В преддверии скорого выступления Хольмгард был похож на пчелиный улей. Часть хэрсиров из особенно дальних земель уже прибыла и их воины встали лагерем в долине у города, другая часть должна была начать подходить со дня на день, как только решит последние вопросы со снабжением, с безопасностью собственных земель и с наместниками, если это требовалось. В большинстве своем земли удельных князей Ругаланна находились в надежных руках. Либо в руках самой Ригинлейв, которая забрала земли предателей и до сих пор не имела ни времени, ни возможности, ни желания даровать титулы кому-то другому, полагая, что это будет лучше решить по результатам войны, в том числе, потому что люди имели свойство на войнах умирать, не оставив наследников, а играть в перекидывание титула от одного к другому ярл не имела особого желания. Либо в руках хэрсиров, которые были верны ей, имели взрослых наследников и не вызывали на этот счет никаких тревог. Из этого положения вещей, однако, имелась пара исключений, и одним из них были земли Йомсборга, которым до сих пор правил Вигмар от имени своего племянника.

Признаться, Ригинлейв предпочла бы, чтобы так и оставалось. Не только потому что ребенок в качестве удельного князя был не самым желаемым союзником, но и потому что им с Вигмаром довелось пройти многое, что позволило проверить его на прочность и убедиться в том, что в своей лояльности он готов идти до самого конца. Но княгиня знала, что рано или поздно это закончится. Знала, что настанет день, когда ей будет нужно вручить юному хэрсиру его браслет и принять его клятву верности. И по-хорошему, сделать это нужно было еще прошлой весной, но прошлая весна выдалась весьма паршивой и в плане подготовки, и в плане общих настроений. Ригинлейв, откровенно говоря, было попросту не до того, да и в шаткой ситуации, когда все могло в одночасье скатиться в Муспельхейм, она меньше всего желала оставлять удельное княжество двенадцатилетнему мальчику.

Можно быть сколько угодно считать двенадцатилетних взрослыми, можно было сколько угодно утверждать, что они вступали на путь воина, едва достигнув этого возраста. Хотят махать мечом во внутреннем дворе своих усадеб? Хотят напрашиваться в походы и осваивать воинское ремесло? Хотят считаться взрослыми и посещать тинги? Сколько угодно. Но Ригинлейв, как ярлу, ребенок во главе княжества был не нужен, мальчиков такого возраста взрослыми она не считала, к тому же, отлично зная, как легко дети в таком возрасте попадают под влияние взрослых. Влияние это не всегда было угодно княгине. Так что, приняв решение, наконец, исполнить предначертанное, она мысленно отвела Вигмару роль надзирателя за его племянником. Даже если не прямого, даже если он просто подберет ему советников и будет время от времени писать письма, давая советы. Можно было бы оставить его при мальчике в Йомсборге, но на взгляд Ригинлейв это было весьма сомнительной тратой человеческого ресурса и талантов старшего из Соларстейнов. Так что на него у княгини были другие планы.

Пожалуй, можно было растянуть передачу браслета еще на пару лет, а если война продлится больше, то и не на пару, но такой подход таил в себе весьма явственную опасность: если так станется, что княгиня погибнет на войне и в ярлстве начнется хаос, и многие хэрсиры либо лишатся своего места, либо умрут в борьбе. А ребенка, без подтвержденного титула, вне всякого сомнения, можно было сместить первым. Ригинлейв этого не хотелось бы. Хватит и того, что части знати они уже лишились в период борьбы со Святогором, а части – после, когда княгиня устроила суд над предателями. Соларстейны были славным ругаланнским родом. И вне зависимости от того, что ждало дальше ее лично, она хотела, чтобы род этот продолжил править в Йомсборге во благо этих земель и всего Ругаланна.

К концу месяца все приготовления должны были быть закончены. Ригинлейв раздала достаточно распоряжений, чтобы иметь возможность теперь ненадолго покинуть столицу, не опасаясь, что все пойдет прахом. Плох тот ярл, который не может положиться на своих подданных хотя бы иногда. Женщина могла, так что коня она сделала безо всякого зазрения совести, отлично зная, что путь до удельного княжества Вигмара займет не меньше пяти дней, даже с учетом того, что было оно не столь далеко от Хольмгарда.

Дорога Ригинлейв ничуть не утомляла. Она любила Ругаланн, а равно любила смотреть за тем, как после мятежа постепенно восстанавливаются дома, мельницы, поля, дороги и мирная жизнь. Спасибо за это следовало сказать усилиям матери, но об этом у них еще будет время поговорить перед отъездом. Сейчас же следовало поторопиться и надеяться на то, что Ингвар снял с Вигмара проклятие до самого конца, не оставив, что-нибудь, чтобы проучить его, так что слова княгини о том, что скоро у ее хэрсира будет деревянная, а то и каменная задница, которая помешает ему сидеть в седле, не окажутся пророческими, сорвав ей все планы по вручению браслета и подтверждению прав мальчика на его титул.

Ригинлейв не могла точно припомнить, когда она в последний раз была в Ростунгхейме, не в последнюю очередь, потому что усадьбы разных хэрсиров смешались в ее голове в огромное пятно еще со времен жизни Горма, который полагал чуть ли не обязательным ритуалом посещение всех своих вассалов хотя бы раз в год. Он считал, что так проще поддерживать порядок и быть уверенным в том, что никто не учиняет бесчинств в собственных землях. Ригинлейв и хотела бы последовать его примеру, покуда ей нравилось путешествовать по Ругаланну, да только после убийства Святогора не было ни времени, ни сил. Но въезжая на внутренний двор усадьбы Соларстейнов, княгиня думала лишь о том, что такие визиты все-таки надо совершать почаще, а в мирное время так и вовсе созывать хэрсиров в Хольмгард на пир во славу Богов и их края.

Ригинлейв не успевает спешиться, как на пороге дома возникает хорошо знакомая фигура. Либо слуги, распознав знамена Хорфагеров, расторопно донесли, что княгиня приехала, либо сам Вигмар заприметил приближение ярла и его воинов. Как бы там ни было, а княгиня рада, что ей не придется долго ожидать во внутреннем дворе. Она спешивается, передает поводья конюху, расправляет складки на платье, а тепло улыбается Вигмару, пусть последняя причина для их встречи и не была столь уж радужной.

- Приветствую тебя, Вигмар. Рада, что ты в добром здравии, - если это и звучало, как насмешка, то очень добродушная и ничуть не обидная, - Надеюсь, я не потревожила покой твоей усадьбы, и мой визит не слишком затруднит тебя и твоего юного племянника.

Подпись автора

О визитах ярла лучше всегда предупреждать заранее, чтобы не ставить людей в неловкую ситуацию и неловкое же положение. Ригинлейв помнила этот наказ еще от своего отца, но время от времени не следовала ему. Когда-то намеренно, желая собственными глазами увидеть, как живет усадьба, бонды и нет ли чего-то, о чем ей следовало знать. А когда-то, как сейчас, не желая обременять людей из-за своего визита и давая им возможность обойтись лишь законами гостеприимства, установленными Всеотцом – безопасность под крышей, кусок хлеба и вода, если не нашлось эля. Было бы странным и грубым требовать чего-то большего от хэрсира, который со дня на день должен был отбыть с Ригинлейв на войну. Будет время и для формальных визитов, и для приглашений, и для доброго пира. Сейчас княгиня была здесь по делу, не желала никого утруждать, а хорошей компании и тепла очага ей было вполне достаточно, чтобы не чувствовать себя ни обиженной, ни оскорбленной.

- Благодарю тебя за гостеприимство, Вигмар. И с радостью приму твое приглашение, - Ригинлейв коротко, но искренне улыбнулась и последовала за мужчиной в усадьбу. Она была здесь и прежде, когда отец еще был жив и оставался большим любителем попутешествовать по всему Ругаланну, но после власти приспешников Святогора все вокруг стремительно и заметно менялось, а потому, если бы княгиня досконально помнила местное убранство, она бы не удивилась, изменись значительно и оно тоже. Но как раз это Ригинлейв не смущало вовсе. Ее задачей было вернуть дома ее хэрсирам, а о том, как они распорядятся ими в дальнейшем, перестроят ли, оставят ли все, как есть, или вообще разберут, чтобы построить новые, как сделал хэрсир где-то далеко на востоке, это было не ее дело.

- Усадьба очень красивая. У меня смутные воспоминания о времени, когда мы приезжали сюда еще с Гормом, но я запомнила, что Ростунгхейм всегда был гостеприимен к ярлу и его людям, и ты, как я вижу, хранишь традиции и заветы предков. Это приятно, - княгиня улыбается вновь, а затем садится на предложенное место, обводя пространство вокруг заинтересованным, но ничуть не придирчивым взглядом. Сама она приказала вынести и сжечь к драугам половину княжеских палат после убийства Святогора. Ей не хотелось оставлять о нем никакой памяти, никакого напоминания. И лишь когда в полупустых залах вновь подняли знамена Хорфагеров, Ригинлейв стала спокойно спать в своей постели, не чувствуя более и душка Беловодья в своем собственном доме. Здесь тоже, на вкус княгини, не было ничего, что напоминало бы о коротком, но обременительном господстве столичных узурпаторов в их крае. И это было приятно. Это напоминало Ригинлейв о том, за что они так долго и так мучительно боролись. Теперь Вигмар был на своем месте, в своем доме. И его племянник тоже. Это грело княгине сердце намного больше, чем даже память о тех временах, которые она могла проводить в домах хэрсиров в беспечности пиров, досужих сплетен, сказаний скальдов и не особенно обременительной болтовни.

