От их вотчины до Чердыни – три недели пути, если не загонять коней, людей и останавливаться на ночлег не в чистом поле, а в деревнях, где их с Ярополком обещания, может быть, и не помнят, ибо больше двухсот лет прошло, зато сказ о князе и княгине, что всегда возвращаются на княжеский престол – еще как. Сейчас и их, и дружину их встречают с подозрением, но не пройдет и года, как об этих встречах будут вспоминать с благоговением. И не только крестьяне, да деревенские старосты, но и сама Велеслава тоже. Потому что с тех пор, как они потеряли Чердынь и Искор, а равно своего сына и внука, она к своему народу выходила в последний раз лишь для того, чтобы сказать, что сейчас они с мужем должны уйти, но только за тем, чтобы вернуться, когда настанет час. Стыдно ей было, тяжело и гнусно все эти годы. Но теперь Велеслава смотрела в глаза искорцев без стыда и без страха. Ведь обещанный час настал. Ведь они вернут себе и Чердынь, и Искор с тем, чтобы вновь привести эти земли к покою, благополучию и процветанию.

Прежде путь от вотчины до Чердыни Велеславе был хорошо известен, а потому и знала она, сколько ехать, как ехать и сможет ли весь путь провести в седле. Теперь дело обстояло иначе. За два с половиной века одни дороги покрылись травой и бурьяном, а другие вдруг появились из ниоткуда. Благо, что Драган знал, как будет лучше и короче, но настаивал на том, чтобы для княгини взяли карету, потому что тяжело ей будет три недели верхом. Да только забывал он, что всякий раз, когда Велеслава утомлялась от конной езды, ничего ей не стоило обернуться птицей, взмыть в воздух и парить так долго, как это необходимо, чтобы после без труда нагнать их отряд на привале, да обратиться женщиной, конечно, в палатке, которую раз от раза не ленились устанавливать для них с Ярополком на ночь. А, впрочем, все больше для Велеславы, ведь муж-то с его военным опытом и количеством походов за спиной, легко мог спать на земле, подложив под голову булыжник.

Вот и теперь, стоит солнцу начать садиться, как низина перед самой Чердынью пестрит алым цветом установленного шатра, давая Велеславе знак, куда стоит лететь и приземляться. Она, однако, не отказывает себе в неоднозначном удовольствии сначала облететь столицу, чтобы не узнать ее: оно и не удивительно, после набега вогулов город пришлось строить едва ли не заново, а за двести лет так и вовсе многое изменилось. Но княгине все равно не нравится. И больше всего она хочет поскорее оказаться внутри, чтобы сделать все так, как им с Ярополком было привычнее. Увы, заезжать в город посреди ночи, не давая людям отдохнуть, а себе – подготовиться, было не самой лучшей затеей. Так что Велеславе приходится смириться, что в Чердыни и княжеских палатах они окажутся только с утра. И все еще неизвестно, чем это закончится. Будет ли битва с местной стражей? Будет ли оказано сопротивление? Прислал ли Владимир уже новую куклу, чтобы сидеть на их престоле? У Велеславы нет сомнений в том, что они вернут то, что их по законному праву. Но она все равно ощущает волнение, когда приземляется на плечо мужа в их последнем лагере, вертит головой по сторонам и ждет, пока Ярополк занесет ее внутрь шатра.

Внутри тепло и светло, а рабыни уже приготовили Велеславе платье. Их уже давно не занимают ее обращения, и они даже не смотрят на то, как птица слетает с плеча князя, чтобы через мгновение стоять обнаженной женщиной посреди шатра. Это, впрочем, ненадолго, потому что княгиня вполне привычно поднимает руки вверх, позволяя начать ее одевать. Даром, что ночь, нижнее платье – атрибут обязательный и неотъемлемый, пусть княгиня и не собирается выходить до самого утра, а в довесок, намерена хорошенько выспаться. Они никуда не торопились, Чердынь была перед ними, а власть – почти в руках. И они не были беловодскими воришками, для которых каждая минута промедления была смерти подобна, ведь непокорный Искор без князя мог превратиться в сущий ад. Они были законными князем и княгиней, которые точно знали, что столица их дождется.

- Изуродовали наш город, точно ни одного нормального архитектора в округе не было, - говорит она Ярополку, пока рабыни продолжают одевать княгиню и подносят ей таз с водой, чтобы умыла руки и лицо, а следом – заколки, чтобы выбрала, чем перехватить огненную копну волос, когда ее расчешут, - Хочу, чтобы было, как прежде, - тихо добавляет женщина, глядя прямиком на супруга, - Нашу Чердынь хочу, наш Искор, - она, конечно же, понимает, что и Чердынь, и Искор сильно изменились за прошедшее время. Время вообще никого не щадило, а два века это большой срок и для смертных, и для строений. И все же, Велеслава надеялась на то, что они смогут вернуть себе не только крепость, палаты, народ, но и дом тоже. И среди всего дом был важнее прочего.

- Зеленую, - она коротким плавным жестом указывает на костяной гребень, украшенный россыпью изумрудов. Подарок Рогволода. Давно мертвого, но все еще незабытого. Рабыни расторопные, тихие и знающие свое дело, так что много времени на то, чтобы привести княгиню в должный вид у них не уходит. Она умывает, наконец, лицо ледяной водой из местной речушки, моет руки, вытирается полотенцем и жестом дает девушкам понять, что их помощь больше не требуется. Велеславе не мешают рабы, она может говорить при них с мужем спокойно, тем паче, что говорят они на древнем языке Искора. Язык этот не был знаком сейчас никому, кроме них двоих. А потому, и опасений женщина никаких не испытывала. И все же, сейчас они с супругом делили не только слова, но и воспоминания, все то, что никто, кроме них самих, понять не мог, не знал, что они чувствуют.

- Странно вот так возвращаться, да? – спрашивает Велеслава, поправляя расшитые рукава своего платья, - Я и не думала, что это будет так трудно, - она подходит ближе к супругу и берет его за руки, - Будет ли это снова наша Чердынь? Будет ли наш Искор?

Подпись автора

Велеславе хочется поверить в слова мужа. Хочется поверить в то, что и Искор, и Чердынь, и каждый уголок их княжества всегда был их. Но она не может. В этом всегда было их отличие с мужем. Княгиня желала всего сразу, или вообще ничего. Она любила масштаб и размах. Если владение, то безраздельное. Если власть, то безоговорочная. Если война, то до полнейшего уничтожения противника. В Ярополке же было больше мудрости. Он видел полутона и возможности, видел вероятности и перспективы. И порой ему этого было достаточно, а единственной причиной, по которой Велеслава не сходила с ума от ожидания тех самых перспектив, и был муж рядом. Муж, который говорил, что они обязательно все вернут, что все обязательно будет так, как они хотят (а хотели они всегда одного и того же, даже если видели картину по-разному), нужно только подождать, набраться терпения, не терять надежд и быть готовыми. Чаще всего он оказывался прав. Они получали того, чего желали. Получали без тех потерь и рисков, которые неизменно сопровождали бы их, последуй они плану Велеславы и ее желаниям либо построить все так, как они хотят, либо сжечь во славу Змея. Иронично, что именно его жрица на манер Громовержца желала всего и сразу, а тот, кто пришел из племени Громовержца, напротив, обладал мудростью, терпением, осторожностью и предупредительностью Змея. В этом Велеслава видела лишь подтверждение того, что их союз был благословлен Богами. И должен был свершиться во имя Искора. И во имя их самих.

