Злится княжич, охолонуть не спешит - в ответ на попытку разговор завязать едва ли не обвиненьем бросается. Милорад даже в лице не меняется, привык уже к подобному, знает, что сейчас не на него сердится Юра. На то, что случилось - еще как, а на него - нет. Еще. Оплошает вот если, тогда да, не миновать и ему слова острого, может, и обидного.
- Не дал мне ехать учиться - не пеняй теперь, - ввернуть свою острую спицу ему, впрочем, ничто не мешает. Официально-то дворня думала, что разругались княжич с ведьмаком из-за желания уехать в Китеж, хотя тогда мыслил Милорад сбежать уж куда придется, а потом услышал слухи досужие - и решил, что пускай так все и мыслят. - Не видал книг древних, не все ведаю. Проклятье... Похоже на чудное какое-то. Не пойму никак, может, то по-чернокнижному, вот и говорю - не трогай.
А вот про душу верно говорит Юра, правильно. Ведьмак тоже шаги к девице растерзанной делает, в черты застывшие глядится. Страшная смерть, мучительная, лик красивый был, верно - а мукой искажен страшно, и кровь его марает ужасно. Похоронить ее надобно, как полагается, и жертву принести Мокоши, в уплату преждевременно разрубленной нити, и Моране, чтобы душу в Нави утешила да приголубила. Чтоб ушла спокойно, а не осталась на капище - яростной полуденницей, страшной полуночницей, аль иной бесовской силой. Надо позаботиться об этом месте, поговорить с Радмиром, никак, сделают чего, чтоб избавиться от ужаса, повисшего над поляной душным трупным маревом.
- Жаль мне ее, княжич, сердце обливается кровью, однако надобно вызнать, что за изверг такое с ней уделал. Как из дома родного в ночь выманил, на лицо каков был? Чего обещал, каким словом волю околдовал? Все подсказку дать может, - он дышать все ж старается пореже, и от того каждый вдох еще тяжелее дается, и голова кружиться начинает. Ярило глядит на это безобразие сверху и гневается, не иначе от этого так макушку печет. Как бы еще не сомлеть, как девица... - Погодим до Радмира. Без него я тут ничего не буду трогать, как бы не попортить... разве что попробую отойти да позвать кого из местных. Со спины коль подойти решишь, не тревожь, покуда с тобой не заговорю.
Ведьмак пользуется возможностью, шагает на край капища. Там и воздух свежее, и не так жарко, начинается небольшая рощица, переходящая в крепкий дубовый бор. Там, помнится, прошлой зимой охота знатная была, и Милорад лешего заговаривал - а значит, и тут позвать можно да вежливо хозяина порасспросить. Никак видел чего?
Но на слова его нет отклика, только верхушки деревьев шепчутся тревожно. Словно бы трупный смрад за ночь разросся в черное марево, покрывшее и лес, и земли окрест. Мелких созданий рядом тоже заметить не удалось, ни бисяков, ни кого еще - не то сосредоточиться не выходило, не то случилось на этой поляне что такое, что распугало всех надежно. Милорад хмурит брови, достает из поясной сумки кинжал. Коли так, надобно пользоваться тем, что есть, и он решительно проводит по ладони острым лезвием. Капли летят вниз, но до травы не долетают - падают аккурат в распахнутую кошачью пасть. Глазищи у огромного кота сверкают, что два изумруда, он хищно облизывается и поднимается выше, но ведьмак заготовленной тряпицей пережимает рану и цокает языком:
- Довольно тебе, хитрец. Тряпицу потом дам, так и быть, коль быстро управишься, - Милорад не без удовольствия замечает, что Прошка заинтересован; а ведь раньше как маялся он, чтоб предложить ему чего! Молока - дак ведро требовал, меда - черпак, видано ли дело? Для домового уж больно охоч старый хитрец до крови да жертв, неспроста это, ну да древний он суседко, раньше, поди, и не такие бывали. - Сыщи хозяина местного, будь другом. Потолковать с ним хочу... да и лес, вишь, как стоит? Не случилось бы еще чего. Коли углядишь лиходея - ворочайся сразу, да докладывай, изловим!
