Что за причудливое, нелепое и странное существо это было? Цверг? Просто какой-то уродец? Ригинлейв слышала, что в некоторых землях правители специально держат странных людей с причудливыми уродствами ради забавы и развлечения гостей. Но этот сам претендовал на правителя. И не только претендовал, но и смог действительно запугать целую страну. Подумать только! И не будь он злобной маленькой тварью, которая хотела навредить ее племяннику, ее племяннице, ее хэрсиру, ее мужу и ее людям, княгиня испытывала бы к нему сочувствие, сожаление и сопереживание. Ей в силу характера куда более свойственны были сострадательные и созидательные порывы. Странно, но в ответ на бесчеловечность и жестокость своего первого мужа характер и нутро Ригинлейв ответили не жестокостью и агрессией, но милосердием и добротой к другим людям, вниманием к их нуждам и устремлениям, жалостью и милостью по отношению ко многим их недостаткам и слабым местам. Но только не к тем недостаткам, которые могли привести к смерти тех, кто ей дорог. А потому и над королем потешаться казалось вовсе не стыдно. Да и высмеять его было одним из прекрасных способов победить страх, которые окружающие испытывали перед ним.

Единственный вопрос, который теперь, когда стало ясно, что они оказались в безопасности, волновал Ригинлейв – стоило ли оно того? Стоила ли всеобщая ненависть, страх, потеря близких людей, потеря человечности и даже, наверное, самого себя, того, чтобы жить вечно? Нужна ли была такая жизнь? А если нужна, то для чего? Что в ней такого было? Ни любви, ни семьи, ни заботы о своем королевстве, ни возможности увидеть красоту природы и окружающего мира, ни способности путешествовать, находить новое, знакомиться с другими людьми и видеть в них не угрозу, а своих друзей и дорогих людей. Зачем вообще так было жить? Неужели мнимое ощущение власти, столь хрупкой и эфемерной, что ее мог разрушить один рассвет, могло заменить все это? И что-то внутри Ригинлейв перевернулось при этих вопросах, не озвученных, но обращенных к самой себе. Она ведь и сама была правителем. Но она никогда не хотела править вечно. И даже более того, если бы перед нею встала возможность вечной жизни и вечной власти в обмен на жизнь Вигмара, Асбьорна, Асхильд и всех, кто был ей дорог, ярл отреклась бы от всего. Отреклась бы от Ругаланна и своего наследия. Ей не нужна была вечная жизнь в принципе. Но вечная жизнь, лишенная всего, кроме грез о собственной власти и величии, это то, что отвращало ее и ужасало, а вовсе не вызывало желания следовать этому и стремиться любой ценой.

Маленький жалкий карлик не мог представлять для них опасности. Не был он ни великим колдуном, ни чудовищем с общепринятой точки зрения. Чудовищем он был только по своим поступкам, по личным устремлениям и решениям, принятым от крошечного сердца, черного от жажды власти и чуждого всякой доброте и состраданию. Наверное, его следовало пожалеть, но жалости в Ригинлейв не было. Этот «король» воплощал собой абсолютное, совершенное во всех отношениях зло. И как в случае с любым злом, конец его был предопределен и заранее известен. И хорошо, что новым станет Вигмар. Потому что, несмотря на то, что ему на это место могло быть плевать намного больше, чем ей самой, он знал многое о справедливости, о чести, о благородстве, и как ни странно, но даже о милосердии, хотя о нем редко говорили в контексте северных воинов, да и пожалуй, воинов вообще.

Крики умирающего короля вовсе не заставляют Ригинлейв содрогнуться. Она стоит в проходе, наблюдая бесславный конец такого же бесславного мерзавца и благодарит Богов за то, что это сражение ничуть не опасно для Вигмара и для кого бы то ни было еще. Он в безопасности. Асбьорн в безопасности. Ничего дурного не случилось и уже не случится. Можно было перестать столь истово сжимать пальцами меч. Но чтобы убедить себя в этом, Ригинлейв приходится вернуть оружие в ножны, закрыть глаза и шумно выдохнуть. Напряжение начинает отпускать не сразу, но появившиеся жрецы, а затем и голоса, выводят княгиню из состояния близкого к трансу.

- А ты что, заделался пророком и знал, что мы встретим не опасного лича-кровопийцу, а гнусного мерзкого карлика? – не менее язвительно отвечает Ригинлейв и подходит ближе к мужу под хохот Ормара.

- Она переживала за тебя даже больше, чем успела сказать. И судя по всему, ты довел ее сильнее, чем сам ожидал, - потерев бороду, кузен скользнул лукавым взглядом по кузине и ее мужу и отошел в сторону, понимая, что его мнением тут сейчас мало, кто интересуется всерьез. Женщина проводила его многозначительным взглядом, который не обещал Ормару ничего хорошего, хотя на самом деле она благодарна была ему за то, что он не оставил Вигмара одного. Даже если делал он это не ради Вигмара.

- Убили, Асбьорн. Все хорошо, - Ригинлейв улыбается и мальчишескому хвастовству, и тому, что Асбьорн весел и ничуть не напуган и не ранен. Она обнимает его за плечи и целует в макушку светлых волос, хотя стоило признать, что еще совсем чуть-чуть, и он перегонит княгиню в росте, так что оказывать ему подобное расположение будет уже затруднительно. Но сейчас эта близость кажется необходимой, чтобы поддержать мальчика, пережившего страшные моменты, а равно не дать укорениться чувству вины в его душе. Ведь какому юному воину легко признать, что он допустил, чтобы его и девушек рядом похитили враги? Пусть он и не был способен им противостоять, ничего страшного не случится, если решит, что был, но обстоятельства оказались, увы, сильнее.

Мечущиеся из стороны в сторону жрецы, появившиеся из ниоткуда слуги и даже ульфхеднары, ввавлившиеся внутрь, явно решившие, что помощь ярлу просто необходимо, все это сейчас не раздражало больше. Теперь, когда все они были в безопасности, Ригинлейв не тревожило ничто. И кажется, раненым уже оказали помощь, судя по их повязкам и судя по решительности, с которой они зашли внутрь.

С местными жрецами княгиня в диалоге не участвует, лишь запоминает все, что они говорят. Как бы там ни было, а они знали эту страну и континент лучше, чем кто бы то ни было еще, они могли рассказать важные и интересные подробности. И хотя яблоко интересовало женщину едва ли, она послушала и об этом, подняла глаза на супруга и пожала плечами.

- Если мы съедим его напополам, это сработает? – внимательно посмотрев на жрецов, а потом на мужа, спросила княгиня, - Насколько это увеличит нашу жизнь и какое еще действие окажет? Нужно ли и нам будет все время есть яблоки, чтобы избежать негативных последствий? Что еще нам следует знать? – Ригинлейв не собиралась покупаться на местные уловки. Яблоко выглядело красиво и необычно, но никакая красота не могла подкупить женщину в этом вопросе. Их жизнь с Вигмаром будет долгой и счастливой и без этого. Но если можно сделать ее чуть дольше и чуть счастливее…

- Сработает, моя госпожа, - после недолгого общения с местными, отвечает жрец, - Это не сделает вас бессмертными и съесть такое яблоко без последствий можно только один раз. Оно исцелит все болезни, дарует крепкое здоровье и вечную внешнюю молодость, что, однако, не спасет от смерти совсем, но продлит жизнь на пару сотен лет. Если же яблоко разделить напополам, это сделает вас здоровее и все также исцелит все болезни, но молодость ваша не будет вечной, хотя старение ощутимо замедлится. Разница внешнего облика и самочувствия с реальными годами будет существенна и составит три-четыре десятка лет, а годы продлятся, так что, вполне возможно, что Вы с князем проживете целый век и даже чуть-чуть больше, а уйдете в Вальгаллу не древними стариками, но близко к закату своих сил…

- Только Один решит, как и когда мы уйдем в Вальгаллу, - получив достаточно информации, обрывает мужчину Ригинлейв, - Дай сюда, - она забирает у него яблоко, извлекает чистый носовой платок и заворачивает фрукт в него, - Мы с мужем позже решим, что нам с этим делать, - когда обсудят и все полностью взвесят.

- Нет! – вдруг восклицает Асбьорн в ее руках и разворачивается равно к женщине и Вигмару, заставив Ригинлейв почувствовать беспокойство, - Вы должны съесть это яблоко на двоих! Прямо сейчас! Немедленно! И тогда вы проживете со мной и Асхильд до самого нашего конца, и мы уйдем в Вальгаллу все вчетвером, нам не придется вас терять и зажигать ваши погребальные костры! Вы должны их съесть! Ради нас с сестрой и ради Ругаланна, ведь у него не может быть лучших правителей, чем вы двое! – он уверенно указывает на княгиню, а затем на дядю и решительно скрещивает руки на груди, глядя на них исподлобья. Ярл даже теряется, не зная, что именно сказать, но спасает их, как ни странно, Ормар.

- Эй-эй, парень! – смеется мужчина и треплет его по плечу, - Ты куда такой напористый? Еще и без своего меча? – и подмигнув мальчишке, он протягивает ему ножны, - Кажется, мне есть, что тебе вернуть. Не теряй больше, - Асбьорн тотчас же тушуется, явно благодарный Ормару, но и смущенный тем, что потерял свой меч по дороге до замка. Напор его тут же спадает, и раскланявшись перед дядей и теткой, он бежит благодарит кузена ярла, а затем проверять Вальборг и Ингибьорг.

- Ладно, а теперь, - женщина вздыхает, отмечая столпотворение вокруг них, - Скажите хотя бы, как называется новое королевство моего мужа, - усмехнулась Хорфагер, потерев устало шею. Она и впрямь чувствовала себя утомленной и уставшей больше, чем можно было представить.

- Альбион, моя госпожа, - склоняется перед ними жрец, - Они говорят, что королевство называется Альбион, - странное было название, но в целом, забавное. Значит, у них теперь было два королевства. Ругаланн и Альбион. В целом, весьма неплохо. И переглянувшись с Вигмаром, княгиня, наконец, подходит к нему и берет его за руку, молчаливо спрашивая дозволения вести этот разговор дальше. Но кажется, супруг был совсем не против.

- Переведи им, - приказывает Ригинлейв, - Я хочу, чтобы они немедленно сняли все ставни со всех окон в замке, распахнули двери, впустили сюда свет и свежий воздух. Все, кто был незаконно осужден Абартахом за преступления против него самого и против его гвардейцев, должны быть освобождены. Все амулеты сданы тебе на хранение. Пусть слуги начинают чистить, драить и мыть весь замок. Все регалии, - она снова смотрит на Вигмара, убеждаясь, что он не против, включая трон, корону и прочее барахло, должно быть сожжено, и помилуйте Боги, если я узнаю, что кто-то прибрал что-то из этого к рукам. Все, что найдется в спальне короля, должно быть сначала показано тебе, и если одарено магией, то ты и решишь, что с этим сделать. Все прочее – сожжено тоже. Кроме того, я хочу, чтобы местные жрецы вместе с тобой сняли всю магию с замка и провели очистительные ритуалы. По всему королевству должны быть отправлены гонцы с вестью о том, что подлинный король вернулся и освободил страну от злого короля. Пусть каждый слуга в замке и любой желающий придет полюбоваться на его прах, и пусть местные скальды сложат песни о великой победе их короля, и поют их на каждом углу. Взять под стражу и бросить в темницу всех пособников карлика, их будет судить суд. Позже. Пусть нам предоставят свод местных законов и того, кто сможет его прочитать. Кроме того, есть всего неделя на то, чтобы узнать о состоянии дел в королевстве, о том, в чем нуждается народ, где есть голод, каковы границы королевства, кто наши соседи и чего следует от них ожидать. Исполнителями назначишь тех, кого посчитаешь наиболее умелым в этом деле. Все понял? – жрец несколько растерянно кивает, а затем оглашает приказы. Слуги замирают на мгновение, а затем резво начинают жужжать, переговариваться, тыкать пальцем в прах короля, от которого остался только уродливый нос, пара костей и пальцев, а равно его одежда. Не было сомнений – они быстро разнесут историю об этой победе, значительно ее приукрасив. Вот и хорошо.

- Госпожа, есть только одна проблема, - тихо сообщает жрец, и продолжает, в ответ на вопросительный взгляд княгини, - Их жрецы, они… - он потирает лоб, точно сам не понимая сути, - Они – не колдуны. Они – простые смертные. То есть… Среди них есть пара колдунов, которых называют святыми, но в остальном, они бесполезны… В магическом плане, - мужчина разводит руками, вздыхая. А Ригинлейв и не знает, что на это сказать. Зачем же эти жрецы были жрецами, если они не обладали никакими способностями вовсе? Как это странно…

- Что ж… Значит, тебе придется постараться, собирая среди них колдунов, потому что я хочу, чтобы замок был чист в магическом плане, а равно защищен ругаланнской магией к завтрашнему утру. Пошли за другими жрецами в лагерь. И… - она хмыкает, смотрит на мужа, а затем обнимает его, - Не беспокой нас больше. Королю нужно отдохнуть после его славной победы, - и улыбнувшись, женщина поцеловала мужа в губы.

Подпись автора

К счастью, им не приходится слишком долго ждать, пока все разбредутся по своим делам. Несмотря на явное удивление тем, что приказы государственного толка может раздавать и женщина тоже, все начинают шевелиться, включая их жреца, исполняя поставленные задачи. И это хорошо. Потому что хотя у них теперь было новое королевство и это должно было являться причиной для радости, для Ригинлейв это была лишь причина для неизменного беспокойства, потому что она отлично знала, что такое управлять даже одним королевством, не говоря уже о двух, расположенных на разных континентах. Боги свидетели, лучше бы что-то подобное случилось бы в Слави. Это не доставило бы им столько неприятностей. Впрочем, роптать на божественный дар было бы неосмотрительно и даже глупо, а потому оставалось надеяться на то, что собрать совет, короновать Вигмара и заставить присягнуть вассалов, а равно назначить регента они успеют за неделю, максимум – за две. Ригинлейв уже было некомфортно и она уже хотела поскорее вернуться домой. Не задался в этот раз набег. Не так все должно было быть.

