Иногда правильные решения давались очень тяжело. Особенно, если ты сама не считаешь их правильными, разумными и соответствующими тому человеку, которым ты хочешь быть и видишь себя в будущем. В случае с Ригинлейв все было еще сложнее. Ведь она не просто хотела видеть себя определенным человеком, она хотела видеть себя еще и вполне определенным правителем, ярлом, а это было намного больше. И в своих представлениях она ничем не походила на Святогора. Не убивала детей. Не мучила людей. Не сжигала матерей с младенцами в их усадьбах. Не причиняла зла невинным. А ведь эти дети и их мать отвечали не за собственные ошибки, а за ошибки своего отца. Разве это было справедливо? Каким бы разумным ни являлся этот поступок, каким бы необходимым он ни был, Ригинлейв корила себя за него уже сейчас. И всегда будет. Но, как и прежде, сжав зубы, потому что никому не следовало знать о сомнениях, которые она испытывала. Сомнений же этих было так много, что порой женщине казалось, что по окончании войны она в них утопнет. Ведь ей не нужна была победа любой ценой. И уж точно не нужна была победа ценой собственной души.

Огонь полыхал теперь повсюду. Хирдманы были мертвы, их господин будет совсем скоро. Горела и ограда вокруг усадьбы, и сама усадьба, и хозяйственные строения, и все вокруг. И это не вызывало в женщине даже намека на тревогу, потому что она сейчас не вполне была способна оценивать опасность. А если бы и могла, ей скорее надлежало бы радоваться тому, что они так легко отделались. Не пришлось вступать почти ни в какой бой, никто из их отряда и не пострадал вовсе, а предатель был мертв. И даже если за стеной каким-то чудом теснили людей ярла и Эгедаля, то и это они сейчас исправят. Но глядя на языки пламени, которые окружали их, с каждой минутой становясь все ближе, Ригинлейв не радовалась победе. В криках и треске огня она слышала проклятия, что непременно лягут на ее плечи. И в этот момент голос Вигмара звучал, как колесница Тора, как удар его молота, отгонявший зло и разгонявший клубящуюся вокруг ярла тьму. Наверное, он не был прав. Наверное, княгине не стоило его слушать, потому что Вигмар сам потерял родных ему людей, сердце его было полно боли, а как следствие, и злобы тоже. Неудивительно, что он не знал милосердия к врагам и теперь утешал ее. Но женщине хотелось, чтобы он был прав. Хотелось слышать то, что он говорил. В порыве жестокости к самой себе Ригинлейв говорила, что позволяет себе слабость, но даже если так оно и было, то и к хульдре все это. Потому что ярл делала, что могла. И потому что она тоже пережила очень многое. И еще потому что ей не требовались никакие оправдания. Но порой… Да, порой, ей очень требовалась чья-то поддержка. Сжимая сейчас покрепче руку Вигмара, женщина думает о том, что большего его в эти мгновения ей и не нужно. Если Боги не были на ее стороне в этом поступке, то должно было хватить, что был кто-то другой. Кто-то, кто разделял ее переживания и смотрел на нее без осуждения. Главным же судьей своим оставалась сама Ригинлейв. И она пощады к себе не знала.

- Смерть и кровь в Ругаланне прекратятся совсем скоро, - тихо отвечает женщина, взглянув на Вигмара, - И больше никогда не повторятся. Если цена этому – жизнь семьи Радорма, то надеюсь, что Боги и Великая мать Фригг в самом деле поймут меня, потому что ничего я не желаю так сильно, как того, чтобы кошмар, начатый ублюдком, поскорее закончился, - а значит, север обрел мир, покой и благополучие. Но что за мир такой, который требовал убийства детей и беззащитных женщин? И стоил ли мир этого? Если бы Ригинлейв не знала, что при Святогоре этот кошмар будет только продолжаться, она бы никогда не сделала всего того, что делала теперь. Но из двух зол принято было выбирать меньшее. А меньшим злом, безусловно, была сама княгиня. Она, по крайней мере, не считала такие меры обыденностью. И уже теперь клялась себе в том, что сделает все возможное, чтобы в них не было никакой необходимости.

