После поездки в Фоборг все стало только хуже. С Вигмаром они ни о чем не договорились, разговор оставил паршивое послевкусие, а княгиня утвердилась в мысли о том, что признавать свою неправоту и облекать в вербальную форму нужные и важные слова она умеет только на переговорах, а вовсе не тогда, когда нужно было говорить с близкими людьми и находить с ними общий язык, даже если вы очень сильно расходитесь в восприятии одних и тех же вопросов. Хорфагер не солгала. Ей все еще было жаль. Многократно жаль за боль, причиненную мужу и за то, что она вообще поехала с ним разговаривать, не убедившись в том, что к разговору мужчина готов и они понимают, о чем будут говорить и как воспринимать друг друга в сложившихся обстоятельствах. Но вышло, что вышло, обратно вернуть было уже невозможно, а привычный способ – с головой уйти в дела ярлства поначалу просто не принес никаких результатов, а потом вообще оказался вредным для Ругаланна: голова Ригинлейв была занята другим, как и ее сердце, и все ее решения были, мягко говоря, хуже обычного.

Никто не смел ничего спрашивать. Даже Хельга не лезла, хотя она пару раз аккуратно и настороженно поинтересовалась, что же все-таки происходит, но получив в ответ бесстрастный посеревший взгляд глаз Ригинлейв, больше ничего не делала и только заходила несколько раз в день, чтобы проверить, что подруга хотя бы поднимается из постели. Как если бы это на самом деле имело какое-то значение. Ведь большую часть времени подниматься из постели она не желала, ее умывали, одевали и приносили завтрак, обед и ужин только по настоянию Рангрид. Все прочее время Ригинлейв либо спала, либо бесцельно лежала в кровати, либо неспешно прогуливалась по саду, больше схожая с призраком, чем с настоящей женщиной.

Мать ее благоразумно не трогала, но количество дел, разом упавших на хустру из-за нездоровья дочери, без сомнения переходили за все доступные пределы. Вероятно, именно поэтому у нее просто не было времени, чтобы докапываться до Ригинлейв и вновь делать из нее правителя и нормального человека. Это было к лучшему. Существовали вещи, с которыми нельзя было справиться, их можно было только пережить. И ярл должна была пережить свою размолвку с мужем, даже если это была окончательная точка в их семейных взаимоотношениях.

Скрывать отсутствие Ригинлейв долго было невозможно. Слухи ходили о размолвке с мужем, и о том, что Вигмар не выдержал своего подчиненного положения, и о том, что он изменил княгине, и о том, что она была беременна, а потому ей не здоровилось, хэрсир же не был рад ребенку… Иными словами, все варианты, которые подходили искушенным придворным умам тщательно перемалывались, пережевывались и смаковались. Рангрид позволяла людям болтать, потому что это отвлекало их от главного: от физического отсутствия князя и княгини, а Ригинлейв вообще было все равно, так что спроси у нее напрямую, что случилось, какая-нибудь рабыня, она бы даже не велела отхлестать ее хворостиной за дерзость, а просто не заметила бы факта ее существования.

Как водится, от глубокого забыться и страданий помогает резкая встряска или эмоциональный выплеск, но в случае с Ригинлейв, кричать, как дикий зверь, в роще на Царском озере, а равно молотить деревья мечом не помогло, даром, что «Винланд» вообще не мог затупиться. Мать всерьез начала молиться Богам за тем, чтобы они даровали ее дочери исцеление духа – уж слишком много тревог пришлось на нее за последние годы. И Боги ответили на ее мольбы. Но ответили отнюдь не так, как всем того бы желалось.

Хольмгард с наступлением весны зажил мирной жизнью. Заключенное перемирие вновь открыло дороги торговле, и Рангрид очень ждала скорого прибытия купцов, потому что необходимо было закупить чуть ли не все виды провизии, которые успели подойти к нулю в связи с весьма размашистым празднованием свадьбы ярла. Горожане, в целом, тоже были довольны – золото у них водилось, а запасы всего они должны были вот-вот пополнить, чтобы вновь вернуться к своим мастерским, лавкам и цехам, производству товаров, продаже и оплате налогов. Иными словами, ситуация в городе не была катастрофической, а первые заезжие купцы вызвали много радости. До тех самых пор, пока вместе с товарами не принесли и вести с юга. Мол, видели, как границу Эгедаля пересекли вооруженные люди, целое войско, направившееся в Эгедаль.

Сплетни до двора дошли быстро. И хотя привычно здесь не особенно прислушивались к тому, что болтали бабы, дети и торговцы, чужое войско на территории Ругаланна – новость не из лучших, даже если это просто отряд бандитов, следовало проверить. Здесь-то и стало ясно, что проверять в Эгедале некому. Потому что Рангрид, занятая бессчетным количеством дел, включая подготовку к уже объявленному набегу этим летом, об Эгедале вообще забыла, так и не назначив там нового хэрсира или даже наместника. Усадьба, подвергнутая жестокой расправе, никем не управлялась, бонды справлялись своими силами. И к моменту, как первые из них дошли до столицы и были приняты с тем, чтобы сообщить о скорой напасти, напасть уже сама показалась с высоты сначала форпостов, а затем и крепостных стен.

Одни описывали армию загорцев, как несметное воинство, другие говорили, что пришла максимум пара хирдов. И те, и другие либо лгали, либо преувеличивали, либо преуменьшали, либо вообще выдумывали. Подошедшее к столице Ругаланна воинство, было полноценной армией. Вовсе не такой огромной, как объединенное войско нескольких княжеств, но точно способное потягаться с ругаланнской, и точно превосходящее хирд ярла, даже с учетом ее ульфхеднаров. К городу они подошли без осадных орудий, но все понимали, что это – лишь вопрос времени, когда их сплавят вниз по реке. И сдавалось многим, что времени того было очень мало, потому что  князь Братислав Всеславович Загорский не был настолько глуп, чтобы подходить к такому городу, как Хольмгард, без осадных орудий.

Все, что могла предпринять в этих условиях Рангрид – приказать поднять мосты со всех сторон. Армии загорца, судя по всему, дополненной наемниками, и не исключено, что вовсе не с Бьярмии, как раз хватило, чтобы встать полукругом, почти до самого Царского озера. Не сказать, чтобы окружение было очень плотным, но шахматный строй лагеря весьма сильно ограничивал возможности к разрыву осады. В довесок, отсутствие плотности расположения временных строений вело к тому, что не было надежды устроить большой пожар. Да и ее вообще не было – с двух сторон озеро, а в довесок еще и ров, из которого черпай – не хочу.

Ригинлейв из постели подняли тотчас же. Сопротивляться у нее сил не было, но она находилась, кажется, в такой глубокой задумчивости, что вообще не воспринимала никакие слова. И все же, слов «загорцы», «осада» и «войско» было вполне достаточно, чтобы окатить ее ушатом ледяной воды, выводя из оцепенения, как если бы с княгини вдруг сняли древнее проклятие. Шестеренки завертелись в голове с оглушительной силой. Скажи ей раньше, непременно можно было бы что-то предпринять, а теперь надежда оставалась на пару гонцов и десяток воронов, которых уже успела отправить хустру. У Ригинлейв в Хольмгарде не хватало людей, чтобы прорвать осаду и чтобы дать бой, зато хватало, чтобы извести запасы в ноль за неделю-другую, и то как повезет. За это время хэрсирам надлежало не только отреагировать, некоторым – сесть в корабли и привести свои хирды, но еще и встретиться, разработать какую-никакую стратегию, а лишь затем ударить по осаждающим. И это обещало занять неприлично много времени.

Столько же занимает облачение в кольчугу. И пока служанка затягивает кожаные наручи, Ригинлейв судорожно рассуждает о том, что они могут сделать и удастся ли им прорвать осаду на юго-запад, к уделу Ормара. Сидеть и ждать, что все как-нибудь само образуется, было бы невыносимым. И проходя по крепостной стене, говоря ободряющие речи и расставляя арбалетчиков, женщина думает ровно о том же. Сейчас не существует размышлений о личных проблемах, нет больше боли в груди. Княгиня чувствует лишь холодную решимость расправиться со всем загорским войском так скоро, как это будет возможно. А для этого всем им надлежало набраться не только мужества, но и терпения.

- Ригинлейв! – Халбранд застает ее в длинном зале, где за столом уже разложены карты, где ходят советники и форинги, где то и дело принимаются какие-то решения. Довольно бессмысленно. Все они знали, что с таким запасом провианта, ход у них только один. К прорыву осады, - Там… - он указывает себе за спину, пытаясь отдышаться, - Там мальчишка с белым флагом. Братислав зовет тебя на переговоры.

Подпись автора

Все в длинном зале были одинаково против любых переговоров, не потому что подозревали, что условия будут неприемлемыми, хотя они именно такими и будут, а потому что опасались, что загорский ублюдок зовет на переговоры отнюдь не для переговоров. Но Ригинлейв, при всем своем невысоком мнении о князе Загорья и о бывших союзниках, все-таки знала, что законам войны Братислав следует. Он был князем, и отнюдь не самым дурным, он был из благородной семьи и вел себя так, как Владислав не мог вести по определению в силу своего нутра, своей сути и своего почти уличного воспитания. Он и пришел-то сюда, отчасти, именно поэтому. Потому что все то же княжеское нутро не давало ему предать уже второго своего князя и велело стоять за него до конца. Да, он пришел за Владиславом, и Ригинлейв отлично это понимала. Ситуация для нее складывалась не самым лучшим образом, ведь мерзавец все еще томился в темнице, но уже был обещан Беловодским. Княгиня прекрасно осознавала, для чего Брастилав хочет переговоров. Но Владислава она отдать не могла.

На город уже успели опуститься сумерки, когда Ригинлейв накормила мальчишку и отправила его обратно – сообщить, что они встретятся с загорским князем под старым ясенем на востоке, неподалеку от тракта. Примерно в это же время на лодке от города отошел посланник, которому велено было доставить письмо на остров Полоза, переплыв озеро, взяв коней на хуторе, а затем – корабль у рыбацкой деревушки, которая имела прямое сообщение со всеми островами. К тому времени княгиня уже предполагала возможность того, что никто из посланных гонцов до получателя не добрался. А им очень сильно нужна была помощь.

Ворота подняли уже ближе к полуночи. Не лучшее время было для переговоров, но затягивать было нельзя, потому что Братислав вполне мог заподозрить, что его ожидания обманули. Пока же Ригинлейв переключает его внимание на себя, очередной посланник вполне может успеть отплыть от Хольмгарда и направиться по своей дороге. В том, что загорцу не хватило сил, чтобы окружить столицу и со стороны озера тоже, княгиня была уверена, а озеро было слишком большим, чтобы с правого и с левого берега в ночи увидеть, что из города на веслах вышел кто-то. Кто угодно. Будь Ригинлейв, однако, всецело уверена в безопасности этого пути, она бы отправила по нему из города женщин и детей, но ими сейчас занималась Рангрид, выводя в подземелья. Если загорцы войдут в город, у них будет немного времени, чтобы по тайным ходам пройти к воротам на западной стороне и искать спасения в ближайших городах и селениях.

Как и требовали правила подобных переговоров, Ригинлейв не брала с собой большого отряда. Никакого сражения, битвы и противостояния ныне не будет. Флаги Хорфагеров хоть и взвились в воздух по мере движения коней по предстоящему поля боя, все-таки тонули в море знамен врага. И это было очень плохим знаком.

Загорец уже ждал на условленном месте. Он тоже не брал с собой много людей. Только своего чересчур молодого, пожалуй, даже юного сына, который забавлялся с арбалетом у ясеня и явно имел показательно-воинственные намерения, да две пары мечников. Как Ригинлейв и предполагала, это вовсе не было засадой. И в этом смысле, воевать с Братиславом было куда как приятнее, чем с Владиславом или Святогором. Когда знаешь, чего ожидать, вести войну и планировать намного проще.

Княгиня спешилась под внимательным взглядом высокого светловолосого мужчины. Они были хорошо знакомы, и в иных обстоятельствах, смогли бы стать настоящими союзниками. Но ограничения, которые накладывал сам политический и государственный строй Загорья, были таковы, что князь вечно чувствовал себя ущемленным и лишенным полноты власти, а Владислав своими речами про освобождение и обретение настоящей княжеской силы слишком сильно разлагал нутро Братислава, обещая ему подчас невозможное. У Ригинлейв не было ответов на вопрос, почему князь, чья династия корнями уходила в землю Загорья, позволил колдуну опутать свой разум, и предпочитала думать, что это именно потому что речь шла о колдуне. Но сейчас это едва ли было важным.

- Приветствую тебя, ярл Ригинлейв, - Братислав остался стоять на месте, а княгиня вместе со своими людьми подошла ближе. Мальчишка рядом с ним стал с явственным бахвальством взирать на «врагов» в своем уме готовясь к какой-то там битве. И судя по всему, эта была его первой, потому что ни под Ирием, ни при Ярге Ригинлейв его не припоминала, а с памятью на лица, как и с памятью вообще, у нее все было хорошо. Похвальным было устремление отца научить сына воинскому делу, а равно и делу дипломатическому, но судя по тому, как один из наследников князя тыкал арбалетом по сторонам, то и дело озвучивая это своими детскими кривляниями, ему пока рановато было появляться на такого рода мероприятиях.

- Приветствую, князь Братислав. Хотя была бы рада нашей встрече куда больше, если бы ты не осадил мою столицу, а пришел в нее, как гость, - не было смысла рядить и делать вид, что Ригинлейв ничего не имеет против. Имеет. И даже несмотря на свое уязвленное и ослабленное положение, она вовсе не намеревалась делать вид, что все обстоит как-то иначе.

- Так и я был бы рад прийти сюда, как гость, Ригинлейв. Вот только ты не оставила мне выбора. Ведь ты убила нашу Великую княгиню, посадила в тюрьму нашего Великого князя и провела переговоры с врагами. Это измена, ярл. И я здесь, чтобы наказать тебя за нее, как и полагается верному стороннику нашего Великого князя, Владислава, - он выдерживает длительную паузу, вероятно, ожидая, что женщина начнет оправдываться или отрицать, но несмотря на то, что обвинения были правдивы лишь частично, Ригинлейв не считала это важным, а потому молчала, ожидая выдвижения требований.

- Но мы оставим за тобой город и не станем сжигать твои города и деревни, убивать твоих людей, если ты добровольно выдашь нам Великого князя. Живым. И отступишься от своих предательских намерений в отношении нашего союза. Не знаю, что из этого решит тебе простить Владислав, но отсутствие кровопролития и потерь незадолго до большой войны… - он замолкает, когда Ригинлейв поднимает руку вверх, давая понять, что не намеревается слушать дальше. Она отлично знала, что ждало ее, если она освободит Владислава и вернется на его сторону. Нет, даже не смерть от клятвы, которая связала ее с Беловодскими.

- Братислав, я верну тебе твоего Великого князя только мертвым. По частям. Потому что ничто на свете не убедит меня освободить ублюдка, который после всего, что я и Ругаланн сделал для него…

- Загорье сделало не меньше! – гневливо выкрикивает по-детски, по-юношески злой юнец, наставляя арбалет на княгиню. Благо, что Братислав реагирует быстро, одним взглядом заставляя мальчишку закрыть рот и не лезть, куда не просили.