Но об этом княгиня молчит. Стоит посреди зала, дожидаясь, пока снимут ставни. Зачем они вообще здесь нужны? Свет дарил радость, солнце грело, наполняло помещения жизнью и надеждой. А жизнь и надежда были тем, что уж точно не помешало бы этому королевству и то, за что Ригинлейв боролась день ото дня в отношении своего собственного края. Будет ли бороться Вигмар для чужой ему земли? Она не знала. И ей было все равно. Потому что главная угроза была устранена, а прочие уж точно были не их заботой. В том, что муж не останется в этом месте, чтобы на самом деле править и решать все проблемы королевства, княгиня была убеждена. А раз так, значит, ему ничто больше не угрожало. Как не угрожало всей их семье и их совместному будущему. Разве что… Очередной скандал?

Как ни странно и как нехарактерно ни было бы это, но сейчас Ригинлейв испытывает плохо знакомое ей, непонятое и непрочувствованное в полной мере ощущение: она хочет закатить мужу дикую истерику со слезами, летающими тарелками, топаньем ногами, угрозами и резкими словами, которых он вполне себе заслуживал своими глупыми решениями, своими вечными стремлениями бросаться на амбразуру и рисковать собой, даже несмотря на то, что теперь Вигмар отвечал не только за себя, но за них обоих, за благосостояние их семьи, за их общее будущее. И он точно не знал этого, либо намеренно игнорировал. Не знал, что если умрет, то жизнь Ригинлейв продолжится, потому что она слишком многое должна была Ругаланну, но жизнь эта будет пуста, бессмысленна и полна лишь воспоминаний о тех немногих счастливых днях, что они провели вместе. Она будет жить воспоминаниями, будет тосковать и усыхать день ото дня, страдать и мучиться без него. Потому что странно было признаваться в этом самой себе, ведь когда-то Ригинлейв пообещала себе, что никакого больше мужчины рядом с нею не будет, но она любила Вигмара так сильно, что прежде и представить себе не могла. И любовь эта обладала магией. Но магия та была черной. Потому что она не только наполняла сердце женщины теплом всякий раз, когда она смотрела на мужа, но и потому что она обещала ей смерть при жизни, если Вигмар умрет, рискуя собой.

Но он, конечно, этого не понимал. Продолжал думать только о героизме, подвигах, победах, лгал ей о том, что никакого сражения не будет, а сам бросился бы с мечом на карлика, даже будь тот самым настоящим личом, непобедимым и бессмертным. И это злило Ригинлейв. Злило так сильно, что она хотела кричать на мужа, хотела швырять в него все предметы, что попадутся под руку, хотела плакать, заставляя его услышать ее, принять ее доводы и не рисковать никогда так больше. Но по памяти княгини это из раза в раз была предельно неэффективная тактика. Женщины, которые вели себя подобным образом, теряли свое достоинство и свое лицо, а равно ничего не добивались от своих мужей. И Ригинлейв не собиралась следовать этим путем. В том числе, потому что это было не в ее характере вовсе.

- Потому что ты мне дорог, - ровно и тихо отвечает ярл, стоя в лучах солнечного света и глядя далеко за окно, вид из которого был так хорош, что в иных обстоятельствах княгиня задалась бы вопросом, как вообще можно было отказать себе в том, чтобы им любоваться, заперев все вокруг ставнями и погрузив во тьму, - И какой же еще вариант не допустить ее, у меня был, Вигмар? – повернувшись к мужу, в полголоса поинтересовалась Ригинлейв, - Данное мне слово, очевидно, не сработало, ведь ты собирался его нарушить. Мне следовало умолять тебя не сражаться с врагом, который нам и не нужен был вовсе, ведь достаточно было лишь вернуть Асбьорна? Или мне следовало отдать тебе приказ не делать этого, как ярл? – они оба знали, что она не сделала бы ни того, ни другого. Первое унизило бы их обоих, но ее саму в первую очередь, второе было жестоко и беспринципно по отношению не к хэрсиру – к мужу.

- Я не прошу тебя бежать от каждой битвы. Мы так много прошли их вместе, - губы ее подергиваются в слабой попытке улыбнуться, - Я прошу тебя не рисковать там, где в этом нет никакой нужды. Спасти Асбьорна было необходимо, в этом нет сомнений. Как нет сомнений и в том, что этого бы тебе оказалось недостаточно. Ты заранее принял решение биться с королем, еще до того, как мы достигли замка. Это твое право. Вряд ли я, увы, могу оспорить его хоть как ярл, хоть как твоя жена, - и хотя это ее огорчало, Ригинлейв принимала вздорного и никого не слушающего, кроме себя самого, Вигмара, точно так же, как принимала все прочие его ипостаси, - Но в ответ на твои решения, игнорирующие мои тревоги, я закономерно принимаю собственные. Потому что твоя жизнь мне дороже своей. И я вовсе ничего тебе не доказываю. Ты – взрослый человек, ты волен решать, как тебе поступать, даже если мне это не нравится. Но я тоже вольна поступать так, как считаю нужным. Потому что мы – семья. И мы ответственны друг за друга, - а Ригинлейв не впервой было брать на себя ответственность за все и сразу. Она делала это, кажется, с тех самых пор, как в первый раз вышла замуж.

- Я рада, что ты жив и не ранен, Вигмар Соларстейн, - она, наконец, улыбается и подходит ближе, касается пальцами его щеки и заглядывает в глаза, - Ни одно королевство для меня не столь же важно, как твоя жизнь, - что, впрочем, не отменяло того, что о королевстве им поговорить нужно было тоже, ведь теперь, когда не было угрозы жизни ни одного из них, вопрос внезапно упавшего на голову «наследства» волновал княгиню. Из-за все того же чувства ответственности.

- Если хочешь знать мое мнение, то мы больше не можем говорить об Альбионе исключительно как об источнике золота, - что не отменяло того, что золото они все-таки заберут, - Это теперь твое королевство, - но не его дом, конечно, - И тебе надлежит привести его в порядок, обеспечить его стабильность и нормальную жизнь, в первую очередь, бондов и мелкой знати, - отец бы с нею не согласился, но Ригинлейв знала, о чем говорила на личном примере, - И тогда оно станет процветать, а первые годы, на контрасте, народ будет сам готов отдать тебе много золота за один факт твоего существования и приведение их жизни в среднюю норму. Начать же, как бы там ни было, стоит с упрочнения твоей власти. Легенда – это хорошо, но еще лучше, если добрый король изгонит разбойников, терроризирующих деревни и города, наладит суды, публично казнит всех, кто вредил народу многие годы, сделает это быстро, а после коронуется с легендарным мечом в руке. И хорошо бы, не в крепости, а на каком-нибудь священном холме, чтобы народу собралось побольше и чтобы лицо нового правителя хорошенько примелькалось, долго не давая забыть, что он есть, он существует и он победил зло, которого они боялись многие годы, - она задумчиво смотрит куда-то в стену, а затем добавляет, - И да. Не нужно рассказывать, что карлик расплавился на солнце. Пусть местные скальды сочинят красивую легенду о вашем сражении и пусть ее рассказывают и приукрашивают на каждом углу.

Подпись автора

- Не сложнее, чем быть замужем за героическим мужчиной, - шутит Ригинлейв в ответ и улыбается, хотя шуткой ее слова были лишь отчасти. После всего, через что они с Вигмаром прошли, после всего, что он сделал для их общей победы, да даже после их многоговорящего знакомства, ей следовало понимать, что она выходит замуж за человека, которого воспитывали иначе, чем ее саму. Ригинлейв учили, что ее жизнь – самое ценное, что есть у княжества, ведь она – последняя надежда Хорфагеров на продолжение рода и последняя надежда Ругаланна на бескровный переход власти от прежнего ярла к новому. А потому, когда была такая возможность, женщина всегда взвешивала риски, взвешивала потенциальную ценность победы и потенциальную тяжесть поражения. Вигмар же был совсем другим. Он не соотносил ни тяжесть поражения, ни цену победы, он просто знал, что должен сделать и делал это, потому что считал правильным. Да, о таких людях слагали легенды, именно они становились героями драп и их имена оставались в веках. Вот только в веках эти имена и оставались. Потому что звать их по имени ни женам, ни детям, ни близким людям не приходилось – уж больно рано они уходили во тьму, уж больно рано умирали. И если бы Ригинлейв спросили о том, хотела бы она иметь мужа-героя, память о котором сохранит в своем разуме и своем сердце до конца своих дней, или просто супруга, исполняющего свой долг без излишнего фанатизма, но живого и держащего ее за руку, ответ для нее был бы очевиден. Она бы многое, она бы почти все отдала для того, чтобы пройти с мужем рука об руку всю свою жизнь и уйти вместе с ним в Вальхаллу за стол к предкам, где они будут жить и любить друг друга так долго, как этого захотят.

Но теперь тревожиться об этом не было нужды. Нет, княгиня вовсе не тешила себя надеждами, что это навсегда. Она знала, что это лишь вопрос времени, когда та же дилемма встанет перед ними, а если сказать точнее, то между, но сейчас они миновали эту опасность, и у Ригинлейв не было никакого желания возвращаться к этой теме. Хвала Богам, они оба были равно живы и не ранены, Асбьорн и девочки были в порядке, а Ормар, если винит себя за то, что не усмотрел за детьми, справится с этим как-нибудь сам, без их помощи. И единственный вопрос, который теперь действительно стоял перед ними: что делать с этим королевством? Да, Вигмар был прав. Чтобы привести здесь все в порядок и относительный покой, им потребуется, что-то большее, чем пара дней и даже пара недель. А еще понадобится немало человеческих ресурсов. И, вероятно, выучить этот странный язык.

Прав был Вигмар и в другом: вариант того, что они расстанутся ради этого на пару лет тоже отсутствовал напрочь. Это королевство, чем бы оно ни было – случайностью или даром Богов – не отберет у нее мужа, не отберет у нее любимого человека, не отберет у нее того, кого она и без того не так давно чуть не потеряла. Им нужен был какой-то другой вариант. Какой угодно другой вариант. Пожалуй, Ригинлейв даже готова была согласиться на вариант: обобрать их всех до нитки, а потом уплыть, не оправдав ни одно из ожиданий. А что такого? Они итак сделали для этих людей больше, чем должны были. Спасли их даже не от карлика-уродца, а от их собственных страхов, ведь если бы они не боялись, могли бы сами расправиться с ним так же легко. А стало быть, они вполне заслуживали того, чтобы собраться и уплыть прочь. И никто не вправе был бы назвать их трусами, обманщиками и предателями. А даже если бы назвали, то и что?..

- Всех – нет. В этом ты прав. Но положить доброе начало и показать, что ни карлик, ни разбойники, ни трусливая знать не являются непобедимой проблемой – уже кое-что. А если за пару недель еще и собрать совет, и раздать должности, это уже будет немного похоже на королевство, - она снова гладит мужа по щеке, заглядывает ему в глаза, а затем садится на лавку рядом, - Но наместника придется назначить в любом случае. И затем, чтобы он продолжил твое дело, и затем, чтобы принести в эти земли мир и процветание, а значит, налоги и деньги, - не сказать, чтобы Ригинлейв очень интересовал этот вопрос. Ругаланн свое золото получит, совершив набег не на это королевство, а на какое-нибудь соседнее. К тому же, что теперь это будет делать в разы проще, ведь местные наверняка дадут им карту, по которой можно будет судить о положении дел на этом континенте, о том, какие королевства тут еще есть и на какие из них могут напасть северяне.

- Твой форинг может здесь остаться, - конечно, может, вот только толку от этого не будет никакого. Королевство просто сменит злого карлика, который приносит девственниц в жертву на злого простолюдина, который портит девственниц и заводит себе бессчетное число наложниц, - Например, с какой-нибудь частью твоего и моего хирдов с тем, чтобы обеспечивать безопасность, ловить разбойников и представлять королевскую власть. Но королевской властью он быть не может, - и можно было сказать, что Ригинлейв, как всегда, слишком критична к Модольву, но княгиня говорила именно то, что думала. Простолюдин не может и не должен играть в короля. Вообще, пусть лучше остается при Вигмаре. Это делало мужа немного счастливее, как делали любые друзья любого мужчину, а ярла, перманентно, немного раздраженнее, но в остальном от него не было никаких проблем. Кто знает, что он накуролесит, если дать ему волю?

У Ригинлейв не было определенной идеи о том, кого можно и нужно оставить. Оставлять кого-то из местной знати, значило совершенно точно потерять это королевство. В таком случае, вероятно, следовало вернуться к изначальному плану: обобрать Альбион до нитки и убраться отсюда. Кому-то из своей знати? Идея была уже несколько более определенной, но вопрос «кому именно?» оставался актуальным и едва ли имел ответ. Ригинлейв молчала. Молчала и раздумывала над тем, что посоветовать, чтобы остаться в выигрыше и чтобы не быть вынужденными провести много времени вдали от Ругаланна.

- Ормар, - наверное, это предложение прозвучало близко к безумному и тотчас же вызвало в муже протест, - Мы можем оставить здесь Ормара. У него достаточно опыта в управлении, но и достаточно привязанности к Ругаланну и Ладе, чтобы не желать прибрать чужое королевство к рукам. У него достаточно твердый кулак, чтобы раздавить всех недовольных, держать в повиновении совет и охотиться на разбойников. Он знает, как разбирать жалобы бондов, организовывать суд, управлять экономикой. И ему хватит времени до следующего лета, чтобы привести здесь все в порядок, собрать налоги и вернуться, когда мы найдем претендента получше, - конечно, он не согласится на это просто так и не станет оставаться вдали от дома и семьи забавы ради или потому что Ригинлейв приказала. Он был человеком, который никогда не забывал о личной выгоде. Но не был подлецом, который узурпировал бы власть в чужом королевстве просто чтобы навредить кузине и ее мужу, особенно рискуя потерять родной удел, которым его семья правила веками, - Конечно, по доброте душевной он на это не согласится. Но ему не придется объяснять выгоды от возможности побыть королем даже в течение года, а если понадобится, то и меньше. Его сложно назвать алчным человеком, но он прагматичен, точно не откажется от дополнительного дохода, а еще он – большой любитель приключений и авантюр, а управление государством, в котором ты даже на местном языке не говоришь – та еще авантюра. И уж точно он не будет против вернуться назад, когда дело будет сделано, потому что слишком любит Ругаланн и родное княжество. Вопроса же в том, кто будет править Ладе, пока его нет, тоже не стоит. Его старшему сыну в этом году исполняется двадцать. Хорошее время, чтобы попробовать себя в делах удела, который в будущем ему достанется, - пожалуй, всех этих аргументов Вигмару могло и не хватить. Но с практической точки зрения это предложение было хорошим. Услышит ли его муж или нет, Ригинлейв не знала. Но даже если нет, они найдут кого-нибудь другого. На кузене уж точно свет клином не сошелся.