- Спасибо за то, что ты говоришь эти слова, Вигмар. Даже если ты так не думаешь, - она вымученно улыбается, позволяя себе еще минуту подержаться за его руку, а затем развернуться к воротам. Тишина разбивалась только треском пламени. Им нужно было уходить отсюда, если они не планировали задохнуться в дыму, сгореть сами или быть затоптанными лошадьми. И женщина не понимала причин, по которой все вокруг были такими настороженными. Да, битва снаружи закончилась. Конечно, закончилась, Эгедаль ведь пришел, сделав их силы превосходящими. С чего бы им проиграть? Осознание того, что у части присутствующих просто не было доверия к Эгедалю, пришло как-то позднее. Но женщина этих опасений не разделяла и считала их беспочвенными. За воротами их не ждут враги. За воротами их ждут союзники, догорающий лагерь и победа, которая, благословением Богов и силами их войска, далась им довольно легко. Намного легче, чем могла бы, если бы их обнаружили первыми.

- Открывай, - командует Ригинлейв, давая отмашку коротким жестом. Женщина без страха шагает вперед, едва ворота и впрямь открываются. На воинов Эгедаля они напарываются почти сразу – те добивают стонущих раненых, убеждаются в том, что сгорело все, что должно было сгореть и готовятся доложить Асвальду о своих успехах. Они не выглядят людьми, которые собираются на кого-то еще нападать, а едва ярл выходит к ним навстречу, в большинстве своем, склоняются, проявляя должное уважение и бормочут хвалы Асам за то, что сохранили княгиню в порядке. Что там было со Скьёльдунгом – неизвестно, но едва ли его хирдманы могли не понимать, что нес им Святогор, не могли не пострадать от его правления, а потому, желание их видеть законного правителя, было вполне естественным. Впрочем, Асвальд, едва завидев женщину, тоже направляется к ней, полный энтузиазма и явно довольный тем, что им всем удалось сделать.

- Мой ярл, - он склоняется перед нею, и Ригинлейв видит, что хэрсир Эгедаля ранен, - Рад сообщить, что несмотря ни на какие трудности, наш план удался, Фоборг пал. Небольшой отряд местных ушел на юг, вероятно, желая спастись у узурпатора, но мои люди их преследуют, у предателей нет шансов достигнуть Святогора прежде, чем их успеют убить. Полагаю, Йерринг теперь Ваш. Прикажете послать гонцов и трубить об этом в каждом городе и в каждой деревне? Жители будут рады возвращению подлинного правителя, - он говорит так, точно ничего не случилось. Но Ригинлейв знает. Случилось. Ей пришлось бы принимать этот бой в одиночестве, случись оно так, что Вигмар не подоспел вовремя. И на фоне этого у нее закрадываются очень поверхностные, но все-таки сомнения в том, что Эгедаль попросту дождался, когда будет видно, кто победит, и лишь потом привел свое войско. Никаких подтверждений этому не было, да и проворным нужно было быть донельзя – не настолько уж долго длилась битва, чтобы успеть безупречно осуществить такой маневр. Но все-таки ярл не торопилась доверять Асвальду всецело.

- Ты опоздал. Мне пришлось выступить без тебя, - сухо говорит княгиня, и мужчина кивает в ответ на ее слова, - Хвала Богам, что Вигмар, хэрсир Йомсборга оказался рядом, вместе со своими людьми, и пришел мне на помощь, - зря она это сказала. Порождать раздор между своими подданными – худшее, что может сделать хороший ярл. Она, напротив, должна была поощрять между ними мир и спокойствие, но не признать заслуги Вигмара было нельзя, и слова Ригинлейв были справедливы.

- Это так. Хвала Богам, что хэрсир Йомсборга оказался рядом, - он кивает в сторону Вигмара, - Увы, нас задержала сначала размытая дорога на севере, а затем засада людей Святогора. Бой был недолгим, но все-таки занял время на то, чтобы воины и я сам получили первую помощь. Мы спешили, как могли. И я рад, что мы успели.