- …Посмел покушаться на меня и мою власть. Так мало ему было этого, он еще и привлек к тому мою сестру, павшую жертвой собственной глупости, а вовсе не убитую, как ты в том меня обвиняешь, моей рукой. После этого он не заслуживает верности. Ни моей, ни твоей, ни чьей бы то ни было еще. А если я освобожу его, то меня будет ожидать вовсе не его прощение и победа над беловодцами. Меня будет ожидать обращение в рабыню, а весь мой край – в выжженную пустыню. Так что, я предпочту осаду и достойную смерть, если потребуется, но не верность Владиславу. А если говорить совсем уж честно, - она криво усмехается, не особенно понимая, на что загорец рассчитывает, ведь с учетом того, что Ругаланн в любом случае для него потерян, все, что их ждало – смерть под стенами Ирия, - То я бы настоятельно рекомендовала тебе не тратить войско, время и силы, а прямо сейчас пришла с повинной к вашему Великому князю – Огнедару и молила его о милости. Потому что, что бы ни случилось дальше, Владислава живым ты уже не увидишь, как и меня у себя в союзниках. А значит, лучшее, на что ты можешь рассчитывать – смерть, - и хотя почетной смерти для загорцев, с точки зрения Ригинлейв, не существовало вовсе, у них еще был шанс спастись, если Огнедар будет достаточно милостив.

- Да, если ты не изменишь свое решение, княгиня, то нас всех наверняка ждет смерть. Но за недели осады в городе, опустошенном твоей разорительной свадьбой, у тебя будет время, чтобы передумать, - и с этими словами он достает из-за пазухи письма, посланные хэрсирам с призывом к войне, - Никто из них не получил твоих писем. Хэрсиры северных островов и вовсе не узнают о том, что на континенте, что-то происходит. Остальные же, придут к тебе на помощь слишком поздно. Сколько вы продержитесь в городе с водой, но без еды? Неделю? Две? На их сборы и объединение уйдет намного дольше, потому что слухи без приказа – ничто. А когда они все-таки объединятся и придут тебе на помощь, потери будут такие, что  ты пожалеешь о своем решении, - и он давил на верную точку, потому что три года на войне им было достаточно, чтобы немного узнать друг друга. Загорец знал, что Ригинлейв печется о своих людях и потому каждого умершего считает не в составе десятков, а по одному.

- Зато мы умрем свободными, Братислав. А ты рабом жил, рабом и умрешь, - на этом переговоры можно было считать оконченными. Ригинлейв обменялась с князем короткими кивками и такими же короткими взглядами, после чего отвернулась и направилась к коню. Никаких признаков агрессии не выказывала ни одна из сторон, хотя Халбранд стоял на земле с мечом наготове до тех самых пор, пока все не расселись по коням. Он последним оседлал своего, и их маленький отряд двинулся вдоль тракта.

- Получай, ругаланнская тварь! – злой детский голос и свист арбалетного болта разрезали воздух. Ригинлейв не успела толком понять, что происходит, потому что мысли ее были далеко. Загорский князь успел толкнуть мальчишку в сторону, сменив траекторию полета стрелы не то вниз, не то в бок, но как бы там ни было, болт не попал ни в сердце, ни в голову, хотя имел вполне реальные шансы – стрелял пацан неплохо. Как бы там ни было, а болт пробил кольчугу, прошив тело резкой нестерпимой болью, от которой заискрило в глазах. Ригинлейв пошатнулась в седле, нетвердой рукой махнула Халбранду, который тотчас же, как и все их сопровождающие, схватился за оружие. Нет, она вовсе не пожалела дурака-мальчишку, который уже валялся на земле от оплеухи, выданной собственным отцом, пребывающим в таком гневе, что гнев княгини не шел ни в какое сравнение. Она пожалела себя и своих сопровождающих, отчетливо понимая, что им хватит сил, чтобы перебить загорца и его воинов здесь, но они были в окружении целой армии. И не смогут добраться до Хольмгарда. Наклонившись вперед, Ригинлейв схватилась за гриву коня и направила весь их отряд к стенам города. Выжить сейчас было важнее, чем наказать амбиции загорского наследника.

- Это, это… - Ригинлейв ощущает, как ей сложно дышать, но пытается убедить всех вокруг, что все в порядке, когда ее снимают с коня и тащат в замок. Хаос начинается невообразимый, женщине сложно дышать, еще сложнее – отдавать приказы и верно реагировать, - Это ерунда. Ерунда. Ерунда, - она повторяет это раз от раза. В начале войны, да и на хольмганге, ей довелось быть раненой очень серьезно. Она пережила это тогда, переживет и теперь.

- Это стрела, она почти наверняка задела легкое, и рана глубокая, - голос Халбранда тверд, когда он сжимает руки сестры. Она стонет от боли, пока кузнец разжимает звенья, чтобы снять кольчугу. Без лекаря и жрецов разбираться со стрелой опасаются, хотя пару раз княгиня требует вытащить ее немедленно.

- Ты истечешь кровью и умрешь. Мы сделаем все, как скажут лекари и жрецы, - говорит глава ульфхеднаров, заглядывая ей в глаза. И в его она видит страх такой сильный, какого никогда не видела.

Боль заполняет сознание, а когда Ригинлейв начинает кашлять кровью, всем становится понятно, что дело дрянь. Наконец, спустя не меньше пяти выпитых зелий, спустя разговоры, шум и мир, уплывающий из под пальцев, Халбранд сообщает, что стрелу протолкнут вперед и лишь затем вытащат. Княгиня к этому времени находится в таком состоянии, что у нее нет возможности сопротивляться или даже полностью осознавать происходящее. Она лишь коротко кивает, зная, что будет невыносимо больно.

- Следи, чтобы она не спала. Заснет – не проснется, - слышится над ухом, и Ригинлейв сосредотачивается на этих словах. Все, что угодно, лишь бы не заснуть. В руках Халбранда она кричит от боли так, что мурашки по коже бегут и у видавших виды. В довесок, все отлично понимают, что если княгиня умрет, то всему придет конец, и загорцы под Хольмгардом покажутся им меньшей из забот. Наконец, болт оказывается в руках жреца, тот придирчиво осматривает его, капнув какими-то отваром и качает головой на немой вопрос брата. Оружие не отравлено.

- По крайней мере… - выдыхает Ригинлейв, облизывая губы, - По крайней мере, об этом не нужно больше думать… - и пока жрец вливает в открытую полость раны очередной отвар, вызывая вопль боли, княгиня успевает окинуть присутствующих взором, задаваясь каким-то неуместным теперь вопросом – почему она не в своих покоях?

Либо умрет сегодня, либо выживет. Вот и все, что говорят лекари, не тая рисков. Ригинлейв слышит это в состоянии между беспамятством и бодрствованием. Ей кажется, что своими странными приспособлениями, зельями, приложенными травами и обилием артефактов ее затыкали настолько, что невозможно было предположить теперь исход в виде смерти. Как вообще можно было умереть после всего этого? Княгине неочевидно, что мыслит она это, когда тело и впрямь находится между жизнью и смертью, когда вместо слов она может только стонать, а жар такой сильный, что лекари опасаются судорог.

Волей ли Богов, молитвами ли Рангрид и всех верующих, усилиями ли жрецов и лекарей, но Ригинлейв переживает и ночь, и день, и очередную ночь, и очередной день. Она пьет – и это важно. Жар становится слабее – и это тоже важно. Она дышит без хрипов – и это важнее всего. Но пять дней ее беспамятства доводят окружающих почти до отчаяния, хотя загорцы и не пытаются атаковать.

На шестой она сама стоит на ногах в длинном зале. Про рану больше не говорят, как про опасную после всей примененной магии, зелий, артефактов, два из которых все еще на ней. Но про рану все еще говорят, как про серьезную, а потому Ригинлейв сопровождают сразу и лекарь, и жрец, на случай, если женщине хоть на мгновение станет хуже. Впрочем, княгиня, которой слабость мешает нормально поднять руки, кажется, что хуже уже быть не может. Но лишь кажется. Потому что без выпитых обезболивающих и исцеляющих, маловероятно, что она вообще могла бы встать.

- Врагов не меньше десяти тысяч. Мы собрали ополчение по всему городу, дали оружие всем, кто может держать его в руках и должным образом им распоряжаться, хирдманы тренируются с молодняком, но этого все равно недостаточно, чтобы дать бой, - женщина рассматривает карту, на которой очень точно отображено положение войск противника, и сама отлично понимает, что загорцы просто задавят их числом, даже если в городе наберется полторы тысячи человек войска, - По приказу хустру Рангрид мы начали ночами вывозить на лодках женщин и детей по озеру, чтобы уменьшить продовольственную нагрузку на город. Их примут окружные деревни. И учитывая Ваше состояние… - договорить форинг не успевает, хотя все они, за столом, знают, что тот имеет в виду. Просто княгиня мечет в него такой острый взгляд, что впору усомниться, что она так уж больна, чтобы бежать из Хольмгарда, вместо того, чтобы принять бой.

- Готовьте людей. Будем пробиваться за юг, к Эгедалю, - и все вокруг замолкают, потому что им кажется, что княгиня повредилась умом. Зачем пробивать осаду к Эгедалю, если там никого нет? Никого, кто мог бы помочь им? Никого, кто мог бы выйти к ним навстречу и поддержать в сражении с загорцами, - Хэрсир Ставангера здесь, и он не сможет помочь нам своим хирдом, которым сейчас управляет мальчишка, - а это была совсем не та ситуация, с которой мальчишка мог бы разобраться, учитывая, что сообщения о сборе он не получал, либо каким-то чудом получил с севера, но совсем недавно, - Хэрсир Йомсборга – сам мальчишка. Йерринг… - дыхание Ригинлейв перехватывает и она на мгновение закрывает глаза, - Йерринг сам находится в руинах еще со своего прошлого хэрсира, - дурацкое было оправдание, потому что кому какое дело, в каком состоянии находится удел, если там верные люди, готовые тебе помочь? А там был супруг княгини, которого все за столом считали верным жене безоговорочно. И это было так. Вот только Ригинлейв было стыдно сознаться в том, что она даже не знает, на месте ли сейчас муж, что у нее нет с ним связи, что последний раз, когда она о нем слышала, он вообще был на границе государства, разбирался с каким-то злом, чем немало волновал Ригинлейв. В довесок, существовала крошечная, ничтожная, но мерзкая даже для самой себя мысль. Что Вигмар в такой обиде, что просто не захочет ей помогать. А подставлять его под удар и приводить войну в его землю, когда он именно этой войны не желал, женщина не собиралась.

- Пробьемся к Эгедалю небольшим отрядом. Всей армией за нами они не последуют – просто не смогут и не успеют. От значительной части отстанем, других – перебьем. После вернемся в Ставангер, разошлем письма хэрсирам и соберем там войско, чтобы отбить Хольмгард, - план был чудной. И вообще казался не то, что рискованным – к риску здесь все были готовы – неоправданным. Но спорить с Ригинлейв, к тому же, когда каждое слово давалось ей с трудом, никто не решился. И она была за это благодарна.

Следующие дни проходили по прежнему распорядку. Ярл заново училась дышать, говорить и ходить, но ей стало значительно легче. О том, чтобы рана затянулась полностью и перестала беспокоить со всеми своими последствиями, не шло и речи, но зато не было жара, а слабость постепенно отступала. И хотя до полного выздоровления Ригинлейв было еще далеко, а меч в руках, как и любое напряжение, вызывали лютую боль, сейчас было не то время, когда княгиня могла позволить себе расклеиться и потерять самообладание.

К девятому дню осады дело стало хуже. Загорец пустил патрули вокруг озера, так что они на практике проверили, что отсылать через озеро женщин и детей больше не получится. Какой-то их части повезло меньше, и теперь все оставшиеся были заперты в городе. Это было плохо. Но все равно лучше, чем если бы они не отправили вообще никого. Продовольствия, однако, становилось меньше с каждым днем. Они перешли на половинчатый паек, а те, кто не держал в руках оружие, и вовсе получали треть обычного рациона. Выжить на этом было возможно, но долго так продолжаться не могло.

Прорыв осады планировали через два дня. И пока Халбранд умолял Ригинлейв остаться в замке, сама она отрицала любую такую возможность. Дозорный со стены застал их в длинном зале за обсуждением деталей плана. Запыхавшийся, он склонился перед ярлом и хэрсиром, а затем и вовсе встал на колени, едва справляясь со своим волнением.

- Ваша светлость, Ваша милость! Загорцы! Они покидают лагерь и разворачивают войска! Они… Они уходят! – на лице мужчины появляется улыбка, а Ригинлейв с Халбрандом переглядываются в искреннем непонимании.

- В какую сторону они разворачиваются? – спрашивает княгиня очень настороженно, вновь ощущая, как земля начинает уходить у нее из под ног.

- Кажется… - в непонимании тянет дозорный, но и до него начинает вдруг, что-то доходить, - Кажется, на восток…

- Халбранд, - тихо, ровно и очень четко произносит Ригинлейв, стараясь сохранять самообладание от понимания, что Вигмар решился на очередной безумный план, - Немедленно собирай людей. Всех по коням. Они не уходят. Они разворачиваются, чтобы дать бой.

Подпись автора

Халбранд раздает распоряжения от имени ярла уверенно и спокойно, потому что точно знает, что нужно делать. Они оба знают. План все еще кажется многим безумием, но сейчас, когда на кону стояло, казалось, все, никто не мог спорить с Ригинлейв, а кто решился бы – очень об этом пожалел. Для княгини же на кону и впрямь стояло все. Потому что она отчетливо понимала, что Вигмар сейчас рискует жизнью, чтобы спасти ее. И от этих мыслей сердце пропускало удары. Потому что, если они не успеют, если он умрет, если… Нет. Ничего из этого не случится. Боги не разлучат их снова. Не дадут ему пасть под стенами столицы. Не отберут у нее мужа. Она сама этого не допустит.

- Хорик! – она окликает сотника, когда тот уже затягивает пояс с мячом. Мужчина, непривычный к тому, что к нему непосредственно может обращаться ярл, растерянно склоняется перед женщиной, не смея поднять взгляд и явно удивленный одним тем, что она вообще знает его имя, - Ты возьмешь людей и будешь держать оборону Хольмгарда все следующие дни, - пожалуй, это было очень смелое решение, потому что свое решение Ригинлейв мотивирует лишь знанием этого человека из других уст и из собственных наблюдений за его поведением и действиями. Он прошел и мятеж, и всю войну, не сдался, не сломался, не погиб и руководил своими людьми так, как мог не всякий. Происходящий из не больно-то знатного ругаланнского рода, Хорик не метил высоко, а потому сейчас, получая такое распоряжение, он фактически получал и шанс продемонстрировать, чего стоит. И Боги свидетели, если он удержит Хольмгард, в котором родился, вырос, а от того и знал его, как свои пять пальцев, то Ригинлейв не поскупится на награды и титулы.

