое мнение. А в том, что престол в столице удастся вернуть, юноша не сомневался. Как минимум, во имя памяти об отце он не имел ни малейшего права на такие сомнения.

- Благодарю Вас за то, что несмотря на непростые времена, Вы приехали сюда. Каждому из Вас пришлось проделать для этого долгий путь, - и это было правдой, и правильнее всего было начать свою речь именно с благодарности, не важно, что кто-то из присутствующих все также был известен лишь своим предательством, а кто-то и вовсе оставался темной лошадкой, - Все мы знаем, сколько славных мужей пало во имя нашего Великого княжества, и мне отрадно, что мы смогли сегодня вместе почтить их память. Но уважая и почитая прошлое, нельзя забывать о будущем, а будущее Арконы напрямую зависит от нас, от каждого храброго и умелого воина, которым благоволят Боги. Пути их могут быть сложны, наполнены суровыми испытаниями, что искушают не только твердость руки, держащей меч, но и могут внести зерно сомнения в душу, сколько бы не было в ней веры и истовой уверенности в правильности выбранной дороги. Но тот, у кого есть честь и благородство, не может не найти верного пути, указанного божественной волей,  - каждый имеет право в один миг на сомнения, но ровно до того момента, пока не требуется сделать выбор. -  Великое княжество, еще со времен Василия Собирателя, держалось на чести, доблести и единстве княжеств, его составляющих. И теперь, возможно, как никогда ранее, нам необходимо это единство, потому как в нем будущее всего Великого княжества, - а у Арконы оно должно быть, грядущее, наполненное цельности и процветания, а не тьмы и хаоса, в которые ее пытается повергнуть самозванец.

Стоило отдать мальчишке должное, либо его хорошо готовили, что было бы более чем логично, либо он и сам был умен, причем не по годам, потому как речь его звучала уверенно, внятно и не содержала ничего, что могло бы как-то очернить любого из присутствующих, хотя исходя из тех донесений, что все же имелись у Ярополка, не все присутствующие были всецело дружны между собой и готовы хоть сейчас пойти умирать друг за друга. Впрочем, если рассматривать готовность «умереть за другого», то князь Искора как раз-таки был последним в списке желающих и готовых, ибо жизненный опыт показывал, что и геройство зачастую оказывается напрасным, а сама смерть одного обычно не приносит никакой пользы другим. А живой муж, воин и правитель всяко лучше горстки пепла и погребального кургана. Особенно в такое смутное время. Возвращаясь к речи нового князя Арконы, Ярополк отметил для себя и то, что юноша не пытался ни перед кем заигрывать и заискивать, он даже не выразил открыто своих предпочтений в части присутствующих и тех княжеств, что эти присутствующие на этом совете представляли, что, пожалуй, было очень и очень верно с дипломатической точки зрения.

Судить о других присутствующих, что появились в зале после самого Чердынского, он никоим образом не мог, просто потому что если и слышал о них что-то, то лишь из тех донесений, о которых говорилось ранее, а известно, что ситуация в Искоре не позволяла тратить слишком много времени на то, чтобы узнавать как там идут дела у других, которые и без того по уши погрязли в войне, кто с одной, а кто и с другой стороны. А вот речи представителя Видина показались мужчине и логичными, и даже честными. Разве что мотивы княжича Ярополку так и остались не ясны. Сначала он принимал один решения, теперь готов принять полярно другие, а что его на это сподвигло – неизвестно. Упрекнуть паренька в чрезмерном самолюбии, выраженном в едва ли не требовании, чтобы его приняли здесь как равного, князь Искора также не мог. Ну, хотя бы потому, что сам заниженной самооценкой никогда не страдал. Так что открытым оставался лишь вопрос мотивации. А ведь известно как белый день, что стоит понять мотивы поступков человека, и он больше никогда не сможет причинить тебе вреда. Так что если бы Чердынский советовал что-то наследнику Владимира, то это был бы совет всенепременно выяснить мотивацию Златана Видинского.