- Не будет, - она совершенно беззлобно усмехается тоже, склоняя голову к плечу и со всем вниманием глядя на Вигмара, - Мне следует извиниться за то, что не предупредила о приезде заранее, - спокойно озвучивает Ригинлейв, полагая, что мужчина отлично ее поймет. У них тут не особенно много времени для посылки писем, получения ответов, бесконечного обмена гонцами из стороны в сторону. Ростунгхейм был недалеко от Хольмгарда, но это все равно занимало время. Время, которого у них было очень мало. Выступать собирались совсем скоро, дело было невпроворот, тут не до светских любезностей. К тому же Ригинлейв нравилось думать, что Вигмар и впрямь рад видеть ее в своей усадьбе, и ему не приходится судорожно соображать, что бы такого спрятать, чтобы она не узнала о том, что он не подобающе правит своими землями, не то взимая несоразмерные налоги, не то избивая слуг и трэлов до полусмерти за любую мелкую провинность.

- Мы скоро отправляемся в поход, который может завершиться по-разному, хотя я истово верю в благополучные для нас исходы, - иначе она бы вообще не решилась никуда выступать, не веря в возможность громкой победы и смещения Владимира с насиженного его предками места, - Ты правил Йомсборгом мудро и разумно, ни разу не подвел и не разочаровал меня, но твой племянник уже достаточно взрослый для того, чтобы принять браслет и свое наследие. Перед лицом грядущего шторма, я бы хотела, чтобы вне зависимости от того, как закончится этот военный сезон для меня лично, Асбьорн, его титул и наследие ваших предков были в безопасности и покое, - Ригинлейв говорит неторопливо, но уверенно и достаточно твердо для того, чтобы Вигмар понимал, что она все хорошо обдумала, а не принимает поспешных решений, которые едва ли имели реальной обоснование.

- Поэтому я приехала для того, чтобы подтвердить его права на титул, передать ему браслет, назвать его хэрсиром Йомсборга и принять его клятву верности, - озвучивает Ригинлейв то, что Вигмару уже и без того было совершенно очевидным. Уточнить было не лишним. Оставалось надеяться на то, что мужчина не привык к своему временному титулу настолько, что сейчас не захочет с ним расставаться. Знала Ригинлейв и то, что для него это был, отчасти, пожалуй, грустный и тревожный момент. Ведь все эти годы Вигмар отлично справлялся со своими обязанностями хэрсира, а теперь был вынужден признать, что племянник его достаточно взрослый для того, чтобы постепенно начинать свое самостоятельное правление, насколько это было возможным в его возрасте. Конечно, советы дяди, его поддержка, его защита и расположение еще долгое время будут нужны Асбьорну, но это было уже несравнимо с тем, когда Вигмар правил Йомсборгом единолично и мог по праву считать себя хозяином этих земель.

- Учитывая же, что ты теперь окажешься освобожден от занимаемой тобой должности хэрсира Йомсборга, - она намеренно не использует слово «наместника», потому что так называл Великий князь Святогора, а равнять беловодского выродка с Вигмаром даже в названии, Ригинлейв ни за что не посмела бы, - Я бы хотела, чтобы ты занял другую должность. На этот раз не в удельном княжестве, а при моем дворе.

Подпись автора

О том, насколько невыносимы бывают дети и подростки, Ригинлейв отлично знала, помня еще о своих юных годах, которые воистину сводили Горма с ума. Спокойным и послушным ребенком отигнир назвать было сложно, вот только если поначалу на все ее проделки смотрели сквозь пальцы, то после того как она осталась у отца одна, за головы стали хвататься и слуги, и наставники, и мать, и вообще все вокруг. Унять шило в заднице у таких детей невозможно, да помнилось княгине, Вигмар и сам должен был отлично это знать, потому что был ничем не лучше. И та их общая история с драконом тому ярчайшее подтверждение, потому что как-то не припоминала женщина никого другого, кто в таком возрасте полез бы биться с огнедышащей тварью, да еще и победил ее. Но вот как раз об этом Асбьорну, быть может, лучше было бы и не рассказывать лет до двадцати, чтобы не полез повторять подвиги дяди и не убился ненароком. 

О племяннике Вигмара Ригинлейв знала мало. Она отвезла его с сестрой в Брускеруд к матери, она несколько раз видела его в крепости, когда приезжала к Рангрид, она же помнила его имя в довольно длинном, по счастью, списке детей, которым удалось пережить правление Святогора и мятеж, и кого нужно было вернуть либо их семьям, либо в их владения, либо найти им новых опекунов, потому что никого больше не осталось. С точки зрения Ригинлейв, Асбьорну повезло. У него был его дядя, и хотя Вигмар отличался крутым нравом, не умел держать язык за зубами, он был хорошим человеком и достойным примером северной чести, коей лишились многие, не прошедшие проверку правлением беловодского ублюдка. Расти на таком примере – хорошее начало, хотя Вигмар и отсутствовал большую часть времени, особенно в связи с началом войны. Но повезло мальчику и его сестре не только поэтому, а еще и потому что их дядя готов был защищать и поддерживать их права столько, сколько это будет необходимо. И вот уж этим точно могли похвастаться далеко не все в Ругаланне, нередко забывая и о родственных связях, и о том, что лишать сирот их законных прав – гневить Фригг.

- И не только в его возрасте трудно усидеть на месте, не так ли? – Ригинлейв улыбается, шутка ее совершенно не обидная и беззлобная. Она припоминала отдельные эпизоды визитов к Соларстейнам, Вигмар никогда не отличался ни усидчивостью, ни простым и покорным нравом. Был ли таким же его старший брат? Княгиня уже не помнила, потому что разница в возрасте в детскую пору казалась огромной, даже если кто-то старше тебя на пару лет, а уж если и того больше, а еще ты – девчонка, то вообще можно ни на что не надеяться. В любом случае, даже если бы Асбьорн сбежал из принципиальной позиции нежелания видеть ярла, Ригинлейв в обиде бы не оказалась. Дети были странными существами. Процесс их воспитания не был знаком женщине, но она со снисхождением и добротой относилась даже к довольно вздорным детям и подросткам. Впрочем, не сказать, чтобы много таких встречалось ей на пути.

- Хорошо. Но если Асбьорну понадобится для подготовки день-другой, то я могу задержаться, - или день-другой понадобится усадьбе, чтобы подготовиться к пиру, к новому хэрсиру, к некоторой перестановке, которую Ригинлейв спровоцировала своим визитом. Не была она против, если время понадобится и самому Вигмару, чтобы обдумать предложение княгини, учитывая, что оно довольно серьезно изменит привычный ему уклад жизни и повседневности, в том числе в части военных аспектов, которые с некоторых пор для всего Ругаланна были первичны.

- Асгрим Альмодссон, глава ульфхэднаров, моей личной гвардии, несет свою службу уже половину века. Он прошел огромный путь, начав еще юношей, когда мой отец уже был ярлом, долгое время служил ему, а теперь и мне. Он – хороший воин, хороший человек, и я очень ценю его, но он стар уже настолько, что опасается соломенной смерти, а потому в этом военном сезоне он собирается взять свой меч в последний раз и пойти путем Одина до самой Вальгаллы, - ни тени улыбки не мелькает на лице Ригинлейв. Стремление Асгрима она понимает, но от того ей не становится менее тревожно или тоскливо. Этот человек служил их семье задолго даже до ее рождения, потерять его было сродни потери члена семьи, - Но он говорит, что Один не примет его, а отец мой не улыбнется ему за столом эйнхериев, если он уйдет, оставив меня без защиты. Я сказала ему, что у меня есть достойный кандидат на его место. Разумеется, не такой достойный, как он сам, - княгиня грустно улыбается, давая понять, что лишь шутит, а достоинства Вигмара ей хорошо известны, - Но что все-таки этот кандидат будет очень стараться, чтобы не посрамить дело всей его жизни. По этой причине я предлагаю тебе, Вигмар, возглавить ульфхэднаров в серебряном чертоге Хольмгарда. Я доверяю тебе. И я знаю, что ты будешь нести эту службу с честью, так что глядя на тебя из Вальхаллы, Асгрим будет спокоен, - хотя перед этим все равно будет бубнить и раздавать Вигмару ценнейшие указания о том, как надо, как не надо, какие у Ригинлейв привычки, а чего она терпеть не может. И без сомнения, отдельным пунктом прополощет ему мозги на тему возможных ее новых мужей, которых в случае чего, надо не ждать, а сразу протыкать мечом насквозь, не слушая никакие возмущения княгини, а там пусть хоть казнит.

