- Это все неправильно! – восклицает Велеслава, глядя сначала на главного зодчего, потом еще на двух, а потом на Ярополка, ища у него поддержки. И она, конечно же, ее находит, потому что иначе просто и быть не могло. Супруг разрешил княгине перестраивать Чердынь так, как ей хочется, потому что она точно помнила, как надо. Как должно быть. Как правильно. Кое-что возвращать в первоначальный вид теперь уже не имело никакого смысла, но это вовсе не значило, что они оставят все так, как есть. Не оставят. Здесь ничто не будет напоминать о годах властвования беловодцев. Единственное, о чем попросила женщина – оставить мастера, который делал витражи в княжеских палатах. Княжеские палаты, конечно, женщине тоже не нравились, но их перестраивали уже сейчас, перестраивали активно, а витражи были единственным, что пришлось колдунье по вкусу настолько, что она даже не намеревалась этого скрывать, хотя привычно презрительно фыркала видя, что угодно, что не было создано чердынскими мастерами и умельцами.

- Вы не можете проложить главную улицу по этой  линии! Там раньше проходила дорога к храму, и теперь тоже будет. Помилуйте боги вас тронуть все, что там расположено – мы потом бед не оберемся! – и несмотря на то, что на нее смотрели с явным подозрением на сумасшествие, спорить вслух никто не осмеливался. Но сейчас дело было вовсе не в эксцентричности княгини, не в том, что она из вредности отвергала проект, который надо было начать уже завтра, а в том, что она сама благословляла эту улицу, брусчатку и даже строительную смесь, которую привезли для закладки. И она знала, что эту улицу точно трогать нельзя. Ее не просто так использовали, как храмовую. Ее не просто так ежегодно очищали священнослужители. Чердынь стояла на неоднозначном в энергетическом плане месте. С одной стороны, это позволяло колдунам, особенно жрецам, черпать энергию чуть ли не из земли, а с другой, это здорово привлекало сюда всякую астральную шваль, которая могла извести, кого угодно, и уж точно не оставила бы в покое горожан. Ради блага города и столицы, улицу нужно было оставить такой, какая она есть. Починить пробоины, отметить столбами, привести в порядок дома, располагающиеся по ней, но в остальном – ее нельзя было трогать. И уж точно нельзя было делать храмовую улицу главной. Где это вообще видано, чтобы улица, ведущая к храму Змея, единовременно еще и через рынок и главную площадь проходила?! Немыслимо, вздор. Никто не должен сметь влезать в это. А зодчий, который сам себе утвердил проект, пока они были с мужем в отъезде, мог теперь, разве что, сам повеситься в начале этой улицы, принеся себя в жертву Богам, потому что спорить с Велеславой по такому вопросу, решился бы только идиот.

- Но Ваша Светлость! Я прошу простить меня, - он кланяется княгине в ноги, но все-таки продолжает, - Но если мы не начнем сегодня, то мы никак не уложимся до зимы. А если не использовать эту улицу в качестве главной, то придется использовать ту, что ведет к восточным воротам, а не к северным. Это изменит весь план! Придется все переделывать! – главный зодчий произносит это почти в отчаянии, но вообще-то княгине нет никакого дела. Он, видите ли, думал, что так будет лучше. А он не должен был ничего себе думать! Только спросить! Дождаться Ярополка с Велеславой и спросить, а не показывать им проект за день до того, как собрался к нему приступать. Надо же, уже и материалы успел доставить. Это вам не прямые приказы исполнять, которые на месяцы иной раз растягиваются, это собственная инициатива, за которой, вероятно, лежало нечто большее, чем чрезмерная ответственность. И Велеслава намеревалась выяснить, какая именно, но позже. Сейчас ее намерения были куда как понятнее и проще. Запретить этот дурацкий проект и сказать зодчему, чтобы впредь он держал свои инициативы при себе, потому что его никто не спрашивал. И как правильно, его тоже никто не спрашивал, потому что Велеслава сама знала, как правильно.

Собственно, так она и поступила. Высказала все, что думает по поводу происходящего, а затем немедленно вышла на улицу, дожидаясь супруга. По счастью, Ярополк тоже надолго не задержался. Успел ли он сказать, что-то рабочим и архитектору, женщина не знала, но она точно знала, что муж в любом случае поддержал ее саму, ее решение и ее взгляды на текущую ситуацию. Иначе и быть не могло. Они всегда были едины в своих мнениях, взглядах, интересах и предпочтениях. За редкими исключениями, которые и вспоминать-то всерьез не хотелось.

День они проводят в прогулке верхом по ближайшему лесу. Природа постепенно увядала, готовясь к зиме, но в Искоре это происходило в текущем году гораздо медленнее, так что была еще возможность погулять по сухому лесу, полного ярких оттенков желтого и красного. Осень была любимым временем года женщины, так что это она уговорила супруга непременно отправиться на прогулку на целый день, к тому же, что предместья Искора они не видели уже очень давно, и Велеслава успела попросту соскучиться.