Говорить о себе несколько странно, в особенности когда невольно кажется, будто к тебе привели толпу маленьких детей, которые желают послушать умудренного опытом старика. Но, во-первых, стариком себя Ярополк не считал, да и объективно таковым не был, а, во-вторых, сказать ему было что. – Верно, хорошие слова, - мужчина кивает Огнедару, практически также, как это недавно делал княжич Видина, и потому что ему действительно слова юноши пришлись по нраву, и потому, что его хотелось хоть немного поддержать, - Что ж, настала моя очередь держать слово, - говорил князь Искора спокойно, никуда не торопясь, может быть даже со стороны казалось, что несколько равнодушно, хотя важность момента прекрасно понимал. – Имя мое Ярополк Чердынский, и я князь Искора, и по сути своей являюсь им уже почти пять тысяч лет, с того самого момента, как мы с моей супругой – княгиней Искора Велеславой – объединили два враждующих племени. Чуть более года назад мы вернулись на свой законный княжеский престол, - не то, чтобы ему требовалось тут кому-то что-то доказывать, скорее наоборот, а речь Ярополка преследовала цель другую – дать понять собравшимся, кто перед ними, чтобы не случилось недопониманий, - Вам наверняка известно, что мое княжество стало последним, из вошедших в Аркону. Но я вынужден напомнить Вам, а кому-то и рассказать впервые, что в ходе этого присоединения войска формирующейся Арконы убили моего сына – Рогволода, что тогда княжил в Чердыни и защищал свою землю и свой народ от захватчиков, - и не трудно догадаться, кто конкретно были этими захватчиками, - И в тоже время погибла его жена и малолетний мой внук. Ведь именно из-за нападения на Искор в столицу явились дикари с гор, воспользовавшись отсутствием большей части войска. Стоит ли мне говорить о том, что такие вещи не забываются?

И пусть у каждого здесь немало родных и близких погибло в той или иной войне, но они шли воевать от имени своего Великого княжества, а сын Ярополка и Велеславы защищал свою землю и народ Искора, жена же его с маленьким сыном и вовсе защищала себя, свою честь и своего ребенка от неминуемых изуверств со стороны вогулов. И в этом была колоссальная разница между историей Искора и историей других княжеств, по крайней мере тех, что были представлены на этом совете. Ярополк также понимал, что шестнадцатилетний мальчишка вряд ли может отвечать за поступки своих далеких предков, и лично к нему, равно как и к его совсем еще юному брату, у Чердынского претензий не было, но таковые были к княжеству, что Огнедар наследовал. Впрочем, тут можно отметить и то, что даже окажись самозванец законным наследником великокняжеского престола, претензии со стороны Искора останутся неизменными.

- Я соболезную вашей утрате, княжичи, равно как и всем, кто лишился родных, - хотелось добавить нечто вроде «в этой вашей войне», но конечно же Ярополк сдержался, - Но сюда я прибыл с целью заявить, что Искор был свободным многие тысячи лет и в нынешних условиях мы рассчитываем на некоторую автономию. – теперь уже никому и в голову не придет, что держащий речь князь как-то расслаблен или равнодушен, потому что трудно не различить в его голосе стальные нотки, как и полноценную уверенность, что вне зависимости от исхода сегодняшнего совета, от идеи свободы для своего княжества он точно не отступится. – И в таком ключе я готов слушать Вас и говорить с Вами, - мужчина обводит взглядом всех присутствующих в зале. – Искор в моем лице не ищет ни в Вас княжичи, ни в ком-либо из присутствующих врагов. Напротив, я готов к диалогу, и готов оказать наследнику Владимира посильную поддержку со стороны моего княжества, если мы придем к итогам, что устроят нас обоих.