- Не-е-е-т, н-е-п-р-а-в-д-а, - тянет чуть ли не по буквам Велеслава угрожающе тихим голосом, сузив зеленые свои глаза под взглядом, которого равно боялись враги и друзья, но никогда не боялся Ярополк, - Искор и Чердынь наши только тогда, когда мы в них княжим, Ярополк, - и это проводило черту под восприятием Велеславы, в том числе, роли их детей. Они могли становиться князьями в их Искоре, но на это время Искор, с точки зрения женщины, переставал быть по-настоящему их. А теперь там двести лет правили беловодские наместники, и это все двести лет лишало княгиню покоя. Княгиней она не переставала быть никогда. Но быть княгиней без княжества и княгиней, что княжит в Искоре – это две огромные разницы. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы понимать, чему именно Велеслава отдает предпочтение.

Она ступает к мужу ближе, обнимает его за шею и касается губами его скулы, чувствуя дрожь предвкушения, которую она ощущала всякий раз, когда они возвращались в Искор, чтобы вновь взять правление в свои руки. Это было сродни возвращению в стены родного дома, по которому так сильно скучала. Это было сродни возможности испить чистой родниковой воды после дней жажды посреди жаркой пустыни. Это было сродни полету после долгого заключения в клетке, пусть даже клетка и была из золота. И чем ближе они были к своей цели, тем сильнее билось сердце Велеславы в груди, тем нестерпимее становилось ее желание занять престол в каменном княжеском чертоге. Порой это желание было столь сильно, что женщина ощущала ярость от невозможности исполнить задуманное так скоро, как это возможно. Но теперь они были в шаге от получения желаемого. Их от Чердыни отделяла всего одна ночь. Но Боги свидетели, эта ночь обещала быть самой долгой за время их жизни вдали от столицы.

- Нам бы не пришлось возвращаться, если бы мы его не отдали, - шепчет она, крепко обняв мужа, - И больше никогда не отдадим. А все, кто повинен был в нашем падении, в падении Чердыни и в лишении нас Искора дорого заплатят за это. Как ты обещал мне. Как мы обещали нашему народу, - вряд ли он мог забыть об этом. Велеслава вот не забывала ни на одно мгновение с тех пор, как они покинули Чердынь с болью в сердце, с пустотой в душе, с сомнениями в разуме. И не будет ей покоя, пока клятва их не окажется исполненной. Но ждать ведь уже всего ничего, не так ли? Чердынь была перед глазами, стоит только выйти из шатра, вдохнуть знакомый воздух и пройти босой по траве. Удержаться от того, чтобы слетать туда снова – почти невыносимо, но Велеслава знает, что это бессмысленно и бесполезно. Только сердце и душу себе разбередит. Будто недостаточно того, что она так много лет ждала и маялась невозможностью вернуться. Невозможностью вновь найти себя вместе с престолом Искора.

Женщина, наконец, отпускает супруга, отходит от него и наливает себе вино из кувшина, уже заботливо наполненного рабынями. Она делает пару глотков, что помогают притушить огонь в груди, помогают вспомнить, что возвращение Чердыни и Искора повлекут за собой не только возможности, но и огромную ответственность, необходимость перемен, необходимость стереть, вырвать со страниц истории факт правления самозваных мерзавцев, прибывших из Ирия, как если бы это была их земля, их народ и их кровь лилась на эту землю сквозь тысячелетия, в которых множество детей Ярополка и Велеславы отдали свою жизнь за наследие своих родителей. Да, и Рогволод тоже. И этого княгиня никогда не простит и не забудет ни столице, ни вогулам. Это то, что нельзя было прощать по определению.

- Что доложили разведчики? Какого сопротивления нам стоит ожидать завтра? – он знает, что сейчас бесполезно ожидать от Велеславы, чтобы она согласилась остаться в лагере и никуда не ехала вместе с мужем. Даже если это было опасно. Особенно, если это было опасно, - Новая марионетка из Беловодья уже прибыла? – она бы хотела взглянуть этой марионетке в лицо, когда станет ясно, что нет в Искоре и Чердыни людей, которые бы его поддерживали. Довольно. Им хватило чужой власти длиной в два с половиной века. Больше такого никогда не будет, даже если Велеславе соколицей придется выклевать новому ставленнику его глаза, - Поскорее бы наступило завтра.

Подпись автора

Возможно, им вообще не следовало покидать Чердынь и отдавать Искор. Возможно, им тогда следовало с собравшимся ополчением дать бой захватчикам. Погибли ли бы они? Почти наверняка, потому что силы были неравными, а на войну не то, чтобы кто-то всерьез рассчитывал. Искор и в ту пору считался диким краем, неподвластным никому, кроме местных. Так оно и было. Наместники заняли свое место в Чердыни, но правили ли они этим краем хоть один день? Велеслава сомневалась. Ее и саму-то время от времени удивлял их народ, хотя она была его неизменной частью, истоком и княгиней. Вероятно, беловодских белоручек он и вовсе шокировал, лишая покоя на долгие-долгие годы. Во всяком случае, женщине отчаянно хотелось так думать. Потому что сама она ни дня не была спокойна с тех пор, как отдала их княжество в руки чужака и узурпатора.

- Согласна, будем править им вечно, мне наши княжеские палаты всегда нравились, - теперь, правда, понравятся едва ли, потому что их наверняка перестроили, а еще едва ли именно это Ярополк имел в виду, когда говорил о том, что они никому не отдадут Искор, но Велеслава настолько соскучилась по бытности своей княгиней, по Чердыни, по их Искору, что ни на какой другой вариант она согласна не была вовсе. Да, у них были три сына и дочь, формально каждый из них мог бы стать следующим князем, но теперь женщина думает только о том, что сыновьям вполне хватит их удельных княжеств, а править Искором будут те, кому это на роду написано, те, кто сделал все, чтобы Искор вообще смог существовать.