- Отряды Олафа и Хардекнуда тоже под твоим началом. Займите арбалетчиками стены и башни до подвода осадных орудий, - хотя вообще-то в планах Ригинлейв было не дать им дойти, но лучше быть готовыми ко всему, - Вот ключи от амбаров, а вот от восточного и западного ходов, на случай, если придется выводить женщин и детей. Хустру Рангрид знает, куда идти, она вам поможет. Если город будет взят, поднимите мосты и укройтесь в крепости. Но я постараюсь собрать хэрсиров и ударить по загорцам раньше, - распоряжения Ригинлейв отдает спокойно, тихо и сухо, как если бы ничего особенного не происходило. И может быть, именно это заставляет хирдмана лишь коротко посмотреть на княгиню, не выдавая ничем своего удивления, а затем кивнуть.

- Я не подведу, ярл. Клянусь Одином и всеми моими предками, - зеленые его глаза полны решимости. Ригинлейв улыбается и касается его плеча в немом одобрении, чего мужчина ожидает еще меньше, и что лишь увеличивает в нем решительность противостоять врагу и удержать столицу. Дадут Боги, этого не понадобится. Дадут Боги, они освободят Хольмгард прежде, чем в городе начнется голод, башни и стены падут, а защитники и горожане будут вынуждены укрыться в крепости, которая может стать им погребальным костром, если строения вокруг каменного замка подожгут огненными стрелами.

Больше времени на разговоры у Ригинлейв нет. Она идет в свои покои, где облачается в новую кольчугу, чувствуя уже после этого, что ей снова становится сложно дышать. Меч в руках сейчас вызывает боль, с которой трудно бороться. И наверное, это было безумным риском. Но княгиня не простила бы себе, останься она сидеть в замке и отправь своих людей на смерть вместо себя. Но прежде всего прочего, она не простила бы себе, если бы ее муж погиб или пострадал на поле боя, пока сама она отсиживалась в замке, сетуя на свои раны.

Халбранд со жрецом и лекарем появляются без предупреждения, потому что служанки заняты тем, что шнуруют наручи и перевязывают талию княгини поясом с ножнами от «Винланда» и парными кинжалами.

- Зелье сюда, - обращается женщина к жрецу. Ригинлейв понимает, что ни сражаться, ни вести войска без чего-то, что снимет боль и даст ей возможность чувствовать себя не такой разбитой, она не сможет. Жрец мнется пару секунд, а затем протягивает склянку под укоризненный взгляд лекаря и брата. Несложно понять, для чего они оба были здесь.

- Тебе нельзя в эту вылазку, Ригинлейв. И ты это знаешь. Все это знают, - начинает Халбранд, обозначая свою позицию, - Ты прекрасно понимаешь, как и все мы здесь, что твоя жизнь ценнее, чем жизнь всего города. Хольмгард мы отстроим снова, если потребуется, а если ты погибнешь, Ругаланн не отстроит уже никто, потому что междоусобица сожрет на всех. Позволь мне пробиться к хирду Вигмара, вывести всех в Ставангер, собрать там войско и ударить по Хольмгарду. Это не займет много времени. Хэрсиры северных островов должны быть уже на подходе, - он говорит уверенно и твердо, как и всегда, но Ригинлейв понимает, что это почти мольба. И наверное, она могла бы на это согласиться. Если бы самый важный человек в ее жизни сейчас не рисковал своей жизнью за стенами города, чтобы спасти ее. Так могла ли она остаться здесь, пожалев себя? Ответ для Риниглейв был очевиден.

- Там же Вигмар. О чем ты меня просишь, сам подумай, - на выдохе произносит женщина, проверяя крепость затянутого на предплечье наруча.

- Ригинлейв, меньше всего Вигмар хотел бы, чтобы ты погибла, выйдя ему навстречу со своим хирдом! Без зелья ты даже меч в руках удержать неспособна, а нам предстоит пробиться не сквозь крестьян и коров, а сквозь хорошо вооруженное войско с боевым опытом последних трех лет. Ты думаешь, ему станет лучше, если ты умрешь, пытаясь прийти ему на помощь?! – Халбранд делает непозволительное – повышает голос. И сам сводит все аргументы к нулю, потому что знает, что можно делать, что угодно, но только не кричать на Ригинлейв. И отнюдь не только из-за заметной разницы в их положении. Но и потому что после Святогора она это на дух не переносила.

- Воины готовы? – тихо спрашивает женщина, опрокидывает в себя склянку с зельем, морщась от неприятного вкуса. Халбранд обреченно и коротко вздыхает, а затем они оба пялятся на ее щит не меньше минуты. Ригинлейв не пытается сделать вид, что она в силах его удержать. Даже пытаться нет смысла.

Хорик не теряет времени, так что во дворе их встречают только всадники в полном облачении и в такой же полной готовности. Ригинлейв не без труда седлает своего коня, почти сразу ее окружают ульфхеднары. Они же будут держать перед ней щиты, сколько смогут, чтобы ни одна стрела больше не коснулась женщины. Даже если это будет стоить жизни им самим.

- Мои храбрые воины! – несмотря на слабость, голос Ригинлейв звучит по двору раскатами, - Мы с вами освободили Ругаланн от беловодского выродка и перебили всех его приспешников, мы с вами освободили Ругаланн от Арконы, навсегда избавившись от власти Беловодья, когда заключили мир. Теперь остался последний шаг! Сегодня мы прорвем осаду, соберем большое войско и уничтожим загорских свиней, напитав землю нашего княжества кровью этих трусливых выродков, - она вздыхает, придерживая поводья коня, что беспокойно ступает из стороны в сторону, - Ругаланн вашими силами, вашим мужеством, вашей храбростью станет свободным. И те из вас, кто падут в битве сегодня, будут прекрасными валькириями отведены на пир ко Всеотцу, где вы смело скажете, что сражались и победили в битве за будущее родного края,  - она рывком обнажает «Винланд», даже не поморщившись от резкой боли, - Вперед! За смертью и славой!– меч ярким синим светом загорается у Ригинлейв над головой, встречая одобрительные возгласы и боевой клич. Княгиня выводит коня по мосту из крепости, и по улицам Хольмгарда отряд стремительно продвигается к главным воротам, открывающимся у них на глазах. Горожане провожают их с воодушевлением, но все-таки тревогой. Тревогой, которой нет в Ригинлейв, потому что в последний раз она ощущала ее перед боем с беловодским ублюдком. Тот был мертв. И все, кто встанут у нее на пути теперь, тоже будут.

Ворота поднимаются слишком медленно. Одна полость, вторая. Ригинлейв слышит звон цепи на механизме. Чувствует, как под нею волнуется конь. Наверное, не следовало брать самого беспокойного, самого буйного и лишь недавно обузданного, но его скорость была несравнимо выше, чем у прочих княжеских скакунов, а скорость это то, что могло спасти им жизнь теперь. Спасти жизнь Ригинлейв. Спасти жизнь Вигмару.

- Не подведи, Слейпнир, - шепчет она ему на ухо, и кажется, что конь и впрямь успокаивается под этими словами. Наконец, ворота оказываются подняты. Отсюда Ригинлейв уже видит, как к ним бегут войска, отвлеченные от сражения с хирдом Вигмара. Встать в стойку для стрельбы арбалетами они не успеют. А стало быть, и прикрывать ярла щитами сейчас не имеет смысла. Она поднимает меч, призывая к атаке и кони стремительно направляются по мосту прямиком на врагов.

В первые мгновения соприкосновения кажется, что прорваться им будет ничего не стоить – настолько эффективно кони и всадники справляются с первыми линиями загорского войска, толком не успевшего перегруппироваться, чтобы ответить им выстрелами арбалетов или копьями. Случись иначе, эта атака стала бы для них смертельной. Но по мере того, как они стали увязать в обилии загорцев, которых все еще было слишком много, стало ясно, что просто так прорваться к хирду Вигмара им не удастся, хотя княгиня готова была поклясться в том, что она уже видела его и знакомые лица хирдманов мужа, а равно слышала и безусловный признак их присутствия – непечатную ругаланнскую брань.

Следовало отдать загорцам должное, с командирами, иерархией и умением следовать приказам у них все было в порядке. Но это же было их слабостью. Ругаланнец всегда знал, что нужно делать – убивать врагов. Убей командира загорца – дезориентируешь всю боевую единицу. Так Ригинлейв и делает. Пробивается к ближайшему командиру, разя мечом каждого загорца, который, завидев ее, стремится взять на себя победу над ярлом. Ульфхеднары старательно этому мешают. Княгиня тоже пытается, но по очевидным причинам получается у нее хуже, чем обычно. Она упрямо пробивается к врагу на вороном коне, который методично, целеустремленно и решительно раздает приказы. И следовало признать, что сражался он не хуже. Так что пока гвардия ярла отбивала ее от то и дело налетающих загорцев вокруг, сама она вступила в сражение с всадником.

Первый же удар мечом по мечу, вопреки зелью, разносит по телу такую боль, что кажется вот-вот слезы брызнут из глаз. Ригинлейв сжимает зубы, наносит ответный, и отмечает, что Слейпнир под ней начинает беспокоится все более рьяно. Это плохой знак, но сейчас у княгини нет ни времени, ни сил, чтобы его успокаивать. Она наносит очередной удар, который командир загорцев не успевает отразить, но удар этот оказывается слишком слабым, чтобы пробить кольчугу. Они оба понимают, что к чему. И Ригинлейв на секунду ощущает страх, неведомый ей доселе. Страх собственной слабости. Загорец же, напротив, начинает нападать активнее. Лезвие его меча задевает кожу, окропляя лицо кровью, но Ригинлейв успевает уклониться, прежде чем последствия становятся фатальными. Их бой то и дело расширяет площадь. Ульфхеднары отходят все дальше от Ригинлейв, тесня неприятелей. Привычные к тому, что она без проблем способна справиться с одним, даже самым умелым противником, они защищают ее от опасности большей – обилия загорцев вокруг. И хотя таким образом они и впрямь теснят эту часть отряда неприятелей прямиком в объятия смерти – хирду союзников, что был теперь уже очень недалеко, княгине, как водится, от этого не легче. Так что, когда удар меча опускается на нагрудную пластину, заставляя женщину вскрикнуть от боли – не потому что пластина поддалась, а потому что сам удар разносит по телу невыносимую боль – она не смогла удержать Слейпнира от желания встать на дыбы и громко заржать, как не смогла и удержаться на нем. Быть может, если бы не уже имеющиеся ранения, она бы и сумела, но теперь женщина оказывается на земле. И это, быть может, худшее, что с нею когда-либо случалось в бою.

Боль от падения с коня сама по себе не слишком приятное явление, а в состоянии княгини, так и вовсе почти невыносимое. На несколько бесконечно долгих секунд эта боль заполняет собой все пространство вокруг, мешая дышать и заставляя судорожно хватать воздух губами. Воин обязан быть привычным к боли. И Ригинлейв привычна. Но с тем, что происходит сейчас, она не может справиться вот так легко, как ей бы того хотелось. Весь мир становится одним огромным полотном страдания, и вынырнуть из него не удается, даже вопреки пониманию того, что загорец сейчас убьет ее, если только она не поднимет свой меч и не поднимется сама.

Ульфхеднар, что оказывается неподалеку, дает ей пару минут форы, сражаясь с загорцем, но покуда гвардеец и сам уже ранен, шансов у него остается немного. Этого времени, впрочем, достаточно, чтобы боль немного отступила, а Ригинлейв вновь научилась дышать. Несколько судорожных глубоких вдохов, и она все-таки нащупывает меч. Первые пара попыток поднять его, ведут все к тому же результату: к чудовищной боли, захлестывающей сознание. Но в желании жить Ригинлейв отказать было сложно, так что когда по ней вот-вот должен прийтись очередной удар, она все-таки поднимает «Винланд», отражая его. Если она и умрет теперь, то только с оружием в руках, чтобы вознестись в Вальгаллу, как и всегда желала. Ярлу кажется, она видит свет валькирий, спускающихся из Асгарда, чтобы протянуть ей руки, когда загорец заносит над нею меч снова, а княгиня не находит в себе силы, чтобы ему противостоять.

Подпись автора

Ригинлейв, настолько убежденная в своей неминуемой гибели, что уже припомнила имена большинства своих самых знаменитых предков, даже не успела понять, что именно произошло. Просто меч, который должен был опуститься прямиком на нее, встретился с другом мечом, и оказался сокрушен. Признаться, в это самое мгновение, княгиня, понявшая, что больше у нее нет никаких сил ни для того, чтобы сопротивляться, ни для того, чтобы понимать, что происходит, только успела уклониться от падающего осколка меча, а затем закрыть глаза. Она еще не осознала, кто именно ее спас и насколько плохи их дела, да и, признаться, не особенно стремилась к этому, потому что ей казалось, что это не имеет никакого значения. Ригинлейв, однако, ошиблась. Потому что едва услышав над собой голос мужа, вздрогнула, распахнула глаза и в первую секунду не поверила, что ей это не кажется. Нет, у нее вовсе не возникло сомнений в том, что это был именно Вигмар, даже не возникло ощущения, что они оба умерли и теперь вместе отправятся в Вальгаллу, как отправлялись все, кому довелось пасть в бою. Ригинлейв знала, что это он, знала, что они живы, и теперь, ощутив мужа рядом, уже не так рьяно была уверена в необходимости умирать. Они достигли желаемой цели. Она достигла. Они пробились к хирду мужа, прорвали осаду, и теперь дело было за малым – выбраться с поля боя. А ради этого стоило взять себя в руки и постараться помочь Вигмару. Или по крайней мере, не стать обузой, которая обоих их приведет к смерти.

- Я не умру, обещаю, - выдыхает она, сжимает зубы, чтобы не застонать, поднимаясь с земли, но стона боли все-таки не сдерживая. Ригинлейв вообще не припоминала, чтобы когда-нибудь ей было настолько больно. Кажется, жрецы и лекари не ошибались, когда говорили, что ей еще рано в сражение. Но она все равно не собиралась умирать. Только не теперь, когда они нашли друг друга на полях сражения и должны были сделать всего одно – выбраться отсюда живыми.

Боги свидетели, Ригинлейв очень хочет помочь мужу отбиваться, она крепко сжимает в руках святящийся «Винланд», вот только все дело в том, что это сейчас – вовсе не помощь. Да, этот меч был знаменем ругаланнцев, сражавшихся на свой край, на протяжении многих веков. Он подбадривал их в сражении, ведь глядя за тем, как он разит врагов, хирдманы тоже воодушевлялись и вторили его обладателю. Княгиня и сама не раз проверяла это на собственном опыте, особенно в день своего сражения со Святогором, когда меч загорелся в ее руке впервые. Вот только сейчас она просто не могла его поднять. Тяжесть меча одолевала те немногие силы, что остались в женщине. А «Винланд» знали еще и враги. И если кто-то не понимал, кого именно надо атаковать, не особенно разбираясь в пылу битвы, кто есть кто, то яркое синее пламя, исходящее от меча, охотно им подсказывало. Осознав это, недолго думая, женщина с усилием вернула меч в ножны. Перед глазами плыло, опираясь на Вигмара, она делала все возможное, чтобы ноги шли сами и ее не пришлось волочить по полю боя. Меч в руке сменился на кинжал, и кажется, его даже удалось всадить в глотку какому-то загорскому ублюдку.