Подпись автора

У Ригинлейв не было причин не верить хэрсиру Эгедаля. Как бы там ни было, а он все-таки пришел, все-таки исполнил свой долг и сдержал данное ей слово. Быть может, у него и существовали какие-то тайные мотивы, но ярл не была Святогором и не собиралась судить своих людей за собственные домыслы и догадки. Факт был в том, что Асвальд сделал все, что должен был, а значит, говорить было не о чем. Княгиня вполне себе представляла причины, по которым он мог задержаться. Представляла и принимала их. Весной дороги и впрямь не отличались предсказуемостью, а что до засады, то это мог быть один из тех отрядов, которые муж послал, чтобы искать мятежников. И отряд этот в самом деле их нашел, но встреча оказалась последней, потому что беловодский ублюдок не мог предположить, что воспитанник Сольвейг и Владимира пойдет против него. Не станет поддерживать? Быть может. Но пойдет против его, ставленника Великого князя? Нет, ни в коем случае. А потому, вышло как вышло. И вышло хорошо для них. Йерринг пал, его ополчение не станет собираться под знамена беловодца, а значит, воинов на стороне Святогора будет уже не так много, как они представляли себе изначально. Нет, битва все еще не обещала быть легкой и быстрой. Но она уже обещала быть легче прежнего, а главное, теперь не существовало шанса того, что Святогор ударит по Брускеруду. Только дурак сделал бы так. А беловодец был подлецом и мерзавцем, но все-таки не идиотом.

Мысли Ригинлейв были уже далеко от Асвальда. Она размышляла над тем, что надлежит и впрямь послать гонцов возвестить, что над Йеррингом воцарилась власть ярла Ригинлейв, что жители и ополченцы свободны от воли прежнего хэрсира этих мест. Не сказать, чтобы многие должны были этому обрадоваться. В конечном счете, бондам было безразлично, кому платить налоги и ренту, но были те, кто пострадал от власти Святогора, а еще были те, кто видел в этой власти зло и был бы рад, если бы на престол вернулся законный правитель. Кроме того, известие о том, что Йерринг взят, должно было разойтись по всему Ругаланну и приободрить других мятежников, ведь до сих пор из земель у них оставался один Брускеруд, но даже он не смог бы вместить всех пострадавших и заменить дом всем, кто в этом нуждался. Теперь же у них был целый удел. И чтобы ударить по нему, Святогору пришлось бы немедленно собрать всю свою армию. Он не решится отбивать удел тем составом, что есть у него сейчас, Ригинлейв это знала. И в ней играло дурацкое и опасное в своей сути желание. Она хотела прямо сейчас собрать людей, выйти навстречу мужу и разбить его, вспоров ему брюхо на глазах у многочисленных свидетелей безо всякого хольмганга. Приходилось усилием воли сдерживать свои порывы.

- Пошли гонцов по Йеррингу и пограничью, пусть сообщат, кому могут, что удел взят, и нашим сторонникам надлежит выдвигаться к Фоборгу в ближайшее время. Соберем армию к хольмгангу здесь, - отсюда до столицы было рукой подать, а до самого хольмганга оставалось не так много времени, но вполне достаточно, чтобы успеть собрать всех, кто должен был собраться. В том, что Святогор знает, что удел взял и не сунется сюда, а если не знает, то узнает в ближайшее время, Ригинлейв не сомневалась ни мгновения. Чертов ублюдок должен был начать чувствовать вкус своего поражения, осознавать с каждой минутой все яснее, что смерть дышит ему в затылок, но не суметь ничего сделать. Ведь даже если он попросит теперь помощи у Владимира, помощь эта просто не успеет прийти. Даже на тысячу человек требовались обозы, подготовка и время на дорогу. К хольмгангу они не успеют. Но что вернее всего, Великий князь и не подумает присылать помощь. Потому что Святогор достаточно говорил о том, что он все держит под контролем и ему дали достаточно полномочий, чтобы так оно и было. И если он не справился за столько лет, то не справится и теперь. У Владимира оставалось всего два варианта, чтобы не потерять лицо. Первый – бросить все свои силы на то, чтобы подавить мятеж в Ругаланне, а значит, фактически его уничтожить. Второй – откреститься от Святогора и надеяться, что удастся установить приемлемые отношения со следующим правителем. Сложно было сказать, насколько и почему ему не подходил первый вариант, но факт был в том, что войска Владимира в Ругаланне все еще не наблюдалось.

Между тем, пока Ригинлейв рассуждала над вопросами войны и мира, ее хэрсиры рассуждали примерно о том же, только совсем в другом ключе. И пока Эгедаль силился оправдаться, Вигмар не отказывал себе в удовольствии топить его в подозрениях и обвинениях. Ни оправдания, ни ссоры между хэрсирами ярлу были не нужны, особенно теперь, когда они все стояли в одном шаге от решающего сражения. Может быть, подозрения Вигмара и имели под собой основание, может быть, в чем-то он и был прав, вот только сейчас не время было разбрасываться союзниками, кем бы они ни являлись, и не время было искать врагов там, где должны были находиться друзья. А потому княгиня не одобряла происходящее и не имела намерения ему потворствовать. Вот только попробуй убеди двух мужчин в том, что им следует придержать коней, когда у одного затронута честь, а у другого чувство справедливости. И все же, Ригинлейв не собиралась допускать между ними никакого сражения и никакого соревнования за звание избранника богов. Будто им тут нечем было заняться на фоне горящего Фоборга и горы трупов.

