Ригинлейв хотела бы сказать, что она знает, чего ждать от своего предка и его сюрпризов, но это было не так. Она понятия не имела, что он мог спрятать, да и самого его вообще-то не знала. Не знала его характера, его привычек, его взглядов, его планов и его надежд. Хотел ли он свободы Ругаланну? Считал ли он заключение союза с Беловодьем благом или не видел иного выхода, зная о рисках, которые несёт иное решение? У неё не было ответов. Наверное, можно было поискать их в летописях, вот только большинство из них содержало перечень довольно сухих фактов, а если нет, то составить представление о характере того или иного предка можно было только по отдельным обрывкам. Храфнаса Ригинлейв знала из этих обрывков, как человека обстоятельного и разумного, мужественного и последовательного, того, кто не страшился доброй битвы, но не видел преимущества и блага лишь в них. Этим, впрочем, отличалась добрая часть предков нынешней княгини. Разум и контроль были у них в чести больше ярости, гневливости и жажды крови и сражений по поводу и без. Бывали среди них и вовсе блестящие дипломаты и переговорщики, но вторичные воины и полководцы. Бывали и те, кто все вопросы привыкли решать силой оружия. Бывали безумцы, в которых жил дух волка – они приходили в этот мир с тем, чтобы принять участие в как можно больших сражениях и битвах, а после рано уйти, оставив заботы о Ругаланне на плечах малолетних своих детей и советников-регентов. Бывали и трусы, избегавшие битвы любой ценой и умиравшие соломенной смертью. История сохранял мало памяти о последних. Но что до Храфнаса, то он не вошёл в историю ни как безумец, ни как глупец, ни как трус. Нет, его называли мудрым правителем. Правителем достойным своего титула. Мотивы его могли быть ясны и очевидны отнюдь не всегда, и Ригинлейв хотела бы теперь узнать, для чего он искал союза с Беловодьем, но было уже поздно. Так что его подарок, в некотором смысле, являлся и небольшим покровом перед тайной его личности, его правления, его выбора и его решений. И с этой точки зрения он интересовал женщину воистину безмерно. Настолько, что её не пугала ни чрезмерно умная птица, ни тот факт, что она может, что-то не знать о своей собственной сокровищнице, знания о которой, кажется, передавались из поколения в поколение, потому что сокровищница эта содержала не только ценности материального характера, но и артефакты и магические предметы, способные помочь в любой борьбе.
- Знаешь, учитывая, что Храфнас все-таки заключил союз с Беловодьем, я была бы совсем не против, если бы он подробно и мелким почерком описал причины своего поступка, – смеётся женщина, понимая, что вряд ли, конечно, её предок сподобился до такого. Признаться, она и сама-то, даже обладая известной мягкостью в отдельных вопросах, вряд ли стала бы писать записки, объясняя потомкам свои решения. Потому что решения её всегда мотивировались одним и тем же. Благом для Ругаланна. И их не было нужды объяснять. Ни потомкам, ни подданным, ни кому бы то ни было еще. И вряд ли её предок отличался в этом плане хоть чем-то, – Кстати, ты все ещё помнишь, что обещал мне, что я снова смогу научить тебя писать? – шутит княгиня, пока ворон летит куда-то вперед, указывая путь к сокровищам, вероятно. Или во всяком случае, женщине хотелось так думать, – Занятия не ждут. Может быть, нам вместе стоит, что-нибудь написать для Сигмара, чтобы у него было к нам меньше вопросов, чем есть у меня к некоторым моим предкам? – и это тоже шутка, конечно же. Ригинлейв знает, что если все сложится удачно, то они с мужем вместе научат сына всему, чему следует, и ответят на все его вопросы, чтобы будучи взрослым, он не испытывал мук выбора или совести за те или иные свои решения, которые в чем-то будут закономерным продолжением решения его предков.