Ригинлейв плохо понимала, что происходило, но она чувствовала, что дело их плохо. И не только потому что она на самом деле была на грани между жизнью и смертью, но потому что загорцев вокруг становилось все больше, а хирдманов и ульфхеднаров – все меньше. Отчаяние не успело, однако, одолеть женщину. У нее вообще не было мыслей такого рода. Отчего-то уверенность в том, что они пробьются, становилась только сильнее с каждым мгновением, хотя ничто вокруг об этом не говорило, особенно в контексте утраты Слейпнира. Ответ был дан, когда она услышала знакомый боевой рог. Два знакомых боевых рога. И услышала не одна. Загорцы тоже. И это на мгновение повергло их в растерянность.

- Перестроиться! – скомандовал кто-то на стороне загорцев. Даже с учетом войск Ставангера, явно не готовившихся к битве эти недели, даже с учетом храбрости Ормара, который почти наверняка бросился на помощь кузине, как только смог, загорцы все еще закономерно превосходили их числом. И они, кажется, полагались именно на это. Впрочем, Ригинлейв еще не знала ни что они потеряли их князя, ни что они потеряли наследника этого князя. Войско без предводителя и цели – заведомо так себе противник, потому что они не знают, за что сражаются, а что немаловажно – не знают и как. Но сейчас Ригинлейв кажется, что Ормар и Вигге просто стянут на себя внимание, а затем погибнут.

- Нужно отступить в Йерринг и собрать хирды всех хэрсиров там, - выдыхает она. Задачей это было не такой простой, как могло показаться. Хотя на них, из тех, кто остался в живых, больше не наступали, хотя неизбежная гибель не дышала больше прямо в затылок, им предстояло отступать в удел, который располагался за Рябиной. И ближайший мост был только один, потому что второму Ригинлейв не уделяла шибко большого внимания, не то не считая это таким важным, не то полагая, что архитекторы, строители и казначей как-нибудь разберутся без нее. И это был второй случай пренебрежения своими обязанностями ярла, который обещал им сегодня самые дурные последствия.

Но размышлять об этом не пришлось. Объединенное войско Ормара и Вигге явно не собиралось ни отступать, ни давать загорцам в самом деле перестроиться. Знамена взметнулись вверх, и среди них оказались и флаги хэрсира острова Полоза тоже. Кажется, именно так Ормар и Вигге и узнали, что Ругаланну требуется помощь – посланнику, которому удалось выбраться через озеро, удалось и добраться до Полоза. И хотя оставшиеся хэрсиры северных островов поддержать стремительную атаку не успели, кажется, достаточными оказались и те, кто был на месте. Они ударили по разбросанным частям загорцев мощной волной конных отрядов, и загорцы дрогнули.

- Надо им помочь, - решительно утверждает Ригинлейв, полагая, что стоять и смотреть было бы ниже достоинства ярла. Но Халбранд отвечает ей взглядом настолько красноречивым, что сейчас у княгини не остается сил на то, чтобы вступить в ожесточенный спор. Пока к ним стягиваются все те, кому удалось выжить, а войска хэрсиров крушат загорцев, женщина не находит в себе сил, чтобы сдвинуться с места. Да ей и не нужно. Вигмар был жив и рядом, они пробили осаду, дело было за малым – убраться отсюда, добраться до Йерринга, выжить и прогнать загорских недобитков.

- Они… Кто-то из ульфхеднаров растерянно вращает головой. С небольшой возвышенности, на которой они стоят, отлично видно ход сражения. Рог, поднятый с тем, чтобы трубить отступление на восток, к Йеррингу, опускается, - Они бегут? Они бегут, - выдыхает гвардеец несмело, а затем хохочет, - Они бегут! – и впрямь, войско загорцев, дрогнувшее под очередной атакой, даже все еще многочисленное, пятится, а затем хаотично и без каких-либо приказов отступает. И даже отступлением назвать это сейчас сложно. Они именно, что бегут, растерянно, напуганно и частями. Кто-то еще пытается оказывать сопротивление и давать бой, но эти малые части редеют прямо на глазах. Ормар же разворачивает конницу, явно намереваясь преследовать тех, кто отступает. И Ригинлейв хочет приказать не делать этого. Но пожалуй… Да, пожалуй, хватит с нее сегодня приказов и битв. Она ведь пообещала Вигмару, что останется живой.

Подпись автора

- Мы победили, - тяжело выдыхает Ригинлейв, глядя мужу прямо в глаза. И если ее жизнь стоила этой победы и того, чтобы муж вновь смотрел на нее, не избегая ее взгляда, касался ее и не сердился на нее, то княгиня ничего не имела против, потому что она умрет, зная, что сделала все для своей страны и зная, что Вигмар был рядом. Впрочем, радость победы и радость его близости теперь наполняет женщину новыми силами, так что ей на время перестает казаться, что ее состояние настолько тяжелое, чтобы привести к смерти. Ей тяжело дышать, боль еще отдается в теле, а слабость такая, что едва держат ноги, но ощущение их победы, их общей с Вигмаром победы, намного сильнее.

- Ты сумасшедший, знаешь это? – она смеется, но вместе с тем и слезы против воли катятся из глаз. Женщина легонько, совсем без злости или гнева, толкает мужа, но скорее упирается руками ему в грудь, - Ты так безумно рисковал. Никогда так больше не делай. Не ты чуть не потерял меня, а мы чуть не потеряли друг друга, - уже дважды. Сначала в их ссору, а теперь здесь, на поле боя, и не эфемерно, а вполне физически. Но нет, Ригинлейв не гневается. Она знает, почему муж это сделал, знает, почему так рисковал, и тот факт, что он пошел на это, несмотря на нанесенную женой обиду, говорил о том, что для них не все еще потеряно. А это для княгини было даже важнее того, что они победили и смогли прогнать загорцев. В том, что Ормар будет гнать мерзавцев до самой границы с Беловодьем, а скорее всего, и дальше, у Ригинлейв сомнений не было и об этом она не тревожилась. Тревожилась лишь о том, что ей вновь сложно дышать, а на языке снова привкус собственной крови.

Княгиня не сомневается и не собирается оспаривать никакие приказы мужа. Ей сейчас сложно и приказывать, и здраво мыслить, и решать, как им лучше добраться до столицы. Но хорошо бы поскорее, потому что умирать у Ригинлейв не было никакого желания. Теперь, после победы и возвращения Вигмара, так и вовсе никакого. Слейпнир же, выживший в этом месиве, пусть и подведший своего ярла, словно был ответом на сомнения княгини. Конь быстро донесет ее до Хольмгарда, а там жрецы, отвары, заклинания и артефакты, а равно странные приспособления, которыми в последний раз из нее, как выразился лекарь, «убрали лишнюю кровь». Сейчас женщина готова на все, чтобы выжить, надеясь на то, что муж никуда не уйдет, не сочтет свой долг хэрсира исполненным и не оставит ее в одночасье, вновь уехав в Фоборг.

- Смогу. Я теперь со всем справлюсь, - она вымученно улыбается мужу, но в исполнении обещания нет никакой нужды. Защитники Хольмгарда, как им и следовало поступать, открывают ворота только теперь, когда ясно, что всякая опасность миновала. И навстречу, на помощь всем, кто пострадал, но еще жив, выходят жрецы, лекари и мирные жители, которые точно знают, что многим придется помочь идти, многих придется нести, а со многими – побыть рядом, давая спокойно умереть. И от появления жителей Хольмгарда на душе тоже становится теплее и светлее. Ведь они сражались именно за это. За свой народ, за своих людей, за их безопасность. Теперь они все были в безопасности.

Ригинлейв не спорит, когда муж зовет к ним жрецов и лекарей. Ей и впрямь нужна была помощь. И поскорее. Но она не спорит и когда он оборачивается к ней с тем, чтобы снова смотреть в глаза и говорить. Это было для Ригинлейв лучшей из возможных наград. Она так скучала по Вигмару, она так хотела, чтобы он был рядом, она так рада была его видеть и быть рядом с ним, - И ты прости меня, - слезы льются по щекам, смывая с них кровь из пореза, оставленного загорцем, - Прости, что я обидела тебя. Прости, что сделала тебе больно. Прости, что не поняла тебя в полной мере. И прости, что была такой упрямой, - она улыбается сквозь слезы, а когда муж целует ее, охотно отвечает на поцелуй, пусть место и время они выбрали для примирения не самое лучшее. Но сейчас женщине было совершенно все равно, потому что никого важнее Вигмара для нее не существовало.

Увы, слишком много времени у них нет. Потому что жрецы и лекари приходят совсем скоро. Те самые, которые знают, что именно происходило с их княгиней до сражения, а потому и те, что знают, что с нею может происходить теперь. Они требуют немедленно снять с женщины броню, убежденные в том, что именно она мешает ей дышать, слушают ее сердце, пульс, дыхание, а когда Ригинлейв требует заняться и Вигмаром тоже, один из них отвлекается и на мужчину, не смея вставлять свои ценные комментарии, потому что знает, что нервничать женщине сейчас никак нельзя. И судя по всему, им обоим придется провести какое-то время в лазарете. Так уж вышло, что ни одна битва не обходилась без травм и их последствий. Порой, очень длительных.

Следующие пара дней для Ригинлейв – сущий кошмар, потому что под снятой броней обнаруживается огромное кровавое пятно – разошедшаяся рана, сломанные ребра, поврежденное легкое и много всего того, чем приходится заниматься жрецам. Большую часть времени ярл кричит от боли, а после – спит, спит и снова спит. Говорят, что это хорошо, что так она скорее поправится, что скоро жар пройдет и что она обязательно будет жить, но в ближайшие недели должна провести едва ли не в постели, а ближайшие месяцы – крепко поберечься. И Ригинлейв, когда приходит в себя, на все согласна. А уж после прибытия Ормара, который сообщает, что загорцев гнали даже не до границы, а на два десятка верст дальше, ярл решает, что небольшой отдых теперь ей и впрямь не повредит.

Через две недели она чувствует себя уже почти здоровой, но все еще редко выходит из покоев, а к государственным делам обещает вернуться не раньше конца месяца. Совет не против. Все знают, что она пережила и все понимают, чем это могло грозить Ругаланну.

Очередное позднее утро женщина встречает у себя в кровати. Сидит на ней в одной камизе, поджав под себя ноги и поднимает глаза на мужа, едва он заходит в комнату. Ригинлейв улыбается, но на душе ее тревожно от мысли от того, что теперь, когда она почти поправилась, Вигмар снова захочет уйти. Уже не потому что злится на нее, а потому что считает невозможным их союз после того, что случилось. И она тянет к нему руку, а едва супруг садится на постели, обнимает и целует в скулу. Сердце тревожно бьется в груди, но княгиня знает, что должна спросить, потому что в противном случае ей попросту нет покоя.

- Я почти поправилась, и я очень рада, что ты здесь, со мной, - она гладит его по щеке, а затем смотрит в глаза, - Ты останешься? Как мой муж, мой хэрсир, член моего совета и самая важная часть моей жизни?

Подпись автора

В иных обстоятельствах Ригинлейв непременно пошутила бы о том, что понятия не имеет, где муж был последний месяц, а стало быть, ему все-таки есть, где находиться, помимо Хольмгарда и постели жены. Но сейчас даже думать об этом не хотелось. Не хотелось вспоминать об их ссоре, их разлуке, их противоречиях. Княгине было хорошо с мужем, хорошо, когда он был рядом, и она хотела и намеревалась сделать все, чтобы и ему было так же. И пусть все, что разлучало их эти недели останется в прошлом. Потому что в этот раз она не отпустит его вот так просто, не захочет дать ему уйти. Она любила его, и близость их общей смерти настолько сильно обострила это чувство, что даже если бы теперь Вигмар снова затеял все эти разговоры о том, как она ошибается, она бы согласилась со всеми его выводами, согласилась с тем, что мирный договор не был нужен, согласилась бы с тем, что ошиблась. Согласилась бы со всем, лишь бы только он больше не оставлял ее. Не потому что она была не смогла справиться без него с осадой Хольмгарда, не потому что нужно было пресечь все дурацкие слухи, не потому что отсутствие супруга в столице дурно влияло на их репутацию, как семьи. Нет. Никаких практических соображений желания Ригинлейв не несли. Она просто хотела, чтобы Вигмар был рядом. Любила его. И не готова была никуда отпускать.

Она слушает мужа с замиранием сердца, готовая к тому, что вновь всплывут вопросы его обиды и желания уйти, остаться одному, быть подальше от нее, ведь ее решение – предательство его интересов и интересов всего Ругаланна. Но в этот раз Ригинлейв не станет спорить, смирится с любыми обвинениями, какими бы несправедливыми они ей ни казались, примет любую позицию Вигмара и попросит прощения за все тревоги, что все еще его не оставляют. Женщина слишком остро ощущала их разлуку, слишком тяжело восприняла ее и слишком избегала новой, чтобы заново затевать спор, в котором ей не столь уж важно было оказаться правой теперь, когда мирный договор все равно заключен и возврата к этому не будет. Да, может быть, она и ошиблась. Зато они оба были живы. Все было кончено. И в истории, начавшейся Святогором, не будет написано больше ни одного слова, зато будет поставлена жирная точка. И вся дальнейшая история будет не о мести, боли, страхе и непринятии. Во всяком случае, Ригинлейв надеялась на это, верила в это и желала, чтобы так оно и было. Слушая мужа, глядя ему в глаза, чувствуя его совсем рядом, женщина верила в то, что так на самом деле может быть, если только они сами этого пожелают.

- К Хель наши споры, мирный договор, Беловодье, и Ругаланн тоже к Хель, - она смеется, обнимает супруга и крепко зажмуривает глаза, точно не веря счастью и радости, которые испытывает одно только от того, что Вигмар никуда больше не уйдет. Зачем ему было уходить? Хольмгард был его домом, точно так же, как и домом Ригинлейв. Она была здесь. И все самое важное для них обоих тоже было здесь. Разве этого недостаточно? Но эти вопросы сейчас тоже не имеют никакого определенного значения, ничто не имеет, ведь муж сказал, что он останется. Значит ли это, что их обиды и тревоги были позади? Значит ли это, что он простил ее, принял ее решение и об этом они больше никогда не заговорят? Наверное, ответы на эти вопросы были важны. И наверное, ярлу стоило их задать, но она не хотела, - Я так скучала по тебе, я так рада, что ты вернулся, - говорит она тихо, а затем целует Вигмара в губы, находя и в этом особенное удовольствие, которое не ощущала с такой радостью прежде. Может быть, в их разлуке и были свои крошечные плюсы, значение которых для семейной жизни тоже было велико?

- Я люблю тебя, - повторяет она следом за его словами, глядя супругу в глаза, - И тебе не придется соревноваться за меня с Ругаланном. Я обещаю сделать для этого все, что в моих силах, - в конечном счете, Ругаланну придется привыкнуть к тому, что у его княгини теперь был супруг, который разделит с нею часть ее привилегий, возможностей и власти, если сам того захочет. Потому что ничто из этого не стоило их отношений и их будущего. А с точки зрения Ригинлейв, вообще ничто на свете не стоило их отношений и их будущего. Она и прежде думала об этом, но теперь и вовсе была уверена, едва не потеряв супруга.