- Судьбу твоего хирда ты решишь сам, если примешь мое предложение. Хотя бы часть его, я бы посоветовала оставить в Йомсборге, сформировав дружину твоего племянника. Чтобы они учили его биться, а равно заботились о его безопасности. Особенно в наше отсутствие, - никогда не знаешь, чего ждать, когда нет уверенности даже в собственном возвращении домой, не говоря уже о том, как будут все это время обстоять дела в этом доме, - Если пожелаешь, то еще часть, из числа тех, что ты сам сочтешь достойными, я бы одобрила в состав ульфхеднаров. Некоторые из прежних погибли в битве против прихвостней беловодского ублюдка, еще двух потеряла в том месиве на Смородине год назад. Пополнять времени не было, а состав все равно неполный, - и Ригинлейв больше заботило состояние ее хирда, а не ее гвардии. Потому что себя она защитить могла и сама, а на войне акцент все больше был на тех, кто сосредотачивался на убийстве врагов, а не на защите ярла.

- Оставшихся можешь повести сам, позволить им влиться в мой хирд, или назначить им нового лидера по своему усмотрению, - у Ригинлейв никаких претензий на воинов Вигмара, что закономерно, не было. Он был волен сделать с ним все, что считает нужным, кроме, разве что, роспуска, потому что грядущий сезон Ригинлейв рассматривала в качестве решающего, люди были нужны ей и хорошо, если обученные и не впервые взявшие в руки меч. От того и речи о том, чтобы привлекать к кампании юных сыновей хэрсиров, включая и Асбьорна, вообще не шло никакой.

Шум сопротивляющегося мальчишки слышится еще с улицы. Ригинлейв переключается в одночасье. Она сказала Вигмару все, что должна была, у него оставалась возможность подумать и принять решение. Княгиня равно поняла бы и согласие, и отказ, не сочтя это оскорблением.

- Есть у него один такой родственник, на которого он походит, - смеется женщина, добродушно глядя на мальчишку, - Я бы на месте этого родственника опасалась, как бы он через пару-тройку лет на дракона не пошел, желая превзойти подвиг дражайшего дяди, - тихо добавляет Ригинлейв, а затем присматривается к ребенку, что выглядит несколько старше своих лет, но все еще остается ребенком. Это видно и в поведении, и во взгляде, и в чертах лица, не испещренных шрамами, а равно не обремененными опытом. Это хорошо. Дети должны были позволить себе хоть какое-то время оставаться детьми.

- Здравствуй, Асбьорн, - женщина поднимается со своего места, проявляя уважение к мальчику, а равно желая посмотреть на него поближе, - Хотя вернее будет сказать, приветствую тебя, юный хэрсир Йомсборга. Я ведь за этим приехала. Вручить тебе браслет, подтвердить твои права на титул и принять твою клятву верности, - она подходит к затихшему Асбьорну и внимательно смотрит на него, - Мы скоро отправимся на войну. Снова. А ты останешься, теперь уже в качестве хэрсира земель Соларстейнов, чтобы сохранить их в должном порядке и благополучии до нашего возвращения. Как думаешь, справишься? – Ригинлейв не отрывает взгляда от ребенка, но не торопит его с ответом. Хотя она полагает, что долго ожидать его не придется. И так оно и выходит.

- Да, госпожа! – он точно спотыкается о свои слова, - То есть, Ваша светлость. То есть, ярл Ригинлейв. То есть, ярл Хорфагер, - женщина отвечает Асбьорну улыбкой, затем легко касается его плеча, давая понять, что все в порядке и нет никакой нужды перебирать все возможные варианты сочетаний титула, имени и фамилии.

- Можешь звать меня просто Ригинлейв, или просто ярл, Асбьорн, - спокойно отвечает она, а затем жестом дает понять одному из своих ульфхеднаров, чтобы он подошел. Мужчина понимает княгиню верно, и потому протягивает ей сверток в темно-синей ткани, - Сегодня на пиру ты получишь свой браслет, это большая честь, которая обозначит тебя совсем взрослым, но это пусть произойдет перед твоими подданными. Но я приготовила для тебя подарок в честь этого знаменательного дня. И хочу подарить его сейчас, - Ригинлейв протягивает сверток мальчишке. В нем без труда можно нащупать искусно созданные мастерами Хольмгарда ножны, обтянутые кожей и украшенные золотом, на котором можно без труда различить имена Богов и некоторые широко известные мифологические сюжеты. В ножнах – короткий меч. Первый для Асбьорна или нет, Ригинлейв не знает. Но видит, как глаза ребенка разгораются, когда он хватается за рукоять.

- Мой первый меч подарил мне отец. Его тоже изготовили мастера Хольмгарда. Это было хорошее оружие, послужившее мне не в одном набеге и битве. Пусть этот меч послужит тебе не хуже, Асбьорн. И да будет рука твоя тверда, а оружие всегда острым. Пусть оно разит твоих врагов и защищает твоих друзей, твой народ, а равно слабых и обездоленных. И да благословит тебя Тор, Тюр и Всемогущий Ас, - Ригинлейв кажется, что мальчишка не особенно ее слушает после взятие в руки оружия, но это ее ничуть не обижает. Женщина понимает. Отходит обратно к своему месту и вновь занимает его, глядя теперь уже на Вигмара.

- Ярл, это очень большая честь! – какие-то правильные слова все-таки вырываются из уст Асбьорна, и Ригинлейв улыбается и кивает, - Позвольте мне задать только один вопрос. То, что вы подарили мне меч, значит ли это, что я в этом сезоне уже смогу отправиться на войну, чтобы рубить головы беловодским крысам, погубившим моего отца и деда? – восторга от этой идеи Асбьорну не занимать. И Ригинлейв понимает, что от вопроса не уйти, она должна будет, что-то ответить.

- Не в этот раз, Асбьорн. Ты без пяти минут хэрсир. Тебе нужно научиться править своими землями и сохранить их до нашего возвращения. Это гораздо важнее, чем рубить головы беловодским крысам, - к тому же, с этим армия Ругаланна отлично справлялась самостоятельно.

Подпись автора

Боги свидетели, Ригинлейв хорошо понимала устремления Асбьорна. Да, он был ребенком, но это вовсе не лишало его пылающего гневом и справедливой жаждой возмездия сердца, которое билось в груди и жгло, жгло днем и ночью, не давая почувствовать покоя, пока те, кто тебе дорог, не будут отмщены. Самой княгине это было отлично знакомо. Она носила это пламя в своей груди очень долго, прежде чем оно вырвалось и сожгло Святогора на хольмганге. В этом смысле она даже сочувствовала юному хэрсиру, но все равно не могла взять его на войну. Как же плохо обстояли бы дела в их войске, если бы в него пришлось призывать детей, не достигших даже четырнадцати лет, не говоря уже о шестнадцати, когда ребенком назвать мужчину не повернулся бы язык ровным счетом ни у кого.

Но еще Боги были свидетелем ярлу и в другом. Ей было невероятным образом жаль, что их край дошел до дней, когда жажда мести пылала в груди даже совсем юных воинов, потерявших отца, мать, деда. Да, Асбьорну и Асхильд повезло, что у них был дядя, который сумел сохранить титул, позаботиться об усадьбе и будущем их семьи, но некоторым везло меньше. И Ригинлейв чувствовала, что это ее вина и ее ответственность. Такого не было бы, не родись она девочкой. Но еще такого не было бы, если бы в правление Горма ей хватило бы мужества и ума задушить беловодского ублюдка подушкой во сне. Не надо было никого слушать. Война бы не началась, а если бы и началась, то оно и к лучшему. Горм держал Ругаланн стальной рукой, он смог бы сделать так, чтобы их край выстоял. Сможет ли Ригинлейв сделать то же самое в грядущем походе для своего дома и своих людей? Справится ли она так же хорошо, как справился бы отец? Не стыдно ли ей будет в следующую встречу взглянуть в глаза Асбьорна с тем, чтобы сообщить ему, что его отец и дед отмщены? Женщине хотелось бы думать, что да. Но еще ей хотелось бы сделать так, чтобы дети Ругаланна больше никогда не нуждались в мести за своих родителей, не росли сиротами, не жаждали перерезать глотки врагам, которые, казалось, были повсюду.

Княгиня не вмешивается в разговор Вигмара с племянником, с любопытством наблюдая за тем, как Асбьорн постепенно осознает свою роль и принимает ее, потому что ничего другого не остается. Можно было, конечно, поступить так, как поступали многие воспитатели или родители – ударить кулаком по столу и приказать действовать так, как сказали, но Ригинлейв таких мер не одобряла, и ей всегда радостно было видеть, когда с детьми говорят и объясняют, позволяют им принимать какое-никакое собственное решение, а не воспринимают их в качестве немых исполнителей собственной воли. Горм и сам был такой, понимая, что можно сколько угодно приказывать дочери делать то, что он считает правильным, но если она не поймет, почему, то в свое правление будет действовать не так, как ей следовало бы. Да и с ней, в отличие от ее старших братьев, диалог всегда было установить намного проще. Она слышала, слушала и говорила. Горму нравилось думать, что уж из трех составляющих успеха, речью и разумом его отигнир одарена щедро.

- Надеюсь, что не слишком, - усмехается совершенно беззлобно Ригинлейв в ответ, глянув на Вигмара, - Не то пришлю к тебе старого Сигварда-ворчуна, моего третьего наставника, чтобы две недели потрясал тут своим посохом и читал тебе перечень наставлений о том, как нужно править землями и выстраивать отношения с бондами, - она, шутя, легонько пихает мужчину в бок локтем и тихо смеется, - А что? Он и мою мать в наше отсутствие поучает, говорит, что она разбалует бондов настолько, что они скоро совсем перестанут трудиться, - что было неправдой, ведь Ригинлейв знала свою мать. Знала, как та мыслила и правила. И если на кого-то княгиня и могла оставить Ругаланн в свое отсутствие, так это только на нее одну. Рангрид очень многое сделала, чтобы правление дочери вообще оказалось возможным. И княгиня никогда об этом не забывала. 