Подпись автора

- Не отпущу, а поеду вместе с тобой. Кажется, ты, Вигмар Соларстейн, начинаешь забывать, что твоя жена – не благовоспитанная арконская женщина, замотанная в платки с ног до головы, а воительница, ничуть не хуже некоторых, - она насмешливо вздергивает подбородок, а затем смеется. Вообще-то Ригинлейв, конечно, прекрасно известно, что муж и не думает забывать о том, что она никогда и не была тихой домашней женщиной, заботящейся о тепле очага и детях. Благо, что за очагом в Хольмгарде следили слуги, а до детей со Святогором дело так и не дошло, - Не думаю, что с разбойниками у нас могут возникнуть какие-то серьезные трудности, - хотя бы потому что их войско состояло из хорошо обученных и хорошо вооруженных людей, которые знали свое дело, а разбойники привычно были лишь сбродом, который сбивался в стаи и разживался каким попало оружием, а потому и бороться с ними было легко, когда за дело брались войска местной власти, а не такие же крестьяне. Конечно, на стороне бандитов было знание местности, но Ригинлейв все равно не полагала эту рутину хоть сколько-нибудь опасной для мужа и для себя самой. Равнять короля-лича с разбойниками было невозможно, и женщина не собиралась этого делать. Равно как и не собиралась препятствовать Вигмару, если он хотел погонять разбойников по округе и возвестить о том, что в королевстве появилась новая власть. На этот раз, настоящая, а не самозванная.

То, что муж будет не в восторге от кандидатуры Ормара на пост наместника, женщина догадывалась с самого начала. Она замечала дух соперничества между мужчинами, не считала это значимым, но знала отлично, как важно было для них обоих было сохранять это свое напыщенное мужское достоинство и гордость, которые мешали им мыслить и действовать в полной мере рационально. И мужу не было нужды объяснять причину, по которой он не хотел обращаться к кузену жены за такого рода просьбами. Ригинлейв все прекрасно понимала, как понимала и то, что у Вигмара не было никаких причин безоговорочно доверять хэрсиру Ладе. Он имел на его счет определенные сомнения, и следовало признавать, что эти сомнения имели под собой некоторую почву. Порой Ормар вел себя сомнительно, порой, его шутки переходили разумные границы, отделявшие верного хэрсира от дерзкого предателя, который желал трона. Но Ригинлейв убеждена была в том, что в верности кузена ей нет никакой нужды сомневаться. По крайней мере, в этом вопросе. И не потому что он очень любил кузину и признавал в ней своего бессменного ярла. А потому что никакая чужбина, будь она трижды королевством или империей в его руках, никогда не будет ему милее родного края, родного дома и близких людей. Причем именно в таком порядке, потому что в привязанности кузена к семье Ригинлейв тоже сомневалась время от времени.

- Я поговорю с ним, - согласно кивает женщина, - И я не собираюсь ни о чем его просить. Я собираюсь ему приказать, - потому что они оба быстро оценят значимость этого предложения, а Ормар быстро поймет, какие выгоды ему это сулит. И вряд ли станет отказываться, хотя и озаботится гарантиями безопасности своей семьи в свое отсутствие, а равно своего удела и младших детей. Как если бы старший его сын каким бы то ни было образом мог им навредить. Хотя, когда дети были от разных женщин, часть из которых была наложницами, это могло иметь довольно непредсказуемые и не всегда приятные последствия. А в том, что мачеха, нынешняя жена Ормара, будет отравлять жизнь старшему наследнику, не было причин сомневаться. И этим Ригинлейв тоже придется озаботиться. Ради общего блага: и Ормара, и его удела, и Ругаланна, и теперь еще и Альбиона. На таких условиях кузен согласится на что угодно, да и его авантюрный склад характера тоже поспособствует исполнению приказа, а не необходимости долгих увещеваний, которым не будет конца и которые будут раздражать Вигмара сильнее всего остального.

- Но я думаю, что твоя идея со жрецами очень хорошая, - поразмыслив немного, добавляет женщина, взглянув на мужа, - Мы вряд ли сможем оставить их одних, потому что жрецы – не воины, а в довесок, здесь они еще и не маги. Победить разбойников им не удастся, даже если оставим хирд, - а скорее всего, вообще спровоцируют конфликт между воинами и колдунами, - Потому что никто не станет слушать жрецов и их приказы. В результате, вернемся на пепелище. Но если оставить Ормара наместником, а при нем оставить жреческий совет, причем собрать его на две трети из их жрецов и на треть из наших, это не только поможет им распространить легенду о добром короле, который назначил наместника, тем самым обезопасив и твою власть от посягательств Ормара, - хотя что-то подсказывало, что Вигмару было плевать на Альбион и он не сильно расстроился бы «потеряй» он ту самую власть, - ведь он будет известен исключительно в качестве наместника, но не в качестве короля, но и утвердит ее над всем Альбионом. Весь наведенный порядок будет твориться твоим именем, все разбойники будут уничтожены им же, а эта… - она поднимает глаза наверх, задумчиво подбирая глаза, - Вера… В сакральность и мистичность твоей власти, предписанной тебе древними легендами и сказаниями, не даст жрецам возможности и помыслить об измене. А значит, они будут служить Ормару верой и правдой, помогать в его делах и способствовать развитию Альбиона, - да, что ни делай, а Ригинлейв не могла видеть даже в чужом королевстве исключительно источник золота и богатств. Власть не была только привилегией, она всегда тянула за собой и ответственность тоже, а ответственность требовала привести этот край в надлежащее состояние прежде, чем брать с него больше, чем они уже возьмут теперь.

- А кроме того, нужно будет собрать местную знать. На пир, возможно, в честь своей коронации. Пусть полюбуются на твой клинок, на тебя, услышат твои приказы и выскажут претензии и сомнения прямо сейчас, чтобы ты мог насадить их на меч и они не доставляли в дальнейшем неприятностей ни нам, ни Ормару. А кто-нибудь самый лояльный тоже сможет войти в совет. Знание местных аристократических обычаев для управления пригодится, и он будет являться связующим звеном между королем, советом, наместником и знатью, - набирать исключительно знатных персон, местных князей, Ригинлейв бы ни за что не посоветовала. Она сама мучилась от того, что их обычай предполагал подобное, и в совете вечно творилось черт знает что, - И вот еще. Нужно будет всех твоих людей наделить королевским знаком отличия. Сродни тем амулетам, что носила стража Абартаха. Но что-нибудь другое. И вообще… Тебе нужно собственное знамя и новый флаг в стране, - Ригинлейв перепрыгивает с мысли на мысль, отчего становится ясно, что идея не завоевания, а именно управления захватила женщину, как правителя, и теперь погружала ее все больше и больше в возможности, которые открывались перед ними. Перед Вигмаром. Не как чужаком и грабителем, а как полноправным владельцем этой земли и этого королевства.

Подпись автора

Вигмар был прав. Знамена Соларстейнов были достойны того, чтобы стать флагом королевства, достойны того, чтобы славить своего короля, а сам род Соларстейнов был достоин того, чтобы сегодня за Вигмара поднимали кубки с вином и элем за столом у Всеотца, приветствуя первого среди них правителя. Судьба была удивительной штукой, а норны самым непредсказуемым образом плели ее нить, и Ригинлейв нередко над этим думала. Могли ли когда-нибудь их с мужем отцы предположить, что их дети станут супругами и будут любить друг друга так, как, быть может, не был способен любить никто другой? Могли ли они представить, что Вигмар с Ригинлейв презрят все сословные ограничения и станут семьей, несмотря ни на что? А могли ли они хоть на мгновение подумать, что младший сын хэрсира, не только обретет свой собственный удел, но даже и свое собственное королевство. Вряд ли. И женщине хотелось думать, что их предки на самом деле видят их прямиком из Асгарда. Видят и гордятся. Точно так же, как сама Ригинлейв гордилась своим мужем, несмотря на свою извечную тревогу за него.

- Ты прав, знамена Соларстейнов – наилучшее решение. И я буду рада узреть, как они станут развеваться над каждой башней крепости, - женщина улыбается, глядя на мужа и одобрительно кивает. Ей нравилось, что и он тоже теперь мыслил в тех же категориях, начинал видеть в своем королевстве королевство, а не только источник золота и рабов. И то, и другое они еще обретут в достаточном количестве. Да хотя бы поотправляют в рабство местных разбойников. А королевскую славу, достоинство и честь Вигмар добудет Альбиону самостоятельно, покуда в нем самом этого всего было сполна, - Я так тобой горжусь, - она тянется к мужу, гладит его по щеке, а затем мягко целует в губы, - И я знаю, что твой отец, твой брат и все твои предки гордятся тоже. Соларстейны – достойнейший род Ругаланна, но теперь не просто хэрсирский, а королевский. Вряд ли кто-то из твоей семьи представлял себе такое, и вряд ли мог мечтать даже в самых смелых фантазиях, - а Вигмар смог. И им всем следовало брать с него пример, ведь этот мужчина отличался наибольшим мужеством. Не только потому что когда-то поддержал мятеж, но и потому что дерзнул, однажды, на корабле поцеловать своего ярла, а после – дерзнул предложить ей стать его женой. И на этом его смелость не закончилась. Когда не знаешь, что, что-то невозможно, оно и впрямь становится возможным. И Ригинлейв восхищалась этим умением супруга, гордилась им и безмерно его любила.

- Не будет ли это вечной отсылкой к Абартаху, Вигмар? – интересуется женщина в отношении предложенного им символа, - И вечной причиной для страха и воспоминаний, которые будут тревожить твоих подданных? – впрочем, если Вигмар так не считал, то и это можно было обыграть. Ведь золотое яблоко в руках доброго короля – совсем не то же самое, что в руках злого, - А еще стоит спросить у местных жрецов. Мне кажется, что я видела яблоко, как символ… - она пытается вспомнить и легенды, и картинки, но не может пересказать местные сказки, превратив их во что-то внятное, - Символ искушения злом, мне кажется. Но я могу ошибаться. Но если нет, то быть может, нам все-таки вернуться к идее камня твоего рода? Я не думаю, что янтарь есть только в Ругаланне. Уверена, что если мы спросим, его непременно найдут и здесь. А еще тебе нравится красный цвет? Можно использовать рубины. И повелеть… - она задумчиво поднимает глаза к потолку, - Например, сделать из этого медальоны или перстни в виде драконьего глаза в честь твоей победы над ним. Как думаешь? – княгиня и не пытается давить и убеждать мужа. Они сделают так, как он хочет. Ригинлейв нравилось, что он включается в процесс создания своего королевства. И выбор символа – важная его часть. Так что если Вигмар захочет яблоко, то будет яблоко. В этом было свое изящество и своя красота.

Что же до настоящего золотого яблока, то Ригинлейв уже успела не то, чтобы забыть о нем, но во всяком случае, оказаться к нему безразличным. Теперь же женщина вытаскивает его из кармана, разворачивает платок и ставить чудесный фрукт на середину. Выглядит оно удивительно и очень необычно, хотя думать о том, каким чудовищным путем оно было добыто, конечно, хочется не особенно. А впрочем, жертва эта была уже принесена. И принесена совсем не ими. Выбросить яблоко или сжечь его – значило той жертвой пренебречь и уничтожить ее. Так что им следовало с ним делать? Имели ли они вообще право раздумывать над тем, чтобы его съесть, или честнее всего было бы от него избавиться и не гневить Богов и норн, которые это яблоко им подкинули? Но разве же могло оно оказаться у них в руках, если Боги и норны этого не желали? И не было ли это яблоко послано самой Идунн?

- Что я готова прожить с тобой тысячу смертных жизней, Вигмар Соларстейн, - женщина улыбается, склоняя голову к плечу, - И если мы увидим смерть всех, кто нам дорог, мы останемся друг у друга, и это утешит нас, даже если мы потеряем Асхильд, Асбьорна и даже наших с тобой детей, если они когда-нибудь будут. А кроме того, у наших племянников будут дети. И у наших детей тоже будут дети. Мы увидим их всех. Мы за ними присмотрим. Мы дадим Ругаланну, - а теперь, наверное, и Альбиону тоже, - Будущее, которого он заслуживает, не озираясь день ото дня на время, которое мы уже потратили, потому что у нас его будет больше, чем у простых смертных. Не вечность, нет, - она качает головой, давая понять, что вечность ей не нужна, - Но достаточно много времени, чтобы быть счастливыми, быть рядом с теми, кто нам дорог, не стареть и быть с теми, кто нас любит очень и очень долго. Наверное, это стоит тех потерь, которые будут болезненны, но преодолимы? И наверное, не так страшно их преодолеть, если мы все еще будем друг у друга. Как ты считаешь? 

Подпись автора

Ригинлейв знала, что Вигмар станет хорошим королем для этих земель. В этом у нее не было никаких сомнений. Ему пока еще недоставало опыта, а еще он был, пожалуй, слишком неусидчив, подвижен и склонен решать все одним и тем же излюбленным способом, но это пройдет. Женщина знала, что пройдет, потому что видела, как муж может сдерживать собственные порывы, когда это было необходимо. Правление же королевством это всегда вопросы необходимости, а не вопросы собственных желаний. И с этим муж тоже справится с течением времени. А Ригинлейв всегда будет рядом, чтобы помочь, если ему вообще понадобится помощь. Если же нет, то она будет наблюдать за его правлением с радостью и гордостью, потому что полагала, что если кто-то и был достоин целого королевства не по праву рождения, а по праву обретения, то это только он один, сделавший столько, сколько не делал никто из известных ей людей. И в том, что Вигмар станет героем саг, которые будут пересказывать веками, она не сомневалась тоже, и гордилась им лишь еще больше от этого.