- Что ж, если для доказательства своей верности ярлу, мне нужно выйти с тобой на суд Богов, я готов к этому, - Асвальд так спокоен, что это раздражает даже княгиню. Всем было бы проще, будь он пересмешником и трикстером, подобным Локи, чтобы суметь сейчас уйти от вызова, который им всем здесь не сдался. И если два упрямых  болвана этого не понимали, то долгом Ригинлейв было им объяснить. И какого драуга они вообще решили, что могут попирать ее власть своими разборками на глазах у воинов и хирдов, которые возьмут за пример такое поведение и станут теперь соперничать друг с другом?! Случись такое при Горме, оба мигом бы этом пожалели.

- Никакого суда Богов не будет, - твердо и тяжеловесно заявила Ригинлейв, не приемля на этот счет никаких допущений, - А если я еще раз услышу нечто подобное, вы оба будете две недели жить в землянке и питаться кореньями в наказание за то, что сеете раздор в рядах армии ярла вместо того, чтобы сплотиться перед грозящей нам опасностью, - она поднимает руку вверх в жесте, призывающем к молчанию, - Наедине можете огрызаться, сколько влезет, но на глазах у хирдманов и армии не смейте вести себя, как вздорные мальчишки, ясно вам? – она говорит тихо, но ровно настолько, чтобы можно было расслышать и принять к сведению все сказанное.

- Ты, - она указывает на Эгедаля, - найдешь двух разведчиков и отправишь их наблюдать за армией беловодца, - конечно, у нее были свои дозоры и шпионы на всем пути его следования, но это было проверкой. Ригинлейв в любом случае донесут правду. И если Асвальд донесет то же самое, значит, он точно не предатель и верно выбрал сторону, а если нет, то его самого и всех его людей перережут в ночи, пока они спят, - Сам поедешь и отыщешь нам место неподалеку от Фоборга, где мы сможем встать лагерем с учетом всех хэрсиров, которые вскоре прибудут. Исполняй, - неважно, что с таким поручением должен был и мог справиться, кто-то куда более низкого ранга, вполне подошел бы даже хирдман средней руки, не отличившийся ничем особым.

- А ты, - она обращается к Вигмару, - посчитаешь всех погибших и раненых, найдешь местного жреца. Нужно будет зажечь погребальные костры для наших воинов на рассвете и оказать помощь тем, кто в ней нуждается, - она подходит ближе и говорит уже только для самого хэрсира, уже куда как мягче, но все еще достаточно убедительно, - А если решишь еще посеять раздор в войсках, - и нет, это не было их личное с Эгедалем дело, - То в следующий раз не мелочись. Вызывай на бой сразу меня, раз сомневаешься в моем умении выбирать союзников и не сыпать обвинениями в отношении тех, кто может пригодиться нам в сражении при Хольмгарде.

Подпись автора

Ригинлейв не сомневается в верности Вигмара. Никогда не сомневалась. И никогда не будет. В противном случае, его не было бы рядом с нею. Были ли у нее для этого причины? Пожалуй, глупым было бы отрицать, что были. Вся его семья была убита ублюдком, сам он потерял из-за власти Святогора несоизмеримо много, они были знакомы хоть и не слишком близко, но очень давно, и Ригинлейв знала этого мужчину, как образец ругаланнца. Но достаточно ли этого было, чтобы ему доверять? Кто-то сказал бы, что предателем мог оказаться любой. Что иной раз лишения, страхи, потери и ужасы войны так сильно пугали людей, что они становились предателями, сами того не ведая и не считая это предательством вовсе. Княгиня не раз такое видела. Да что там? У нее был тому явственный пример, чей череп теперь красовался на пике на холме, пугая всякого, кто решит подойти достаточно близко. И все же, больше, чем любым словам и доводам, она доверяла своему сердцу и своим ощущениям. И в ее сердце Вигмар Соларстейн не был предателем, никогда им не станет, никогда не вызовет ее на бой и никогда не поднимет на нее руку, не уподобит себя Святогору, ничем не окажется на него похож. Иные снова сказали бы, что Ригинлейв слишком беспечна. А она ответила бы им, что даже если так, то она не хочет видеть предателя во всяком. Не хочет и не станет. И точно никогда не назовет предателем Вигмара.