Женщина провожает взглядом Асбьорна, надеясь, что принятие браслета и утверждение его титула станут залогом долгого и счастливого будущего, а вовсе не бремени, которое нес на себе всякий человек, обличенный властью. Во многом это зависело от самой княгини, от их победы в грядущем военном сезоне. Признаться, Ригинлейв уже чувствовала усталость, но она знала, что сможет позволить себе отдохнуть лишь тогда, когда снимет голову с плеч Владимира, принеся их краю мир и уверенность в завтрашнем дне. Ради Ругаланна следовало постараться, ради детей Ругаланна надлежало вновь взять в руки меч. Княгиня была к этому готова. Но она надеялась на то, что этот военный поход окажется для них завершающим, по крайней мере, в этой войне.

- Отчего бы и не обеспечить мечами достойных мужей Ругаланна? – легко вопрошает княгиня, дивясь тому, что Вигмар сохранил тот самый меч, не потерял его и не пренебрег им, - Хорошее, выходит, оказалось оружие? Не зря мы ради него рисковали своими жизнями в неожиданном походе на дракона? – не зря, конечно. Они ведь в ту пору только и узнали друг друга впервые. Это после их объединит мятеж и война против Святогора, но до тех пор тогда было еще далеко, а приключение с драконом врезалось в память ярким пятном детских воспоминаний. Как бы там ни было, а самым страшным в жизни Ригинлейв оказался вовсе не дракон, а люди. И этот урок она навсегда и очень хорошо запомнила.

- Это не стоит благодарности, Вигмар, - женщина коротко касается пальцами его плеча и чуть задумчиво улыбается, - Мне отрадно знать, что несмотря ни на что твои племянники и многие другие дети Ругаланна вернули себе дом, спокойствие и мир. Что им не нужно бояться завтрашнего дня, что они могут позволить себе бегать по лесам вокруг усадьбы и скрываться от воли дяди, наставника и самого ярла только потому что заигрались или упрямы, как козлы Тора, - женщина смеется, давая понять, что ее ничуть не смутило поведение Асбьорна, - Таким я и хочу видеть детей Ругаланна и их будущее. За это я сражаюсь. За отстроенные усадьбы, за силу родственных уз, за то, чтобы хэрсиры принимали свое правление по законному праву, а не потому что успели склониться перед беловодским ублюдком так низко, что это уронило их честь. И я рада, что в твоем доме все именно так. Во многом это твоя заслуга. Асбьорну и Асхильд очень повезло с их дядей, - она задумчиво смотрит на Вигмара, а затем кивает, - А мне повезло с главой моей гвардии. Я рада, что ты согласился принять эту должность. Не могло быть лучших кандидатов. Я знаю, что ты справишься так хорошо, как не сможет никто другой, - хотя бы потому что Вигмару Ригинлейв доверяла, знала, что может на него положиться и знала, что он ее не предаст. В нынешних условиях это было куда более важным качеством, чем любое другое. А дальше? Кто знает. Может быть, она дарует ему собственный удел. По соседству с Йомсборгом как раз один такой освободился после череды казней за самое гнусное предательство в истории Ругаланна.

- Не торопись, можешь назвать перед самым отбытием на Беловодье. Но сам, пожалуйста, приезжай за пару дней. Я представлю тебя ульфхеднарам и, конечно же, Асгриму. Он будет рад, - потому что старик никак не мог смириться с мыслью о том, что оставит княгиню без присмотра. Кажется, она так и была для него непослушной девчонкой, вечно влипающей в неприятности, а не ярлом. И боялся он за нее точно так же. С самой смерти Горма и до нынешнего дня.

- Вели истопить басту, а пока топится, у нас есть несколько часов, чтобы посмотреть окрестности. Я вовсе не устала, и мне приятно будет взглянуть на то, как расцветает Йомсборг под началом законных правителей.

Подпись автора

Даже если Ригинлейв не считала Вигмара правым в вопросе благодарности ей, слышать все равно было приятно. Женщина не отличалась особым тщеславием, не нуждалась в том, чтобы ее заслуги признавали другие люди. То, что она делала, делала, потому что считала правым и правильным, потому что видела в этом свой долг. В том, чтобы у детей Ругаланна было детство. В том, чтобы у их родителей была жизнь, а не ее подобие, или вовсе смерть, царившая повсеместно. Если она не могла дать этого своему краю, то какой из нее был ярл, Хорфагер и хранитель севера и Трота? А главное – зачем? Зачем Ругаланну и хэрсирам был ярл, который не мог постоять за их спокойствие и благополучие, а равно северную честь? Задавая себе эти вопросы, княгиня думала о том, что все сделанное ею, было сделано не зря, но вместе с тем являлось ее обязанностью, как той, что приняла на себя наследие своих предков. И это не требовало благодарности. Но не ценить тех, в ком эта благодарность была, было бы неуважением к их благородным душам и к усилиям, которые они вложили, чтобы все описанное стало возможным.

- Знаешь, думаю, это не так уж и важно, - спокойно ответила княгиня, глядя на Вигмара, - Главное, что дети Ругаланна вновь могут быть детьми, взрослые планировать свою жизнь, а не то, как умереть достойной смертью, потому что даже этого их могут лишить. Могут строить дома. Могут думать о будущем, потому что теперь оно у них есть. Это бесценно. И совсем неважно, кто им это дал, - потому что с точки зрения княгини, они дали себе это сами. Заслужили, вырвали зубами право жить на своих землях так, как считают правильным. Они лили свою кровь за это и отдавали жизни. Это был дар, за который Ригинлейв никогда не заплатить. Но его щедро оплатил Отец Ратей, забрав всех, кто пал в битве за родную землю и усадив их за стол в Вальгалле. Вместе с героями древности, с участниками саг и сказаний, им теперь нечего было стыдиться. И Ригинлейв надеялась, что ей к концу ее жизни тоже будет нечего стыдиться и не о чем переживать.

- Но я благодарна тебе за эти слова. И благодарна за то, что ты так думаешь, пусть с моей точки зрения ты и придаешь слишком большое значение моей фигуре, - она улыбается снова, но в этой улыбке сейчас можно равно разглядеть и грусть, и смущение, - Самозванца свергла не я, не я вернула нам землю и свободу. Это сделал наш народ. Огромными жертвами, которые, я клянусь в этом, никогда не будут забыты. Во всяком доме и на всяком пиру мы будем поднимать кубок и рог во славу наших павших собратьев. Жертва ругаланнцев неоценима. И она гораздо важнее любого отдельного имени. И точно не важнее моего, - ведь все, что сделала Ригинлейв – постаралась не посрамить славу своих предков, сидящих ныне в чертогах Всеотца, но до этого занимавших серебряный чертог Хольмгарда.

- Договорились. Я как раз закончу последние приготовления и успею переговорить с уже прибывшими хэрсирами. С северных островов уже привели свои хирды, словно на войну хотят больше всех, - Ригинлейв криво, но беззлобно усмехается. Война сама по себе не вызывала в ней никакой радости. Только то, что война эта позволит им отомстить за павших близких, а еще даст возможность Ругаланну быть свободным, насколько это было позволительно в обстоятельствах даже эпизодической зависимости от Арконы. Думать о полной автономии пока было рано. И это в любом случае обозначало бы еще одну войну. Но что касалось хэрсиров с северных островов, то они были готовы, кажется, вообще к любой битве. Это было неудивительно. Ведь многие там пострадали намного больше, чем на континентальной части. В том числе, потому что погода не позволяла восходить шибко богатым урожаям, а Ригинлейв дотянуться с помощью не всегда было просто. Те, кто наиболее сурово пострадал в правление Святогора, вполне закономерно наиболее сурово желали мести и сравнять Ирий с землей.

Любовь Ригинлейв к Ругаланну была безгранична. Она обожала шумное оживление Хольмгарда и тишину его предместий, обожала суровый климат и нрав островов, а равно горы, таящие в себе множество неразгаданных тайн. Обожала реки и озера. Обожала поля и самобытное очарование каждого, даже самого неприветливого удела. Обожала веселый и легкий нрав хэрсиров, что владели землями на границе со Славью. Обожала Ругаланн за то, как сильно он не похож на все остальные княжества. В контексте этого совершенно неудивительным было и то, что княгиня питала особую страсть к конным прогулкам даже в малознакомых ей землях. И ей нравилось наблюдать за тем, как ее край возрождается, обретя долгожданную и столь необходимую ему свободу. Иными словами, Вигмар предложил княгине лучший досуг из возможных, и она покинула теплые залы Ростунгхейма без сожаления. К тому же, теплоту их беседы так легко было забрать с собой.