- Обязательно станешь. С моими советами или без них, - она улыбнулась мужу, глядя на него с уверенностью, которой ей самой в самом начале правления не хватало от других. Ведь все вокруг были уверены, что она просто женщина, ей не по силам справиться со своим мужем-ублюдком, а тем паче ей не по силам справиться с управлением Ругаланном, который своей суровостью превосходил любой другой край. И в этом сходились и ее противники, и ее сторонники. Взять хотя бы ныне покойного старого Магнуса, который был верен ей до последнего своего часа и вошел в Вальгаллу победителем и достойнейшим из эйхериев, сохранив свою верность. Даже он был убежден, что хэрсиры Ригинлейв должны собраться вместе и свергнуть мерзавца, а затем усадить княгиню на трон и поскорее найти ей достойного мужа, который и будет править от ее имени. О, женщине отчаянно не хватало веры в нее и в ее правление. В ту пору, кажется, только Вигмар и был тем, кто видел в ней настоящего ярла, а не просто символ, за которым удобно собрать всех сторонников. И зная о том, как тяжело это бывает, княгиня верила в мужа, в его правление, в то, что Альбиону удивительно повезло уже теперь. Куда проще становиться хорошим королем, когда в тебе такового уже видят. А Ригинлейв в своей вере была неотступна.

- Сегодня же и прикажем, - соглашается женщина, коротко кивая. Это королевство было должно Вигмару за избавление от своего самого большого страха и последствий, которые этот страх за собой тянул, так что уж ювелиров, швецов и красильщиков они должны предоставить в количестве, которое у них имелось. Другое дело, что привычно ремесла не расцветали в период беззакония и безнравственности – люди больше заботились о собственном выживании, чем о совершенствовании своего мастерства. Но с десяток со всего королевства найдется почти наверняка. А кулоны с драконьим глазом станут красивым дополнением власти мужа, запечатлят его подвиги в веках и не дадут никому забыть о них ни теперь, ни позже. Драконий глаз станет символом нового короля и новой власти. Яркий, запоминающийся символ. Ригинлейв нравилась эта идея и эта мысль.

И пожалуй, что идея с яблоком нравилась ей тоже. Жрец клялся, что это не обещает им вечную жизнь, только замедленное старение и жизнь несколько более долгую, чем у простого смертного. А впрочем, намного ли? Горм по меркам жизни Ругаланна был долгожителем и не дожил не так, чтобы очень много до своих девяноста. А может быть, и дожил бы, если бы старость не сковывала его тело и смогла бы сделать его проворнее и сильнее в ту его битву. Кто знает, может быть, норны уготовили такую же судьбу и для Ригинлейв тоже, и ей вовсе не нужно было есть яблоко для подобного? И все же, она хотела такой возможности. И не видела в ней ничего предосудительного. Ведь яблоко даже не сделает их неуязвимыми, а значит, у них всегда будет шанс вознестись в Вальгаллу после очередного сражения. Так что, нельзя было даже сказать, что они пытались обмануть Богов и норн. Вовсе нет. Они лишь хотели быть друг с другом, с близкими им людьми и с их королевствами так долго, как это будет возможно. В этом не было ничего зазорного. Как не было ничего зазорного и в том, что они съедят плод, который стал результатом многих жертв других людей. Ведь не они же были источником этих жертв, не они желали их и стремились к ним, не они принести девственниц в жертву дереву. И они никогда бы так не сделали. Но раз уж плод все равно оказался в их руках…

- Выглядит, как обычное яблоко, - Ригинлейв пожала плечами, вращая в своих руках фрукт. За исключением того, что яблоко и впрямь было золотым, оно выглядело, пахло и ощущалось в пальцах, как совершенно обычное. И пока Вигмар откусывал свою половину, женщина посвятила время разглядыванию его со всех сторон. Странно, но оно и впрямь выглядело, как совершенно нормальный фрукт, а не как какая-то особенная вещь, способная продлевать жизнь и защищать от старения. И когда Ригинлейв откусила его, она не почувствовала ничего особенного и необычного. Просто яблоко. Сладкое и довольно приятное, но совершенно не волшебное. Или же княгиня просто ничего не понимала в волшебстве. Но как бы там ни было, а она неторопливо доела его и пожала плечами, пожалуй, что испытывая даже некоторую долю разочарования.

- Не знаю. Как по мне, так ничего особенного, - посмотрев на мужа, ответила женщина, - И вряд ли мы сможем точно узнать, подействовало оно или нет, раньше, чем через двадцать лет, - усмехнулась Ригинлейв, явно не намеревавшаяся стареть ни днем раньше, - Абартах, очевидно, ел их постоянно, потому что понимал, что рассыплется, если пропустит нужное время приема. У нас же такой проблемы нет. Да и мне кажется, что вечная жизнь, да еще и такая, уж точно того не стоила, если не сказать больше, - а больше можно было сказать много всего. Потому что жизнь такая была воистину ужасна, отвратительна и пугала гораздо больше смерти. А впрочем, пугала ли Ригинлейв смерть вообще? Своя уж точно нет.

Княгиня хочет сказать, что-то еще, но не успевает, потому что жрец, которому она повелела раздать приказания, снова появляется в тронном зале, низко склоняется и дожидается, пока женщина жестом позволит ему начать говорить.

- Ваши светлости… - он осекается, а потом смотрит на Вигмара, - Ваше Величество. Я отдал все необходимые приказы, слуги уже приступили к исполнению, к вечеру замок будет сиять и ничто в нем не напомнит об Абартахе. Мне также удалось найти несколько аббатов – это такие особенные жрецы, настоятели… Хозяева местных храмов, называемых аббатствами и монастырями. Они колдуны, названные здесь святыми при жизни, и они могут помочь нам очистить замок от чужой магии. И сделают это весьма охотно, потому что были очень рады услышать о появлении доброго короля. По всей стране в ближайший месяц будут служить молебны по королю и во славу его победы. Без сомнений, они же разнесут вести об этой самой победе, что нам на руку. Но остается несколько нерешенных вопросов. Что делать с другими присланными для жертвы девушками? Что делать с гвардейцами прежнего короля? Приказать ли, чтобы все наши люди двинулись из лагеря сюда? И распорядиться ли грузить золото, которое уже начали присылать в дар, на корабли? Или мы останемся здесь надолго?

Подпись автора

Ригинлейв выслушивает и жреца, и мужа молча. Ей нечего сказать или добавить. Они ведь только что обсудили все то, что им предстояло сделать, а потому и вмешиваться в разговор и добавлять что-то от себя не было никакой нужды. Самой княгине предстояло лишь поговорить с Ормаром, но даже и это можно было сделать после возвращения с охоты на разбойников и нелепую тварь с головой змеи, а телом кошки. Что это такое было, женщине, конечно, неизвестно, но повидав достаточно нелепых существ, она верила и в то, что нечто подобное и впрямь могло терроризировать округу. И в том, что с чудовищем и разбойниками они справятся, женщина не сомневалась ни единого мгновения. Ее куда больше волновал другой вопрос.

- Гвардейцы – единственные сторонники короля-карлика? Нет ли кого-то еще, кто сохраняет ему лояльность и может представлять опасность для правления Вигмара и для мирных жителей? – интересуется женщина, взглянув сначала на мужа, а затем на жреца. Гвардейцы здесь были не сказать, чтобы промах. А значит, могли представлять опасность и другие сторонники павшего короля. Могло, конечно, быть так, что всю свою власть он держал исключительно на страхе, но если нет, то Ригинлейв хотела об этом знать. Ведь даже если его собственные подданные просто руководствовались суевериями и придуманными ужасами, то существовали соседи, а они нередко были агрессивно настроенными. И от чего-то княгиня до крайности сомневалась в том, что карлик отлаживал дипломатические контакты и связи. А раз так, значит, у него была либо своя армия, которая должна была сохранять ему лояльность, либо гвардейцев было намного больше, чем в замке, либо слава его уходила на весь континент и достигала соседей, так что те попросту боялись соваться. Но что стало бы с Ругаланном, не будь у них каждый второй – воином, и представлять было страшно. А потому и представить, что здесь не было никого больше, тоже было сложновато.

- Мне удалось узнать, что где-то в поселении на юге обитают ветераны и семьи старого короля, но большинство из них дряхлеющие старики, и они уж точно не поддерживали карлика, моя госпожа. Еще мне довелось узнать, что в селении в часе пути по западной дороге живут вояки, там же располагаются казармы, и вот они уже, вроде как, подчинялись карлику, хотя с моей точки зрения представляли собой нечто более похожее на… - он подбирает слова с тем, чтобы Ригинлейв было понятно с позиции ругаланнских обычаев и нравов, - Местное ополчение или народную дружину. Смысл не в том, что они подчинялись королю или кому-то из местной знати. Смысл в том, что они защищали королевство, как могли, ведь надежды на короля особой и не было. Не знаю, примут ли они нового правителя, но не сомневайтесь – вести до них донесутся очень скоро. В любом случае, если они и подчинялись карлику, то отнюдь не из любви и преданности, а стало быть, вероятно, что с ними можно договориться, - и это тоже были хорошие новости, - Кого стоит опасаться, так это герцога Утрана. Он считает себя достойным править, у него есть своя армия и его любят его подданные. Ему каким-то образом удавалось все это время избегать кары прежнего короля, да и вообще вмешательства в его дела, так что, весьма вероятно, что новому правителю он рад не будет, - жрец разводит руками, давая понять, что тут уж он не волен что-то сделать. Но это ничего. По этому вопросу они с Вигмаром разберутся как-нибудь сами. Если герцог решит себя проявить. И хорошо бы ему проявить себя верным вассалом, а не наоборот.

- Ясно. Как только прибудут люди из лагеря, накормите всех и найдите для них место. И передайте, чтобы были готовы выходить к рассвету. Еще вели слугам найти ванну и горячую воду и хорошую кровать. Я не намерена в этом логове карлика спать на полу и купаться в реке, - не то, чтобы у Ригинлейв с этим были какие-то проблемы, но когда была возможность комфортно спать и мыться в горячей воде, она позволяла себе это неизменно, и намеревалась и теперь тоже. В конце концов, эта чертова страна была им должна намного больше, чем горячую ванну и хорошую постель.

- Будет исполнено, моя госпожа, - жрец склоняется. Разговор не длится долго, а вскоре их с мужем уединение разбивается слугами, которые и впрямь приходят с водой, тряпками и щетками, кажется, испытывая радость от того, что замок, наконец-то, будет чист и светел. К этому времени они с Вигмаром уже успевают обсудить перспективу разобраться со всеми сразу, и сходятся во мнении, что это, в любом случае, вполне возможно. Даже малыми силами. А дальше… Дальше будет видно.

День проходит, в целом, довольно суетливо. Стоит им с Вигмаром расстаться, так Ригинлейв берется за то, чему обучали всех девочек в Ругаланне, независимо от их положения в обществе. Управлению усадьбой княгиня обучалась еще с детства, а управление замком ничуть не отличалось. Все старое, уродливое и мрачное барахло целый день горит неподалеку от замка, куда то и дело приходят зеваки, удивленные происходящими изменениями, а особенно – горящим на самом верху королевским регалиям. Ригинлейв сама выбирает новую королевскую спальню, сама следит за тщательностью уборки, сама велит закупить восковых свечей и свечей из жира. Сама проводит ревизию продуктов и вина, сама велит выбросить все, что не удовлетворяет ее не количественно, а качественно. Так что, когда Вигмар находит ее в их просторной новой спальне, княгиня чувствует себя достаточно уставшей, чтобы не думать о многочисленных оставшихся у них сложностях. Вместо этого она тянет руку к мужу, чтобы подошел ближе, а лучше вообще разделил с ней купание.

- Судя по звукам и брани, доносящейся со двора, люди из лагеря уже прибыли, - смеется женщина, глядя на мужа, - Это хорошо. Чем скорее мы здесь все очистим, тем лучше будет для нас. И еще я думаю, что нам стоит съездить в гости. Навестить Утрана. Представить ему нового короля еще до коронации. Чтобы прикончить его, если он вздумает мешать.

Подпись автора

- Если мы не вернемся через пару часов – убейте всех, - никаких приказов больше Ригинлейв не выдает. Она сегодня с самого утра мрачнее некуда, явно не в настроении и явно не расположена к долгим переговорам, да и вообще к каким бы то ни было переговорам. Так что если Утран окажется недостаточно разговорчив и сговорчив, то его голова будет на пике еще до обеда. И хирд Ригинлейв об этом позаботится. Уж что-что, а убивать, грабить и разносить замки по кирпичикам они умели. У них был на то славный опыт Ирия и близлежащих населенных пунктов.

Настроение Ригинлейв с Утраном, однако, никак связано не было. Просто этот чертов замок все еще не был готов к тому, чтобы в нем жила новая королевская семья. Оно и не удивительно, ведь жрецы еще не успели очистить дворец от всей скверны, что столько лет распространял король-мертвец, жрец убеждал, что через пару дней женщина не заметит разницы между Хольмгардом и этим их новым местом пребывания, но она отчего-то не верила. Как можно было не заметить разницы между домом и обителью зла? В довесок, всю ночь за окнами раздавались звуки веселья воинов, а за дверью – звуки старающейся отмыть весь замок прислуги, и Ригинлейв то и дело вздрагивала и просыпалась, толком не выспавшись и встав даже раньше мужа, чего в Хольмгарде с нею не бывало примерно никогда. Если эльфы об этой новой главе, в которой она всегда будет уставшей и злой, говорили, то лучше бы им взять свое предсказание назад, потому что никаких сил у княгини не хватит, чтобы это вытерпеть.