- Давай пошлем Ругаланн, двор и всех вокруг к драугам прямо сегодня? – она задумывается, прикусив губу, а затем смеется, - Нет, после совета, который назначен на полдень, ты сходишь туда вместо меня, пока я послушаю недовольное бурчание жреца, бессчетное число его рекомендаций и дам клятвенное заверение, что не возьмусь за меч до конца лета, - она улыбается, глядя мужу в глаза и гладя его по заросшей щеке, - Выберешь нового хэрсира Эгедаля по своему усмотрению, напугаешь казначея своим знанием о том, что храм Фригг на севере так и не был достроен, а денег нет, и пошлешь к черту Лейринга, который распространяет слухи о том, что его ярл мертва, а их всех обманывают, чтобы подольше удержать власть. Болван и впрямь хуже, чем я о нем думала, - но это сейчас тоже неважно, потому что Лейринг ее не увидит. И никто не увидит. Ригинлейв хочет провести время с мужем и только с ним. Она слишком долго была с ним в разлуке, и никакой хэрсир, даже Ормар, не сможет этому противостоять и противиться. Рангрид их прикроет, будучи радостной от одного только того, что дочь с зятем воссоединились.

- А сами поедем на остров, или в Ростунгхейм, навестим Асхильд и Асбьорна, или в гости в Ставангер, или на хутор, или на морское побережье, или вообще на остров Туманов – купаться в их горячих источниках, - о Фоборге она даже заикаться боится, и скорее всего, Мелфьорд перестанет быть любимым местом княгини, - Куда захочешь, решай сам. Можем даже сбежать от Ругаланна в другое княжество, - и она тихо смеется, прижимаясь губами к его щеке.

Подпись автора

Наверное, не стоило разбавлять их тихую семейную идиллию разговорами о делах государства, но Ригинлейв следовало, потому что она не могла во второй раз пренебречь собственными обязанностями и проигнорировать нужды, которые через пару-тройку месяцев могут отыграться самым отвратительным вариантом. Да, загорцы были разбиты, с беловодцами был заключен мир, но обстановка едва ли стабилизировалась настолько, что можно было полностью и всецело расслабиться.

Расслабиться настолько, чтобы в очередной раз оставить удел без хозяина, особенно приграничный, особенно тот, который и без того вполне мог стоять на грани бунта после расправы, учиненной над их хэрсиром. Иные полагали право Скьельдунгов на Эгедаль гарантированным тысячелетиями правления и племенем, из которого они когда-то, далеко в прошлом, произошли, а стало быть, ожидали, что Ригинлейв отдаст удел Ньяллу, старшему сыну Асвальда.

Быть может, это и было справедливо, и быть может, сын не повторит ошибок своего отца, вот только делать этого ярл все равно не собиралась, кто бы что ни говорил.

Во-первых, потому что Ньялл сам был ребенком, а значит, его власть будут использовать себе во благо другие. Те, кто неизвестно, как именно воспитают его и как научат смотреть на верховную власть.

Во-вторых, потому что после убийства Асвальда, потерь среди хирдманов и ранения самого Вигмара, пренебречь этими жертвами и вернуть удел в руки Скьёльдунгов было бы плевком на эти самые жертвы и на этих людей. И потому, вариант, который в иной ситуации обеспечил бы преемственность и спокойную передачу власти, в этот раз им не подходил.

Возможно, Ригинлейв и стоило решить все самостоятельно, не вовлекая в это Вигмара, не перекладывая в очередной раз на него ответственность. Но она хотела, чтобы он знал о степени ее доверия и ее расположения к нему. Хотела, чтобы у него была возможность принять решение после того, как он собственными руками избавил ее от имевшейся в этом уделе проблемы нелояльного хэрсира. Не то, чтобы женщине было совершенно безразлично, кого супруг назначит, но она была готова принять его варианты, его решения и его выводы. В конечном счете, хотя Вигмару об этом было лучше не знать, заключенный мир наполовину был его заслугой. Это он поймал княжича, привез его живым и не стал ложиться костьми за идею войны без конца. И за это тоже Ригинлейв была ему бесконечно и безгранично благодарна.

- Может быть, не стоит прямо забивать лавкой? Ведь тогда тебе придется выбирать еще одного хэрсира, а так достойные кандидаты могут успеть закончиться, - смеется женщина, обнимая мужа и утыкаясь носом ему в шею, - Делай, как знаешь. Я одобрю любое твое решение,- будет еще время, когда они найдут, о чем поспорить, будет время, когда они пересекутся интересами снова, но не в этот раз. Плевать, что подумают, скажут и сделают хэрсиры и члены Совета. Власть Ригинлейв не ослабнет из-за того, что часть решений за нее примет муж. Она знала, что он сделает это так, как хотела бы сделать она сама или хотя бы попытается учесть ее интересы. И этому ей следовало у него поучиться. Пока же она старалась, как могла.

- В Эгедаль нужен кто-то безоговорочно лояльный, неоспоримый северянин, лучше, если без семьи и детей – сможет при помощи своего брака начать налаживать отношения с другими хэрсирами. Без политических амбиций, не жадный до власти, а лучше вообще никогда даже не мечтавший стать удельным князем. Хорошо нам знакомый, с военным опытом и твердой рукой. Она ему там понадобится, потому что Эгедаль новому хэрсиру лоялен не будет, ему придется выгрызать стабильность своего удела годами. Так что настойчивость и лояльные ему люди тоже не помешают, - задумчиво произносит женщина, а потом поднимает глаза на мужа, - Что думаешь? Найдется кто-нибудь такой? – в этом смысле у Вигмара были неплохие шансы, потому что он был ближе к хирдманам, в прошлом являлся главой ульфхеднаров, он знал много достойных людей и воинов. Все варианты Ригинлейв ограничивались представлениями о тех, кто очень хотел бы больше власти, но никогда ее не получит, потому что, как княгиня, а еще как вдова ублюдка, который ради власти был готов уничтожить целое княжество, женщина очень опасалась тех, кто намерениями своими был устремлен к непременному обретению титулов и земель.

- Мне нравится Хорик из моего хирда, но я не знаю, насколько хороши окажутся его организационные способности… Кто бы ни советовал тебе Оттона, говоря, что он обладает уникальными качествами способного правителя, я бы посоветовала тебе его избегать. Слишком много разговоров о том, что его отец – бастард Хорфагеров, а значит, он имеет право на трон. Сам он так не считает, но если получит удел, вполне может начать. И я бы посоветовала избегать младших сыновей хэрсиров. Слишком много власти в руках одного рода – угроза власти ярла, - хотя сам Вигмар мог бы с этим поспорить, ведь Соларстейны теперь занимали значительную часть земель, но были гарантом будущего Ругаланна, а вовсе не угрозой. И за это Ригинлейв молчаливо благодарит мужа, когда пересаживается с кровати к нему на колени и обнимает его за шею.

- К слову о ярле, - она не без иронии улыбается, глядя мужу в глаза, - Ругаланн теперь свободен от Арконы, он – сам по себе. Считаешь ли ты, что ярл – больше не подходящее название для верховного правителя севера? Стоит ли нам объявить себя кюной и конунгом, назвать Ругаланн королевством и пышной церемонией порадовать подданных, подведя жирную черту под временем потрясений и потерь? – сама Ригинлейв считала это не принципиальным, но видела приятным поводом подарить их краю немного света, радости, тепла и зрелищ. Уж слишком много плохого случилось с Ругаланном за последние годы. Почему бы не дать случиться и чему-нибудь хорошему вскоре после набега, когда у них вновь будет золото и товары, амбары полны провизии, а умы людей – новых надежд?

Подпись автора

Отдавая Вигмару Йерринг, Ригинлейв ни минуты не сомневалась в том, что это решение никогда не ударит по ее власти и по ней самой. Она сомневалась в том, что ей следует именно так поступать с человеком, который был верен ей и ее идеям, ее началам и ее пути, как своему собственному. Она сомневалась в том, что мужчина вообще примет этот дар. Сомневалась в том, что хочет, чтобы он был вдалеке от нее. Сомневалась, что стоит так наказывать его, отстраняя от всего, что непосредственно происходило и в Ирии, и в гвардии ярла, и при дворе тоже. Ригинлейв много сомневалась в ту ночь, когда приняла это решение, но ни одно ее сомнение никак не было сопряжено с вопросами верности Вигмара или рода Соларстейнов. Отчего-то женщина уверена была в том, что даже если Вигмар разозлится на нее очень сильно, он не выступит против нее, не сделает ничего, что может причинить ей вред и уж точно не объединится со своим племянником, чтобы ее свергнуть.

- Между прочим, хотя тебе и не нравится Йерринг и ты никак не хочешь начать о нем заботиться должным образом, я до сих пор считаю решение пожаловать удел именно тебе, одним из моих лучших решений, как ярла, - она смеется, глядя на притворное возмущение супруга. Что ж, следовало признать, что он имел на него право, учитывая, что та их размолвка и по сей день заставляла женщину испытывать дискомфорт. Не потому что проучить Вигмара за своеволие было ошибкой, но потому что если бы так сталось, что в истории с Грилой им повезло чуть меньше, они могли бы и не увидеться больше никогда. Думать об этом, сидя у мужа на коленях, устроив голову у него на плече, было даже немного странно, а отчасти, так и вовсе пугающе.

- И вообще. Если так не хотел получать Йерринг и оставлять меня одну, предложил бы уже тогда пожениться. Я была бы так обескуражена, что точно не смогла бы отказать, а заодно и думать забыла об уделе, - шутит ярл в ответ, вообще-то поражаясь храбрости Вигмара не впервые. Одно то, что он не просто дерзнул полюбить своего сюзерена, но еще и сказать об этом вслух, а равно предложить ей стать его женой, поражало женщину до сих пор. Ведь даже если бы любому младшему сына хэрсира пришло бы в голову, что он любит ярла или дочь ярла, едва ли он когда-нибудь решился бы об этом заикнуться. А если решился бы, то отец бы ему язык и отрезал, навсегда отбив желание о таком говорить. Так что, как бы кощунственно это ни звучало, но в их случае, им обоим повезло пожениться, когда их отцы уже пировали в Вальгалле, без сомнения, удивляясь своим детям и их решимости делать то, что сами бы они не сделали никогда. И сейчас Ригинлейв думала о том, что если ей нужно было пройти весь тот путь только для того, чтобы стать женой Вигмара и обрести с ним счастье, то она бы прошла его вновь.

- Асвальд был достаточно свободен в своих действиях и самостоятельно принимал решения. Я бы даже сказала, что чересчур, - княгиня многозначительно хмыкает, но тут же пресекает свой скептицизм и стремление обсудить возможность хэрсира быть не настолько самостоятельным, насколько это могло желаться свободолюбивому Вигмару, который даже с ее мнением до свадьбы считался через раз. Она сама предложила мужу выбрать хэрсира, сама дала ему такое право. Спорить с его решением после этого женщина не собиралась, что бы ни думала. И быть может, Вигмар и впрямь был прав. Тот, кто сможет сохранять лояльность, но единовременно окажется способным принимать собственные решения без постоянного страха прогневить столицу – то, что им нужно? Северные острова вообще, кажется, ни по каким вопросам, кроме самых глобальных, не советовались с Ригинлейв. И ничего, справлялись. Чем Эгедаль и его новый хэрсир были хуже?

- Эгиль, так Эгиль, - женщина чуть заметно кивает, легко соглашаясь с решением мужа, - Сообщи о решении Совету и самому Эгилю, пусть готовится к принятию удела и обдумает, кого хочет взять с собой. Официально назначу его и передам перстень, когда мы вернемся из поездки, - сейчас Ригинлейв ощущала себя недостаточно хорошо для церемоний, назначений, долгих обсуждений дел с советом и с новым хэрсиром, и как ни странно, сейчас она искренне полагала, что это вполне может подождать, хотя привычно она ставила Ругаланн даже выше собственной жизни.

- И вот еще что, - резко вдруг став серьезной, Ригинлейв чуть отстранилась и посмотрела на мужа, - Я хочу, чтобы к концу месяца мне предоставили поименный список тех, кто погиб в битве с загорцами, независимо от того, к какому уделу и хирду они принадлежали, - с кострами во славу всех павших воинов уже разобралась мать, в этом ярл не сомневалась ни единого мгновения, - В списки нужно внести семьи этих людей: жен, несовершеннолетних детей, в том числе приемных, родителей, несовершеннолетних братьев и сестер, если они находились на попечении умершего. С сегодняшнего дня и следующие десять лет, семьи тех, кто отдал свою жизнь за свободу и благополучие Ругаланна, будут получать ежемесячное денежное довольствие из личных средств ярла. Кроме того, я обязуюсь оплатить приданое дочерям, потерявших отцов и выделить земельные наделы младшим сыновьям: после зверств Святогора и войны много земли осталось без хозяев, я буду рада, если она снова их обретет. Полагаю, также, справедливым и то, что совершеннолетние сыновья наших павших воинов получат приоритетную возможность вступления в хирд ярла, если они сами этого пожелают. Для этого им нужно прибыть в Хольмгард и заявить о своем желании до конца сбора урожая, - времени до октября должно хватить, а хирду Ригинлейв требовалось пополнение, как, вероятно, и хирду Вигмара тоже. Ригинлейв не имела ничего против того, чтобы разделить новобранцев, - Скажи, пожалуйста, казначею и лагману, пусть подготовят указ и деньги. Хочу, чтобы семьи начали поддерживать в ближайшее время, - княгиня ни в чем не нуждалась, а люди в Ругаланне настрадались достаточно. Она пополнит свои запасы золота грядущим набегом, который все еще не намеревалась отменять на свое состояние, а вдовы и сироты вряд ли будут иметь такую возможность. В такой заботе Ригинлейв видела проявление справедливости и милости ярла. И пусть многие сочли бы это легким безумием, ярлу это было безразлично. Она заботилась о своем народе так, как считала нужным.

Женщина, конечно, догадывалась, что муж может не порадоваться идее о коронации, потому что… Вообще-то она не знала, почему. Наверное, потому что Вигмар не особенно любил обременять себя ограничениями и формальностями. А коронация и новый титул, безусловно, таковыми были. И все же, она хотела быть коронованной и чтобы муж тоже оказался коронованным. Это было важным для Ригинлейв, как своеобразная награда за годы страданий, тревог, страхов и потерь. И это должно было утвердить север в его свободе и независимости от Арконы. И да, порадовать народ. Но вообще-то, куда больше женщина хотела порадовать мужа, а потому, по мере того, как он произносил слова, она смотрела на него все внимательнее и все более хмуро.