- Ой, ну то вр-ряд ли, - мурлычет раскатисто здоровенный кот, потягиваясь и приминая траву. Милорад радуется про себя, что суседко виден только ему - Юра б не обрадовался, не любит он, когда пользуется ведьмак такими методами. Хотя по траве да ладони догадается... Не дурак ведь ведьмак - приносить жертву на оскверненном капище неизвестному богу. Да и богу ли? - Лиходей местный давно уж не тут. Фу, воняет-то как пакостью! А лешака сыщу тебе, так и быть, за тряпицу-то... Сам тороплюсь назад, терем-то без меня р-развалится!
- Не развалится, - машет целой рукой ведьмак. - Ступай. Потом потолкуем, коли знаешь чего - все знать тоже хочу.
- Книгу смотр-ри, - напоследок советует Прошка, а после вмиг исчезает - как не бывало. Милорад оборачивается назад: рядом с княжичем уже стоит Радмир, и, судя по мрачному виду обоих, ничего хорошего не говорит. Видать, и правда книгу глядеть придется, может, прямо здесь. Пока он подходит, на ум наконец случается озаренье: символ, осквернивший идолов, страсть как похож на криво намалеванный закрытый глаз...
Радмир, зычным криком разогнав толпу, поспешал на место душегубства, как мог. Но как пригляделся, возле чего стоит княжич, в раздумьях нахмурясь - едва не побежал. Хоть и не пристало жрецу Стрибогову носиться, как дурню какому, тут дело было весьма дурное. Даже хуже, чем он ожидал.
- Не трогали ничего? Отойдите, княже, прошу уж вас, - он обычно не так мягок, но страх на секунду захлестнул его с головой, когда он увидел, что Юрий тут один стоит. И где ведьмак глупый?! Почему одного тут его оставил? Хотя где б ему знать, что это такое тут намалевано... - Ничего не найдем мы тут. Пуста земля, вымерщевлена. Вот поганец какой, а силен как!
Ведьмак возился где-то на окраине поляны, опытный взгляд Радмира уловил в воздухе взмах пушистого хвоста. Опять тварь свою кормит! Впрочем, тут такая должна быть полезной. Уж кем бы не кликал он своего Прошку, хоть домовым, хоть коромыслом, а тот, коли за дело брался, то добросовестно. Может, и вызнает еще чего ведьмак.
- Ничего не узнаем мы тут, лиходей наш постарался, все мертво и никто не откликнется, - говорил он погромче, и для Милорада тоже. Хоть и дурной мальчишка, наглец прибившийся, а все ж не время было. Если глаза ему не врут, то все плохо закончится, если не изловить душегуба. - Это злая ворожба, и навести ее под силу только чернокнижнику многоопытному. Но не только это дурно. Он позвал, жертву принес - и на жертву откликнулся кто-то, исполнил просьбу. Не смог бы колдун так все попортить, чтобы все померло. А вот тот, кого звал он - мог.
Милорад хмурится сильнее, слыша эти слова. Радмир сейчас еще серьезнее и злее выглядит, чем обыкновенно, а он и без того не самый приятный мужик на свете. Однако ж верно говорит. Что-то внутри, чуйка, что ли, подсказывает: он прав. На Юру взглянуть страшно. Он и так переживает за родину, а тут и слова такие, темные, мрачные...
- Я Прошку за лешаком послал. Уж коли он тут все убил, то, может, сторонние глаза чего видали, - он подходит вплотную, снова с сожалением на девицу глядит. - Можно хоронить-то? Узнали имя, чья? Надобно поспешать, может, упросим?.. Княже, не серчай, но тебе и правда отсюда далеко надобно быть. Недобро эти глаза на тебя глядят... уверен я, глаза это. Словно вот-вот откроются.
Радмира от этих его слов передергивает, Милорад видит, но он пока ничего не говорит. Не уверен или не хочет делиться? Ну и пускай, ведьмак сам все выяснит. У него книга есть да Прошка. Ладонь чуть ощутимо покалывает: тряпица смазана целебным отваром, кровь уж затворилась. К завтрему должно зажить, коль не придется снова резаться. Сердце подсказывает: придется. И не только это.
- Может, придется лесного хозяина задабривать, так я б попросил тебя, княжич, со мною пойти, - добавляет Милорад быстро. - Уж коли ты сам явишься, то приятно ему будет. Владыки с владыками уж уговорятся.