Как бы там ни было, а из замка они уже убрались и теперь стояли перед другим. Выглядел он мало похоже на замки Ругаланна, но оно и не удивительно вовсе. Здесь все было не так, как в Ругаланне. Строение явно было довольно старым, но крепким. Брать такой замок в осаду, однако, вовсе не сложно – не слишком большой, нет воды и рва, нет шансов сбежать и доставлять воду и пищу внутрь. Так что к осаде следовало готовиться загодя, а княгиня сомневалась, что пресловутый Утран был настолько продуман и так много знал о том, что ожидает его в будущем. Скорее всего, он вообще рассчитывал на легкое и быстрое избавление от короля-чужестранца. Ведь так оно обычно и бывало. Чужестранец был плох одним тем, что он чужестранец. А свой герцог, мог быть сколь угодно плох, он ведь свой – это надежнее и понятнее.

Тем не менее, учитывая настроения Ригинлейв и ее желание убраться отсюда поскорее, перспективы и Утрана были те еще. Лучше бы ему было не шутить глупых шуток и не предпринимать глупых шагов, а признать власть своего нового короля, приехать на коронацию и впредь быть достойным вассалом. У Ригинлейв недостойные вассалы уже костью в горле стояли, и она давно приняла для себя решение в случае обнаружения еще одного, не пытаться давать ему второго шанса. Суд и казнь – лучшие итоги для предателей и мерзавцев. И с Утраном будет так же. Его вообще было не жаль, ведь он был им никем, просто еще одним препятствием на пути. И раз уж они победили злобного карлика, найдут управу и на зазнавшегося вассала.

- Ну, что ты? Разве не видишь? Это оказанная тебе вассалом честь. Встречает, - Ригинлейв криво усмехается, сжимая поводья слишком строптивой лошади, одолженной в замке. Кому бы она ни принадлежала прежде, следовало признать, что воспитание ее оставляло желать лучшего, - Быстро же здесь разносятся вести, - жаловаться на это, впрочем, было глупо, хотя бы потому что княгиня сама этого хотела. Чтобы все вокруг поскорее узнали, что у Альбиона есть новый король, и что всем надлежит ему подчиниться, если они не хотят для себя плачевных исходов. Потому что если в Ругаланне разбираться с перипетиями чужих предательств у них было время хоть целая жизнь, то здесь установить основу новой власти следовало стремительно, быстро и жестко. Чтобы они поскорее могли отсюда убраться.

Жрец, к своей чести, ни испуганным, ни растерянным не выглядит. Он выезжает на своем коне вперед, поднимает руки, давая понять, что безоружен. Что он там говорит своим громким и звучным голосом – неизвестно, но Ригинлейв отчего-то в нем не сомневается. Да и с чего бы ей сомневаться? Вряд ли жрец решил прибрать власть к своим рукам и теперь рассказывал людям Утрана, что это он – наследник трона, владелец меча и пришел защищать свое священное право называться королем Альбиона. Но даже если так, то одним жрецом больше, одним меньше. Никто, в сущности, и не заметит разницы.

- Они просят показать меч, - обращается жрец к Вигмару с должным почтением. Тем временем один из всадников снимает шлем и под ним оказывается мужчина лет сорока, а может, чуть старше, темноволосый, зеленоглазый и с короткой бородой, - Его зовут Чарльз Нордвуд, одиннадцатый герцог Утран. Он приветствует вас в своих землях, - впрочем, ни слова о том, что приветствует он своего короля, а не просто нежданных гостей. И это Ригинлейв не нравилось. Всем было бы проще, если бы он спешился и склонил голову прямо сейчас. Это лишило бы их многих трудностей и позволило пойти охотиться на чудовище и разбойников, а не тратить здесь время. Что ж, отец всегда говорил, что вассалы – главная головная боль любого правителя, как ни крути.

Показанный меч производит должное впечатление, так что следом идет приглашение разделить трапезу в замке. Утран указывает на раскрытые ворота крепости. Не столь высокие как в Хольмгарде и даже не столь высокие, как в столице Альбиона. Но чтобы взять их, все равно потребуется время, которого у них может и не оказаться вовсе. В конце концов, в этом набеге была не вся ругаланнская армия и не все желающие поживиться золотом запада.

Ригинлейв наблюдает за тем, как отряд разворачивается, явно намереваясь указать им путь в замок. Так делают хорошие хозяева со своими гостями. Наверное, это стоило ценить, но Ригинлейв не собиралась. Вместо этого она повернулась к одному из своих ульфхеднаров, - Меч, - коротко и жестко распорядилась женщина, раздраженно сверкнув глазами из-за замешательства мужчины, - Дай сюда свой меч, быстро, - в конце концов, у хирдманов и ульфхеднаров они всегда были не в единичном количестве. А ярл никогда не скупилась на содержание собственного войска. Так что теперь оружие оказывается в ее руках, и женщина на коне ровняется с мужем, протягивая меч ему.

- Возьми, - тихо просит она, - А свой оставь кому-то из своих людей. И пусть спрячут его подальше, а лучше вообще отвезут на корабль. У нас нет причин доверять Утрану, - а давать ему становиться королем, если он задумал убить их всех у себя в замке, просто получив оружие Вигмара, Ригинлейв не собиралась ни при каких условиях. Даже если они не выйдут оттуда живыми, ублюдок не получит желаемого.

Внутренний двор довольно оживленный, но все равно чужой и чуждый. В Ругаланне все было бы иначе. И одно то, что Ригинлейв подносят деревянный подступ, чтобы она смогла спешиться, уже кажется нелепым, глупым и смешным. Она была женщиной, но не была немощной и все еще оставалась в состоянии и оседлать лошадь самостоятельно, и слезть с нее – тоже.

- Дикари, - коротко резюмирует Хорфагер, спрыгивая на землю и передавая поводья подоспевшему мальчишке-слуге. Она же награждает его улыбкой, коротко подмигивает и бросает в руки серебряную монету, вызывая равно удивление и чудом скрытую радость. Это не было напрасной щедростью. Это было хорошим заделом на случай, если герцог задумал неладное и на случай, если им придется бежать, - Нам придется потратить много времени, чтобы сделать твое королевство достойным своего короля, - говорит женщина Вигмару, а затем устало ему улыбается, - И если первым шагом будет убийство Утрана, я не стану возражать.

Подпись автора

Ригинлейв итак повезло быть не в настроении с самого утра, а поведение местных и извечное стремление показать ей ее место, которое было подальше от мужчин, решающих важные вопросы, так и вовсе доводило женщину до состояния, близкого к бешенству. В ее жизни было все. Муж-ублюдок, долгая борьба за власть, потери, но чего не было, так это попыток указать ей, что она «всего лишь женщина», а значит, априори достойна только того, чтобы отдыхать в дальних покоях под присмотром слуг. Под присмотром. А то еще натворит каких-нибудь глупостей, чего доброго. Она ведь женщина! Такой подход уже стоил княгине очень многого, когда так решили – не в Ругаланне, нет, в Ругаланне подобное было бы невозможным – мужчины в Гардарике. И теперь воспоминания, ассоциации, невольные мысли об этом, заставляли Ригинлейв становиться еще мрачнее прежнего, вызывая желание прямо сейчас вскрыть Утрана от глотки до самого паха, выпустив его кишки на пол.

- Еще одно такое предложение и он отдохнет на том свете, - тихо говорит женщина, глянув с должным вниманием на жреца, а затем добавляет, - Это можешь не переводить, так уж и быть, - хмыкает она, сжимая губы в тонкую линию, силясь сдержать собственное раздражение. Потому что в этой ситуации даже усилия Вигмара, который явственно давал понять, что жена – не его приложение и не придаток, нужный только, чтобы рожать детей, не отзывались в полной мере, хотя княгиня и была ему благодарна за то, что он всеми доступными методами демонстрировал это и прямо заявлял, что все разговоры будут вестись только в ее присутствии.

Удивительным, впрочем, было и то, что в Ригинлейв по сей день подобным образом отзывалось такое обращение. В Арконе она искренне смеялась, когда мужчины не из Ругаланна в ее присутствии прекращали говорить или полагали, что на военный совет она пришлет вместо себя кого-нибудь, ведь она просто символ своего княжества, но не воин, не равная им союзница, не реальная часть их политической игры. Прошло время, прежде чем все свыклись с имеющимся положением дел и даже Владислав, отличавшийся особым снобизмом в отношении всего вокруг, принял это, как должное. В ту пору Хорфагер могла бы раздражаться, сколько угодно, но она не делала этого, на все отвечала беззлобной насмешкой, а как-то раз вообще назначила военный совет у себя, и князю Загорья, а равно самому Владиславу пришлось прийти к ней, а не наоборот, ведь все знали, что Ригинлейв командует самой боеспособной частью войска, и никто из ее хэрсиров не перейдет вдруг на сторону чужаков, даже если они будут испытывать к этому бесконечно огромное стремление. Тогда это было скорее забавным. А теперь? А теперь раздражало. И хотя княгиня пыталась одернуть себя, напоминая, что это чужая дикая страна с чужими дикими порядками, а равно напомнить себе, что такая реакция есть символ ее чрезмерной гордыни, которую раздуло за годы правления Ругаланном, ничего поделать с собой она не могла, испытывая антипатию к Утрану просто за то, что он существует.

- Вздор, - бормочет себе под нос женщина, обменявшись взглядами с мужем. Оставить охрану снаружи? Оставить жреца снаружи? А говорить они как будут? Станут изъясняться на пальцах? Но Вигмар решил поиграть в эти странные игры со своим вассалом. И у него было на это полное право, а значит, Ригинлейв должна была это принять, даже если была против. Дураком супруг не был, а опыт… Опыта в общении с этими дикарями им обоим не хватало, так какой был смысл изображать, что знаешь, что нужно делать, если это вовсе не так? Оставалось лишь довериться Вигмару и принять его выбор. Если он окажется прав, то обретет верного вассала. А если нет, то мечи были в руках у них обоих. И они встретят опасность, как встречали ее всегда – плечом к плечу.

Убранство дома Утрана вовсе не было скромным, но оно и понятно. Его ведь описывали, как самого могущественного герцога во всем королевстве, было бы странно, живи он, как простой смертный. И пока слуги суетились, Ригинлейв успела в полной мере оценить обстановку. Нет, не из тяги к роскоши и непременному желанию овладеть чем-то подобным. Из соображений безопасности. Окна, двери, предметы, за которыми можно будет спрятаться, если к бою привлекут лучников, а ульфхеднары, что остались снаружи, не успеют прийти на помощь хоть сколько-нибудь быстро.

От предложенной еды Ригинлейв не отказывается. Во-первых, потому что она ничего не ела со вчерашнего волшебного яблока, а во-вторых, потому что хоть чем-то эти странные дикари отличились: дивными ароматами и странными блюдами, которые выглядели довольно непривычно и необычно. Княгиня любила все необычное. А еще она была убеждена, что травить их здесь никто не станет. Слишком глупо было бы устраивать все эти свистопляски, чтобы убить их просто при помощи яда. Нет, здесь было, что-то другое. И тот факт, что герцог заговорил на ругаланнском, лишь добавил ожидания этого «другого». Как и тот факт, что он отлично знал, кто есть Абартах, но ничего не сделал, чтобы его победить. Что это говорило о герцоге? Что он заслуживает оказаться на полу с распоротым брюхом. И это Ригинлейв явственно дала понять, смерив его высокомерным уничижительным взглядом и взявшись за лепешку с супом, пока он вещал о подробностях своего знания, в том числе, об отставших от корабля ругаланнцах.

- По всему, он давно уже должен был сдохнуть сам. Здесь, в Альбионе, так долго не живут, - он считает это удачной шуткой и смеется, но княгиня сохраняет абсолютное спокойствие, продолжая наслаждаться местной кухней. И это было единственное, чем здесь действительно можно было наслаждаться, - Да и вообще люди так долго не живут. А колдуны у нас – тем более. Я знаю, что в вашей стране принято по-другому, но у нас опасаются магии и уничтожают ее. Кроме магии святых, конечно, той, что дарована Богом… - Ригинлейв не спрашивает, какая, в таком случае, вообще разница. Это как если бы у них жрецы разрешили свою магию и запретили всю остальную. Чушь, да и только. Странная была страна, - Абартах святым не был. Да и магом не был тоже. Жалкий человечишка со смешным ростом и умением фокусничать на потеху публике и сочинять смешные стишки о придворных. Кто мог ожидать от него такого? – он разводит руками, словно говоря «я не виноват».

- Мог или нет, а ты все время знал, что Абартах – всего лишь жалкий карлик, запугавший все королевство и загнавший вас по своим норам. Знал, и ничего не сделал, чтобы освободить свою страну и уничтожить его в зародыше, когда он слишком многое возомнил и убил вашего прежнего короля. Все твое положение, вся твоя жизнь и твоя власть построены на страдании Альбиона, его народа и даже близких тебе людей. Так что, не противопоставляй себя ему. Ты не лучше, чем он. И не хуже. Ты точно такой же. Разве что, - она хмыкает, глядя на него с презрением, - В отличие от него, ты не бессмертный, - и если этот болван не сумел увидеть намека в словах женщины, то он еще глупее, чем она думала. А глупость – тот непозволительный порок, за который платили бесконечно дорого.

- При всем моем уважении, Ваше Величество, - справедливости ради, стоило отметить, что несмотря на открыто брошенные обвинения, Утрану даже удалось сохранить ровный, уважительный и спокойный тон, так что в его почтительность даже верилось, - Едва ли женщина может учить меня храбрости и мужеству, а равно политической хитрости и искусству власти. Бог всем определил свое место и место женщины… - он развел руками и не договорил. Ригинлейв устало выдохнула. Посмотрела себе в тарелку. На Утрана. И на Вигмара. А затем вдруг заговорила с мужем на общем арконском, которого герцогу знать было неоткуда.

- Предлагаю начать насаждать карательное правосудие прямо здесь и сейчас.