Доводилось Ярославу видеть дураков, что, дорвавшись до власти требовали уважения к себе просто по праву крови, по древним клятвам. Доводилось видеть и подлецов и трусов, что, цепляясь за власть, льстили, хитрили и заискивали, лишь бы заручиться поддержкой. Огнедар не был ни тем, ни другим, держался спокойно, речи вел правильные и Ярослав, пригубив вино, слушал юного Великого князя с явным одобрением.
Но вот слово взял Златан и его речь отзывалась глухим раздражением и да, желанием вытолкать его с собрания взашей. Как равного его принять? Их княжества потеряли столько людей, пролили пролили столько крови, пока Видин отсиживался в стороне, а теперь – смотри ж ты! О равенстве вспомнил! Да и с чего бы вовсе ему предлагать помощь княжичам? Потерявшим свой город, проигравшим в битве? Самозванец, засевший в столице, сейчас в куда более выгодном положении нежели Огнедар! Так отчего же Видин не переметнулся на сторону недруга? А есть ли ему вера? Предавший однажды – предаст и снова. Впрочем, свои мысли Ярослав удержал при себе – его очередь речь вести еще не подошла. К тому же, он здесь гость, а не хозяин, не ему решать, кого принять за своим столом.
На следующего князя глянул недоверчиво. Ему мать в детстве про древних, мудрых князя и княгиню сказки рассказывала и тогда Яр верил. Позже – пришло понимание, что в самые темные времена у людей должна быть надежда на лучшее, пусть бы надежда эта и держится на сказках и легендах. А теперь вот, легенда ожила, затребовала себе власть и сидит за одним с ним столом. Только… легенда ли? Может выискался еще один самозванец и пользуясь смутой, занял место в Искоре? И не ждет ли их новая война, теперь уже с Искором, после того, как великокняжеский престол вернется к законному правителю?
А между тем слово взял Чеслав. Мстислава Яр помнил – не раз в Березье принимали дубровицкого князя, да и он сам вместе с отцом бывал в соседнем княжестве и весть о смерти Мстислава была горькой. С Чеславом Яр так же был знаком, хотя близкой дружбы с колдуном и не водил.
- Мое имя Ярослав Ясунский, мой отец сложил голову в битве при Ярге и престол Березья перешел ко мне. – Поднявшись со своего места Ярослав перевел взгляд на Златана. – Речь твоя верная, князь Видина, спорить не будешь – каждый из нас радеет о благополучии своих земель и своего народа. Однако, если каждый только за свою шкуру трястись будет, то останется ли хоть что-то от наших княжеств, от нашей власти? Если каждый из нас в сторонке решит отсидеться, ожидая, кто же верх возьмет – законный князь, – кивок в сторону Огнедара, - иль же самозванец, чтоб потом к победителю на поклон прийти, то и передавят нас по одиночке, как крыс!
Ярослав умолчал, что даже в его землях появились сторонники Владислава, они наивно полагали, что стоит преклониться перед новым правителем и жизнь наладится, полагали, что худой мир куда лучше доброй ссоры. Только не превратится ли такой мир в тяжкое ярмо? Впрочем, едва ли об этом стоило упоминать – внутренние проблемы и раздоры Березья не касаются других княжеств, а он сам не сомневался ни на минуту, чью сторону следует занять и снова глянув на юного Великого князя, чуть склонил голову.
- Березье не будет отсиживаться в стороне. Мое княжество помнит старые клятвы, и мы пойдем за тобой, княжич, на нашу помощь можешь рассчитывать.

Все происходящее давалось Огнедару не сказать, чтобы легко. Конечно же он старался держаться достойно, конечно же ему многое давала поддержка сидящего вблизи князя Гардарики, еще больше – брата, хотя младший княжич наверняка волновался еще больше, даже если никогда потом в этом и не признается. Больше же всего юношу поддерживало и приободряло незримое присутствие матери, о котором знали только они и никто более. Он мог слышать голос Сольвейг, равно как и она могла слышать каждую мысль старшего сына, что лишало Огнедара обманчивого ощущения, что он остается один супротив всех в этом зале собравшихся.

Ровно также непросто было и слушать Видинского. Огнедар все еще умело держал лицо, и ни один мускул все также не дрогнул, несмотря на то, что его личное мнение касаемо представителя этого княжества были более чем однозначны. Отрадно, что так считал не он один. Конечно же и Яровит не стал бы здесь бросаться открытыми обвинениями, хотя юноша был уверен, что понимает, каково истинное мнение об этом князя Гардарики и ближайшего друга погибшего Владимира. С другой стороны – у него не было дара читать мысли, а потому все это оставалось лишь догадками самого молодого человека. Вот и мысли Сольвейг далеки от того, что хотел бы сделать сам Огнедар. А он желал бы показательной и жестокой казни для каждого, кто пошел на предательство, даже если придумал для себя какое-то аргументированное оправдание при этом. И да, княжич Видина был бы непременно в этих рядах, не первым конечно же, но имел все шансы почетно войти в десятку.
- И впрямь, Златан Буриславович, дорогого стоит твой приезд сюда, на совет к тем, кто последнее сражение проиграл, - больно уж странно, что не к самозванцу во временно им занятий Ирий княжич явился, - И просьба твоя, чтобы приняли тебя как равного мне понятна. Иметь в союзниках такое княжество как Видин не захочет только тот, кто не видит ничего дальше собственного носа, - это было правдой вне зависимости от того, как сам Огнедар относился к представителю этого княжества на совете, - Но справедливы и вопросы князя Яровита, а потому я также желаю услышать твой ответ, а после уже и решим окончательно.