Велеслава, конечно же, наливает вино и супругу тоже, делает пару глотков из своего кубка, проходится по шатру, не находя себе места. У нее нет сомнений в том, что завтра они вернут себе и Чердынь, и Искор, дело совсем не в этом. Дело в нетерпении, которое женщина испытывает, дело в рое пчел у нее в голове, что тысячей мыслей и воспоминаний воскрешают в ней давно забытые чувства, значительную часть которых она вообще пыталась изо всех сил в себе прятать, чтобы не отравлять их с Ярополком жизнь в их далекой вотчине, неподвластной никому, кроме них самих. Их вечный дом, их вечное начало, их вечная возможность. Но сейчас Велеслава видела дом лишь в одном месте. И местом этим были княжеские палаты Чердыни, а не что-либо еще.

- Это слово было «нет». И хорошо бы тебе его, наконец, выучить, - она смеется, хотя в ту пору дочери вождя было совсем не смешно. Не самые приятные ощущения, знаете ли, когда к тебе в дом заходит незнакомец из враждующего племени и чуть ли не жестами дает понять, что хочет на тебе жениться. Жениться! Подумать только. Велеслава и теперь-то ощущает истовое возмущение, хотя она и представить не может, как провела бы эти пять тысяч лет без супруга, если бы так сталось, что он бы понял ее «нет» в ту пору и все-таки ушел, чтобы никогда не вернуться. А уж тогда она от возмущения не знала, что и сказать. Да и что тут скажешь, собственно? Что он сошел с ума, а их родители их убьют, как только узнают, проклянут и начнут новую войну? Вероятно, он и сам об этом знал не хуже, но принял решение, которое оставалось отчаянно-рискованным, но все-таки послужило интересам обоих племен и положило начало созданию княжества, за которое теперь Велеслава так сильно переживала, которое любила и которое считала не просто своим домом, но началом всего – для них двоих и для всей семьи.

- И держу пари, заяви мы ту пору, что теперь владеем этими землями и народами, наши родители с нами бы поспорили, - потому что их совместная жизнь и без того была далеко не сахар, а родители лишь подливали масла в огонь, не желая мириться с выходкой своих отпрысков. И сейчас-то брак без благословения родителей – все равно, что не заключенный, а в ту пору это был такой чудовищный скандал, что и впрямь могло послужить реальным поводом для войны в ее самых худших проявлениях. И непонятно еще, кто оскорбился бы больше. Родители Ярополка, которого соблазнила ведьма с запада, или родители Велеславы, которую обесчестил дикарь из вражеского племени. Сейчас об этом можно было думать со смехом, но тогда женщине было, что называется, совершенно не смешно. Настолько, что существовала реальная вероятность того, что они с мужем вообще разведутся. Хотя, зачем? Они ведь, с точки зрения их племен, и не были женаты вовсе.

Теперь все это кажется незначительной глупостью. Когда прошел с кем-то рука об руку путь в пять тысяч лет, это делает твою жизнь неотделимой от его. Это заставляет забыть обо всех ссорах, сомнениях, тревогах и переживаниях, которые занимали вас когда-то в прошлом. Вообще-то все это казалось ничтожной малостью на фоне пяти тысяч лет, тянувшихся целой вечностью. Это десять лет могут пролететь, как один миг для смертных. Для бессмертных пять тысяч лет были большим сроком. И Велеслава рада была тому, что провела их с Ярополком.

- Хорошо. Надеюсь, новый беловодский ставленник успеет повернуть назад, зная о вестях, что его здесь ожидают, - вскинув подбородок, тихо произнесла колдунья, допила вино из кубка, задернула вход в шатер и забралась на постель. Да, это была не кровать в княжеских палатах, но и они пока еще не в них. Одну ночь она как-нибудь справится с тем, чтобы поспать здесь. Всего лишь еще одну ночь.

- В городе еще долго не будет безопасно, - она хотела бы сказать, что все примут их легко и радостно, она даже знала, что с большинством так и будет, но найдутся и те, кто окажется против, кто откажется принимать их и возвращать то, что по праву всегда принадлежало им одним. Будут покушения, будет опасность, будут нападения. Это неизбежно. Сколько они с Ярополком пережили таковых? Едва ли колдунью можно было удивить чем-нибудь подобным теперь. И едва ли из-за этого она будет оставаться за пределами Чердыни до тех самых пор, пока точно не станет безопасно. Потому что точно безопасно не будет никогда.

- Но за меня не бойся, - она садится позади мужа и касается губами его плеча, руками скользнув по спине, - Ничего уже не случится. За пять тысяч лет не случилось, не случится и теперь, - шепчет княгиня, прикрывая глаза и прижимаясь щекой к плечу мужа, - Мы вернемся наконец-то завтра. И сама Чердынь будет давать мне силы.

- Пока не на наших, сам ведь знаешь. Они непременно затребуют нашей помощи, когда настанет час, когда арконский Великий князь решит, что мы ему чем-то обязаны, - она хмыкает, - Даже не знает, что это он нам всем обязан, - она вздыхает, гладит мужа теплыми пальцами по затылку, а затем встает, чтобы расстелить свою половину постели, - Будем спать? Завтра сложный день ждет.

Подпись автора

Велеслава тоже не хочет, чтобы Искор был частью чего-то. Искор был полон и самодостаточен сам по себе. Уникален. Непревзойден. Совершенен. Во всем его культурном многообразии, во всей его противоречивости, во всех аспектах, которые теперь многим казались бессмысленными, но для Велеславы с Ярополком оставались частью идентичности этого края. Понять Искор можно было, только являясь частью Искора. Аркона не могла. Не сумела. И даже не пыталась. А потому, очиститься от ее власти, пожалуй, было бы правильно.

Но как бы больно от этого ни было, женщина понимала, что скорее всего, быстро это сделать не удастся. А может быть, не удастся вообще. Да, Великое княжество ослабло в этой войне, совершенно непонятно было, кто теперь правил и кто должен править, но кто бы это ни был, он едва ли отпустит от себя целый кусок земли прямо в центре континента. И для этого даже не нужна была военная сила, в сущности. Хватило бы и экономической блокады. У них ведь не было выхода к морю, как не было и неистощимых ресурсов. Заставить свой народ голодать ради гордости? Велеслава не была на это готова. И на сделки с Арконой – тоже не была.

А потому, пока она была согласна с мужем в том, что им нужно было освободить Искор, но не любой ценой. Не ценой их народа. Не ценой будущего этого края, не ценой возможностей, которые они утратят, если так станется, что новый правитель все-таки захочет оставить их при себе, несмотря на то, что их княжество было скорее костью в горле, нежели необходимой частью Великого княжества.

С другой же стороны, их отделение могло создать прецедент. И ему могли последовать другие княжества. Лишь исходя из этих соображений, будь Велеслава Великим князем, она бы никогда не допустила отделения Искора, и лучше стерла бы их с лица земли, замкнув вокруг них цепь экономической блокады и заморив голодом. Поступит ли так же Великий князь, кем бы он ни был? Княгиня не знала. Но знала, что им надлежит быть предельно осторожными с Арконой. Потому что Аркона была непредсказуема. И потому что умереть, когда вернули себе то, что так давно хотели вернуть, не входило в планы Велеславы.