- Вот и нет, - заявила она обстоятельно и очень решительно, считая, что обсудить можно только отсутствие коронации вообще, но никак не то, что она станет кюной, а муж только ярлом. Подобный вариант, пожалуй, устроил бы всех хэрсиров, лишив их беспокойств в отношении идеи о том, что у их княгини могут забрать ее власть, но их беспокойства для женщины сейчас определяющими не были. В первую очередь, потому что вместе с обретением свободы, автономии и независимой власти, женщина предвидела и появление новых проблем. В том числе тех, в которых хэрсиры от скуки начнут терять всякий страх, а значит, в очередной раз возвращаться к идее «нами правит женщина», а значит и к вопросам ее брака, фигуре Вигмара и перспективности их отношений. А равно и к вопросу о том, насколько эти отношения вообще возможны, как будто кого-то интересовало мнение всех вокруг на этот счет. Их коронацией Ригинлейв покажет, что хоть она и правит Ругаланном по-прежнему, муж равен ей, она доверяет ему и она готова возложить на него корону собственными руками, как обычно и происходило на обрядах, принятых на севере когда-то давно, еще до Василия Собирателя. Корону на голову кюны возложит жрец, символизируя, тем самым, что власть Ригинлейв дается божественная, а она уже коронует своего мужа, обозначая тем самым, что любая иная власть дается и забирается ее руками, даже супругу. Хэрсиров такой символизм должен был удовлетворить. А если они не поймут, то лагман и жрецы их научат. Ну, или не крайний случай, лавка.

- Я хочу коронацию, но не только королевы, но и короля тоже, - тихо, вкрадчиво, но очень уверенно говорит Ригинлейв, - Знаешь, после Святогора я была убеждена в том, что хотя я обязана буду выйти замуж, чтобы родить наследника, я никогда не подпущу мужа ни на шаг к своей власти, - она усмехается, глядя на Вигмара, - И уж точно никого не назову князем или конунгом, если Ругаланну когда-нибудь доведется стать свободным. Но… - она тянет, а затем улыбается, - Ругаланн свободен, а я не хочу быть кюной без своего конунга. Я знаю, что этот титул для тебя ничего не значит и ты его не хочешь. Но именно это и говорит о том, что ты заслуживаешь его больше всех.

Подпись автора

Вообще-то Ригинлейв отлично знала о талантах мужа в управлении собственным уделом. Может быть, его никогда не готовили стать хэрсиром, но вынужденный принять на себя то, что считал бременем, для сохранения наследия своей семьи и своего племянника в безопасности, справился Вигмар очень хорошо. Княгиня, однако, понимала и то, что глупо было бы требовать от него полностью аналогичного отношения и к Йеррингу тоже, потому что с этими землями его не роднила кровь, история, долг перед семьей и воспоминания о поре беззаботного детства и ничуть не более тягостной юности. И все же, Ригинлейв хотела, чтобы со временем супруг хоть чуть-чуть изменил свое отношение к ее подарку. Нет, вовсе не как обиженная женщина, чей дар не оценили. Как ярл, который радел за все земли Ругаланна и как та, что знала наверняка, что однажды, через много-много лет этот удел перейдет их сыну. И хорошо бы, чтобы к тому времени он не был заброшен и пуст. Это желание, однако, вовсе не заставляло ее сердиться на мужа и чего-то требовать. Ригинлейв четко знала, что ее власть заканчивается там, где начинается власть ее хэрсиров, и покуда они в своих землях не нарушали закон, исправно платили налоги и не творили никаких беззаконий, то, как они распоряжаются своими удельными княжествами, ее никак не касалось.

- Это – отличная идея. Я буду рада видеть и пристань, и результаты трудов Тормода, и уж точно буду рада взойти на корабль, чтобы отправиться в путешествие по реке. Полагаю, что будет это уже после нашего путешествия по морю, на запад, когда мы отправимся в набег? – как ни странно, хотя Ригинлейв была в набегах с отцом не единожды, у нее было весьма поверхностное представление о кораблестроении, корабельном мастерстве, сроках постройки кораблей, да и понимания расходов тоже особо не было. После смерти отца сразу стало не до набегов, в мятеж – и говорить не о чем, война тоже закрыла эту тему надолго. И даже ныне готовящийся набег в голове женщины пока был скорее абстракцией. Сколько кораблей было в Хольмгарде? Были ли они вообще? Будут ли к набегу? Как только Ригинлейв поправится, она всенепременно начнет выяснять подробности, а пока вопросом занимался главный корабельщик. Говорили, что он был хорош в своем деле, но княгиня оценить степень его умений не могла, потому что не знала, на что смотреть. В памяти была только огромная ладья отца с гигантской головой дракона в качестве украшения – на ней он отправился в Вальгаллу. А после уже только труды Тормода, и они были восхитительны. Не будь корабельщик Соларстейнов корабельщиком Соларствейнов, ярл непременно пригласила бы его в Хольмгард.

- Можешь на днях проверить, что там делает главный корабельщик и все остальные тоже? – пожалуй, многовато заданий за пару часов общения, но с этим муж мог не торопиться и сделать все после их возвращения, - Ему дали задания и выделили средства, да и судя по докладам, все то время, что мы не ходили в набеги, его все еще содержал двор и покрывал его расходы, так что ему должно найтись, что показать. А если нет… - она пожимает плечами совершенно безразлично, - Вышвырни его на улицу и не разреши ничего забирать из Хольмгарда, - потому что если он делал хотя бы, что-то все это время, то у них должен был иметься какой-никакой запас драккаров. Что очень кстати к грядущему набегу, потому что он итак обещал оказаться неказистым.

- Предложение на острове Туманов было прекрасным. Как и то, что жрецы и Боги одобрили наш брак, - как еще одно подтверждение того, что Ригинлейв, пережив кошмар первого союза, не обязана и не должна была замыкаться на идее неприятия мужчин ни в своей жизни, ни в своей постели, ни в своем браке. Странно, ведь женщину никогда нельзя было назвать особенно религиозной. Но в тот день для нее было чрезвычайно важно, что и Боги, и предки, и жрецы поддерживают их решение и устремление. И в этом Вигмар был прав. Не было лучшего места, чтобы сделать ей предложение, получить одобрение их союза и сообщить об этом не только жрецам, но и всем тем, кто был там с ними. Ригинлейв подтверждает эту мысль, нежно касаясь губами виска мужа.

- И ты прав, я возьму на содержание и тех, кто остался калекой после этой битвы. Никто не забудет подвига наших смелых воинов, и в первую очередь – их ярл, - так было правильно. Правильно знать не только то, что служить хирдманами и ульфхеднарами почетно, но и то, что эти смелые люди не будут оставлены и забыты, как и их семьи, если бой приведет их на путь в Вальгаллу или оставит с изъянами, которых не были лишены даже Боги, - Главный целитель доложил, что всех людей, попавших в лазарет, лечат должным образом и обязательно поставят на ноги, - магия и целебные отвары сильно ускоряли эти процессы, за что Ригинлейв была чрезвычайно благодарна, - Но если тебе станет известно от кого бы то ни было, что их не обеспечивают всем, что необходимо, сообщи мне, пожалуйста, - мягко просит женщина, больше всего желая, чтобы те, кому суждено поправиться, поправились как можно скорее и навсегда забыли о своих ранах, оставаясь гордыми лишь шрамами, которые будут свидетельствами сражения за свой родной край, за его свободу и благополучие.

Ригинлейв улыбается на слова мужа о власти, находя их правдивыми, пожалуй, применимо к его случаю уж точно. Вигмар не то, что не желал власти. За исключением своего правления Ростунгхеймом, он старательно уклонялся от любого ее проявления, и даже главой ульфхеднаров стал скорее потому что княгиня попросила, а не потому что он этого желал. Теперь он вряд ли желал стать конунгом, и его вряд ли увлекала идея даже стать ярлом. Пожалуй, это было тем, что помогало Ригинлейв чувствовать себя в безопасности рядом с Вигмаром. Особенно после Святогора. И тем, что единовременно восхищало и удивляло женщину. Ей всегда казалось, что мужчины жадны до власти и славы. Хорошо, что хотя бы с жаждой славы у мужа не было никаких трудностей.

- Нет смысла благодарить за то, что тебя не радует, - смеется Ригинлейв, обняв мужа покрепче, - Это тебе спасибо за то, что соглашаешься со всеми этими условностями, церемониями и регалиями, к которым не испытываешь никакого интереса. Я ценю, что ты все это терпишь ради меня, - она улыбается супругу, действительно испытывая благодарность. Ведь после всего Вигмар вообще мог намертво отстраниться от идей какого бы то ни было управления и государственных дел. Это не стало бы критичным, ничуть, ведь раньше Ригинлейв успешно справлялась с делами ярла и без помощи супруга. Но сейчас она не хотела этого. Не хотела, чтобы он вечно чувствовал себя вторым, не хотела, чтобы ощущал себя гостем, не хотела, чтобы вынужден был мириться с тем, что его жена по статусу стоит неизменно выше него самого. Она любила его. И она хотела, чтобы вопросы, подобные этим, никогда между ними не вставали.

- Тебе скоро на совет… - отвечая на поцелуй мужа, бормочет Ригинлейв ему в губы, - Непростые несколько часов… Но может быть, я смогу прежде подарить тебе чуть более приятные впечатления, чтобы эти часы не стали для тебя такими уж обременительными? – она улыбается, и теперь уже сама вовлекает Вигмара в поцелуй, обняв его за шею.

Подпись автора

Ригинлейв хочет возразить, что никого просто так они убивать не будут и корабельщика с куда большей вероятностью будет ждать суд, но решает повременить с этими обсуждениями, потому что именно сейчас ее мало интересовали такие детали, а еще меньше они ее тревожили. Признаться, с тех пор, как княгине стало лучше, а Вигмар вернулся, ее вообще мало, что тревожило. Ситуация больше не угрожала их жизням, будущее Ругаланна женщина видела, как никогда ясно, предстоящий набег обещал отвлечь и обогатить всех, кто в войну и мятеж потерял слишком многое. Да и сам набег был символом того, что прежняя жизнь возвращается в их край. Прежняя, привычная и так давно желанная. Не то, чтобы Ригинлейв скучала конкретно по набегам, но она знала, что это было неотъемлемой частью их бытности и повседневности, и раз они могут себе позволить забрать всех боеспособных мужчин и женщин и отправиться с ними на другой континент, значит, в их краю и впрямь все было хорошо. Хотя, признаться, привычку было сложно убить в себе, а потому, Ригинлейв все-таки испытывала очень поверхностное чувство неуместной и никому не нужной тревоги.

«Думаешь, мы и впрямь можем отправиться в набег?» - хочет спросить женщина у мужа, но прикусывает язык. Она уже отдала приказ хэрсирам готовиться к набегу, она уже пообещала, что он будет. Таким, каким выйдет, с учетом того, что времени на приготовления у них не так, чтобы очень много. Сомнения теперь были ни к чему. И ни к чему было тревожить ими Вигмара, ведь женщина отлично знает, что как и большинство ругаланнцев, супруг испытывает любовью к этому занятию и видит в нем неотъемлемую жизненную составляющую, которой они были лишены долгие годы.

Княгиня знает, что нужно отпустить мужа на совет, ведь она сама попросила его посетить оный. Ей не хочется, но женщина утешает себя тем, что всего через несколько часов они уедут на хутор и пробудут там вдвоем так долго, как захотят, ведь никому и в голову не придет попрекать Ригинлейв долгим отсутствием, потому что все знали, что она еще не до конца поправилась и не все еще успели отойти от ужаса перспективы ее гибели, пусть даже и после победы. Некоторые же и вовсе испытывали чувство вины за то, что не успели прийти Хольмгарду на помощь, но следовало признать, что Лейринга в этом числе не было. А это не то, чтобы огорчало ярла, но заставляло раздумывать над тем, как скоро хэрсир Агдера подведет ее настолько, что проблему с ним придется решить точно так же, как прежде она была решена с Асвальдом. Хотелось думать, что когда-нибудь Лейринг сделает правильный выбор, ведь в мятеже и войне он выступил на правильной стороне, но поведение его все равно вызывало бессчетное количество не самых приятных вопросов.

Не самые приятные вопросы из раза в раз повторяемые лекарем, вообще-то раздражают Ригинлейв не меньше, а то и больше. Потому что каждый раз ей кажется, что она вовсе не идет на поправку, раз не соответствует требованиям и результатам, которых мужчина от нее ожидает. Нет, она еще не может нормально функционировать без обезболивающих зелий, нет, она не выходит на долгие прогулки, потому что не выдерживает их, нет, она не станет ничего слушать и все равно отправится на хутор, потому что в стенах Хольмгарда, где все вели себя с нею, как со смертельно-больной, Ригинлейв начинала себя именно так и ощущать. Ужас в глазах лекаря сменился вынужденным и вымученным смирением, так что, осмотрев изрядно затянувшуюся благодаря зельям и магии рану, послушав сердцебиение и дыхание княгини, он прочитал ей длинную лекцию о том, что ей стоит делать, а чего не стоит, какие зелья принимать и в какой позе лежать, ожидая его, если ей вдруг станет хуже. Кажется, мужчина утешался тем же, чем и муж: до хутора рукой подать, а стало быть, в случае чего, он сможет прибыть очень быстро.

Целитель уходит за полчаса до возвращения мужа, и к этому времени Ригинлейв успевает одеться, распихать зелья по сумке и передать их служанке, чтобы разместила, как надлежит. О том, чтобы ехать одним, не шло и речи, Халбранд бы довел сестру до ручки, позволь она себе такое, ведь подозрения его о том, что загорцы бродят где-то группами и могут быть опасны, как разбойники, были состоятельны. Утверждения же княгини, что бродят они где-то у Беловодья в расчет не брались, потому что ее раны были лучшим доказательством того, что ее беспечность совершенно непозволительна, или как там еще говорил брат? Иными словами, служанке пришлось оповестить и ульфхеднаров о скорой готовности княгини ехать, а самой Ригинлейв смириться с тем, что прогулки верхом лишь вдвоем с Вигмаром им не грозят еще долго.

- О, я так горда твоим самообладанием, муж, - смеется женщина, повязывая себе пояс от платья, - Не понимаю, что с ним произошло. Ведь он отверг власть Святогора, тоже скрывался, поддержал меня в мятеже… Все это было довольно опасным мероприятием. Его семья пострадала, его сын погиб… Это не похоже на историю труса и подлеца. Что стало с ним потом? – могло ли так статься, что все дело было именно в перенесенных тяготах и потерях? Могло ли так статься, что Лейринг не справился до конца со всем, что случилось? Могло ли так статься, что все они не пережили и только делали вид?

- Я прекрасно себя чувствую. В отличие от лекаря, который, бедняжка, может повеситься сегодня на суку где-нибудь за городскими стенами, потому что я никогда не слушаю его рекомендаций, а это сводит его с ума, - Ригинлейв снова смеется, качая головой, считая, что забота целителей всегда немного чрезмерна, ведь они не хотят потерять пациента, а в таком случае лучше перестраховаться, нежели допустить фатальную ошибку. Княгиня же и сама знала, что для нее лучше. И сейчас быть подальше от Хольмгарда, вместе с Вигмаром, точно лучшее, что можно было представить.

- Обязательно поедем. Мне нужно на свежий воздух и мне нужно быть подальше от Хольмгарда и его дел хотя бы какое-то время, а то я уже чувствую опасения, что Лейринг, Ормар или еще кто-нибудь подстерегут меня за углом и замучают своими просьбами, вопросами и рекомендациями, - Боги свидетели, эти двое могли. Так что, поцеловав мужа в щеку, женщина решительно направилась во внутренний двор, где все было готово к отъезду. Конем в этот раз, правда, был не Слейпнир, которого удалось-таки обуздать и силами жрецов вылечить. Смирнее он не стал, зато от его ран не осталось и следа. И это радовало Ригинлейв, но сейчас она не могла себе позволить седлать этого норовистого коня. Напротив, лошадь ярла сегодня была самой спокойной из княжеских конюшен. Не такой быстрой, но они никуда и не торопились, в сущности.