А потому, ему не было нужды говорить то, что он сказал. Он не поднимет против нее меча. Ригинлейв знала. Как и то, что она тоже не поднимет своего против него, что бы ни случилось. Этому не было рационального и разумного объяснения. Просто княгиня это знала. Просто она это чувствовала. Просто она хотела, чтобы так оно и было. Заключалось ли все дело в том, что в этом бесконечном кошмаре ей просто нужен был, кто-то, кому она сможет верить, хотя бы один человек? Или дело было в чем-то куда более личном? Женщина не спрашивала себя об этом. И не в последнюю очередь, потому что ответ мог напугать ее саму, напугать так сильно, что выбьет почву у нее из под ног. А это для них было бы теперь как никогда не вовремя.

- Я знаю, - повернувшись к Вигмару и посмотрев прямиком на него, спокойно ответила Ригинлейв, - Я знаю, что ты никогда не обнажишь меч против меня. И я знаю, что ты будешь моим союзником, даже если все прочие отвернутся. У меня нет сомнений в твоей верности, Вигмар Соларстейн. И никогда не было. И покуда это так, наши пути никогда не разойдутся, - потому что княгиня не могла представить себе, чтобы этот мужчина с чего-то вдруг решился переметнуться на сторону Владимира. А во всех остальных случаях их дороги разойтись не могли. Потому что любая из них вела бы к одному и тому же месту. К полю брани под Хольмгардом в майский день этого года.

- И ты имеешь право на любое мнение в отношение Скьёльдунга. Ты даже можешь не держать это мнение при себе наедине с ним. Но ты – мой хэрсир. И он – тоже. Нельзя допустить, чтобы хоть кто-то из наших воинов полагал наличие конфликта, не говоря уже о том, чтобы об этом конфликте знал и думал сам Святогор. Я не собираюсь собственными руками толкать Асвальда в руки ублюдка. Не теперь, когда мы в одном шаге от решающего сражения, а наши позиции настолько хрупкие, что перевес в войске хэрсира Эгедаля будет решающим, - Ригинлейв вздыхает. Она говорит в полголоса и надеется, что их не слышит никто из тех, кто слышать не должен, потому что этот разговор княгиня могла доверить только Вигмару, - И я знаю, что Асвальд Скьёльдунг мне не друг. Я знаю, что настанет день, когда он проявит свою противоречивую натуру и совершит, что-то, за что его можно будет судить. Но я не стану Святогором. Я не буду править страхом и из страха, - женщина твердо смотрит прямиком на мужчину, ни мгновения не сомневаясь в своих словах, - Если мои подданные преступят закон, они понесут наказание, а до тех пор они под моей защитой. Но я не стану наказывать людей лишь за их убеждения и свои подозрения. Только за проступки. Пока Асвальд делает, что должен, пусть делает. А когда перестанет – я сама воткну ему меч в брюхо, - хотя Ригинлейв и приятно было думать, что это не понадобится, она знала, что нельзя быть беспечной, нельзя доверять тому, кто показал себя не самым лучшим образом, даже зная, чем это ему грозит. А раз так, то стоит прислушаться и к себе, и к Вигмару. Хорошо бы только, чтобы Асвальд раскрыл себя предателем после битвы за Хольмгард, а не до нее, оставшись на их стороне вместе со своими людьми.

Вести были разосланы достаточно быстро, Скьёльдунг вскоре сообщил, что в миле от сожженного Фоборга есть равнина, просматриваемая во все стороны, где можно будет разместить лагерь без страха внезапного нападения – ни лесов, ни гор, ни холмов поблизости. Ригинлейв тотчас же отправила туда отряд из десяти человек, чтобы поставить знамена Хорфагеров и возвести шатер. Ближайшие недели княгиня проведет там. Ждать разведчиков тоже долго не пришлось. И новости, которые они несли, хоть и не были неожиданными, приятнее от этого не стали ни капли.