- Я тоже. Но с этим нам торопиться не следует. Неизвестно, какие меры предпримет новый Великий Князь и предпримет ли вообще. Мы можем оказаться в незавидном положении, если выйдем на конфликт. Поэтому пока давай просто вернем наш Искор, отомстим за смерть наших близких и сожжение Чердыни, а затем будем решать, что делать дальше, - она тянется и целует его в скулу, встает, чтобы убрать кубки и проверь слабо горящий в очаге огонь. До утра еще было долго, а Велеслава до крайности не любила мерзнуть.

- Мы со всем справимся, - она оборачивается к супругу и ободряюще ему улыбается, убеждается, что дым выходит, куда следует, а затем возвращается к кровати и вскоре укрывается одеялом, задумчиво глядя на супруга, - Не хочу больше терять Чердынь, - с тех самых пор, как их дом длительное время находился именно на этом месте, а затем и центр объединенного племени, потеря Чердыни была сродни потери части сердца. Особенно тем чудовищным образом, каким они потеряли ее в последний раз, - Это как потерять немного от нас самих, - задумчиво говорит женщина и еще долго смотрит на мужа, не произнося больше не слова, пока сон, наконец, не берет над нею свою безоговорочную власть.

Спит Велеслава плохо и просыпается, едва успевает забрезжить рассвет. Она слышит шелест полога, который уже дважды успевает открыться, отчего княгиня хмурится, не желая будить супруга. Не было никакой нужды выступать раньше рассвета. Куда им было торопиться? Женщина почти бесшумно встает с кровати и тихой поступью идет к выходу из шатра, где в пояс ей кланяется Драган, - Доброе утро, княгиня. Извините, что побеспокоил ваш сон, да только мне бы с князем поговорить, - шепотом заявляет мужчина, который за пять тысяч лет мог бы и выучить, что князь и княгиня все равно, что едины. Она одаряет его весьма выразительным взглядом, качает головой и тяжело вздыхает.

- Простите. Дмитрий из Чердыни. Наш разведчик. Ну тот, что из старых, которые еще клятву вашу с князем видали, он сообщает, что тело Ивана-наместника привезли ночью, вместе с ним стражи человек десять, и говорят, что князя из Беловодья нового уже тоже отправили. Что делать-то будем, княгиня-матушка? – а что делать теперь уже Ярополк и решит, потому что Велеслава даже не видит, не слышит, а нутром своим чувствует, что супруг проснулся и все слышал. Как уж тут не проснуться? Практикой громкого шепота Драган владел безупречно, чем сейчас Велеславу вообще-то сердил. Ярополку поспать надо было перед трудным днем, а он тут со своими вестями. До утра подождать не мог, что ли, честное слово?

- Ступай, - строго велит княгиня, и еще прежде, чем Драган успевает вымолвить хоть слово, задергивает полог, берет кочергу и идет шевелить ею угли в очаге, чтоб хоть немного посветлее стало, да потеплее. Уж так прохладно, что женщина чувствует дрожь по телу. И нет, новости здесь ни при чем. Ни тело Ивана, ни его стража, ни новый князь, которого отправили в Чердынь, ничуть княгиню не волновали. А что волновало, так это то, что следовало теперь опередить нового наместника, не то город тяжелее отбивать будет. Да только если он едва из Беловодья выехал, то едва ли успеет хоть сколько-нибудь скоро в их Чердынь и в их Искор.

- Доброе утро. Извини, что разбудили. Ну, ты и сам все слышал, - закончив с углями, княгиня возвращается в постель, натягивает на себя одеяло, силясь согреться, - Ни тело Ивана, ни стража его нам нипочем, конечно, но все-таки нужно поторопиться закрепиться в городе, чтобы к прибытию наместника, отправить его восвояси, да порекомендовать более никогда не возвращаться, если жизнь дорога, - а жизнь была ох как дорога всем наместникам. Иначе бы они от войны в Искор не бежали, надеясь, что это защитит их от сражений с самозванцем.

Подпись автора

Ей и впрямь холодно, за ночь поленья успели прогореть, а уголь уже не давал такого тепла, как желалось. Но сейчас это едва ли имело хоть какое-нибудь значение. Это в княжеских палатах, на худой конец – в вотчине их и отстроенных тамошних избах и теремах, можно было требовать от прислуги быть расторопнее, а от служанок – поскорее натаскать дров из поленницы, чтобы княгиня не мерзла. Сейчас же все Велеслава понимала, многого не требовала, и все-таки скользнула ненадолго под теплое одеяло, а равно и в теплые объятия мужа, что согревали получше любого огня. Некогда им было нежиться, греться было некогда. Следовало одеваться, да и в путь собираться. Чердынь-то вон она, да только неизвестно еще, чем этот день кончится, а стало быть, настало время поскорее начать действовать. И может быть, после всего этого, княгине больше не придется дрожать от холода, потому что княжеские палаты строили на совесть, и даже маленький очаг там прогревал всю комнату в два счета, особенно в летнее время.

Следовало собираться, конечно, да только четверть часа все равно дел толком не изменят, а ей дадут немного побыть с мужем. Те, кто за них биться теперь собирались, конечно, не понимали до конца всей важности момента. Этого вообще никто, кроме них с Ярополком не понимал, потому что боль, которую оба испытывали, когда потеряли Искор, была только на них двоих поделена, ими двоими не забыла, их двоих мучила. А стало быть, только им было понятно, как важно вновь занять Чердынь, а затем и удержать ее. Занять, наверное, даже было не столь определяющим, вот удержать – это да, это совсем другое дело. И оно вовсе не обещало быть легким, а равно требовало от них двоих большой прозорливости и осторожности в отношениях с Беловодьем, кто бы там княжить ни сел. Одно Велеслава знала точно: никто, кроме них здесь править больше не будет. Никакого ставленника в Чердыни больше не сядет. В противном случае, княгиня сама ему стрелой дырку в теле проделает. И вовсе не так, как Перуну когда-то, в плечо, да не так, чтобы глубоко очень. Нет, прямиком в лоб стрелу выпустит, а потом прикажет в таком виде в этот их Ирий и отправить. Чтобы неповадно было впредь в Чердынь своих прихвостней присылать. Хватит.

Вообще-то в глобальные планы Велеславы входило не только вернуть им княжество, удержать его, уничтожить вогулов и выйти из состава Арконы. О, вовсе нет. В глобальные планы Велеславы входило отомстить за убийство их сына, их Рогволода, а значит, в перспективе гореть будут не только вогулы, но все Беловодье тоже. И уж точно женщина не собиралась быть хоть сколько-нибудь милостивой и милосердной к тем, кто лишил ее ребенка. Потому что несмотря на то, что матерью эта женщина была весьма специфической, она любила своих детей. И не было на свете силы большей, чем мать, мстящая за свое дитя.