Огнедару все еще было удивительно и даже отчасти немыслимо, что он видит перед собой колдуна, который живет на белом свете больше пяти тысяч лет. Он все еще не мог это себе даже толком представить. И речи у Ярополка Чердынского были и вправду сложные, тут юноша не мог не согласиться с голосом матери. Но стоит заметить, что держался он спокойно, будто бы даже отчасти вольготно. – Рад нашему знакомству, и благодарю, князь, что решили приехать сюда, - одним словом Огнедар будто бы признает правомочность Чердынского на заявленный им титул, в том числе и вопреки законам, придуманным Китежем, о том, что колдунам недозволенно княжить. Впрочем, их законы юношу мало заботили, да и вообще – может ли кто посметь поспорить с тем, кто столько тысяч лет жил и правил на своей земле. Сдавалось ему, что из здравомыслящих – никто. – Мне также известно, что раны душевные от потери родных болят сильнее других, и могут быть неподвластны течению времени, - и пусть со дня гибели Владимира прошло куда меньше времени, исчисляемых лишь месяцами, а не годами даже, но не стал Огнедар оттого меньше нуждаться в отцовской поддержке, в его совете, в его одобрении, да и тосковать по отцу меньше также не стал. – Отрадно слышать, что Искор готов к сотрудничеству. Но мне хотелось бы знать, в чем конкретно заключаются Ваши условия? – Искор был тем княжеством, о котором все знали меньше, нежели об остальных, но как бы там ни было, Огнедар считал, что он должен приложить максимум возможных усилий, чтобы получить это княжество себе в союзники.

О  ситуации, что сложилась ныне в Дубровицах, было известно. И о том, что Мстислав ранений, к сожалению, не пережил, и о том, что слишком юн новый князь, чтобы править самому, а поэтому от лица его говорит аж целый совет. Насколько мужи сии были достойны, еще предстояло убедиться самолично. – Уверен, что с помощью достойных мужей юный князь Дубровиц возмужает, унаследовав в себе ту же храбрость и честность, коими славился его покойный отец, - было бы недурно, чтобы той же честностью славился и их совет регентов, но надежды на то были у Огнедара отнюдь не абсолютны, к тому же это всецело подтверждалось это словами матери. – О какой именно помощи от Дубровиц все же идет речь? Готово ли ваше княжество снова отправить свое войско ради воцарения мира и справедливости в Великом княжестве?

Последним оставался Ярослав, и в нем, наверное, не сомневался никто из присутствующих, по крайней мере тех, кто был знаком с положением дел в княжествах за последние годы. Огнедар не отстает от Яровита, также поднимая кубок в поддержку речей князя Березья, после чего уже сам берет слово, - Не было и во мне ни зерна сомнений, Ярослав, и все равно рад я слышать такие речи. Верно сказана, совсем скоро мы станем плечом к плечу, и битва будет нами выиграна.

Ярополка никак не отпускала мысль, что он попал в пусть и весьма серьезную и масштабную, но все ж таки детскую песочницу. Что он мог сказать всем этим невероятно важным князьям или иным представителям своих княжеств? Основная проблема, кажется, была даже не в вопиющей разнице в возрасте и жизненном опыте, а в том, что все присутствующие здесь ничего другого, кроме Великого княжества Аркона не знали. Нет, безусловно все эти люди были наверняка хорошо образованы, знали историю княжеств на континенте, а значит были в курсе – сколько лет существует каждое из них, а сколько – Аркона. Но какими бы знаниями истории они не обладали, суть была в том, что родились и они, и несколько поколений их предков, уже при нынешнем положении вещей. А значит то, что Чердынский дипломатично назвал автономией, было им попросту незнакомо. Неоткуда им было об этом знать, а значит и понять горечь и тяжесть утраты этого они не могли. В этом не было вины ни юных княжичей, ни умудренного своим человеческим опытом Яровита, ни всех остальных. А ведь их Великому княжеству даже до первой тысячи лет еще жить и жить (что в нынешних реалиях и не факт вовсе).