Ворон же, тем временем, несмотря на ворчание Вигмара, никуда не делся. Он уселся на потухший факел, словно указывая на что-то. Кажется, предок вовсе не солгал, птица действительно что-то знала, и сейчас это знание очень активно показывала. Что именно следовало сделать, однако, было не совсем очевидным, да и не таким уж простым. Признаться, княгине вообще казалось, что все это какая-то шутка, ведь никаких предметов вокруг не было, и ничто, в общем-то, и не указывал на наличие в этом месте чего-то особенного. Не указывало, пока старания Вигмара не доказали обратное. Пока в стене не открылось потайное пространство. И внутри действительно, что-то было, – Кем бы ты ни был, друг, спасибо, – обратилась к ворону княгиня, улыбнулась и шагнула вперед, глядя на красивый ларец, украшенный сапфирами – любимыми камнями всех Хорфагеров, включая и саму Ригинлейв тоже.
Сам вид ларца явственно говорил о его ценности, а равно ценности того, что могло находиться внутри. Сказать наверняка было нельзя, но кто бы стал класть в так украшенный ящик, что-то совсем не ценное? К счастью, любопытство вскоре было удовлетворено. И оказавшиеся внутри короны вполне отвечали и поискам, и любопытству, и наследию предков. Изящество и красота изделий с трудом могли бы говорить о том, что изготовили их несколько веков назад. И не было сомнений в том, что изготовили, как вещи сакральные и церемониальные, а вовсе не повседневные.
Конечно, как ярл, Ригинлейв время от времени носила княжеский венец. Тот же, что носили её предки. Правда, какое именно количество из них, сказать было сложно. Но во-первых, к этой регалии она относилась совершенно безразлично, а во-вторых, она и рядом не стояла с тем, что Вигмар теперь держал в своих руках. Да, это были по-настоящему королевские короны, а никакие не венцы. Они и близко не соотносились ни с какой повседневностью и являли собой образец изящества и красоты, возможно, незнакомый ювелирному искусству Ругаланна. А впрочем, тут наверняка никогда сказать было нельзя. Иной раз из под рук мастеров выходили такие изделия, что сложно было поверить, что они были сделаны людьми. Впрочем, как они с мужем уже успели понять, и людьми изготовлены они могли быть совершенно необязательно. Ведь сам меч Вигмара был сотворен эльфами, и кто знает...
- Как красиво, – выдохнула женщина, завороженная изяществом линий, – Любил сюрпризы и умел их делать, – взяв в руки вторую корону, Ригинлейв стала разглядывать её со всем вниманием, – Видимо, они из Ругаланна, Вигмар, – пожала плечами женщина, пальцем указав на тонкую полоску изображений у самого основания короны. Мелких, но вполне себе разбираемых, – Кажется, это миф о создании людей. А это – об обретении Одином рун, – Иггдрасиль виделся весьма явственно, как и фигура Одина, прибитая копьем. Сжимая основание короны в пальцах, Ригинлейв, разглядывая сюжеты, почувствовала, что-то с обратной стороны. И развернув корону, увидела руны. Только руны те были странные. Вовсе не привычные ей, – Тут какая-то надпись, довольно длинная, – задумчиво произнесла женщина, а затем показала мужу, – Но я не знаю, что она означает. Она написана не обычными рунами, а... Секретными. Жреческими. Зашифрованными. Так обычно делают с заклинаниями, которые пишут рунами, с гальдрами или какими-нибудь магическими формулами, – и пожалуй, теперь у них не могло быть сомнений в том, что предметы эти сделаны в Ругаланне. Вот только зачем? И зачем было их так тщательно прятать?
- Думаешь, Храфнас знал? – задумчиво вопрошает Ригинлей, глянув на мужа, – Знал, что настанет день, когда Ругаланн окажется свободным, а один из его потоков объявит себя не ярлом, но конунгом? – иначе, как объяснить их находку и осведомленность предка? – Вряд ли, конечно, он ожидал, что это сделает девчонка, но теперь ему не приходится выбирать, – она смеётся и кладёт корону обратно в ларец, – Думаю, что будет правильно использовать её на коронации. Хотя... – она смотрит на мужа с совсем не насмешливой, а очень доброй улыбкой, – Асхильд вряд ли обрадуется.
- Подпись автора