Оседлать лошадь оказалось непривычно сложной задачей, которая причинила Ригинлейв некоторые неудобства, но ехать на телеге было ниже достоинства ярла, а идти пешком ей бы не хватило сил. Как бы там ни было, а она справилась, и прогулка их до самого хутора, хоть и была неспешной, доставляла женщине удовольствие, а не страдания. Никаких разбойников в округе не наблюдалось, а из самых больших опасностей были тихие споры ульфхеднаров о том, правда ли, что в соседней деревне завелся целый выводок хульдр или это все ерунда и крестьяне придумывают, чтобы не работать.

Хутор к приезду княжеской четы, конечно, было готов заранее, в заходящем солнце гостеприимно горел огнями, и местный управитель наскоро отчитался об имеющихся запасах, о слугах, о территории и строениях, так что стало ясно, что свое дело он знал, а Ригинлейв и Вигмар могут оставаться на хуторе, сколько пожелают. Княгиня попросила оставить лишь малое количество слуг, разместить ульфхеднарах в жилых строениях, а сама, едва спешившись, направилась в натопленный дом, потому что успела замерзнуть по дороге.

- Вот мы и приехали, ты совсем напрасно тревожился, - улыбнулась женщина мужу, обернувшись к нему, - Но честное слово, если нас смогут достать и здесь, придется уплыть на остров посреди Царского озера и повелеть сжечь все лодки после отплытия.

Подпись автора

Спокойствие, уют и тепло хутора, пусть и далекого по уровню комфорта, красоты и роскоши от замка, окутывают Ригинлейв теплом и ощущением благополучия. Кажется, только здесь ее начинает отпускать то напряжение, что копилось последние месяцы, тот ужас, который она испытывала, осознавая, что ждет Хольмгард под осадой, тот страх, который она познала, когда поняла, что муж не желает возвращаться в столицу и не хочет с нею говорить. Теперь это все было позади, казалось абстрактным, далеким и никчемным. Они победили. Вигмар был здесь, живой и невредимый. Ссора больше не стояла между ними, а заключенный мир больше не казался концом света, да и не являлся им по-настоящему никогда. Наверное, теперь они и впрямь могли позволить себе немного времени вместе, вдали от суеты, дел и рассуждений о том, могут ли они позволить себе такой отъезд. Уже позволили. И Ригинлейв чувствовала, что это было верное решение.

- Да. Голодная, холодная, но предвкушающая встречу с эльфами, - смеется женщина, давая понять, что несмотря на все обозначенные пункты, чувствует она себя достаточно хорошо, чтобы не отправляться сразу спать и даже не быть вынужденной отдохнуть хоть какое-то время после поездки. Лекарь мог сколько угодно настаивать на том, что ей нужно отдыхать, не вылезая из постели, вот только сама княгиня отлично знала, что именно такой режим и сделает ей только хуже. Лишенная деятельности и возможности закрыться от бесконечного потока новостей даже подушкой, в Хольмгарде она бы просто сошла с ума, или и впрямь попросила Вигмара забить кого-нибудь лавкой. Может быть, и правда Лейринга. На хуторе же никого не было, слуги старались казаться максимально незаметными, делали все стремительно, тихо и осторожно, оставляя как можно больше пространства и времени для них с Вигмаром. И женщина очень благодарна за это, потому что она очень скучала по супругу, а за последние несколько недель успела очень сильно устать от постоянного напряжения. Здесь никакого напряжения не было. И здесь был муж. А еще ароматы пищи, невольно вызывавшие аппетит. Что ж, следовало признать, что время для ужина было самое подходящее.

- Да, с радостью разделю с тобой ужин. Жаль, что эльфов пригласить не получится, - шутит Ригинлейв, вообще-то понятия не имея, можно ли их пригласить, понимают ли они человеческую речь, как относятся к людям, которые проявляют чрезмерную к ним доброжелательность. Княгиня наслышана о том, что к местным, постоянно проживающим на хуторе и приглядывающим за ним, они относятся куда как приветливее, и якобы даже существовали истории о том, как они в чем-то помогали и способствовали. В это, однако, Ригинлейв верила менее охотно, потому что жрецы в Хольмгарде с детства учили, что эльфы не понимают человеческой морали, особенностей человеческой жизни, а потому могут быть опасны. Так что способствовать кому-то в начинаниях они станут вряд ли. С другой стороны, жрец мог и приврать, чтобы ненароком не подвергнуть опасности княжеских детей, - Как думаешь, насколько они на самом деле опасны для людей? – спрашивает женщина мужа, полагая, что быть может, он что-то знал и слышал об этом. Ведь с каждым разом искушение спуститься к ним в долину становилось все больше. Вряд ли же они и в самом деле намертво потеряют память от этого решения?

Звяканье украшений, высыпавшихся на стол, заставило женщину взглянуть, что там прихватил с собой супруг. И кажется, он ничуть не жалел коллекции жены, едва ли, как и большинство мужчин, понимающий ценность тех или иных предметов. Ригинлейв снисходительно улыбается и качает головой, подходя ближе. Она не особенно тяготеет к роскоши и украшениям, всего несколько ей дороги на самом деле, так что, в целом, Вигмар мог бы выбрать почти любые варианты, которые, с его точки зрения, приглянутся этим странным маленьким существам, - Мне помнится, что когда я была ребенком, они особенно охотно принимали жемчуг и украшения со светлыми камнями. Ничего, кроме этого кольца, ожерелья, которое ты подарил и этих сережек мне не дорого. Можем подарить, например, этот браслет, как думаешь? – женщина указывает на украшение из россыпи ярких самоцветов, - И вот эти жемчужные бусы. И эту странную фибулу, - Ригинлейв покрутила в руках все перечисленное, а потом добавила, - В общем, выбери все, что тебе самому понравится, - она улыбнулась и поцеловала мужа в щеку.

Ужин слуги накрывают быстро и тихо, вновь оставляя их вдвоем, в то время как блюд оказывается столько, точно они собирались накормить целый зал гостей. Целого зала здесь нет, только они с Вигмаром, но с тех пор, как Ригинлейв пошла на поправку и перестала только пить, а начала еще и есть, Рангрид все время напоминала о важности питания в процессе выздоровления, как если бы ее дочь когда-либо склонна была к тому, чтобы голодать или что-то вроде того. Она вовсе не склонна, так что и теперь женщина охотно приступает к ужину, вполне допуская, что наблюдая за эльфами, вернутся они только к утру, настолько ее увлекало это занятие. Возможность болтать с мужем обо всякой ерунде, обо всем на свете и ни о чем конкретном, это одна из тех многих вещей, по которой ярл почти отчаянно скучала, а потому, теперь она наслаждалась возможностью видеть Вигмара, говорить с ним, смеяться и просто быть рядом. Удивительно, как после близости смерти, ярко ощущались все те радости, которые прежде казались обыденными. А может быть, дело было в их разлуке?

Иногда эльфы не приходили, но сегодня вся долина вновь сияла яркими огнями и это было видно даже через окно. Закончив ужин, Ригинлейв едва ли не сразу стала собираться и поскорее звать Вигмара. Потрясающее воображение зрелище радовало ее всегда, даже во время болезни, даже с раной. Что странно, она и в последний раз была здесь после ранения, и эта закономерность не приходилась княгине по вкусу. Было бы лучше избегать подобного рода поводов посещения эльфов впредь. Но сейчас женщина улыбается и тянет мужа за собой. А стоит им подойти ближе, как маленькие существа охотно окружают их, точно старых друзей.

- Ты гляди, они нас узнали! – с восторгом сообщает женщина и смеется, когда одно из существ чуть было не запутывается в ее волосах. Княгиня протягивает им палец, и эльфы охотно садятся на него, щекоча кожу. Другие же, кажется, чем-то возмущены, летая вокруг женщины, и ей почему-то думается, что недовольны они именно раной, хотя могли ли они понимать, что это такое, учитывая, что вряд ли в Альвхейме было известно, что такоее настоящие ранения, - Как думаешь, если сначала подарить им что-нибудь, а потом спуститься вниз, посмотреть, что там, они не будут против? – хотя вернее было бы спросить «они нам не навредят?». Вряд ли, наверное, у Вигмара был ответ на это. И такое можно было проверить только опытным путем.

Подпись автора

Скажи Ригинлейв еще всего лишь пару лет назад, что она всерьез будет обсуждать опасность эльфов для человека, а тем более – для нее самой, она бы совершенно точно подумала, что этот человек либо шутит, либо сошел с ума. И уж точно в представлениях княгини этим человеком вовсе не мог быть Вигмар. Он, как и она сама, был занят тем единственным, что на самом деле волновало их обоих: войной. Но вот теперь она, кажется, подошла к концу, они выиграли очередное сражение, а все, что еще напоминало о нем – ее раны, но и они скоро обещали затянуться. Так не могло ли это поменять все на свете? Поменять настолько, что они теперь на самом деле не просто любовались эльфами и дарили им подарки, от которых писк переходил из очаровывающего в восторженный и радостный, но и на самом деле собирались спуститься в долину, не опасаясь того, что эти крошечные существа могут им навредить, пусть даже и невольно?

Подарки эльфы принимают весьма охотно. Одни за другими украшения исчезают в долине, и Ригинлейв с восхищением и детским восторгом наблюдает за процессом, находя его просто удивительным. Одно то, что какие-то крохотные человечки могли забирать у них, что-то и желать, что-то отдавать взамен, приводило женщину в состояние между замешательством и радостью, которая заполняла ее всю целиком. А тот факт, что она могла разделить это событие с Вигмаром, лишь усиливал ощущения, чувства и эмоции, захлестывающие с головой. Разве это не было удивительно и потрясающе? Разве это не то, ради чего, среди прочего, стоило жить? Женщина с трудом сдерживается, чтобы не проявить свои чувства и не распугать альвов, которые все еще кружили вокруг них, что-то напевали, кажется, даже что-то пытались сказать, но человеческое ухо не способно было разобрать ни единого слова, а было оно отнюдь не одно. Что ж, оставалось надеяться, что в долине что-то станет яснее. Пока же лишь было понятно, что альвы вновь зовут их последовать за ними. И покуда здесь не было племянника и племянницы, наверное, они с Вигмаром могли позволить себе рискнуть.

Княгиня задерживается, размышляя над предложением мужа. С одной стороны, они получали уникальную возможность посетить альвов в их естественной среде обитания, а с другой, они рисковали лишиться памяти, покалечиться, сойти с ума, или вообще навсегда остаться среди этих странных крошечных существ. Наверное, для взрослого и разумного человека выбор был очевиден, но для них с Вигмаром все было совсем иначе. Они уже побывали в Йотунхейме, так что мешало им навестить и другой мир, или хотя бы его крошечную часть, воссозданную на территории Ругаланна? Вряд ли ведь это на самом деле могло быть наказуемым и таким уж опасным. В противном случае, это едва ли вызывало бы их подлинный восторг, а эльфы едва ли были бы столь дружелюбны. Да и с чего им желать зла Ригинлейв и Вигмару, когда оба они ничем не обидели ни одно из этих существ, а равно подарили им то, что, кажется, очень нравилось и приходилось по вкусу этим странным светящимся огонькам, в иных обстоятельствах, наверное, больше похожих на стаи мошек. Разве что, ни одна мошка в Ругаланне не могла светиться таким ярким светом и вести себя вполне разумно, насколько разумными вообще могли быть альвы с точки зрения человека и наоборот.

- Не верю, что мы делаем это, - смеется женщина, сжимает руку мужа и начинает аккуратно спускаться следом за ним. Кажется, это очень нравится эльфам, так что они встречают их решение одобрительным писком, причем ожидают, что Ригинлейв с Вигмаром ответят чем-то подобным. Княгиня отвечает искренней улыбкой и смехом – настолько они с мужем кажутся неловкими в то время, как альвы летают из стороны в сторону причудливыми фигурами, выписывая немыслимые человеку танцы и продолжая петь мелодичные песни, пусть и на незнакомом им языке.

- Знаешь, думаю, нам не стоит хвастаться этим решением перед племянниками, они не только нам не простят, они еще и непременно захотят повторить, - качает головой Ригинлейв, аккуратно ступая по незнакомой земле, ведь доселе вся она считалась принадлежащей эльфам. А вот теперь они с мужем шли по ней, имея разрешение, и ничего дурного, кажется, пока еще не происходило. Да и не должно было произойти, ведь так? Ведь маленький народец сам позвал их в гости. А законы гостеприимства, установленные Всеотцом, распространялись на все девять миров, даже если альвы считали иначе и вздумали поиграть с неожиданно смелыми смертными, ценность которых, конечно, была нулевой для любого эльфа, кем бы он ни был.

Находиться внутри огромного светящегося облака оказывается странно, необычно и тем более восторженно. Поначалу княгиня опасается того, что они своими движениями могут нечаянно навредить кому-то из крошечных существ, но те успевают двигаться намного стремительнее человека и попасть по ним кажется до крайности маловероятным, даже если пробовать нарочно. Напротив, это они время от времени облепляют Вигмара и Ригинлейв, и женщина не может понять, почему, пока на них не начинает сыпаться искрящаяся пыль.

- О Боги, неужели мы станем гостями еще и в Альвхейме после путешествия в Йотунхейм? – разглядывая заветный круг, спрашивает себя и супруга ярл, а затем смеется, сжимая пальцы супруга сильнее, и чувствуя волнение, как перед очень важным решением. Хотя, наверное, нырнуть в другой мир, и было таковым, неправда ли? – Я даже не знаю, - с сомнением улыбаясь, женщина смотрит на мужа, но в ответ своим сомнениям получает поддерживающий ее решение писк, от которого звенит в ушах, - Ну, хорошо, давай попробуем, - ярл подходит ближе и смотрит в круг, - Одной ногой, значит? – переспрашивает она Вигмара. Им не требуется много времени, чтобы подготовиться. Ригинлейв кажется, что у нее успевает захватить дух, но на самом деле она даже не осознает момент, когда они почти одновременно шагают ногой в круг. Все пространство вокруг вдруг закручивается в бесконечную искрящуюся яркими цветами и блестками бурю, женщина только сильнее сжимает ладонь мужа, а затем она моргает единственный раз, их полет заканчивается.

Женщина открывает глаза, лежащей на чистой зеленой траве, правда, блестящей, как и все вокруг. Яркое солнце слепит глаза, но когда Ригинлейв присматривается, она понимает, что это вовсе и не солнце, а самая настоящая луна, светящая здесь так ярко, что ее запросто можно перепутать с дневным небесным светилом. Наконец, женщина садится на траве, смотрит на мужа и убеждается, что он в полном порядке, как и она. И это то единственное, что необходимо ей, чтобы начать осматриваться. Все пространство вокруг – бесконечное, светлое, яркое и даже немного слепящее. Здесь и теперь летают существа, которые светятся все так же ярко, вот только теперь они вовсе не кажутся крошечными. Нет, это мужчины и женщины с крыльями, которые летают вокруг них и с любопытством пялятся. Ригинлейв хочет сказать, что это очень забавно, что альвы успели подрасти, как она озирается по сторонам и замечает свою фибулу, воткнутую в крышу высокого и красивого дома. И фибула эта выглядит такой огромной, что…

- О Боги. Мы уменьшились! Вигмар, мы теперь так же крошечные, как они!