Как бы там ни было, но Ярополк приехал сюда не только желая свободы для Искора, но и прекрасно отдавая себе отчет в том, что на настоящий момент им придется, хотя бы на некоторое время выразить и оказать поддержку одной из образовавшихся сторон. О том, кого здесь именовали не иначе, нежели самозванцем, и чью принадлежность к колдунам теперь предполагали не только искорские лазутчики, но и не стесняясь озвучивал и князь Гардарики, так вот – о нем Ярополк ничего существенного и не знал более. Но интуиция, даже опирающаяся на весьма скудные данные, подсказывала мужчине, что это не та персона, с кем ему стоит иметь общие дела. Он бы в жизни не сказал слова против, реши вдруг этот неизвестный человек вернуть себе то, что ему принадлежало. Так поступили сами Чердынские, и были целиком и полностью в своем праве. Но тот, кто теперь занимал столицу Беловодья, явно исходил из иных побуждений. Из тех, что меньше всего походили на честные и благородные. И да, даже по прошествии более пяти тысяч лет жизни, понятия благородства и чести оставались для князя Искора не пустым звуком.

В тоже время Ярополк не был склонен к пустому и безрассудному альтруизму, а скорее предпочитал взаимовыгодные отношения. А потому сейчас ему действительно нужно было снова держать слово, объясняя присутствующим, что же это такое – автономия. Впрочем, если так посмотреть, то княжичу из Видина похуже, чем всем остальным вместе взятым. Потому как вряд ли найдется что-то более трудное, нежели объясниться, после того как пытался на двух стульях усидеть, да, видимо, ни с одним, ни с другим толком не срослось. Не так уж просто было и тому, кто говорил от лица регентского совета и совсем уж малолетнего князя. Простые наблюдения подсказывали Чердынскому, что особенной честности тут ждать не приходится, а легкий флер недоверия тут у всех сторон абсолютно взаимный. И только Ясунский вызвал у князя Искора пусть лишь мысленную, но совершенно искреннюю улыбку. Мальчишка – с должной пылкостью, юношеским рвением и категоричностью. Может быть где-то в глубине души он даже напомнил Чердынскому его самого, лет так пять тысяч назад.

- Что ж, закономерный вопрос, - Ярополк едва заметно улыбается, хотя вряд ли это можно назвать улыбкой дружелюбия и чрезмерного радушия. Вопросы Яровита были закономерны, конечно же, но при этом казалось Чердынскому, что в своей стойкости и уверенности князь Гардарики нет-нет, да и скатывается в абсолютно черно-белое восприятие мира. А это может сыграть с ним однажды злую шутку. – Я, как и все княжество Искор, не враги тем, кто преследует благородные цели и жаждет воцарения мира на континенте, - привычнее Ярополку было говорить именно «континент», а не Великое княжество, пусть и были несколько лет, когда они были суть одно и тоже, - И я повторюсь, Искор готов оказать княжичу Огнедару посильную военную поддержку, к примеру, рядами ополчения, - а учитывая то, что в княжестве с очень и очень давних времен в ряды ополчения включали вогулов, помощь может быть даже весьма впечатляющей, хотя бы своей численностью, - Но вестимо я должен объяснить, что имел в виду, говоря об автономии моего княжества? – вопрос был, конечно же, риторическим, - Что ж, я не буду вновь долго разглагольствовать об истории Искора, и о недавних временах, когда мои земли силой были присоединены к Арконе. Говоря Вам об автономии, я имел в виду, что Великое княжество, - слова эти адресованы ни представителям иных княжеств, ни Яровиту Ладожскому, который, вероятно, старается чересчур уж помогать княжичам и опекать их, даже несмотря на то, что сам величает Огнедара не иначе как Великим князем, всецело тем самым признавая за ним власть над всей Арконой, - Не станет вмешиваться в дела Искора, особливо присылая туда своих наместников, - а Ярополк успел, с позволения сказать, насладиться последствиями их бездарного правления, - Равно как и не станет навязывать моему княжеству тех решений и законов, что будут касаться внутренней политики Искора. Тогда я готов буду дать тебе, княжич Огнедар, войско с обмундированием и оружием в борьбе за твое законное право занять престол в Беловодье.