Вернулись в палаты князь с княгиней уже после захода солнца, когда оставаться на улице не только не имело смысла, но и было даже опасно. Война налагала свои следы даже на их княжество, с этим ничего нельзя было поделать, приходилось считаться с нуждой быть внимательными к своей безопасности. Стражу они и без того оставили в городе, а стало быть, ночные прогулки лучше было отложить.

Ужин проходит в легкой и непринужденной обстановке, они болтают о чем угодно, но только не о зодчем и не о том, чтобы он не совершал дурацких шагов. Это был его последний шанс, потому что настолько же, насколько Велеслава любила профессионалов, настолько же она терпеть не могла тех, кто ее не слушал. Ей невдомек пока было, что зодчий этой же ночью велит раскурочить всю улицу, буквально поднять каждый камень, потому что сделать он это желал не из творческой необходимости, а из твердого понимания, что по легенде, где-то здесь был зарыт клад еще когда Чердынь закладывали. Клад такой, что даже страха перед князем с княгиней не было. И никакое объяснение, вроде, «улица должна быть на другом месте» его убедить не могло. Вот дурак! Спросил бы у Ярополка, уже знал бы, что то, что они считали кладом, а именно – несколько крупных слитков золота – действительно было зарыто при основании Чердыни, как дар местным духам, чтобы не шкодничали, вели себя хорошо и не досаждали жителям, но сделано это было вовсе не на дороге к храму – кто такое вообще делать бы решился?! Слитки были в основании княжеских палат, у самого фундамента, да так глубоко, что мало было бы снести здание. Пришлось бы еще и раскапывать.

Но когда Велеслава после пары часов в библиотеке принимает ванну, а затем идет спать, она ничего об этом не ведает. Лишь обнимает мужа, желает ему доброй ночи, а затем задувает свечу.

Спит княгиня всегда очень спокойным и глубоким сном, и помешать этому сну воистину сложно. Но в этот раз она начинает ворочаться и хмуриться всего через пару часов, а когда, наконец, раздается шум, подобный тому, который возникает при взрыве чего-то очень большого, приводя за собой смертельную тишину, и вовсе резко садится на кровати, вся в поту и с явственными трудностями с дыханием.

- Что-то случилось, - выдает она уже проснувшемуся мужу. И как два колдуна, они легко могут понять. Да. Что-то случилось. С их Чердынью.

Подпись автора

Можно было подобрать бесконечное количество самых нелестных эпитетов по отношению к зодчему, который не послушал в этой ситуации никого, кроме себя самого, что делало его идиотом еще большим, ведь если спросить себя «кто умнее и знает больше, я – или колдуны по нескольку тысяч лет возраста?», то ответ окажется чуть ли не самым очевидным на свете. Ярополк и Велеслава стояли у истоков этого города и этого княжества. Если и было, что-то, чего они не знали или о чем не подозревали, то скорее всего, оно было либо слишком малозначительным, либо вообще никому неизвестным. Но это никогда – никогда-никогда! – не относилось к Чердыни. И признаться, поступок зодчего сейчас вызывал в женщине не гнев – какой в это был смысл, он вед был уже мертв – этот поступок вызывал в ней отчаяние, потому что княгиня отлично понимала, чем им все это грозит. И шумно выдохнув, она взяла мужа за руку и переплела их пальцы, на пару мгновений прикрыв травянистые глаза.

- Боги покарали и нас тоже, Ярополк, - глухо заключает женщина, не отводя взгляда от улицы. Да, пока здесь не было видно ни одного духа, но это вовсе ничего не значило. То, что энергия вырвалась из самой земли, заключенная там длительное время, как поддержка всему городу и жизни в нем, было очевидным. И если о том, чтобы жизнь в Чердыни успешно продолжилась и без этого, они легко могли позаботиться, как князь и княгиня, то что делать со всем тем, что освободил этот чертов взрыв – только Богам известно. А не чувствовал факта этого освобождения только тот, кто не обладал никакими колдовскими способностями. И что им теперь делать? Объяснять сущностям всех видов и порядков, что они должны вернуться туда, откуда пришли, ведь это не Ярополк с Велеславой ошиблись, это у них зодчий – просто болван? Едва ли подобное могло помочь. Едва ли вообще попытки договориться с сущностями могли помочь. И хотя женщина и была колдуньей, она никак не могла отрицать для себя весьма неприглядной и очевидной вещи: так как ее специализация не позволяла ей управлять духами любых порядков, она боялась их до дрожи. В присутствии Ярополка, разумеется, меньше, потому что его таланты позволяли защитить и себя, и жену, но все равно невыносимо сильно. Эти твари не были людьми. Эти твари не понимали людей. Эти твари мысли и действовали не как люди. И тот факт, что Ярополк умел с ними справляться, договариваться и даже видел в них нечто большее, чем просто агрессивных насекомых духовного мира, пожалуй, восхищал Велеславу, но ужасал ее от этого, все равно ничуть не меньше.