- Я не тревожусь ни о страже, ни о наместниках. Город и княжество будут наши. Что бы ни случилось, - княгиня, впрочем, убеждена, что ничего и не случится вовсе. Ей неспокойно, но это беспокойство связано с перспективой возвращения туда, куда она так давно хотела вернуться. Это было предвкушение, а не страх. Они хорошо подготовились. Они знали, за что боролись. Они имели конкретную, а вовсе не абстрактную цель. И цель эта была перед ними. Сто человек? Их здесь было достаточно, чтобы положить половину тысячи, если потребуется. Но Велеслава не была уверена в том, что понадобится даже сотню. Мелкая стычка – худшее, что им грозило. Сколько женщина себя помнила, Чердынь дураков никогда не принимала, а бороться с ними в текущих обстоятельствах, когда даже местный жрец проповедует во славу древних князя и княгини, было воистину бесполезно, а может быть, даже и вовсе совершенно безумно.

- Конечно, я поеду верхом, - отвечает женщина, уже когда шатер их падает, точно подкошенный, а слуги складывают его привычными и выверенными движениями. Дадут боги, этот предмет еще долго им не пригодится, потому что княжеские палаты заменят им любой походный инструментарий. Все-таки Велеслава, несмотря на долгие годы между несколькими домами, а равно годы вообще без дома, предпочитала защиту высоких стен, тепло каменных жилищ и свет очагов, а не попытки особой романтикой их необходимость находить дом посреди поля ли, в лесу или даже где-нибудь еще. Чердынь была их домом. И заехать в нее верхом, а не влететь птицей, было весьма хорошей идеей. Благо, что конь Велеславы, и без того не шибко устававший в течение их пути, потому что значительную его часть он проделывал пустым, отдохнул и напился воды за ночь, а потому сейчас был спокойным, смирным и легко принял свою всадницу.

Княгиня подняла глаза на Чердынь, затем посмотрела на Ярополка и коротко кивнула, давая понять, что готова. Отряд тоже заканчивал последние приготовления. Слуг решили с собой не брать на случай возможного сражения – будут только мешать, а равно и пострадают еще. Не сказать, чтобы здесь многих занимали жизни рабов, но лишние жертвы были ни к чему. Малый лагерь останется – пара костров, пара маленьких палаток, вся утварь, что была уже наполовину собрана, да управляющий, который за всем присмотрит, никого не оставит в жажде и голодными, а равно позаботится и о безопасности тоже. Пара воинов тоже остаются на случай разбойничьей шайки или еще кого. В остальном, отряд выступает налегке, разве что, дружина Ярополка вооружена до зубов и готова к почти любому возможному исходу предстоящих событий. Они знали, на что шли.

Вести об охране Чердыни, княгиню не удивляют, но какое-то странное возмущение глубоко внутри она все равно чувствует. Неприязненно хмыкает, убеждаясь, что лук и колчан со стрелами при ней. Серьезной защитой это вряд ли послужит, но для серьезной защиты у нее были аж четыре телохранителя, назначенные мужем, и этого всегда оказывалось более, чем достаточно. Вот и сейчас по мере приближения к Чердыни, они прикрываю ее щитами, чем немало раздражают женщину, ведь она так не видела свой прекрасный город.

К моменту их подхода дружина и впрямь построена и готова. Лучники позади, мечники впереди, но что-то подсказывало княгине, что никто здесь на контактный бой не рассчитывал вовсе, потому что ворота, так призывно открытые, говорили о том, что их ждали. А раз ждали, так на стены точно выставили хотя бы с десяток лучников. И против лучников у них был всего один ответ – их собственные, а равно и арбалетчики.

- Думаешь, атакуют прямиком со стены? – интересуется княгиня у мужа, потому что ему военное ремесло известно куда больше, чем ей. Все, что видела Велеслава, помогало ей делать предположения, но они вполне могли бы быть и ошибочными. Видела она однажды и как Чердынь осаждают. Преимущественное положение на холме давало возможность либо пронзить стрелами, либо вообще закидать камнями, ядрами и горящими бревнами, что так прекрасно катились со стен. Сейчас для подготовки такого масштаба не хватало командующего и ресурсов, так что не бояться оборонительных сооружений, вероятно, можно было себе позволить. Но если тот, кто взялся за оборону города, не возвел на стены стрелков, то им будет легко взять город, потому что этот кто-то все одно, дурак.

- Позволишь и мне за арбалет взяться? – подходить ближе было опасно, так что они теперь стоят по защитой стены из щитов. Но покуда на них никто не нападал, это было бесполезно. А нападать на них никто не собирался – только идиот выйдет из города с такими высокими стенами. Впрочем, не могло ли так статься, что все это ерунда? Что внутри – не подготовленные профессионалы своего дела, а просто группа ополченцев, ничего особо не умеющих и не соображающих, а от того и не выставивших лучников на стены и ворота не опустивших, что не было у них никаких лучников, и воротами они управлять не умели тоже? Хотелось в это верить. Но если нужно было войти в город по  окровавленной улице, то к этому Велеслава тоже была вполне готова.

Подпись автора

Велеслава мало смыслит в военной стратегии. Бывало, она присутствовала на военных советах мужа, бывало даже, что в его отсутствие вынуждена была послужить вдохновителем какой-либо битвы, потому что иного выбора не оставалось, но она полностью и всецело отдавала себе отчет, что в военном планировании от нее толку мало, а потому зачастую слушала и училась, но в принятие решений не лезла, в отсутствие мужа полагаясь на его советников, в иное время, делая, что он говорит, и стараясь не мешать. Правда, стоило признать, что чаще всего «делать, что говорит Ярополк» значило «остаться в самых крепких стенах княжеских палат под охраной кучи стражников», но этому женщина тоже противилась лишь изредка. Как сейчас, потому что не смогла бы заставить себя бросить Чердынь, утраченную ими на целых два долгих века. Это был их город, они возвели его. И они вместе должны были его вернуть.

Вот и теперь Велеслава сидит на коне, глядя на высокие стены города и слушая мужа. У нее не идей относительно того, как будет лучше поступить, у нее нет понимания того,  насколько именно это может быть опасно. Она прикусывает себе язык, чтобы не предложить Ярополку отправить ее на разведку. Обратившись птицей, она могла вновь облететь весь город и посмотреть, как подготовились защитники и подготовились ли вообще. Но как раз это могло ввести супруга в состояние между гневом и тревогой, потому что если запрет на убийство соколов в любом виде здесь успели отменить, а кто-то в городе знал, что княгиня им обращается, это могло закончиться весьма печально. Да и в довесок, Велеслава не хотела, чтобы Ярополк отдал приказ ослепить всю свою дружину от того, что после обращения в женщину, они увидят ее полностью обнаженной. Со слепым войском, знаете ли, немногие города взять удавалось.