Кто-то из ульфхеднаров, конечно же, потащился следом за княгиней, но с этим она сделать ничего не могла. Стремительно включаясь в рассказ Вигмара, ярл кивает, соглашаясь с тем, что помнит. И она действительно помнит. И причал, и корабли, и то, как отец пытался научить ее чему-то в этой сфере, кажется, именно когда они гостили здесь. Ригинлейв не понравилось, она ничего не поняла, и до сих пор ее знания о кораблях, их строении и их особенностях ограничивались пониманием значимости. Для войска, регулярно ходившего в набеги, корабли были едва ли не самым необходимым средством. Но в последние годы правления Святогора средством почти невозможным, потому что там было не до набегов в подготовке к мятежу, но еще потому что беловодские выродки считали набеги недостойным занятием варваров.

Женщина внимательно слушает Вигмара, и каждое его слово отзывается в ней. Жизнь в Ругаланне имела очень различные проявления и очень разные обозначения. Для кого-то жизнью была возможность засеивать поля и собирать урожай. Для кого-то обилие скота. Для кого-то – возможность растить и обучать детей. Все это было справедливо и необходимо. Но кораблестроение стояло на порядок выше. Оно обеспечивало не первичные потребности людей в еде и безопасности. Оно говорило, что Ругаланн силен. Что у них есть ресурсы, умы и решительность для того, чтобы выходить в море, побеждать океан, достигать новых берегов и оставлять там свой след. Это и была жизнь в самом ярком ее проявлении. И то, как эта жизнь расцветала на глазах Ригинлейв, заставляло ярла чувствовать, как у нее захватывает дух.

- И мое сердце тоже заполнится радостью в этот день, - она улыбается, глядя на Вигмара, а затем сжимает пальцами его плечо в коротком жесте понимания его усилий, усилий всего Йомсборга и Тормода, которому женщина приветственно машет свободной рукой, - Это воистину бесценное свидетельство возрождения Ругаланна. И я счастлива видеть его, Вигмар, - Ригинлейв не лукавит, потому что больше всего на свете ей и впрямь хочется, чтобы север возродился, стал сильнее, вынес выводы из прежних ошибок и никогда больше их не повторял, пуская на свою землю чужаков. В любом качестве.

- Можем мы подойти ближе? Я бы хотела рассмотреть корабли и выразить свое восхищение мастерству Тормода, – впрочем, если Вигмар окажется против, заявив, что корабельщик слишком занят, то княгиня тоже не останется в обиде. Хотя прогуляться по пристани само по себе кажется удивительным и потрясающим занятием, стоящим того, чтобы потратить на него время, - Знаешь, отец одно время пытался втолковать мне, что-то о кораблях, - рассказывает женщина, когда они уже идут по пристани, а Ригинлейв то и дело смотрит по сторонам, наслаждаясь и видом, и самим фактом наличия столь масштабного сооружения здесь, - Я так ничего и не поняла, да и не особо заинтересована была в ту пору, так что не суди меня за невежество слишком строго, - ярл тихо смеется, когда они уже подходят совсем близко. Здесь корабли вовсе не кажутся маленькими лодочками, как сверху. Масштаб их поражает, и красота поражает тоже. Ригинлейв испытывает чувство глубокой гордости. За Йомсборг. За Ругаланн. За корабли. За корабельщика. За Вигмара, конечно же, - Это потрясающе, Вигмар, - в полголоса произносит женщина, скользя рукой по изображению кабана. Она довольно резво разворачивается к мужчине, - Мы ведь не можем… - княгиня не заканчивает, с губ ее срывается только короткий смешок – над самой собой, конечно же, а не над корабельщиком и его творениями, - Нет, конечно, не можем. Но я все равно очень впечатлена. И пристанью, и кораблями, и всем, что вы успели сделать за эти три года, даже несмотря на войну.

Подпись автора

Ригинлейв не лукавила. Она и впрямь мало, что понимала в кораблях, мореходстве и кораблестроении, все больше будучи сосредоточенной на ином, но даже она понимала, что старания корабельщика были не зря, а названные им преимущества действительно являлись таковыми, а вовсе не были глупым бахвальством человека, который вчера впервые опробовал свои навыки. Много талантливых людей породил север. Ярл радовалась, когда встречалась с такими, не скупясь на похвалу, не стесняясь того, что сама никакими подобными талантами не отличалась: не выходили из под ее руки добрые мечи, не создавала она ладьи, рассекающие волны, как острые ножи, не сочиняла драп, чтобы удивлять ими слушателей. Это ничуть не огорчало женщину. У каждого в мире было свое место. Ригинлейв вполне хватало возможности восхищаться результатами чужих трудов. И корабли, Боги свидетели, воистину того стоили. Вигмар знал, чем сможет поразить ярла и не ошибся в этом.

- Я восхищена твоим талантом, Тормод. И результатами твоих трудов восхищена тоже, - женщина улыбается, разглядывая теперь уже второй корабль. Пусть он не готов, а поражает воображение ничуть не меньше, - Не знаю, есть ли в Хольмгарде такие же мастера своего дела, как ты, но обещаю, если Вигмар мне разрешит, а Асы позволят нам завершить войну победой, я непременно обращусь к тебе с заказом, - признаться, Ригинлейв и не задумывалась вовсе, были ли в Хольмгарде корабельщики, были ли они так же хороши. Наверное, должны, но княгиню мало заботили вопросы флота и во время мятежа, и во время трехгодовалой войны. На острова она путешествовала не так, чтобы очень часто, и этим вопросом привычно занимался кто-то при дворе, а до набегов было еще далеко – пока война не закончилась их окончательной и бесповоротной победой, и говорить не следовало ни о каких набегах. И это, пожалуй, заставило сейчас Ригинлейв ощутить укол совести в груди. Как же так вышло, что она, воспевающая смерть в битвах, что шли одна за другой, совсем забыла о жизни, наполняющей паруса? Эту оплошность следовало исправить, как только на это будет доставать времени и возможности. А пока Ригинлейв рада и тому, что кто-то вспомнил об этом важном деле раньше нее самой. И напомнил ей.

Слова Вигмара звучат как-то нереально. Княгиня разворачивается, смотрит на него с сомнением, как если бы подозревала, что он просто шутит или иронизирует над ее непониманием возможностей кораблей. Но хоть в виде хэрсира читается больше мальчишеского задора, нежели осознанного устремления, он вовсе не выглядит человеком, который решил пошутить. Его настрой захватывает и княгиню тоже. Чем-то невозможным казалось все происходящее, но корабельщик вовсе не противится стремлению ярла и своего господина, а напротив, поддерживает идею. Ригинлейв хочет спросить про гребцов, про то, как они вернутся, нужно ли взять им кого-то еще с собой, но затем просто делает то, что делала вообще нечасто: доверяется чужому мнению. Если Вигмар с Тормодом говорили, что они могут выйти на короткую речную прогулку, значит, так оно и есть. Да и что плохого с ними может случиться? По счастью, Ригинлейв все равно умела плавать.

- Это просто «Йофурфрид» еще не подозревает, что от меня, как от члена команды, толку мало, - смеется княгиня, но в смехе этом вовсе нет никакого напряжения или смущения. Женщине все еще кажется невозможным, что они вот прямо сейчас пойдут под парусом на совершенно новеньком корабле, но в остальном, атмосфера настолько легкая, непринужденная и дружелюбная, что если о чем-то Ригинлейв и жалеет, так это о том, что в заботах не приехала в Йомсборг раньше.

Княгиня наблюдает за Вигмаром, который так ловко оказывается на борту, стоило только Тормоду озвучить, что он вовсе не возражает от того, чтобы опробовать его творение в деле. Она берется за его руку, ступая по сходне чуть менее уверенно, чем по пристани, хотя у ярла вовсе нет ощущения, что что-то может пойти не так. Напротив, происходящее кажется ей таким естественным и таким нормальным, что беспокоиться о чем-либо кажется вообще излишним. А подобное бывало с ней крайне редко.

- А как же это ваше «женщина на корабле – к беде»? – смеясь, шутит Ригинлейв, припоминая кого-то из воинов отца, который в первый же набег отигнир так и заявил, глядя ей прямо в лицо. Будто дев щита в набегах никогда не видел, честное слово. Смотрел он, к счастью для себя на княжну, потому что если бы осмелился заявить такое, глядя в лицо ярлу, точно отправился бы за борт, - Но я постараюсь, - очень серьезно заявляет женщина, ступая уже на корабль, - Впрочем, уверена, Ньерд благословит его, едва мы поднимем парус, - а иначе и быть не может. Потому что они еще не отчалили, а у Ригинлейв уже захватывает дух от совершенства этого творения. И все ее мысли и тревоги в один миг оказываются за пределами корабля, где-то там, в Хольмгарде ли, в Беловодье, где-то еще. Здесь же были только они с Вигмаром, корабль и пристань, красота которой была сравнима с корабельным двором Ноатуна.

- Ждите здесь, - бросает ярл ульфхеднарам, уж точно не нуждаясь в их защите на прогулке по реке. Признаться, женщина полагала их помощь в Ругаланне вообще излишней – что бы могло ей здесь всерьез угрожать? – но статус ярла обязывал. Как же хорошо и его было оставить на причале, отправившись в это крошечное приключение, будучи лишь Ригинлейв.