Подпись автора

Ситуация была такова, что Вигмар оказался прав. Вилки за столом не было, но ложкой тоже можно было кого-нибудь покалечить. И с точки зрения Ригинлейв, всегда сохраняющей предельное спокойствие и даже апатичность, это сейчас было бы вполне заслуженно. А то, что этот смерд о себе мнил? То же мне, герцог. Смог бы в Ругаланне хэрсиром называться тот, кто бросил родной дом, не отомстил за смерть своего отца и годы ждал, что кто-нибудь другой придет и спасет все, что ему дорогу, оставляя на поругание злобному карлику место, где ты родился и вырос, дорогих людей и все, что тебя с ними связывало? Да его бы прогнали поганой метлой, ни минуты не задумавшись. Ведь даже самые гнусные предатели из числа тех, кто присягнул на верность узурпатору, делали это не из страха, а из личных убеждений, желания сохранить Ругаланн в мире и глупой убежденности в том, что девчонка, будь она хоть трижды дочерью ярла, не сможет править, и должна выступить лишь хранителем титула. Этот же «герцог» годами прятался в своей норе и жил в страхе, заведомо зная, что Абартах – не злобный непобедимый колдун, а всего лишь жалкий карлик. Кем он был после этого? И что мнил о себе, говоря с Ригинлейв в таком тоне? С ней, кто бросила вызов превосходящему по силе противнику и объединила на борьбу целую страну, вернув ей мир, и как она смела надеяться, с течением времени, и процветание тоже?

Но Ригинлейв не говорит ничего. Не говорит, ничего не рассказывает о своих заслугах и своих возможностях, о том, что сделала ради родного дома. Во-первых, потому что деяния прошлого нельзя было ставить себе в заслугу год от года, ориентируясь только на них и пытаясь ими же впечатлить всех, кого встретишь. А во-вторых, потому что чужестранец все равно не мог бы этого понять. Не мог, а возможно, не хотел и даже не был способен поверить в то, что женщина на такое способна. Ригинлейв догадывалась, кем были женщины в его стране. Догадывалась, почему при их разговоре не присутствует герцогиня. Догадывалась, что Утран видит чуть ли не оскорбление в том, что его новый король привел на разговор женщину, которая смеет не только слушать, но и говорить. Но к этому ему предстоит привыкнуть. Вряд ли, конечно, другие представительницы ее пола последуют примеру Ригинлейв и вдруг станут смелыми воительницами, но с одной им всем точно придется иметь дело. А может быть, и не с одной. В их войске были другие женщины и помимо самой княгини. И это казалось естественным и нормальным.

Вигмар, однако, считал иначе. Считал, что нужно дать трусу понять, с кем он имеет дело, чтобы вопросов в отношении Ригинлейв больше не возникало. И за это она была ему благодарна, выразив ту самую благодарность коротким, но многозначительным взглядом. Она, однако, не верила в то, что до Утрана дойдет. А потому, вскоре поднялась из-за стола. С ложкой. Обошла герцога с другой стороны от мужа и встала, облокотившись о стол, глядя на то, как супруг ведет беседу. Как ни странно, но именно такой диалог сейчас казался Ригинлейв наиболее приемлемым. Она – поборник закона, дипломатии, вежливости и приветливости, сейчас желала, чтобы этот высокомерный ублюдок захлебнулся своими словами, испугался и больше не смел раскрывать рта. Ни в ее сторону, ни тем более, претендуя на власть Вигмара. На власть, которая принадлежала ему по праву. И с точки зрения княгини, не только и не столько по праву владения мечом, сколько по праву смелости, которую он проявил, когда решился иметь дело с карликом, не зная, что он – карлик и не зная, что убить его будет настолько легко. Такое мужество не нравилось Ригинлейв, как его жене, но нравилось, как ярлу, как воину, как возлюбленной дочери их северных Богов. И нравилось как той, что считала право правления королевством принадлежащим Вигмару заслуженно. А если Утран хотел на него претендовать, то…

- Ваше Величество неверно меня поняли, - и к неудовольствию женщины, ни напуганным, ни загнанным в угол Утран вовсе не выглядит. Ему заметно не импонирует положение рук его сюзерена – одна у горла, другая – на его собственной руке, но за исключением физических неудобств, он никак не выказывает своего неудовольствия. Голос его ровный, он даже не вжимается в спинку кресла, в котором сидит. Глаза его не бегают, а смотрят прямиком на Вигмара. И вообще-то это было отличным поводом, чтобы врезать ему ложкой. Но Утран сохраняет достоинство, а за достоинство было бы странным наказывать, - Я вовсе не претендую на Ваш меч, Ваше право и Ваш трон. Видите ли, если Абартах не был великим магом, то наш святой Августин, который после смерти моего отца воткнул меч в камень и пообещал, что тот, кто его вытащит, станет и победителем узурпатора, и новым королем, еще как был. И записанная за ним легенда, разошедшаяся по всей стране, имела под собой вполне реальные основания. Меч действительно никто не мог извлечь из камня, и дракон здесь был ни при чем. Он просто никому не давался в руки. Обещано было, что он примет законного наследника и короля, но я год от года приходил к нему и пытался его извлечь, но мне это не удалось ни единого раза, - на лице его мелькает горечь, в то время как Ригинлейв испытывает еще большее удивление. Насколько же местный бог учил верить свою паству не в себя и собственные силы, а исключительно в силу легенд и предсказаний. Не достал меч? Значит ли это, что ты не будешь сражаться за родной дом и то, что принадлежит тебе по праву? В Ругаланне ответ был бы однозначен. Не удается вынуть волшебное оружие – сразимся обычным, - А без меча… - он задумчиво тянет, а затем пожимает плечами, и Ригинлейв понимает, что он хочет сказать еще до того, как герцог завершает мысль.

- А без меча население этого вашего Альбиона, включая жрецов, которые контролируют и имеют огромную власть над людьми, особенно простыми, ни за что бы не приняло тебя в качестве короля, даже если бы ты трижды убил карлика. Все, чего ты добился бы победой над ним без меча – междоусобица и борьба за власть между всеми, кто приходился хотя бы отдаленной родней прежнему королю… - заканчивает за него мысль княгиня, вообще-то, все равно не считая это безусловным оправданием. Выбор, конечно, в этой ситуации был из двух зол, но сама Ригинлейв почти наверняка выбрала бы победить убийцу отца и узурпатора, а уж потом видно будет. Но теперь поведение и мотивы Утрана были ясны лучше.

- Вас уже видели с мечом. Видели священники, простые люди, слуги в замке. Вести о Вас разнеслись до самых дальних границ королевства уже сегодня. Священники приняли Вас королем. Значит, неважно, чего я желаю в отношении собственной власти. Даже если я сейчас убью вас обоих и заберу меч силой, это ничего мне не даст. А точнее… Скорее всего, меня линчуют и повесят на ближайшем суку при деятельном одобрении наших святых отцов, которые так тщательно хранили и распространяли легенду все эти годы, - Утран презрительно хмыкает, выдавая свое подлинное отношение к ним. И его можно понять. Страна была какой-то безумной. Совсем не такой, как Ругаланн.

- Так что... Да, быть может, мною руководила трусость, - он смотрит теперь уже на Ригинлейв, - Но вместе с тем, мной руководил и здравый расчет. Мне не стать королем, не вытащив меч из камня. А я уже не сделал этого. Не стать им в прошлом – не стать им теперь. И я не собираюсь претендовать на власть. И пригласил вас вовсе не за этим. А затем, чтобы заключить сделку, выгодную нам обоим, - нет, все-таки надо было воткнуть ему ложку в руку. Пришлось бы постараться, но все-таки надо. Что за сделки он тут вздумал предлагать? И что о себе мнил вообще? Распороть бы его брюхо, да и дело с концом. Но теперь придется слушать. Раз уж начали.

- Вы ведь все равно здесь не останетесь. Я уже понял, что у себя в королевстве вы – не последние люди, а присоединять земли за морем – всегда очень сложно. Не удержишь, - если это и был намек, то в Утране об этом ничто не говорило, - Я хочу предложить свои услуги. Я помогу вам правильно короноваться, чтобы ни у кого не было сомнений в том, кто здесь король, улажу все вопросы по религии и по… Дани, которую вы собираете. Так что вы спокойно сможете уплыть домой, оставаясь королем и королевой этих земель. И вы будете ежегодно получать с них солидную сумму золотом. Взамен вы оставите меня наместником. Тем, кто будет править от вашего имени в ваше отсутствие. Разумеется, вы сможете вернуться и править сами в любое время, если захотите. А если нет, то Альбион не доставит вам под моим правлением никаких неудобств и сложностей. Только обогащение. Отношения же с соседями, устранение беззакония и беспорядков, что остались после Абартаха – все это я возьму на себя, - он смотрит попеременно на Ригинлейв и Вигмара, а затем, подумав, добавляет, - И вот еще что. Королевский брак. Я хочу, чтобы наши семьи породнились. Если у вас уже есть дети – в ближайшее время, у меня есть и дочери, и сыновья, а если нет, то с кем-то из будущих наших детей. Полагаю, что и у вас, и у меня еще все впереди.

Подпись автора

Сложно было поверить в то, что титулованный дворянин, взрослый мужчина, а судя по физическому состоянию, вероятно, еще и воин, безоговорочно верил и полагался на предсказания, легенды, своих святых, жрецов, а равно на веру простых смертных. Для Ригинлейв это было противоестественно. Ведь даже если бы какой-нибудь жрец на севере утверждал, что женщина у них править не будет, она бы все равно вернула себе престол, пусть и сделала бы это силой и не при поддержке духовенства, а при поддержке таких же безбожников, коим прослыла бы сама. Но ей повезло. Все жрецы Ругаланна твердили, что она – законная наследница. И стоило признать, что это стало хорошим подспорьем, потому что даже отчаянно боясь кары узурпатора, в мятеж ей помогали, чем могли, и простые бонды, и хускарлы, и даже самая бедная чернь, у которой не было двойной суммы налогов, чтобы откупиться от разбойников, которых то и дело присылал Святогор. Восстань против нее духовенство, неизвестно, чем бы это закончилось. И хотя неприятно было это признавать, в этом смысле Утран оказался умнее. Он предусмотрел извечную череду мятежей и сопротивления ему, как узурпатору. А еще одним тираном на манер Абартаха он становиться либо не хотел, либо попросту не мог. Заслуживало ли это уважения? Княгиня не знала. Но логику действий герцога она уловить вполне могла, пусть даже и не во всем была с ней согласна.

Симпатии Ригинлейв имели свойство быть постоянными. Антипатии, впрочем, тоже. Утран все еще ей не нравился и во многом все по той же причине: из-за своего отношения к женщинам. Пожалуй, даже интересно было взглянуть на его жену. Правда ли, что она была бессловесной молчаливой куклой, которой муж интересовался только в дни, когда желал зачать наследника? И правда ли, что хотя местная вера запрещала иметь наложниц, короли и герцоги часто имели почти открытых любовниц, на которое духовенство закрывало глаза? Местные обычаи казались лицемерием и глупостью. Наложницы хотя бы открыто сожительствовали со своим господином, пусть, порой, независимо от того, хотят они этого или нет. А любовниц быть не должно, но они были. Не имели никакого статуса. И в конечном счете, могли обнаружить себя в канаве и никто бы за это не ответил. Вестимо, закон здесь вообще никак не защищал женщин. А от того и королевство, и его герцоги были Ригинлейв неприятны. Что, впрочем, не мешало ей слушать и слышать, ведь это было во благо ее мужа и его королевства, а это стоило того, чтобы немного потерпеть, даже если первым порывом было воскликнуть «чертов ублюдок!» - и все-таки попытаться продырявить руку мерзавца ложкой.

В то, что он действовал в совместных интересах, Ригинлейв вполне обоснованно и закономерно не верила. Нет, просто хотел получить трон бескровно и без рисков. Быть королем, не называясь им, прикрываясь настоящей властью и неся ответственность только перед Вигмаром, но не перед народом. Это было совсем не то же самое, как когда правила Рангрид. Рисков было намного больше. И следовало признать, что у Утрана хватало мозгов, чтобы придумать для себя безопасную со всех сторон позицию, обремененную только обязательством вовремя платить налоги, отправляя их в Ругаланн. Нужно было наблюдать за ним внимательнее. Кто знает, что еще за планы роятся в этой, отнюдь не пустой голове.

- Пять кораблей, Ваше величество, только с третьего года наместничества. И уверяю Вас, не найдется такого наместника среди ваших герцогов, которые могли бы обещать иное. Страна обескровлена Абартахом, разбойники повсюду, шахты не работают, поля пусты, торговля не ведется. В прошлом году от голода померла половина севера страны. Пять кораблей золотом – непосильная для них задача. На то, чтобы это исправить, уйдет время. И я не знаю никого с такими талантами, кто мог бы восстановить экономику за пару месяцев, чтобы уже в следующем году прислать вам пять кораблей, - хотя слова его дерзки, тон спокоен и мирен. И Ригинлейв не знает, что ей делать – раздражаться и тыкать ложкой, или слушать и решать, что делать дальше. Конечно, Ормар был вариантом понадежнее. Особенно с советом, который его ограничит. И конечно, свое хэрсирство он заставил расцвести в полной мере, учась его управлению едва ли не с рождения. Но Ригинлейв знала, что особых экономических талантов Ормар не имел. А заморить чужое королевство голодом ради пяти кораблей золотом, это, конечно, очень увлекательно, но не очень-то эффективно. И быть может, как ни прискорбно было это признавать, в этом Утран был прав.

- Вам решать, как поступить, Ваше величество. Если посчитаете нужным оставить надзор за мной – так тому и быть, - он пожимает плечами, лишь мельком глянув на Ригинлейв. Женщина же смотрит в сторону мужа, но ничего не говорит. Не потому что сказать ей нечего, а потому что они сейчас не в Ругаланне, это земли мужа, и ему принимать конечное решение в отношении Утрана. И может быть, это было правильно, потому что она все еще была предвзята. И даже если бы у них были дети, не стала бы отдавать их чужестранцу. Если Боги даруют им детей, то они выйдут замуж и женятся в Ругаланне, а не на чужбине. И вряд ли предпочтут себе в жены и мужья детей трусов. Но обо всем этом им нужно было поговорить наедине. Да и нужно ли? Вигмар, судя по всему, был расположен к идее Утрана. А раз так, то пусть так оно и будет. В конечном счете, эти земли были интересны Ригинлейв только как новый проект, как площадка для новых возможностей. Но потеряй ее они, она бы ничуть не расстроилась, а в следующем году с радостью направила бы сюда людей для грабежа.