Поддержка рядами ополчения. Перед внутренним взором Ратибора предстали бесконечные стройные ряды ощетинившихся копьями воинов, что уверенно покрывали бескрайние просторы Арконы, выдвигаясь к закопченным от пожаров стенам Ирия. Да уж, насколько он помнил историю, дружина поддержки существенно приросла бы численно, даже если исключить из расчета ополчение Дубровиц вовсе. Младший княжич прикусил губу, отметая эту щедрую по отношению к регенту Дубровиц мысль: Огнедар абсолютно прав в своем замечании, расквартированные в Гардарике войска отпускать обратно не следовало. От Чеслава ощутимо веяло недосказанностью, его осторожность малолетний ведун чувствовал кожей, как сырое веяние затхлости из распахнутого погреба. Несложно было понять, что оставшиеся заложниками в вотчине князя Яровита воины лишь малая часть из того, что могла бы предоставить власть в Дубровицах и оттого скрытность ответчика вызывала в душе мальчишки закономерное раздражение: на кой ляд тогда он здесь, за этим столом, коли не готов в полной мере держать ответ и даже от прямых вопросов уклоняется, замалчивая истинное положение дел и пытаясь вести дела сразу на две стороны? Не бывать же тому, даже поднаторевший в подобном Видин это прекрасно понимал, судя по его речам.
Ратибор бросил быстрый внимательный взгляд на брата, оценивая его реакцию на явного потенциального изменника. Были бы они наедине, младший Беловодский уж непременно затребовал бы под любыми предлогами удержать Чеслава, дабы взамен из Дубровиц направили еще войска. Вот только в присутствии иных союзников демонстрировать скорую расправу было бы наверняка не желательно, а Огнедар оставался на удивление спокоен, будто его совершенно не возмущала чужая уклончивость. В который раз пришлось втихоря сожалеть, что мысли брата оставались для него тайной за семью печатями, а устраивать при свидетелях спор значило позволить кому-либо думать, что между братьями возможно несогласие. Этого допустить можно было еще менее, чем позволить лгуну и приспособленцу безнаказанно вернуться в свой удел.
А вот вопрос с Китежем, явившийся внезапно, как мышь из старого мешка, взволновал. С одной стороны, положение дел в Искоре, по всей видимости, китежских жрецов не слишком волновало, а с другой распри союзника с Великим кругом могли по касательной зацепить и Беловодье, причем в самый неподходящий для этого момент. Вмешиваться в дела искорских правителей, безусловно, не стоило, здесь Ратибор был готов согласиться с братом, но и полностью сбрасывать Китеж со счетов было опасно.
- Вестимо, дела автономии Искора князьям следует обсуждать отдельно, - Ратибор отодвинул в сторону мешавшийся под руками кубок, не рискуя даже слегка вторгаться в мысли Ярополка - как знать, на что способен древний колдун? Тратить время и развивать разговор, для которого наверняка потребуется не один час, а то и не один день, вовлекая в него других князей и подавая им лишнюю пищу для любых размышлений, казалось делом расточительным. Зато после можно будет обдумать все, да и с матушкой посоветоваться, уж она-то наверняка подскажет правильное решение и как с древним князем лучше беседы вести. - Что важнее, так это уяснить, успеют ли войска из Березья и Дубровиц добраться до Гардарики к весне, чтобы выступить на Ирий сразу, как уйдет распутица, - юный Беловодский намерено, с мальчишеским упрямством задержался взглядом на Чеславе, призывая его уже сейчас, при всех определиться, готов он содействовать сбору войск и нести ответственность за свои слова в дальнейшем или публично отречься от союзнических обязательств со всеми вытекающими из того последствиями.

Отредактировано Ратибор Беловодский (2023-04-12 14:28:48)

Подпись автора

Haute couture от RE(MARK)