- Они здесь, что-то искали. Зачем бы иначе ему в ночи поднимать брусчатку и рушить то, что стоит веками? – а строили тут, в свое время, на совесть, потому что Чердынь была столицей и должна была стать жемчужиной, гордостью всего Искора. Их удельное княжество располагалось на территории Искора таким образом, что проходило от одной границы до другой и столичное их княжество закономерно имело самый крупный и самый безопасный торговый путь, лежащий, разумеется, и через Чердынь тоже. От того и дороги здесь всегда были, если не безупречны, то очень хороши. А теперь? Что это такое было теперь? Дорогу-то они, конечно, восстановят. Найдут материалы не хуже, хороших строителей и разумного зодчего. В крайнем случае – пригласят его с другого континента или из другого княжества. Но чтобы сделать эту дорогу такой же безопасной, мирной и способствующей торговле, как она была прежде, благодаря колдовству, им придется, мягко говоря, сильно постараться. Но прежде всего, защитить город от всего того, что принес этот чертов взрыв, этот чертов бовлван и эти чертовы строители. И вложиться в это придется, быть может, ничуть не меньше, чем при строительстве, если не больше. Ведь тогда они строили с нуля. А теперь они будут возводить новое поверх сильно разгневанного и встревоженного старого. Разве это не было аргументом к тому, чтобы начать тревожиться?

О том, насколько все плохо, Велеславе остается лишь догадываться. Она видела мир духов, как и все колдуны, но она не общалась и не взаимодействовала с ним. Никогда. Не приходилось, не хотела, избегала намеренно, испытывая недвусмысленные опасения и даже некоторую брезгливость. Брезгливость эта закономерно проистекала из понимания того, что сущности, в большинстве своем, были просто голодными до энергии паразитами. И сколько бы Ярополк говорил, что это не совсем корректное определение, убедить женщину в этом было невозможно, да и не существовало никакой нужды. Домовой у них в доме был смирный, банник всегда помогал и привечал, как родных, огневик и полуночница и те никогда особенно не шалили, чувствуя, что в случае чего Ярополк быстро разберется с этой проблемой. А теперь? Теперь Велеславе казалось, что она уже видит тени, то тут, то там. И вопль, послышавшийся в одном из домов, а затем грохот – в другом, скорее всего, были подтверждением слов князя. Они выпустили многих, и теперь расплатятся за годы, которые зловредные сущности, не пожелавшие когда-то уйти, а равно, не пожелавшие стать хранителями города, были в заточении под каменными плитами и булыжниками.

- Делать нечего, надо сообщить жрецам. Мы вдвоем тут вряд ли справимся, - заключает Велеслава, впрочем, не верящая в то, что жрецы могли не увидеть и не услышать того же, что увидели и услышали князь с княгиней. Все меры, принимаемые Ярополком, теперь крайне разумны, хотя женщина опасается, что проблемой их станет отнюдь не только улица, а весь город и предместья. Одно дело разогнать пару зашалившихся полудниц и другое – две, три, а может, и все пять сотен голодных и злых духов.

В размышлениях своих Велеслава совсем не сразу замечает, как копна ее распущенных рыжих волос постепенно начинает подниматься вверх, точно наэлектризованная. Когда же она с ужасом осознает проблему, становится уже поздно, - Яропо-о-о-лк, - тянет женщина, привлекая внимание мужа к себе, раз тогда, когда волосы вдруг резко дергают назад, та с такой силой, что княгиня падает на спину. Она боится всех духов, а в довесок, сейчас испытывает боль, так что визжит с такой громкостью, что казалось, будто этого достаточно, чтобы сущности испугались. Но нет. Тварь волочит ее по земле, и хорошо еще, что женщина успевает перебирать ногами, не позволяя снять с нее скальп.

- Плохая жена! Без платка, голова непокрытая, - мерзким голоском бормочет тварь, которую никак не удается разглядеть, - Нагая и простоволосая по улицам ходит. Хвать ее и в саму Навь! – нет, в Навь не надо. Велеслава и хотела бы закричать это, но все, что она может – визжать без слов. Что не устраивает духа, теперь уже понятно: княгиня выбежала на улицу вместе с мужем, едва успев накинуть поверх нижнего платья тунику и перехватить ее поясом. О каких-то прическах и покрытой голове и речи не шло. И кажется, сущность была весьма консервативна.

О Боги, когда все это закончится, она лично прикажет соорудить костры для каждой. Даже если это так не работает.

Подпись автора