Ладонь Ярополка, накрывающая ее собственную, кажется совершенно естественным и таким нужным жестом, что на несколько мгновений ничего больше Велеславу, в сущности, и не интересует. Она сжимает пальцы супруга, закрывая глаза и делая глубокий вдох. Они возвращались домой, и это возвращение позволяло женщине видеть их путь от самого начала, от той самой встречи в ее доме на опушке леса, когда Ярополк пришел к ней, чтобы предложить стать его женой, даже не зная, кто она такая. И этот самый путь вновь привел их к той точке, с которой они начали создавать Искор, а затем и Чердынь. Было ли что-то ценнее этого? Было ли что-то ценнее возможности вот так держать мужа за руку, не видя, нутром чувствуя, что они обретают вновь то, что всегда им принадлежало?

- Да, твоего позволения, - она улыбается, глядя на супруга, потому что, пожалуй, это и впрямь могло показаться им обоим забавным сквозь годы их близости и единства, в котором Велеслава не нуждалась в позволении предпринимать какие-то действия одно только потому что она знала Ярополка, как саму себя, знала, как он думает и как видит ситуацию, а потому, знала и как он воспримет те или иные ее действия, - Ты разве не знаешь, что я должна спрашивать тебя обо всем, включая возможность выходить из светлицы, да еще и с непокрытой головой? – слова ее будто бы серьезны, но ирония, что сквозит между ними, неприкрытая и явная, так что женщина тихо смеется, качая головой. По законам и нравам Арконы она вообще не могла здесь находиться, да еще и в таком виде, с открытым лицом, непокрытой головой, верхом на коне и арбалетом, закрепленном на седле. Любая другая женщина в стране, вероятно, жестоко заплатила бы за такую дерзость, но они оба знают, что в их семье Велеслава обладает ровно той степенью свободы, которую определили для них пять тысяч лет совместной жизни, а никакие не традиции, законы и запреты. Пожалуй, числись за Ярополком неуемное желание закрыть жену в светлице, закутав ее с ног до головы в ткани, они никогда не стали бы теми, кто они есть, равно как и их отношения не были бы такими, какими они были сейчас.

- Я всегда осторожна, - и ироничный взгляд мужа на себя она вполне может простить, потому что это справедливо. Представления об осторожности у них были очень разные. Велеславе и впрямь казалось, что она всегда достаточно внимательна и не слишком-то рискует, но Ярополк по этому поводу имел свое мнение. Впрочем, это равно справедливо было и для того, что делал сам мужчина. Княгине всегда казалось, что он рискует чересчур, что он мог бы меньше подвергать себя опасности. И все-таки пять тысяч лет их возраста явственно говорили о том, что оба они несправедливы в оценках, ведь до сих пор были живы и вместе, - Но ты тоже будь. Я хотела бы обрести Чердынь вновь, не проливая и капли нашей крови, - потому что они пролили ее достаточно, когда Чердынь потеряли.

Женщина внимательно слушает Драгана, подъехавшего к ним, не отводя взгляда от города. Как вообще там мог быть кто-то, кто решился бы им сопротивляться, если сам город был ими же заложен и являлся сердцем и жемчужиной всего Искора? Как же коротка была память смертных, если они позволили себе забыть, кем были Ярополк с Велеславой и кому они были обязаны всем здесь. Это вызывало где-то в груди позывы глухого гнева, но женщина напоминала себе простую истину: это всего лишь смертные. Сердиться на них – все равно, что сердиться на малых и неразумных детей.

Драган на приказ князя кивает, хотя Велеслава готова поклясться, что он это указание, повторяющееся из раза в раз, попросту ненавидит. Следить за безопасностью княгини было делом непростым. Всегда. Особенно в отсутствие Ярополка, потому что обратиться к нему, как к более высокой инстанции, было невозможно, а сама княгиня никогда никого не слушала, кроме самой себя. Убедить ее что-то делать или чего-то не делать, едва ли действительно представлялось возможным. Вот и теперь он смотрит на Велеславу со всем прилежащим вниманием, но думает, что лучше бы она осталась в лагере. Мнения свои, однако, Драган научился держать при себе уже много тысяч лет как. Он отлично знал, что подвергать критике поведение княгини, было сродни акту добровольного самосожжения.

- Да, столица заждалась, - тихо соглашается княгиня, на мгновение сжимает руку мужа крепче, а затем ждет, пока Драган отдаст приказ о начале наступления. Впрочем, едва ли то, что они делали, действительно можно было назвать подобным образом. Дружина движется слаженно и спокойно, как пехота, так и всадники. Велеслава с Ярополком не в авангарде, но и в хвосте не остаются тоже. Женщина чувствует, как сердце в груди начинает биться сильнее, когда они подходят к воротам. Она даже ожидает, пожалуй, что сейчас посыплется град стрел, но ничего подобного не происходит. Очевидно, в городе и впрямь было немного людей, готовых и желающих оказывать им хоть какое-то сопротивление.

Ворота стоят на этом месте уже лет шестьсот, их тоже заложили они с Ярополком, так что когда князь и княгиня въезжают в свою столицу, у Велеславы не возникает никакого, даже самого малого ощущения противоречия. Лишь только улицы она не узнает от слова «совсем», и это как-то болезненно бьет по осознанию, но женщина молчит. С Чердынью они разберутся позже. Сделают, как надо, а не как было дешевле и должно было в сознании беловодца, ничего не знающего о нуждах местного народа.

Признаться, Велеслава ожидала, что встречать их будут с цветами и хлебом, но это были наивные мечтания. Прошло двести лет, если и были здесь колдуны, которые помнили клятву Велеславы с Ярополком, то едва ли это теперь имело для них большое значение. Им навстречу все-таки выходит несколько местных, но только тех, кто был в этом городе по изначальной договоренности, собирая для них сведения и делая все, чтобы возвращение князя с княгиней пришлось на наиболее удобное и безопасное время.

- Ваша светлость, - мужчина протискивается сквозь ряды воинов с несколькими своими людьми, кланяется перед Ярополком в пояс, боясь поднять глаза на Велеславу, ведь по законам Арконы глазеть на княгиню – все равно, что добровольно согласиться выткнуть себе глаза. И неважно, что это она прибыла в Чердынь в таком виде, мало ли, что там за нравы у господ. Все одно, платить за ошибку не им придется, - Добро пожаловать в столицу. Наконец-то. Ждали мы вас очень, все сделали для возвращения, - Велеслава хочет закатить глаза, потому что терпеть не может, когда им пытаются напомнить, как ценна была чья-то помощь и поддержка. Они и сами знают – сами ведь ее оплачивали все это время. Но женщина сдерживается, потому что обращать на это внимание сейчас не к месту и не ко времени, - Дружинники, что тело Ивана привезли, да еще ополченцев немного, и прежней стражи остатки, все у княжеских палат. Не хотят пускать вас. Да вы их в два счета разбросаете, чего уж там? Мы бы и сами, да только… - да только трусливы больно, но взмах руки говорящего человечка, явно не это предполагает. Но Велеслава вновь молчит. Обращались-то не к ней. Она смотрит на супруга спокойно и без тени сомнения.