- Гонца в Брускеруд. Предупредите хустру Рангрид, что Йерринг взят, но войско ублюдка движется к Фоборгу. Они должны быть готовы покинуть замок со всеми его обитателями, если иных вестей не будет к полуночи, - эта мера была сверх того, что предполагала Ригинлейв, но рисковать она сейчас не собиралась. Даже малейший риск для всех, кто оставался в крепости, казался ей неприемлемым. Но все же княгиня уверена была почти безоговорочно, что ее муж-мерзавец развернется, едва завидев войска на холме. Потому что он был осторожен. Но еще потому что это было разумно. При нем не было всей его армии, численное преимущество, если и существовало, было незначительным. Разве что, он сражался свежими, хорошо экипированными войсками, еще не побывавшими в битве, но Боги свидетели, это его не спасет, если он вздумает сунуться. Но Ригинлейв была его женой. Она его знала. Или думала, что знала, а потому, готовясь к худшему, она все равно предполагала, что никакой битвы не будет, а даже если и да, то до Брускеруда мерзавцу живым не добраться.

- Не трогать ни дозорный отряд, ни основную армию. Немедленно собирайте войска. Лагерь подождет. Да и засада тоже, - по княгине неочевидно, что именно она задумала, а она не собирается ни с кем делиться своими мыслями сейчас. Вместо этого она позволяет оруженосцу затянуть на ней кольчугу и наручи, подать ножны и коня, которого женщина седлает с решимостью человеку, готового ко всему. Боевой стяг Хорфагеров взмывает в воздух, оруженосцы следуют за ярлом, неся еще два. Армия медленно, но верно движется к самому высокому холму, на котором все войско будет видно идущим на Фоборг, как на ладони. Холм этот был прямиком за тем, пониже, на котором теперь одиноко стояло копье с обгоревшим черепом на нем. Если беловодцы двинутся с того холма дальше, им придется спуститься в низину, где лучники и начнут их расстреливать, дав хирдам ярла некоторое преимущество. Но готовилась Ригинлейв вовсе не к этому.

Их войско выстраивается на холме в полном составе. Знамена Хорфагеров развеваются на ветру, лучники уже построены к атаке, да и все остальные, кажется, ждут неминуемого сражения, не понимая, судя по всему, почему не воспользоваться какой-нибудь военной хитростью. Но никакой военной хитрости не будет. Они просто стоят на холме в полном составе, а разведчики, распиханные на всем пути ублюдка, один за другим возвращаются, чтобы сообщить, что Святогор, но прежде – его дозорный отряд все ближе. Ожидание затягивается. Воздух словно звенит в напряжении. И наконец, из-за холма показывается дозорный отряд. Ригинлейв готова поклясться, что она видит, как командир отшатывается от черепа предателя на копье. И лишь после, его взгляд устремляется к войску на следующей возвышенности.

- Перебьем их сейчас, лишим преимущества, чего нам ждать? – бормочет под нос кто-то из хирдманов, но ярл зыркает на него так, что все желание называть свои планы вслух отпадает едва ли не мгновенно. Закрыть рот и помалкивать – лучшее, что они все могут теперь сделать, даже если ни черта не понимают в происходящем. Особенно, если они ни черта не понимают в происходящем.

- Лучников на позиции, - велит Ригинлейв еще почти час спустя, стоит только на холме показаться не разведчикам, а чужому войску. Сколько их? Не больше, чем им докладывали уж точно. Но сражение все равно не обещало быть простым, потому что это была вовсе не горстка крестьян.

Мощная фигура Святогора верхом на вороном коне бросается женщине в глаза, заставляя, что-то внутри нее болезненно сжаться. Да, это был страх. Но страх не жертвы, а женщины, решившей отстоять свое право и отомстить за все то, что ей довелось пережить. Ригинлейв сжимает древко стяга посильнее, конь ее беспокойно расхаживает из стороны в сторону, покуда мерзавец смотрит прямо в их сторону. Лица не разглядеть – слишком далеко, но княгиня поклясться готова, что видя жену, Святогор отчаянно желает добраться до нее и испытывает соблазн рискнуть. Если получится, то и непокорная женщина, и непокорный Ругаланн окажутся в его руках. И все же он медлит. Медлит так долго, что Ригинлейв кажется, что он вот-вот прикажет атаковать, измучив их ожиданием. Но два часа стояния на холме, вовсе не делают из него храбреца. Они делают из него труса, который с болезненным трудом признавал собственные слабости, а потому, не мог уйти, не продемонстрировав свою мнимую силу. И все же, когда его армия развернулась, это было позорным бегством. Бегством, которого Ригинлейв ожидала, но которое вполне могло и не случиться. И покуда голоса хирдманов гнали захватчиков прочь в победном кличе ругаланнцев, ярл благодарила Богов за дарованную им бескровную победу.

Подпись автора