Подпись автора

Сознание отказывалось принимать очевидное. Да, они с Вигмаром стали крошечные и в самом деле находились в Альвхейме. И все здесь выглядело так удивительно, необычно, странно и противоречиво, что княгиня оглядывалась по сторонам, разве что, рот не раскрыв, и не зная, чему следует удивляться больше. Тому, что они с мужем стали крошечными или тому, что весь этот мир был построен из подаренных и добытых украшений, которые они в своем мире считали не особенно ценными, но которые здесь становились обзорными площадками, стенами дома, садов или просто местной достопримечательностью, как судя по всему, стал чей-то изумрудный венец, вокруг которого разбили парк и теперь прогуливались с самым важным видом. Архитектура здесь была не похожа ни на что, что Ригинлейв когда-либо видела. Большинство строений были похожи на постройку из детских кубиков или палочек, сродни тем, что были у ярла в детстве. Но некоторые явно требовали больше, чем просто притащить чей-нибудь смертный дар и поставить его нужным образом. Вовсе нет. Некоторые дома были многоэтажными и состояли из многих элементов, а сколько времени, сил и усердия ушло на то, что сделать вон у того высокого строения крышу из чистого, хоть и очень мелкого жемчуга, и предположить было страшно. Это восхищало, удивляло и поражало воображение. Искусность местных архитекторов не шла ни в какое сравнение со строениями Ругаланна, где чаще всего ориентировались на идею удобства, безопасности и тепла, а вовсе не красоты. Да и вообще ни в одной части Арконы не существовало даже близко ничего подобного. Альвы следовали за идеей прекрасного, их мир это позволял, и прекрасное отзывалось в Ригинлейв, заставляя ее разглядывать все вокруг, не скрывая своего восхищения.

- Вигмар, как тут красиво! – шепчет женщина, пожалуй, понимая, почему в Альвхейме не было солнца. Если ко всему этому великолепию добавить еще и солнечные лучи, от него можно будет попросту ослепнуть. Удивительно, но все вокруг было прекрасным не только потому что эльфы удивительным образом выбирали безупречные сочетания цветов и украшений, придумывая свою архитектуру таким образом, что все сочеталось со всем, но еще и потому что каждая мелочь отличалась совершенством форм. Не было ничего, что выступало бы выше, чем другое, не было ничего, что было бы неровным, недостаточно гладким или попросту неподходящим. Как им вообще все это удавалось? Поразительно! Подобного рода визиты в другие миры переворачивали сознание. И сейчас княгиня наслаждалась этим чувством настолько, что она даже не сразу заметила подошедших к ним эльфов, которые удивлялись им ничуть не меньше, трогали руками, хихикали и дивились тому, что они настоящие. Конечно, настоящие! Какими же им еще быть? Они ведь свалились сюда прямиком из Мидгарда. И хорошо еще, что их в самом деле уменьшили по дороге, а то падая, они могли бы поломать всю эту красоту. А впрочем, в самом ли деле они падали или просто наступили в круг и очнулись здесь?

- Мы с мужем рады, что наш дар пришелся вам по вкусу и пригодился. Мы и впредь постараемся радовать вас своими подарками, когда вернемся домой, - Ригинлейв улыбается, но в ней чувствуется напряжение, потому что первое, что она на самом деле желает знать: они действительно вернутся домой, им никто и ничто не помешает, они не останутся в Альвхейме навсегда: ни гостями, ни рабами, ни хозяевами. Без этого осмотр нового мира, в который они попали, не показался бы княгине интересным, потому что она все время тревожилась бы о том, что будет дальше.

- Вам не стоит об этом тревожиться, ярл, - вежливо, очень спокойно и мирно ответил высокий мужчина, единовременно удивляя женщину и своим видом, и тем, что он знал титул Ригинлейв, - Мы сами пригласили вас, вы – наши гости, и вернетесь к себе домой так скоро, как пожелаете этого. Главное – ничего не принимайте в пищу. Некоторые наши сестры и братья не со зла, а от законов гостеприимства, установленных Всеотцом, будут предлагать вам разные яства, но они непригодны для употребления человеком и затруднят возможности вашего возвращения, - эльф кланяется, а затем помогает Ригинлейв и Вигмару подняться на ноги, потому что и дальше вести разговор в том положении, в котором они находились, было невозможно и попросту неудобно.

- Откуда вы знаете… - Ригинлейв не продолжает, а вместо этого отряхивается и вновь озирается по сторонам, как если бы сама главная площадь содержала ответы. Но она содержала толпу эльфов, которые пялились на них, так сильно отличающихся, перешептывались, хихикали и явно любопытствовали происходящим.

- Откуда мы знаем, ваши имена, кем вы приходитесь друг другу, кто правит Ругаланном, про сам Ругаланн и вообще обо всем, что происходит? – Гандальв улыбается, а его дочери вновь начинают хихикать, точно ответы на этот вопрос должны быть известны Ригинлейв и Вигмару заранее, - В Альвхейме известно все, что происходит в Мидгарде. Иногда заранее, - глядя на растерянный взгляд женщины, альв поясняет, - У нас много пророков и они видят события заранее. Так что вашу жизнь здесь наблюдали сродни интересной книге, - он улыбается, а затем жестом дает понять, что они могут пойти дальше, а не стоять на месте.

- В день вашей свадьбы мы тоже устроили праздник, - хихикнув, одна из эльфиек плавно полетела за ними, разглядывая Вигмара со всех сторон, - Мы с друзьями спорили, поженитесь вы или никогда так и не решитесь. Я ставила на то, что поженитесь, - заявила прекрасная беловолосая девушка, взмахивая своими блестящими крыльями и ослепительно улыбаясь.

- Флора! – строго обращается к дочери мужчина, - Прошу простить мою дочь за бестактность. Мы и в самом деле были очень рады вашему браку. Когда-то альвы были добрыми друзьями династии Хорфагеров, свидетельством тому был проход, через который вы оказались в нашем мире, так что некоторые из нас, для кого десять сотен лет вашего мира – все равно, что один миг, переживали за вас обоих, как за родных. И мы рады, что все закончилось благополучно. Для вас обоих, - Гандальв указывает им путь вдоль ослепительно-прекрасного сада, хотя куда он их ведет, им неизвестно. Ригинлейв все происходящее кажется странным, она даже чуть смущается, берет мужа за руку и так же смущенно целует его в щеку.

- А Асхильд с Асбьорном не пришли? – тоненьким голосочком интересуется другая эльфийка, - Человеческие дети всегда такие веселые и любопытные! Мы были бы им очень рады, - и отчего-то в этой фразе Ригинлейв слышится угроза. Та самая, о которой всегда предупреждали жрецы. Альвы не хотят зла людям и не стремятся его причинять, просто иногда они не видят опасности  для человека в вещах, которые кажутся обыденными им самим. В том числе, не видят опасности в играх, в которых человек может забыть о своей прежней жизни и навсегда остаться в Альвхейме, или вообще начисто лишиться памяти. Хорошо, что они не взяли племянников с собой.

- Они заняты своими делами в Ростунгхейме, - переглянувшись с мужем, отвечает женщина, сжав его пальцы крепче, - Но они были бы в восторге, узнав о нашем визите, - не то, чтобы в восторге. Скорее в возмущении, что их с собой не взяли. Но не желая продолжать тему, Ригинлейв нашла, на что ее перевести, - А куда мы идем? – спрашивает она вполне закономерно, ведь Альвхейм им совершенно не знаком.

- К целебным горячим источникам, конечно же, - отвечает Гандальв, как ни в чем не бывало, - У вас же рана, ярл. А если не ошибаюсь, то совсем скоро ругаланнское войско отправится в набег. Ему не обойтись без силы своих правителей.

Подпись автора

Несмотря на дружелюбие эльфов, на их явное расположение и готовность помочь, Ригинлейв чувствовала себя очень неловко, неуютно и скованно. Даже в лесу с троллем она не ощущала себя так неуверенно и не хотела поскорее вернуться назад. Лучше наблюдать за альвами вот так, с холма, дивясь их красоте и гармоничности, а не встречаться с ними лицом к лицу, узнавая о том, что не только вы имеете возможность пялиться на них целую ночь, но и они тоже знают о вас очень многое, и это многое отнюдь не ограничивалось именем и титулом. Казалось бы, Ригинлейв должно было быть все равно, ведь их отношения с Вигмаром все равно складывались так, как им двоим хотелось, но все равно ей не было. Трудно было сказать, почему. Ведь единожды задумавшись о том, как сложились их отношения с мужем, княгиня признала для самой себя, что их особенная привязанность друг к другу была очевидна всем вокруг, кроме них самих, причем, вероятно, довольно долгое время, начавшееся еще до падения Святогора, а может быть, и вообще в той злополучной пещере, в которой они оба чуть не погибли из-за дракона. Так какая разница, что там думали и видели эльфы, когда об их отношениях думал и видел их весь Ругаланн?

И все-таки Ригинлейв ничего не могла с собой поделать. Она не отличалась особой стеснительностью и скромностью, но сейчас вцепилась в руку мужа так, точно ее расспрашивали об интимных подробностях их жизни во всех деталях, или что-то вроде того. И если в Мидгарде любой, кто ляпнул бы нечто подобное, скорее всего, получил бы публичную порку, чтобы в стыде своем больше никогда и не думать смущать ярла, то что было делать здесь, Ригинлейв не имела ровным счетом никакого понятия, чувствовала себя совершенно по-дурацки, а стоило эльфийке обронить слова о детях, как женщина вообще вспыхнула, хотя последние недели отличалась особой бледностью лица, лишенного всякого румянца.

Вообще-то про них с Вигмаром нельзя было сказать, что они давно мечтали о ребенке. Ничего подобного, потому что они лишь недавно успели пожениться, у них было бессчетное множество забот и событий, требующих их внимания, так что дни наедине они проводили, наслаждаясь друг другом, а не переживая о том, что Ригинлейв не забеременела в первую же брачную ночь или в какую угодно из тех ночей, что у них была. Несколько месяцев – вовсе никакой не срок, если так подумать. Да и ярл не жаждала стать матерью сейчас и немедленно, осознавая лишь то, что ребенок необходим ей для продолжения княжеской династии. Если же говорить о мечтах Ригинлейв до их брака с Вигмаром, то тут, скорее, речь шла о прямо противоположном. Все, о чем мечтала женщина – ни за что не иметь со Святогором общих детей. Никогда. Она настолько ужасалась одной этой мысли, что пила отваров больше, чем нужно, и постоянно держала при себе тот, что даст вытравить ребенка из чрева, если первый вариант не подействует. Это уж точно нельзя было назвать «давно мечтает о ребенке».

И тут княгиню поразило неожиданное, резкое, точно молния, и болезненное осознание.

Она не мечтала о ребенке и вообще не думала о нем, но эльфийка все равно об этом обмолвилась. А значит, в их браке о ребенке мечтал Вигмар! И это предположение отлично укладывалось во все то, что женщина знала о муже. Он не познал радость отцовства с первой женой и потерял новорожденную дочь всего через несколько дней. Он заботился о племянниках, как о родных детях. И он предложил ей стать его женой, узнав, что ярл способна иметь детей.

Это откровение в иных обстоятельствах могло и не стать для женщины откровением вовсе, вот только сейчас она ощущала себя до предела растерянно, глупо и напуганно. Потому что на самом деле она понятия не имела, может ли после стольких лет приема зелья от зачатия, на самом деле иметь детей. И что Вигмару с ней делать, если нет, а он очень хочет? Только теперь княгиня думает о том, что надо было поговорить с ним раньше. Надо было еще в день, когда он предложил ей стать его женой, сказать, что, быть может, колдунья на острове Туманов и ошиблась в своем предсказании, ведь могло так статься, что детей у Ригинлейв никогда не будет, и эльфийские побрякушки тут не помогут, потому что Боги наказывали ее за отказ от возможности стать матерью на протяжении долгих лет. Надо было хотя бы попытаться донести до Вигмара это, когда они вместе купались в горячих источниках. Надо было. А теперь у женщины от ужаса перехватывало дыхание, и она даже не находила правильных слов, чтобы среагировать соответствующим образом. Хотя бы порадоваться удачному набегу и тому, что там их история с Вигмаром лишь продолжится, а не найдет свой конец.

- Благодарим вас за эти ценные дары. Мы будем беречь их, - вот и все, что княгиня из себя вытаскивает за мгновение до того, как Гандальв улетает, оставляя гостей на попечение своих дочерей. Его исчезновение, однако, ничего не поменяло, потому что Ригинлейв сейчас больше всего на свете сама хотела исчезнуть, ничего не объясняя и не приводя никаких аргументов. Но она эльфом не была, так что, отпустив руку мужа, женщина лишь начала торопливо снимать с себя одежду, погруженная в собственные мысли и собственные тревоги настолько, что заметила эльфийское вмешательство ярл лишь тогда, когда с нее стали снимать повязки, что причиняло теперь немало боли.

На мгновение Ригинлейв думает о том, что маленькие существа могут испугаться человеческих ранений, ведь вряд ли они видели нечто подобное, но как ни странно, хотя «юные» дочери Гандальва и хмурятся, они никак не выказывают испуга или негодования, а вместо этого начинают делать свое дело, и хотя поначалу боль кажется очень остров, стоит княгине опуститься в теплую воду, как она начинает уменьшаться с каждой минутой, которую эльфийки используют листья и мох в качестве мочалки, смывая запекшуюся кровь, а вместе с ней, мнится, и саму рану тоже.

- Вот и все, ярл Ригинлейв. Вам нужно будет провести в ванне до тех пор, пока лунный свет не коснется ступеней, - звучит мелодичный голос над ухом. Вообще-то об исчислении времени у эльфов женщина ничего не знала, так что следовало бы спросить, сколько ей сидеть в ванне, но мысли Ригинлейв были заняты другим, и она попросту коротко кивнула, - Мы принесем вам новую одежду, а потом покажем другие места Альвхейма. А пока вы с мужем можете побыть вдвоем, - и кажется, старшая из дочерей Гандальва подмигнула ей с таким видом, что Ригинлейв зарделась еще сильнее.

Глупо было так думать, но сейчас княгиня отдала бы эльфам половину ругаланнской казны за то, чтобы они не оставляли их с Вигмаром наедине. Она не знала, что следует ему сказать и следует ли вообще говорить, что-то, потому что не хотела еще одной размолвки и страшилась его реакции. Проводив улетающих на своих крыльях эльфиек взглядом, женщина окунулась в ванну так, чтобы теплая вода закрывала рану, исцеляя ее до конца. Взглянув на мужчину, княгиня нашла в себе силы улыбнуться ему. Наверное, следовало, что-то сказать, чтобы не тревожить Вигмара, но ярл не знала, что именно, а потому, произнесла первое, что пришло ей на ум.

- Забавно, что из Альвхейма хочется вернуться домой больше, чем из Железного леса, - она усмехнулась, облокотившись о бортик ванны, - По крайней мере, тролли не следили за нашей жизнью.

Подпись автора