- Давай покончим с этим поскорее.

Подпись автора

Велеслава молчит, глядя на людей в опасной близости к их коням сверху вниз, хотя большего они не заслуживают. Большего, однако, и не требуют, и это разумно. Те, кто торговали своей верностью, едва ли могли считаться хоть сколько-нибудь полезными по-настоящему людьми, на которых можно было опереться в настоящем и будущем. Нет, ничего личного, только дела. Они щедро оплатят их услуги, а затем пустят на волю, держа в памяти, что как эти «храбрецы» продали своих прежних хозяев, так продадут и их с Ярополком, если придется. К счастью, у них и без местных было предостаточно верных людей, которые займут свои места при новом княжеском дворе, когда придет время. И Велеслава не говорит ни единого слова, хотя презрение читается на ее лице и плотно сжатых губах. Она на дух не переносила продажных трусов. И даже немного жаль было, что именно они сослужили столь добрую службу, исправно поставляя нужную информацию в течение довольно длительного времени. Это ничего. Время власти Беловодья истекало, а это значит, что им с Ярополком больше не придется довольствоваться тем, что есть. Ведь они, как и всегда прежде, теперь будут брать то, что было их достойно и принадлежало им по законному праву.

Женщина хорошо знает супруга, как и то, что ему происходящее по вкусу не приходится тоже. Им не нужно было обсуждать такие вещи, им вообще, в сущности, не было нужды обсуждать хоть что-то, ведь за пять тысяч лет брака они стали едины и в помыслах, и с побуждениях, так что Велеславе нет никакой нужды ничего говорить, как-то участвовать в диалоге и как-то являть свою волю, выраженную всего в одном: в желании поскорее войти в княжеские палаты, пусть даже они и не будут теми, что были прежде. Пусть даже они будут ей чуждыми и чужими, и когда все придет в норму, Велеслава будет нервничать из-за того, что все в них не так, как ей хотелось бы. Это будут пустяки, напрасные переживания, ведь они непременно сделают все так, как им захочется. Потому что это снова будет их Чердынь и их Искор.

Разговор, по счастью, не продолжается слишком долго. Да и было ли вообще, о чем тут говорить в действительности? Княгиня лишь бросает короткий взгляд на заинтересованных происходящим горожан, очевидно, не шибко понимающих, что к чему. Но им это и не нужно было вовсе. Они примут новых князя и княгиню, если хотят мирной, спокойной и сытой жизни. Ведь древние легенды Искора рассказывали не только о том, как справедлив и мудр был князь, правящий этими землями. Но и о том, как вспыльчива и скора на расправу княгиня, рука об руку истово защищающая равно их край и веру, которую она неизменно несла в своем сердце. Признаться, с тех пор мало, что изменилось. Велеслава могла быть мудрой и милостивой, милосердной и добродетельной, но горе тому, кто вызывал ее гнев, оскорблял или обижал ее чем-то. Такого она никогда не забывала. А равно не боялась наказывать тех, кто этого заслуживал, тех, кто забывал свое место, тех, кто не имел должного уважения к ним – прошедшим столь долгий путь и создавшим Искор таким, каким он был тысячелетия.

Княгиня улыбается супругу в ответ. Больше всего на свете ей хочется не ждать больше ни единого мгновения, но им надлежит не только взять Чердынь и воцариться в княжеских палатах, но и преимущественно пролить как можно меньше крови. Своей собственной, а равно своих людей. И Велеслава верила в то, что так оно и будет. Они пришли сюда полностью готовые. Дружина Ярополка тренировалась ежедневно и многое с ним прошла. Те же, кто собирался встать у них на пути, либо проделали долгий путь с поля боя вместе с телом Ивана, что само по себе не прибавляло им боевого духа, ведь сражаться за мертвого князя – не все равно, что сражаться за живого; либо давно не видели никакого князя вовсе, ведь мальчишка – никакой не князь, а даже если бы и так, то умер он уже несколько месяцев как. За это время из Чердыни успел сбежать – смех, да и только! – посадник Ивана, прихватив с собой часть казны и особенно «верных» людей. Увезти все не получилось, потому что из столицы он именно, что бежал. Но с этим они разберутся немного позднее. Так для чего же было сражаться местным воинам? Из чувства упрямства? За мертвого князя? За Аркону? Вздор. Велеслава в это не верила. И ожидала, что они сдадутся, едва увидев Ярополка. Хотя бы потому что он был истинным князем. И хотя бы потому что женщина отчетливо знала, что он ценил разумность и прагматичность, которая в этот раз крылась в возможности сложить оружие и не сражаться вовсе. Быть может, кто-то, кто эту разумность готов будет проявить, даже останется у него на службе. Но обо всем этом княгиня молчит. Ярополк и сам знает, что ему говорить и что делать. А битва… Что ж, эта битва не должна была продлиться долго, даже если и успеет начаться.

Велеслава ерзает в седле, но только лишь от того, что она не видит лиц этих людей, а потому, не может заранее предсказать их реакцию. Если ей и тревожно, то совсем немного, потому что она знает, что противостоять им едва ли будет действительно возможно. Если готов здесь кто-то биться, то этот кто-то был лишь небольшой стражей Ивана, но в такой численности все равно долго не повоюешь. Так зачем?

- Князь у нас один, - отвечает кто-то, кого Велеславе не видно из-за спин мужчин. Может быть, оно и к лучшему, ведь ее и от слов-то передергивает. Князь у них и впрямь был один. Прямо перед ними на коне возвышался. И если что-то и вызывало реальные беспокойства, так это то, что вслед за мечами обнажились копья, которые явственно угрожали коням, а значит, и всадникам тоже, - Владимиром Беловодским зовут его. И он решает, кому следующим князем в Искоре быть. Нам велено стеречь княжеские палаты до нового назначения. Убирайтесь отсюда, или я сегодня же обо всем доложу в Ирий, и через месяц все княжество будет в огне и крови. У Великого князя как раз армия под такое дело собрана, - он дерзко усмехается, и часть стражи усмехается следом. Ополчение же, однако, выглядит больше напуганным до смерти, нежели готовым сражаться.