А Ригинлейв волнами захлестывал восторг. Чувство, которого она давно уже не испытывала, то ли полагая, что ее невозможно ничем удивить, то ли погруженная в собственные тревоги с первого дня брака со Святогором. Но все это вдруг осталось позади. Здесь был только северный ветер, развевающий копну ее светлых волос, только пьянящее чувство свободы, которая должна была всегда быть доступна каждому северянину, но никогда не была доступна ни одному ярлу.

- Выглядит не так просто, как ты об этом говоришь, - качает головой княгиня, но за канат все-таки берется, желая понять, как это, управляться с чем-то столь совершенным собственными руками. И сейчас это и впрямь кажется ей удивительно естественным и простым. Ярл поднимает глаза на раздувающийся парус, и сердце в ее груди начинает стучать быстрее. Это не первый ее выход на воду на корабле, не первое путешествие, большинство из которых были куда как масштабнее и опаснее. Но впервые Ригинлейв – не сторонний наблюдатель, которого близко не подпускают к бортам драккара, не говоря уже о его управлении, а непосредственный участник событий. И это приводит ее в состояние искренней, безотчетной радости, которую она и не пытается скрыть, а даже если бы и попробовала – сияющие восторгом глаза выдавали княгиню с головой.

- Ты только не уходи далеко и говори, что делать дальше, - просит Ригинлейв, смеясь над собственной неосведомленностью. Корабль хоть и скользит по воде, как если бы плыл по воздуху, оставался все равно, что живым, неподвластным всецело человеку и его воле. Но это не пугало княгиню, а лишь создавало еще большее ощущение первозданной красоты и силы родного края. Они наполняли ярла, в который раз напоминая ей о том, что хотя умирать за Ругаланн было вовсе не жаль, жить ради него хотелось намного больше.

Подпись автора

Ригинлейв нравилось учиться новому, даже если новое должно было быть для нее, как для северянки и ярла, чем-то совершенно привычным. Но часть образования, отвечавшая за мореходство, хоть не отсутствовала полностью, а все-таки упиралась в совершенно иные аспекты. Княгиня могла бы ориентироваться в море, знала, где расположены другие континенты и что именно с них можно было привезти из набега, куда не стоит соваться вовсе, а что по-прежнему оставалось серой зоной, скрытой туманами, но как натягивать парус, управлять кораблем и испытывать от этого неподдельный восторг – нет, этому ее не научил ни отец, ни один из наставников, вероятно, считая, что ярлу всегда достанет подданных, которые будут достаточно в этом осведомлены.

И признаться, сейчас княгиня была благодарна за такой пробел в собственных знаниях. Не будь его, она бы не испытывала теперь тех эмоций, которые захлестывали ее с головой, когда ветер бил в лицо вместе с россыпями капель речной воды. Не будь этого пробела, едва ли Вигмару пришлось бы теперь объяснять Ригинлейв, что нужно делать, чтобы направлять парус. А учиться у него вещам, которые самому ему были знакомы с четырнадцати лет, а может, и того раньше, казалось чем-то таким же удивительным, как и сама эта речная прогулка, ставшая возможным лишь сиюминутному желанию, коих княгиня не позволяла себе уже очень давно, просто потому что была княгиней.

- Не понимаю, как это все могло пройти мимо меня, - в голосе Ригинлейв нет и тени разочарования, когда она произносит это, лишь все то же любопытство, радость, неподдельный интерес и ощущение, будто дух захватывает всякий раз, когда корабль взмывает вверх на очередной волне. Да, не как в море, потому что в море после своего первого шторма отигнир поклялась себе, что никогда в жизни больше не взойдет ни на один корабль, но для такого времяпрепровождения оно было и к лучшему. Вряд ли ярл могла бы расслабиться и вот так просто поддаться азарту и задору, будь у них проблема с тем, чтобы не выпасть ненароком за борт и не сгинуть в морской пучине, - Это удивительно, - она сияет, посмотрев на Вигмара, но затем старательно следует его рекомендациям, осторожно и постепенно ослабляя канат, как он и сказал, перехватами. Выходит довольно легко, и Ригинлейв рада, что ей удается силами Вигмара избежать плачевного опыта. Не то, чтобы ей нужно было браться за весло в ближайшем будущем, но совершенно определенно, меч в руках удержать было необходимо.

У княгини нет сомнений в том, что она сможет завязать канат, как следует, но помощь Вигмара кажется сейчас такой естественной и такой необходимой вовсе не потому что у нее могут возникнуть какие-то трудности с этим. Пожалуй, Ригинлейв и сама не ответит себе на вопрос, почему прикосновения мужчины к рукам вызывает странное чувство тепла, как если бы они сейчас не канат завязывали, а вели долгие разговоры у очага в студеную зимнюю ночь. И это тоже становится частью их сегодняшнего приключения, стремительно сменяя одни эмоции другими, хотя после битвы со Святогором, ярл могла кому угодно поклясться, что она больше вообще ничего не чувствует, кроме смертельной усталости.

- А меня еще никогда не учил такой хороший наставник, - отзывается Ригинлейв на слова хэрсира, - Надеюсь, что вскоре мне доведется доказать на практике, как хорошо ты меня обучил, - женщина не могла припомнить, когда она в последний раз была в набеге, во время подготовки к мятежу ей точно было не до этого, хотя помнится, кто-то говорил, что отдельные хэсриры первое время еще позволяли себе одиночные вылазки. Но теперь княгиня думает о том, как же будет славно, когда они отправятся в набег целым княжеством. И о том, как славно будет ветер вновь играть в ее волосах, а корабль разрезать уже куда более крупные волны. Воспоминания об этом казались почти утерянными, но теперь Ригинлейв чувствовала эту связь с прошлым, от которого силилась оторваться, считая, что в нем была только боль, страх и гнетущая ненависть. Нет. В нем было кое-что еще. И Вигмар сегодня помог ей об этом вспомнить.

Княгине не хочется сейчас думать о перспективах того, что корабль может куда-то врезаться. Мысли ее далеки от практических материй, и спроси Ригинлейв, она, все больше полагающаяся на себя, чем на Богов, непременно теперь ответит, что их драккар хранят Боги и ничего с ним не случится, что ни делай. В этом смысле еще большей удачи им и не нужно, да и под поцелуем на удачу ярл понимает несколько иное, но подобное проявление задора и запала, полученного в этой их речной прогулке, настолько вторит ее собственному, что она, не задумываясь ни одной лишней секунды, отвечает на поцелуй, как если бы целоваться для них было вполне привычно. Порыв не вызывает в Ригинлейв ни гнева, ни смущения. Никакого осознания, никаких мыслей о допустимости или невозможности. Все происходящее, в сути своей, едва ли вообще должно было стать реальным, и все же, оно стало. И видят Боги, княгиня не жалела ни о чем из этого ни единого мгновения до, ни единой секунды после.

Подпись автора

Может быть, Ригинлейв и стоило хоть на мгновение задуматься о том, что Вигмар позволяет себе недопустимое. Может быть, ей следовало остановить его, напомнить о субординации, о том, что она – ярл, а с ярлом не позволено делать, что вздумается, как если бы она была обычной женщиной. Может быть, княгине имело смысл подумать о том, что они ушли от пристани не так далеко, чтобы их не смогли увидеть. Может быть. Но Ригинлейв сейчас не хотела этого.

Ярлу нелегко познать интерес людей за то, кто он есть на самом деле, будь то женщина или просто человек. И в сущности, у княгини не было никаких оснований доверять Вигмару и полагать, что он не пользуется возможностью, которой воспользовался бы любой мужчина в Ругаланне, если бы мог. Но она чувствовала, что может. Может поверить ему, может позволить ему больше, может на время забыть о личных границах и условностях. Сегодня – точно. Хоть на какое-то время сбросить с себя бремя обязанностей, планов и формальностей, которые в иные дни никогда не позволили бы Ригинлейв вот так допустить до себя какого угодно мужчину.

Последним из них был Святогор, и близость с ним всегда отдавалась в княгине отвращением – к себе и жгучей ненавистью – к нему. С Вигмаром все ощущается иначе, потому что Ригинлейв сама желает этого, сама вольна делать выбор, сама после всего, через что они прошли, ощущает между ними незримую связь, которую вполне уместно было бы обозначить, по меньшей мере, взаимной симпатией. Прикосновения его отдаются теплом, а не болью, поцелуй – желанием, а не жаждой содрать кожу живьем. Обнимая хэрсира за шею, прижимаясь к нему, женщина чувствует, как учащается биение сердца, огнем разнося по телу вожделение.

Ригинлейв мало волнует, что подумают, увидят или узнают те, кто остался ждать на берегу. У ульфхеднаров задача всегда была проще некуда: охранять ярла и помалкивать, что бы ни стало тебе известно. Так что сомнений в том, что они не раскроют рта, ни словом, ни жестом, ни взглядом не дадут понять, что все знают, у княгини не было. Да и не их ума это было дело. Как и не ума корабельщика. Странно было признаваться самой себе в том, что на корабле посреди реки Ригинлейв удалось действительно остаться с кем-то наедине, но прикосновения Вигмара, скользящие по коже под подолом платья, распаляющие желание к нему сильнее, не оставляли места сомнениям, тревогам и условностям. Она хотела его, и сейчас это было важнее всего остального.