- Коронация будет для вас не такой уж и простой задачей, господин. Особенно в связи с тем, что вы исповедуете другую веру, а вся коронация в Альбоне построена на вере в нашего единого бога. Для нее вам предложат креститься, то есть… - он осторожно подбирает слова, - Стать подобным нашему Богу, надеть крест на шею, принять идеи смирения, всепрощения и жертвенности…

- Чепуха какая-то. Вы тут вообще долго живете с такими идеями? – разведя руками, спросила княгиня, и хмурясь, посмотрела на мужа. Выжить, проповедуя жертвенность и всепрощение было не так, чтобы очень легко, но зато это многое объясняло, - Не отвечай. Чужую веру мы не примем, - Ригинлейв не примет точно, и по взгляду Вигмара она отчетливо понимает, что и он не в восторге от идеи, - Придется изменить правила и обычаи коронации в вашей стране. Что еще?

Подпись автора

Настойчивость Утрана Ригинлейв беспокоила. Беспокоила по объективной причине, а не по причине того, что она была так глубоко верующей, что сами разговоры о подобном были ей противны. Нет, ярл верила в своих Богов и своим Богам. Она защищала веру, как было предписано ее предками и ее предкам. Но вместе с тем, будучи правителем, она во многом оставалась циником, понимая, что религия, во многом, служит государственным интересам и ее задача – сделать так, чтобы оно так и оставалось, чтобы жрецы не могли диктовать ей свою волю и запугивать дурными предсказаниями для Ругаланна. И теперь, побывав в этой странной стране со странными людьми и верованиями, женщина лишь убедилась в собственной правоте, убедилась в том, что она сама знает, как лучше, и если бы потребовалось поиграть с религией и религиозными ожиданиями местных жителей и жрецов, чтобы полностью эти ожидания обмануть, ничто бы в Ригинлейв не дрогнуло. Своих Богов она не стала бы обманывать из глубокого уважения. В конечном счете, для веры в своем краю княгиня сделала намного больше, чем кто бы то ни было еще. Ведь при Святогоре существовала вполне реальная вероятность насаждения Алатыря. Так с чего бы ей, прогнавшей иноверцев из своего края, сменить веру здесь, в чужом?

И все же, эти разговоры не нравились женщине совсем не поэтому. А потому что она понимала, что здесь вера и религия принимали какие-то странные, причудливые, почти уродливые формы. Это было место, где религиозные ритуалы были возведены в абсолют, и люди были парализованы фатализмом, навязанным их Богом, подвешенным на деревянных палках. Здесь вера была не частью семьи, рода, наследия и страны, здесь вера была образующей силой всего. Она решала судьбы людей, даже знатных, судьбы всего королевства, она внушала страх, она создавала легенды, без которых люди ни на что не были способны. Что это было за учение такое? Что за религия? Ригинлейв не знала. Но она знала, что люди, настолько пораженные фатализмом, собственными страхами и находящие отдушину только в религии и ее воззрениях, могут счесть ужасным оскорблением отказ короноваться по их законам и по канонам их религии. Они могут перестать видеть в Вигмаре короля-спасителя, того самого, предсказанного древними легендами. Они могут разувериться в его божественной миссии, а значит, вывести его из безусловной и безупречной во всех отношениях безопасности. Ведь богоизбранного короля никто не тронет, просто не посмеет. Но короля-вероотступника… Кто знает, какую еще байку придумают жрецы, чтобы все вокруг уверовали в то, что король – не тот, кого они столько времени ждали? И Ригинлейв видела, что все тревоги Утрана были об этом. Нет, не из своей истовой религиозности он пытался спорить. Из понимания, что иное может иметь дурной исход.

Но перед лицом подданных король и королева всегда должны быть едины. Ригинлейв знала это матери с отцом, знала она это и по их браку с Вигмаром, с которым масштабная ссора развела их по разным углам, но о том, что это была именно ссора и о том, что вдали друг от друга они оказались, потому что не нашли понимания, люди только догадывались, но не знали наверняка. Так что все противоречия и теперь они обсудят только когда будут наедине. А сейчас женщина лишь коротко кивнула, соглашаясь со словами мужа, а равно и со своими собственными, что вопрос веры для них принципиален и что они встретятся с аббатом на этом чертовом острове, хотя княгине любое передвижение здесь казалось затягиванием возможности вернуться в Ругаланн, чего она, почему-то, очень уж хотела, хотя не имела для этого особых причин. Одернув себя и напомнив себе, что теперь у них есть все основания здесь оставаться, по крайней мере, пока они не решат вопросы управления, женщина коснулась мужа взглядом и ничего не сказала.

Ей не нравилась и идея брать с собой Утрана. Он ей не нравился, и хотя женщина теперь понимала его логику и всю причинно-следственную связь его действий, это ничего глобально для нее не меняло. Он не нравился ей, хотя, быть может, и был неплохим человеком – прямым, открытым и честным. Но это они еще проверят. Не исключено, что его показное смирение и впрямь было лишь показным. И не исключено, что он еще проявит себя самым дурным образом. Тем состоятельнее казалась идея оставить здесь кузена, чтобы в случае чего научил Утрана хорошим манерам. А в том, что Ормар с этим справится и даже будет очень рад тому, что может побыть надзирателем и палачом в чужих землях, которые недолюбливал по факту наличия у себя глубокой любви к Ругалану, Ригинлейв нисколько не сомневалась. Так что местному герцогу и бывшему наследнику оставалось только посочувствовать. Это на севере княгиня неизменно видела бы в нем постоянную угрозу и постаралась бы держать поближе к себе, не спуская глаз, а здесь, в этом странном и противоречивом месте, он и впрямь казался смиренной овцой, готовой идти на заклание.

- Утран мне не нравится, Вигмар, - спокойно отвечает мужу Ригинлейв, наконец, выпустив ложку из рук, - Но похоже на то, что он искренен в своем смирении. Плохо то, что мы ничего не знаем о местной вере и обычаях, нам нужен человек, который нам о них расскажет. Я верю в то, что люди, которые поклоняются тому, кто неспособен их защитить, ведь прибит к деревяшкам, могут исповедовать… - она делает неопределенный неприязненный жест рукой, - Фатализм, жертвенность и смирение, навязанное им религией. Ты и сам видел, как они верны старым легендам и не верны самим себе и своим устремлениям и желаниям. И я думаю, что Утран ничем не отличается от всех этих людей, а потому, он будет тебе верен. А если нет, - она усмехается и разводит руками, - То эту проблему в одночасье решит Ормар. Но идея оставить его наместником не так уж и плоха. Утран знает местные обычаи, кое-что сумеет рассказать кузену, а попробует в чем-то перебрать – кузен отрубит ему руки. Или не руки. Или не отрубит, а просто его убьет, - в конечном счете, им ведь здесь вообще никто не был дорог, не так ли?..

- А вот что касается коронации, то нам нужно будет и обсудить, и обдумать это после встречи с аббатом. Будем продавливать идею сохранения своей веры. И само собой, ее сохраним. И если хочешь знать, я бы предпочла навязать этому королевству свою, но не уверена, что это будет возможно, - уж больно сильно они убеждены были в правильности своего пути и своем Боге, - Но вероятно, что Утран прав в том, что коронацию нужно будет провести хотя бы отдаленно сообразно местным традициям. Даже если глубоко символически, а не с реальным принятием местной веры. Это сохранит тебя в безопасности, усилит твои позиции и убережет от того, кто захочет свергнуть тебя на основании того, что ты веришь не в того Бога, - и хотя вообще-то им было наплевать на это место и этих людей, на правление здесь и на то, что станет с этим королевством, было бы обидно терять обретенную возможность из-за собственной негибкости.

Утран долго себя ждать не заставляет. Так что разговор, в некотором смысле, остается повисшим в воздухе. Это ничего, они с Вигмаром точно еще найдут время, чтобы поболтать и все обсудить. А пока они все вместе выходят во внутренний двор, где Ригинлейв опять подставляют лавку к коню, - Знаешь, чувствую, что меня в этом королевстве недолюбливают, супруг, - иронично тянет женщина, седлая скакуна, - Тебе придется это исправить, чтобы не делать меня несчастной, - смешок срывается с губ, женщина закатывает глаза и пускает коня галопом прямиком по дороге на Лундесвик.

Подпись автора

В том, что им еще не раз придется столкнуться с пренебрежением к Ригинлейв только потому что она – женщина, княгиня не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что им не удастся переделать местных и убедить их в том, что не половая принадлежность определяла людей, а только они сами. Ни приказы Вигмара, ни скальды, воспевающие победы своего ярла на далеких от Альбиона берегах, не убедят население и особенно знать в том, что женщина способна быть чем-то большим, чем тихое и бессловесное приложение к персоне своего мужа. Но отчего-то сейчас, когда конь галопом несся по довольно неплохой для королевства в состоянии разрухи дороге, Ригинлейв было безразлично и то, как к ней относятся, и то, что еще взболтнет Утран, и то, как ее будут воспринимать местные. Вряд ли они станут очень часто навещать Альбион, если налоги отсюда будут приходить вовремя. Вряд ли так же и то, что для Ригинлейв и Вигмара вдали от нового королевства мужа, будет иметь какое-то значение, как именно и по какой причине в чужом краю относятся к женщинам. А раз так, то следовало не портить себе настроение, а увлечься тем, чем они планировали увлекаться с самого начала: охотой на разбойников и чудовищ. И теперь уже это занятие не казалось чем-то действительно опасным. Здесь все было какое-то преувеличенное на словах и незначительное на деле.

Дорога и впрямь была хорошей. Чересчур хорошей, и это-то и было главным указанием на то, что с нею, что-то было не так. Сколько здесь уже не ходили торговые караваны, гости столицы, местная знать, да и просто телеги, груженые разной утварью? Давно. А состояние пути все еще было более, чем удовлетворительным. Потому что одно только это и могло привлечь неосторожных и самонадеянных путников на дорогу, которая наибольший интерес вызывала у разбойников и неведомого чудовища, если оно вообще было.

С двух сторон высились высокие многолетние деревья, местами настолько густые, что кроны их закрывали лучи солнца. А там, где оно проглядывало, золотистый свет лился сквозь листья маленькими ручейками, создавая ощущение, будто льется он из самого Асгарда. Давая коню отдохнуть после стремительной гонки, Ригинлейв вела его медленно и то и дело глазела по верхам, наслаждаясь красотой и тишиной леса. Она слушала тихий голос Утрана, но не особенно придавала ему значение. Ей было плевать на самого герцога, на архиепископа и на все, что у них тут было принято или не принято. Крещение Вигмар не примет, он уже и сам это сказал. А если жрец будет слишком много себе позволять, всегда можно лишить его не его места, а просто его головы, кем бы он ни был, как бы его ни звали, каковы бы ни были его предыдущие заслуги.

Впрочем, Вигмар был прав. Было в этом священнике что-то странное. В том, что он был колдуном – никаких сомнений. Но какого профиля? Можно было предположить в нем целителя, но тогда он скорее спас бы остальных, чем самого себя. Ведьмаки, шаманы, пророки – все мимо. Стало быть, муж был прав, и колдун являлся некромантом? Поэтому ему удалось выжить там, где все остальные погибли, а быть может, вообще умертвить их самостоятельно ради каких-то своих целей. Вообще-то княгиня ни черта не понимала в этом, у нее не было ровным счетом никаких представлений о том, как работают некроманты и как выглядела ситуация с магической точки зрения. А потому, не спеша отвечать на вопрос мужа, княгиня повернулась к своему жрецу, который все это время ехал молча и выглядел довольно усталым, - Описание похоже на действия некроманта? – спрашивает она на арконском, на всякий случай. Хотя тут, видимо, с колдунами все было совсем плохо, так что спроси она это напрямую, вряд ли герцог был, что-то понял и оскорбился. Хотя оскорбляться тут было чем. Некромансткое клеймо – сомнительное удовольствие даже у них, там, где магия была совершенно обычным делом.

- Они больше похожи на обычных мошенников и врунов, Ваша светлость, - высокомерно произносит жрец, - Даже если предположить, что от заразы их защитил магический талант некроманта, то ни один колдун не может прожить три месяца без еды и воды. Колдуны живут долго, но они не бессмертны. Мы нуждаемся в еде, воде, да и неуязвимость к болезням это нечто близкое к мифам. Скорее всего, никакой эпидемии не было вовсе, а эти люди умерли по другим причинам. Чудовищный ритуал – одна из них, но точнее я смогу сказать, когда взгляну на этого Беду, - и в словах жреца уже слышались ноты ревности, как если бы Ригинлейв и впрямь могла начать внимать другому священнику и принять его веру.

Вопросы веры, впрочем, не стоят для них сейчас слишком остро, а равно не имеют определяющего значения. Когда рядом с тобой происходит что-то, что ты не можешь уловить – это повод для тревог не на тему божественного, а на тему человеческого. Ригинлейв извлекла меч из ножен, жестом дала арбалетчикам приказ приготовиться. Кто такой враг рода людского княгиня не знала, но знала, что чудовищ нужно убивать быстро, не давая им нанести первый удар, что было проблематично, учитывая, что они стояли посреди дороги с двух сторон которых были высокие деревья и земляные насыпи. Нужно было двигаться дальше, но еще один рык, теперь уже у них за спинами, дал понять, что тактикой заниматься поздновато. С другой стороны, какой еще рык? Им же обещали кошкозмею, или что-то вроде того. С каких пор вообще змеи могли рычать?

Но то, что выпрыгнуло на дорогу и понеслось в их сторону, не было похоже на змею и кошку. Оно было похоже на причудливую смесь нескольких животных сразу. Огромное, на четырех лапах, с гигантскими когтями и несоразмерно большой головой, которая и впрямь издавала ужасающие звуки. И издавала их не зря, потому что в пасть твари успешно поместилась бы пара голов ульфхеднаров, а при желании и один ульфхеднар целиком. Когтями существо явно было способно легко вспороть брюхо лошади, но самым плохой новостью для них всех была длина прыжков. Она явственно превосходила не только человеческую, но и кошачью. Впрочем, прыгало нечто и впрямь с кошачьей грацией.