- Пошли вон, - грозно понизив голос, говорит, очевидно, глава стражи – бородатый и хмурый, вот и все, что успевает различить Велеслава, прежде чем мечи обнажаются уже с их стороны. Конь ее начинает беспокоиться, но еще прежде чем это становится опасным, кто-то хватает его под уздцы и отводит подальше от эпицентра сражения, которое начинается слишком стремительно. Княгиня едва сдерживает вскрик, когда пара копий поражает лошадей, но по счастью, ни один из всадников – не Ярополк. Она вкладывает арбалетный болт, прицеливается и производит выстрел, раня кого-то из их противников. Ей не страшно. Княгиня знает, что за всякое обретение требуется оплата. А Чердынь стоила для Велеславы любой крови, пролитой за нее, если только это не была кровь Ярополка и ее собственная.

Подпись автора

По всем канонам арконского патриархата, Велеслава должна была вскрикнуть, зажать лицо руками и оставшееся время плакать, да молиться, чтобы муж со всем справился, защитил ее саму и их княжество. Но эту семью мало заботили чужие представления о патриархате и чужие представления о том, как должно быть. Княгиня, конечно, никогда не стояла и никогда не стала бы пытаться стоять бок о бок с Ярополком в бою, но кое-что она все-таки умела, так что арбалетный болт весьма метко поражает кого-то из вражеских воинов прямиком в шею, обрывая его короткую жизнь, а затем и следующего – куда-то в живот. Не такая быстрая и легкая смерть, но если бы это волновало женщину, вряд ли они вообще пришли бы возвращать свою столицу. Человеческая жизнь переставала иметь для Велеславы значение, если эта жизнь становилась поперек ее или поперек жизни ее супруга.

Можно было многое сказать о чувствах княгини в этот момент, в том числе потому что пять тысяч лет возраста сильно исказили восприятие того, как вообще эти чувства выглядят и должны ощущаться. Велеслава не была уверена, что она способна по-настоящему ощущать, что-то к большинству явлений, мест и людей на земле, но семья, княжество, столица, конечно, были совсем другим делом. И первое, что ощущала женщина – гнев. Как эти никчемные и жалкие смертные, упоминаний о предках которых в ту пору, когда создавался Искор, еще не существовало, смели противостоять им?! Смели пытаться забрать то, что никогда не принадлежало никакой Арконе, никаким лже-князьям, никому, кроме Ярополка и Велеславы! Это было немыслимо, оскорбительно, отвратительно и несправедливо. И гнев, который пылал в груди женщины, обещал, что скоро запылают и костры по всему княжеству тоже. Потому что эту гниль нужно было искоренить. Больше никто не должен даже вообразить, что может забрать у них их Искор, а тем более, поднять руку на князя.

Долго битва не длится. Помощь Велеславы – тоже, потому что она и не требуется. Как бы хорошо женщина ни умела стрелять, обученная твердой рукой мужа, а правда была в том, что воинами были здесь он и его дружина, и следовало с этим считаться. Да и не было никакой нужды более проявлять себя, ведь вскоре защитники княжеских палат, скрываются в самих палатах, вызывая в женщине очередной поток глухого гнева. Глаза ее темнеют, и она хочет сказать мужу, что никому не должно быть пощады, даже ополченцам, если им хватило ума встать у них на пути, но Велеслава не смеет перечить Ярополку на глазах у всех. Одно дело – обсуждать его решения наедине с ним, совсем другое – подвергать его авторитет вопросам при его воинах. И хотя в седле княгине не сидится, а беспокойство за супруга и ее возмущения лишь множатся, колдунья находит в себе силы, чтобы прикусить язык и не вымолвить ни слова.

Тяжело, суетно, муторно Велеславе наблюдать за тем, как Драган одного за другим отправляет воинов к Ярополку, да только не за их жизни она волнуется, а за жизнь и здоровье мужа. Те, что скрылись в палатах-то, конечно, были не в своем праве, шли против законов божественных и человеческих, а все-таки сражаться умели. И как известно, звери, загнанные в угол, опаснее вдвойне. А от того и тревоги женщины теперь сильны и глубоки, так что она было вынимает ногу из стремени, чтобы спешиться и направиться следом, да только воин, которого сегодня, кажется, назначили ее телохранителем, головой качает, глядя на княгиню, и ногу ее обратно отправляет. Вообще-то, он это зря. Ведь Велеслава в таком гневе, что за то, что он прикасаться к ней посмел, она вполне может распорядиться лишить его рук. Но отвечает сейчас лишь грозным взглядом, - Я с ним! – решительности ей не занимать, да только тем, кому ее охранять велено – тоже. Никакого «с ним» здесь не будет, потому что Ярополк, вне всякого сомнения, будет куда более скор на расправу, если узнает, что Велеславу в палаты, полные врагов, отпустили следом. Где это видано вообще, чтобы княгине позволяли так рисковать, а главное, даже если было бы видано, об отношении Ярополка к таким выходкам было известно. Супруге он ничего не сделает, а вот тем, кто отвечал за ее безопасность, поснимает если не головы, то места в своей дружине уж точно.  Так что коня Велеславы уводят подальше от входа и эпицентра битвы, пока Драган разбирается с остатками ополчения. С той его частью, которой смелости и глупости хватало для того, чтобы продолжать бессмысленное сопротивление. А оно ведь и впрямь было совершенно бессмысленным, как ни посмотри.

Велеслава, не спешиваясь, ждет, пока муж снова появится на крыльце терема. Двери-то знакомые, сюжеты известные, лучший на то время мастер резал и петли ставил, глаза змею отливал золотом, да изумрудами, видимо за двести лет правления никто лучше так сделать и не сумел. Приятно было отмечать все те части их дома, которые оставались прежними. Приятно было думать, что много всего другого осталось прежним. Да только главное для Велеславы было то, что прежними они с мужем остались, а он вот теперь отчего-то задерживается внутри. И покуда схватка на улице уже несколько минут, как закончилась, для княгини минуты последующие растягиваются в часы. Она напряженно прислушивается к звукам битвы внутри, пару раз вздрагивает, когда враги их летят из окон, либо уже мертвые, либо близкие к тому, но в целом, все больше смотри на вход, на тяжелые двери, хорошо ей знакомые, на ступени, по которым сотни тысяч раз поднималась и спускалась

- Громовержец и Змей, прошу, сохраните его, - шепчет она одними губами, сжимая пальцами подвеску с ликом своего божества, а затем прикасаясь к ней губами. В этот раз боги оказываются милостивы, потому что не проходит и четверти часа, как Велеслава слышит знакомые ей шаги, ведь походку мужа она ни с чьей не перепутает. Полы платья рассекают воздух, княгиня, наконец, спешивается и бросается к мужу. Кровь на нем, да только его ли? Хотелось бы думать, что нет. Женщина обнимает мужа, тревожно в глаза ему глядит, - Ты не ранен? Все хорошо? – и это теперь важнее вопроса, что последует после, - Чердынь снова наша?

Подпись автора