Пожалуй, место они выбрали не самое подходящее, а вместе с тем одно из немногих, где можно было остаться вдвоем, но сейчас Ригинлейв едва ли смутили бы те поверхностные неудобства, что неизменно сопровождали драккар, если ты предпочел его, а не спальню местом для удовлетворения своих желаний. Она опускается вниз вслед за Вигмаром, тянется к нему за очередным поцелуем, жалея лишь о том, что избавиться от одежды сейчас совсем не представляется возможным. Поцелуй в шею срывает с губ порывистый вдох, Ригинлейв прикрывает глаза, прикусывая губу и скользя руками по телу мужчины. Его ответные прикосновения сокращают мир вокруг до них двоих, княгиня отдается ощущениям, которые не приемлют другого ответа, когда Вигмар спрашивает, готова ли она продолжать.

- Да, - выдыхает Ригинлейв ему в губы, прежде чем накрыть их очередным прерывистым поцелуем. Ощутив мужчину в себе, княгиня выгибается и тихо стонет, особенно остро ощущая первые мгновения близости, - Да, - повторяет она, прижавшись лишь на мгновение любом ко лбу Вигмара, прежде чем вовлечь его в очередной долгий поцелуй, по мере движений в ней, перемежающийся со стонами наслаждения.

Подпись автора

Да, Ригинлейв было хорошо. И ее реакция на их близость была лучшим тому подтверждением. Приглушенные поцелуями ли, прикушенной губой, или просто стремлением не выдать случайным свидетелям всю полноту наслаждения, тихие чувственные стоны, говорили о том достаточно явственно, чтобы не испытывать нужды озвучивать, что-либо вслух. Вместо ответа Ригинлейв сжимает пальцы на спине мужчины, впивается губами в его губы и жарко целует его, пока не начинает не доставать воздуха. Его движения в ней отдаются острым удовольствием, когда она сквозь ткань рубашки оставляет алеть следы их страсти, а затем уже без помех в виде одежды – царапинами на ягодице, чувствуя, как фрикции становятся все интенсивнее и жестче. В эти минуты каждое прикосновение отдается в теле женщины пылающим наслаждением, каждый новый поцелуй – вспышкой ощущений, приближающих ее к пику томительного удовольствия, что срывает с губ не сдержанные ничем стоны. Блаженство на несколько сладостных мгновений охватывает все тело, мир вокруг сжимается до одной точки, а время замедляет свой ход, прежде чем приходит тихая нега и ленивая расслабленность, когда короткий промежуток не хочется даже шевелиться.

Ригинлейв прикрывает глаза, глубоко дыша после испытанного удовольствия. Она скользит ладонью по спине мужчины, мягко отвечает на его поцелуй, - Восхитительно, - произносит она чуть хрипло, а затем целует Вигмара еще раз не то в подтверждение своих слов, не то из простого желания, теплом отдающегося в груди. Отпускать его сейчас не хотелось, хотя бы еще пару минут, хотя, может быть, следовало поинтересоваться, не слишком ли далеко унес их корабль, и не слишком ли долго они будут возвращаться к пристани. Это кажется сейчас незначительной мелочью по сравнению с близостью Вигмара, с удовольствием, которое Ригинлейв испытала, благодаря ему и с ощущением изолированности от целого мира, чего с княгиней не бывало уже очень давно. Все это не нуждалось в дополнительных словах, жестах или подтверждениях. Сейчас женщине было хорошо, и хотя она понимала, что продолжаться вечно это не может, еще несколько минут до возвращения к обыденной реальности у них вполне было.

Ригинлейв поднимается на ноги немногим позднее Вигмара, неторопливо поправляет платье, разглаживает чуть спутавшиеся волосы и кутается поглубже в свой плащ. Не из неуместного стеснения, разумеется, а потому что холодный ветер после жара двух разгоряченных страстью тел пронизывает слишком заметно. Княгиня какое-то время стоит у кормы корабля, глядя куда-то вдаль, а затем подходит к Вигмару, позволяя себе всего еще один поцелуй, просто потому что ей этого хотелось. Она редко позволяла себе следовать собственным желаниям, но пусть сегодняшний день станет одним запоминающимся исключением из тех немногих, которым Ригинлейв имела смелость поддаться.

- Теперь покажешь, что нужно сделать, чтобы вернуться назад? – она улыбается, глядя на Вигмара, хотя вообще-то возвращаться назад и не очень хочется, но долг и дела обязывали куда больше, чем необходимость хотя бы время от времени следовать своим желаниям, - Полагаю, нас заждался не только твой племянник, - она многозначительно усмехается, полагая, что исчезнувшие с горизонта ярл и хэрсир могут вызвать некоторые вопросы и ульфхеднаров, и даже у самого корабельщика, который справедливо мог заботиться больше о своем творении, нежели о том, чтобы нежданные путешественники не потерялись в водах реки. Но чаяния, надежды, желания и устремления кого-либо еще, кроме них двоих, сейчас не так, чтобы очень сильно волновали ярла. По крайней мере, до тех самых пор, пока они не сойдут на берег, и это короткое приключение не подойдет к своему концу.

Подпись автора

Ригинлейв в легкости своего характера не была склонна к глубокой рефлексии и долгим рассуждениям на тему того, что было бы, не будь она ярлом, а окажись обычной женщиной в текущих обстоятельствах. От того она и не жалела теперь о том, что позволила себе переступить за незримо очерченные границы со своим хэрсиром ли, или с новым главой гвардии. Не жалела княгиня и о том, что это едва ли может повториться, даже несмотря на ее расположение к Вигмару, на то, что ей было хорошо с ним совсем недавно и на то, что было хорошо теперь, когда он объяснял, как управлять кораблем и направить его на нужный курс. Жить моментом очень легко, когда живешь на грани со смертью каждый день – сначала из-за мужа-ублюдка, потом из-за войны, которую сама же и начала во имя родного края, во имя своего рода, во имя свободы. У ярла всегда было одно лишь сегодня, одно лишь сейчас, а сейчас она была на одном корабле с мужчиной, одним из немногих, кто рискнул оказаться так близко и не прогадал. И это нравилось Ригинлейв тоже прямо сейчас.

Вигмар не ошибся, когда назвал ярла хорошей ученицей. В процесс она вовлекается легко и быстро, понимает, что нужно делать и старательно делает. Отвязывает парус и начинает поднимать его, внимательно слушая рекомендации мужчины и вовсе не противясь его помощи. Годы на войне, умение обращаться с мечом, щитом, проводить дни верхом, делали из княгини не самую слабую в физическом смысле женщину, а равно далеко не белоручку, которой не по силам тянуть канат, но пару раз она оказывается достаточно близко к перспективе испытать юношеский опыт Вигмара, что было бы очень некстати перед началом военной кампании. К счастью, руки Ригинлейв оказываются целыми, а сама она переводит взгляд на поднятый парус, очевидно довольная своей работой, после чего вновь старательно привязывает его, помня совет мужчины – на два узла.

Выходит совсем неплохо, и хотя умом княгиня твердо понимает, что не сделала ничего особенного, воодушевление от возможности управлять кораблем и от самой прогулки вновь берет над нею верх, так что ярл испытывает почти детскую гордость от своих стараний. Корабль же закономерно останавливается, и словно любопытствуя и из-за этого тоже, женщина заглядывает за борт, где мирно протекает Рябина, что должна была теперь вернуть их обратно к пристани. Солнце играет бликами на синеющей водной глади, и Ригинлейв теперь находит в этом особое очарование. Созерцание спокойной воды, однако, не мешает княгине услышать зов Вигмара, на который она охотно откликается, подходя к нему и к кормилу.

Вот уж чего ей никогда не позволяли делать и даже не думали о подобном, так это в буквальном смысле – управлять кораблем. Сейчас эта возможность отзывается очередным позывом радости, так что ярл охотно берется за руль и начинает плавный, насколько это было возможно в текущих условиях, поворот. Процесс оказывается несколько сложнее ожидаемого, но под чутким руководством Вигмара у Ригинлейв получается и это. Корабль разворачивается, течение начинает нести его обратно к пристани. И тот факт, что вернутся они не так, чтобы очень скоро, едва ли может расстроить женщину теперь. Напротив. Ее радует возможность еще какое-то время побыть наедине с Соларстейном. Она скользит пальцами по его руке, легшей ей на талию, другой продолжая удерживать руль. И это кажется сейчас единственно-необходимым.

Путь назад вовсе не обременителен и ничуть не мнится Ригинейв затянутым. Она охотно разглядывает красоты Йомсборга, радуясь тому, что на пастбищах здесь было достаточно скота, вдоль реки не видно сгоревших домов и целых деревень, а храмы на холмах по-прежнему являются пристанищами Богов, пусть даже их обитатели не особенно нравились Вигмару, считавшему жрецов довольно бестолковыми существами. Она даже успевает, что-то пошутить об этом, но ожидать от хэрсира, что тот сменит свое отношение к служителям Богов, конечно, не приходилось, да и не взялась бы Ригинлейв его переубеждать. Богам он был верен, а по отношению к жрецам, оставалось надеяться, впредь окажется более осторожным.