- Залп! – командует Ригинлейв, стоило твари взмыть в воздух. Арбалетные болты засвистели в воздухе, но причудливое, покрытое чешуей тело, отбило большинство из них, и лишь пара смогла пробиться, но так незначительно, что стоило существу приземлиться прямиком на всадника из ульфхеднаров, как стрелы тотчас же выпали.

- Огнем, или размозжим его голову валуном? – спрашивает Ригинлейв мужа с кривой усмешкой на губах. Улыбаться, впрочем, им оставалось недолго.

Подпись автора

Тварь оказывается намного проворнее, стремительнее и сильнее, чем они от нее ожидали. Это не пугает Ригинлейв, а скорее добавляет азарта. Уж им-то с Вигмаром точно не привыкать было убивать чудовищ в этой земле. И если в свои юношеские годы они справились с драконом, то и с котозмеем, змеекотором, или чем-то еще, они справятся уж точно, иначе и быть не могло. И Утрану не следовало в этом сомневаться. Он, впрочем, и не пытался. В смысле, вообще ничего не пытался сделать, просто сбился со своими воинами в кучу и молился своему Богу. Но что, скажите, что мог сделать мертвый Бог? Как же он мог помочь им в этой ситуации, если он не сумел защитить даже самого себя, скажите на милость? Но спрашивать об этом Утрана, пожалуй, было совершенно бессмысленно. Потому что он выглядел таким напуганным и таким растерянным, будто вообще никогда в своей жизни не брался за меч или брался за него с тем, чтобы сражаться с кем-то или чем-то куда более простым и понятным, например, каким-нибудь разбойником. Чудовище же пугало его до такой степени, что он терял самого себя, боялся отдавать приказы и уповал только на Бога. Вот только Ригинлейв знала: Боги не сделают за нас то, что мы должны сделать сами.

- Рассредоточьтесь, болваны! – кричит Ригинлейв людям Утрана, вот только они, в отличие от него, ничего не понимают на ругаланнском. Герцог же, либо считает ниже своего достоинства слушать женщину и заботиться о своих людях так, как она говорит, либо просто не слышит ее, парализованный ужасом. Ничего не поделать, так что в следующее мгновение огромная богомерзкая тварь врезается в толпу местных, которые, без сомнения, несут бессмысленные и глупые потери, которых можно было избежать. И тот факт, что все ругаланнцы, кроме того, кому не повезло принять удар самым первым в начале их встречи с котозмеем, сейчас целы, был лучшим подтверждением того, что лучше бы Утрану прийти, наконец, в себя, если он дорожил своей жизнью и жизнью своих людей. Но раз уж он о них не заботился, то княгиня и подавно не станет. Так что она лишь коротко кивает мужу, спешивается, а следом тотчас же берется за лук. Огонь на нем вспыхивает усилиями жреца, за что женщина очень благодарна, и огненные стрелы летят прямиком в чудовище, казалось бы, не оставляя ему ни единого шанса.

Как ни странно, но это оказывается ошибочным. В этот раз огонь явно не играет им на пользу, хотя Ригинлейв была согласна с мужем. Все знают, что все эти уродливые твари из самого Хельхейма больше всего на свете боятся именно, что огня. Но только не это. Стрелы падают, так и не сумев ее поджечь, на землю, не оставляя никакой надежды на желаемый исход. Ригинлейв снова достает меч, надеясь, что родовая длань Хорфагеров, отличавшаяся изрядной крепостью, но еще и изрядной силой, сможет поразить и чудовище тоже. Вот только прыжки этой гигантской твари оставляли мало надежд на контактный бой. Оценивая вероятности, а равно преимущества, которые давала местность, княгиня отмечает скопление камней на одном из холмов вдоль дороги. Было ли это их шансом? Пока непонятно. Но зыркнув на молодого жреца, который до этого зажег ей стрелу, пока тварь охотилась за лошадьми, женщина указала жестом наверх, спрашивая, сможет ли ведьмак расшевелить каменную породу, заставив ее рухнуть вниз. Молодой мужчина сомневается лишь мгновение, а затем уверенно и твердо кивает головой, соглашаясь с идеей.

- Валун, так валун. Загоняйте его туда, - она жестом указывает на земляную насыпь, высоту которой тварь преодолеть будет не в силах, что, впрочем, никак не соотносилась с идеей «загоняйте». Ведь загнать ее будет совсем непросто. Княгиня бросается в сторону весьма стремительно. Жрец устремляется за ней, как и пара ульвхеднаров. Хорошо, потому что они там понадобятся, на случай, если жрец не справится, хотя лучше бы ему не обмануть ожиданий княгини.

Они торопятся, как могут, преодолевая корни вековых деревьев, землю, камни и собственный страх. Нет, не страх перед чудовищем, а страх не успеть, ведь там, внизу, гибли, сражаясь, их товарищи. И мог пострадать и Вигмар тоже. Ригинлейв оказалась наверху первой. И первой оценила ситуацию. Теснить тварь к насыпи было проблематично и не слишком-то удавалось. И пока ульвхеднары поспевали следом, а жрец выбивался из сил, не привыкший к таким марафонам, женщина взяла камень побольше и швырнула его в чудовище. Один, второй, третий. Четвертый удар пришелся прямо на голову и таки заставил тварь обратить свое внимание на княгиню. Большим умом существо не отличалось, не делая различий между людьми и животными, а потому теперь полагала, что прыжка хватит, чтобы преодолеть расстояние сначала почти до насыпи, а затем и наверх. Ригинлейв же, обладавшая хорошим зрением и давно оценившая высоту и длину максимального прыжка, понимала, что прыжка этого не хватит, чтобы достать ее. Но зато хватит на кое-что другое…

- Эй, ты! Давай, иди сюда! – и она швыряет еще один камень, крича так громко, как только может. Лица ульвхеднаров в этот момент искажаются ужасом, а лицо жреца и вовсе становится мертвенно-бледным, ведь он еще не успел подняться, а значит, не успеет и применить колдовство, чтобы помочь княгине. Но теперь Ригинлейв и не об этом думает вовсе. Она швыряет еще один камень, в ответ на который чудовище и впрямь прыгает прямиком к насыпи, явно разъяренное дерзостью простой смертной. А княгиня, в ответ, швыряет еще один камень и отступает на пару шагов от каря и валунов. Как раз в этот-то момент чудовище и прыгает вверх, рассчитывая достигнуть самой вершины, но как и надеялась Ригинлейв, вместо этого впивается когтями в земляной край холма. Край этот тотчас же начинает осыпаться. И чем больше существо силится зацепиться, тем сильнее провоцирует соответствующий результат. Наконец, земля начинает падать огромными комьями, обрушиваясь целиком на тварь, которая падает вниз и не успевает подняться прежде чем оказывается погребенной под слоем земли. И лишь после на нее осыпаются булыжники, валуны и большие камни, погребая ее окончательно. Вой еще какое-то время слышится из под завала, да и сам он не кажется таким уж плотным, так что Ригинлейв машет рукой мужу, призывая его добить чудовище. Сама она спешит вниз ровно за тем же.

Подпись автора

Ригинлейв верит в то, что муж справится с убийством твари и без нее, и она уж точно вовсе не опасается того, что он ее не дождется. В восприятии княгини они давно были одним целым, командная работа казалась ей естественным продолжением их личных отношений, их семьи, их брака, их любви, так что оставалось только надеяться на то, что сделанного ею окажется достаточно для того, чтобы удержать чудовище под завалом достаточно долго для его убийства. Опасения княгини, однако, оказываются беспочвенными. Как и всегда, Вигмар понимает ровно то же, что понимала она сама, так что, едва спустившись с насыпи, Ригинлейв с удовлетворением отмечает, что голова котозмея уже отделена от тела, и теперь вряд ли может быть кому-то угрозой. Еще одно доказательство богоизбранности короля и верно сделанного в его отношении выбора, еще одно яркое впечатление для местных. Даже хорошо, что они взяли Утрана с собой, а его люди оказались такими трусами. Больше впечатления произведет Вигмар на окружающих и меньше вероятности того, что даже если герцог и захочет претендовать на власть, которую давно утратил, его поддержит хоть кто-то. Ригинлейв была очень довольна. А что до победы над чудовищем, то уж этим ее сложно было удивить и порадовать: они с мужем достаточно уже их побеждали.

Она знает, что он волнуется за нее. Знает, потому что и сама всякий раз испытывает то же самое. Чувство это княгине хорошо знакомое. Она еще со времен, когда Ругаланном правил ее первый муж-ублюдок тревожится о своих людях, тревожится об их безопасности, тревожится о том, чтобы с ними все было хорошо. Никогда не бывало. Война и опасности всегда уносили жизни и многие из них оставались в груди Ригинлейв тяжестью, с которой ей придется жить до конца ее дней. И все же, жизнь Вигмара была для нее в разы значимее любых других. Быть может, с точки зрения ярла это и не было правильно, зато было правильно с точки зрения его жены и любящей женщины. А потому, обняв мужа, она ответила на его поцелуй, а потом коротко коснулась его щеки, - Я все расчитала, пока наблюдала за тварью. Опасности не было. Но я обещаю, что буду стараться быть еще более осторожной, чтобы не тревожить тебя, - в полголоса произносит женщина, коротко улыбается мужу и хочет сказать, что-то еще, но их прерывают причитания и возлияния неизвестного воина, который должен был быть впечатлен подвигом Вигмара, а оказался, отчего-то, впечатлен Ригинлейв. Ее подобное проявление расположения заставляло смущаться, потому что в Ругаланне такое принято не было. Все там знали о заслугах княгини, но свою осведомленность они проявляли в должном обращении и уважении к ней. Никто не падал перед нею ниц, не причитал и не плакал. Так что, альбионец, пытаясь проявить свою верность и восхищение, добился только того, чтобы княгиня отвернулась от него и уткнулась в грудь мужу, давая ему же возможность ответить. К тому же, что отвечать на это было глупо. Никакого ангела, кем бы он ни был, за спиной у Ригинлейв не было, а все получилось только благодаря ее хорошему зрению, наблюдательности и стремительности. Ничего особенного, ничего, что не мог бы провернуть любой воин, даже такой, как этот, если бы больше верил в себя, а не в ангелов и своего бога. Но об этом женщина ничего не говорит, да и вообще ничего не говорит, надеясь, что от них поскорее отстанут. Вот только поведение своей королевы воин воспринимает, как проявление скромности и смирения, и жрецу приходится отправить его подальше под еще большие восхищенные причитания, с которыми незнакомец отправляется к группе других людей Утрана, и они обсуждают случившееся уже в более простой и понятной друг другу обстановке на своем тарабарском.

- Они здесь какие-то сумасшедшие, Вигмар, - тихо делится Ригинлейв, все еще не отрываясь от мужа. Через пару мгновений, она все-таки поднимает на него глаза, чуть хмурясь, но не гневливо, а скорее, все еще растерянно и смущенно, - Может быть, и стоит сделать Утрана наместником. Он хотя бы понимает… Ну… Как тут все устроено, - глупо, нелепо, бессмысленно и как-то чересчур гротескно в любом проявлении, какое ни возьми. Разговоров здесь всегда было больше дела, эмоций – больше мысли, слепой веры – больше, чем уверенности в самом себе. Странное было место. И люди странные. И очень уж хотелось домой, или хотя бы остаться с Вигмаром наедине, но это им, кажется, в ближайшее время уж точно не грозило.

Уходит время, чтобы помочь раненым, чтобы поймать лошадей и чтобы собраться. Дальнейшая дорога проходит без особых происшествий, хотя Утран клянется, что разбойников здесь очень много и они то и дело нападают на путников. Скорее всего, текущее их миролюбие было связано с отчетливым пониманием простой истины: если они нападут на группу хорошо вооруженных людей, умеющих сражаться, шансов выжить у них окажется намного меньше, чем если напасть на торговый караван, - Ты знаешь, где располагаетеся логово разбойников? – спрашивает Ригинлейв у Утрана, а затем наблюдает за тем, как его глаза распахиваются в удивлении и ужасе, и он качает головой из стороны в сторону, - Это очень плохая идея. Их много, и они наверняка будут готовы к нападению, Ваше Величество, - правда отвечает он явно не ей, а Вигмару, да и убеждает тоже, в первую очередь, именно его. Как если бы Вигмар и предложил это.

- Мы навестим главное логово разбойников сразу после того, как встретимся на острове с архиепископом. Это не обсуждается, - отрезает княгиня, глянув на мужа взглядом, который явственно давал понять, что обсуждается, конечно, и они обсудят, но только не при Утране, потому что он вызывает в женщине перманетное раздражение. Так что даже когда он указал на поворот от основной дороге, говоря, что именно туда нужно направиться, чтобы прийти к берегу большого озера, на котором и было аббатство и архиепископ, Ригинлейв как-то с сомнением огляделась, очевидно, раздумывая над тем, насколько это безопасно.

- Если окажется, что ты решил привести нас в ловушку, Утран, то я сама перережу тебе глотку, так и знай, - ровно выговаривает княгиня, но снова оказывается не права. Дорога и впрямь ведет их до самого озера, и на пологом берегу успешно размещается весь их отнюдь не маленький отряд. Проблема есть только одна: добротная лодка на цепи здесь всего одна, и она едва ли вместит больше четырех-пяти человек, да и то придется потесниться. А Ригинлейв предпочла бы взять с собой два десятка воинов, чтобы вспороть брюхо архиепископу, если он решит не быть дружелюбным.

- Сплавай за этим своим верховным жрецом сам, - высокомерно бросает Утрану Ригинлейв, снимая перчатки, - А мы пока разобьем лагерь. Все равно ночевать придется здесь. Не поедем же в Лундесвик ночью, - да и отдохнуть перед возможной атакой на разбойничий лагерь им всем бы не помешало.

Подпись автора