Женщине нравится слушать о Йомсборге. Она спрашивает о красивой усадьбе, которую они успевают проплыть, о строящемся храме и том, кому он будет посвящен, спрашивает о том, как восстанавливается их край после войны и не требуется ли в чем помощь столичных зодчих или иных мастеров. Спрашивает об истории, вспоминает легенды и то многое, что успел рассказать, но не заставить заучить наизусть наставник, который о каждом уделе в княжестве знал, кажется, вообще все. Ей нравятся воспоминания самого Вигмара о родном доме, и Ригинлейв обнаруживает в себе благодарного слушателя, охотно уточняющего и задающего вопросы. В беседе время проходит почти незаметно, и вскоре уже видна пристань, где по-прежнему сосредоточенно выполнял свою работу корабельщик и скучали ульфхеднары, явственно оживившиеся с появлением в поле зрения корабля.

- Прогулка была потрясающей. Мне было хорошо с тобой. Спасибо, Вигмар, - княгиня коротко улыбается, сжимает руку мужчины, а затем с интересом наблюдает за тем, как хэрсир направляет «Йофурфрид» прямиком к причалу, не давая ему продолжить плавание по Рябине. Не проходит слишком много времени, прежде чем Ригинлейв сходит на пристань, где двое гвардейцев вытянулись так, будто собирались сообщить, что-то чрезвычайно важное. Но женщина знает, что сообщать им нечего, потому что оба они валялись здесь, как два бревна, пока ее не было, а может быть, и вообще спали. Будь здесь Асгрим, сопел бы сейчас, молчаливо и грозно зыркая то на ярла, то на хэрсира, но его здесь не было, и никто ему ничего не расскажет.

- Тормод, твой корабль – выше всяких похвал. Я очень впечатлена – и им, и Йомсборгом, и мастером-корабельщиком, который создал это чудо. Вигмар показал мне хитрости управления кораблем, так что, смею надеяться, что к нашему следующему набегу я буду достойна подобного творения, - ярл вполне искренне улыбается, высказывая похвалу, бросает свой взгляд  на корабль, а затем подходит ближе и снова касается пальцами резьбы кабана, точно прощаясь. В ближайшие месяцы им едва ли светит набег, а морских сражений, дадут Боги, не предвидится, потому что в этом Ригинлейв смыслила еще меньше, чем управлении суднами вообще. До тех пор же, пока война не будет окончена, им вряд ли доведется свидеться с «Йофурфридом» или с каким-то другим кораблем. И почему-то сейчас это  навевало мимолетную грусть.

Подпись автора

Ригинлейв жаль, что уже пришло время для того, чтобы попрощаться с кораблем, с корабельщиком, жаль лишаться близости Вигмара, но она, как никто другой, отлично знает, что долг есть долг и вечность по Рябине плавать не будешь, как бы того ни желалось. Но одно то, что короткое путешествие пробудило в ней такой спектр ярких чувств, оставаясь в воспоминаниях ярким пятном, не из тех, что хотелось забыть и не из тех, что погаснут следующим днем, было и оставалось удивительным. Потому что княгине после всех лет бесконечной борьбы то с одним врагом, то с другим, под гнетом тяжести навязанного брака, а затем – необходимой войны, казалось, что она давно уже не способна ничего ощущать так ярко. Одна прогулка и один человек, пробудившие давно забытые и оставленные позади чувства, вдруг перевернули представления Ригинлейв. И может быть, впервые за всю ее жизнь, это пришлось ей по нраву.

Визит, который должен был стать в большей части формальностью, нужной юному хэрсиру, оказался приятным и нужным самой Ригинлейв. Ростунгхейм расцвел под началом Вигмара, княгине нравилось то, что она увидела, услышала и узнала, а от того и желания поскорее покинуть это место не было. Напротив, возможность по дороге до басту разглядеть новые строения, людей и обстановку, лишь добавляла колорита общим впечатлениям, заполняя старые воспоминания совершенно новой картиной, которая уже не забудется так скоро.

За время их отсутствия басту успели затопить достаточно, чтобы оценить ее по достоинству. И время, которое Ригинлейв проводит внутри, она посвящает многим раздумьям – и о будущем Ругаланна, и о том, что им предстояло, и о грядущей войне. Хотя порой ярлу казалось, что вся ее жизнь и есть бесконечная война.

Безмолвная рабыня, что приходит, чтобы помочь княгине с мытьем, а заодно приносит подходящее вечернему пиру платье, которое женщина благоразумно прихватила с собой из Ругаланна, заведомо предполагая, что Вигмар не проигнорирует столь значимое для племянника событие, быстро настраивает на куда менее вдумчивый лад. Кажется, какой-то из наставников твердил Ригинлейв, что слишком много размышлять бывает вредно, особенно на севере, где действия ценились гораздо больше, чем даже самые глубокие измышления. Можешь думать, сколько угодно, ярл, но пока твое княжество не свободно, а на престоле Арконы сидит тот, кто едва не уничтожил через посредника все то, что тебе дорого, грош – цена всем твоим думам, равно как и радостям от того, как за три года расцвел и обрел новую жизнь Ростунгхейм. Потому что если ты остановишься на этом, то все отстроенное заново, вновь обратится в прах.

Безразличная к присутствию девчонки-трэла, Ригинлейв позволяет ей делать все необходимое – и уложить волосы княгини в замысловатую прическу, и облачить ее в платье, что случалось с ярлом довольно редко. Нынешний визит с самого начала стал исключением во многом. К счастью, рабыня не то немая, не то просто очень молчаливая, так что Хорфагер она не раздражает, а закончив, исчезает так же скоро, как и появилась, забрав все лишнее с собой.

Женщина еще какое-то время после басту позволяет себе прогуляться по усадьбе без особой цели, наблюдая за людьми и их работой, но как только видит, что хирдманны уже начинают собираться на пир, решает, что заставлять Вигмара и его племянников ждать, было бы невежливо. В доме уже все готово к празднованию, и одно то, что за такой короткий промежуток времени удалось и впрямь подготовиться, вызывает лишь восхищение. Ригинлейв не слишком многое смыслила в управлении усадьбой в том плане, в каком это подразумевалось знатным женщинам, потому что ярл – это все-таки немного больше, но ее знаний и умений вполне хватало, чтобы понять, как трудно пытаться угодить незваным гостям, а равно успеть со всеми приготовлениями к пиру, которого никто не ожидал.

Она занимает место, которое определяет для нее хэрсир, скользит взглядом по лицам, многие из которых были ей хорошо знакомы, задерживаясь сначала на Вигмаре, а затем не обоих его племянниках. Юный Соларстейн выглядит больше воодушевленным, чем встревоженным, его сестра же чувствует себя иначе, и это легко считывается по их поведению. И все же, княгиня рада тому, что оба они здесь. Пережили и опалу, и мятеж, а когда Асбьорн получит свой браслет и подтвердит свой титул, все и вовсе встанет на свои места. Так, как это и должно быть, пусть, быть может, несколько раньше ожидаемого, ведь если бы отец мальчика выжил, хэрсиром тот стал бы на много лет позднее. Но Боги всегда определяют для людей пути, которых люди не ожидают. Значит, такова была их воля.

- Сколь! – вторит Ригинлейв многим голосам, поднимая свой рог и выпивая из него. За слова Вигмара воистину стоит выпить. Потому что того же желала и сама ярл уже многие-многие годы.

Она не торопится с передачей браслета, позволяя людям есть, пить, говорить и веселиться, но и особенно затягивать нет никакой нужды. Когда приходит время, женщина подзывает к себе ульфхеднара, а тот передает деревянную шкатулку, - Сегодня мы выпьем не только за справедливость и радость празднеств, но и за наше будущее. За будущее всего Ругаланна, выраженное в его детях, которые, милостью богов, растут и радуют нас, а потому, вскоре перестают быть детьми, становясь совсем взрослыми, - она тепло улыбается Асбьорну, помня его растерянным мальчишкой, которому не особенно нравился Брускеруд, ведь был далеко от родного дома, от дяди и от перспективы отомстить ублюдку за смерть его родных. Теперь он силился казаться уже мужчиной, а не мальчиком, но у него еще много времени будет для того, чтобы пройти этот путь. Ригинлейв позаботится о том, чтобы время это и впрямь было.

- Я приехала для того, чтобы отметить взросление одного такого юноши, милостью Богов и верностью его дяди, законного хэрсира Йомсборга, которому настало время получить его браслет и его титул, - ярл поднимается со своего места, когда мужчины начинают одобрительно стучать кружками с элем об стол. Асбьорн подходит к Ригинлейв, и она сама наливает ему полный рог, а затем берет из шкатулки браслет и надевает его на протянутую руку мальчика. Женщина передает рог ему в руки, и юный хэрсир выпивает его до дна, ни разу не оторвавшись, вызывая всеобщее одобрение.

- Асбьорн, сын Вигмунда, сегодня я нарекаю тебя законным хэрсиром Йомсборга, восстанавливая твое кровное и божественное право именоваться титулом твоих предков. Да будешь ты править мудро и справедливо, да будет рука твоя тверда, а меч остр и да направят тебя на твоем пути Боги, - Ригинлейв улыбается, а затем наклоняется и целует мальчика в щеку в знак своего расположения и покровительства. Асбьорн чуть смущен таким количеством внимания, а от того ясные глаза смотрят на женщину восторженно, но все-таки нерешительно, - Теперь можешь принести мне клятву верности, - подсказывает ярл так, чтобы их никто не слышал. Впрочем, за шумом общего одобрения и радости, это вряд ли было возможным.

Подпись автора